Мигель ДЕЛИБЕС
(исп. Miguel Delibes Setién)
(1920-2010)

  Мигель Делибес Сетьен родился 17 октября 1920 года в Вальядолиде в многодетной (8 детей), обеспеченной, либеральной, но со строгими католическими верованиями в семье. Семья выезжала летом на побережье Кантабрии, где Мигель был поражён красотой природы. Любовь к природе в те времена включала в себя охоту. В 11 лет будущий писатель стал обладателем своего первого ружья. С началом Гражданской войны университет в Вальядолиде закрылся, и Мигель поступил в Коммерческое училище, где его отец работал заведующим кафедрой. В 1938 году он идёт добровольцем в моряки, чтобы избежать обязательного призыва в пехоту. Его определяют на крейсер «Canarias» – ударную силу Франко на море. Участие в войне, чаще всего в качестве зрителя, оказало огромное влияние на восприятие мира будущим писателем.
  После окончания войны Делибес возвращается в Вальядолид, где заканчивает факультет права. В 1941 году начинает работать карикатуристом в газете «Север Кастильи». В 1944 году после прохождения интенсивного курса по журналистике в Мадриде становится редактором этой газеты. В 1945 году проходит по конкурсу на занятие места преподавателя в Коммерческом училище Вальядолида. В 1946 году Делибес женится на Анхелес Кастро, ставшей, по его выражению, «второй половиной его самого». В браке родилось семеро детей.
  В 1948 году Делибес с романом «У кипариса длинная тень» стал обладателем литературной премии Надаля. Этот успех придал уверенности писателю, и из-под его пера стали выходить крупные произведения почти ежегодно. Одновременно М. Делибес активно занимается журналистской деятельностью. В 1952-1958 годах Делибес работает заместителем директора газеты «Север Кастильи», а в 1958 году становится её директором. Его несогласие с политикой правительства в отношении приходящего в запустение сельского хозяйства Кастильи стоило ему места директора газеты в 1963 году.
  В 1973 году Делибес избирается членом Королевской Академии языка и занимает в ней кресло «е». В 1974 году умирает жена писателя, и он несколько лет не пишет. По возвращении в литературу Делибес становится лауреатом премии принца Астурийского (1982), Национальной премии в области литературы (1991 и 1999), Литературной Премии Сервантеса (1993). Мигеля Делибеса часто называют «вечным Нобелевским претендентом». В его активе – более 50 книг, переведённых на многие языки мира. Три произведения писателя поставлены в театре, из них – «Пять часов с Марио», которое критики считают одним из его лучших романов. По шести романам сняты фильмы. В его творчестве отчётливо прослеживаются четыре основные темы: детство, смерть, природа и близкий человек. Его признают одним из лучших испаноязычных писателей. Тем не менее, Нобелевская премия упорно сопротивляется Делибесу. Последний раз он был выдвинут на премию Шведской Академии в 2001 году за исторический и полный драматизма роман «Еретик».
  Испанский писатель М. Делибес давно и хорошо известен в России и других странах бывшего СССР («Дорога», «Пять часов с Марио», «У кипариса длинная тень»). Некоторые его произведения уже десятки лет являются обязательными на языковых факультетах университетов.
  (Из проекта "Кто есть кто")

Произведения:

Роман "Письма шестидесятилетнего жизнелюбца" (1988 / пер. с исп. С. Имберта, предисл. В. Виноградова) (html 388 kb) – февраль 2007
  – OCR: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль)

Повесть "Клад" (1988 / пер. с исп. Н. Снетковой) (html 371 kb) – февраль 2007
  – OCR: Давид Титиевский (Хайфа, Израиль)

  В книгу вошли два произведения ведущего испанского писателя наших дней, хорошо известного советскому читателю. В центре романа, написанного в жанре эпистолярной прозы, образ человека, сделавшего карьеру в самый мрачный период франкизма и неспособного критически переосмыслить прошлое. Роман помогает понять современную Испанию, её социальные конфликты. О сегодняшнем дне страны, стоящих перед нею проблемах рассказывает и включенная в книгу повесть.
  (Аннотация издательства)

  Фрагменты из книги:

  "К тому времени я целиком заслужил доверие своих сотрудников, и редкий день проходил без того, чтобы наш директор дон Фернандо Масиас, сеньор Эрнандес или Бальдомеро Сервиньо (ставший впоследствии таким верным, таким близким моим другом) не поручили мне редактуру какой-нибудь заметки. Однажды директор похвалил составленный мной краткий комментарий, и это стало для меня настоящим событием, ко мне словно пришло признание, я возгордился, возомнил о себе и с тех пор, как только случалась свободная минутка, сам просил какой-нибудь работы. Так я освоил "портфель дежурных фраз", по остроумному выражению сеньора Эрнандеса, и в самом скором времени уяснил себе основные положения, как, например, то, что смерть до сорока лет была "безвременной", а покойный – "усопшим", женщины после пятидесяти – исключительно "добродетельными", всегда "доблестными" – военные и "неподкупными" – судьи. Список этот был невелик и несложен, и, как легко себе представить, уже по прошествии нескольких недель я расставлял эпитеты с безошибочностью и непринуждённостью профессионала. Тогда-то и совершил я свою первую ошибку, урок, памятный мне по сей день, когда в одном некрологе я простодушно, оттого лишь, что было этой даме за пятьдесят, назвал "добродетельной" хозяйку какого-то дома терпимости, что стоило мне строгого внушения со стороны дона Фернандо."

* * *

  "В старину в моём селе люди снимались на карточку, переболев гриппом, раз в два-три года. Я так и не смог понять этот обычай. Нетрудно догадаться, что на фотокарточках все выходили с осунувшимися, измождёнными лицами, с грустными после недавней болезни глазами. Я полагаю, смысл здесь заключался в том, что человек мог потом смотреться в зеркало и сравнивать своё отражение со снимком: "Теперь я выгляжу куда лучше; вот и отступилась от меня смерть". Так или иначе, это была очень эксцентричная традиция, вероятно не сохранившаяся сегодня даже среди стариков. Ну, а молодёжь нынешняя, что и говорить, совсем другая."

* * *

  "О таких, как Вы, у нас здесь говорят "пригожая вдова". По обнажённым рукам и прежде всего по шее я угадываю упругость Вашего тела. Это качество я ставлю превыше всего. Оно – главное в женщине, прежде всего в женщине зрелой. Я не говорю сейчас о коже. Меня одинаково отталкивает как рыхлая, дряблая или дебелая плоть, так и плоть тощая, излишне мускулистая либо же оплывшая жирком. Терпеть не могу чрезмерный волосяной покров, но в такой же степени питаю отвращение и к ногам выбритым, общипанным и холодным, как кожа рептилии. Тугая, упругая плоть, обтянутая золотистой, шелковистой кожей с коротким, мягким и светлым, как на персиках, пушком, – вот самое оно. Не о том речь, поймите, чуть полнее женщина или чуть худее, чем следует, а о том, какова плоть, облекающая костяк, и неважно, много её или мало."

* * *

  "Остаётся выяснить ещё кое-что, я говорю о том, чего не видно на снимке, – о спине. Разделена ли твоя спина надвое? Это, дорогая, существеннейший вопрос. Бывают спины плоские, костлявые, асимметричные; другие – с двумя выступающими острыми лопатками, похожими на косящие груди; третьи вообще мясистые, жирные, раскормленные, под которыми и скелета не видно. Все они никуда не годятся. Красивая, идеальная спина – это спина, разделённая надвое глубокой ложбинкой, спина, которая сужается по бокам к пояснице и в то же время слегка прогибается внутрь, дугообразно переходя в выпуклую линию ягодиц. На снимке, к сожалению, ты стоишь вполоборота, что не позволяет разглядеть твою спину, хотя, принимая во внимание всё остальное, невозможно допустить, что Господь мог обойти тебя этой последней милостью."

* * *

  "Скажу тебе, мне нравится, когда у женщины низкий голос. Терпеть не могу высоких или, как говорят у нас здесь, писклявых голосов. Высокий голос болтливых женщин утомляет, а у молчаливых, когда они начинают говорить, кажется неожиданным и неестественным. Низкий, хриплый голос теплее, звучит обещающе и волнует, хотя один из моих знакомых и утверждает, что мужчина, которому нравится в женщине хриплый голос, – потенциальный гомосексуалист. Чудовищно, не правда ли? Мы живём в такое время, когда любой вопрос, имеющий отношение к сексу, обсуждается, анализируется и разбирается по косточкам, причём из любого пустяка делаются почти научные выводы, тогда как единственная истина состоит в том, что половое влечение – это извечный инстинкт, благодаря которому человечество продолжает своё существование."

* * *

  "Заботливо высыпая содержимое мешка на полированную столешницу, Паблито опять сиял.
  – Сокровища Али-Бабы, – пошутил он.
  Нашейные украшения, браслеты, кольца, фибулы, подвески, серьги золотые и серебряные рассыпались по пустому столу, перепутанные между собой, зацепившиеся друг за дружку. При виде их помощник генерального директора только присвистнул, а дон Лино, отступив немного, хитро улыбнулся. Первым очнулся Херонимо и попытался разъединить сцепившиеся драгоценности. Ему достаточно было лишь взглянуть на них, чтобы высказать свои суждения:
  – Составные части личного убора. Конец второго периода железного века, – сказал он с лаконичностью знатока.
  И, словно бы эти слова послужили приглашением, нетерпеливые руки Паблито и помощника генерального директора протянулись к сокровищам, сперва робко, а потом, утратив первоначальное почтение, стали их переворачивать, расцеплять, раскладывать, в то время как дон Лино наблюдал за ними, стоя на приличествующем случаю расстоянии, словно за детьми, развлекающимися игрушками. Три археолога обменивались скупыми фразами, понимая друг друга с полуслова, увлечённо подчеркивая особенности каждой вещи, Паблито вытащил золотой браслет и указал на него помощнику генерального директора.
  – Посмотри, Пако. Не думаю, чтобы такие ленточные браслеты спиралевидной формы находили раньше на Пиренейском полуострове, – гордо сказал он, играя в пользу дона Лино."

Страничка создана 21 февраля 2007