Борис Поюровский, Александр Ширвиндт. Воспоминания "Былое без дум" (1994, 319 стр.) (doc-rar 185 kb; pdf 33,7 mb) – декабрь 2002, январь 2020
(OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США);
Обработка: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль))
«Былое без дум» – это мемуары, написанные в форме диалога двух друзей, начавших свою сознательную жизнь в начале 50-х годов, самом расцвете застоя, как теперь принято называть то время.
Книга адресована широкому читателю. Один из разделов называется «Телефонная книжка». В нём представлены прославленные деятели российского театрального искусства. Авторы пишут о них с необычайной теплотой и искренностью.
Каков жанр книги? Это не детектив, не фантастика, не научный труд. Это просто юмористические заметки на полях собственной жизни.
(Аннотация издательства)
* * *
"Зачем пишется эта книга? Из привычного тщеславия? Из ощущения неслыханной своей значимости и необходимости поведать человечеству нечто такое, что ему и в голову не может прийти? Из графоманской жажды исписать словами огромное количество дефицитнейшей бумаги, и всё время о себе, о себе, о себе любимом!
Да, если быть честным, то всё это присутствует, но если быть честным до конца, то действительно хочется хоть чуточку закрепить своё время, своих друзей, свой дом, а значит, свою жизнь. На наше поколение сегодня поставлено снисходительно-сострадательное клеймо – «шестидесятники». Да, конечно, мы жили тогда и даже немного вдохнули сырого воздуха «оттепели», но родился я задолго до «оттепели» и в четырёхлетнем возрасте уже что-то понимал, когда из комнаты рядом в нашей коммуналке ночью забирали соседа, а через некоторое время исчез на семнадцать лет мой родной дядя. Ещё задолго до «оттепели» мы, шестилетние интеллигентские дети, в теплушках эвакуировались в Чердынь Соликамской области.
Задолго до «оттепели», в 1943 году, катался я по заснеженным арбатским переулкам на коньках, привязанных бельевой верёвкой с палкой «на закрут» к валенкам. Играл в
футбол консервной банкой из-под американской тушенки и, учась в 110-й мужской школе, раздельно от девчонок, ходил в соседнюю 100-ю женскую школу на танцевальные вечера, где танцевал падеграс, паде-патинер, мазурку и другие вымершие бальные танцы, щеголяя в сером клетчатом пиджачке, перелицованном (был такой способ омоложения одежды, когда изнанка становилась лицом) из маминого костюма, с пуговицами, переставленными на «мужскую» сторону.
Задолго до «оттепели», в 1953 году, меня не хотели держать в театральном вузе, производя чистку студенческих рядов на фоне «дела врачей».
Задолго до «оттепели» мы, молодые артисты, рассказывали и придумывали анекдоты, играли и сочиняли «острые капустники», вызывающие сегодня ироническую усмешку у безнаказанно-безнадзорных остряков.
Да и после «оттепели» всё еще жили, любили, смеялись, играли хорошие роли у замечательных режиссёров. И сегодня из последних сил, в атмосфере неслыханной молодёжной конкуренции пытаемся что-то создать и кому-то пригодиться.
Да, я действительно шестидесятник, ибо в нынешнем году по мне должно ударить этой цифрой всерьёз, а так как выгляжу я по гороскопу как Рак, то вынужден прислушаться к профессиональным звездочётам, которые уверяют, что Рак склонен к созерцательности у воды и пристрастию к одному и тому же месту пребывания. Вот, исходя из астрологии, я и мечтаю, что пишу эту книгу, чтобы сидеть с удочкой на одном месте у озера и созерцать, как у соседней заводи мои внуки листают это издание, с трудом купленное ими на свои личные сбережения у перекупщика в подземном переходе за бешеные деньги".
(Фрагмент)
Книга воспоминаний "Schirwindt, стёртый с лица земли" (2006, 208 стр.) (pdf 7,8 mb)
– OCR: А. Белоусенко – декабрь 2020
Александр Ширвиндт – экскурсовод по своей жизни. На страницах этой книги он воскресит исчезнувший город Ширвиндт, где улицы будут называться именами людей, которые сопровождали его на жизненном пути – Михаил Державин, Андрей Миронов, Аркадий Арканов, Спартак Мишулин и др. Биографическая книга, где актерские байки и остроумные размышления о времени, сочетаются с проницательным взглядом знаменитого актера, несколько десятилетий радующего зрителей своими работами в театре, кино и на эстраде.
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
Поздравлять лучше в трезвом виде, чего я не сделал на юбилее «Сатирикона». На следующий день в газете появилась заметка:
«Александр Ширвиндт один, без Михаила Державина, вышел на сцену нетвёрдой походкой, вытянув за собой тележку с каким-то грузом. «Я с ипподрома», – гордо сообщил Ширвиндт. После чего он долго навешивал на слегка растерявшегося Константина Райкина всяческие лошадиные принадлежности: сбрую,
хомут с пёстрыми ленточками, шоры. Когда Райкин был полностью экипирован для забега, Ширвиндт снял с телеги увесистый мешок. Как заклинание, промямлив: «Чтобы ты всегда помнил, где ты живёшь и с чем тебе предстоит сражаться», он вывалил прямо на подмостки кучу навоза. Наверное, это бутафория, предположили зрители. Но тут раздался запах. Потом долго убирали (хотя пахло до самого финала). Ширвиндт тоже помогал под бурные аплодисменты зала. Талантливому шуту позволено всё».
* * *
Слава Смоктуновского пришла от тщательности труда. Он не умел расслабляться, хотя понимал, что это необходимо. В редкие минуты межсъёмочной пустоты, сидя в обветшалой мосфильмовской гримёрной, Кеша вдруг говорил: «Шура, расскажи ещё раз, а то я никак не могу ухватить финальную интонацию»,
и Шура в десятый раз рассказывал, а Иннокентий Михайлович в десятый раз заливался детским смехом.
Итак, любимый анекдот Смоктуновского:
«Зима. Заснеженная деревня. В избе двое стариков. Дед, напялив очки, читает бабке письмо от внука из города: «Дорогие бабушка и дедушка, всё собирался вам написать, но стеснялся признаться. А сейчас решился. Когда я жил у вас летом и однажды бабушка пошла доить, а дедушка – на реку, я залез в чулан, взял большую банку вишнёвого варенья и всю её съел. Потом испугался, что вы рассердитесь, накакал полную банку, закрыл её и поставил на место». Дед снимает очки, смотрит на бабку и произносит: «Ну, старая, я ж тебе говорю, всю зиму едим говно, а ты «засахарилось, засахарилось»!»
* * *
Как-то он [Державин] звонит мне днём, перед концертом, запланированным на вечер, и шепчет: «Совершенно потерял голос. Не знаю, что делать. Приезжай». Я приезжаю. Ему ещё хуже. Он хрипит: «Садись, сейчас Танька придёт (Танька – это его сестра), найдёт лекарство из Кремлёвки». А кремлёвская аптека – потому, что женой Михал Михалыча в те времена была Нина Семёновна Будённая. Мы садимся играть в настольный хоккей. Михал Михалычу всё хуже и хуже, Тани нет. Он хрипит: «Давай пошуруем в аптечке». И вынимает оттуда огромные белые таблетки: «Наверное, от горла – очень большие». Берёт стакан воды, проглатывает. У него перехватывает дыхание. «Какая силища, – с трудом произносит Михал Михалыч, – пробило просто до сих пор...» Затем он начинает страшно икать, и у него идёт пена изо рта. Я мокрым полотенцем снимаю пену. «Вот Кремлёвка!» – сипит Михал Михалыч. Тут входит Таня. Я говорю: «Братец помирает,
лечим горло». И показываю ей таблетки. Она падает на пол. Оказывается, на упаковке на английском (которого мы не учили) написано: «Пенообразующее противозачаточное средство. Вводится за пять минут до акта». Он ввёл и стал пенообразовывать. Ах, если бы я знал, что он предохраняется...
* * *
Помню, тыщу лет назад летели мы впервые в Канаду, и наш самолёт посадили ночью на дозаправку в Шенноне. Мы вышли в полутёмный зал аэропорта и увидели огромный супермаркет, в котором всё было и никого не было. Мы, как в Эрмитаже, стали по нему прогуливаться – денег-то ни у кого нет, – и вдруг я увидел огромную корзину, в которой лежала голубая леска – 0,8. Что делать? Оставалось только одно – украсть! Полтора часа я кружил оеоло этой корзины с леской, брал её, клал обратно. Страшно же: первый раз выехать за границу и быть арестованным прямо в аэропорту дозаправки. Когда объявили посадку и все табуном пошли в самолёт, я зажмурился и положил леску в карман. Мокрый, зашёл в салон, всё ждал – сейчас задержат. Но ничего. До сих пор эта леска у меня лежит – мы же на акул не охотимся. Иногда супруга отматывает от неё метра два и сушит мои трусы на даче...
Воспоминания "Проходные дворы биографии" (2014, 312 стр.) (pdf 12,8 mb) – октябрь 2020
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Новая книга Александра Ширвиндта – не размеренное и скучное повествование. По словам самого автора: «Это не литература и не скрупулёзная
биографическая справка. Это – чехарда воспоминаний». О самых непростых моментах жизни Ширвиндт рассказывает в знаменитой ироничной манере, безо всякого снисхождения к себе и другим. Итак, «Проходные дворы биографии». Маршрут простой: от самого начала, от родильного дома, до, слава богу, пока не самого конца».
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
Мне все говорят: мягкий, добрый, вялый, где же твёрдость? Я предупредил, что на старости лет вдруг становиться монстром не хочу. А играть этого монстра – скучно. Поэтому – уж какой есть. Но, когда зашкаливает, приходится. Вот с Гаркалиным – зашкалило. Он артист востребованный, и мы под него подстраивались, то есть уже были зависимы. Никто не говорит, что нельзя работать в антрепризах. Известно, что все шастают на сторону, и я шастаю. Но должен быть какой-то моральный барьер. Когда в центре Москвы, на Триумфальной площади, висит афиша «Укрощение строптивой» и билеты на спектакль распроданы, а нам звонит жена артиста, занятого в главной роли, и говорит, что артист лежит и не может поднять головы, у него страшно высокая температура и вообще с ним творится какой-то ужас, мы вынуждены давать замену. Зрители сдают билеты, поскольку иногда идут на конкретный спектакль и конкретного артиста. В тот вечер было сдано 600 билетов – это половина эала. Огромные деньги для театра. И в это время помирающий Гаркалин на сцене театра «Содружество актёров Таганки»
играет премьеру какого-то антрепризного спектакля. Москва – город маленький, нам, конечно, тут же доложили. Наш замдиректора поехал туда, купил билет, сел в зал и дождался выхода Гаркалина – чтобы потом не было разговоров, что это неправда.
Тогда все в театре затаились, думали: «Ну, этот добренький сейчас скажет: «Поставьте ему на вид» – и всё». Но я выгнал, и все сказали: «Смотри, проявил характер, Гаркалина выгнал, молодец». Проходит какое-то время, и уже слышу: «Выгнать такого артиста!» Но тем не менее возврата нет.
* * *
Я очень люблю рынок около дачи. Покупаю там всё у знакомых продавцов. Они уже знают, какой творог мне нравится, какая редиска мне нужна. Как-то подошёл к ларьку с DVD-дисками, спрашиваю: «Ну что, порнуха есть?» «Есть, конечно», – говорит продавец. Я удивился и решил уточнить: «Какая?» Он полез доставать диск: «Да "Бабник"».
* * *
Моя мечта – это тихая заводь, хороший клёв на карася. На той стороне заводи купаются голые супермодели, а слева от меня стоит телевизор и там показывают женский биатлон. Вот примерно такой расклад, пожалуй, меня весьма взбодрил бы.
* * *
Недавно зимой на даче мы с женой пошли погулять, но, чтобы занятие это не было совсем бессмысленным, зашли в сельский магазин. И там нас увидел грузчик Мишка, который раньше работал слесарем в нашем дачном кооперативе. Был он не очень свеж, но радостно бросился к нам со словами: «Как давно я вас не видел! А что это вы так плохо выглядите? Постарели. Ой, на вас просто страшно смотреть!» Мы стараемся от него оторваться, выходим из магазина. Он – за нами. На улице – яркое солнце, снег, красота! Мишка внимательно смотрит на меня и говорит: «Ой, а на солнце вы еще х...вее!»
* * *
Мой дедушка Владимир Николаевич Семёнов в начале XX века поехал добровольцем на Англо-бурскую войну в Южной Африке воевать на стороне буров против англичан. Война довольно быстро закончилась, и группа молодых людей осталась на сафари – поохотиться на львов. Дед вернулся героем и вскоре познакомился с моей бабушкой.
Сафари больше не было, но одно ружьё осталось и очень пригодилось.
Спустя много лет мой брат и Александр Анатольевич повесили на даче мишень и стали стрелять по ней из охотничьего ружья деда. Вдруг бежит жена одного из братьев Весниных, великих архитекторов-конструктивистов. Подбегает к деду, сидевшему в кресле на террасе, задирает юбку и показывает простреленный зад. А дед даже балет не мог смотреть – не понимая, как балерины танцуют в пачках с голыми ногами. Жена Веснина подняла крик. Оказывается, мишень повесили так, что пули пролетали через овраг как раз в сторону их дачи. Впоследствии выяснилось: она сидела в деревянном сортире, сооружённом великими архитекторами из фанеры, и пуля на излёте, пробив стену, угодила в святое. Рана была незначительная, но ружьё отобрали.
* * *
[июль 1953]
Рига – это город такой, каким я себе представляю европейский город. Интересно и странно ещё и то, что город иностранный. Вывески иностранные, говорят на чужом языке.
Ну вот! Приехали в Ригу и пошли по городу. Зашли в главный универмаг – прелесть! Витрины, представляешь, все из стекла. Они расположены по всему магазину. Вещи есть красивые. Всюду спрашиваю купальник и пасьянсные карты. Смеются, но показывают. Купальники – дерюга, карты – большие. Но не падай духом. Я напал на след настоящего купальника.
Купил себе спортивные брюки с красным поясом. Хожу и блаженствую.
Публика в городе – латыши или эстонцы, не пойму, – в большинстве своём плохо относится к русским. Но есть индивидуалы. Один белобрысый, очень симпатичный, долго объяснял нам с папой, как пройти в хорошее кафе, а потом не ограничился объяснением и пошёл провожать. А в основном местные смотрят злыми глазами и на вопросы не отвечают – делают вид, что не понимают, или посылают в противоположную сторону. Да, очень интересно. Едет грузовик с гробом, за ним идут, видно, родственники, дальше военный оркестр играет похоронные марши. Эта церемония движется по центральной улице Риги. Движение перекрывают. И горожане снимают шляпы.
Воспоминания "Склероз, рассеянный по жизни" (2014, 2017, 312 стр.) (pdf 18,3 mb) – февраль 2021
Зачем создавалась эта книга? Из привычного тщеславия? Из ощущения неслыханной своей значимости и необходимости поведать человечеству нечто такое, что ему и в голову не может прийти? Да, если быть честным, то всё это присутствует, но если быть честным до конца, то правда хочется хоть чуточку закрепить своё время, своих друзей, свой дом, а значит, свою жизнь.
(От автора)
* * *
"Дурова я знаю изнутри. Знаю, какой он резкий, ранимый и непредсказуемый. Он очень хороший артист и может играть всякое, но есть в нём какой-то стесняющий его внутренний зажим. Он как бы боится выйти из своих привычных рамок, и это ему прежде немного мешало. Но сейчас, уже к зрелости, он отбросил эту внутреннюю скованность, стал раскрепощённее, шире, мягче. А мягкость в его характере всегда нужно было искать. Дуров – замечательный боевитый мужик. Сколько мы с ним дрались в жизни – конечно, не с ним персонально, а вдвоём против кого-то при самых идиотских стечениях обстоятельств, сколько было выпито... При этом он совершенно патологический семьянин. Лев Константинович – патологический муж, патологический папа и патологический дед.
Лёвка всегда находился в прекрасной физической форме. У нас в Театре имени Ленинского комсомола была своя футбольная команда, довольно крепкая на театральном уровне. Как-то раз, на гастролях в Челябинске, мы приняли участие в одном незабываемом матче. Нашим противником на футбольном поле стала знаменитая в этом городе команда с несколько странным названием – «Вышка». Мы даже думали, что она состоит из охраны какого-нибудь лагеря. Но, как потом оказалось, это была команда челябинских телевизионщиков. Причём играли они чуть ли не профессионально и страстно желали победить новеньких. Я ужасно плохой футболист, и меня всегда ставили в защиту, потому что людей не хватало. А в это время к нам приехал великий футболист Игорь Нетто, муж Ольги Яковлевой. Был ещё с ним нападающий из «Спартака». Они вдвоём могли выиграть у любой «Вышки». Но поскольку эти люди были узнаваемы, их пришлось загримировать. Игорю надели парик, а второму, заслуженному мастеру спорта, сделали фингал под глазом и перевязали. Они у нас числились рабочими сцены. Единственный, кто играл с ними на равных в нападении, – это Лёвка. Когда он долго не мог обогнать кого-то, он бежал, бежал, бежал, а потом прыгал противнику на спину, как гепард на буйвола, и на нём висел.
И всё-таки в спектре многочисленных талантов Дурова кое-чего не хватает – он вялый автомобилист. Плохо ездит. Но я думаю, что это не самый большой недостаток в человеческом существе".
(Фрагмент)
Книга "В промежутках между" (2018, 192 стр.) (pdf 13,7 mb) – январь 2021
(OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США);
Обработка: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль))
Вся наша жизнь – это существование в промежутках между. Между юбилеями и панихидами, между удачами и провалами, между болезнями и здоровьем, между днём и ночью, вообще, между рождением и смертью возникает пространство, когда человек вынужден подумать. А когда начинаешь думать, то рефлекторно хочется поделиться чем-нибудь с кем-нибудь, кроме самого себя...
(Аннотация издательства)
Фрагменты из книги:
"Очень быстро переключается спидометр. Раньше в советских такси – «Волгах» – был вмонтирован огромный счётчик с переключателем. Когда пассажир садился, таксист его с треском включал и начинали бежать копейки. Настоящие таксисты спрашивали: «Вам как?» Я говорил: «Не бзди, всё нормально». Тогда водитель подкладывал под счётчик огромный магнит подковой, и тот крутился в два или три раза медленнее. Если бы счётчик был нормальным, я должен был бы заплатить, к примеру, пять рублей, а при помощи магнита выстукивало два. Я давал таксисту полтора рубля чаевых, и все были счастливы. Кроме государства. Но у нас всегда так – чего переучиваться".
* * *
"Михаил Барышников – великий танцор, скандально оставшийся за границей во время гастролей Большого театра. Когда началась история с предательством Барышникова, говорили, что он давно, в течение нескольких лет, подготавливал отъезд, стал членом ЦК комсомола – всё для того, чтобы его выпустили в Америку с его сложной биографией как гения и мужчины. Я придерживаюсь другой версии. Буквально за день до его отлёта на гастроли в Канаду и Америку мы были в Ленинграде тоже с гастролями. И Мишка устроил мне, Андрюше Миронову и его брату Кириллу Ласкари прощальный приём в своей квартире. Громадная была по тем временам квартира над Мойкой и совершенно пустая. Посреди большой комнаты стояла ваза размером с бетономешалку полная конфет «Мишка
косолапый». Из еды – всё. Ещё были напитки. И бегал огромный, в полквартиры, ньюфаундленд, которого Мишка ужасно любил. Мы пили, прощались. Где-то под утро он позвал меня в кухню с видом на внутренний двор и показал машину «Волга» – экспортный вариант. Это была несбыточная мечта советского человека. Мишка объяснил: «Вчера из Горького пригнали. Долго клянчил, ждал. Тебе как автомобилисту могу сказать – на 76-м бензине». Дело в том, что 76-й бензин, во-первых, был дешевле, а во-вторых, его заливали из любого самосвала. Утром Мишка улетел. Когда начались разговоры, что его невозвращение – продуманный шаг, я подумал: чтобы собрать ближайших друзей-алкоголиков за день до вылета, бросить собаку, которую обожал, показывать мне в 5 утра из окна «Волгу» на 76-м бензине,– это нужно быть таким Абелем! Конечно, он остался там спонтанно".
* * *
"Актёры – цыганский табор. Всё время зуд передвижений. Однажды Театр сатиры собирался на гастроли в Ташкент, где до переезда в Москву кумиром был наш Ромочка Ткачук. И кому-то пришла безумная идея – раз есть время, не надо лететь, надо поездом: четверо суток – раздумье, книги, интеллигентное общение. Грузились все чистенькие, с кулечками и сумками. Андрюша Миронов – с чемоданом-холодильником. У него первого он появился. И вот третьи сутки пути... Жара (кондиционеров тогда не было), в тренировочных костюмах с вытянутыми коленками пьяные творцы ползали по вагонам, как тени. Когда это всё приехало в Ташкент, на перроне стояли пионеры с зурнами – трёхметровыми дуделами, и отцы города – с загорелыми рожами. Поезд пришёл, а из вагона никто не выходит. Проходит какое-то время, первой выползает Валентина Токарская. За ней идет Георгий Тусузов – трезвый, но слегка шатаясь в силу своего почти 100-летнего возраста. Два человека, которые были во вменяемом состоянии. Дальше – тишина. Потом из вагона вытолкнули Ткачука. Ромка вышел и упал на руки бушующей толпе встречающих".
* * *
"Много лет назад был юбилей какого-то огромного нефтегазового месторождения – то ли Самотлора, то ли какого другого. И туда полетела команда известных артистов, чтобы поздравить газовиков. Руководил группой Иосиф Давыдович Кобзон, и он милостиво взял меня с собой. Надо было лететь на самолёте, пересаживаться на вертолёт, а потом чуть ли не на оленях ехать куда-то. А так как там круглосуточная вахта, то и юбилейный концерт шёл круглые сутки. Одни выступающие и зрители сменяли других. Мы жутко опаздывали туда с этими вертолётами и оленями. И когда наконец добрались, был уже почти конец праздника. Композитор и режиссёр Алексей Гарнизов, который устраивал это всё, в ужасе сказал, что он написал песню о газовиках и хотел, чтобы в конце Иосиф Давыдович её спел, а мы поддержали, но сейчас уже не получится, потому что буквально через полчаса финал. Я в силу своего нахальства спрашиваю: «Ну что, Иосиф, слабо тебе выучить песню?» Он говорит: «На что заложимся?» «Американка»,– предлагаю я. То есть любые пожелания. Иосиф Давыдович взял бумажку, отошёл в сторонку. Там было, как сейчас помню, десять куплетов. Что-то типа: «Полгода днём, полгода ночью, сидят-гудят газовики». Просто какая-то жуть на две страницы.
И музыка была аналогичная. Тут подошёл к концу концерт, Иосиф Давыдович взял меня за руку, и мы в окружении всей банды вышли на сцену. Он подошёл к роялю,
дал ноты своему аккомпаниатору Алексею Евсюкову, и, держа меня за руку и глядя мне в глаза, наизусть пропел все десять куплетов. Утром мы пошли в распределитель. Они тогда были при всех месторождениях. Для того чтобы рабочие выдавали больше газу на-гора, им подкидывали какие-то дублёночки. Иосиф Давыдович, держа меня за руку, шёл по этому магазинчику и тыкал пальцем в то, что я должен ему купить. В общем, он меня раздел.
Прошло лет двадцать пять. В Ялте, в концертном зале «Юбилейный», устраивали шоу, посвящённое открытию памятника «Трубка Ширвиндта». И пришёл Иосиф Давыдович. Он вышел в конце, поздравил меня трогательно. И я сдуру рассказал этот случай. Иосиф говорит: «Давай заложимся, что я её сейчас спою». Я решил, что это немыслимо. Он взял меня за ту же руку, что и двадцать пять лет назад, и пропел «Полгода днём, полгода ночью, сидят-гудят газовики» – все десять куплетов. И я упал перед ним на колени".
Книга "Опережая некролог" (2021, 232 стр.) (pdf 18,5 mb) – январь 2024
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Я хочу, чтобы меня запомнили тем, кем я был, и настолько, насколько заслужил.
Александр Ширвиндт
На 86-м году жизни после тяжёлого и продолжительного раздумья принял решение уйти с поста художественного руководителя Московского академического театра сатиры Александр Анатольевич Ширвиндт. Он родился в Москве 19 июля 1934 года. Проведя 10 лет в борьбе со средним образованием, он, несмотря на сопротивление родителей, проник в Театральное училище имени Щукина, которое окончил в 1956 году, как ни странно, с красным дипломом. После этого, вы будете смеяться, 11 лет Ширвиндт проработал в Театре имени Ленинского комсомола, где сыграл три десятка ролей, в том числе, по мнению спохватившихся критиков, несколько удачных. Были даже случаи счастливой творческой жизни с 1963 по 1967 год под руководством Анатолия Эфроса. Этого не могли пережить начальники из ЦК комсомола, потому что это счастье не совпадало с представлениями о комсомольском счастье. И тогда бывшие счастливцы недлинной вереницей пошли за Синей птицей в Театр на Малой Бронной. Вереница была действительно недлинной, а птица в лице Анатолия Эфроса была на самом деле посиневшей от переживаний. Потом возник Театр сатиры. Транзит «Театр имени Ленинского комсомола – Театр сатиры» был недолгим, и в 1970 году Ширвиндт обосновался на площади Маяковского. Он работал актёром, режиссёром, автором и 20 лет назад заступил на пост художественного руководителя театра. Единственное, от чего он, пожалуй, в эти 50 лет увернулся, – от руководства пожарной охраной.
Трудно переоценить тот вклад, который Ширвиндт внёс в историю...
(Предисловие)
Фрагменты из книги:
"Никогда я не считал себя инородцем. Национальные признаки как прицел для дискриминации – истоки антисемитизма. Ярко выраженные национальные признаки – это Ильф и Горин, Володин и Чёрный, Гердт и Райкин, Бабель и Жванецкий, Утёсов и Дунаевский. Список можно продолжать бесконечно. Русские евреи – это не национальность, а скорее порода. С острыми, пусть специфическими особенностями. Без еврейского юмора и иронии не бывает ни русской литературы, ни русской эстрады, ни русского театра, ни русской революции."
* * *
"Но вообще к сравнительной шкале успеха надо относиться очень осторожно. Много лет назад, кажется, в газете «СПИД-Инфо» вдруг на развороте рядом с фотографией милых дам в белых халатах и портретом Олега Газманова без халата был анонс открытия банка спермы, в котором совершенно обоснованно предлагалось дамам, по каким-то причинам не имеющим возможности забеременеть, анонимно, но при этом гарантированно зачать за определённую сумму от той или иной знаменитости. Через некоторое время выяснилось, что идея вызвала огромный отклик у женщин, жаждущих качественных наследников. В одном из следующих номеров опубликовали список первых десяти фамилий в рейтинге запроса. Я был на 9-м месте. Дома мне устроили разнос: до чего я докатился и чем занимаюсь. На все мои оправдания, что я не имею к этому никакого отношения, ответ был один: «Позор». Когда первая волна негодования Наталии Николаевны схлынула, она уже более спокойно, но всё равно с претензией спросила: «А почему ты только на девятом месте?»"
* * *
"Бывает, что-то понимаешь не сразу, но всё-таки догадаться можно. Лет сорок назад мы с тем же Каневским снимались в эпохальной картине студии «Арменфильм» «Восточный дантист». По классике армянской драматургии сняли двухсерийный музыкальный фильм. К сожалению, кроме меня, по-моему, его никто не видел. Хотя и я его целиком не видел. Мы снимались под палящим солнцем где-то в горах, в старинном замке с 6 утра – 18 часов подряд, и около 12 ночи нас привозили обратно, в гостиницу «Ереван», самую лучшую тогда. Рестораны в те времена работали максимум до 11 часов вечера. Однажды, по приезде со съёмок, голодный, я усталой ручонкой поскребся в дверь ресторана, чтобы меня кто-нибудь из убирающих официанток увидел. Вышла милая армянка, видимо, самая главная там, узнала меня, впустила и сказала: «Я посмотрю, если что осталось». Принесла мне какую-то незамысловатую холодную закуску. Я расслабился, спросил, как её зовут, и обнаглел до того, что поинтересовался, нет ли чего выпить. Она говорит: «Буфет закрыт». – «Ну, может, где-то осталось?» Она ушла. Через некоторое время возвращается: «Там есть только сливовая». Я говорю: «Дорогая, я её обожаю». Она на меня с удивлением посмотрела, ушла ещё раз и приносит мне графинчик. Я выпиваю. «Это не "Сливовая"», – говорю. Она уверяет: «Сливовая». И тут я догадался, что сливовая – это не из сливы, а слитая из недопитых рюмок. С тех пор я не пью сливовицу."
Страничка создана 30 декабря 2002.
Последнее обновление 15 марта 2024.
