Родился в Екатеринбурге 9 апреля 1925 годa. До 1942 года посещает в Сведловске школу для художественно одаренных детей. В 1943 году уходит добровольцем в Красную Армию. В 1945 году заканчивает военную школу в Кушке. Тяжело ранен в Австрии 22 апреля 1945 года, объявлен мертвым и посмертно награжден орденом Красной Звезды.
В 1945-46 гг. преподает рисование в Суворовском училище в Свердловске. В 1946-47 гг. учится в Академии Художеств в Риге; затем в 1947–54 гг. – в Суриковском институте и на филисофском факультете Московского государственного университета.
В 1954-62 гг. участвует в молодежных, республиканских и всесоюзных выставках в Москве. В 1955-1976 гг. – член секции скульпторов Московского отделения Союза художников СССР. В 1956 году начинает работу над архитектурным монументом человеческому творчеству в искусстве, науке и технике - проектом «Древо жизни». В 1957 году получает две премии на IV Международном фестивале молодежи и студентов в Москве. В 1959 году становится победителем всесоюзного конкурса на создание монумента Победы в Великой Отечественной войне. В 1962 году участвует в выставке в Манеже и спорит об искусстве с Н. С. Хрущёвым. В 1963 году начинает работу над серией рисунков и гравюр к произведениям Ф. М. Достоевского. С 1965 года неоднократный участник художественных выставок на Западе. В 1970 году выходит роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» с иллюстрациями Э. Неизвестного.
В 1976 году эмигрирует на Запад и поселяется в Цюрихе, откуда в 1977 году переезжает в Нью-Йорк. Начинает читать лекции по искусству и философии в университетах США. В 1983 году избирается профессором гуманитарных наук Орегонского университета (США). Читает лекции по искусству и философии в
Колумбийском и Гарвардском университетах. В 1986 году избирается в Шведскую Королевскую Академию наук и Нью-Йоркскую Академию Искусств и Наук. В 1987 году в шведском городе Уттерсберге открывается музей «Древо жизни», посвященный работам Э. Неизвестного.
В 1989 году читает лекции по культуре в МГУ. Приглашён оформить монумент жертвам Холлокoста в Риге и памятник жертвам сталинизма в Воркуте. Избирается членом Европейской Академии искусств, наук и гуманитарных знаний. В 1990 году в Свердловске (Екатеринбурге) основан музей Эрнста Неизвестного. В этом же году он оформляет памятник Андрею Сахарову. В 1991 году приезжает в Россию для работы над мемориалом жертвам сталинизма в Магадане, Воркуте и Екатеринбурге.
(Из проекта "Праздники.Ru")
Произведения:
Книга "Говорит Неизвестный" (1984, 182 стр.) (doc-rar 95 kb; pdf 4,7 mb) – январь 2003, ноябрь 2020
– OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США) и библиотека "ImWerden"
Содержание:
1. Диалог с Хрущёвым ("Время и мы", №41, 1979)
2. Катакомбная культура и официальное искусство ("Посев" №11, 1979)
3. Красненькие, зелененькие и пьяненькие ("Континент" №21, 1979)
4. Фрагменты опыта
5. Будущее режима
6. Беда и счастье русских художников ("Посев" №5, 1980)
7. Древо жизни
Приложение 1. Открывать новое ("Искусство" №10, 1962, "Посев" №13, 1963)
Приложение 2. О египетском искусстве ("Новое время", январь 1969)
Фрагменты из книги "Говорит Неизвестный":
...Что меня поразило при соприкосновении с самыми верхними иерархиями? Я в первый раз в жизни столкнулся с толпой, столь антиэстетической. Я не хочу сказать, что референты так уж эстетичны – но все же они технари, а не идеологи по определению. Наверху же сидят люди, которые по закону естественного, внутрипартийного отбора, растеряли многие человеческие качества. Лично я их назвал "толстоязыкими". Это люди, которые после революции, при великом переселении социальных групп, добежали до города, но в город еще не могли войти. Они остались в пригороде. И только сталинский термидор пустил их в город. Это люди, которые ни одного интеллигентного слова не могут выговорить нормально. Это особый сленг – не украинизмы, нет, это сленг рвани, сленг пригорода. Поэтому они говорят пОртфель, а не портфЕль, не докумЕнты, а докУменты... С такой неквалифицированностью и некультурностью я столкнулся, только оказавшись на самом верху. Тогда-то я и испытал эстетический ужас, который перерос в ужас социальный. Именно тогда и исчезли у меня последние остатки иллюзий, которые в какой-то степени порождались в результате общения с определенными слоями технической интеллигенции. Пусть не ах как – но все-таки те министры и те референты, с которыми я общался, были относительно интеллигентны...
* * *
...Или еще: Белашова, председатель Союза художников. Женщина, которая взяла уничтоженную маcку спеца. Она говорила все то же, что и Вучетич, но произносила это с привкусом стареющей дамы из бывших. Она говорила: "статюэтки", "соцьреализм", она говорила: "дюша". И это нравилось функционерам партии, потому что простой гангстер Вучетич корнал так же, как они, а тут ведь и с нами интеллигенция. Символом интеллигентности была ее челка а ля Ахматова и фиолетовая шаль. Это была партийная дама, микро-Коллонтай, специалистка по ловле душ либеральных интеллигентов. Она призывала к совести, чести, национальному самосознанию. Меня она не обманула и за это страшно невзлюбила. Я ей сказал, притом публично: "Я подозреваю, что вы были домработницей у какой-нибудь мхатовской артистки". Я даже не догадывался, как я был прав. Действительно, эта "интеллигентка" была домработницей, правда, не у мхатовской, а у вахтанговской артистки. Там она нахваталась старокультурных манер, которыми она уснащала древнеполицейские идеи, и этим нравилась партии в период так называемой оттепели...
* * *
...Я пытался создать непроницаемость, отдельность, своего рода батисферу, но это было возможно только внутри себя самого. Я нуждался во многом – бронза, гвозди, доски, гипс, глина, камень и т. д., и т. п. Многие годы я – отторгнутый от официальных заказов скульптор – не имел возможности получать это у государства, единственного хозяина всех этих благ. Поэтому я был потенциальным покупателем неофициального рынка – и я стал центром притяжения и жертвой похмельных интриг, и поэтому вся алчущая масса населения тащила к моим ногам все, что могла, – большей частью, ненужные мне предметы и механизмы.
Чего только ни предлагало в обмен на бутылку население, состоявшее вовсе не из уголовников, а из рабочих и служащих, не имевших возможности на свою скудную зарплату удовлетворить жажду и поэтому тянувшее из предприятий и контор всё, что возможно! Мне предлагали женские дефицитные лифчики и трусы; чешские магнитофонные пленки; мясной фарш для пирожков; сложные электронные механизмы; ручного зайца; японские презервативы с усиками; лодочные моторы; золотую фольгу, украденную реставраторами кремлевских церквей; полуботинки хорошей кожи без подметок; ремни без пряжек и пряжки без ремней; дефицитный растворимый кофе; электронные лампы для телевизоров; иконы; типографский шрифт; драгоценный металл гарт; целлофановую пленку; туалетную бумагу; треножники для киноаппаратуры; значки, предназначенные только для иностранцев; всяческую рухлядь, украденную из дому: занавески, табуретки, этажерки, дамские чулки, платки, фотоаппараты, золотые монеты, корень жень-шень, морфий из аптек, шприцы, бинты, йод – и всё за бутылку...
* * *
...Например, одно время очень процветал негоциант, выносивший с государственного предприятия вкуснейшее варенье. Но дела его несколько испортились после того, как он по пьянке и благодушию выдал тайну транспортировки: оказывается, он сшил себе целлофановые кальсоны с завязками внизу, так что варенье, залитое внутрь кальсон на ноги и на интимные, скрытые от взоров охраны места, не вытекало. Многие, в том числе и я, по причине излишней брезгливости перестали покупать у него товар, а многие – нет, ели так или кипятили и этим убивали микробов, которые могли выпрыгнуть в варенье из разных срамных мест предпринимателя...
* * *
...О том, как жили-были две сестры. Обе не красные девицы, а пенсионерки. Одна – парализованная, а другая относительно бодрая. И вот эта, другая, – относительно бодрая – хозяйничала, ходила за пенсией, в магазины, а другая по причине паралича лежала неподвижно. Жили они нелюдимо, к ним никто не ходил – смысла не было, ясно, что на опохмелку они все равно не дадут. Жили они не тужили на своих пяти метрах и забыли уж, когда подали заявление на очередь на квартиру. Неожиданно привалило им счастье – дали им квартиру, которой они тридцать лет ждали. Но старухи заартачились, по каким-то соображениям не захотели уезжать. И инспектора к себе та, подвижная, не пускала – под предлогом, чтобы не беспокоили ее парализованную сестру. Дом опустел, уже выбили стекла в соседних квартирах, уже начали отключать газ и электричество, а старухи все не съезжают. Воинственная ходячая так просто и сказала: расцарапаю лицо, кто войдет на нашу территорию – хошь дворнику, хошь милиционеру. Но в конце концов пришло время сносить дом, и тогда, несмотря на вопли старухи, ворвались все-таки туда милиционер и дворник с одним еще очень важным гражданином из райсовета. Запах больно нехороший был в комнате, не проветривалось, видно, тридцать лет – ровно столько, сколько квартиры ждали. Не проветривали – думали, наверное: вот новую получим – надышимся. Но оказалось – дело не в этом. Оказалось, что на постели уже много лет лежала иссохшая мумия. Оказалось, что ходячая сестра, как умерла ее родимая, боясь лишиться пенсии на двоих, мумифицировала ее и много лет проспала с ней рядом. Удивительна научная хватка этой старухи: до сих пор ученые гадают тайну мумификации; говорят, что и Ленин-то – не мумия, а кукла, а вот у ней не сгнила сестренка! И удивительна выдержка этой старухи – жить с трупом, спать с трупом столько лет!.. Даже меня – привычного, тертого – эта история несколько подкосила. Завидуй, Хичкок!..
* * *
...Вообще, когда работаешь на предприятии среди рабочих, узнаешь забавные вещи. Я работал на оборонном заводе сверхлегких сплавов, обслуживающем ракетную промышленность. Там готовилась закрытая выставка, которую должен был посетить Косыгин. Меня попросили оформить эту выставку, это пробил для меня один мой горячий поклонник, лауреат ленинской премии, академик, очень хороший человек. Мне удалось отвертеться от подписки допуска на этот завод, но все туда проходили с такой помпой, будто спускались в лабораторию, где гиперболоид инженера Гарина производится: тебя просвечивают, продувают, смотрят, какие-то бирки ты опускаешь – мистическая проверка! Пиво не пронесешь, четыре проходных, и все, что ты несешь, записывается. Но рабочие вытаскивали решетку в заборе и спокойно носили через него пиво, и делали это уже давно...
* * *
...Среди избранных был маршал Конев, который открывал монумент, и два Героя Советского Союза, один – солдат, другой – кажется, лейтенант. За что же этим ребятам была оказана такая честь? За то, что в стычке под Даманском, когда китайцы открыли огонь и начали наших лупить, и все пассивно ждали решения Москвы, эти двое были единственными, принявшими решение – сопротивляться. Минуя верха, они взяли инициативу в свои руки. Их арестовали, но пока они сидели, из Москвы пришел приказ "дать китайцам". Тогда ребят освободили и сделали Героями Советского Союза...
Книга "Лик – лицо – личина" (1990, 32 стр.) (pdf 2,9 mb) – ноябрь 2020
– копия из библиотеки "ImWerden"
Книга знакомит с прозой известного скульптора Э. Неизвестного, который с 1976 года живёт в эмиграции.
В Советском Союзе рассказы Э. Неизвестного публикуются впервые.
(Аннотация издательства)
Содержание:
Красненькие и зелёненькие ... 3
«Весёлые поросята» ... 7
Двор ... 12
МОСХ (Московское отделение союза художников) ... 16
Портретики ... 18
Хепс ... 22
Меркуров ... 28
Страничка создана 24 января 2003.
Последнее обновление 26 ноября 2020.
