Книга "Я, Майя Плисецкая..." (1997, 496 стр.) (pdf 25,6 mb) – октябрь 2020
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
Так назвала свою книгу всемирно известная балерина. М. Плисецкая описывает свою жизнь, неразрывно связанную с балетом, подробно и со знанием дела пишет о главной сцене России – Большом театре, о том, почему его всемирная слава стала клониться к закату. Она пишет талантливо и весьма откровенно. Плисецкая проявила себя оригинально мыслящим автором, который высказывает суждения, зачастую весьма отличающиеся от общепринятых.
Первый и единственный в своём роде литературный труд станет открытием как для знатоков и любителей балета, так и для самой широкой читательской публики.
(Аннотация издательства)
* * *
Что вынесла я за прожитую жизнь, какую философию? Самую простую. Простую – как кружка воды, как глоток воздуха. Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших. На очень хороших и очень плохих. Только так. Кровожадные революционеры, исступлённо
клявшиеся, что на смену плохим людям наконец-то придут одни хорошие, – брехали, врали. Плохих во все века было больше, много больше. Хорошие всегда
исключение, подарок Неба.
Майя Плисецкая
Фрагменты из книги:
А есть ещё комсомол. Многолюдные собрания. Там Плисецкую пропесочивали с остервенением за пропуски политчасов, отлынивание от диалектической учёбы. Два раза, еле продрав самой ранью глаза, свершив подвиг, примчалась, взмыленная, к девяти утра в наш театральный выходной (благословенный понедельник) в Дом работников искусств на Пушечной. Там повышают знания основ марксизма-ленинизма недоумкам от искусства. Нудные, пространные лекции читают. Что напророчил волосатый Маркс российским пролетариям на сто лет вперёд, как боролся Энгельс с прохвостом Дюрингом, апрельские-майские-июньские-июльские тезисы Ленина с броневиков Финляндского вокзала, божественные откровения усатого Сталина. И прочая абракадабра. Ничего не понимаю. Хлопаю слипающимися глазами, изображаю неподдельный интерес. Дремлю. На третий раз меня не хватило. Лучше выспаться, во вторник спектакль. А вот и наказание. Гневные отповеди комсомольцев и партийных активистов, мои коллеги беснуются хлеще всех. Прогульщица, аполитичная особа, злонамеренный элемент. Что-то лепечу в оправдание. Шум всеобщего осуждения. Потом добрый месяц моё имя красуется на доске приказов возле канцелярии, выставленное на общий обзор. Такая-то пропускает, не посещает... Ах так? Теперь и взаправду ходить не буду. Кто кого!
* * *
С Воробьёвой я знакома не была. Миг бомбейской встречи свёл нас первый и последний раз в жизни. Наспех представившись, сказав, что живёт в Индии с войны, она бросилась мне на шею и, обливаясь ручьями слёз, наговорила комплиментов. Это был взрыв чувств от встречи с балетной классикой, родной речью, позабытыми соотечественниками. В полотняном халатике, шлёпанцах на босу ногу, только-только обтёршись мокрым полотенцем, в каплях воды, я, смущаясь, внимала её сбивчивой речи.
В порыве чувств Воробьёва протянула мне свою вытканную индийской парчой зелёную замшевую сумочку. Там были конфеты.
– Это всё, что у меня есть с собой. Возьмите на память...
В проёме двери возник Щербаков.
Обняв меня на прощание, Воробьёва торопливо ушла.
– Что Вам всучила эта предательница? Зачем взяли? Почему говорили с ней? Конфеты наверняка отравленные. Это опаснейшая провокация...
Щербаков вошёл в раж. Наконец-то! Вот они, эмигрантские козни, подкуп, яд. Будет теперь, что доложить по начальству в Москве. Обезвредил провокатора. Звёздный час поездки. Не зря потратилось рабочее государство на его суточные, отработал их сторицей. Теперь и в чине повысят...
Эти дармоеды-соглядатаи, не знающие ни слова ни на одном языке во всякой поездке – пыточная традиция захлебнулась лишь в 1990 году – искали малейший повод, чтобы раздуть целое дело, сочинить историю, выставить себя в геройском свете очернить артиста. Хотел, мол, остаться, сбежать. Если бы не мы,
наша зоркость.
* * *
Перечла всё и – задумалась... Не слишком ли зло обо всём пишу?
А со мной по-доброму обходились? До того затравили, что я ни дня тогда без мысли о самоубийстве не жила. Какую только дорогу на тот свет предпочесть, раздумывала. Повеситься, из окна выброситься, под поезд лечь – неэстетично больно. Вид будет мерзкий...
Читатель пожмёт плечами: подумаешь, шесть лет за границу не выпускали. Да и только. Дело-то. Расхныкалась, слабонервная. В тюрьму не посадили, танцевать не запрещали, на приёмы звали, титулами жаловали, заработок был, одевалась по моде... Чего ещё надо?
А что и впрямь человеку надо?
Про других не знаю. А про себя скажу.
Не хочу быть рабыней.
Не хочу, чтобы неведомые мне люди судьбу мою решали.
Ошейника не хочу на шее.
Клетки, пусть даже платиновой, не хочу.
Когда приглашают в гости и мне это интересно, – пойти хочу, поехать, полететь.
Равной с людьми быть желаю. Если мой театр на гастроли едет, вместе с ним хочу быть.
Отверженной быть не желаю, прокажённой, меченой.
Когда люди от тебя врассыпную бегут, сторонятся, говорить с тобой трусят, – не могу с этим примириться.
Не таить, что думаю, – хочу.
Опасаться доносов – стыдно.
Слежки стерпеть не могу.
Голову гнуть не хочу и не буду. Не для этого родилась...
* * *
В Америке в 1959-м я получала за спектакль 40 долларов. В дни, когда не танцевала, – ничего. Нуль.
Кордебалету выдавали по 5 долларов в день. Суточные. Или "шуточные", как острили.
А когда позднее я танцевала в Штатах "Даму с собачкой", то американской собачке, с которой я появлялась на ялтинском пирсе, платили 700 долларов за спектакль. Но это так, между прочим.
Денежные расчёты с артистами в советском государстве были всегда тайною за семью печатями. Запрещалось, не рекомендовалось, настоятельно советовалось не вести ни с кем разговоров на эту щекотливую тему. Особливо, как понимаете, с иностранцами.
Прозрачно намекали, что заработанные нами суммы идут в казну, на неотложные нужды социалистической державы.
Кастро вскармливать? Пшеницу закупать? Шпионов вербовать?..
Позже просочилось на свет божий, куда уплывали валютные денежки. К примеру, сын Кириленко – дважды Героя Социалистического Труда, бывшего секретаря ЦК и члена Политбюро – с разбитной компанией дружков-шалопаев регулярно наведывался в саванны Африки охотиться. На слонов, носорогов, буйволов, прочую африканскую дичь. Для забавы отпрысков партийных бонз лишали артистов в поту заработанного, продавали задарма собольи меха, древнюю утварь скифов, живопись. Отбирали гонорары у спортсменов.
Как просуществовать на 5 долларов? Удовлетворитъ нужды семьи? Купить друзьям подарки? Ребус.
Стали обыденными голодные обмороки. Даже на сцене, во время спектаклей. („Мы – театр теней", – потешали себя артисты.)
Хитрющий Юрок тотчас смекнул – эдак не дотянут московские артисты до финиша гастролей. Стал кормить труппу бесплатными обедами. Дело сразу пошло на лад. Щёки зарозовелись, скулы порасправились, все споро затанцевали. Успех!..
* * *
...Останавливаю такси на углу Плас Опера и Рю де ла Пе.
Протягиваю пожилому, прямому – по-военному – водителю шпаргалку с адресом на другой берег Сены. Весь дальний путь – мы попадаем в кромешный трафик – молчим. Подъезжаем к цели. Достаю из сумочки скомканные, как у всех женщин планеты, деньги. И вдруг... на чистейшем русском языке, с ятями (так мне слышится):
– Я денег от вас, госпожа Плисецкая, не возьму. Это вместо букета цветов...
Париж признаёт меня...
* * *
Директор театра – деликатный, аристократичный Альберти – зовёт меня приехать вновь через три месяца.
– Но, пожалуйста, приезжайте соло, одна. Без партнёра. Что из Вашего репертуара можно танцевать одной? "Айседору"?
Соглашаюсь на "Айседору".
– Госконцерт содрал за вас непомерные деньги: по семь тысяч двести долларов за каждую "Розу". Без партнёра Ваш приезд, надеюсь, будет стоить дешевле. Фестиваль, публика Вас любят, но согласитесь...
– Какие семь тысяч двести долларов? У меня на руках копия госконцертовского контракта на четыре тысячи...
– Если четыре. Семь тысяч двести долларов за каждое выступление...
– Это недоразумение. Вот бумага...
Достаю из сумки машинописный контракт, перевод соглашения на русский, вручённый мне в Москве.
Альберти по-русски не понимает, но цифры прочитать может: 4000 ам. долларов.
Зовёт финансиста.
– Принесите контракт на Плисецкую (наш удивительный диалог переводит Женя Поляков, работающий уже несколько лет во Флоренции руководителем местного балета).
Бухгалтер приносит бумаги.
– А почему на Плисецкую два контракта? На четыре и три тысячи двести?..
Финансист в стремительном темпе бешено жестикулирует. Объясняет...
Обращаюсь к Жене. Что он говорит? В чём дело?
– Почему-то Госконцерт попросил разделить сумму надвое. И местному импресарио Джанкарло Карена это удобнее.
Я в растерянности. Какая путаница!
Следующим утром Альберти собирает вроде бы как совещание. Требует, чтобы явился сопровождающий из Госконцерта синьор Бе...
Березный сидит красный, весь налившийся кровью. Хмурится. Теребит потною ладонью лоб. Плетёт жалостливую ерунду:
– Я маленький человек, я маленький человек. Мне ничего не объяснили. Я маленький человек.<...>
Рассказываю Кате Максимовой про эту мистерию-буфф. Та удивляется моей наивности:
– Вы это в первый раз обнаружили? Госконцерт давно на два договора перешёл. Один – для казны. Другой – себе в карман. Добычей делятся между собой по высоким кабинетам министерства и Госконцерта.
* * *
Эх, родиться бы мне сегодня в какой-нибудь благополучной Исландии или штате Коннектикут. Начать всё с нуля. С вольным паспортом, куда не требуется мучительно выклянчивать все на свете визы, обивать пороги консульств и посольств, натыкаться на сухость и неприязнь при одном лишь виде российского паспорта. Тревожиться, что в паспорте моём всего несколько страничек, ещё два-три государства – и кончился паспорт, иди, моли новый. Всё унижения, всё мытарства, всё нервотрепка...
И в Канаде или в Люксембурге было бы неплохо родиться. Но я родилась в Москве. В царствие Сталина. Затем – при Хрущёве жила, при Брежневе жила, при Андропове, Черненко, Горбачёве, Ельцине жила... И второй раз родиться не выйдет, как ни старайся. Своё живи!..
Я и жила. Себе говорю – честно. Ни детей, ни старцев, ни меньших братьев наших – зверьё – не обижала. Друзей не предавала. Долги возвращала. Добро помнила и помню. Никому никогда не завидовала. Своим делом жила. Балетом жила. Другого ничего в жизни я делать толком и не умела.
Мало только сделала. Куда больше могла. Но и на том спасибо. Спасибо природе своей, что выдюжила, не сломалась, не сдалась...
* * *
...Дам вам совет, будущие поколения. Меня послушайте. Не смиряйтесь, до самого края не смиряйтесь. Не смиряйтесь. Даже тогда – воюйте, отстреливайтесь, в трубы трубите, в барабаны бейте, в телефоны звоните, телеграммы с почтамтов шлите, не сдавайтесь, до последнего мига боритесь, воюйте. Даже тоталитарные режимы отступали, случалось, перед одержимостью, убеждённостью, настырностью. Мои победы только на том и держались. Ни на чём больше! Характер – это и есть судьба...
Книга "Тринадцать лет спустя: Сердитые заметки в тринадцати главах" (2007, 160 стр.) (pdf 77,4 mb) – июль 2021
(издание любезно предоставил Сергей Работягов (Сиэтл, США);
(OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США);
обработка: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль))
26 ноября 1993 года я закончила в Москве свою книгу «Я, Майя Плисецкая...».
Прошло тринадцать лет. И все эти годы меня без устали спрашивали: будет ли продолжение? Я с искренностью отвечала – зачем? Главное в моей жизни уже произошло. Станет ли интересным читателю рассказ балерины, покинувшей сцену? К тому же – на это я тоже ссылалась – прилежных и постоянных дневников больше не вела. Лишь от случая к случаю...
И всё же событий за прошедшие тринадцать лет случилось много. Даже очень много. Возьмусь за перо, а там посмотрим...
Обиженных на книгу 1993 года оказалось куда больше, чем я могла предположить. Мне хотелось рассказать, как и что было со мной по самой по правде. Всё назвать своим именем. Без прикрас, без дипломатии и ретуши. Но мои резкие правды людям не пришлись по нутру. Это я предполагала. Однако то, что более обиделись те, о ком я вовсе не написала, стало для меня сюрпризом. Но я рассказывала о том, что впрямую касалось меня. Моей жизни. Моей профессии. Моих радостей, разочарований, обид. А кому-то хотелось, чтобы моя книга была о нём, о ней. Тогда следовало бы мне писать развёрнутую энциклопедию обо всех, с кем столкнула меня моя жизнь и профессия.
Майя Плисецкая
* * *
"В один прекрасный январский день 1999 года, как принято писать в старинных сказках, мне позвонил в Мюнхен журналист Николай Ефимович. Несколько раз он удачно сделал со мной интервью для московской газеты «Комсомольская правда». Интервью получались всегда толковые, профессиональные и доброжелательные. Мы сдружились.
– Майя Михайловна, вы сегодняшний «Московский комсомолец», случайно, не видели?
– Где ж я тут в Мюнхене увижу? Разве что на вокзал съездить? Но там всегда на день-два с опозданием. А что там, Коля, интересного?..
– Не падайте в обморок, Майя Михайловна. Они сообщают на первой полосе с жирным заголовком, что у вас есть тайная дочь.
– Тайный сын у меня уже был. Он даже нанёс мне визит на Тверской. Это был пожилой провинциал. Сверив даты наших годов рождения, визитёр покорно согласился, что что-то поднапутал. Я произвела его на свет в одиннадцатилетнем возрасте...
– И вы с таким нежданным сыном миролюбиво поговорили?
– Вид у него был такой жалкий и обтрёпанный, что грубить не захотелось. К тому ж он очень тужил, что в дороге – а ехал он ко мне в материнские объятия несколько суток – у него украли шапку. Дело было зимой, и мы с Родионом отдали «сынишке» тёплую щедринскую ушанку. И очень миролюбиво распрощались. Больше желания свидеться с «мамочкой» у него не возникало. А что же теперь за дочь у меня объявилась?..
Коля с шутливого тона перешёл на сердитую интонацию:
– Дочь ваша, как выяснилось, проживает в Израиле, и фамилия её Глаговская, и учится там балету. «Московский комсомолец» поместил рядом с сенсационной статьёй фотографии матери и дочки. Но схожести, как мне показалось, маловато. Хотите, я её отфаксую?
Когда я стала читать «комсомольскую» статью, сочинённую журналистом Симоновым, то, естественно, возмутилась. История словно списана с бразильских сериалов. В те самые дни, когда «моя дочь» появилась на Божий свет, я была с труппой Большого балета в Австралии. Импресарио Майкл Эджли, устраивавший этот наш тур, назвал его «Майя Плисецкая и Большой балет». И вдруг меня, беременную, прямо со сцены транспортируют не иначе как на межконтинентальной ракете, и я оказываюсь почему-то в Ленинграде. И рожаю своё чадо почему-то в спецклинике КГБ. Некий кагебэшный полковник, ранее будто бы сопровождавший не раз нашу балетную труппу по чужеземным весям, ждёт потомства от своей жены, производящей тот же акт деторождения в соседней палате спецклиники КГБ. Но жена полковника рожает мёртвое дитя. И я, разжалобившись и желая скрыть от Щедрина свою дочь, дарю ей новорожденную. И тут же лечу в Париж танцевать на празднике газеты «Юманите» бежаровское «Болеро». Шестнадцать минут танца на столе. Одна. Неплохой экзерсис для роженицы. А годочков-то мне уже за пятьдесят..."
(Фрагмент)
Николай Ефимович. Книга "Майя Плисецкая: Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины" (2015, 149 стр.) (pdf 10,7 mb)
– копия из библиотеки "ZLibrary" – октябрь 2020
Майя Плисецкая – поразительный пример творческого долголетия и предельного самовыражения. Последние два десятка лет её жизнь, неразрывно связанная с судьбой композитора-классика Родиона Щедрина, была столь же насыщена яркими событиями, как и в молодости. Журналист Николай Ефимович, которого связывали с этой легендарной семьёй доверительные отношения, запечатлел на страницах «Комсомольской правды» мгновения их триумфов. Это искренние и откровенные разговоры с одной из самых красивых и знаменитых пар нашего века, с людьми, прославившими русское искусство. Майя Михайловна и Родион
Константинович рассказали о своей жизни и стране, друзьях и врагах, работе и любви…
Большинство фотографий публикуется впервые.
(Аннотация издательства)
Мария Баганова. Книга "Майя Плисецкая" (2014, 115 стр.) (pdf 10,2 mb)
– октябрь 2021
– копия из библиотеки "ZLibrary"
Перед вами биография Майи Плисецкой, женщины удивительной, неповторимой судьбы, ставшей одним из символов XX века. Символом смелости, стойкости и стремления к свободе. Она проявила себя как блестящая танцовщица – исполнительница классических партий, затем – одной из первых в Советском Союзе стала танцевать балеты модерн, снималась в кино, работала моделью и даже манекенщицей. Вот уже более полувека она является музой и женой одного из самых талантливых композиторов современности – Родиона Щедрина. Её творчеством вдохновлялся модельер Пьер Карден, ей посвящал стихи поэт Андрей Вознесенский, назвавший балерину "адской искрой"; балетмейстер Морис Бежар именовал её "гением метаморфоз"; художник Марк Шагал зарисовывал балетные позы Плисецкой, чтобы позже использовать её дикую фацию для создания шедевра...
(Аннотация издательства)
Азарий Плисецкий. Книга "Жизнь в балете: Семейные хроники Плисецких и Мессереров" (2018, 384 стр.) (pdf 36,5 mb)
– июнь 2022
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)
"Жизнь в балете" – мемуары, похожие на библейскую сагу о легендарной династии Плисецких-Мессерер; история артистического клана на фоне революций, войн, арестов и театральных премьер, написанная младшим из рода, Азарием Михайловичем Плисецким. Перед глазами читателя проходит золотой век русского и мирового балета: великая Галина Уланова, легендарная создательница кубинского балета Алисия Алонсо, французский хореограф Морис Бежар, великолепный Михаил Барышников и, конечно, старшая сестра автора – демоническая и неотразимо прекрасная Майя Плисецкая. В каком-то смысле книга брата написана в полемике с мемуарами сестры. Нам открывается другая версия известных событий: на глазах словно меняется оптика, возникает новый ракурс, укрупняется кадр. При этом Азарию Плисецкому хватает такта держать дистанцию, даже в самых сложных жизненных ситуациях сохранять безупречную выдержку истинно балетного кавалера.
(Аннотация издательства)
Страничка создана 20 октября 2020.
Последнее обновление 17 июня 2022.
