Книга "Галина. История жизни" (1985, 550 стр.) (pdf 33,8 mb) – январь 2024
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
В книге "Галина. История жизни" история жизни великой певицы и актрисы Галины Вишневской рассказана из первых уст. "Эту книгу я должна была написать, – говорит Галина Вишневская. – Когда нас выбросили из нашей страны… мне нужно было рассказать людям о том, что случилось с нами. И почему".
Книга является уникальным свидетельством непростой, удивительной жизни. Девушка, окончившая 7 классов школы, не имеющая специального музыкального образования, становится главной фигурой Большого театра, а потом и мировых оперных сцен – она приходит в оперу абсолютно подготовленной, как бриллиант, уже не требующий огранки. Откуда взялся этот бриллиант? Какие ювелиры работали с ним? История жизни великой певицы – сказка про Золушку, или же история тяжёлой, трудной работы над собой, преодоления себя и трудностей мира.
Война, блокадный Ленинград, голод, тяжёлый, неженский, труд, затем – признание, слава, успех; затем – изгнание с Родины…
На страницах книги оживают культура и история великой страны, великие личности, которые эту историю создавали. Воскресают забытые эпизоды общественной жизни в Советском Союзе. Яркий, неподражаемый стиль книги затягивает с первых страниц. Предельная откровенность и честность автора перед собой и читателями заставляет сопереживать каждой минуте горя или радости великой певицы. Книга – автопортрет великой русской женщины – Галины Вишневской. Портрет эпохи.
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
"Прорыв блокады 19 января 1943 года я запомнила на всю жизнь. Сижу вечером одна в комнате – все в кино ушли, тут же в доме. Музыку по радио передают. Я у печки задремала, и вдруг музыка оборвалась, и я слышу сквозь дрёму голос диктора Левитана: «...Правительственное сообщение... наши доблестные войска... блокада Ленинграда прорвана!» Боже ты мой, и я одна это слышу! Я вскочила – что делать, куда бежать? Надо сказать, кричать, кричать: «Товарищи, жизнь! Блокада прорвана!» А вдруг показалось? Вдруг приснилось? Бегу в кинозал, приоткрываю дверь – с краю сидит взводный. Я ему шёпотом:
– Взводный, скорей сюда, скорее!
Вышел в коридор.
– Ну, что случилось?
А у меня сердце в самом горле стучит. Кричу ему:
– Блокада прорвана!
– С ума ты сошла! Закрой дверь и давай без паники!
– Да иди же сюда, послушай радио!
Побежали в нашу комнату, а там, конечно, Левитан по радио всё снова повторяет. Мы – обратно в зал, дверь нараспашку, включаем свет:
– Товарищи, блокада прорвана!
Что тут началось! Это было почти безумие. Хотя впереди ещё много горя, но мы уже не отрезаны от своих, есть уже маленькая дверца, щель, через которую к нам могут прорваться люди с помощью!
Конечно, не на другой же день улучшилось положение, но вот уже прибавляют к пайку ещё 100 г хлеба, на кораблях угощают американскими консервами – люди пробиваются к нам!"
* * *
"Через несколько минут – снова звонок:
– Галя, извините меня и успокойтесь. Я прошу вас завтра со Славой прийти ко мне ужинать. Мне нужно вас видеть.
Ну, что было делать? Опять идём – и всё сначала, и конца-краю этому не видать. Вот уж воистину – «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь». Но на правительственных приёмах я с тех пор больше никогда не пела. Моё имя навсегда исчезло из списков почётных скоморохов, обязанных кривляться перед пьяными вождями. От этого меня избавил Булганин, так же, как от моего «шефа» из КГБ Василия Ивановича.
Как-то утром тот позвонил мне – слышу знакомый голос:
– Здрасьте, Галина Пална! Василий Иваныч говорит. Давненько с вами не беседовали.
– У меня нет ни времени, ни желания с вами беседовать, я тороплюсь в театр! – и бросила трубку.
В тот вечер мы обедали у Булганина, и я решила ему пожаловаться.
– Николай Александрович, меня преследуют работники КГБ.
– Это ещё что такое?! Что им от тебя надо? – и сам побагровел весь.
– Они требуют, чтобы я писала доносы.
– Что-о-о?! С ума они сошли, что ли? Федька! – кричит адъютанту. – Соедини меня с Ванькой Серовым! Ах, негодяи!
И побежал в соседнюю комнату к телефону. Мы слышали, как он разносил главу КГБ, до нас долетали обрывки фраз. Вскоре он вернулся к нам.
– Не волнуйся, никто больше тебе оттуда никогда не позвонит. Можешь мне поверить.
И правда – с этим было навсегда покончено. Помощь в таком деле была важна именно в тот период моей жизни – дальше я уже сама набрала силу и могла отбиваться самостоятельно, да и, зная мои высокие связи, со мною были осторожны, меня уже такой Василий Иваныч – попробуй, тронь! А сколько людей запуталось в этих сетях!"
* * *
"В коридоре меня нагнал её помощник и, сказав, что меня срочно хотят видеть в ЦК, для пущей надёжности сам отвёл туда – через дорогу от министерства. Встретило меня в кабинете какое-то серое, плюгавое существо, больше я ничего не запомнила, лишь общую плюгаво-серость. Думаю, что их специально так подбирают, чтоб, встретив потом кого-то из них, вы его не узнали.
– Расскажите, Галина Павловна, что произошло?
– Не хочу ничего рассказывать. Сами всё знаете, потому сюда и вызвали.
– Вы понимаете, какое большое государственное значение имеет поездка в США?
– Да я-то понимаю, хоть и не хожу на ваши политзанятия, а вы объясните это тем идиотам, кто гастроли мне отменил!
– Мы в этом разберёмся... Но на вас поступила жалоба, что вы отказываетесь от политучёбы и тем самым подаёте плохой пример молодёжи. Если так дальше пойдет, то в нашей власти не выпустить вас за границу.
– Не выпустить? Да я сама не хочу ехать, понятно? Вы меня попробуйте теперь уговорить! Мне издёргали нервы, у меня голос сел, а я в Америке должна петь, не на банкетах сидеть... И вообще – оставьте меня в покое!
– Но там Ростропович волнуется, требует, чтобы вы приехали.
– А я ему позвоню сегодня, чтобы он немедленно возвращался в Москву, – довольно с него, он уже два месяца валюту для государства из Америки выколачивает.
– Надеюсь, вы понимаете, что вы говорите!
– Надеюсь, что и вы понимаете, над кем издеваетесь, ведь это я и Ростропович.
– Ну, что ж, будете так себя вести, так мы ведь можем создать новую Вишневскую и нового Ростроповича, а вас прижмём...
Это он мне в глаза очень спокойно и внятно объяснил. На что я ему так же медленно и внятно разъяснила:
– Уже поздно. Прижимать меня нужно было 15 лет назад, вы опоздали. Теперь я уже есть, и Ростропович есть, и другого не будет. Гения нельзя создать, его можно только убить.
После этого наступила долгая пауза..."
Юлия Андреева. Книга "Галина Вишневская. Пиковая дама русской оперы" (2019, 256 стр.) (pdf 15,2 mb) – февраль 2024
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Эта книга о том, как ленинградская девочка, брошенная родителями, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра и лучшей певицей страны. О том, как эта страна отторгла её от себя. О встречах с Шостаковичем и Солженицыным, Брежневым и Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и низком предательстве. И, конечно же, о любви ведущей сопрано Большого театра Галины Вишневской и величайшего виолончелиста современности Мстислава Ростроповича.
(Аннотация издательства)
Оглавление:
Пролог ... 6
Глава 1. Зинаида ... 12
Глава 2. Мы живём, под собою не чуя страны ... 35
Глава 3. Война ... 51
Глава 4. Учёба ... 66
Глава 5. Найти и тут же потерять ... 88
Глава 6. Большой театр ... 101
Глава 7. КГБ в императорском театре ... 107
Глава 8. Суженый ... 118
Глава 9. Страсти-мордасти ... 130
Глава 10. Шостакович ... 153
Глава 11. Песни и пляски смерти ... 167
Глава 12. Америка ... 188
Эпилог ... 214
Примечания ... 235
Фрагменты из книги:
"Однажды во время блокады отец нашёл Галю и пригласил её в гости. В то время Павел Иванов работал на продовольственном складе, он жил в Кронштадте вместе со своей новой любовницей Татьяной. В 1942 году, убеждённый большевик, ленинец, он встречал свою похожую от голода на тень дочь богато убранным столом, на котором чудо-птицей возвышался зажаренный гусь!
«Павел, что это дочка-то твоя такая худенькая?» – поинтересовалась Татьяна.
Уходя, Галя попросит отрезать кусочек чудо-птицы для бабушки, и Татьяна выдаст ей лакомство.
Удивительный контраст: в этом доме не только не голодали, а словно и не знали об окружающем их голоде и горе, словно не было трупов на улицах, не было ужаса, не было войны.
От богатого довольного жизнью отца Галя вернулась в холодную комнату к бабушке, поделиться с ней нечаянным подарком. Вскоре девочка узнает, что ещё не видела самого худшего в этой жизни. Однажды ночью, когда Галя спала, на бабушке загорелась одежда, услышав крики, девочка бросилась к ней, накинула одеяло, сбила пламя, но старушка уже получила множественные ожоги, которые было нечем и, главное, некому лечить. Два дня Галя мужественно ухаживала за пострадавшей, делала марганцевые примочки, бабушка могла только плакать и призывать смерть, которая, наконец, милостиво избавит её от страданий. На третий день девочка не выдержала и, завернув бабушку во все одеяла, повезла её в госпиталь. Там старушка и умерла через пару дней."
* * *
"Про Пастернака вроде как тоже начали забывать, и тут как гром среди ясного неба: в октябре «Доктор Живаго» удостоен Нобелевской премии.
С этого момента началась настоящая рвакля. «Отклики трудящихся» в газетах начинались так: «Я Пастернака не читал...» и т. д. Тем не менее, все критиковали непрочитанный роман, но, главное, требовали публично распять писателя. По телевидению выступил секретарь ЦК ВЛКСМ (будущий председатель КГБ) Семичастный и задал тон: «...паршивую овцу мы имеем в лице Пастернака... пусть убирается вон из нашей страны... Свинья не сделает того, что он сделал...» и далее вс` в таком же духе.
В своей книге «Отмытый роман» Иван Толстой писал: «Потому что этот человек преодолел то, что все остальные писатели в Советском Союзе преодолеть не смогли. Например, Андрей Синявский посылал свои рукописи на Запад под псевдонимом Абрам Терц. В СССР в 1958 году был лишь один человек, который, подняв забрало, сказал: «Я Борис Пастернак, я автор романа «Доктор Живаго». И я хочу, чтобы он вышел в том виде, в котором он был создан». И этому человеку присудили Нобелевскую премию. Я считаю, что эта высшая награда присуждена самому правильному человеку в то время на Земле».
Мало того, что против Пастернака ополчился Союз писателей; газеты и журналы, заводы и фабрики, колхозы и птицефабрики считали своим долгом разбирать ситуацию на своих собраниях. «Группу студентов Литературного института под угрозой исключения заставили идти по улицам Москвы к Дому литераторов, неся плакат: «Иуда, вон из СССР!». Наконец, состоялось общее собрание московских писателей, где все выступавшие называли Пастернака «продажным писакой», «врагом, предавшим свой народ», приветствовали исключение его из Союза писателей и требовали изгнания его из СССР... Коллеги дошли до того, что цитировали хулиганское выступление Семичастного как самое удачное в определении качеств писателя».
Неудивительно, что под таким нажимом Борис Пастернак отказался от Нобелевской премии, но это ничего не изменило. Ростроповичу и Вишневской тоже предложили выступить с критикой романа, но Галина Павловна заявила, что она книгу не читала и не может вынести собственного суждения. А если согласиться выступить с критикой, что называется, за компанию, то не исключено, что после, будучи на очередных гастролях за границей, когда её спросят, что именно ей не понравилось в романе, она будет иметь бледный вид, так как понятия не имеет даже, о чём он. Не может же она, в самом деле, признаться, что её заставили так сказать! Что же касается Ростроповича, то Мстислав Леопольдович вместо заседания просто уехал в Иваново, где у него был назначен концерт."
* * *
"На самом деле, нужно понимать, насколько господам из ГБ подчас трудно иметь дело с такими личностями как Ростропович и Вишневская. С одной стороны – они оба гении, можно сказать, народное достояние. Тронешь, зарубежные СМИ поднимут хай до неба. Опять же, приносят такие деньги в казну, ни в сказке сказать, ни пером описать. Другое дело, если бы они ещё и на норов свой вовремя намордник надевали, было бы и вовсе здорово. Возьмите, к примеру, Ростроповича: за границей гонорары за него получало советское правительство. А потом вдруг пошли частные заказы, и, соответственно, Мстислав Леопольдович получил прямой доступ к большим деньгам. «Непорядок», – решили в Кремле и велели виолончелисту сдать валюту, и что же он? Купил на весь огромный гонорар великолепную хрустальную вазу, принёс к Фурцевой, а когда та уже руки протянула подарок забрать, взял и выпустил вазу, так что она грохнулась на пол и разбилась на тысячи осколков. Ростропович извлёк из кучи хрустальных осколков кусочек, положил его в нагрудный карман. «Вот моя часть, остальное ваше». И вышел."
Страничка создана 3 января 2024.
Последнее обновление 12 февраля 2024.
