"Наедине с горящею свечой..."
"Я удивлялась Солнцу и Луне..."
"Не уходи в беззвездное пространство..."
"Две белых молнии пересеклись крестом..."
"И откуда эта древняя затея?.."
"Смеясь и плача, всё земное..."
"Гнули крылья молодые кони..."
"Метельный снег и сонные полозья..."
"Нищий брел по туннелю в Москве..."
"Эпоха Временем сметёна..."
"Изба туманом заросла озерным..."
"Зашепчу вас васильками..."
"В глухой полутьме я прошла по туману..."
"Средь вятского леса в глуши васнецовской..."
"Не гони коней, развеселый князь..."
"Зелёная сила..."
Божий перстень
"В этом поле, в этом поле..."
"Поведай, Купало, сквозь водную гладь..."
"Вот звон колокольный пропел расставанье..."
* * * ^
Наедине с горящею свечой, Мои стихи читайте в час ночной. Мне всё равно: в лесу, в избе, в палате! Ведь вы в тот миг — исчезнете со мной. Я вижу несколько миров распятых И наш Прамир с зеленою Луной. Мои стихи читайте в час ночной... Наедине с прозрачною душой, Мои стихи читайте над водой. Мне всё равно: родник, река иль омут, Иль просто чаша с марью водяной! Я слышу, как поют, зовут и стонут Все не рожденные, и голос твой... Мои стихи читайте над водой, Наедине с прозрачною душой...
* * * ^
Я удивлялась Солнцу и Луне, Меня сжигали в жертвенном огне, Но, осененная святым крестом, Я вновь рождалась в омуте лесном И пела так в обугленной ночи При свете лилии — речной свечи! — Что мельники топились в омутах, И девы исчезали в зеркалах, А княжичи забрасывали сеть, Чтоб на песке Мне с плачем умереть... Вы им не верьте! Сеть — была пуста. И зря бросались многие с моста...
* * * ^
Не уходи в беззвездное пространство, Забыв миры — земной и неземной. Я там — была. Убитой. Молодой. Кувшинок беломраморных убранство Невольно захватив навек с собой. Оттуда нет ни вздоха, ни возврата! Там забываются цветы и корни. Но я перед Забвеньем виновата: Забыла выполнить приказ: «Не помни!»
* * * ^
Две белых молнии пересеклись крестом. И эта вспышка — названа Христом. Кувшинки ахнули по всем Заречьям, Березы белые — оборотились в свечи. Русалке подарили башмачки — Они стоят цветами у реки. Но ей не нужен плен хрустальный тот, И бледный принц, что с ножницами ждет...
* * * ^
И откуда эта древняя затея? Выпал жребий мне — стать жертвой ящур-змея. Мне прислужница, с лицом окаменелым, Косу длинную чесала гребнем белым. Надевали мне браслеты, ожерелья. Закрывали юный лик от обозренья. Осыпали белоснежными цветами И босою подводили к темной яме. Не рыдала я, и рыбкою не билась — Хоть в печали шла, а доле покорилась. Покорилась не от слабости девичьей; Не из страха, хоть и страшен сей обычай; Не в угоду ненавистному мне змею; Не из дурости, мол, я такое смею! А шагнула я за край, лицом белея, — Всех оставшихся любя, сестер жалея: Пусть увидит Бог от жизни отреченье И пошлет моей Отчизне просветленье!
* * * ^
Смеясь и плача, всё земное — мы покинем. Я пела перед небом. Лик Господний — чист. Одно крыло мне подарила птица Сирин, Ну а другое птица Солнца — Аконист. Когда та песня задевала небеса — На них рождалась белоокая звезда. Когда та песня проливалась, как слеза, — Кувшинки белые рождала смоль-вода. Когда ту песню обернула я в кольцо — Вы стали плакать, опустив лицо.
* * * ^
Гнули крылья молодые кони. Ящерка спала в моей ладони. И черника, иссиня-черна, Дрёмный шелк стелила, как волна. Что ты скажешь, сныть-трава медвежья, Если зашепчу тебя сверхнежно? Что ты скажешь, колокольчик, мне, Коль тебя посею на Луне? Что они сказали — мне-то ясно, А перерассказывать — опасно! Многим, хоть сулят мне благодать, Этой тайной рано обладать: Заведут меня в слепое стойло, Руки свяжут, перережут горло, И потом, под мерзкий шепоток, Душу вынут — призрачный цветок. Ну и зря. Суть тайны сокровенна: Отберут — развеется мгновенно. Потому им не поймать тех птиц — Ящерка не спит в руках убийц.
* * * ^
Метельный снег и сонные полозья... Ужель мой конь средь поля заплутал? Такая ночь! Как будто волчья, совья... Пропала я! Мороз. Луны овал. И вижу вдруг вдали огни деревни И подъезжаю, и вхожу в избу... На лавке дед и сгорбленный и древний, И кто-то белый в полутьме, в углу. Пока трясла заиндевелой шалью, Ко мне подходит белый и молчит. И я узрела, словно под вуалью, Такое... так... что всякий закричит! Тут хмурый дед оборотился в волка. И поняла я, что здесь за изба... И я взмолилась и крестилась долго, Персты бросая в белый мрамор лба. Так ночь прошла. Когда уж рассветало, Гляжу — в санях я. Изб — истлевших! — ряд... Мертва деревня! Дремлет конь устало. Молюсь на дуб, что чёрен и горбат.
* * * ^
Нищий брел по туннелю в Москве, Вихри-толпы, как волны, качали. Он тонул в безысходной печали, Он был нравом подобен траве. Нет, никто не подаст. Даже камня. Так дойдет он до Божеских врат. Он стыдится просить подаянья — Потому что душою богат. Скажет Боже: «Ты властью ограблен, Жизнь проживший в трудах, нелегко». Но секут чьи-то взоры, как сабли. И до Божеских врат — далеко.
* * * ^
Эпоха Временем сметёна — Подвластна Времени Земля. Пронзают эры, рвут знамёна Зубцы державного Кремля. Вновь в чаше лилии — малина. Вновь бело-красен наш закат. Летит Ивана посох в сына, А сын толпой давно распят. Да мы всё те же, там же, так же... Срываем крест, возносим вновь. И призраки царей, как стражи, Проклятья помня и любовь, Поочередно воскресают, Тревожат души и умы. А сыновья — всё умирают, И посохи летят из тьмы...
* * * ^
Изба туманом заросла озерным, Резьбою заклинает звездь и солнце. И бродит домовой по сеням темным, И леший полночью глядит в оконце. Здесь угол красный полон Божьих ликов, Стекают зори с полотенец сонных. Кадушка с рыжиками, чан с брусникой... Мои венки из зелий заговорных... Ракетный век, а я в стране медвежьей! Без электричества, всего, что вечно с вами. Окружена лесами, бездорожьем, Прабабкиною властью и царями. Кормлю с ладони рысь, с лисой играю, Живу русалкою на озерине. И так кувшинкой волосы пронзаю, Что леший долго ахает в трясине. Я здесь росла, я этому молилась. Ступали вслед мне — лишь медвежьи лапы. А вы пытаете, мол, где училась Читать свой стих? носить с изыском шляпы? Ужель я не пройду в той ткани тонкой На легких каблуках пред зверем рампы? Приду. Пройду. И плачем, словно шёлком, Так отуманю, что сгорят все лампы.
* * * ^
Зашепчу вас васильками И крестами закрещу, Закружу в ночи ветрами, Проведу вас по ножу! И в далеком поле сонном Вы увидите избу, Там, на лавке под иконой, Дева нежная в гробу. Над бровями белый венчик И молитвенник в перстах. В изголовье тают свечи, Мрак в ресницах-кружевах. А как вздымет те ресницы — Вы не бойтесь синь-огня! — В той таинственной девице Вы узнаете меня. Я ль вас ветром не кружила? Все мы — звезды, может быть… Вы проснетесь: «Было?» Было! Сон, как явь, не позабыть. Но к чему вам сны и грёзы? Кофе пейте с хохотком, Стих мой — бросьте! Нет в нем пользы. Не бледнейте лишь потом: Ваш рукав обрызган — ой! — Воском свечки гробовой!
* * * ^
В глухой полутьме я прошла по туману, Лишь хвоя хлестала, трава оплетала, И хвощ расстилался, подобен обману, И смехом ушедших сова хохотала. Дремотная Русь белизною берёзной Являла видения, прошлые дали. И в темной часовне молилась я слёзно О тех, кто за Русь и Любовь погибали. И виделись мне в староверской часовне Сквозь грусть Богородицы, Нежность Младенца — Отчизны поля и распятые дровни, Убитые души и травы до сердца. И так это было ранимо и остро, Что я исчезала, лишаясь сознанья, Во тьму рассыпая и стоны и косы, Сомкнув времена, Сжав цветком расстоянья... У Матери Божьей качнулись ресницы: «Очнись и возрадуйся — есть жизневерцы!» И вдруг я узрела: кричат роженицы, Березы трещат и восходят младенцы... Когда всё слилось в колокольчик печали — Вдруг тихо свеча умерла средь рассвета. Но Ангелы Русь вдохновенно венчали Венцом Богородицы — Лотосом Света.
* * * ^
Средь вятского леса в глуши васнецовской, Где желуди всходят, где в омутах тихо, Дружила я тайно с младой лешачихой — Огромной, лохматой, что спит под березкой. А взгляд лешачихи был огненно-зелен! Умела она исчезать, появляться. Дарила ей бусы, учила смеяться. Мы в травы рядились богаче царевен. Вдруг что-то во тьме появилось! Мгновенно Заохало всё, застонало стозвонно, И белая чаша раскрылась бездонно, И кошкою рысь мне лизнула колено. Куда-то звала за собой лешачиха... Проникла я в то, что не примет наш разум! И я оттолкнула — навеки и разом! — Ее вместе с чашей, заплакала тихо… Брела я в слезах средь болот мелколесья, Я в бархаты мхов до колен утопала… А лешья душа в иномире — рыдала, И сыпались бусины из поднебесья…
* * * ^
Не гони коней, развеселый князь, Мне среди полей суждено пропасть. Не гляди, что с плеч — соболиный мех! Что коса — как смерч, что жемчужен смех. А в моем-то лбу — лебединый крест, А в косе — не лгу! — плачет хвойный лес. Я воде — своя, я огню — сестра. Вся-то жизнь моя — на конце пера! Не гони коней, развеселый князь, Мне среди полей суждено пропасть. Там, среди полей, страшный коршун есть, Тыщи дней-ночей хочет пить да есть... Изломав крыла, упаду на снег. С чистым полем я обручусь навек... Не гони коней, развеселый князь, Мне среди полей суждено пропасть...
* * * ^
Зелёная сила Во тьме голосила, И сосны стонали От черной печали. Так в молниях гнева, Рыдая пропаще, Лесная царь-дева Металась вдоль чащи. Средь этого крика, Плывущего горько, Сгорала брусника Кровавой поземкой. Лесная избушка, Где я ночевала, Дрожала и душно Углами мерцала. Мне в душу сквозную Плач падал ножами: Зачем мы враждуем С водой и лесами? В могильниках прячем Наш яд для потомков! И ночью не плачем Поминно и горько...
БОЖИЙ ПЕРСТЕНЬ ^
То ли Ангелы странные пели, То ль заснула в овсяной метели, То ли косу мне вихорь расплел? Средь избы я увидела стол. А за ним — небывалые гости, Пьют, играют и в карты и в кости. Всяк играет и всякий глядит На девицу, что рядом сидит. А она уж такая красава, В волосах золотая купава. Скорбно клонит иконный свой лик... Бисер белый течет в половик. Говорит игрокам дева гордо: «Не взрезайте мне белое горло Ради перстня на правой руке! Дайте мне утонуть в омутке». Игроки алый перстень срывали, Деву связанной в омут бросали, Белый бисер тонул, словно снег... В перстне свет надломился и смерк. Только что ж загостились те гости? Возле омута — белые кости. Божий перстень мерцает в цветах, Да русалка поет на волнах... Ах поет! То — пресветло, то — скорбно, Запрокинув лилейное горло...
* * * ^
В этом поле, в этом поле И не сеют и не пашут. Там три ведьмы люто пляшут И хохочут на просторе. У одной в подоле — слёзы, Хоть ковшами черпай ныне, Горше листьев на осине: Ведьма пьет не зная дозы! У другой в подоле дурость — Тяжелее гирь угрюмых: Из Кремля, избы и Думы… Ведьма со смеху согнулась! А у третьей, как листочек, Лишь пустяк — в нем нет и прока… Что? Да голова Пророка! Третья — всех сильней хохочет.
* * * ^
Поведай, Купало, сквозь водную гладь: Что скрыто за символом — Божьим крестом? Зачем в нас печаль и желанье летать? Откуда мы все? И куда мы потом? Вон рядом с тобой сам Никола святой! Никольские храмы белеют у рек... Над каждой купавою — нимб золотой. Всё вечно! И всё же — не вечен и век. Кувшинками души в одно соберешь И где-то рассыплешь на Млечных Путях. Красивые самые — рано ты рвешь. А те, что черны, оставляешь, как прах. Но чтоб ни случилось с прозрачной душой В мирах запредельных за безднами звезд, Позволь мне, Господь, хоть цветком, хоть росой, На миг возвращаться под нимбы берез.
* * * ^
Вот звон колокольный пропел расставанье! Из чаши чугунной, язычных глубин, Мне видится крест — там скрестилось сиянье Господнего света и тихий помин. Легко ухожу в васильки поднебесья, Там много знакомых, враги и родня. Всё ими — забыто! Меня ж эта песня И там будет маять, где нету меня. Когда вы за грань беспросветных неверий Шагнете в туманы, где роща чиста, Вы что-то поймете у мельницы древней, Увидев кувшинку на лапе листа. В тот миг помолитесь о белом цветенье. На этой земле — жизнь у всех коротка. Я шёлком дыханья коснусь на мгновенье И вас и той ангельской бездны цветка...© Tatiana Smertina