Эрик Сазерленд ЛОМАКС
(англ. Eric Sutherland Lomax)
(1919-2012)

  Эрик Сазерленд Ломакс (англ. Eric Sutherland Lomax) (30 мая 1919 – 8 октября 2012) был офицером Британской армии, который был отправлен в японский лагерь для военнопленных в 1942 году. Наиболее известен по своей книге, "Возмездие", которая рассказывает о его опыте до, во время, и после Второй мировой войны. Книга выиграла в 1996 году NCR Book Award и PEN/Ackerley Prize.
  Ломакс родился в Эдинбурге 30 мая 1919 года. Он закончил обучение в Королевской средней школе Эдинбурга в возрасте 16 лет, после был принят на государственную службу и трудоустроился на почте. 8 апреля 1936 года он стал сортировщиком и телеграфистом в Эдинбурге. 10 марта 1937 его повысили до работы в канцелярии.
  В 1939 году, когда ему было 19 лет, Ломакс присоединился к Королевскому корпусу связи до того, как началась Вторая мировая война. По истечении срока службы в 152-й группе подготовки офицеров, 28 декабря 1940 года он был назначен вторым лейтенантом. Ему дали служебный номер 165340. Он служил в 5-ом полевом полку Королевской артиллерии.
  Будучи лейтенантом, он был захвачен японцами после капитуляции Сингапура в феврале 1942 года. Он вместе с другими дальневосточными военнопленными отправился в тюрьму Чанги. Затем он был отправлен в Канчанабури в Таиланде, где был вынужден участвовать в строительстве Бирманской железной дороги. В 1943 году он и ещё пять заключённых подвергались пыткам со стороны Кэмпэйтай и осуждены за "антияпонскую деятельность" после того, как в лагере было обнаружено радио, скрываемое ими. Ломакс был переведён в тюрьму на Аутрам Роуд в Сингапуре до конца войны.
  12 сентября 1946 года в официальном вестнике было опубликовано, что он был упомянут в депешах "в знак признания его доблестных и выдающихся заслуг во время пребывания в плену". В 1949 году он был награждён медалью за эффективность и получил почётное звание капитана. В 1949 году он ушёл из армии.
  Не имея возможности приспособиться к гражданской жизни, Ломакс вступил в колониальную службу и был направлен на Золотое побережье (ныне Гана) до 1955 года. Изучив менеджмент, он работал в Шотландском газовом совете и Университете Стратклайда. Он ушёл в отставку в 1982 году.
  Ломакс был первым пациентом Медицинского фонда помощи жертвам пыток. Его последующая жизнь включала примирение с одним из его бывших мучителей, переводчиком Такаси Нагасе. Нагасе написал книгу о своём собственном опыте во время и после войны, которую назвал Crosses and Tigers, и профинансировал буддийский храм на мосту, чтобы искупить свои действия во время войны.
  Смерть Ломакса в возрасте 93 лет была объявлена ВВС 8 октября 2012 года. Он умер в Берике-апон-Туиде в Нортумберленде.
  Ломакс присоединился к Стефенсоновскому паровозному обществу в 1937 году и всю жизнь продолжал интересоваться этой темой. Он женился на своей первой жене Агнес ("Нан") 20 ноября 1945 года, всего через три недели после освобождения. У них было трое детей: Линда Мэй (родилась 14 декабря 1946 года, умерла 13 декабря 1993 года), Эрик (родился 18 июня 1948 года, умер при рождении) и Шармен Кароль (родилась 17 июня 1957 года). В 1980 году Ломакс познакомился с родившейся в Великобритании канадской медсестрой Патрисией "Патти" Уоллес, которая была на 17 лет младше его. Она переехала из Канады в Соединённое Королевство в 1982 году. Ломакс бросил семью несколько месяцев спустя и женился на Патрисии в 1983 году.
  Книга Ломакса "Возмездие" была опубликована в 1995 году. Джон Маккарти, журналист, который в течение пяти лет удерживался в Ливане в качестве заложника, описал книгу Ломакса как "экстраординарную историю пыток и примирения".
  История Ломакса была сделана в телевизионной драме Би-Би-Си в 1995 году, в главной роли Джона Херта как Ломакса, Рэндалла Дука Кима в роли Нагасе и Ровены Купер в роли Патти.
  В 2013 году был выпущен фильм "Возмездие", срежисированный Джонатаном Теплицки. В роли Эрика Ломакса снимались Колин Ферт и Джереми Ирвин. Николь Кидман снималась в роли Патти, женщины, которая подружилась и позже вышла замуж за Ломакса.
  (Из проекта "Википедия")

Книга "Возмездие" (2014, 352 стр. / пер. с англ. И. Судакевича) (pdf 8,8 mb) – июль 2024
  – OCR: Александр Белоусенко (Сиэтл, США)


  Эта книга поражает искренностью – все, что в ней написано, правда. Во время Второй мировой войны британский офицер Эрик Ломакс попадает в плен. После страшных пыток и унижений в японском концлагере он уже не может вернуться к прежней жизни. Мысль о возмездии не покидает его. Он уверен, что его мучители заслуживают самого страшного наказания, и особенную ненависть он питает к переводчику, присутствовавшему на всех пытках. Его деревянный бесстрастный голос стоит у Ломакса в ушах.
  И вот они встречаются – два глубоких старика. Один всю жизнь мечтает отомстить, другой – замолить грехи.
  И Ломакс понимает, что, к его собственному удивлению, у него нет однозначного ответа на вопрос, может ли ненависть быть вечной.
  (Аннотация издательства)

---

  Фрагменты из книги:

  "Что ж, теперь я. Должно быть, к этому времени уже отбило полночь. Я снял часы и аккуратно выложил их на стол в караулке. Будто собрался окунуться в бассейне. Очки сложил заботливым жестом, бережно положил рядом. Кажется, для этого пришлось немного отшагнуть назад. Никто из охраны не шевельнулся, даже слова не сказал. Наверное, от изумления.
  Меня вызвали вперёд. Я встал по стойке «смирно». Солдатня торчала напротив, сопя и отдуваясь. Пауза. Казалось, она тянулась минуты – и тут я повалился от удара в спину. Он отозвался по всем костям, обдавая тело жидким огнём боли. Внезапные удары сыпались теперь отовсюду. Я чувствовал, что падаю в какую-то бездну, что туда меня толкают могучие вспышки твёрдого света, который обжигал и мучил. Удавалось вычленить периодически удары по голове: кто-то топтал мой затылок, вдавливая лицо в щебёнку; со щелчком лопались кости; вот выбили зубы, а вот я инстинктивно пытаюсь прикрыться от ударов в пах, силюсь встать на ноги, меня вновь сшибают наземь...
  В какой-то момент я вдруг понял, что совсем плохо дело с бёдрами, помню, как взглянул наверх, увидел падающие дубинки, нацеленные как раз на тазобедренный сустав, – и я выставил руки, чтобы отвести удар. Это послужило словно командой перенести теперь внимание именно на руки. Помню тот удар, которым мне перебили запястье. Дубина легла точно поперек; страшная боль от раздробленных тонких косточек. И всё же самые мучительные удары приходились на тазовые кости и основание позвоночника. Думаю, они хотели разломить мой тазовый пояс. Всё туловище словно вычерчивали ударами, вытравляли скелет кислотой боли.
  Это продолжалось и продолжалось. Насколько долго? Есть вещи, которые нельзя измерить во времени, и случившееся – одна из них. Покажется абсурдом, но мне часто приходит в голову сравнение, что пытка и впрямь чем-то сродни собеседованию при устройстве на работу: точно так же странным образом сжимается время, и под конец ты не можешь сказать, сколько она длилась: то ли пять минут, то ли час.
  Зато я точно помню, о чём думал: вот и смерть пришла. Мне никогда не забыть, как я звал Бога, звал на помощь в предельном отчаянье и беззащитности. Я скатился в глубокую канаву с гнилой вонючей водой, которая за пару мгновений до утраты сознания окатила меня свежестью родника."

* * *

  "Само пребывание здесь уже было лекарством. В относительном покое, среди предсказуемости, с дополнительным питанием, в чистоте, под присмотром терпеливых и надёжных санитаров, в атмосфере товарищества и поддержки я медленно, но неуклонно шёл на поправку, прибавлял в весе.
  Выяснилось также, что японцы вернули мне мою Библию. Тщание, с каким они заботились о личных вещах военнопленных, ничуть не уступало масштабам наплевательства на наше физическое благополучие. Даже наручные часы отдали. Но когда я попробовал вновь пробудить в себе тот душевный настрой, который всегда проявлялся при чтении звучных пассажей литературы семнадцатого столетия, обнаружилось, что я практически забыл, как читать. Страница выглядела мельтешением закорючек, не получалось сфокусировать взгляд. Я не видел ни единого печатного слова на протяжении последних семи месяцев. Знакомство с письменностью было низведено к распознанию заглавной буквы D.
  Ничего не оставалось, как по складам разбирать кричащие заголовки и подписи к рисункам в переплетённой подшивке «Лилипута», журнальчика со сплетнями и снимками полураздетых девиц; потом я переключился на детский букварь, откуда старательно зачитывал простенькие слова. По сути, я утратил интеллект и целыми днями копался в памяти в поисках навыков письменной речи. К великому облегчению, способность читать восстановилась быстро."

* * *

  "И все эти годы требовалось делать вид, будто прошлого не было и в помине. Страдая от жутких кошмаров, я, тем не менее, отказывался воспринимать их как серьёзную угрозу. Мне хотелось верить, что всё давно похоронено, но Утрам не отпускал и ночь за ночью возвращался. Жена, как могла, меня успокаивала, но разрыв между нами был уже слишком велик. Я кричал по ночам, просыпался весь в поту, будто меня гнали вверх по склону с тяжёлым грузом на плечах, – и потом трясся от облегчения, обнаружив, что меня окружает влажная жара Секонди или прохлада эдинбургской ночи.
  С болезненным любопытством я узнавал похожие симптомы и в других, особенно в одном из коллег на Золотом Берегу: он побывал в плену у немцев и превратился в нервного, мнительного, обидчивого человека, да ещё с сильно пошатнувшимся здоровьем. Но никто никогда не говорил о таких вещах, и я тоже помалкивал. Тема «моей войны» могла прозвучать лишь при обсуждении японцев. И тогда я неизменно заявлял, что ненавижу их в абсолютной, полнейшей степени."

* * *

  "Бабб успел утратить связь с остальными членами поискового отряда, зато переводчик не так давно сам его разыскал и, может статься, сумеет помочь в моих поисках. Падре спрашивал, не возражаю ли я, если он станет задавать вопросы от моего имени. Говоря конкретно, меня интересовала любая информация о тех людях, которые столь старательно меня избивали, и о седом переводчике-«американце», который чуть ли не руководил экзекуцией. Действуя таким образом, я пытался первым делом разобраться с убийствами и сформулировал Баббу лишь те вопросы, которые были связаны с той ночью в главном Канбурском лагере. Я практически не надеялся получить какие-либо новости с той стороны и был рад, что Бабб вызвался побыть в роли посредника. Вряд ли у меня хватило бы сил на прямую переписку с бывшим японским солдатом.
  Его звали Нагасэ Такаси, и он жил в городе Курасики. Он написал Баббу, что помочь с ответами на мои вопросы не может, но вроде бы тот человек умер вскоре после войны.
  Бабб высказал предположение, что есть смысл покопаться в лондонском госархиве, в частности, в том его корпусе на Кью, куда перевезли часть судебных материалов по военным преступлениям. И вот весной 1985-го я устроился за столиком в тихом уголке читального зала, чтобы просмотреть выцветшие страницы папки № W0235/822, официального протокола трибунала над теми, кто нёс ответственность за гибель капитана Холи и лейтенанта Армитажа, за нечеловеческое обращение с моими товарищами и со мной.
  Это был поразительный день. Я словно отключился от реальности, впал в своеобразный транс; перед глазами стояли события в Канбури. Вот караулка, вот японские и корейские охранники, вот деревянный стол, вонючие канавы, проплешины сырой земли, пыль, жарища и где-то далеко на горизонте подёрнутые дымкой горы, преграждавшие путь на спасительный запад. Я видел шеренгу британских офицеров, измученных многочасовым стоянием навытяжку под палящим солнцем без глотка воды, а затем из тьмы повалил сброд, чтобы наброситься на несчастных людей...
  Я пришёл в себя через несколько часов, за которые прочитал и перечитал свидетельства, в том числе и те, что напечатал собственными руками. Тело онемело от усталости, но, пожалуй, самым удивительным было ощущение, будто прочитанное относится вовсе не ко мне. Я словно искал правду от имени малознакомого человека."

* * *

  "Нагасэ вышел на террасу, миновал локомотив... Я и забыл, какой он маленький, старичок-боровичок в элегантной соломенной шляпе, брюках и накидке по типу кимоно. Издали он напоминал ожившую резную фигурку с Востока, скукоженного, сухонького домового. С плеча свисал бесформенный синий мешок из хлопчатки. Когда он подошёл ближе, я разглядел у него на груди бусы из тёмно-красных камней. В ушах вновь раздалось: «Ломакс, вы нам расскажете» и прочие фразы, которые он бубнил ненавистным мне голосом...
  Жуя губами, он приступил к формальному поклону – маленькая фигурка едва мне по плечо, с напряжённым морщинистым личиком. Я шагнул вперёд, взял его за руку и промолвил: «О-хаё-годзаимас, Нагасэ-сан, о-гэнки дэс ка?» – «Доброе утро, господин Нагасэ, как вы поживаете?»
  Подрагивая всем телом, он смотрел на меня глазами, полными слёз, и причитал беспрерывно «простите, простите...». Я увёл его с ужасного солнцепёка в тень, к лавочке, принимая над ним как бы шефство, потому что его надо было успокоить: он был переполнен чувствами. Бормоча что-то подбадривающее, я усадил его на скамейку, словно защищал от эмоций. В ответ на причитания я сказал что-то вроде: «Очень тронут вашими словами».
  Он произнёс: «Пятьдесят лет – долгий срок, но для меня это было временем страданий. Я никогда вас не забывал, я помню ваше лицо, особенно глаза». Говоря это, Нагасэ не отводил взгляда. На меня смотрел, в общем-то, тот же самый, знакомый мне человек: с довольно тонкими чертами лица, тёмными и слегка утонувшими глазами, с широким ртом под заострившимися скулами."


Страничка создана 20 июля 2024.