Ольга БОНДАРЕНКО
ЗЕЛЁНЫЙ ДОЖДЬ
Стихи
Харьков
«Майдан»
2005
OCR и вычитка: Давид Титиевский, май 2007
Библиотека Александра Белоусенко
Бондаренко О.Т. Б 81 Зелёный дождь: Стихи / Составитель С. Шелковый. — Харьков: Майдан, 2005. — 72 с.
Первая книга стихотворений харьковского поэта Ольги Бондаренко (1922-1991) публикуется через четырнадцать лет после её ухода из жизни. Но интонация искренности, открытости, подлинного лиризма, свойственная её стихам, не утратила выразительности за истекшие годы.
Фотография и оформление обложки — С. Шелковый
Фотопортрет О. Бондаренко предоставлен её дочерью А. Акуловой
«БЛАЖЕННЫ ЧИСТЫЕ СЕРДЦЕМ...»
Чистосердечность — наверное, самая впечатляющая примета стихов Ольги Бондаренко. Её поэтическая душевная открытость сродни речистому наречию «настежь», сродни распахнутости окна наружу во всю его ширь. Страсть и доверчивость угадываются одновременно в движении этого распаха — во вторжении жизнелюбия то в солнечно-многолиственное, то в мятежно-ливневое пространство внешнего мира. Это сходство-родство усиливается, когда свежесть встречного воздушного потока удается сохранить в словесной ипостаси:
О чём ты так неугомонно
И так неистово поёшь,
Мой необузданный, зелёный,
Летящий отовсюду дождь?
Вопрошание, выдыхаемое навстречу летнему ливню, не может не быть в то же время и вопросом поэта к себе: о чём свои собственные пения-дожди? О чём звуки и слова собственных молитв и заговоров? И ещё прямей и взыскательней: зачем и для чего длится это, не вполне от мира сего, поэтическое звучание?
При всей жёсткости и болезненности вопроса «зачем? » сама суть его вторична. На первый план в самовзыскующем ряду художника раньше или позже выходит вопрос «почему?» Почему поэтический голос, посмевший открыться однажды в целомудрии одиночества, способен не прерываться порою десятилетиями — вопреки то равнодушию, то явному пренебрежению едва ли не всего мира?
Ответ, точнее центральная и важнейшая часть ответа, состоит и в этом случае, конечно же, в присутствии веры.
Вера художника, то есть человека, наделённого полновластным зрением и слухом, — вера в бытие, осенённое высшим духовным началом, — безмерна и всеупорна по определению. Вере же его звука и слова, его грифельной линии или кистевого мазка в свою назначенность и данность достанет, сказано, и размеров горчичного зерна.
Достанет, дабы вынести своё странное и трудное предназначение до незнаемого рубежа — в бунте или кротости, в смирении или протесте — кому как на роду написано. «Хватит душе словаря и трёх ягод из сада...»
Хватит, чтобы «претерпеть до конца» и не отдать за миску чечевичного хлёбова своего первородства — да, личностного, неповторимого, но и не одному только носителю первородства подаренного. Чтобы не предать той самой ценности, которая привнесена в мир не только ради одного дарохранителя.
Вот сильное — и парадоксальное, и обнадёживающее — обстоятельство в этой коллизии, когда и защитить, и утвердить духовный дар суждено по преимуществу в одиночку, сплошь и рядом — не благодаря, но вопреки времени и современникам.
Тысячелетия для Бога —
Всего лишь миг!
Он судит нас не слишком строго —
Он к нам привык...
И для Него поступки наши
Порой смешны,
Но Он не зря роняет чаши.
И дарит сны.
Похоже на то, что Ольга Бондаренко почти полвека тихо и упорно не уставала верить в своём стихе исходному для неё благословению свыше. И стало быть, по её вере, это благое Слово не могло её собственных слов не коснуться. Очевидно и то, что своими тесными земными путями и одновременно своими «воздушными коридорами» ей — существу хрупкому, всегда житейски неустроенному — удалось пройти сполна.
Критических суждений о своих стихах ей пришлось выслушать немало — и от литрецензентов из «непробиваемых» советских печатных изданий, и от тех, кто обретался, рядом, на библиотечных (четыре с половиной десятка лет О. Бондаренко отдала работе в научной библиотеке им. Короленко) и литературных стезях.
Спору нет, реальные основания для таких упрёков существовали. Однако, уже сама интонация её поэтического письма — подчёркнуто-личностная, камерная, интимная, — уже само движение эмоции и раздумья стиха не по «социальным» горизонтальным плоскостям, но по метафизической вертикали делали её подборки принципиально непроходимыми в каких-либо редакциях:
В ряду последнем я была.
Меня нигде не замечали.
И умирали два крыла
От нерассказанной печали.
Скопидомские, по одному-два стихотворения, публикации в харьковских газетах, да пара катренов, вошедших в сборник «Майдан поэзии», — вот всё, чем родной город, стоящий на берегах славных рек Лопань и Нетечь («хоть лопни, а не потечёт»), откликнулся за почти полвека литературной жизни О. Бондаренко на её страстность и искренность:
Я пришла рассказать сокровенное.
Отзовитесь, не будьте мертвы!..
Благородную работу по сохранению обширного наследия Ольги Бондаренко совершила, уже двенадцать лет спустя после ухода поэта из жизни, её коллега, сотрудница отдела редких изданий и рукописей библиотеки им. Короленко, Софья Шоломова. Сборник «И живёт моя частица в светлой книге бытия» (X., 2003), включающий около двух сотен стихотворений О. Бондаренко и три статьи составителя о её творчестве, вышел в свет в количестве пяти экземпляров.
Наиболее объёмная прижизненная публикация О. Бондаренко (12 стихотворений) состоялась в 1986 г. в московском журнале «Литературная учёба». Связана эта публикация с почти детективными — литературными и окололитературными — обстоятельствами. Ещё в 1960 г. на стихи, посланные О. Бондаренко в адрес А.А. Ахматовой, «Анна всея Руси» ответила неизвестной ей харьковчанке лаконичной, как veni, vidi, vici, телеграммой: «Стихи понравились. Благодарю доверие. Привет. Ахматова».
В 1971 г. журнал «Простор» напечатал в посмертной ахматовской подборке одно из стихотворений О. Бондаренко «Нет, это было не со мной...», присланное ею А. Ахматовой в 60-м и ошибочно включённое теперь публикаторами в ахматовский поэтический свод. Вскоре последовало опровержение «Простора». Оно, однако, ничуть не помешало маститому знатоку творчества Ахматовой В. Виленкину напечатать в 1983 году в «Вопросах литературы» обстоятельную статью, где им усмотрены подспудные связи стихотворения «Нет, это было не со мной...» с ахматовской «Поэмой без героя»... Такова, совсем вкратце, эта многолетняя история причудливого, и во многом двусмысленного, соприкосновения двух поэтических имён — великого и признанного и безвестного, скромного, но всё же смеющего, почти безмолвно, настаивать на своём собственном достоинстве.
Редкий личностно-человеческий дар Ольги Бондаренко определяет и несомненные достоинства её стихов. Сверхлаконичная ответная телеграмма Ахматовой 60-го года — лишь одно частное этому свидетельство.
Благородство, искренность и открытость взгляда О. Бондаренко на мир, жизнелюбие и полнота вдоха не теряются при переходе к выдоху — к простому и ясному, без какого-либо нарочитого изыска, стиху. Она в полной мере наделена тем самым «вечным детством», которое столь благодатно для поэта в его собственных координатах и почти всегда губительно для него в роли участника лукавых игрищ «взрослых людей». Потому так органично звучат в общем контексте простосердечия, смирения и слова горечи, и слова выстраданной умудрённости:
Так и будет,
Как от века повелось.
Кто-то любит,
Кто-то губит,
Кто-то — гость...
Лексическая и образная система стихов О. Бондаренко — традиционна. Порою перебор таких «рабочих» определений, как «душа», «сердце», «небеса», «лучи», становится очевидным. Однако подлинность движения поэтической эмоции способна и на основе, казалось бы, простейших средств создать неожиданно сильный и значительный образ:
Кажется — ты перебрался
В самое сердце небес...
Вот в этом «сердце небес» угадывается и некое новое, ощутимо-фактурное наполнение, и нечто словно бы отобранное самим временем, фольклорно-эпическое.
Неброскость технического арсенала стиха почти априорно выводит тексты О. Бондаренко за рамки «современного литературного процесса» (по словам одного из более или менее доброжелательных к ней московских рецензентов, поэта А. Парщикова). Однако её вера и верность, её непридуманное бытие в добре, её, наконец, пожизненная преданность не букве, но духу поэзии — удивительным образом награждают многие из её восьмистиший качеством высокой простоты.
При этом глубина и многомерность образа проявляются всегда ненарочито, без аффектации и чаще всего словно бы исподволь. Ну, вот, например, разве не опять же полнообъёмный, теперь уже зимний, аналог того самого — «зелёного, летящего отовсюду дождя»?
А снег летит со всех сторон,
Навстречу вымершему саду...
И та же мятежность, тот же взгляд одновременно чуть ли не с противоположных сторожевых башен — в оценке собственных земных деяний. От почти отчаяния и самооговора:
Я считала себя настоящей.
Но ошиблась, ошиблась я зло...
до обретения зрения как будто бы более высокополётного, более широкого и едва ли не беспечального:
Ни один не уходит бесследно,
Ни один. Ни один, ни один.
«Я готова к любым поворотам» — пишет Ольга Бондаренко в одном из поздних стихотворений. Важнейшие повороты человеческого бытия — цикличны и повторимы, жизнь за жизнью, век за веком.
«Блаженны чистые сердцем, ибо они наследуют Царствие небесное...» И у того же ангелохранимого летописца («Со львом крылатым Марк и с ангелом — Матфей...») нетрудно отыскать свидетельства о второй стороне правды: земные царства-государства наследуются совсем другими существами — лживыми и жестокими, изворотливыми и своекорыстными. Так — повсюду и во все времена. Так до Нового Завета, и после него. Но и в этом неизменном раскладе реалий различается сквозь пелену сожаления всевластный промысел Господний.
Ибо Он, премудрый промышленник, всегда догадывается и чаще всего знает, что творит. Он Сам и создал, и не устаёт повторять краткие ключевые слова: «Аве» утреннее и «Аминь-амен» вечернее.
Истинно и свидетельство о Сыне Человеческом евангелиста Луки: «Думаете ли вы, что Я пришёл дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение» (Лука, 12. 51). В этом земном мире, разделённом, и сегодня, может быть, всё более разделяющемся, стихи Ольги Бондаренко неизменно остаются на стороне «сердца небес», на стороне добра и гармонии.
Сергей Шелковый
* * *
Догнать. Вернуть.
Бежать по следу.
Убить разлуку, как врага.
А после — праздновать победу,
Как празднует весну тайга.
Совсем не задавать вопросов
И не заглядывать вперёд,
А просто ринуться с откоса
Туда, куда судьба зовёт.
И за одно дыханье рядом
Совсем легко полезть в петлю.
Вступить в единоборство с адом.
Вот так, я, Господи, люблю!
1959
* * *
Когда мы любим, помним, ждём,
Нас так тревожат отклоненья!
Забыл число? Ошибся днём?
Душа опять полна смятенья,
Как беззащитная листва,
Которую уносит осень,
Так вдруг теряются слова.
И ни о чём уже не просим.
Мир сразу блекнет. Мир погас.
(Лишь память отмечает даты).
Ничто уже не ранит нас,
Как только этот страх утраты.
1959
* * *
Всё обнажилось. Даже листья
Умчались прочь.
Осенний день быстрей, чем выстрел,
Но длится ночь.
Она громадна, как пустыня,
И так черна!
Всё унесёт и опрокинет
Её волна.
Среди бесчисленных бессониц
Спасенья нет.
Белеет только подоконник,
Далёк рассвет.
* * *
Незаметно вечер крался,
Звёзды чуть видны.
И таинственно рождался
Ноготок луны.
И апрель ладонью нежной
Трогал каждый куст.
И будил в душе мятежной
Все оттенки чувств.
1960-е
* * *
Нить Ариадны: чудо слов.
Приют отсрочки.
Мне кажется — отдам всю жизнь
За тайну строчки.
Мне кажется, что в ней — весь свет
Среди запрета,
Мне кажется, что истин нет,
Важней, чем эта.
* * *
За добрые слова
Я всё простить готова!
Да, я всегда жила,
И верю — в святость слова!
И я смотрю на вас
Сквозь светлые ресницы.
И в самый тёмный час
Мне ваше сердце снится.
1983
* * *
Когда сиреневый восход
В окно глухое постучится,
Я угадаю наперёд
Всё, что со мной должно случиться.
Я неожиданно пойму
Слова, дарованные свыше.
И сразу вспомню — почему
Они порой звучат всё тише.
1984
* * *
Господи! Где тот покой,
Как мне его доискаться?
Сердце бежит за строкой
И обретает богатство.
Может быть, в этом и есть
Высшее предназначенье?
И высочайшая честь —
Слово спасти от забвенья.
1985
* * *
Боюсь прослыть банкротом,
Всё потерявшим вдруг.
И мелочным заботам
Не отдаю досуг.
И жду вторые сутки
Покоя и тепла,
Боясь пустой минуты,
Которая пришла.
1985
* * *
Девятнадцатый век догорел,
А теперь догорает — двадцатый!
О, какое скопление дел,
О, какие печальные даты!
Нет возможности просто дышать.
Или действовать без проволочек.
Наполняется только тетрадь —
Колдовством неожиданных строчек.
1986
* * *
Здесь душа посты расставила,
Чтоб не ринуться под нож.
Всюду — ярмарка тщеславия,
И её не обойдешь.
Для чего стремиться к почестям?
Поднимать такой галдёж?
Нам ведь каждому пророчили:
Что посеешь, то пожнешь...
1986
* * *
Струились ветки, словно змеи,
Чернея в пламенном лесу.
Ах, почему я не умею
К вам донести свою красу.
И всё расплескиваю даром,
Напрасно пробуя сберечь.
Но полыхнет живым пожаром
Моя беспомощная речь...
1986
* * *
Нет, не исчерпана душа —
Она готова измениться.
И все обиды заглуша,
Листает новые страницы.
И видит новые слова,
Как бы из первой колыбели.
Она вернулась — и жива,
И смерти нет в её пределе.
1986
* * *
Я живу от строки до строки,
Нет резона в моем постоянстве.
Крылья осени — так высоки!
И теряются где-то в пространстве.
Я блуждаю по темной земле.
Я ищу в ней — живые истоки.
И плывут на осеннем крыле,
Словно сны — драгоценные строки.
1986
* * *
Стихи, как листья осени:
Упали и молчат.
И чуть заметной просинью
Окрашен старый сад.
Одна лишь ива пышная
Осталась в стороне.
И я здесь — тоже лишняя,
И нет здесь места мне...
1987
* * *
Мне хочется побыть одной:
Чтоб отыскать живые строчки!
Кружится тайна надо мной
В неуловимой оболочке.
Кружится тайна, словно сон.
И обещает мне награду,
А снег летит со всех сторон,
Навстречу вымершему саду.
1984
* * *
Любовь чиста, любовь проста,
Как «Господи, помилуй!».
Она ложится на уста
Легендой синекрылой.
Её путей не знаем мы,
Они от нас сокрыты.
Лишь синей птицею из тьмы
Скользят её орбиты.
1962
* * *
Стояли нежные такие,
Тоскующие деревца!
Так вот она, душа — Россия!
Ей нет начала и конца!
И сколько птиц над ней кружится,
И сколько лун над ней встает!
И как торжественно искрится
Её весенний ледоход!
1978
* * *
Пишу стихи, читаю книги
И вспоминаю о любви,
И все исчерпанные миги —
Ещё шумят в моей крови.
Ещё кружатся, Слава Богу,
В неповторимой тишине!
И всё былое понемногу —
Ещё печалится во мне.
1987
Из цикла «Поэтические посвящения»
Александр Блок
1
Блок! Всё в нем пело и звенело.
И стрелы звонкие неслись,
Как будто взвихренное тело
Легко пронизывало высь.
Звучали тонкие раскаты
И звёзды падали в бокал,
И каждый миг зарей крылатой
Его над миром подымал.
2
Я знаю лишь один итог,
Великий, как закон,
Что если жил прекрасный Блок,
То значит — вечен он.
Неважно, сколько было слов,
И кто их станет петь,
Но магия таких стихов
Не может умереть...
70-е годы
Пастернаку
Как наблюдательно и метко
Он видит зыбкий мир окрест!
Какая точная расцветка
У этих дней, у этих мест!
Приложен штрих один к другому,
Как будто выточен резцом,
И путь ведет к родному дому
С его единственным крыльцом.
Гумилеву
1
О, божественный Гумилев,
Как прекрасна твоя исповедь.
Самым малым количеством слов
Мог ты всё высказать...
О, Господи, как жаль,
Что ушел ты так рано —
И в душе моей зреет печаль,
Как глубокая рана.
2
Всякий поэт
Кажется ребенком,
Но стихов великий свет
Виден и потомкам.
Вот и всё, что я скажу,
Вспомнив Гумилева.
Близко к мятежу
Истинное слово.
1986
Бунину
Выписываю снова
Твой чистый, звонкий стих!
И петь его готова
Для ближних и чужих.
Светла твоя отрада,
Колосья и шмели,
В тиши великой сада
У солнечной земли.
1981
А. К. Толстому
Смотрю на солнечную сушу
Любуясь пламенем ольхи.
Переворачивают душу
Мне эти ясные стихи.
Какая тайна в них таится?
Какой незримый поворот?
Но, слыша их, умолкнет птица
И солнце быстрое замрёт...
1981
Хлебникову
1
Он видит мир преображенным,
Находкой кажутся слова
Бывает синим — луг зеленый
Бывает чёрною — трава.
Но суть вещей — необратима
В их первозданной глубине
И розовеют кольца дыма,
Навек застывшие вовне.
2
«... в чаще глаз — приказанье проснуться...»
В. Хлебников
Как он здорово это сказал:
Глаза прикрыты ресницами.
И поэтому — в чаще!
Да! Он был — настоящий...
1986
Из цикла «С тобой и без тебя»
* * *
Посмотрел в глаза с улыбкой
И сказал слова привычно:
«Ты — глупейшая из женщин,
Поэтесса, существо».
И от этих слов мне стало
На душе теплей и легче.
Я подумала, что нежность
И в иронии жива.
В магазине возле сада
Ты потом купил блокноты,
Подарил один на выбор
И сказал: «Пиши стихи!»
Я подумала, что люди,
Если любят, то умеют
Даже в маленьком движеньи
Сокровенное найти.
1952
* * *
В глазах светилась пылко
И нежность, и тоска,
И трепетала жилка
У самого виска.
Чуть задрожали веки.
Чуть видный взмах ресниц...
Люблю, люблю навеки —
И нет тому границ.
1957
* * *
За окном беспутный ветер,
Он кричит без слов:
Всё кончается на свете —
Дружба и любовь.
На стене от веток тени
Падают скользя.
Всё прошло, как день весенний,
Но забыть нельзя!
1953
* * *
От предрассветной полосы
Таким спокойным сердце было!
Так тихо тикали часы,
И утро в комнату входило.
И я подумала тогда:
Прости ему. Он не причастен.
Он тоже смертный. Нет суда
Над нашим непутевым счастьем.
1959
* * *
Не от великой суеты
И не от будней дней унылых
Так равнодушно смотришь ты
На то, что есть, и то, что было.
Какой тяжелый тайный груз
Положен на душу судьбою.
Я от тебя не отвернусь,
Но как мне больно быть с тобою!
1959
* * *
Сбылось забытое пророчество:
Тоска с годами всё сильней.
О, как блаженно одиночество,
Среди весенних ясных дней!
Пусть только будет бесконечная
Как это небо, тишина,
И эта даль — такая вечная,
И эта чистая весна.
1960
* * *
Так вот какой еще финал
Ты приготовил мне!
Словами грубыми швырял
В глубокой тишине.
Тогда, под градом этих слов,
Почувствовала я,
Как мне страшна твоя любовь,
Страшна душа твоя.
Скажи, куда приходим мы
Путём страстей своих?
Ведь нет печальнее тюрьмы,
Чем эта — на двоих.
1960
* * *
Я буду говорить,
Но ты не станешь слушать.
Я замолчу — тебе ведь всё равно.
Печальный парадокс — невенчанные души,
Ну а тела повенчаны давно.
1960
* * *
Были жаркими ясные дали,
И любовь не имела границ,
Но от прежнего счастья остались
Только лёгкие вспышки зарниц.
И тревожно, и грустно до боли,
Что любовь твоя так далека...
Только светится звёздное поле,
И неслышно плывут облака.
1961
* * *
Был такой непокорный,
Словно дикий зверёк.
Лишь в глазах твоих чёрных
Где-то нежность берёг.
И от этого взгляда
Я сходила с ума.
Приручила — и рада.
Как? Не знаю сама.
1961
* * *
За нашу жизнь перед людьми и Богом
Отвечу я, не опуская глаз.
Осудят? Пусть. Пойду своей дорогой,
Любой из них без жалости предаст.
Не изменю ни помыслом, ни взглядом,
Ни в первый наш, ни в наш последний час.
..А ты далек, как облако над садом:
Оно плывет — и что ему до нас?
1962
* * *
Немного нам судьба отмерила,
Нелёгкий дар достался мне.
И я одна, как это дерево,
Там, от дороги в стороне.
Зима его покрыла инеем,
Посеребрив его кору.
Над ним сияют звёзды синие
И тихо гаснут поутру.
1962
* * *
Деревья здесь смыкаются
В зеленое кольцо,
А сердцу вспоминается
Любимое лицо.
Любимое и нежное,
Как первая заря.
Вся жизнь моя мятежная,
Ты прожита не зря.
Ложится вечер шелковый
На самый дальний куст.
Вся жизнь была помолвкою
Живых и чистых чувств.
1962
* * *
Когда пойдешь по улице
И мой увидишь дом —
Не надо, милый, хмуриться,
Нахмуришься потом.
А здесь пройди с улыбкою
Не опуская глаз,
И не считай ошибкою
Того, что выше нас.
1962
* * *
Я принимаю всё, как есть,
Характер твой, порой строптивый,
И всю твою мужскую спесь,
И неоправданные срывы.
Не уголок души своей,
Я всю её тебе вручила.
И с каждым годом всё сильней
Моей любви слепая сила.
1962
* * *
Я женщина, и мир мой мал
И замкнут в тесном круге,
А налетает буйный шквал —
Я жмусь к домам в испуге.
Я не гожусь для образца,
Я так несовершенна!
Без обручального кольца
Моя любовь священна.
1963
* * *
Не знаю, будет ли светло
Всегда изменчивое небо,
Но то, что нас с тобой свело,
Нужнее воздуха и хлеба.
И даже если день суда
Для нас когда-нибудь настанет,
Я всё равно вернусь сюда,
Для исполнения желаний.
1963
* * *
Ударил, но сдержала крик,
Как будто так и надо.
А за окном — и день поник.
И замер луч над садом.
Считала мысленно до ста,
Пытаясь всё отбросить...
Молчаньем скованы уста,
И серебрится проседь.
1963
* * *
Ничто не отнято и ты живешь во мне,
Забвение над душами не властно.
Ничто не отнято, как в нашем первом дне:
Всё в нас самих — от вечности до часа.
Ничто не отнято: я также берегу
Тебя в себе, как первое зачатье,
На нашем светлом солнечном лугу
Всё скреплено единственной печатью.
Ничто не отнято, и я живу в тебе
Всё это есть свершение и чудо.
И ты со мной в моей простой мольбе,
Как солнца свет, плывущий отовсюду.
1970-е
* * *
Я просчиталась. Боже мой!
Я просчиталась...
Окольный путь — не путь прямой,
Какая жалость!
Остались только пустыри,
Сорняк колючий,
Да озарения внутри —
Просветы в тучах.
Ты тоже стёрт приходом дня,
Круженьем ночи.
Ты тоже умер для меня,
Ты — тоже прочий...
Прощай, мой мир, моя беда,
Моя пустыня,
Моя дорога в никуда,
Ты — мёртв отныне...
Из цикла «Хвалу я дереву пою».
* * *
На деревьях тонкий иней,
Белая кайма.
Если ты меня покинешь —
Я сойду с ума....
А пока над крышей пляшет
Серо-синий дым.
И пока мы сердце наше
Для двоих храним...
1963
* * *
Лист за листом хоронится,
Слетая с вышины,
Я — идолопоклонница
Осенней тишины.
В осеннее безмолвие
Вхожу, как в отчий дом.
Я с осенью помолвлена
Одним календарем.
1966
* * *
Золотая раскованность клетки,
Солнце катится вроде кольца,
И касаются голые ветки
Охлажденного ветром лица.
Осиянное небо победно,
Вся земля обнаженнее льдин.
Ни один не уходит бесследно,
Ни один. Ни один, ни один.
1972
* * *
Деревья в изморози ранней
И притаились, как во сне.
Я им дарю воспоминанья,
За то, что радуются мне.
Мои союзники живые,
Всегда готовые помочь!
Стоите вы по всей России,
Следя, как день сменяет ночь.
1970-е
* * *
Я благодарности полна
За то, что в мире существую,
За то, что чистая волна
Приносит Истину живую,
И каждый день рассветный час
Нам дарит пламенные зори,
И раскрываются для нас
Все краски в солнечном узоре.
* * *
Трепещет листьями осина
На перекрестке трёх дорог,
Как будто видит исполина,
Который всё разрушить мог.
И все деревья опрокинуть,
И погасить свеченье дня...
Осина, бедная осина,
Как ты похожа на меня.
1982
* * *
Разрываются таинственные нити
И расходятся холодные круги.
Колокольчики, зачем же вы звените?
Нет — ни снега, нет — ни тройки, ни дуги.
Отшумели позабытые метели.
Ветер кончился и намертво заглох.
Только высятся таинственные ели,
И какой-то странник сдерживает вздох.
1983
* * *
Сто надписей иглы от сосен
Оставили здесь на снегу.
И ветер прочел их и бросил,
А я разгадать не могу.
Я их никогда не раскрою,
Загадочных надписей тех,
А сердце сосны под корою
Услышал растаявший снег.
1985
* * *
Слева — столетние сосны,
Справа берёз череда.
Как это ясно и просто —
Быть благородным всегда!
Как это ясно и просто —
Помнить о краткости дней!
Слева — столетние сосны
Светят до самых корней...
1985
* * *
Поляна — в форме круга:
Каштаны и дубы.
Что мы нашли друг друга —
То высший перст судьбы.
Поляна — в форме круга:
Кусты рябин окрест,
Что мы нашли друг друга —
То самый горький крест...
1986
* * *
Четыре тополя стояли,
Венчая суть.
Здесь схороню я все печали —
Когда-нибудь...
Четыре тополя качнулись
В вечерний час.
Четыре тополя сомкнулись
В последний раз...
1986
* * *
О, равнодушие дельца!
Так можно падать без конца,
В какую пропасть не поймёшь,
И — начинается делёж...
Но разве можно разделить
Луча таинственную нить,
Осенних листьев череду,
И шорох трав в моём саду...
1986
* * *
Мир разбросанный и косный!
Здесь когда-нибудь умру.
В октябре — одни лишь сосны
Зеленеют на ветру.
В октябре — одни лишь звёзды
Мне сияют с высоты.
И холодный, резкий воздух
Ранит хрупкие кусты.
1986
* * *
Как долго длится год упорный,
И все событья — не к добру...
Деревья в трауре — и черный
Лес содрогнулся на ветру.
Я прохожу — одной дорогой,
Всегда по левой стороне.
Никто не знает, слава Богу,
Что совершается во мне...
1986
* * *
Плакаты, лозунги, призывы,
Над каждым домом вьётся флаг.
И только тоненькая ива
Не откликается никак...
Её не трогает шумиха,
С утра затеянная здесь,
И только ветер тихо, тихо
Несёт ей солнечную весть.
7.11.1987
Стихи разных лет
* * *
Вот исповедь — совсем простая
Моей израненной души.
Куда деваться — я не знаю,
А ночи — дивно хороши!
Как оправдать своё бессилье,
Рожденное в начальный час?
Где взять таинственные крылья,
Чтобы взлететь в последний раз!
И неужели всё погибло,
И на земле мне места нет?
Лишь сосны нежно тянут иглы
И не умеют дать ответ.
1987
* * *
Подальше, подальше —
В последний полет!
От мелочной фальши,
От лживых щедрот!
От суетной злобы
Трусливой толпы —
В ночные сугробы,
В бессмертье тропы.
1986
* * *
Тихие аллеи,
Ясные к утру.
Кто-то пожалеет,
Если я умру.
Солнце на поляне,
На исходе дня!
И кому-то станет
Грустно без меня.
1985
* * *
Я о богатстве не грущу,
Не злюсь, как многие другие.
И абсолютно не ропщу,
Что родилась не в той России!
Я родилась, конечно, в той,
Хотя порой совсем некстати,
Завороженная мечтой,
Скорблю о вечной благодати.
1985
* * *
Оглянись во гневе —
И уйдешь от зла.
После всех кочевий
Это поняла.
Не боюсь признаться
В этом никому.
Всё моё богатство —
Проходить сквозь тьму.
1985
* * *
Со всех сторон — глаза и уши!
И негде скрыться ни на миг.
О, пощадите наши души!
Не превращайте шепот в крик!
Я вас прошу во имя Бога!
Утихомирьте вашу злость,
Чтоб у последнего порога
Вам сокрушаться не пришлось.
1985
* * *
О, суета, о век двадцатый!
Сплошные памятные даты!
И замороженная кровь,
И тонны лекций и стихов...
Я даже вспоминать не в силах,
Что говорят о злых иль милых.
Я заблудилась, как в лесу.
И сердце к пропасти
Смиренное несу.
1985
* * *
Посторонние все — отойдите!
Отбываю положенный срок!
И среди беспокойных событий
Мне никто устоять не помог.
Но зачем на других обижаться?
Догоняю последний вагон.
И погасли огни декораций,
И молчит опустевший перрон...
1985
* * *
От сплошных фарисеев
Негде душу спасти!
Только холодом веет
На огромном пути.
Только грабли и вилы,
Только чёрная масть.
Укрепи мои силы!
Помоги не упасть...
1985
* * *
Зачем роптать?
Всё так законно!
Хотя обидам — нет числа.
Зато — брожу в саду зеленом,
Где буря дерево снесла,
Где после гроз и буйных ливней —
Опять настала благодать,
Где можно стать еще наивней,
Любить и верить, и...страдать.
1986
* * *
Я, как будто рождаюсь и — гасну,
В этот самый таинственный час.
Не жалейте меня понапрасну —
Я могу обойтись и без вас.
Я готова — к любым поворотам,
И любым вариантам Судьбы.
И когда я молюсь за кого-то,
То сама презираю мольбы.
1986
* * *
Всю жизнь мы пьем из общей чаши!
Она — под траурной каймой!
Как мало стоит сердце наше,
На общем торге... Боже мой!
Какие мизерные дозы
Любви и света! Боже мой!
Как мало стоят наши слезы,
Когда на них глядит другой...
1986
* * *
В ряду последнем я была.
Меня нигде не замечали,
И умирали два крыла
От нерассказанной печали.
И умирали два крыла,
Даже не пробуя подняться.
В ряду последнем я была,
Не различая декораций...
1986
В полном одиночестве
Встречу я зарю.
Умирать не хочется —
Правду говорю.
В полном одиночестве
Вспоминаю вас...
Умирать не хочется —
Даже в тёмный час.
1986
* * *
1
Я — в рамках осени. Я вижу,
Как падает последний лист,
И куст склоняется всё ниже,
И ветки — траурно сплелись.
Мне кажется, что я прощаюсь
С последним царственным лучом,
И сердце — сладко замирает
И не жалеет — ни о чём...
2
Как трудно сохранить отвагу
Среди докучливых придир!
И продолжать любить, как благо,
Весь этот сумасшедший мир...
1986
* * *
Давно померкли два крыла
И мертвый лист покрыл дорогу.
Я в утро хмурое вошла,
Как входят в тёмную берлогу.
Я оглянулась — ни души!
И даже птицы замолчали.
И, словно острый нож, вошли
В меня глубокие печали.
1986
* * *
Ах, никто меня не встретил,
Но отметил — горький рок!
Я теперь живу на свете,
Может быть, последний срок...
Я пытаюсь причаститься,
На пределе жизнь моя,
Но живет моя частица
В светлой книге бытия...
1986
* * *
Я больше не плачу —
Я стала стальной.
Всё нынче иначе —
Под старой луной.
Всё нынче иначе,
В иной полосе.
Я больше не плачу:
Я стала, как все...
1987
* * *
Дверь захлопнулась — и сразу
Наступил глубокий мрак.
Неоконченную фразу
Он швырнул — не помню, как.
И не помню, как осталась
Я в глубокой тишине,
И куда девалась жалость,
Предназначенная мне...
1987
* * *
Под шум дождя осеннего —
Считаю бег минут,
И близок час затмения
И слезы душу жгут.
Твоя любовь разрушилась,
Как домик из песка.
И в сердце вместо мужества —
Лишь лютая тоска...
1987
* * *
Листья сметены в груду
И сгорают дотла.
Ты присутствуешь всюду,
Где бы я ни была.
Наполняешь собою
Каждый шорох и шаг
И стократной мольбою
Повторяешься в снах.
Предначертанный свыше
На великом пути!
Если только услышишь,
Если сможешь — прости!
1967
* * *
Колокол в небе.
Утренний звон.
Память о хлебе
Даже сквозь сон.
Хлеб наш насущный
В поте лица.
Замок воздушный
В оба конца.
Строим вместе,
Рушим — врозь.
В душу не лезьте —
Горько пришлось.
1967
* * *
Иголки царапают кожу
И портят на платье кайму.
Прости меня, Господи Боже,
За что? И сама не пойму!
Мне мир этот кажется чудом,
Но страшно его постигать.
И вот, неизвестно откуда,
Приходит забвенья печать.
1970-е
* * *
Такой же точно снег,
Как в сказке Андерсена,
Где Кай ушел от всех,
В мир ледяного плена.
И всё сложить не мог
Простое слово — «Вечность»,
Смешав понятье «Бог»
С понятьем — «бесконечность»...
1983
* * *
Сложила руки в пламенной мольбе:
— Пошли мне, Боже, мужество и храбрость!
И плакала от жалости к себе —
Какая непростительная слабость!
А мимо шли, сновали кто куда, —
Беспечные, устроенные люди,
Шумела в кранах зимняя вода
И пироги ворочались на блюде.
Обыденно, и просто, и легко:
Зачем же я к такому не причастна?
И лишь среди безлюдных уголков
Я всё ищу невидимое счастье.
1979
* * *
Прости меня, Господи Боже!
За все мои злые дела!
Мне с каждой секундой дороже
Прозрачная ясность крыла,
И прелесть весенней дороги,
И путников долгий черёд,
Я знаю — в конечном итоге
Нас всех просветление ждёт.
1975
* * *
Сегодня день особенный:
«Воистину Воскрес!»
И светит в изголовий
Объятый солнцем лес.
Сегодня я услышала
Живые голоса,
И над людскими крышами
Качнулись паруса.
1983
* * *
Бродят солнечные тени
По обочине дорог.
Опускаюсь на колени,
Чтоб меня услышал Бог.
Ничего, что Он придуман
От начала до конца.
Проведу рукой по струнам —
И коснусь Его лица...
1983
* * *
Девятый круг обещанного ада,
Я на земле увидела тебя!
Известно мне, какая ждет награда,
Когда уйду, блаженство разлюбя.
Была здесь боль, надежда и усталость.
А иногда — безропотная тишь.
И где бы я потом не оказалась —
Меня ничем уже не удивишь.
1984
* * *
Душа бессмертна. Успокойся,
Не растравляй глубоких ран.
И заглянуть в глаза не бойся.
Тому, кто нам навеки дан.
Ты в них найдешь успокоенье
И свой единственный приют.
А холод мраморных ступеней
Ты навсегда оставишь тут.
1984
* * *
Тысячелетия для Бога —
Всего лишь миг!
Он судит нас не слишком строго —
Он к нам привык...
И для Него поступки наши
Порой смешны,
Но Он не зря роняет чаши.
И дарит сны.
1984
* * *
Чаша полна до краёв,
Сердце, как будто бескровно.
Каждый получит своё —
Это уже безусловно.
Каждый получит своё —
Это и мудро, и здраво.
Чаша полна до краев —
Горькая, словно отрава.
1984
* * *
Вот так и следует прощаться,
Чтоб слезы сохли на ветру,
Без всяких шумных декораций,
Легко развеянных к утру.
Вот так и следует молиться —
Одной в безмолвии ночном,
Чтоб лёгкий сон летел, как птица,
И не задел тебя крылом.
1985
* * *
Своя нора — как это много!
Там — можно голову склонить,
Найти единственного Бога,
И душу с Ним соединить!
Там — можно быть самим собою,
Не беспокоясь о конце,
И приговор, что дан судьбою,
Прочесть с улыбкой на лице...
1985
* * *
Валялись спелые каштаны
У наших ног.
И возле солнечной поляны —
Явился Бог.
Но объяснить я не могла бы,
Как Он велик.
Слова мои — пусты и слабы.
И смертен лик.
1985
* * *
Душа осталась без покрова,
Как оголённый след дождя.
Но я к погибели готова
И всё простила уходя.
Так будет лучше, понимаю.
Моим просчётам — нет числа.
Прощай навеки, жизнь земная,
И два заброшенных весла.
1987
* * *
За мёртвым порогом —
Кромешная тьма!
Мы — мечены Богом
И сходим с ума.
За нами как будто
Всё зло по пятам.
И нет нам приюта —
Ни здесь и ни там.
1986
* * *
Тело, снятое с креста,
И не дышит грудь.
Но века хранят Христа
За великий путь.
Все умрём. На всех — печать,
И померкнет свет.
А потом мы будем спать —
Миллионы лет.
И никто не знает тайн
Вечного пути.
И никто не скажет: Встань!
Чтоб опять идти!
1987
* * *
Дай мне силы для нового дня!
Помоги мне ещё продержаться,
Чтоб весной окружали меня
Баснословные толпы акаций,
Чтоб в лицо мне дышала сирень
Ароматами белого лета.
Дай мне силы на солнечный день,
На простое сияние света!
1971
* * *
Всё прошло. Ничего не осталось.
Осыпается солнечный сад.
На дорогах последняя алость
Рассыпает прощальный наряд.
Как всё быстро и как незаметно!
Вот и отблеск ночного огня.
Я готова служить беззаветно
Всем, кто может услышать меня.
* * *
Скорее в сад! Он ждёт.
Он весь наполнен светом!
Я выбегу — и вот
Всё расскажу об этом:
Как падала сирень
На тихие качели,
Как начинался день
И все деревья пели.
Всё расскажу — и вы
Тогда сюда придете,
Под шорохи травы,
Внимая каждой ноте.
* * *
Шатёр блаженства выстроен
Из солнца и тепла.
Над облаками, быстрые,
Взмывают два крыла.
Блестит полоска алая
Сквозь синеватый свет,
И я, песчинка малая,
Лечу за нею вслед.
* * *
Громче запели цикады,
Ветер задел камыши...
Высшая в мире награда —
Слушать движенья души.
Нежные, тонкие струны
Так незаметно дрожат!
Робко по облачным дюнам
Бродит задумчивый взгляд.
Нежно вдали закачался
Тихий тоскующий лес.
Кажется — ты перебрался
В самое сердце небес.
* * *
За рощей липовой, внизу,
Где светел каждый миг,
Здесь я услышала грозу
И дождь меня настиг.
Я наблюдала молний свет,
Неистовый поток,
И написала им в ответ
Вот эти восемь строк.
* * *
Руки ребенка — нежны,
Руки ребенка отважны.
Все ему земли даны
И существует он в каждой.
Скрыто его торжество
Всюду, чего ни коснется.
Чистое сердце его —
Глубже любого колодца.
* * *
Высоко тянется сосна,
И в облаках заметна просинь.
Помедли, черная весна,
Напоминающая осень!
Помедли день, плывущий прочь
Среди чернеющих воронок.
Но всё равно: приходит ночь —
И небо плачет, как ребенок.
* * *
Уйдите и оставьте
Меня совсем одну.
Я в этой грустной давке
На небо не взгляну.
И не смогу увидеть,
Как движется река,
Чтоб все свои обиды
Швырнуть за облака.
* * *
Я пришла к Вам, как добрая вестница.
Трудно сделать единственный шаг!
Но какая огромная лестница!
И ступеней не видно впотьмах...
Я пришла рассказать сокровенное.
Отзовитесь, не будьте мертвы!
А иначе, скрываясь за стенами
Я пройду, не подняв головы.
* * *
Среди убегающих лестниц,
На дымчато-белом лугу
Мне снятся прекрасные песни,
Которые спеть не могу.
Мне снятся высокие пальмы,
Согретые белым лучом,
И сразу становится жаль мне,
Что я не спою ни о чём.
* * *
Мне нравится просто стоять на ветру
И слушать звучание дня.
Неужто однажды я тоже умру,
Неужто не будет меня?
Скрепляется алое кружево дней
Невидимым тонким шнурком.
Я смерти не слышу, не знаю о ней,
Мне голос её незнаком.
И пусть расступаются жаркие дни
На этом горячем ветру,
И вспыхнут мгновенно ночные огни.
Я знаю, что я не умру.
* * *
Хочется выстроить дом —
Самый прекрасный на свете!
Пусть поселяются в нём
Разные люди и дети.
Пусть открывают окно
В самые светлые дали...
Только за это одно
Стоит стерпеть все печали.
* * *
О чем ты так неугомонно
И так неистово поёшь,
Мой необузданный, зелёный,
Летящий отовсюду дождь?
Зачем врываешься смятенно
Под эти крыши спящих дач
И повторяешь неизменно
Похожий на рыданья плач?
Напрасно складываю руки
Я в нестихающей мольбе.
Все бормотанья о разлуке
Сосредоточены в тебе.
* * *
Я упала в душистое сено
И была от блаженства на шаг.
Надо мной кочевали бессменно
Облака в кружевных парусах.
Распростёртое солнце катилось
К своему золотому шатру,
И казалось, что я заблудилась
На огромном небесном пиру.
* * *
Не забудьте меня на дороге,
Я ведь тоже любовью полна.
И готова на каждом пороге
Повторять, как сияет луна.
* * *
Вот так кружится лист осенний.
Я это знаю наизусть.
Ложатся пасмурные тени,
И где-то рядом бродит грусть.
Тогда я лето вспоминаю
И золотистые поля.
Мне снова снится жизнь земная,
Пустое сердце окрыля.
* * *
Я устала. Мне хочется плакать,
Оттого, что луна тяжела,
Оттого, что осенняя слякоть
На пустые дороги легла.
Оттого, что свободной игрою
Не заменишь привычную роль,
Оттого, что и нежность порою —
Причиняет нам острую боль.
* * *
Там, за лесной тропинкой дальней,
Лечь в придорожную траву
И слушать тихий и печальный
Напев, летящий в синеву.
О эта ясная, земная
И неземная, благодать...
Я ни о чём не вспоминаю —
Я научилась забывать.
* * *
Звезды каплями из серебра
Падали в тишину.
А ветер с вечера до утра
За облако гнал луну.
Звенело небо над головой,
Когда наступил рассвет.
Я всюду видела образ твой,
И шла за тобою вслед.
1962
* * *
Я залила его слезами,
А он смеялся и шутил.
Передо мной, как в панораме,
Весь путь наш прежний проходил.
Наш путь без свадьбы и помолвки,
Без визы праздничной на вход.
Одни людские кривотолки
За нами шли из года в год.
Он был один и мой союзник,
И соучастник, и судьба.
Тот гордиев распутать узел
Мы не могли — ни он, ни я.
1962
* * *
А поезда всё шли,
И я не могла сесть.
И во всех уголках земли
Такие, как я, есть.
Неудавшиеся творцы,
Поэты мечты своей,
Перепутавшие концы
И начала жизни всей.
И они потихоньку скользят
По поверхности шумных лет.
В этот поезд войти нельзя,
В этом поезде места нет.
* * *
Я видела приметы во всех попутных знаках,
В улыбках мимолётных, в дрожаньи тонких век,
Я так любила землю, что мне хотелось плакать
От жгучего желанья остаться здесь навек.
Я так любила землю и не могла представить,
Что наша жизнь уходит, быстрей, чем краткий миг.
Мне сны мои казались реальней жгучей яви,
И всё, что не успела, я совершила в них.
Вере Григорьевне Трамбицкой*
Ты приснилась мне нынче в застенках тюрьмы,
Через сотню решеток увиделись мы.
Положила мне руки печально на плечи
И сказала: «Дышать в этом ужасе нечем».
И сказала: «Теряю я душу свою.
Я за прошлое прошлому дань отдаю».
А потом уронила печальные руки,
И дрожали они от нахлынувшей муки.
И прижалась губами я к этим рукам
И сказала: «Свою тебе душу отдам.
На, возьми, если это поможет тебе
И твоей искалеченной, страшной судьбе.
Как бы много могла я за это отдать,
Чтобы снова вернуть тебя к нам навсегда!
Чтобы снова коснуться единственных рук,
Чтобы снова услышать: «Мой маленький друг!»
Ничего не ответила ты и молчала,
И печально во сне головою качала,
И печально ты волосы гладила мне,
Прислонившись к тяжелой, железной стене.
1951
* Трамбицкая В. Г. (1909-1981), коллега Ольги Бондаренко по работе в библиотеке им. Короленко. Узник ГУЛАГА 1950-1954 годов.
* * *
Я люблю благодатные сны,
В них таится надежда на счастье.
В окна глянул осколок луны,
Разделив занавеску на части.
Тихо бродит серебряный свет:
Я ему поклоняюсь недаром.
На земле невозможного нет,
А большое вмещается в малом.
* * *
Так и будет,
Как от века повелось:
Кто-то любит,
Кто-то губит,
Кто-то — гость...
Кто-то намертво отрёкся,
Без суда,
Кто-то в дебрях парадокса —
Навсегда...
1986
* * *
Всюду я вижу тебя,
Всюду — твое отраженье!
В солнечных брызгах дождя,
В буре, несущей смятенье...
В каждом мелькнувшем лице,
В том, что ничуть незнакомо,
И на осеннем крыльце
Каждого ближнего дома.
Всюду я слышу слова,
Те, что дарил ты когда-то,
И золотая трава
Памятью острой примята...
1987
* * *
На деревьях тонкий иней,
Белая кайма.
Если ты меня покинешь, —
Я сойду с ума.
А пока над крышей пляшет
Серо-синий дым.
И пока мы сердце наше
Для двоих храним.
* * *
Всё имеет предел. Не так ли?
А потом начинается спад.
И одни только грустные факелы
Освещают дорогу в ад.
И шагов мы уже не считаем
На последнем спуске своем.
Только то, что казалось раем,
Теперь мы адом зовём.
1963
* * *
Раздор в гармонии печальной,
Какая жалость, Боже мой!
И будто чей-то голос тайный
Неслышно плачет в час ночной.
Предсказывает нам забвенье
И нежно устраняет нас.
И будто нота разлученья
Врывается в заветный час.
1979
* * *
Я не верю, не верю, не верю,
Что ушел нескончаемый день,
И за мертвой, не дрогнувшей дверью
Не мелькнёт торопливая тень.
Отпусти меня с миром на волю,
Где ночная царит тишина.
Я пойду по безлюдному полю,
Я пойду совершенно одна.
Не зови меня больше, не слушай,
Не скрепляй ослабевшую нить.
Островок, где спасаются души...
Разреши хоть его сохранить.
1961
* * *
Так вот познала я когда,
Где начинался ад!
И, как от Страшного суда,
Мне нет пути назад.
Я пригвожденная стою
К позорному столбу,
На нём читаю жизнь свою
И всю свою судьбу.
Как уходил за часом час
И умирали дни,
Огонь то вспыхивал, то гас
И были мы одни.
Мерцала ночь в моем окне,
Я не могла вздохнуть.
И не было прощенья мне
За совершённый путь.
1963
* * *
Я считала себя настоящей
Но ошиблась, ошиблась я зло.
Оказалась я просто клячей,
Той, которой не повезло.
Я считала себя особенной,
Одаренной, меченной Богом.
Оказалось: такие сотнями
Побираются по дорогам.
1963
* * *
Годы шли, ты старилась и гасла,
И меняли цвет календари.
Думала, что это не напрасно
И что всё возможно повторить.
Но взошли одни воспоминанья
На твоей осенней полосе,
Грустные, как ветхий стих в Коране,
О котором позабыли все.
Говорить не стоило впустую:
Каждый слышал только то, что мог.
И на душу, как на мостовую,
Тень роняли сотни грубых ног.
1963
* * *
Снискала я высшую милость,
О лучших мирах не скорбя.
Писала стихи и молилась,
И просто любила тебя.
Луна, озарявшая крыши,
Блуждала, как тайна в глуши.
Какая награда превыше —
Такая — коснётся души.
1986
* * *
Пронеси меня мимо, трамвай переполненный,
Пронеси меня мимо скорей!
Чтобы я ни о чем пережитом не вспомнила,
Не узнала знакомых дверей.
Чтобы там, за мелькнувшими мимо прохожими,
Ты смешался с далекой толпой...
Значит, всё это было, мы всё это прожили,
Но душа моя — только с тобой.
* * *
Ровно в десять я открыла
Дверь, ведущую на волю,
Ровно в десять я спустилась
С незнакомого крыльца.
Было солнечно и ясно.
Май тревожно раскрывался,
И черемуха белела
Возле каждого крыльца.
Жизнь звала и убеждала.
Каждым тоненьким побегом,
Каждой веточкой крылатой
Убеждала и звала.
* * *
Я — фантазерка. Вот беда.
Моим просчетам нет предела.
Где все другие скажут «да»,
Я «нет» скажу для пользы дела.
Для пользы дела... Но какой?
Живу, сама того не зная,
В погоне за живой строкой,
В которой скрыта суть земная.
* * *
Продайте мне имя.
Цена — не важна.
Чтоб вместе с другими
Была. Не одна.
Чтоб с вечностью слился
Мой крохотный стих
И с вами сроднился
Хотя бы — на миг.
* * *
Это шлак, из которого
Отберу лишь слова,
Вроде поезда скорого,
Где держалась едва —
Без билета, без паспорта
И с пустым кошельком.
Был попутчикам кассовым
Голос мой незнаком.
* * *
Бывают дни разлада,
Хотя причины нет,
И ничего не надо,
И тьма милей, чем свет.
И ничего не надо —
Ни близких, ни чужих...
Бывают дни разлада —
И не уйдешь от них.
* * *
Нет, это было не со мной —
С тех пор прошли тысячелетья,
И смыло шумною волной
Все то, за что была в ответе.
И все минулось. Как в чаду,
В водовороте дней безликих
Опять сквозь сотни дней пройду
Ловить мелькающие блики.
* * *
Сколько душ умирало во мне
На каком-то последнем этапе!
И забыты, как камни на дне,
Как паденье исчезнувших капель.
Сколько раз, возвратясь в тишину
От каких-то ненужных событий,
Знала я, что уже не верну
Завоеванных прежде открытий.
Но из самых мельчайших частиц
едоступного глазу предела
Вновь росло, не имея границ,
То, что я объяснить не умела.
* * *
Чуть заметная тень промелькнула
По живым очертаниям лиц.
Я скрываюсь в пустой переулок
И касаюсь знакомых страниц.
Я читаю любимые строки,
Я их знаю почти наизусть,
И за самые долгие сроки
Ничего я забыть не боюсь.
* * *
Какая всюду темь!
Не различишь друг друга.
Никто не знал, зачем
Так бушевала вьюга.
И рвались провода,
И нарушались рейсы,
А снежная вода —
Затапливала рельсы.
И сразу — тишина.
Внезапнее набега.
И всюду лишь одна
Стена сплошного снега.
1974
* * *
Острый запах хвои —
Тонкая сосна.
Душу беспокоит
Новая весна.
Вот она настигла
Нас со всех сторон...
Тоненькие иглы —
Лёгкий перезвон.
* * *
Весна приблизилась вплотную
И вся земля раскрылась мне.
Я и тропинки не миную
В преображенной стороне.
На золотисто-синем фоне
Немеют тонкие кусты,
Как будто замерли в поклоне
Перед сияньем пустоты.
* * *
Сны внезапны, как молния,
И кончаются вдруг.
Тишина беззакония,
И ни звука вокруг.
За вершинами светится
Голубая вода.
Небо звёздами метится
И сулит холода.
1971
* * *
Просыпаюсь чуть свет
И уснуть не могу,
Потому что душа
Перед Богом в долгу.
Или видит не так.
Или слышит не так.
И за главную суть
Принимает пустяк.
1974
* * *
Я душу, как скрипку, настрою,
А ветры заменят смычок.
Мелодия будет простою,
Как песня из нескольких строк.
Но я угадаю звучанье,
Что скрыто в её глубине,
И словно великая тайна
Внезапно откроется мне.
1985
* * *
Уведи меня в сторону, осень,
От базарных пустых площадей.
Ветер листья безжалостно носит
И швыряет, как души людей.
Уведи меня в сторону света,
Где качается солнечный луч
И однажды напомни, что где-то
Живы молнии в прорезях туч.
* * *
Всё — тайна тайн! Опять не спится.
А ночь взошла на косогор.
И не дочитана страница
Того, что было до сих пор.
И снова звезды смотрят прямо,
Притягивая сотни глаз.
И не убавилось ни грамма
От света, спрятанного в нас...
* * *
Не существует совершенства,
Виновны все в какой-то час,
Но мера полного блаженства
Зависит всё-таки от нас.
Клочок белеющего снега,
Весны чарующий провал...
Всё тоньше линия разбега,
Всё ближе истинный финал.
1975
* * *
Глаза духовные, вы глубже
Всех остальных очей и глаз.
Вы на другой стоите службе,
И нет незримого для вас.
Вы нам приносите прозренье,
От заблуждений удаля.
Для вас чиста, как откровенье,
Вся наша грешная земля.
* * *
О, Боже праведный!
Зачем Ты отделил меня от стада?
Зачем мне дал не то, что всем?
И в этом — вся твоя награда?
Переносить житейских дел
Я органически не в силах.
Губами белыми, как мел,
Я всё пою о счастьи милых.
1980
* * *
Как часто дорога земная
Размыта движеньем волны!
Откуда берется, — не знаю —
Смертельное чувство вины.
За что? Перед кем? Непонятно.
А только блуждаешь и ждешь,
Что кто-то вернётся обратно,
А кто-то пропал ни за грош.
Где искать Тебя в этой пустыне?
Говорят, что Ты всюду, как свет.
Знаю я об Отце и о Сыне,
И все горести сходят на нет.
Не суди меня слишком жестоко
За поступки мои и дела.
И продли мои краткие сроки,
Не оставив такой, как была.
1980
* * *
Тонко дрогнули листья,
Услыхав ветерок.
Если дерево мыслит —
Существует и Бог.
Я вздохнула невольно,
Не сказав ничего.
Если дереву больно,
Кто утешит его?
* * *
Я построила город
Из любимых стихов,
В еле видимых порах,
Словно кожный покров.
Был он чист и свободен
От лукавства и зла.
И при всякой погоде
В нём прозрачность была.
Здесь могла я укрыться
В снегопад и пургу.
Здесь и сердце хранится, —
То, которым не лгу.
1960-е
Из стихов, посвященных Анне Ахматовой
* * *
Что делать, моя дорогая,
Мы связаны цепью одной!
И, нежные песни слагая,
Уходим одна за другой.
Уходим. Куда — неизвестно.
Быть может, в далекий предел,
Где будет и хмуро, и тесно,
Чтоб голос по-прежнему пел.
* * *
Вы живы — и с меня довольно.
Всё прочее — не стоит слез.
Мне может быть и было больно
Скорее в шутку, чем всерьёз.
Подумаешь, не достучалась!
Я как-нибудь переживу...
И сожаление, и жалость,
Как листья падают в траву.
1962
* * *
Вот и снова век железный
Постучал в моё окно!
Я ведь знаю, что над бездной —
Петь не каждому дано.
Но она — жила и пела,
И была — прекрасней всех!
Нет душе её предела
И чиста, как первый снег.