Семен Резник. Статья "Нацификатор в законе"

Семен Резник

НАЦИФИКАТОР В ЗАКОНЕ

Погромщиков и ведущих погромную агитацию

предписывается ставить вне закона.

Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов (Ленин)

Управляющий делами Совнаркома Вл. Бонч-Бруевич

Секретарь Совета Н. Горбунов

Цитируется по:

С. Куняев,

«Наш современник», 2007, № 4.

Дело Бейлиса: сто лет спустя.

Статью под крутым названием «Сам себе веревку намыливает...»[1] Станислав Куняев начинает эпически, почти что академически – с обзора литературы вопроса. Он сообщает:

«В августовском и сентябрьском номерах нашего журнала за 2005 г. была опубликована сокращенная стенограмма “Дела Бейлиса”, переданного в журнал бывшим сотрудником радиостанции “Свобода” И.О. фон Глазенапом, который переписал страницы стенограммы из киевской газеты, попавшей во время Отечественной войны из киевских архивов в фашистскую Германию» (курсив мой. – С.Р.)

Примерно с таким же чувством законной гордости Куняев представлял читателям этот материал два года назад, когда получил драгоценную рукопись из славного города Мюнхена. Ни до, ни после публикации никто ему не объяснил, что он стал жертвой розыгрыша в духе барона Мюнхгаузена. Ибо фон-барону не было никакой надобности разыскивать в германских архивах русские газеты дореволюционных времен, вывезенные в годы войны из оккупированного Киева; а месяцами переписывать из них гигантскую стенограмму Дела Бейлиса можно было разве что для упражнений в чистописании. По окончании «процесса века» стенограмма была опубликована в книжном формате, в трех томах.[2] Они разошлись по свету в большом числе экземпляров, это вполне доступное издание. В ближайшем киоске его не купить, но в крупных библиотеках Москвы, Киева, Мюнхена, Вашингтона и т.д. трехтомник имеется и выдается всем желающим. В 2004 году, то есть за год до сизифова подвига фон-барона Мюнхгаузенапа все три тома появились в интернете,[3] с тех пор каждый может бесплатно скачать их в свой компьютер.

Так что Куняев сунулся в воду, не зная броду; давно уж пускает пузыри, но все хорохорится.

Однако к процессу Бейлиса он обратился не с бухты-барахты, а для того, чтобы защитить Александра Солженицына от «еврейского журналиста с ритуальной фамилией Резник». Но поскольку, по собственным словам Солженицына, у него не нашлось времени «вникнуть подробно во все извивы следствия, общественной кампании и суда»,[4] а «журналист с ритуальной фамилией» время на это нашел,[5] то Куняев отважно ринулся защищать незащитимое. И прибегнул к обычному в таких случаях средству: нападение – лучший вид обороны. Цель свою он объяснил довольно игриво:

«Итак, как сказали бы в советское время, "по просьбе трудящихся евреев" Марка Дейча, Семёна Резника, а также грузина Валерия Каджая, уличивших Солженицына и Назарова в том, что последние плохо знакомы (или даже вообще не читали) с "Делом Бейлиса", мы публикуем основные главы из стенографической записи знаменитого процесса 1913 года».[6]

Но осадить Дейча и Резника – это программа-минимум. Дальний прицел – возродить кровавый навет на «трудящихся евреев», подвергнув ревизии процесс Бейлиса. Я писал по поводу этих ритуальных игрищ:

«Из трехтомной стенограммы процесса Бейлиса (Киев, 1913) он [Куняев] выудил обвинения евреев и иудейской религии в ритуальных убийствах. На процессе эти обвинения были изобличены как злобные бредни, что отражено в той же стенограмме, но не в куняевских извлечениях».[7]

Прошу прощения за самоцитирование, но этим все и исчерпано. Не было бы нужды возвращаться, но в новой статье Куняев «возражает» мне торжественным заклинанием:

«Я отвечаю за свои слова, поскольку опираюсь не на вымыслы “черносотенных” публицистов той эпохи, а на солидные исследования историков, в том числе и еврейских, и сам никогда не утверждал того, что мне приписывает Марк Дейч».[8]

Не очень понятно, зато сколько пафоса! Выбраться из омута, в который Куняев сам себя угодил, он не в состоянии, а тонуть, понятно, не хочет, вот и дергается в разные стороны. Он что-то хочет прокричать нехорошему Резнику, а получается бульканье в адрес Дейча. Он отвечает за свои слова, которые никогда не утверждал; имеет мнение, которое не разделяет. Только и остается уповать на солидные исследования еврейских историков.

А что? Может быть, за них и вправду можно ухватиться как за подручное плавучее средство? Куняев хватается за книгу А.С. Тагера «Царская Россия и дело Бейлиса». «Впервые она была опубликована в Советском Союзе с предисловием А.В. Луначарского в 1934 году, -- делится он своими библиографическими изысканиями и многозначительно добавляет, -- как раз во время процесса над “Русской национальной партией”.».

Этот тонкий намек на толстые обстоятельства надобно разъяснить. «Дело российской национальной партии» (иначе «Дело славистов») – одно из многих творений ГПУ в угоду товарищу Сталину и его теории усиления классовой борьбы. Куняев трактует это дело как расправу еврейства над славянством, к чему и приурочивает издание книги А.С. Тагера, улавливая между ними какую-то сакральную связь. Курьез в том, что книга вышла годом раньше – к 20-летию процесса Бейлиса.[9] Бывший нарком Луначарский (такой же еврей, как Куняев – папуас), умер в том же 1933-м, так что, если верить куняевской датировке, написать предисловие он не мог.

Но годом раньше или позже – кто считает! Что-то же он откопал в этой книге во спасение себя и Солженицына. Он сообщает:

«Вот как А.С. Тагер, описывает момент вынесения приговора М. Бейлису:

“...Наконец в оцепленном войсками зале суда появились присяжные заседатели. Вердикт присяжных включал ответы на два вопроса. Первый вопрос: доказано ли, что 12 марта 1911 г. Андрея Ющинского заманили в одно из помещений кирпичного завода, где ему были нанесены раны, сопровождавшиеся мучением и полным обескровлением? Старшина присяжных объявляет: “Да, доказано”. Первая партия за черной сотней. Ритуальный характер убийства признан судом. <... > доказана ли вина Менделя Бейлиса? <... > “Нет, не доказана”.» (жирный шрифт Куняева – С.Р.).

Так как номер страницы не указан, то в поисках этой цитаты мне пришлось заново перепахать книгу Тагера от начала до конца и от конца к началу. Все без успеха. Отчаявшись, я обратился к интернету: вдруг на каком-то вэб-сайте цитируется как раз это место… Оказалось – да, цитируется! Во Всеукраинском еженедельнике «Персонал», в статье об убиенном вiд жидив Андрійке Ющинськом.[10] Автор, Ярослав Орос, шпарит на украiньской мове как заправский самостийник, но ключевая цитата дана по-русски. Та самая. Только взята она… из сочинения некоего Эдуарда Ходоса с мудревато-кудреватым названием: «Выбор — 2006: между Спасителем и Антихристом, или Оранжевая цель сквозь еврейский прицел» (Харьков, 2005).

Да, не соскучишься с этими ребятами. Хотели как лучше, но опять не смогли сговориться.

«Многие газеты той эпохи, -- продолжает Куняев библиографические изыскания, -- обнародовали результаты голосования [присяжных заседателей]. Вот один из примеров: «Сами присяжные, не согласные с оправданием, не скрывали затем перед матерью Андрюши и её представителями, что их голоса разделились поровну: “шесть голосов были за признание вины, шесть стояло за оправдание” (“Заметки по поводу процесса об убийстве Андрюши Ющинского”, “Мирный труд”, Харьков, 1913, № 1)» (Курсив Куняева – С.Р.).

Прочитал я эти вещие слова и еще больше восхитился отваге нацификатора. Вот что значит жертвовать собой ради идеи! На такой подвиг ни один террорист-самоубийца не пойдет. Террорист жертвует жизнью ради всемогущего Аллаха, зная, что его ждет награда в райских кущах. А что ждет Куняева, если он Бога не боится и сам Антихрист ему побратим! Ведь газеты «Мирный труд» не существовало. Под таким названием в Харькове выходил журнал – толстенный, втрое толще «Нашего современника», а форматом поменьше: кто держал его в руках, с газетой не спутает. Да и как в первом номере за 1913 год (январском) могло что-то появиться о приговоре суда, который был вынесен в октябре того незабываемого года!

Не рылся Куняев в старых комплектах газеты или журнала «Мирный труд», а неумело попользовался изысканиями кого-то из своих побратимов, «забыв» на оного сослаться. Но заметать следы набегов на огороды сотоварищей по зондеркоманде он не умеет и выдает себя с головой:

«Современный харьковский исследователь иудаизма, хасидизма и секты “Хабад” Эдуард Ходос – в книге “Между Спасителем и Антихристом” (Харьков, 2005) так комментирует это оправдание Менделя Бейлиса:

“При вынесении вердикта голоса двенадцати присяжных заседателей разделились поровну: шестеро признавали вину Бейлиса, шестеро её отрицали. В соответствии же с законодательством того времени при равном разделении голосов присяжных решение принималось в пользу обвиняемого”.». (Курсив Куняева – С.Р.)

Вот где он пасется! В огороде Ходоса! Часть урожая с его грядок он подарил А.С. Тагеру, «мирно-трудовую» часть прихватизировал, а кое-что оставил самому Ходосу, чтобы не сильно обижался. В национал-социалистическом колхозе это дело обычное: «если от многого взяли немножко, то это не кража, а просто дележка».

Но каково качество краденого, стоило ли так напрягаться?

Присяжными на процессе Бейлиса были люди темные, необразованные, пятеро из них были членами черносотенных организаций. Их с таким мошенническим расчетом и подбирали – чтобы они не могли разобраться в сложных материях, которые обсуждались в суде, но засудить жида не считали грехом. В дни процесса это установил В.Г. Короленко[11] (и за «клевету» на лучезарную действительность его тягали по судам до самой Февральской революции). Но при всем невежестве и предрассудках присяжных они были честными богобоязненными людьми. Они дали присягу не разглашать того, что обсуждали за закрытыми дверьми. Никаких данных о том, что кто-то из них нарушил присягу, не имеется, и потому было ли их решение единогласным, или нет, неизвестно.

А что касается журнала «Мирный труд», то это был рупор черной сотни, от которой Куняев, отвечая за свои слова, открестился. Ведущим автором журнала был Алексей Семенович Шмаков, он же «гражданский истец» на процессе Бейлиса. Формально он представлял интересы матери Андрюши Ющинского и обязан был добиваться изобличения убийц, причем, в том, что Андрюшу убили бандиты в квартире Веры Чеберяк, он не сомневался, -- это доказано его дневниковыми записями: их нашел и проанализировал А.С. Тагер.[12] Так что для себя Шмаков писал о виновности Веры Чеберяк, а в суде, для города и мира, доказывал непричастность ее воровской шайки, чтобы заставить присяжных поверить в людоедство евреев. Провалившись на процессе, он стремился опорочить уже не столько Бейлиса, сколько присяжных заседателей, которые его оправдали, вот и пустил по свету дезу, будто они разболтали про то, как разложились их голоса. Вот какова цена тому, что сто лет спустя озвучивают Ходос, Орос и Куняев-Орамис.

Не больше стоит и деза о баснословных гонорарах защитников Бейлиса.

Согласно Куняеву, «”Грузенбергу 30 000 руб., а Карабчевскому 25 000 руб. и по 100 000 руб. каждому в случае полного оправдания евреев в кровавом навете“ (из письма чиновника особых поручений Любимова директору Департамента полиции Белецкому. ГАОР. Ф. 1407.Оп. 1. Д. 1059. П.19)» (Жирный курсив Куняева – С.Р.).

Он снова стреляет из краденного обреза, оказавшегося кривым. Любимов – один из двух агентов Департамента полиции (второй Дьяченко), которые были командированы на суд Бейлиса, чтобы каждый вечер писать подробные доносы Белецкому о прошедшем дне. Гонорары защитников в судебных заседаниях не обсуждались, так что знать об этом посланец Белецкого ничего не мог.

На самом деле пятеро защитников Бейлиса от гонораров отказались. Такова была традиция русской адвокатуры, отряжавшей лучшие силы для участия в процессах большого общественного значения, и всегда бесплатно. Кстати, эксперты, приглашенные защитой, вознаграждения за свои труды тоже не получали. Суд только возместил им расходы на проезд и пребывание в Киеве. Иное дело – эксперты, приглашенные обвинением. Найти таковых было очень трудно, потому что даже люди, лишенные совести, но пользующиеся какой-то профессиональной репутацией, не склонны обнажать свою срамоту перед всем миром. Позор таких «экспертов» приходилось оплачивать из секретных сумм Департамента полиции, что, конечно, держалось в строжайшей тайне. Профессор Косоротов, в котором власти были не вполне уверены, получил 4000 сребреников в два приема – две тысячи до и две после процесса. Выдал ему эти деньги лично Белецкий по указанию министра юстиции Щегловитова, а «режиссуру» осуществлял «гражданский истец» Замысловский. Деньги были по тем временам серьезные, за них требовалось отчитаться. Расписки получателя и сопутствующую переписку обнаружил в архиве А.С. Тагер.[13] Профессор психиатрии Сикорский считался более надежным, так как еще до суда «обосновывал» миф о ритуальных убийствах в печати, чем заслужил презрение всей ученой корпорации. Терять ему было нечего. Одноко незадолго до выступления в суде он сообщил, что участвовать не может по болезни. Взятка в 4500 рублей его «вылечила». Хуже обошлись с ксендзом Пранайтисом, чья религиозная экспертиза полностью провалилась. Ему кинули 500 рубликов (потом, правда, он выклянчил хлебную должность в Петербурге, намекая на то, что дело Бейлиса не последнее и его услуги еще понадобятся). А самый большой куш получил гражданский истец, член Государственной Думы Г.Г. Замысловский: на «написание книги» о деле Бейлиса ему выдали из секретных фондов поистине баснословную сумму: 75 000 рублей.[14] Отрабатывать взятку он не торопился. Его творение вышло только в январе 1917 года, то есть в разгар страшной войны и в канун революции, когда оно уже не было нужно даже самой черной сотне.

Зато теперь этой гной-перегной можно вынуть из помойки и подать к столу как изысканный деликатес. Ярослав Орос сообщает: «Многие считали, что евреи организовали революцию, потому что были испуганы тем, что информация, помещенная в книге [Замысловского], может получить широкое распространение». И дальше – тоже на полном серьезе: «После большевистской революции специально созданный суд признал жидов невиновными. Немного позже Ленин спросил раввинов, удовлетворяет ли их этот приговор».[15]

Куняев старается не отставать от своего самостийного коллеги, но в «широте мышления» явно ему уступает, так как слишком зацыклен на «ритуальной фамилии»:

«Спустя 100 лет после процесса современный историк Эдуард Ходос (хорошо хоть не Тагер с предисловием Луначарского! – С.Р.) утверждает, что “не найден” убийца. А Семён Резник с пеной у рта пытается доказать, что “на процессе Бейлиса тайное стало явным. Все убийцы были названы”. Но этого в судебном приговоре не было, и происходит это всё — обнародование имён якобы убийц Ющинского с русскими и украинскими фамилиями — лишь в воспалённом воображении Резника». (Курсив Куняева. – С.Р.)

Это опять из репертуара фон-барона Мюнхгаузенапа. Куняев знает, что убийцы не могли быть названы в приговоре суда, ибо судили не их, а невинного человека. А вот в ходе суда преступление было раскрыто во всех подробностях, да так, что Петр Сингаевский, на очной ставке с участником частного расследования Сергеем Махалиным, готов был признаться в убийстве, но вклинился с воплями гражданский истец Замысловский и заткнул ему рот!

В ходе суда было установлено, что воровская шайка заподозрила «байстрюка» Ющинского в доносительстве, потому и убила – таков был мотив преступления. Что местом преступления была квартира Веры Чеберяк. И что убили мальчика трое членов чеберяковской шайки: Петр Сингаевский («Плис», ее брат), Иван Латышев («Ванька Рыжий»), и «министерская голова» Борис Рудзинский, который исколол труп шилом, «чтобы под евреев». Все это наличествует не в чьем-то воображении, а во всех серьезных трудах о деле Бейлиса, и, прежде всего, в стенограмме процесса, на которую якобы опирается нацификатор. Последующими исследованиями доказано, что такую же картину преступления установила и сама охранка (подполковник Павел Иванов). Чтобы обвинить невинного Бейлиса и еврейский народ, был образован уникальный альянс между государственной властью, черной сотней и воровской шайкой.

Сто лет спустя, Куняев и его братва берут под защиту бандитов, следуя примеру своих предшественников: прокурора Виппера, черносотенных «истцов» Шмакова и Замысловского, судьи Болдырева и всей «вертикали власти», вплоть до государя императора.

«Резник хочет сказать, -- не унимается Куняев, -- что присяжные оправдали Бейлиса, но при этом утаивает гораздо более важное обстоятельство: умерщвление отрока Ющинского на еврейском заводе с синагогой было признано "изуверским, с подробно перечисленными признаками ритуального".». (жирный шрифт Куняева. --С.Р.)

Но то, что Куняев закавычил и выделил жирным шрифтом, на суде было не признано, а отвергнуто.

Хотя я достаточно подробно писал о приговоре присяжных в документальной повести «Убийство Ющинского и дело Бейлиса»,[16] выделю здесь основные моменты.

Когда судья Ф.А. Болдырев зачитал вопрос, который он намеривался предложить присяжным заседателям о виновности Бейлиса в убийстве Ющинского (вопрос включал в себя предполагаемые мотивы и место преступления), то гражданский истец Г.Г. Замысловский потребовал разделить его на два: один о факте преступления, а другой – о виновности подсудимого. В ходе процесса судья подсуживал обвинительной власти, но все-таки пытался придерживаться процессуальных формальностей – ведь за каждым его словом следил мир! Но, видя, что дело обвинения прогорает, он пошел на явное непотребство, чтобы помочь черной сотне спасти хоть какие-то крохи из ее боевого арсенала. Он согласился переформулировать вопросы, причем, сделал это с вопиющим нарушением юридических норм, вопреки здравому смыслу и всему, что было выявлено в ходе суда. В вопрос о факте преступления (ответ на него мог быть только «да»: Андрюша был убит, в этом никто не сомневался) он встроил указание на место преступления (кирпичный завод Зайцева при еврейской больнице, где жил и работал Бейлис, хотя в ходе суда были представлены неопровержимые доказательства, что убийство произошло в квартире Чеберяк). Защита заявила протест, но Болдырев его отклонил, чем еще больше унизил достоинство суда, но зато принудил присяжных, признав факт убийства, тем самым признать, что оно произошло на кирпичном заводе.

Но решающим был второй вопрос – о виновности Бейлиса. В него Болдырев включил – опять же по требованию обвинения и вопреки протесту защиты – нужный обвинителям мотив преступления: «из побуждений религиозного изуверства». Ответ присяжных гласил: «нет, не виновен». Так что суд признал прямо противоположное тому, что утверждает Куняев.

Нацификаторы пытаются ревизовать дело Бейлиса и кровавый навет вообще, идя по стопам «ревизионистов» холокоста. Цивилизованный мир давно признал, что холокост (уничтожение нацистами шести миллионов евреев) – это одно из самых чудовищных преступлений против человечности в мировой истории; но «ревизионисты» с этим «не согласны», они «сомневаются». Они хотят переписать историю нацистских оргий, вытравить память о злодеяниях, чтобы сделать возможным их повторение. Такова же цель «ревизионистов» кровавого навета – самого гротескного из антисемитских мифов, которые привели к холокосту.

Недавно «ревизионисты» многих стран и народов продемонстрировали свою интернациональную солидарность, явившись в Тегеран, на поклон к новоявленному фюреру. Куняева и Ороса с Ходосом там не было? Не удостоились приглашения? Значит, мало старались! Постараются, и в следующий раз их не обойдут.

Нацистский десант – двадцать лет спустя.

Неодолимая сила влечет Куняева к моей статье «Десант советских нацистов в Вашингтоне», опубликованной почти два десятка лет назад в лос-анджелевском еженедельнике «Панорама».[17] И в своих многопудовых «воспоминаниях», и в «публицистических» статьях он снова и снова кружит вокруг нее. При бедности языковой палитры, Куняев всякий раз характеризует ее одними и теми же словами: «геббельсовская ложь». Впрочем, теперь он добавил и кое-что новое: ласково назвал меня «либо идиотом, либо профессиональным лжецом», уточнив, что «можно быть и тем и другим одновременно».

Отвечать, что от такого слышу, я не стану, но кое-что напомнить придется.

Статья была посвящена семинару на тему «Культурное и этническое разнообразие в Советском Союзе», запланированному в Институте Кеннана по изучению России. Календарный план мероприятий Института был разослан заранее, из него я и узнал о многочисленной делегации «советских писателей», в коей, однако, не было никакого «культурного и этнического разнообразия». Было очевидно, что хозяева понятия не имели, кого они пригласили.

Это и разъясняла моя статья.

Участники группы в ней были охарактеризованы в основном их собственными высказываниями. Пятеро из девяти названных в анонсе гостей были соавторами обращения «74-х писателей России», в котором демократические преобразования изображались как еврейский заговор, сопровождаемый «беспримерной травлей, шельмованием и преследованием коренного населения страны», и содержался почти открытый призыв к государственному перевороту (год спустя его попытался осуществить ГКЧП).[18]

Направив статью в русскоязычное иммигрантское издание, я не придавал ей большого значения, зная, что кроме иммигрантов ее мало кто прочитает. Но статья заинтересовала видного журналиста и общественного деятеля Южной Калифорнии Сая Фрумкина. Он задался вопросом: кто пригласил этих людей в Америку и на чей счет? Нескольких телефонных звонков оказалось достаточно, чтобы выяснить, что семинар в институте Кеннана – это только начало. Запланировано месячное турне, встречи в различных организациях, университетах, и все это – под эгидой Информационным Агентством США, на деньги налогоплательщиков.

Сай Фрумкин перевел статью на английский язык и со своим вступлением послал ее некоторым конгрессменам, в ряд правительственных и неправительственных организаций, в ведущие средства информации.

17 апреля 1990 года, в день семинара, на первой странице «Вашингтон пост» появилась статья, в которой рассказывалось об участниках необычного турне и ставился ряд вопросов, малоприятных для его организаторов.

Состав делегации оказался несколько иным по сравнению с опубликованной афишей, что, однако, не изменило ее физиономии. Не приехали Валентин Распутин и Вадим Кожинова, зато появился Олег Михайлов.

Встреча длилась не два часа, а больше трех, но ни о каком «культурном и этническом разнообразии» речи не было. Гостей спрашивали об их позициях в отношении демократии и евреев, а так как от прямых ответов они уходили, то вопросы становились все более жесткими.

За давностью лет я могу быть неточным в воспроизведении подробностей, поэтому лучше приведу письмо, посланное мною по свежим следам в газету «Литературная Россия» – после появления в ней «отчета» о поездке главного редактора Эрнста Сафонова.[19] Ответа я не получил, письмо опубликовано не было – тем больше оснований привести его теперь:

«Уважаемая редакция!

В подборку материалов, посвященных поездке в США группы из восьми литераторов, "Литературная Россия" (25.05.1990) включила фотокопию фрагмента из моей статьи "Десант советских нацистов в Вашингтоне", опубликованной в еженедельнике "Панорама", № 470, 1990 (Лос-Анджелес). По мелкой фотокопии читать статью невозможно, а в комментарии Э. Сафонова ее смысл полностью извращен, да и сама поездка представлена в ложном свете.

Моя статья была посвящена предстоявшему семинару в Институте русских исследований имени Джорджа Кеннана в Вашингтоне на тему: "Национальное и этническое разнообразие в СССР". Суть ее сводилась к обоснованию следующего положения:

"К сожалению, среди приглашенных нет ни одного представителя из числа более ста национальных меньшинств Советского Союза. Даже русский народ, в котором существует в настоящее время большое разнообразие мнений, приглашенные на семинар ораторы не представляют, так как все они принадлежат к одной, причем экстремистской группе. Представители этой группы называют себя русскими патриотами, но и в СССР, и на Западе многие их считают русскими нацистами". ("Панорама", № 470, стр. 10).

На трехчасовом семинаре, который состоялся, как и было намечено, 17 апреля, гостям задавали вопросы о "Русофобии" И. Шафаревича, "Письме 74-х" и некоторых других публикациях, к которым советские гости имели прямое отношение как авторы или редакторы. Чтобы дать представление о том, как проходил этот семинар, приведу два вопроса, которые я задал Станиславу Куняеву.

Первый вопрос касался его статьи, в которой говорилось о "Протоколах сионских мудрецов":

"Читая протоколы... порой содрогаешься от ужаса, что многое из предсказанного в них уже осуществилось в истории XX века". ("Наш современник", № 6, 1989).

Поскольку "Протоколы..." были напечатаны для того, чтобы доказать, что существует еврейский заговор против человечества, что евреи стремятся всех сделать своими рабами, захватить власть над миром, то я спросил: "Какие исторические факты указывают на то, что еврейский заговор действительно осуществился?"

Второй вопрос — о стихотворении под названием "Эфир безумствует...". Оно было написано в "застойную", как теперь говорят, пору, и его пафос направлен против гласности, против единственного независимого источника информации, которым тогда служило иностранное радио:

"Какой-то тип вещает мне с акцентом в каждой вещей фразе всю правду о моей стране, как будто я живу на Марсе. И я задумываюсь сам, почти что в голос завывая: всем этим мертвым голосам зачем душа моя живая?"

Не в силах перенести типа с акцентом, Куняев взывал к теням изобретателей радио, Попова и Маркони, но в этом месте его стихи двоятся:

О чем заботился Попов, О чем заботился Попов,

когда ночей не спал Маркони— когда ночей не спал Маркони —

не о смутьянах в Лиссабоне, не о злодеях в Лиссабоне,

не о фашистах в Пентагоне, — не о евреях в Пентагоне, —
о судьбах бедных моряков. о судьбах бедных моряков.

("Дружба народов", № 9, 1976, (С. Куняев. Рукопись, М., 1977,

с. 3) с.195-196)

Зачитав оба варианта, я спросил, в каком из них имело место вмешательство цензуры. "Поскольку цензура очень мешала работать советским писателям, то я хочу знать, что на что заставили поменять господина Куняева: фашистов на евреев или евреев на фашистов?"

Ответить на эти вопросы Куняев не смог. Что он сочинил сам, а что переиначила цензура, он "не помнил". Он минут двадцать изворачивался и "давал отпор", но в аудитории это вызывало еще более негативную реакцию, чем то, что я процитировал.

То же следует сказать о других вопросах, адресованных участникам группы.

В лице тридцати журналистов, присутствовавших на семинаре, Америка ясно поняла, какая опасность для России и всего мира исходит от сил, нагнетающих расовую ненависть. Известный публицист Чарлз Краутхаммер написал в "Вашингтон пост": "История не должна повториться. Но она может повториться... Выслушать этих русских националистов значит заглянуть в будущее. Они представляют самое дремучее прошлое России, но в один прекрасный день оно может оказаться настоящим". (WP, 20 апреля 1990).

После этого часть запланированных встреч была отменена и группу повсюду встречали протестующие демонстранты. Хотя Сафонов утверждает, что "не было ничего такого", из его же статьи видно, что было.

Кто повинен в том, что произошло? Чтобы ответить на этот вопрос, участникам группы надо посмотреть в зеркало. Но те, кто одержим ксенофобией, никогда не глядят в зеркало — они зрят в корень. Сафонову мерещится тайный заговор, разработанный по сценарию все тех же "Протоколов сионских мудрецов". В заговорщики он зачисляет демонстрантов, которые встретили группу плакатом: "Дети Шарикова, вон из Нью-Йорка!", "большинство журналистов", которые якобы "работали по заранее составленной схеме — очернительства и нежелания слушать нас", а во главе заговора ставит меня, считая мою статью "запевной".

Однако от спора со мной он уклоняется, предпочитая брань в адрес неугодного автора. Я оказываюсь "подмастерьем пера, покинувшим Россию".

За подмастерья — спасибо мастеру, а вот с "покинувшим" следует разобраться. О том, какую опасность для России представляет внедрение в литературу и в общественное сознание шовинизма и расизма, я пишу с середины семидесятых годов, но ни одна строчка на эту тему — ни в художественной, ни в публицистической форме — на моей родине не могла пробиться в печать. Рукописи рубили либо со сладострастным энтузиазмом, либо с искренним, а чаще с лицемерным сочувствием. Так меня вытолкали из страны вместе с рукописями объемом в две тысячи страниц. Ни строчки из них в Советском Союзе не опубликовано до сих пор.[20]

А в те дни, когда в американском посольстве в Москве уточнялись последние детали поездки куняевской группы по Америке (за счет правительства США), советское посольство в Вашингтоне лишило меня возможности посетить родину (за мой собственный счет). Частное приглашение, оформленное в ОВИРе, было аннулировано без объяснения причин. Но причину нетрудно "вычислить".

В октябре прошлого года я дал интервью Московскому телевидению, в котором рассказал о трех моих книгах, вышедших на Западе, и о работе над книгой о "Памяти" и тех, кто стоит за ее спиной. "Стоящие за спиной" и сделали меня персоной нон-грата, как ни дико выглядит этот рецидив "застоя" на шестом году гласности. Вижу в этом лишнее доказательство того, что, и живя в Америке, я своим пером служу демократическому обновлению России. А вот кому служат те, кто, не покидая переделкинских дач, всматривается в анкетные данные работников Пентагона?

Меня можно не пускать к могилам моих родителей, можно называть уничижительными кличками, можно привлечь к суду, чем грозил Куняев в интервью радио "Свобода" (вызова с трепетом жду до сих пор). Но нельзя отлучить меня от русской культуры и литературы.

Семен Резник, Вашингтон»

В чем же состояла моя «геббельсовская ложь»? Может быть, при цитировании куняевских виршей я что-то исказил? Но таких претензий он мне никогда не предъявлял. Мой первородный грех в том, что в числе участников делегации я назвал не приехавшего Валентина Распутина. Но Куняев знает, что изменения в составе группы произошли уже после написания моей статьи; в анонсе института Кеннана имя Распутина значилось.

Столь же основательны его фейерверки по поводу того, как я охарактеризовал входившую в группу сотрудницу “Литгазеты” Светлану Селиванову. В моей статье говорилось, что она, «в сложных условиях (потому что “Литгазета” лишь частично контролируется “патриотами”) старается проводить ту же нацистскую линию». По Куняеву, «при главном редакторе еврее Чаковском» этого не могло быть. Пятый пункт не только застит глаза нацификатору, но отшибает память. Александр Чаковский 28 лет возглавляя ЛГ, власти им были настолько довольны, что он стал членом ЦК КПСС. Никакой своей линии «еврей Чаковский» проводить не мог, он проводил линию партии.

На «Литгазету», как известно, агитпроп возложил особые функции, что требовало от ее главреда незаурядного умения лавировать в коридорах власти. Вторая половина газеты была советским «гайд-парком»; здесь в довольно широких пределах дозволялось критиковать отдельные и не очень отдельные недостатки, разносить головотяпство высокопоставленных бюрократов, поддерживать гонимых изобретателей и новаторов, обрушиваться на «телефонное право» и т.п. А противовесом этим вольностям служила первая половина газеты, касавшаяся собственно литературы. Здесь громили Синявского и Даниэля, Сахарова и Солженицына (когда он еще не был побратимом Куняева), а вот Куняев был неприкасаем. Он занимал какой-то официальный пост в Союзе Писателей, и по одному этому критиковать его на страницах ЛГ не дозволялось: таково было указание главного редактора. Впрочем, нечиновных «нацпатриотов» от литературы тоже критиковать на страницах ЛГ было невозможно. Я пытался. Но редактор отдела литературной критики Ф. А. Чапчахов и замглавного Е.А. Кривицкий все попытки завязать с ними полемику торпедировали. Причем, если Чапчахов просто боялся задевать «патриотов», то Селиванова, в пределах своих возможностей, их активно поддерживала. А позднее ушла в журнал «Москва», который возглавил побратим Куняева по Вашингтонскому десанту Леонид Бородин, так что ее позиции определились еще четче.

Удивительный психологический парадокс представляют собой российские нацисты-нацификаторы: проводят свою линию несгибаемо, а когда им на это указывают, сильно обижаются. Один из свежих примеров – интерпретация Куняевым «Дела славистов», к которому он приурочил публикацию книги А.С. Тагера. Если заглянуть в исследование, на которое он опирается,[21] то можно узнать, что по этому делу привлекались отнюдь не только лица с русскими и украинскими фамилиями, как уверяет Куняев: несколько фамилий либо немецких, либо еврейских, либо прибалтийских. А красной нитью через все дело проходит имя Романа Якобсона, всемирно известного филолога. Он не попался в когти ОГПУ только потому, что уже жил в эмиграции. Что же касается следователей, выколачивавших из арестованных оговоры и самооговоры, то еврейские имена среди них отнюдь не доминируют. Обращает на себя внимание «частное определение», вынесенное военным трибуналом при реабилитации осужденных. Трибунал предложил привлечь к ответственности (редчайший случай!) тех, кто фабриковал это дело. При этом названы имена трех следователей ГПУ, видимо, наиболее свирепых: Бузников, Лупандин и Федоров.[22] Так что Куняев переврал материалы дела славистов, как и материалы дела Бейлиса. И тут и там цель одна – возродить кровавый навет.

Партия – их рулевой.

О том, что «ревизионизм» кровавого навета грядет, я понял более 30 лет назад – не потому, что был прозорливее других, а потому что мне «повезло»: пришлось близко соприкоснуться с побратимами Куняева, которые тогда только еще вырабатывали стратегию возрождения сталинизма-гитлеризма. Я погрузился в историю кровавого навета и немало написал на эту тему – в порядке, так сказать, раннего предупреждения. Но мне перекрыли кислород, ни одной строчки в печать не пробилось.

С опозданием на много лет, но мои книги – написанные в ту пору и поздние – опубликованы. Куняева очень обижает моя «книжица» (сам-то он пишет книжища!) «Красное и коричневое» (Вашингтон, 1991).[23] Она повествует о процессе перерождения Красной идеологии в Коричневую с конца 1960-х годов до самого падения большевистской власти. А открывается книжица рассказом о деле Бейлиса, чтобы показать истоки той паранойи, в которой вываривались герои повествования. Куняев и к этому пытается придраться – с прежним успехом:

«Итак дело Бейлиса Семен Резник сам сравнивает с делами 30-х годов, когда была расстреляна, к примеру, вся верхушка ГУЛАГа, которой не повезло, как Бейлису, быть оправданной и которая подверглась в 1990 году “кровавому навету”. Значит одно обнародование фамилий евреев-чекистов надо считать таким же “кровавым наветом”, как обвинение Бейлиса?»

И не надоедают же ему эти ритуальные игрища! Изображать репрессии ЧК-ГПУ-НКВД как расправу евреев над русскими и оправдывать Сталина, который развязал террор якобы для того, чтобы избавить аппарат от евреев, значит создавать кровавый навет по образцу дела Бейлиса, только гораздо большего масштаба.

Как я писал в той книжице, так могу повторить и сейчас. В первой стране социализма, под руководством партии Ленина-Сталина, постоянно уничтожались огромные массы людей. Чтобы мясорубка работала, требовались миллионы исполнителей разных уровней. Система была преступной; те, кто стоял во главе ее, были преступниками; те, кто выполнял преступные указания, были преступниками. Я не вижу различия между палачами с русскими, украинскими, еврейскими, латышскими, грузинскими, казахскими или какими-то еще фамилиями. Никто из них мне не друг, не товарищ, не брат. Я испытываю к ним непреодолимое отвращение – как и к тем, кто устроил судилище над Бейлисом.

Это Куняев солидаризируется со сталинскими палачами, а с некоторых пор и с царскими, что тоже стало модно. Все они – его побратимы по классу, братья по партии. Я не состоял в их партии, он в ней состоял. Да не рядовым членом, которые мало отличались от беспартийных. Он лез в руководство, пролез в номенклатурные функционеры. Когда он воспевал большевистское «добро с кулаками», я писал книгу о великом ученом Н.И. Вавилове, которого в сталинском застенке мордовали и замордовали до смерти этими большевистскими кулачищами. Когда Куняев грозил большевистским кулаком «евреям в Пентагоне», я писал исторические романы о Велижском Деле (предшественнике Дела Бейлиса) и о Кишиневском погроме.[24] Он бросал грязью в тех, кто, не желая соучаствовать в преступлениях режима, покидал страну. Он строчил доносы на коллег-писателей, которые пытались говорить собственным голосом, отказываясь быть только «подручными партии». Он даже на классика мировой литературы, умершего за сто лет до его рождения, настрочил донос в ЦК, как это ни гротескно звучит. И более того, он имел наглость через 20 лет опубликовать этот – вот уж действительно идиотский – донос, чтобы не пропадало добро![25] Не знаю, как на счет геенны огненной, но со стыда он точно не сгорит.

В 1990-м году Куняев, в числе 74-х побратимов, пытался спасти преступный коммунистический режим от развала. А когда империя зла рухнула, и в российском обществе заговорили о необходимости суда над компартией, чтобы ужасы тоталитаризма не могли повториться, он был среди тех, кто горой встал за «ум, честь и совесть советской эпохи». Не допустив суда над сталинскими палачами, он льет крокодиловы слезы над их жертвами. Не знаю, состоит ли он сейчас в компартии, или вышел из нее, но это его партия, его рулевой. Ни одного критического слова в адрес ее нынешних вождей вроде Зюганова или Макашова из-под его пера, кажется, не вышло. Единственное, что его возмущает в большевиках, -- это декрет совнаркома 1918 года об антисемитизме. Тот самый, который подписан ритуальными фамилиями Ульянова (Ленина), Бонч-Бруевича и Горбунова и завершается фразой, вписанной, как он же свидетельствует, самим вождем: «Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона».

Вероятно, из-за этого декрета через полтора месяца после его подписания «сионистка Фанни Каплан стреляла в сердце революции», как еще недавно выражались побратимы Куняева.

Хотя Каплан в сердце не попала, она, вне всякого закона, была сожжена в бочке комендантом Кремля Мальковым и первым поэтом революции Демьяном Бедным (Придворовым). А вот к погромщикам ленинский декрет на практике почти не применялся. Даже в самую лихую годину, когда «товарищ Маузер» палил без разбора во всякую «контру», на «погромщиков и ведущих погромную агитацию» боеприпасов не находилось. За годы гражданской войны в погромах было убито до 200 тысяч евреев, еще больше было покалечено, разорено, ограблено, оставлено без крова и корки хлеба. А погромщиков, поставленных к стенке, были считанные единицы. Я об этом писал в 2005 г.,[26] основываясь на данных, имевшихся на тот период.

Теперь эти знания существенно пополнились благодаря большому коллективному труду, изданному Институтом славяноведения АН РАН: «Книга погромов. 1918-1922».[27] В ней опубликовано более 360 редчайших документов, разысканных специалистами. Я в них не обнаружил указаний на бессудные расправы над погромщиками. Суды над ними тоже были большой редкостью. Есть, к примеру, документ о приговоре к расстрелу двух участников погрома в местечке Словечно, где было зверски убито 72 человека и ранено около ста.[28] Ясно, что в погроме участвовали сотни людей, но ГПУшники, умевшие раздувать масштабные групповые дела из выеденного яйца, свели все к двум обвиняемым, вероятно, не верховодам. А что касается тех, кто «вел погромную агитацию», то их «перевоспитывали» как несознательный элемент. Правда, некоего Н.И. Николайчука, который в московском трамвае «обвинял во всем евреев и призывал “вырезать жидов”», все-таки судили. Суровый ревтрибунал приговорил его… к трем месяцам тюрьмы и еще шести месяцам условно.[29] Даже такой всемирно известный погромщик, как прокурор на процессе Бейлиса Ю.О. Виппер, опознанный в 1919 году, не был поставлен «вне закона», а предан суду ревтрибунала. Государственный обвинитель с ритуальной фамилией Крыленко требовал расстрела, но трибунал постановил заключить его в концлагерь на срок... до полного торжества коммунизма. (До полного торжества старик не дожил, а то порадовался бы вместе с Куняевым).

Ряд документов, опубликованных в книге, свидетельствуют о том, что вокруг погромов советская власть создавала много пропагандистского шума, но выявлять и судить погромщиков опасалась, дабы не получили широкой огласки погромы Первой конной армии и других красноармейских формирований.

Документы говорят также о том, что погромам ко-где противостоять еврейская самооборона, но большевики препятствовали ее созданию, так как не хотели терпеть вооруженные группы вне своего контроля. Даже комитеты для распределения помощи пострадавшим создавались с большой опаской. Специальным постановлением Политбюро разрешались такие комитеты только «при условии обеспечения в них большинства за коммунистами».[30]

Таковы последствия декрета, ставившего погромщиков вне закона, который так возмущает нацификаторов в законе.

Невозможно исчерпать всех инсинуаций, которыми наполнена статья Куняева, но еще об одной не могу не упомянуть. По его понятиям, Резник должен «со злорадством вспоминать Копцева, психически нездорового юношу, который в одиночку, как самоубийца, бросился с ножом на еврейскую толпу в синагоге и сумел нескольким мужчинам нанести какие-то поверхностные порезы. Но его тут же скрутили и посадили на 16 лет».

Почему я должен злорадствовать? Потому что невинные люди пострадали (отнюдь не легкими порезами отделались) или из-за того, что 20-летнему парню искалечена жизнь? Я писал и могу повторить, что Копцев наказан «за себя и за того парня, вернее, за очень многих тех парней», коим «российское правосудие и на этот раз выдало индульгенцию, которая может только поощрять их активность». [31]

Нацификатора в законе такое «правосудие» не просто поощряет, но вдохновляет. Он один из подстрекателей Копцева, вышедших сухими из мокрого дела. Копцеву намотали срок, часть которого по закону должны отбывать подстрекатели.

Впрочем, если бы Куняева судили вместе с Копцевым, то его оправдали бы. Коль скоро эксперты из института Сербского признали Копцева психически нездоровым, то Куняева они нашли бы полностью невменяемым.

Напомню название статьи Куняева: «Сам себе веревку намыливает». Оно адресовано мне. Такова его заветная мечта, сладкая греза. Но это только программа-минимум. Конечная цель нацификатора в законе намного амбициознее: довершить недовершенное геноссе Гитлером и герром Сталиным, то есть покончить с евреями, либералами, демократами и всеми, кто шагает не в ногу с зондеркомандой его побратимов.

[1] «Наш современник», 2007, № 4.

[2] Дело Бейлиса. Стенографический отчет. Том I. (Первые шестнадцать дней). Обвинительный акт и допрос свидетелей. С приложением алфавитного поименного указателя. Киев, Т-во «Печатня С.П. Яковлева. Золотовратская № 11, 1913; Дело Бейлиса. Стенографический отчет. Том II. Судебное следствие. Допрос свидетелей и заключения экспертов. (Заседания 17-28). С приложением алфавитного поименного указателя. Киев, Т-во «Печатня С.П. Яковлева. Золотовратская № 11, 1913; Дело Бейлиса. Стенографический отчет. Том III. Прения сторон. Речи прокурора, гражданских истцов, защитников и резюме председателя. С приложением алфавитного поименного указателя. Киев, Типография Р.К. Лубковского. Фундуклеевская № 19. Телефон № 5, 1913.

[3] ldn-knigi.lib.ru/JUDAICA/StenBeil/Beilis_Steno.htm

[4] А. Солженицын. Двести лет вместе., М., «Русский путь», 2001, стр. 445.

[5] С. Резник. Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Москва, «Захаров», 2005, стр. 65-77

[6] А. Куняев. Ритуальные игры. «Наш современник», 2005, № 8; через год статья перепечатана в газете «Завтра» 2006, №42 (674), 18 октября (номера страниц не привожу, так как пользуюсь компьютерной версией, в которой они не указаны).

[7] С. Резник. Ритуальные игрища нацификаторов России: басня без морали, МЕГ, 2006, № 43-44, а так же на многих вэб-сайтах.

[8] А. Куняев. Ук соч., «Наш современник», № 4, 2007.

[9] А. С. Тагер. Царская Россия и Дело Бейлиса. К истории антисемитизма. Исследование по неопубликованным архивным документам с предисловием А.В. Луначарского. ОГИЗ, Государственное издательство «Советское законодательство», 1933.

[10] Ярослав Орос. ВБИВСТВО РОЗКРИТО. ВБИВЦЯ НЕ ВІДОМИЙ? «Персонал», № 9 (160) 1 - 7 березня 2006 року.

[11] Статья «Господа присяжные заседатели» входит во многие собрания сочинений В.Г. Короленко.

[12] А.С. Тагер. Ук. соч., стр. 192-193.

[15] Я. Орос. Ук. соч. Перевод с украинского В. Письменного, которому приношу благодарность.

[16] Повесть вошла в книгу: С. Резник. Растление ненавистью: кровавый навет в России», М.-Иерусалим, «Даат/Знание», 2001, стр. 121-163

[17] «Панорама», 1990, № 470, 13-20 апреля, с.10-11

[18] «Литературная Россия», 02.03.1990, № 9 (1413), стр. 2-4

[19] «Литературная Россия», 25.05.1990 № 21(1425), стр.18-19

[20] Первая моя книга, изданная в России после эмиграции, появилась в 1991 г.

[21] Ф.Д. Ашинин, В.М.Алпатов. «Дело славистов»: 30-е годы. Ответственный редактор академик Н.И. Толстой. М., «Наследие», 1994.

[23] Книга не переиздавалась, но недавно была выложена в электронной библиотеке, так что с ней легко ознакомиться: www.belousenko.com/wr_Reznik.htm

[24] См.: С. Резник. Хаим-да-Марья. Кровавая карусель, Спб., «Алетейя», 2006.

[25] См.: Грета Ионкис. Евреи и немцы в контексте истории и культуры. Спб., «Алетейя», 2006, стр. 227.

[26] С. Резник. Вместе или врозь? Судьба евреев в России: заметки на полях дилогии А.И. Солженицына. М., «Захаров», 2005, стр. 438.

[27] «Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918-1922 гг. Сборник документов, Ответственный редактор Милякова Л.Б., М., Росспэн, 2007.

[31] С. Резник. За себя и за того парня... «Еврейский мир», 2006, 21 ноября.