Князь Павел Петрович Вяземский (2 (14) июня 1820, Варшава – 29 июня (11 июля) 1888, Санкт-Петербург) – российский дипломат, сенатор, литератор из рода Вяземских. Владелец подмосковной усадьбы Остафьево.
Родился в семье князя П. А. Вяземского – близкого друга А. С. Пушкина. В детстве и юношестве П. Вяземский неоднократно встречался с А. С. Пушкиным в своём доме. Эта дружба, вероятно, и заложила начало всей его будущей литературной и научной деятельности. П. П. Вяземский получил блестящее образование в Петришуле, а затем в С.-Петербургском университете. После окончания университета поступил на службу в Министерство иностранных дел, где работал а составе русских дипломатических миссий в Константинополе, Гааге, Карлсруэ и Вене.
В 1845 г. опубликовал наделавшую много шума литературную мистификацию «Письма и записки Оммер де Гелль».
После возвращения в Россию в 1848 году Вяземский работал в Министерстве народного просвещения. В 1856 году был назначен помощником попечителя Санкт-Петербургского учебного округа, а в 1859 году попечителем Казанского учебного округа. В 1862 году он перешёл на работу в Министерство внутренних дел, где был назначен председателем Санкт-Петербургского комитета иностранной цензуры, а 5 апреля 1881 года по 1 января 1883 года работал Начальником Главного управления по делам печати. В это время при его участии была разработана программа первой официальной народной газеты «Сельский вестник».
Последние годы жизни князь П. П. Вяземский состоял сенатором по департаменту герольдии, где продолжал заниматься историей русских дворянских родов. Он скончался 29 июня 1888 году в С.-Петербурге и похоронен рядом со своим отцом, Петром Андреевичем Вяземским, в Александро-Невской лавре.
На протяжении всей своей жизни кн. П. П. Вяземский много занимался историей русской литературы и палеографией. В 1877 г. по его почину было основано Общество любителей древней письменности (ОЛДП), в котором он был выбран почётным председателем. Среди его самых известных трудов: «Замечания на Слово о Полку Игореве» (СПб., 1875.), где он анализирует этот один из самых древних памятников русской словесности.
(Из проекта "LiveLib.ru")
Книга "Письма и записки Оммер де Гелль" (1990, 288 стр. / Вступ. статья, подгот. текста и коммент. А. Немзера; худож. А. Семёнов) (doc-rar 198 kb; pdf 15 mb) – апрель 2005, март 2024
– OCR: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль) и библиотека "ImWerden"
«Письма и записки Оммер де Гелль», якобы принадлежащие французской писательнице Адель Омер де Гелль (1817-1871), «перевод» которых был впервые опубликован в 1933 году, в действительности являются весьма умелой и не лишённой живого интереса литературной мистификацией сына поэта, критика и мемуариста кн. П. А. Вяземского Павла Петровича Вяземского (1820-1885), известного историка литературы и археографа. В записках наряду с описанием кавказских и крымских впечатлений французской путешественницы упоминается имя М. Ю. Лермонтова, что и придавало им характер скандальной сенсационности, развеянной советскими исследователями в середине 30-х годов нашего века.
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
Бетховен родился в Бонне в 1770 году; он был сыном одного из музыкантов курфюрста. Музыкальный гений рано пробудился в нём: ему было едва 12 лет, когда он написал свои первые произведения, изданные в Маннгейме и Спире. Между тем город, который теперь гордится честью, что в его стенах родился Бетховен, и который только что воздвиг ему памятник, во время его жизни не оказался щедрым на помощь, предоставив ему бороться с нищетою, этим ужасным препятствием на пути артистической карьеры. Как все гениальные люди, которые прилагают новые пути и идут совершенно одинокими дорогой могучей натуры, так и Бетховен не был понят ни публикой, ни знатоками искусства. Сам Гайдн признавал в нём хорошего пианиста, но считал его как композитора много ниже посредственности. Соотечественники
Бетховена не могли переносить его странного характера, его дикого нрава и его резкости, постоянно желая в нём видеть предупредительность и изящество современных щеголей; чтобы избежать замечаний и упрёков, которые он заслуживал своею несдержанностью, он принужден был скрыться в толпе большого города. Но и в Вене его оценили и отнеслись к нему не лучше, чем в Бонне. В 1801 году, после смерти курфюрста, Бетховен, лишённый всякой материальной помощи, впал в полнейшую нищету, с которой боролся в течение 8 лет. В это время Германия пристрастилась к итальянской музыке, и Сальери совершенно затмевал Бетховена. Он погиб бы бесследно, если бы, вследствие разных просьб, не получил места капельмейстера при дворе Жерома Бонапарта, короля вестфальского. Тогда немногие защитники немецкой школы сразу
расположились в пользу этого гениального человека, который один мог нести знамя национальной музыки против вторжения итальянского дилетантизма; нашлись три мецената, которые удержали Бетховена в Вене, обеспечив ему 4000 флоринов в год содержания. Это были эрцгерцог Рудольф и принцы Лодкевич и Кинск.
Таким образом Бетховен освободился от когтей нужды; ему не приходилось уже бороться против жестокой несправедливости, которая упорно продолжала не признавать его произведений. Слава увенчала его только после смерти.
* * *
Хлебный неурожай 1839 г. русское правительство пыталось побороть широким введением посевов картофеля, вызвавшим так называемые «картофельные бунты». Крестьянские выступления действительно подчас подавлялись жестоко, однако описания Омер де Гелль (т. е. П. П. Вяземского) ни в коем случае не могут считаться достоверными. Здесь и далее читателю следует помнить, что в «Письмах и записках...» автор пародирует нелепые представления о России 1830-х гг., представленные как в некоторых сочинениях иностранцев, так и в позднейшей отечественной публицистике: отсюда форсированные мотивы жестокости и общественного бесправия.
* * *
Мы слышали, что власти в России следят по стопам путешественников. Они к ним очень внимательны, но не скрывается ли под этим вниманием полицейская
подозрительность, которой они проникнуты?
* * *
Лермонтов всегда и со всеми лжёт. Такая его система. Все знакомые, имевшие с ним сношения, говоря с его слов, рассказывали всё разное.
* * *
Графиня В<оронцова>, которая ушла с кн<ягиней> Г., чтобы оправить свой туалет, спросила меня, застегивая свою амазонку, что случилось у меня с Лермонтовым. «А это другое дело! Но всё-таки порядочные женщины не должны его не только принимать, но и вовсе пускать близ себя».
* * *
Лермонтов меня уверяет очень серьёзно, что только три свидания с обожаемой женщиной ценны: первое для самого себя, второе для удовлетворения любимой женщины, а третье для света.
Страничка создана 16 апреля 2005.
Последнее обновление 30 марта 2024.
