"Они проходили сквозь стены и сени..."
"Умершие, что ли, повсюду блазнятся?.."
"Когда в полумраке..."
"Малолеткой влюбилась..."
"Я пробовала жизнь понять..."
"Когда соседскую девчонку закопали..."
"Я видела вампиров средь живых..."
"В этой белой-белой тьме..."
"Там, где черен тихий омут..."
"Любила очень плакать тайно..."
"Распущу я волосы и вольно..."
"Долго жёнку тот призрак мучил..."
"При чтенье книг так чувства обострялись..."
"Баня лесная..."
"Два брата — близнецы..."
"По каленому ножу..."
"Анемоны, анемоны..."
"Ярилы власть, но рядом — мгла..."
"Лежит змея, ала, толстенна..."
"Почуял снова демон страсть..."
"Люблю одиночество, звезды и даль..."
"Мой юный князь, скажи, что снилось..."
"Когда, сознанием двоясь..."
"Из-за того и льнут струясь..."
"Я спала в цветке сирени..."
"Сны сеновала, сновиденья..."
"Как Лермонтов бывал печален..."
"Так Лермонтов стихом сверкал..."
"Я углядела призрак-деву..."
"Тончайшее марь-привиденье..."
"Предрассветной, тонкой грёзой..."
"Мне Солнце волосы пронзило..."
"Что ж, привиденья — замки обожают..."
"Я призрак коммунизма повстречала..."
"Всё сумрачней на этом свете..."
"Коль вожаку мильон ваяний враз..."
"Тыщи трав — хоровод сестер..."
"Господь бродил меж тихих и мятежных..."
"Жизнь моя — звенит, несется..."
"Как меня не забывай..."
"Тёмные зелья..."
"Как ты плоть не лелей меж стен..."
* * * ^
Они проходили сквозь стены и сени. Могли серебриться и течь, словно тени... Средь темной избицы летали, что птахи... Была я, трехлетняя, очень мала. Дрожали ресницы, и маяли страхи... А эти... ползли из-под мрака стола! Внезапно — ревела! Не видя причины, Дед охал: «Утихни. Неймется тебе!» — Назавтра — болела. А призраков сини Густели, таились под лавкой в избе...
* * * ^
Умершие, что ли, повсюду блазнятся? За дверью, в клети, в темноте? Умеют легко изгибаться, шептаться, Пророчить о близкой беде. Порою ребенок боится потемок: Не блажь — ясновиденья весть. Младенческий дух непорочен и тонок: Он знает — во тьме кто-то есть… Включают вдруг свет: «Никого! Погляди!» Но знания страх смутно бьется в груди...
* * * ^
Когда в полумраке Взмолилась от страха Каким-то своим Причитаньем навзрыд, Явилась мне Дева, Сияла рубаха, Свет брызнул такой, Что стал мрак позабыт... Наитьем постигла Глубины явленья: Я — слишком земная, Во власти я трав... Но сила дана мне Сквозь эти виденья... И сны навевал Нежно-звездный рукав...
* * * ^
Малолеткой влюбилась В Луну. И познала я — Лунный огонь! Дева Лунная, Словно волну, Мне влила его тихо В ладонь. Как играла я Лунным огнем! Он скользил И звенел в волосах. Сквозь чело Проникал острием, Навсегда оставаясь В глазах...
* * * ^
Я пробовала жизнь понять, Не постигая смысл кончины... Сорочье перышко поднять Одним лишь взглядом с белой льдины... Мне очень нравилось не спать, Когда деревня сладко спит. В окно за снегом наблюдать, Как в березняк всю ночь летит... Волчица вышла из лесов, Резнула малахитом глаз — И я узрела в прорезь льдов Тоску звериную и страсть... Она узрела ли меня, Царевны врубелевский лик? В короне снега и огня Ждала я князя в этот миг... И было так светло в снегах! И было мне двенадцать лет. Волчица выла в белый прах, И я — заплакала в ответ...
* * * ^
Когда соседскую девчонку закопали — Рыдала и звала! Лила слезу... Потом мы тайно всей компанией играли В горелки с этой девочкой в лесу. Когда ж родителям пацан проговорился — Она исчезла, словно мотылек. В ту ночь мне долго полутемный демон снился... И звезды виделись сквозь потолок... Чуть не свихнулся Нилыч-старичок, Найдя усопшей внучки башмачок...
* * * ^
Я видела вампиров средь живых — Чужую жизнь высасывали ночью, Не веря в это сами! Но у них Змеилась злоба по губам... Воочью Видала кровь у них на подбородке. То — были очень злые дядьки, тетки. Детей озлобно били и зверей. Один — щенка убил промеж дверей, Чтоб сделать шапку и потом продать. Кто купит — Из того начнет сосать...
* * * ^
В этой белой-белой тьме Кто-то ходит по избе, Полог ситцевый трясет, Я не сплю и сердце мрёт. Этот «кто-то» у зеркал Тонкий гребень мой сломал, Бусы бросил под порог, Подопнул мой сапожок. А потом пошел ко мне В зеленеющем огне, Чтоб рвануть сорочку — вжиг! — Взгляд уставить, как мужик. Осенилась я крестом, Затаилась я с ножом, Но хрипя пропел петух, Этот «кто-то» всхлипнул: «У-у-ух!» И рассеялся во мглах, Чуть дыша во всех углах, Шепот целый день тая: «Ночь придет, и ты — моя...»
* * * ^
Там, где черен тихий омут И могуч дубняк, Лунной ночью воды стонут, Ухая во мрак. Я купалась в ночь Купалы, Белизной дрожа. И со мной купалась справа Чья-то там душа. Может, отрока младого, Что себя забыл, Иль кого-нибудь иного, Что цветы любил. Мы так встретились печально — Девочка и дух, Что таинственнее тайны Вздох был и испуг. Я сказала: «Бессердечный, Ты меня не тронь!» И венок из трав невечных Охватил огонь. Он сказал, в луне мерцая, Что не обожгусь, Ты — земная, ты — живая, Я тебя боюсь...
* * * ^
Любила очень плакать тайно, Молчать, как будто бы взлетать. Невидимое — видеть явно. До острой боли сострадать Цветку, травине и птенцу, Соседской бабке и слепцу... Ещё — тому в ямщицкой песне, Кого сумели так предать, Что даже силы нет для мести, И лень ему гнедого гнать. Сквозь ельник едет. Рассвело. И конь ступает тяжело. ...Уж век прошел! А он всё бредит И через ельник едет, едет...
* * * ^
Распущу я волосы и вольно Покачаюсь на речной волне. Стрекоза... И ветер полусонный... Золотое Солнце, я — в огне! Я — в молитве животворной таю, Силу Жизни — сердцем принимаю. День Ярилы нестерпимо яр! И скользит ласкающий загар... И вода целует мне колени, Бьются рыбки, как русалок тени. Солнца блик — застенчив и остёр! — Молодых утопленников взор...
* * * ^
Долго жёнку тот призрак мучил. Я-то знала: откуда? чей? Лунной ночью — был виден лучше, И боялся огня свечей. Гладил нежную улыбаясь, И она каменела вся. Лучше с Дмитрием бы встречалась, Но сказать ей о том нельзя... Чтоб спасти ее от кончины, Серп воткнула в избы бревно! И всю ночь выли в мрак осины, И кидалась гроза в окно...
* * * ^
При чтенье книг так чувства обострялись, Что предо мною образы являлись И уроняли в избяную хмарь — То орхидею, то свою печаль... Я орхидею нежила в руках, Полынь-печаль топила в волосах... Купцов богатых встречу на пути, Сто сундуков раскроют предо мной, Но я сумею мимо них пройти К тому цветку, что вечен под Луной…
* * * ^
Баня лесная. Ночь. Да, я — земная дочь. Баню ярую калила, Аж до звона тело била — Золоти меня, Ярило! В снег чистейший упадала, Где снегов туга волна, Руки бело раскрывала — Серебри меня, луна! В яркой бабкиной поневе Крест я клала Параскеве... Где-то отрок молодой Тихо бродит — будет мой! Завяжу косою очи, Отыщу его средь ночи И раскроюсь белизной: Боже! Будь он — не слепой!
* * * ^
Два брата — близнецы, Таинственные лица. Один скончался вдруг, В колодце билась птица. Второй затосковал. От корня — два побега? И так бледнел порой — Как вылеплен из снега. На «диско» танцевал, Но чувствовали девы: Объятья холодны, И взоры онемелы. Луна в воде речной Двоилась, тени плыли… Брат брата замещал: В одном — два духа жили.
* * * ^
По каленому ножу Вскользь ладонью провожу — Нет ни боли, ни следа. В сердце нынче — зол! остёр! — Нож обиды вскользь вошел — Застонала от стыда. За избою вьюга пела Мне о Божьих тайнах света: Что душа — нежнее тела И ранимей! Но — бессмертна.
* * * ^
Анемоны, анемоны, Полупризрачные стоны. В бледно-алых лепестках Я заснула, как в шелках. Лес качался полутемный, Мне приснился князь влюбленный, Так меня он целовал, Словно молча убивал... Я проснулась в лунном свете, Свет ножом мне в сердце метил, Рядом плакали цветы, Боль плыла из темноты... И с распущенной косою Я пошла домой росою. Бледно-алый анемон, Ты скажи, к чему мой сон? И откуда этот стон, Бледно-алый анемон?...
* * * ^
Ярилы власть, но рядом — мгла. Нам вечно видеть силы зла И не всегда их побеждать. А победишь, где благодать? Я очертила тонкий круг, И вспыхнул пламенем он вдруг. Сквозь пламя я легко прошла. Люблю я свет, ты слышишь, мгла? Но мгла бросается на свет, Ползет в кувшины и позёмкой Уходит в тех, кто много лет Живет предательством тихонько...
* * * ^
Лежит змея, ала, толстенна, Взамен лица — круглеет зад. Убийство, кража и измена Ее питают и поят. Крик одиночный среди оргий: «А где копье твое, Георгий?» Мне изрекла прабабка так: «Придет к вам аспид, Как отмщенье!» Прошли года. И зреет мрак. Пришел к нам СПИД, Но нет прозренья!
* * * ^
Почуял снова демон страсть, Смог деву сонную украсть. Она — кончиною спаслась. Лишь мне оставила кольцо, Чтоб помнить тонкое лицо. Бросаю в медный ковш с водой — И вижу деву пред собой... Жить хочет: локоном кипеть, Венчаться, даже — пить вино... А демон — хочет умереть! Но им обоим — не дано.
* * * ^
Люблю одиночество, звезды и даль. И поля светлейшую тишь. И первую стужу... И старую шаль... И омут, где стонет камыш. Плыву сквозь века, время — звездной рекой. Так ночью русалка играет с волной. Но страх всех русалок — узорная сеть! Убьют, бросят в лодку и станут смотреть: «Ну вот оно, чудо! Косища длинна! Теперь никого не утопит она».
* * * ^
Мой юный князь, скажи, что снилось, Когда ваш сад белынью цвел? И на веранде ночь клубилась, И тюль волнился, как подол... Ты думал, это ночь мерцала, Цветов раскидывая сеть? За кружевами — я стояла, Тебя пытаясь рассмотреть. Твои отроческие плечи... Черничный взгляд мой — вихрь огня... Пять долгих лет до нашей встречи, Когда коснешься ты меня! Корону снимешь мне речную И задохнешься — я бела! Косы тяжелой смоль ночную Распустишь, не задев крыла... Не сны твои, не наважденья — Знай! Я стояла! Там! В шелках! Но ты забудешь свет виденья, И я исчезну в лепестках. Не забывай! Но ты забудешь, Ты скажешь: Призраки — молва. Горсть лепестков с подушки сдунешь, Рванешь лебяжьи кружева...
* * * ^
Когда, сознанием двоясь, От плена тела отрешась, Себя я чую многократно — Свободен дух! Я ветром вьюсь, Над князем ангелом молюсь, И непонятное — понятно. В метро ты мой учуял взгляд, Духов тончайших аромат, И оглянулся не на ту... И я исчезла в высоту! Вновь перед зеркалом, одна... Бежит волос моих волна... На сердце — алая война, Оно пронзёно сотней стрел: Пока мольбой мой дух нежнел — Ты на бездушную смотрел...
* * * ^
Из-за того и льнут струясь Все платья Пушкинской поры, Что я носила их не раз Средь бальной, мраморной жары. И за колонной, прячась в шарф, Ломая веер от волненья, Следила, как за графом граф Тонули в шелковых круженьях... Вдруг профиль Пушкина возник! Он был печален в этот миг... Смущен какими-то словами... В ладони розу смял с шипами!
* * * ^
Я спала в цветке сирени, На твои склонясь колени... Я сиреневой тоской Обвила тебя, родной... Зря ты думаешь полночно, Что на свете всё непрочно, Что любовный мой туман — Полувздох, полуобман... Ты шагаешь с «дипломатом», Полон явью, диаматом. Я — полна к тебе огнем, В том огне сгорим вдвоем: Поцелуйно! Еженочно! И безумно! И цветочно! Вечной цепью у столба Приковала нас судьба... Вдоль тебя плыву цветами И метелью, и слезами! Так никто не сможет плыть, Жечь и нежить, и любить!
* * * ^
Сны сеновала, сновиденья, Где лютые сушу коренья... Вновь Дева Звездная во сне, Скорбя, показывала мне Потопы, взрывы и темницы, Державы в дьявольских огнях, Оскал маньяка, нож убийцы, Обманов козлодушный прах... ... И я в воде топила плавно Дух-зелье, крест Петров, прострел: Влекла непостижимо тайна — Пророков роковой удел. Сквозь крышу тёк не дым тумана — Державный пепел змеевел. В нем властелинов череда Плыла и гасла навсегда... Цивилизаций странный пульс — Рожденье, гибель, вновь Иисус... «А я?» — шепчу я Деве в хмари — «Пятнадцать мне! Кому нужна?» «Зря обнажённа и нежна! Тебе — лишь гибель век подарит, Царевна-лебедь-Мата-Хари- Персидская-княжна!»
* * * ^
Как Лермонтов бывал печален — Душой не всем дано понять. И в том он мире — Гениален. Там тоже могут Убивать.
* * * ^
Так Лермонтов стихом сверкал, Душой непознаваем был — Что ангелов в себя влюбил. И демонов — очаровал. Всевышний — Вечности Поэт! — Сказал: «Поэзия — есть свет!» Небесный хор внимает ей, И демон — крыльями светлей: Он плачет, в мраке затаясь, Ломая перья и ....молясь.
* * * ^
Я углядела призрак-деву: Одеждой и лицом бела, Она в лесу молилась древу, Знать жертвой дерева была. И мне пригрезилось былое: Она срубила эту ель, И падал ствол визжа и воя, И задавил ее, как зверь! От ёлки — пень, от девы — призрак. Хоть пень не может прорасти, Он фосфоричен — властный признак! И дева плачет: «Отпусти!» Себе ножом надрезав тело, Я окропила кровью пень. И, обретя свободу, дева Легко растаяла, как тень. И этой ночью, в ливень самый, Её прозрачная рука Сронила мне на покрывало Горсть незабудок с потолка.
* * * ^
Тончайшее марь-привиденье, И слабое, как сновиденье, В еловой запуталось хвое, Качается тихо и сто-о-о-онет... Распутала нежно из плена — Котенком уткнулось в колено И спряталось в листьях репья. И сто-о-о-нет, чтоб выняла я!
* * * ^
Предрассветной, тонкой грёзой, Как венчальной белой розой, Средь московских куполов Рисовала я любовь: Мои вздохи и овалы, Обнаженья, сеновалы, След ступни в огне песков, Стоны рук, разрыв шелков; Поклоненье долгу, чести, Золотой нательный крестик, Веру в чистый, добрый свет, В бесконечность наших лет! Рисовала так я нежно, Вдохновенно, безмятежно, Что впервые — как посмел? — Царский колокол запел. Этот звон прохожим снился, Часовым в Кремле блазнился! Вот влюбилась как, хоть сгинь, Перепутав смерть и жизнь...
* * * ^
Мне Солнце волосы пронзило, Так сильно нравилась ему, Что ночью летней уловила — От тела свет идет во тьму. Иль белизна ночной сорочки? Или душа туман волнит? Или созданье Солнца — ночи. Оно — и призраки творит.
* * * ^
Что ж, привиденья — замки обожают. И гобелены. Царственную лень. Я в замках не была, но точно знаю — Как жутко средь убитых деревень... В слепой ночи! Где дух болот кричит! Скрипят калитки... Стонет дико лес... И в крышу дождь — как глина в гроб! — стучит... И ветрячок танцует, словно бес... Там бродят чьи-то сгорбленные тени, И лешие заглядывают в сени...
* * * ^
Я призрак коммунизма повстречала — Чуть в обморок от страха не упала! Кровав и сыт. Ломает он дубы. И шепчет всё: «Борьбы! Хочу борьбы!» Обходит братские могилы И тайно черпает там силы. Так ворошит людской покой — Что стонут кости под землей...
* * * ^
Всё сумрачней на этом свете. И снова наважденья эти: Я вижу адскую дубраву... Вьет змей клубок... В перчатках черных Там молотом дробят державу, Серпом срезая непокорных... А призрак царский от тоски Вновь собирает те куски! Расстрелянный — в упор! — кулак Упорно сеет хлебный злак! И страшной музыки разгул — Космический, пустынный гул...
* * * ^
Коль вожаку мильон ваяний враз — Как призраки они задушат нас. В ваянье каждом, чую, затаен — Астральный дух! Помножь на миллион — Во столько раз людьми усилен он! Снесем. Но привидений этих рать Десятилетья будет нас сосать, Ломиться жутью в избяной покой, По сердцу шарить мертвою рукой...
* * * ^
Тыщи трав — хоровод сестер. И черемухи дух остёр. Удивляюсь цветам — ясны. Боль опять проломилась в сны! Однолюбкою преклонюсь, Помолюсь за Святую Русь. За нее прочеркнусь звездой И исчезну, как вздох лесной... И восстану — до пят коса... Вся — туман, нежно-шёлк, роса... Если ты не воскреснешь, князь, Мне не выплакать будет грусть! И тогда в светло-скорбный час Я в монахини постригусь... Стану чётками жечь персты, Будешь в келье блазниться ты...
* * * ^
Господь бродил меж тихих и мятежных, Вещал про труд и низвергал грабёж. Но Ленин в мавзолее поднял вежды И прошептал: «Ты не туда идешь». И встал Господь над идолом «нетленным», И так сказал: «Назвал ты раем ад! Ты жертвами живешь!» Но идол бренный Смеялся и стонал, и говорил про сад. За Господом стояли толпы, толпы — Убитых! И погибших просто так... Народ живой — митинговал и топал. А идол — розовел, вздымая саркофаг.
* * * ^
Жизнь моя — звенит, несется! То — стоит, мрачна. На одной ладони — солнце, На другой — луна. Сноп огня — Медов и сладок. Ах! Мне — жить и петь. Снег луны — Желанен, мягок. Ах! Мне — умереть.
* * * ^
Как меня не забывай, Страсть вином не заливай, Милый мой, я всё равно Птицею влечу в окно. На балу и на пиру, Даже если я умру, Упаду цветком в бокал, Чтоб меня ты вспоминал. Ну а той, что всех наглей, Льющей пред тобой елей, Положу на грудь ладонь: «Задушу! Уйди! Не тронь!» Или — плоть я обрету, В белом шёлке так пройду — Охнут все и охнешь ты, Схолодеют вмиг персты. Коль забыл мое лицо — Отдаю тебе кольцо. Но теперь в воде любой Будешь видеть облик мой!
* * * ^
Тёмные зелья — В связку снопом. Режу коренья, Вею огнем. Воду я круто В жемчуг дроблю. Нежно и люто Солнце люблю! Веткой береза В синь-перезвень Крестит в морозах Мой белый день. Яростным бликом — Солнце на плат. Бабкиным ликом Думы сквозят. Пусть в лунной лодке Сгину во мрак — Верю я кротко В солнечный знак. К милому нежность — Кружева край. Боже, за Верность — Не убивай!
* * * ^
Как ты плоть не лелей меж стен, Бездуховен — жди полный тлен. А духовному — тайны плен, Запредельность, иная суть, Зателесный сквозь время путь... Лишь порой, как от ран ножа, О земном возболит душа: Ох, черемуха — так свежа! С неба бросишься чуть дыша... Буйноцвет! Избяная тать! Но нет силы цветы обнять! Белый куст не туманом вит: Стая душ по цветам скользит... Самой нежной я буду там — Обнаженной уйду в туман... Сорвижи 26-28 июля 1991© Tatiana Smertina