Савелий Дудаков; “Этюды любви и ненависти”.

Москва; Российский государственный гуманитарный университет; 2003.

OCR и вычитка: Давид Титиевский; сентябрь 2008; г. Хайфа.

В библиотеке Александра Белоусенко книга размещена по просьбе автора, Савелия Юрьевича Дудакова.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------

С. Ю. Дудаков

ЭТЮДЫ ЛЮБВИ И НЕНАВИСТИ

Очерки

Российский государственный

гуманитарный университет

Москва

2003

Художник Михаил Гуров

Дудаков С.Ю.

Этюды любви и ненависти: Очерки. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2003. 542 с.

Новая книга очерков хорошо известного отечественному читателю автора в определенной степени является продолжением его предыдущей книги "Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России" (М., 2000) и посвящена все тем же "вечным вопросам" — любовь или ненависть? вместе или врозь?

Для широкого круга читателей.

Моей жене —

Инне Иосифовне Дудаковой

Содержание

Л.Н. Толстой, С.Я. Надсон и другие... И снова Толстой ... 7

И.С. Тургенев, М.М. Антокольский и другие................... 80

Заметки на тему.......................................................... 117

Дневник библиофила .................................................. 201

Святая земля глазами русских паломников.................... 338

Народные поверья....................................................... 375

О крещении................................................................ 402

Еще немного о Нилусах................................................ 420

Русские евреи на фронтах Первой мировой войны......... 438

Приложения

Необходимое предисловие к публикации....................... 490

С.С. Окрейц. Цадик Мендель из Любавич...................... 495

О Давиде Черняховском............................................... 512

Указатель имен............................................................ 523

Л.Н. Толстой, С.Я. Надсон и другие...

И снова Толстой

Надо думать, что такого поэта, как Надсон (1862-1887), для Льва Николаевича Толстого вообще не существовало. Воспитанный на других эстетических принципах, он на дух не переносил певцов "гражданской скорби", считая их эпигонами Некрасова. В целом невысоко оценивал он и поэзию своего соседа Афанасия Фета (1820-1892), хотя при жизни иногда делал ему комплименты. (Кстати, Волошин писал о Фете: "Говорят, что он в последние годы своей жизни с напряженным, болезненным вниманием прочитывал каждый вновь появлявшийся сборник стихов: ждал идущих на смену"¹. Смены не было. Надсон ему не нравился.) Толстой недурно отзывался о Полонском (1820-1898), но, правда, тоже при жизни Якова Петровича. Если и хвалил современников, признавался он впоследствии, то лишь "в среде литераторов, из учтивости"².

В 1901 г. Толстой расставил всех по местам: "На моей памяти, за 50 лет, совершилось это поразительное понижение вкуса и здравого смысла читающей публики. Проследить можно это понижение по всем отраслям литературы, но укажу только на некоторые, более заметные и мне знакомые примеры. В русской поэзии, например, после Пушкина, Лермонтова (Тютчев обычно забывается) поэтическая слава переходит сначала к весьма сомнительным поэтам Майкову, Полонскому, Фету, потом к совершенно лишенному поэтического дара Некрасову, потом к искусственному и прозаическому стихотворцу Алексею Толстому, потом к однообразному и слабому Надсону, потом к совершенно бездарному Апухтину..."³ Оборвем цитату, ибо далее в черновике во множественном числе названы Брюсовы и Бальмонты. С моей точки зрения, Толстой, пусть весьма субъективно, а подчас и совсем необъективно (что с ним нередко случалось в отношении братьев-писателей), выстроил историческую линию русской поэзии, где между признанными классиками расположился самый молодой по возрасту поэт. "Понижение уровня вкуса читателей" здесь ни при чем: жизнь шла вперед, и поэтические идеалы и пристрастия вполне сознательно менялись. Но иногда

7

Толстой противоречил сам себе: однажды, например, посетовал на недооцененность Тютчева, Фета, Сковороды.⁴

К евреям-поэтам Лев Николаевич относился иронически. Однажды Ясную Поляну посетил стихотворец и "талмудист" Самуил Захарович Баскин-Серединский, подаривший Толстому роскошный двухтомник своего друга Даниила Ратгауза. Л.Н. заметил по этому поводу, что "очень любит стихи и особенно <стихи> евреев. Но у него (Баскина-Серединского. — С. Д.) талант"⁵. Толстой, кажется, чтил Генриха Гейне... На бастионах Севастополя он переводил одну из его баллад. Да и в "Анне Карениной" Облонский читает четверостишие Гейне, а в "Круге для чтения" приводится цитата из Гейне, повторенная затем в "Путях жизни". В черновиках программного произведения "Что такое искусство" (1897-1898) Гейне поначалу числился в разряде "хорошего всемирного искусства", но потом Толстому это показалось "слишком", и фраза была вычеркнута⁶.

Мне кажется, что шумный успех Надсона прошел мимо Толстого. Из всего поэтического окружения Толстого только Плещеев, крестный отец Надсона в русской литературе, мог замолвить за него словечко. И вряд ли Толстой отозвался бы на творчество 24-летнего поэта строчкой своего дневника, если бы не случай. Впрочем, роль Надсона в русской поэзии тем не менее достаточно заметна. Не следует забывать, что только до 1917 г. вышло 28 изданий его стихов (тиражами поначалу по 6 тыс. экз., тиражи последних изданий доходили до 12 тыс. экз.), отдельные стихотворения были включены не только во все "Чтецы-декламаторы", но и в школьные хрестоматии. Например, для диктанта предлагалось знаменитое: «Не говорите мне: он умер. Он живет», где сложность пунктуации являлась камнем преткновения не для одного поколения гимназистов. (Каждый может проверить свою грамотность, я лично на самоэкзамене провалился.) В 1885 г. Академия наук присудила Надсону Пушкинскую премию. Пожалуй, наиболее сильное определение места поэта принадлежит П.Ф. Якубовичу-Мельшину: во-первых, Надсон после смерти Некрасова — "самый талантливый и популярный из русских поэтов", а во-вторых "со времени Лермонтова русская поэзия не знала такого красивого музыкального стиха... Он явился не только певцом своего поколения, но юности вообще, чистоты и свежести юного чувства, красоты девственных порываний к идеалу... "⁷

Напомним, что Петр Филиппович был не только поэт но и переводчик: он первым перевел "Цветы зла" Бодлера на русский язык. Знакомство с западной поэзией на рубеже веков кидает оценке Якубовича еще большую весомость". С немалым удив-

8

лением мы можем прочитать у великого русского писателя В.В. Набокова строки, перекликающиеся с приведенными выше: «Счастливее оказался Лермонтов... В его стихах разночинцы почуяли то, что позже стало называться "надсоновщиной". В этом смысле Лермонтов — первый надсон (с маленькой буквы. — С. Д.) русской литературы. Ритм, тон, бледный, слезами разбавленный стих гражданских мотивов до "Вы жертвою пали" включительно — все это пошло от таких лермонтовских строк, как: "Прощай, наш товарищ, недолго ты жил, певец с голубыми очами, лишь крест деревянный себе заслужил да вечную память меж нами". Очарование Лермонтова, даль его поэзии, райская ее живописность и прозрачный привкус неба во влажном стихе были, конечно, совершенно недоступны пониманию людей склада Чернышевского»⁸. Но в одном из писем из ссылки (из Астрахани) Чернышевский благодарит корреспондента за присылку сборника Надсона⁹, лире которого, вопреки мнению Владимира Владимировича, как и лире Лермонтова, был присущ "прозрачный привкус неба во влажном стихе", иначе трудно объяснить его успех у русских композиторов. Другой русский поэт в одной из статей 1910 г. выразился о нашем герое так: "Чтобы возбуждать сочувствие, надо говорить о себе суконным языком, как это делал Надсон"¹⁰. Вспоминается литературный анекдот об одесском назойливом нищем, славившемся тем, что ему никто не мог отказать. Однажды в трактире он подошел к столу, за которым сидел Багрицкий с друзьями, и стал канючить. Багрицкий встал в позу и прочел: "Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат, Кто б ты ни был, не падай душой!". Послушав немного, нищий удалился. Торжествующий Багрицкий произнес сакраментальную фразу: "Даже он не вынес Надсона!"

В советское время Надсона издавали и в малой и в большой сериях "Библиотеки поэта", всегда сопровождаемых сочувственной статьей. В литературе 80-х годов XIX в. его имя всегда соседствовало рядом с именем Всеволода Гаршина — дети одного поколения, оба безвременно сгоревшие.

Но если Лев Николаевич все же вчитался бы в стихи Надсона, то он, к своему удивлению, обнаружил бы строфы, под которыми не постеснялись бы подписаться сам Фет или (позже) Бальмонт. (Толстой понимал: "...у Фета уже есть такая смелость, впадающая в декадентство. Есть грешки, неясные вещи"¹¹.) Например, дивное пьяняще музыкальное "В лунную ночь":

Серебристо-бледна и кристально ясна

Молчаливая ночь над широкой рекой.

9

И трепещет волна, и сверкает волна,

И несется и вьется туман над волной.

Чутко дремлют сады, наклонясь с берегов,

Ярко светит луна с беспредельных небес,

Воздух полн ароматом весенних цветов,

Мгла полна волшебством непонятных чудес.

Музыкальность стихов Надсона чувствовал такой композитор, как Сергей Рахманинов, написавший романс на его стихи:

...Я б умереть хотел душистою весною

В запущенном саду, в благоуханный день,

Чтоб купы темных лип дремали б надо мною

И колыхалась бы цветущая сирень...

Кстати, поэту было всего 17 лет, когда он написал эту "Мелодию". Один тонкий критик писал об этом романсе, что он напоминает небольшую вокальную поэму и что стихотворение Надсона близко знаменитому лермонтовскому "Выхожу один я на дорогу": "Природа, как вечно живой источник красоты, покоя и блаженства, противопоставлена в них человеческому горю, страданиям и смерти. Величавая торжественность тона этой поэтической исповеди передана Рахманиновым в широкой, плавно и неторопливо развертывающейся мелодии голоса, сопровождаемой непрерывно льющимися волнообразными фигурациями фортепиано"¹². Этот же критик выделяет драматический романс "Пора", лейтмотив которого — призывно-фанфарная и грозно звучащая фраза: "Пора, явись, пророк!"¹³ Применительно к нашим сюжетам можно сказать, что романс обретает библейскую мощь. И не случайно приподнято-патетический тон романса и музыка напоминают знаменитый этюд dis-moll Скрябина.

А всего на слова Надсона написано более 50 романсов; он входит в первую десятку самых популярных поэтов, попавших на нотный стан: Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Некрасов Плещеев, Полонский, Ал. Толстой, Апухтин, Бальмонт, Блок. Некоторые его стихотворения переложены на музыку неоднократно, например: "Заря лениво догорала" — Ц. Кюи, Э. Направник, Н. Спендиаров, Терещенко и др.; "Мне снилось вечернее небо" — А. Аренский, В Золотарев, С. Ляпунов, П. Чесноков и др.; "Над свежей могилой" — Ф. Блуменфельд, В. Золотарев, С. Рахманинов. На тексты Надсона писали и другие композиторы — Ф Акименко, М. Анцев, К. Бах, А. Гедике, С. Василенко, Р. Глиэр, А. Гречанинов, Ф. Кенеман, Г. Конюс, В. Ребиков (большой цикл), А. Рубинштейн и др.¹⁴ На знаменитый реквием "Не го-

10

ворите мне: он умер" музыку написали не менее десяти композиторов!¹⁵

С. Венгеров писал, что сжатость и образность стиха позволили Надсону создать несколько лаконичных строф, вошедших в обиход речи, чего не каждый поэт удостоился, а мы с высоты нашего времени можем только подтвердить этот факт. Таковы, например, "Как мало прожито, как много пережито", "Пусть арфа сломана — аккорд еще рыдает", "Облетели цветы — догорели огни"¹⁶.

Презрительное отношение к Надсону и его поклонникам сложилось в 10-е годы XX в., когда русский модернизм сбросил с корабля современности не только Надсона. Особенно изощрялся Маяковский, но даже эта настойчивость не случайна — будущий футурист в молодости пережил увлечение Надсоном, говорил же: "Помню, как сейчас, в стихах у Надсона..."¹⁷ Позднее он сводил счеты с прошлым: "На сон не читайте Надсона..." (Клоп). А говоря о своей несомненной близости в смысле величины поэтического дара к Пушкину, мимоходом в "Юбилейном":

Чересчур страна моя поэтами нища.

Между нами — вот беда — позатесался Надсон,

Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на "Ща"...

Антипод Маяковского Александр Блок также отрицательно относился к Надсону, впрочем, значительно сдержаннее. Весьма характерно в прилагаемом "Списке русских авторов" (25 декабря 1919 г.) сказано о Надсоне: "Есть поучительнейшие литературные недоразумения, вроде Надсона, нельзя не отдать ему хоть одной страницы"¹⁸. В другом месте Блок говорит об искренности поэта, которую читатель, безусловно, чувствует: «Потому, что "здесь человек сгорел", потому что это — исповедь души. Всякую правду, исповедь, будь она бедна, недолговечна, невсемирна, —правда Глеба Успенского, Надсона, Гаршина и еще меньших — мы примем с распростертыми объятиями, рано или поздно отдадим им все должное»¹⁹.

В.И. Нарбут иронически предлагал Осипу Мандельштаму издавать журнал под названием "Семен Яковлевич". Тот весьма благосклонно выслушивал его рассуждения об эволюции поэзии от Надсона: "от нуля до Гумилева и Мандельштама"²⁰.

Прошли десятилетия — и лира Надсона неожиданно ожила в творчестве поэта, казалось бы, от него далекого. Я говорю о безусловном — с моей точки зрения — классике XX в. Николае

11

Алексеевиче Заболоцком (1903-1958). Мне уже приходилось писать об оригинальном взгляде Заболоцкого на творчество Бенедиктова и капитана Лебядкина. Но это, кажется, и понятно: автор "Столбцов" должен был удалиться от современников на расстояние, равное нескольким поколениям поэтов. Отсюда — его любовь к XVIII веку. Но Надсон?

Многие критики отмечали влияние некрасовской поэзии на Заболоцкого. И действительно, "поэзия мести и печали" была сродни поэту, но, конечно, во времена Заболоцкого речь могла вестись лишь о "печали". О какой "мести" можно было говорить? А вот "смягченная" некрасовская форма в стихах Надсона не случайно озарила некоторые лучшие стихи позднего Заболоцкого. Заболоцкий много думал о красоте — красоте человеческих лиц, о красоте душевной. Конечно, идеалом служила бы гармония, но:

Я не ищу гармонии в природе.

Разумной соразмерности начал

Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе

Я до сих пор, увы, не различал²¹.

Поиск гармонии обречен на неудачу. Несмотря на некий оптимизм стихотворения — это данность печатного советского времени, но и в подцензурной печати можно было много сказать. Ведь цена недосягаемой гармонии — человеческое страдание:

Когда огромный мир противоречий

Насытится бесплодною игрой, —

Как бы прообраз боли человечьей

Из бездны вод встает передо мной²².

Отсюда и такое внимательное отношение к красоте и безобразию человека.

Некрасивые девушки были одной из любимых тем Надсона, к которой он неоднократно возвращался. Первое стихотворение Дурнушка написано в 1883 г. в девятнадцать лет:

Бедный ребенок — она некрасива!

То-то и в школе и дома она

Так несмела, так всегда молчалива,

Так не по-детски тиха и грустна.

Зло над тобою судьба подшутила:

Острою мыслью и чуткой душой

Щедро дурнушку она наделила, —

Не наделила одним — красотой...

Ах, красота — это страшная сила!..²³

12

Далее — несколько иная мысль — ребенок поначалу радуется жизни, но не знает своего весьма горестного будущего: из-за своей некрасивости девочка обречена на одиночество:

Дурнушка! Бедная, как много унижений,

Как много горьких слез судьба тебе сулит!

Дитя, смеешься ты... Грядущий ряд мучений

Пока твоей души беспечной не страшит.

…...……………………………………………

Семья, ее очаг и мир ее заветный

Не суждены тебе...²⁴

Впрочем, в следующей "Дурнушке" поэт предсказывает девушке не столь мрачное будущее, хотя цена возможного благополучия — отказ от личного счастья — слабое утешение для героини:

Гляди же вперед светло и смело;

Верь, впереди не так темно,

Пусть некрасиво это тело,

Лишь сильно было бы оно;

Пусть гордо не пленит собою

Твой образ суетных очей,

Но только мысль живой струею

В головке билась бы твоей²⁵.

Уже по первому стихотворению Заболоцкого ясно, что он "заимствовал" у Надсона для своей "Некрасивой девочки" саму идею. В последующих стихотворениях прослеживаются более серьезные "заимствования":

Ни тени зависти, ни умысла худого

Еще не знает это существо.

Ей все на свете так безмерно ново,

Так живо все, что для иных мертво!

И не хочу я думать, наблюдая,

Что будет день, когда она, рыдая,

Увидит с ужасом, что посреди подруг

Она всего лишь бедная дурнушка!

Мне верить хочется, что сердце не игрушка,

Сломить его едва ли можно вдруг!

И в конце — тот же "роковой вопрос":

И пусть черты ее нехороши

И нечем ей прельстить воображенье, —

13

Младенческая грация души

Уже скользит в любом ее движенье.

А если это так, то что есть красота

И почему ее обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?²⁶

Второе стихотворение в своего рода стихотворной дилогии Заболоцкого называется "Старая актриса". В нем рассказано о судьбе девочки, оказавшейся в роскошном доме престарелой тетки-актрисы, — тема почти некрасовская:

В позолоченной комнате стиля ампир,

Где шнурками затянуты кресла,

Театральной Москвы позабытый кумир

И владычица наша воскресла.

…………...……………………………….

Здесь картины, портреты, альбомы, венки,

Здесь дыхание южных растений,

И они ее образ, годам вопреки,

Сохранят для иных поколений.

И не важно, не важно, что в дальнем углу,

В полутемном и низком подвале,

Бесприютная девочка спит на полу,

На тряпичном своем одеяле.

Здесь у тетки-актрисы из милости ей

Предоставлена нынче квартира...²⁷

В этом стихотворении Заболоцкий объединяет два любимых сюжета Надсона — безрадостное, сиротское детство и несоответствие неприметной внешности внутреннему миру.

Наиболее полно мотив одинокого детства разработан Надсоном в стихотворении "Мать" (1886):

Тяжелое детство мне пало на долю:

Из прихоти взятый чужою семьей,

По темным углам я наплакался вволю,

Изведав всю тяжесть подачки людской²⁸.

И — тема 1884 г. — дурнушка в доме богатых родственников:

Робко притаившись где-нибудь с игрушкой

Или в сад забившись с книжкою в руках,

Ты растешь неловкой, смуглою дурнушкой,

14

Дикой, словно зайчик, дома — как в гостях.

Дом ваш — целый замок: пышные покои,

По стенам портреты дедовских времен...

...................................................................

Дышат и растут в стенах оранжереи

Редкие цветы и пышные плоды.

Анфилады комнат устланы коврами,

Окна в пышных складках шелковых гардин.

В длинной галерее тянутся рядами

Пыльные полотна выцветших картин...²⁹

В "Старой актрисе" есть еще одна тема, близкая обоим поэтам, — тема суетности, бренности бытия. В данном случае речь не о смерти (об этом ниже) — речь об увядании красоты. Смерть неизбежна, но на пути к ней — "беспощадное время", старящее тело и ... душу. Былую красоту можно лишь "законсервировать", как это удалось старой актрисе в ее мини-музее. Но и это преходяще.

У Заболоцкого сама ценность искусства ставится под сомнение через призму восприятия ребенка:

И когда ее старая тетка бранит

И считает и прячет монеты, —

О, с каким удивленьем ребенок глядит

На прекрасные эти портреты!

Разве девочка может понять до конца,

Почему, поражая нам чувства,

Поднимает над миром такие сердца

Неразумная сила искусства!³⁰

Юношеская увлеченность Надсоном осталась у Заболоцкого навсегда. Отдавал ли он себе в этом отчет? Ведь скрывал же он свое увлечение Мандельштамом. Скрывал ли он от себя влюбленность в вечную юность безвременно ушедшего поэта? Трудно ответить на этот вопрос, но стихотворения Николая Алексеевича хранят следы заимствований, "скрытых цитат". Вот почти наугад взятые строфы:

В младенчестве я слышал много раз В детстве слышал я старую

Полузабытый прадедов рассказ... сказку о том...

Н. Заболоцкий С. Надсон

Или удивительная параллель стихотворений "Я не ищу гармонии в природе" и "Север" Заболоцкого со стихотворением

15

Надсона, которое стоит привести полностью:

Когда, спеша во мне сомненья победить —

Неутолимые и горькие сомненья —

Мне говорят о том, как много совершить

Уже успели поколенья;

Когда на память мне приводят ряд

Побед ума над тайнами природы

И вдалеке меня манят

Волшебным призраком блаженства и свободы, —

Их гордость кажется мне детской и смешной,

Их грезы кажутся мне бредом,

И не хочу кадить я робкой похвалой

Всем этим призрачным победам.

Да, гордый человек, ты мысли подчинил

Все, что вокруг тебе когда-то угрожало,

Ты недра крепких скал туннелями прорыл,

Ветрам открыл причину и начало,

Летал за облака, переплывал простор

Бушующих морей, взбирался на твердыни

Покрытых льдом гранитных гор,

Исследуя прошел песчаные пустыни,

Движения комет ты проследил умом,

Ты пролил свет в глубокой мгле —

И все-таки ты будешь на земле

Бессильным трепетным рабом!..³¹

Вообще философская лирика Заболоцкого много заимствовала у Надсона. Перечислим стихотворения, наиболее ему близкие: "Не знаю отчего, но на груди природы...", "На кладбище", "Гаснет жизнь, разрушается заживо тело", "Это было давно". Последнее примыкает к такому наброску Надсона:

Вот он, взгляни — безобразный, худой,

Платье в лохмотьях на нем,

Тихо бредет он пугливой стопой,

Робко глядит он кругом...

(1878)

И последнее, вполне кафкианское дополнение. Я приехал в Израиль в 1971 г., когда существовала газета "Наша страна", надо думать, не имевшая достаточно подготовленных в литературном отношении сотрудников. Однажды на ее страницах появилось стихотворение с предуведомлением, что поэт живет в Ленинграде и по понятным причинам не может покинуть СССР —

16

он "отказник". К своему восторгу я увидел знакомые надсоновские строфы: "Я рос тебе чужим, отверженный народ". Понятно, что через несколько дней редакция принесла читателям извинения: ведь репатриироваться с "литераторских мостков" Волкова кладбища невозможно. Насмешник и виновник небольшого скандала хорошо знал дело — фактура стиха свободно вписывалась в контекст начала 70-х, что не вызвало никакого подозрения редактора, а вдохновил озорника на сей фокус Владимир Владимирович Маяковский. Судите сами: один из персонажей "Клопа" говорит: «...он — писатель. Чего писал — не знаю, а знаю только знаменитый! "Вечорка" про него три раза писала: стихи, говорит, Апухтина за свои продал, а тот обиделся, опровержение написал. Дураки, говорит, вы, неверно всё, — это я у Надсона списал»³².

Попытавшись определить место Надсона в истории русской литературы, мы должны коснуться совершенно неожиданного вмешательства Льва Николаевича Толстого в посмертную судьбу поэта.

Эта печальная история началась в 1886 г., когда молодому поэту киевская газета "Заря" предложила вести обзор современной литературы. Надсон работал в "Заре" полгода: с мая по сентябрь, до того как резкое ухудшение здоровья не позволило ему продолжать трудиться. И надо же было тому случиться, что в одной из своих статей Надсон "прошелся" по творчеству некоего графа Алексиса Жасминова. За таким претенциозным псевдонимом скрывался известный нововременский фельетонист Виктор Петрович Буренин (1841-1926). Начав с либеральных изданий, он затем сотрудничал в "Колоколе" (анонимно), "Искре", "Зрителе" и других "передовых" изданиях и постепенно оказался в черносотенном лагере. Замечу, что литературный талант Буренина признавали многие достойные писатели: Лесков, Некрасов, Достоевский, Толстой и др. Но уже в 1876 г. И.А. Гончаров писал о Буренине как о беспринципном цинике, пренебрегающем приличиями в печати, а Лесков в частном письме — как о человеке, который "только и делает, что выискивает, чем бы человека обидеть, приписав ему что-нибудь пошлое и мало ему свойственное"³³. Очень метко "припечатал" Буренина в эпиграмме Д.Д. Минаев:

По Невскому бежит собака,

За ней Буренин, тих и мил...

Городовой, смотри, однако,

Чтоб он ее не укусил³⁴.

17

И вот за разбор творчества такого человека взялся Надсон. Дело в том, что граф Жасминов, искренне или неискренне восхищаясь Толстым и ни в грош не ставя других писателей, утверждал, что после шедевров "Льва нашей литературы" все прочие по сравнению с ним "козлы, бараны и поросята (!!)". Один из критиков заметил, что, посвятив несколько статей Толстому и отнюдь не разделяя его взглядов, Буренин "развязно" использовал его в полемике; в "Дневнике" Е.И. Раевской Толстому приписываются слова о Буренине: "Он дерется мной"³⁵. В хвалебной статье о Чехове Буренин не преминул "посмеяться над мертвым Чеховым"³⁶. Собственно, Надсон вступился за честь русской литературы, ибо к тому времени среди стада означенных выше "животных" числились и Гончаров (кстати, Надсон считал его виртуозом стиля, что говорит о вкусе поэта, но любовь, как увидим ниже, не была взаимной), и Лесков, и Салтыков-Щедрин, и Гаршин — все высокоценимые самим Толстым, которому, естественно, такие уничижающие братьев по перу сравнения вряд ли приходили в голову. Надсон заметил, что графу Жасминову стоит в первую очередь обратить внимание на собственное творчество, вполне порнографическое и трафаретное: «порнография самого низкого качества бьет в глаза с каждой страницы этих "реалистических повестей из действительной жизни". "Вздрагивающие бедра", "обнаженные плечи", "античные руки", "неприкрытая грудь", "падение" в начале рассказа, "падение" в середине и "падение" в конце... сцены в спальнях, будуарах, купальнях и иных местах, излюбленных порнографистами». При этом Надсон процитировал сетования Буренина по поводу отсутствия в современной литературе серьезных раздумий о правде и глубине³⁷. Вероятнее всего, не критика задела Буренина. Надсон несколько раз указал графу Жасминову на ошибки (один из его очерков так и называется "Маленький урок по истории культуры г. Буренину") и на то, что он "изобретает велосипед". На жалобы Буренина, что рифмованный стих изжил себя и теперь можно писать лишь белым стихом, Надсон ответил блестящим переложением в рифмованных стихах бездарных виршей Буренина в балладе "Олаф и Эстрильда". Этого граф не вынес. Впрочем, он не вызвал поэта на дуэль, что было вполне в духе литературных нравов того (и более позднего) времени. Буренин предпочел клевету и, надо сказать, весьма в сем деле преуспел. Он поместил в "Новом времени" несколько злобных статей, в которых касался не только творчества Надсона, что, конечно, вполне допустимо, но и его личной жизни. И что совсем уж возмутительно, намекал на то, что болезнь поэта — сплошное притворство и средство

18

получения всевозможных пособий. Эти статьи графа Жасминова усугубили болезнь Надсона и ускорили его смерть.

Когда произошла трагедия, то кто-то из друзей поэта вспомнил, что Семен Яковлевич писал о нововременских писателях следующее: "На каждом шагу читатель натыкается на какое-нибудь возмущающее душу неприличие: тут под видом рецензии ловкий критик пишет донос на своего личного врага; там не менее ловкий беллетрист выводит в пасквильном виде рецензента, давшего о нем неблагоприятный отзыв". И далее: "Тайны псевдонимов раскрываются самым наглым образом, как сделал это, напр., г-н Буренин, глумясь над книгою O.K. Нотовича... Несколько лет тому назад некоторыми органами был поднят вопрос о литературном суде чести. Нельзя не пожалеть от всей души, что у поднявших этот вопрос не хватило энергии провести его в жизнь, добиться осуществления своего проекта..."³⁸

И вот друзья Надсона решили судить Буренина судом чести. Они подготовились весьма серьезно. Спустя тридцать лет после смерти поэта Николай Петрович Жерве опубликовал небольшую статью "Надсоновский уголок", в которой рассказал об истории личных вещей поэта, попавших в музей Кадетского корпуса, где тот обучался. Среди реликвий есть несколько фотографий лиц, сыгравших определенную роль в жизни Надсона. В первую очередь — это Николай Петрович Вагнер (Кот-Мурлыка), "открывший" юное дарование и опубликовавший первое стихотворение поэта в мистическом журнале "Свет". (Напомню, что там же публиковался известный в свое время антисемитский роман "Темное дело", принадлежавший перу самого редактора — пути Господни неисповедимы!). Здесь же фотографии тех, кто поддержал поэта — П.А. Гайдебурова, А.Н. Плещеева (по словам самого Надсона, Плещеев был его литературным крестным отцом), критиков — Н.К. Михайловского, С.А. Венгерова, Ореста Миллера, К. К. Арсеньева и др. Но слова из песни не выкинешь — здесь же и портрет того, кто ускорил его смерть. Доктор Ф.Т. Штангеев, пользовавший Надсона в Ялте, свидетельствовал, что "безвременно умерший Надсон мог бы прожить дольше, если бы не эта клевета — настолько сильны были нравственные страдания!" (курсив мой. — С. Д.)³⁹. Один из современников, сын поэта Плещеева, свидетель угасания Надсона, писал о возмутительной, недостойной травле, начатой Бурениным против смертельно больного поэта⁴⁰.

Итак, друзья написали письмо, которое подписали многие люди, предложили подписать его и Льву Толстому. Мы знаем, что Толстой не одобрял коллективных писем и, получив нужную

19

информацию от лиц, ему знакомых, написал приватное письмо автору пасквилей:

1887 г. Февраля 1-25. Москва.

Виктор Петрович!

Недели две тому назад мне сообщили подписанный несколькими десятками имен известных литераторов протест против написанных вами статей о покойном Надсоне и просили меня подписать его. Я отказался подписать, во-первых, потому, что все это дело было мне совершенно неизвестно, а во-вторых, и главное, потому, что такой протест, напечатанный в газете, представляется мне средством отомстить, наказать, осудить вас, на что я, если бы и даже справедливы были все обвинения против вас, я не имею права. На вопрос о том, что признаю ли я то, что Буренин поступил дурно, я не мог ответить иначе, как признав то, что если справедливо то, что вы говорите, то Буренин поступил нехорошо; но из этого не следует то, чтобы я потом должен был постараться сделать больно Буренину; Буренин для меня такой же человек, как и Надсон, т. е. брат, которого я люблю и уважаю и которому я не только не желаю сделать больно потому, что он сделал больно другому, но желаю сделать хорошо, если это в моей власти... Вышло так, что третьего дня мне сообщили, что кружок писателей, не печатая протеста, заявил желание, чтобы я выразил свое мнение о том поступке, в котором обвиняют вас. Я счел себя не в праве отказаться и вот пишу вам. Пожалуйста, не осудите меня за мое это письмо, а постарайтесь прочесть его с тем же спокойным и уважительным чувством братской любви человека к человеку, с которым я пишу вам. Вас обвиняют в том, что в своих статьях, касаясь семейных и имущественных отношений Надсона, делали оскорбительные и самые жестокие намеки и что эти статьи действовали мучительно и губительно на болезненную, раздражительную чуткую натуру больного и были причиною ускорения смерти...

Если справедливо обвинение против вас, то вы знаете это лучше всех... если это случай только неосторожности обращения с оружием слова или легкомыслие, последствия которого не обдуманы, или дурное чувство нелюбви, злобы к человеку... Вы единственный судья, вы же и подсудимый и знаете один, к какому разряду поступков принадлежат ваши статьи против Надсона...

На вашем месте я бы с собой самым строгим образом разобрал бы это дело. И высказал бы публично то решение, к которому бы пришел — какое бы оно ни было...

Уважающий и любящий вас

Лев Толстой⁴¹.

20

Все письмо — пример реализации идей "непротивления злу". Письмо составлено таким образом, чтобы ни в коем случае не уязвить достоинства обвиняемого. Толстой уверен, что самосуд (т. е. суд Буренина над собой) принесет значительно больше пользы, чем гласное осуждение пасквилянта в печати. Более того, Буренину предлагался выход — самому вынести себе приговор в печати. Идеальное решение! "Непротивление злу" в данном случае оборачивалось своего рода фарсом: обращаться к совести автора глумливых и лживых статей было просто нелепо! Ясно, что Толстой ни Надсона, ни самого Буренина не читал, это и привело к конфузу. Письмо Толстому далось нелегко — он явно не хотел высказываться по данному делу, кстати, замешанному на антисемитизме. Письмо Лев Николаевич сочинял с черновиком и в беловом варианте смягчил все, что мог. Например, фразу "более 20 выдающихся литературных имен" заменил на "несколько десятков имен известных..." и т. д., изменил и концовку, которая имеет три варианта.

Буренин ответил незамедлительно (письмо отправлено 28 февраля 1887 г.). Все обвинения в некорректности филиппик против Надсона он отмел, объясняя, что они были лишь реакцией на статьи Надсона в киевской газете "Заря": "Вам предлагали вашим авторитетным именем подкрепить обвинение неизвестного вам человека в том, что он ускорил смерть другого. Неужели... можно подписаться под таким тяжким обвинением, выслушав только обвинителей и не выслушав обвиняемого. <...> Обвинители говорят еще больше и решительней: ваши статьи ускорили смерть больного. Позволю себе спросить: кто, кроме Господа Бога, может это определить?"⁴² На это последовал краткий ответ Толстого:

В.П. Буренину

1887 г. марта 4. Москва.

Благодарю вас за ваше, разъяснившее мне многое, письмо и за укоры, которые вы мне делаете. Они совершенно справедливы.

Лев Толстой⁴³.

Вся эта история оставляет грустное чувство: Лев Николаевич извиняется перед ничтожеством — оказывается, Буренин прав, а он, Толстой, нет. Это понятно, но что делать с "20 выдающимися именами"? Например, со знакомцем Толстого лейб-медиком Львом Бернардовичем Бертенсоном, который тоже пользовал Надсона и лечил самого Толстого и которому писатель на 100%

21

доверял? Неужели все 20 послали извинительные письма по адресу: «Петербург. Редакция "Нового времени". Виктору Петровичу Буренину»? Никто из подписавшихся этого не сделал, ибо они прочитали то, что написали оба участника трагедии: убийца и убитый. Возможно, среди них был и молодой Антон Чехов; в одном из писем Н.А. Лейкину он писал о погибшем поэте: "Да, Надсона, пожалуй, раздули, но так и следовало: во-первых, он, не в обиду будь сказано Л.И. (Лиодору Ивановичу Пальмину. —С. Д.), был лучшим современным поэтом и, во-вторых, он был оклеветан (курсив мой. — С. Д.). Протестовать же клевете можно только преувеличенными похвалами"⁴⁴. В другом письме, брату, Антон Павлович подчеркнул, что общественное мнение оскорблено убийством Надсона⁴⁵. Вот один из пассажей Буренина, вызвавший негодование Чехова: «Начнешь разбирать, почему автор или книги полюбились, и только руками приходится разводить. Один полюбился потому, что телом и духом хил, как пришибленный воробей, и внушает жалость именно своей физической и нравственной искалеченностью, хилостью или беспомощностью... Третий полюбился потому, что написал поэму "Чижик, чижик, где ты был" и не мог перенести рецензии на поэму: вздохнул три раза, да взял и умер, завещая своим обожателям "из романтических старушек" вечное мщение автору рецензии и вечное оплакивание "трагической" кончины автора "Чижика"»⁴⁶. Это было опубликовано уже после писем Толстого!

Достаточно прочитать первые строки Буренина о месте публикации очерков Надсона: "В одной жидовской газетке...", чтобы опечалиться и возмутиться. Употребление или неупотребление слова "жид" в официальной прессе не может являться предметом обсуждений: начиная со времен Екатерины II во всех государственных актах слово "раб" было заменено на слово "верноподданный", а слово "жид" на слово "еврей". Но законы империи, какими бы жестокими они ни были и как бы ни отставали от требований времени, в ней никогда не исполнялись. Полемика по поводу употребления слова "жид" неоднократно вспыхивала. Вспомним Н. Костомарова. А вот одно маленькое эссе по этому поводу: «Помню, как я однажды целую ночь спорил с одним из талантливейших писателей-евреев, моим случайным и радостным гостем (В.Е. Жаботинский? — С. Д.). И я убеждал его, что он, редкий мастер слова, должен писать, а он упорно твердил, что, всей своей душой художника любя русский язык, он не может писать на нем, на том языке, где существует слово "жид". Конечно, логика была за мною, но за ним стояла какая-то темная правда (она не всегда бывает светлою), и я чувствовал, что постепенно мои го-

22

рячие убеждения начинают звучать фальшью и дешевым пустозвонством. Так я не убедил его, прощаясь, не решился поцеловать: сколько неожиданных смыслов могло оказаться в этом простом обыденном знаке расположения и дружбы?»⁴⁷.

Но возвратимся к Надсону и его сотрудничеству в киевской газете. Справка дает следующее: "Заря". Политическая и литературная газета, издавалась в Киеве с 1 ноября 1880 по 26 ноября 1886 г. ежедневно. Издатель-редактор П.А. Андреевский, с 1885 г. — Л.А. Куперник. «Либерально-буржуазный орган, проповедовавший расплывчатую идею "свободного и разумного прогресса". Основное место в "З." занимала местная жизнь (городское благоустройство, народное образование, театр, музыка, суд и пр.). Ратовала за расширение земельного кредита, видя в нем главное спасение крестьянства от нищеты»⁴⁸.

Сделаем скидку на время издания и предположим, что если бы эта газета существовала далее, то она вполне могла бы стать кадетским органом. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона считает "Зарю" одной из лучших провинциальных газет России. Что же касается Павла Аркадьевича Андреевского (1849-1890), то его отец был председателем Казенной палаты, а мать из старинного рода Герсевановых — ясно, что здесь еврейским духом и не пахнет. Но правда и то, что в начале 1882 г. Андреевский негласно уступил издательские права М.И. Кулишеру. Конфликт между ними привел к закрытию газеты, официально мотивированному "антиправительственным ее направлением"⁴⁹. Напомню, что брат Андреевского Сергей Аркадьевич, известный юрист, отказался выступать в окружном суде обвинителем по делу Веры Засулич. Что же касается Льва Абрамовича Куперника (1845-1905), известного юриста, он успел к этому времени принять "святое крещение". Михаил Игнатьевич Кулишер (1847-1919), по-видимому, тоже крестился, хотя всю жизнь много сил отдавал "еврейскому делу". Он был редактором "Русского еврея", создателем "Еврейской старины", основателем Еврейского этнографического общества и т. д. Ничего специфически "жидовского" в киевской "Заре" не было. Буренин делал грязные намеки на личную жизнь Надсона, в первую очередь, на его еврейское происхождение. В одной статье он умудрился подвергнуть уничтожающей критике Семена Надсона, Семена Фруга и Минского: "У евреев вследствие космополитического склада их чувства не достает его реальной поэтической сосредоточенности: оно расплывается в блестящую и цветистую по внешности, но тем не менее по сущности холодную и фальшивую риторику. Отсутствие эстетического вкуса, понимания эстетической пропор-

23

циональности — это также один из еврейских характеристических недостатков"⁵⁰.

Письмо И.А. Гончарова от 13-15 сентября 1886 г. царственному поэту К. Р. (великому князю Константину Романову) содержит следующее нравоучение: "Есть еще у нас (да и везде — кажется — во всех литературах) целая фаланга стихотворцев, борзых, юрких, самоуверенных, иногда прекрасно владеющих выработанным, красивым стихом и пишущих обо всем, о чем угодно, что потребуется, что им закажут. Это — разные Вейнберги, Фруги, Надсоны, Минские, Мережковские и прочие..." (Представляю себе, как удивился Дмитрий Сергеевич Мережковский, дворянин, отец которого занимал видный пост в дворцовом ведомстве, внук героя войны 1812 г., пращуром которого был один из представителей малороссийской старшины — Федор Мережка, обнаружив себя в списке поэтов, подобранных по принципу "неблагозвучных" фамилий.) И далее: "Оттого эти поэты пишут стихи обо всем, но пишут равнодушно, хотя часто и с блеском, следовательно неискренно. Вон один из них написал даже какую-то поэму о Христе, о Голгофе, о страданиях Спасителя. Вышло мрачно, картинно, эффектно, но бездушно, неискренно. Как бы они блестяще ни писали, никогда не удастся им даже подойти близко и подделаться к таким искренним, задушевным поэтам, как, например, Полонский, Майков, Фет или из новых русских поэтов — граф Кутузов"⁵¹. По сути Гончаров повторил то, о чем не раз более развязно писал его младший современник Буренин, в том числе и о "невинном" Мережковском:

В те дни, когда поэтов триста

В отчизне народились вдруг;

Когда в журналах голосисто

Стонали Надсон, Минский, Фруг...

.........................................................

Когда в стихах жаргон жидовский

Стал заглушать родной язык, —

В те дни и ты возник,

Питомец Феба, Мережковский,

И принялся ссыпать стихи

В лабаз лирической трухи.

(В.П. Буренин "Г. Мережковскому")

Однако вернемся еще раз к Надсону. Умирал он тяжело — это подтверждают не только врачебные свидетельства, но и воспоминания современников. Не мог держать в руках даже скрипку — не было сил, наигрывал лежа грустные мелодии на маленькой

24

дудочке (не на флейте, а именно на дудочке, она была легче). Музыку Семен Яковлевич обожал (его отец был музыкантом), играл на многих инструментах, но больше всего любил скрипку. Что же касается "паразитизма" поэта, то он с лихвой компенсировал те небольшие суммы, которые ему выдавали на лечение, передав права собственности на свои произведения Литературному фонду. От продажи его книг был создан фонд, который к началу первой мировой войны составил 200 тыс. рублей!⁵²

Закономерен вопрос, а что оставил его недоброжелатель Буренин? Дожил (1846-1926) до революции и пресмыкался перед большевиками. И ведь не расстреляли, как, скажем, М.О. Меньшикова... Младший современник записал: «Буренина я видел только один раз. Было это в Петербурге, в начале двадцатых годов. Аким Львович Волынский числился тогда председателем Союза писателей, а принимал посетителей в Доме искусств, где жил.

Однажды явился к нему старик, оборванный, трясущийся, в башмаках, обвязанных веревками, очевидно, просить о пайке — Буренин. Теперь, вероятно, мало кто помнит, что в течение долгих лет Волынский был постоянной мишенью буренинских насмешек и что по части выдумывания особенно язвительных, издевательских эпитетов и сравнений у Буренина в русской литературе едва ли нашлись бы соперники (Зин. Гиппиус — "Антона Крайнего" — он упорно называл Антониной Посредственной).

Волынский открыл двери и, взглянув на посетителя, молча, наклонив голову, пропустил его перед собой. Говорили они долго. Отнесся Волынский к своему экс-врагу исключительно сердечно и сделал все, что в его силах. Буренин вышел от него в слезах и, бормоча что-то невнятное, долго, долго сжимал его руку в обеих своих»⁵³. Из этой цитаты следует, что Буренин позволял себе антисемитские выпады и по адресу блестящего литератора Акима Волынского (Хаима Лейбовича Флексера); такие же выпады после Октябрьского переворота позволял себе другой сотрудник "Нового времени" — В.В. Розанов. К чести Акима Львовича Волынского и Михаила Осиповича Гершензона надо сказать, что они проявили к своим экс-врагам максимум великодушия согласно высшим принципам толстовства.

Вспоминал ли о своем еврействе сам Надсон? Не мог не вспоминать, а забыл бы, так напоминали бы. Его дедушка был кантонистом, насильно крещенным в казарме. "История моего рода... для меня — область, очень мало известная. Подозреваю, что мой

25

прадед или прапрадед был еврей", — писал он впоследствии в автобиографии для "Истории новейшей русской литературы" С. Венгерова⁵⁴. Его отец — надворный советник — скончался через год после рождения сына. Некоторое время бедствующая семья жила в Киеве, ей помогали жившие здесь брат отца и бабушка. Чем промышлял дядя и продолжались ли в дальнейшем связи с родственниками отца — неизвестно. В юношеском дневнике Надсона есть запись о родственниках по матери — Мамонтовых, вовсе не желающих воспитывать чужого ребенка, но не выкидывать же его на улицу... Его частые недомогания (начальная форма туберкулеза) их раздражали: "Опять начинается жидовская комедия".

Конечно, Надсон христианин. Его идеал Христос — Бог страждущих. На евангельские сюжеты им написаны юношеская поэма "Иуда" (Христос молился... Пот кровавый с чела поникшего бежал...", 1879), "Христос!.. Где ты, Христос, сияющий лучами, Бессмертной истины, свободы и любви?"(1880), совсем полудетская поэма "Христианка" (1878) из истории Древнего Рима. Но есть у него стихи и на темы Ветхого Завета, например "Вавилон" (1883):

Брошены торжище, стадо и пашня,

Заняты руки работой иной:

Камень на камень — и стройная башня

Гордо и мощно встает над землей...⁵⁵

Некоторые критики полагают, что скорбь многих стихов Надсона — следствие его неарийского происхождения⁵⁶. Так, знаменитое "Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат" (1880) якобы обращено к еврейскому народу, переживающему тяжелые времена погромов:

Пусть неправда и зло полновластно царят

Над омытой слезами землей,

Пусть разбит и поруган святой идеал

И струится невинная кровь —

Верь, настанет пора — и погибнет Ваал,

И вернется на землю любовь!

И, безусловно, чисто еврейский мотив звучит в стихотворении "Я рос тебе чужим, отверженный народ..." (1885). Найденное в бумагах поэта после его кончины, оно было впервые опубликовано в сборнике "Помощь евреям, пострадавшим от неурожая"⁵⁷:

26

Я рос тебе чужим, отверженный народ,

И не тебе я пел в минуты вдохновенья.

Твоих преданий мир, твоих печалей гнет

Мне чужд, как и твои ученья.

И если б ты, как встарь, был счастлив и силен,

И если б не был ты унижен целым светом, —

Иным стремлением согрет и увлечен,

Я б не пришел к тебе с приветом.

Но в наши дни, когда под бременем скорбей

Ты гнешь чело свое и тщетно ждешь спасенья,

В те дни, когда одно название "еврей"

В устах толпы звучит как символ отверженья,

Когда твои враги, как стая жадных псов,

На части рвут тебя, ругаясь над тобою, —

Дай скромно стать и мне в ряды твоих бойцов,

Народ, обиженный судьбою!⁵⁸

Обратим внимание на строфы «В те дни, когда одно название "еврей" / В устах толпы звучит как символ отверженья». Описывая в поэме "Возмездие" Россию 80-х годов XIX в., Блок прибег к своего рода парафразе этих строк Надсона: «И однозвучны в ней слова: "свобода" и "еврей"»⁵⁹.

Итак, последним, кто напомнил Надсону о его еврейском происхождении, был Буренин. Однако будем к нему объективны: русские литераторы редко испытывали друг к другу симпатию. Владимир Набоков через 50 лет после смерти Надсона писал: «...Щедрин, дравшийся тележной оглоблей, издевавшийся над болезнью Достоевского, или Антонович, называвший его же "прибитой и издыхающей тварью", мало отличались от Буренина, травившего беднягу Надсона...»⁶⁰.

В истории с извинительным письмом Толстого Буренину есть некая недоговоренность. Не хотел великий писатель, чтобы суд чести состоялся. И это не случайно...

Иногда Толстой отвечал своим корреспондентам по интересующему нас вопросу. Когда некий учитель Исаак Островский, родом из Звенигородки Киевской губернии, в письме от 6 апреля 1908 г. сообщил, что его семилетний ученик, читая "Азбуку" Толстого, обратил внимание на наличие в ней слова "жид", то в Ясной Поляне по этому поводу состоялся разговор. Толстой утверждал, что во время выхода "Азбуки" в свет слово это не считалось оскорбительным и было употреблено им как пример существительного с окончанием на ъ (ер). Его поддержала Софья

27

Андреевна, сказав, что опера Галеви называется "Жидовка" и что Гоголь называл евреев жидами, так как малороссы не знают слова "еврей"⁶¹. Ответ Островскому по поручению Толстого был написан в таком же духе.

Однако неугомонные евреи продолжали настаивать. Так, некий М.Г. Рабкин вновь обратил внимание на употребление Толстым в "Войне и мире" слова "жид": "...хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всевозможные соблазны, наполняли лагерь". (От себя заметим, что словом "жид" писатель не пренебрегал и в других произведениях.) 2 января 1910 г. Рабкину в местечко Горваль Рачицкого уезда Минской губернии Толстой направил письмо следующего содержания: "Слово жид, Juif, Jude, Jew не имеет по существу никакого иного значения, как определение национальности, как француз и т. п. Если же слово это, к сожалению, получило в последнее время оскорбительное значение, то мною ни в коем случае не могло быть употребляемо в этом значении"⁶². Похоже, великий писатель лукавил: именно в оскорбительном смысле употреблено слово "жид" в "Азбуке" вкупе с порочащей евреев поговоркой "Жид крещеный, конь леченый, недруг примиренный" и не как пример окончания на ъ, а как пример произношения Ы вместо И ("Жили деды... стали жить внуки...")⁶³. Письму Рабкина в яснополянском кругу тоже предшествовал любопытный разговор. Толстой посетовал на евреев, не понимающих, что слово "жид" в его время не было ругательным и до сих вор бытует и в других славянских языках. Д.П. Маковицкий сослался на малороссиян, а присутствовавший при сем издатель "Русского обозрения" Г.К. Градовский (1842-1915) вспомнил рассказ Тургенева "Жид". Дочь Толстого Александра Львовна, вероятно, помня его содержание, уточнила, что у Тургенева слово употреблено в презрительном смысле. Толстой с этим категорически не согласился, сказав, что название рассказа вполне нейтральное⁶⁴.

Самое же удивительное следующее. В первых четырех томах полного (90-томного) собрания сочинений Л.Н. Толстого есть "Словарь трудных для понимания слов" — вещь совершенно необходимая, ибо Толстой часто использовал не только вышедшие из употребления слова, но и массу заимствований из французского, немецкого и даже татарского языков. Затем, вероятно из цензурных соображений, редколлегии издания пришлось отказаться от "Словаря". Но в "Словаре" к третьему и четвертому томам можно прочесть: "Жид — вышедшее из употребления в русском языке около 1860-1870 гг. название еврея, до сих пор сохранив-

28

шееся у всех славянских народов (польское — zyd, чешское — zid, сербское — жйд, украинское — жид)"⁶⁵. Объяснение, надо сказать, не вполне вразумительно — особенно в отношении 60-70-х годов XIX в. Вспомним отказ от употребления слова "жид" во времена Екатерины в официальных документах и жалобы Пушкина на цензуру, запрещающую его употреблять. Сама же дефиниция составителями "Словаря" заимствована из "Еврейской энциклопедии", выходившей в 1908-1912 гг. Толстому, как и корреспонденту Рабкину, стоило заглянуть в "Толковый словарь живаго великорусского языка" Владимира Даля, где без ложного стыда все поставлено на место: "Жид, жидовин, жидюк, жидюга... жидова ...или жидовщина ...жидовье ср. собир. скупой, скряга, корыстный скупой". И далее примеры из "живого" языка, ясно различающего разницу между оскорбительным и нейтральным словом: "Еврей, не видал ли ты жида? Дразнят жидов. На всякого мирянина по семи жидовинов. Живи, что брат, а торгуйся, как жид. Жид крещеный, недруг примиренный, да волк кормленый. Родом дворянин, а делами жидовин. Мужик сделан, что овин, а сбойлив, что жидовин. Проводила мужа за овин да и прощай, жидовин! Не прикасайтесь, черти, к дворянам, а жиды к самарянам!" На этом куст не кончается: "Жидомор ...жидоморна... жидовская душа или корыстный купец. Жидовать, жидомордничатъ, жидоморить, жить и поступать жидомором, скряжничать; добывать копейку, вымогая, не доплачивая... Жидюкать, -ся, ругать его жидом. Жидовство или жидовщина, жидовский закон, быт. Жидовствовать, быть этого закона..."⁶⁶ Столь явно нелицеприятное толкование опять возвращает нас к Толстому, точнее, к одной из последних бесед на интересующую нас тему, записанных доктором Маковицким. В Ясную Поляну в октябре 1910 г. приехала известная исследовательница сектантства Елизавета Владимировна Молостова (урожденная Бер, 1875-1936). По просьбе Льва Николаевича она перечислила названия ряда сект: хлысты, скопцы, субботники, жидовствующие — георы на Кавказе, именуемые в печати "иудействующими". Толстой удивился: «Почему "иудействующие" вместо "жидовствующие"? В прежнее время "жид" указывало на национальность, а теперь стало ругательством»⁶⁷. Конечно, Е.В. Молостова могла напомнить Толстому о законе Николая I, который предписывал называть субботников "жидовствующими", дабы отвратить от них народ; вряд ли она не знала, что уже в 20-е годы XIX в. слову "жид" придавали уничижительный смысл. Прежде чем продолжить рассказ о сектах, в частности субботниках, позволю себе короткое отступление.

29

Не все толстовцы имели "маленький недостаток". Один из самых преданных Толстому людей, будущий автор первой биографии писателя, его любимец Поша — Павел Иванович Бирюков (1860-1931), за участие в судьбе духоборов был выслан в 1897 г. (год переписи населения) в Курляндию, в городок Бауск. Здесь, по его подсчетам, проживало 6 тыс. душ, из коих 5 тыс. — евреи, остальные — латыши, литовцы, поляки, русские, немцы — одним словом, Вавилон. (Еврейская энциклопедия дает иные цифры на 1897 г.: всего 6544 жителей, из них евреев 2745). Для наблюдательного Бирюкова Бауск был неиссякаемым источником размышлений, в том числе о бессмысленной русификации края, о запрещении латышских изданий, вызывавшем ропот латышей, которые променяли "культурных" немцев на русских "варваров", и т. д. Но доминантный человеческий материал — еврей, почти вся торговля и ремесла находились в их руках. "...Мне, — писал Бирюков, — пришлось впервые столкнуться с этим особым, во многом несчастным, но способным, оригинальным и в общем симпатичным народом. Продолжительный многовековой экономический и политический гнет выработал в них особого рода робость, хитрость, а постоянная борьба с нуждою развила необыкновенную работоспособность, оборотливость и довольство малым, и все это растворенное в полной незлобливости и доброжелательстве (курсив мой. — С. Д.), если только в вас они увидят малейшую искру желания признать их право на существование. Я говорю именно о местном рабочем и промышленном еврейском населении".

Бирюков увидел такую нищету, которой не мог вообразить. Вот лишь один из приведенных им примеров: два многочисленных еврейских семейства — жестянщика и портного — жили в одной комнате, несчастные спали по очереди: другая семья в это время работала! Потрясенный толстовец делает любопытный вывод: "Я подумал: не в этом ли трудолюбии и довольстве малым лежит опасность равноправия евреев? И все это население — с минимумом потребностей, с необыкновенной производительностью — грамотно и по-своему культурно (курсив мой. — С. Д.).

Возможно, испытанное потрясение побудило Бирюкова познакомиться ближе с проблемами еврейства: из рук читающих евреев он получил журнал "Восход" за несколько лет, из которого и усвоил азы древней еврейской философии — Гилеля, Маймонида, т. е. мистического и рационалистического течения в иудаизме. "Я не берусь здесь решать еврейского вопроса. Он очень сложен, но я благодарен судьбе, давшей мне возможность более сознательно относиться к этим людям", — констатировал он в итоге⁶⁸.

30

Итак, Толстой интересовался сектантством. После прочтения нескольких статей Ю.П. Ювачева, опубликованных в "Историческом вестнике" с января 1904 по январь 1906 г., между ним и доктором Маковицким состоялся следующий диалог:

«Л.Н.: Ювачев описывает "субботников". Русские люди переняли еврейскую веру: Старый закон и Талмуд, обряды (на голову надевают рухопитель*), раввины, у них есть обрезание. Есть у вас, за границей, жидовствующие?

Я: Нет.⁶⁹

— Удивительное это явление — искание правды — у русского народа. Метание в ту и другую сторону.

— Но Талмуда, кажется, у них нет.

— Есть и Талмуд. Сами не в состоянии самостоятельно...», —

к сожалению, далее пропуск⁷⁰. Что имел в виду Толстой, предположить трудно.

В один из периодов своего религиозного "возрождения" Толстой ощутил потребность в изучении древнееврейского языка. Ему было важно знать, есть ли в Ветхом завете пророчества о Христе. Один из критиков обратил внимание на то, что за помощью Толстой обратился не к русским профессорам, прекрасно знавшим этот язык, а к раввину.

Впервые раввин Минор упомянут Толстым в письме Софье Андреевне от 5 октября 1882 г.: "...утром было интересное: приходил ко мне раввин Евр[ейский], очень умный человек". О том же в письме В.И. Алексееву от 7 ноября: "Все это время пристально занимался Еврейским языком и выучил его почти, читаю уже и понимаю. Учит меня Раввин здешний — Минор, очень хороший и умный человек. Я очень много узнал благодаря этим занятиям"⁷¹.

Минор истолковывал эти так называемые пророчества, следуя еврейской традиции, отнюдь не апостольской, не христианской — воспринятой всеми церквами мира. Толстого интересовало толкование Талмуда, в частности современных "раввинистических, воинственно-антихристианских школ", затемнявших истинный смысл пророчеств о Мессии. Минор сообщал немецкому биографу писателя архимандриту Иоанну: "Толстой схватывал необыкновенно быстро. Но он читал только то, что ему было нужно. То же, что его не интересовало, он проходил мимо. Мы начали первыми словами Библии и дошли с такого рода пропусками до Исайи. Здесь обучение прекратилось. Предсказание о Мессии, в известных местах этого пророка, было для

____________________

* Повязки, которые во время молитвы иудеи надевают на лоб.

31

него достаточно"⁷². Минор несколько сгустил краски. Обратный перевод Евангелия с греческого на иврит подвигнул многих теологов совсем иначе взглянуть на проблему пророчеств. Сам Толстой высоко ценил наследие еврейских пророков⁷³.

И еще о Миноре — в данном случае о сыне*. Толстой писал В.В. Стасову в начале января 1884 г.:

"Вы балуете людей своей добротой, а меня больше всех. Опять с просьбой. Дело для меня сердечное. Письмо это передаст вам Лазарь Соломонович Минор, замечательный молодой ученый, обративший на себя внимание в Европе; он сын моего друга, еврейского раввина Московского. Насилу, насилу он добился, несмотря на свое еврейское происхождение (курсив мой. Точнее было бы сказать — из-за своего еврейского происхождения. — С. Д.), того, чтобы прочесть пробную лекцию на приват-доцента. Лекция имела (также и прежняя диссертация его) огромный успех, и, казалось бы, все решено, но наш попечитель — один из глупейших людей мира — нашел нужным послать на утверждение Министра (И.Д. Делянова. — С. Д.). Как бы не повлекло отказа. Молодой человек в отчаянии. Голубчик, нельзя ли с вашими связями и с вашей прямотой и умением помочь ему в том, чтоб не было отказа? Если я вам очень надоел, простите, но сделайте. Мне очень больно бы было отказ..."⁷⁴

Минор с трудом, но получил право на чтение лекций. Вероятно, ранее с аналогичной просьбой — помочь Л. С. Минору — Толстой обращался к И.С. Тургеневу (письмо до сих пор не найдено), что явствует из ответа Тургенева (декабрь 1882 г.): "Я не мог принять г-на, который привез мне Ваше письмо, но сегодня же пишу ему, что жду его к себе в понедельник, и Вы можете быть уверены, что я для него сделаю все, что сделать в состоянии"⁷⁵.

Известно, что по вечерам Толстой любил читать вслух Ветхий завет. Однажды он читал Книгу Иова. Слушавшим она показалась скучной и многословной, о чем учитель детей Толстого И.М. Ивакин решился сказать. Толстой объяснил: это протест человека безупречного против Бога, насылающего на него "беды одну хуже другой <...> Он ропщет на Бога, но при этом стремится к добру". И далее очень важное для философии Толстого резюме: "...знамение совершившегося переворота в нравственном мире еврейского народа, того завершенного Христом переворота,

_________________

* См. о нем в примеч. 71.

32

благодаря которому добро стало заключать награду уже в себе самом", т. е. книга имеет значение историческое. О Ветхом завете Л.Н. заметил вообще, что там много "красот эпических, чувствуется cruditй*, например в эпизоде о Ревекке"⁷⁶.

Евреи так или иначе в окружении Толстого появлялись, в том числе много искателей веры, но были и те, с кем писателя свели обстоятельства. В 1901 г., находясь в Крыму, он тяжело заболел. Запись в дневнике Софьи Андреевны от 15 декабря: "Был доктор, который его тут лечит, Альтшуллер, приятный даровитый еврей, совсем не похожий на евреев, и Лев Николаевич ему верит и слушается его и даже любит". В этой фразе удивляет умиление по поводу несоответствия доктора штампованному представлению о еврее и послушания и любви к нему Л.Н. И это написала дочь врача с неподходящей фамилией Берс... Впрочем, будем справедливы: она не раз помогала евреям.

В 1901 г. в Москву приехала поступать на курсы акушерок при университете знакомая Софьи Андреевны девушка-еврейка. Предъявив документы в полиции, она получила категорический приказ в 24 часа покинуть первопрестольную. В отчаянье девушка бросилась к Толстой, та вызвалась помочь и поехала к обер-полицмейстеру Д.Ф. Трепову. Он принял жену великого писателя в высшей степени любезно, но, услышав просьбу, изменил тон — дескать, закон есть закон и он ничего не может поделать. "Ну, так знайте же, — сказала графиня, — она будет у меня жить... Посмотрим, как вы ее будете выселять из моего дома". Конечно, полиция и не думала вламываться в графские покои. Дело не в том, что Трепов струсил, как писал Тенеромо (Исаак Борисович Файнерман, 1863-1925), а в том, что он был не дурак: устраивать скандал в доме писателя с мировым именем означало опозорить себя, монарха и свою страну...

Несколько слов об Исааке Наумовиче Альтшуллере (1870-1943), ялтинском враче, лечившем и Толстого, и А.П. Чехова и оставившем воспоминания о своих с ними встречах. Зять Толстого М.С. Сухотин писал о врачах Ялты (и в первую очередь об Альтшуллере), что они безропотно, в любую погоду, по первому зову приезжали к Л.Н. и лечили безо всякого вознаграждения, "кладя всю энергию на то, чтобы хоть на короткое время отвоевать" его у смерти. С Альтшуллером Толстой был особенно близок. Интересны наблюдения доктора за писателем в опасные для его жизни моменты. На вопрос М.С. Сухотина, боится ли Л.Н. смерти, Альтшуллер ответил, что поначалу (после припадка

______________

* Непристойность (фр.).

33

грудной жабы) боялся и жалел жизнь; когда же "началось воспаление легких, и смерти перестал бояться, и жизнь перестал жалеть", когда "убедился, что не умирает, стал снова жалеть жизнь, но смерти, кажется, не боится"⁷⁷.

Многочисленное окружение великого писателя оставило о нем немало воспоминаний. Их условно можно поделить на две категории: мемуаристы-"сублиматоры" Толстого и люди естественной профанации. К последним относится Софья Андреевна⁷⁸.

К сублимации причислены писания Тенеромо (Файнермана). Как сказано в комментариях к 63-му тому Полного собрания сочинений Л.Н. Толстого, к воспоминаниям Тенеромо следует относиться с осторожностью (с. 413), ибо он зачастую приписывает писателю свои взгляды. К сожалению, источник этого предостережения не сам Лев Николаевич, а юдофоб Душан Петрович Маковицкий, который сделал к нему такую приписку: «Лев Николаевич добавил еще: "Все вранье". Этого я Стукману не написал»⁷⁹.

Толстой переписывался с Элеонорой Романовной Стамо, помещицей Бессарабской губернии, женой председателя Хотинской земской управы — "ненавистницей евреев". Она присылала Толстому книги, в частности изданную в 1899 г. в Мюнхене книгу Х.С. Чемберлена "Die Grьndlagen des 19-ten Jahrhunderts" ("основные черты 19-го века"), которую Толстой считал превосходной. Антинаучность расистских теорий Чемберлена была доказана еще в конце XIX в., что, впрочем, не смутило Гитлера, взявшего их на вооружение. Толстому особенно импонировало утверждение Чемберлена, что "Христос не был по расе евреем", якобы "совершенно справедливое и неопровержимо им доказанное..."⁸⁰. Это написано Толстым в 1907 г., когда он был окружен довольно многочисленной группой евреев.

В письме той же Стампо ("черной даме", как называли ее в доме писателя) Лев Николаевич на прямо поставленный вопрос об отношении к еврейству ответил так: "Чем более они нам кажутся неприятны, тем большее усилие должны мы делать для того, чтобы не только победить это недоброжелательство, но и вызвать в душе своей любовь к ним". На вопрос Стампо о достоверности его слов, приведенных в книге Файнермана о евреях, Толстой ответил весьма уклончиво. Вообще сам тон этого письма оставляет неприятный осадок — великий писатель "стесняется" любить евреев: "Хотя вы и очень ядовито подсмеялись надо мной о моем в 80 лет старании любить евреев, я остаюсь при моем мнении о том, что надо всеми силами воздерживаться от

34

всякого недоброжелательства к людям, а в особенности от недоброжелательства сословного, народного, от к[оторых] так много зол"⁸¹. Позже он, по словам Маковицкого, "с усмевом" (с улыбкой — по-словацки) рассказывал об ответе Стампо: "Ведь вы мой учитель, вам восемьдесят лет, и я буду стараться". По свидетельству Маковицкого, Толстой собирался ответить Стампо приблизительно так: "...ненависть к евреям как к народу — нехорошее чувство... это народная гордость (национальное высокомерие). Как можно исключать целый народ и приписывать всем его членам известные дурные, исключительные свойства?"⁸²

Похоже, письма Толстого "черной даме" несколько отличались от того, что он говорил своим яснополянским слушателям в приватных беседах.

Видимо, вдохновившись перепиской и встречей с писателем, неутомимая Э.Р. Стампо издала брошюрку "Лев Николаевич Толстой и евреи", в которой среди прочего процитировала следующее признание писателя: "Когда я говорю с человеком, я себя хорошо чувствую; когда я узнаю, что он Еврей, я хуже чувствую себя, но стараюсь побороть это"⁸³. Насколько достоверны эти слова, сказать наверняка невозможно...

Душан Петрович Маковицкий, "чьи взгляды и чья личная жизнь могли бы служить завидным примером", был заурядным антисемитом. "Если бы не этот недостаток, то Душан был бы святой", — говорил о нем Лев Николаевич⁸⁴. Таким образом, Толстой в своем окружении имел не скрывавшего своих взглядов юдофоба, которого считал почти святым. Он, конечно, журил Душана за откровенное "жидоморие". Так, после убийства черносотенцами в июле 1906 г. одного из лидеров кадетской партии в Государственной думе, М.Я. Герценштейна, он сказал: "Это хороший урок для всех, кто на словах осуждает евреев. Душану Петровичу надо всеми силами воздерживаться. Убийца Плеве, убийца Герценштейна — одинаково жалки"⁸⁵.

В программном сочинении Л. Толстого "В чем моя вера" есть следующие строки: «Я недавно с еврейским раввином читал V главу Матфея. Почти при всяком изречении раввин говорил: "Это есть в Библии, это есть в Талмуде" и указывал мне в Библии и в Талмуде весьма близкие изречения к изречениям Нагорной проповеди. Но когда мы дошли до стиха о непротивлении злому, он не сказал: и это есть в Талмуде, а только спросил меня с усмешкой: "И христиане исполняют это? Подставляют другую щеку?" Мне нечего было ответить, тем более что я знал, что в это

35

самое время христиане не только не подставляли щеки, но били евреев по подставленной щеке. Но мне интересно было знать, есть ли что-нибудь подобное в Библии или в Талмуде, и я спросил его об этом. Он сказал: "Нет, этого нет, но вы скажите, исполняют ли христиане этот закон?" Вопросом этим он говорил мне, что присутствие такого правила в христианском законе, которое не только никем не исполняется, но которое сами христиане признают неисполнимым, есть признание неразумности и ненужности этого правила. И я не мог ничего отвечать ему...»⁸⁶

Отрывок этот требует комментария. Ученый раввин — это, понятно, Соломон Минор; слова о битье евреев относятся к концу 1882 г., когда по югу России прокатилась волна погромов и правительство Александра III стало прибегать к юридической удавке, всецело противоречащей духу Нагорной проповеди. Это одна сторона медали, а другая — это то, что слова Толстого о положении евреев полностью входят в книжку Тенеромо, который, следовательно, никаких своих мыслей в данном случае Толстому не приписал.

Теперь о сути сказанного: ни в Библии, ни в Талмуде якобы, по утверждению "ученого раввина", нет ничего подобного непротивлению злу. "Вожди слепые" — скажу я евангельским языком о раввине и человеке, который это написал. Не будь они "слепыми", они знали бы, что в Библии и Мидрашах есть "что-нибудь подобное" искомому и даже нечто большее.

1. Пророк Исайя говорил о себе: "Господь Бог открыл мне ухо (т. е. внушил мне. — С. Д.), и я не противился, не обратился назад. Я подставил спину мою бьющим и щеки мои вырывающим волосы; лица моего я не закрывал от поношения и оплевывания. Но Господь Бог помогает мне; поэтому я не стыжусь, поэтому я сделал лицо свое, как кремень, и знаю, что не буду посрамлен" (Ис. 50, 5-8). Я цитирую этот библейский текст в переводе Г.Л. Бендера, автора "Иудейской этики" и "Евангельского Иисуса и его Учения". Перевод несколько отличается от синодального, но смысл тот же. (Как известно, Библия и Евангелие снабжены симфонией, т. е. перечнем параллельных, созвучных по смыслу текстов. Глава 5 Евангелия от Матфея снабжена множеством ссылок на Ветхий завет, кроме стиха 39, где все ссылки отнесены к Новому завету: "А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую".

2. "Господь благ для надеющихся на Него, для души, ищущей Его. Он благ для того, кто терпеливо (или молча) ожидает спасения от Господа. Он благ для человека, который переносит

36

страдания с юности своей. Такой пребывает одиноко и безмолвно, ибо он сам возложил на себя бремя. Такой положит уста свои в прах, думая: быть может, есть еще надежда. Он подставит щеку свою бьющему его и насытится поношением" (курсив мой. — С. Д.) (Плач. 3, 25-31). В Книге Плач Иеремии в синодальном тексте, так же, как в цитате из Книги Исайи, вместо щеки — ланиты, а кроме того, есть отсылка к главе 5 Евангелия от Матфея. Ограничимся этими двумя примерами. Всего же их, как из Библии, так из Талмуда, Гирш Бендер приводит девять — к ним я отсылаю читателя⁸⁷. Со своей стороны отмечу, что воздаяние добром врагу есть железный закон иудаизма. В Исходе сказано: "Если найдешь вола врага твоего, или осла его заблудившегося, приведи его к нему. Если увидишь осла врага твоего упавшим под ношею своею, то не оставляй его; развьючь вместе с ним" (Исх. 23, 4-6). Талмуд усугубляет это толкование: если одновременно надо развьючить осла врага (что тяжелее) и навьючить осла друга (что легче), ты обязан оказать в первую очередь услугу своему врагу (Баба Мециа, 32; то же — Тосефта, гл. 2).

Открыв Книгу Притчей Соломоновых, мы обнаружим "христианский и только христианский закон": "Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою" (Притч. 25, 21). Но Талмуд и это усугубляет: "Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой водою, даже в том случае, если он хотел убить тебя и пришел в твой дом голодным и чувствующим жажду, накорми и напои его" (курсив мой. — С. Д.) (Мидраш Мишлэ. Гл. 25). Это ли не торжество толстовского учения!

В свете приведенного мало вероятно, что "ученый раввин" не знал этих фактов, это — невозможно, ясно, что для Толстого — "забывчивость" его учителя лишь литературный прием, подчеркивающий основную идею его Credo. Вспоминая "Великих Учителей Жизни", прибегнем опять же к цитате: "Оставьте их: они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму" (Мф. 15, 14).

Слепота и глухота могут привести к некоторым неприятностям в обыденной жизни. Случай, рассказанный Бирюковым, весьма символичен: "Сютаев запряг лошадку в телегу, чтобы проводить Л.Н-ча до Бакунина. Кнута для понукания лошади Сютаев не употреблял. Они поехали и разговаривали, и так были увлечены мечтами о наступлении Царства Божия на земле, что не заметили, как лошадь завезла их в овраг, телега опрокинулась, и они оба вывалились"⁸⁸.

37

Не секрет, что евреев всегда уязвляло равнодушие известных русских писателей к творимому по отношению к ним беззаконию властей. Большинство писателей безмолвствовали — для них еврейского вопроса не существовало, некоторые, когда случались те или иные "инциденты", даже злобствовали. В 1929 г. эта больная тема стала предметом полемики между Г.М. Барацем и несколькими русскими писателями-эмигрантами, развернувшейся на страницах парижского журнала "Рассвет". Ее итоги долгие годы спустя Барац суммировал в брошюре "Толстой и евреи"⁸⁹.

Толстой, по мнению Бараца, всегда видел разницу между "эллином и иудеем" и не распространял на последних те высокие нравственные принципы, которые проповедовал. В подтверждение этой мысли он сослался на отзыв Толстого на книгу известного историка и публициста, позднее главы Еврейской историко-археографической комиссии И.В. Таланта (1866-1939) "Черта еврейской оседлости". Талант не раз бывал у Толстого в Ясной Поляне, посылая ему книгу, он просил высказать свое отношение к этой самой "черте". В отзыве Толстого, как считал Барац, не нашлось места осуждению средневекового гетто, созданного во времена Екатерины II. Барац неправ: Толстой в данном случае осудил средневековые законы не только по отношению к евреям. Вот его ответ И.В. Таланту:

1910 г. Сентября 9. Кочеты

Илья Владимирович,

Я прочел вашу брошюру и нахожу, что несправедливость и неразумение установления черты оседлости выяснено в брошюре с полной убедительностью для людей, доступных доводам здравого смысла.

Мое же отношение к тому распоряжению правительства, по которому людям воспрещается пользоваться естественными правами всякого живого существа и жить на поверхности земного шара там, где ему удобно или желательно, не может быть иное, как отрицательное, так как я всегда считал и считаю допущение всякого насилия человека над человеком источником всех бедствий, переживаемых человечеством. Насилие же в ограничении места жительства не могу не считать, кроме того, в высшей степени нелепым и не достигающим своей цели, как вы показываете это в своей брошюре⁹⁰.

Как видим, слово "еврей" в ответе Толстого отсутствует, и это не случайно. Из записи в дневнике Маковицкого от 8 сентября 1910 г. следует, что "вечером Л.Н. дал Александре Львовне прочесть вслух его ответ" еврею по поводу присланной им книжки "Черта оседлости". Я в то время был в комнате Льва Николаеви-

38

ча, кончая свою работу, но нарочно остался дослушать. Когда прочли, Лев Николаевич обратился ко мне: "Неужели вы сторонник черты оседлости?" — "Хотя не сторонник, но признаю право за людьми не впускать в свою среду евреев"⁹¹. Примечательно, что в "Яснополянских записках" Маковицкого, изданных в 1979 г., последние слова Душана Петровича отсутствуют, вероятно, по цензурным (!) соображениям, зато подробнее сказано о причинах, побудивших Толстого внятно ответить Таланту: «Л.Н. написал ответ о "черте" под впечатлением брошюры Бирюкова о его ссылке в Бауск, где, между прочим, описывает две еврейские семьи портных, живущих в одной квартире; одна семья спит днем, другая — ночью. Эта брошюра тронула Л.Н. и всех других, читавших ее»⁹². Кроме доктора, разумеется. А вот две записи из дневника Толстого, соответственно 9 и 11 сентября: "...Душан милый уехал. Что за милый, удивительный по добродетели человек. Учиться у него надо. Я не могу без умиления о нем думать"; "Душан удивителен своей ненавистью к Евреям вместе с признанием основ любви..." (вторую — весьма загадочную — часть фразы можно толковать как угодно)⁹³.

Публикация письма Толстого по поводу черты оседлости вызвала ругательное письмо некоего казака, которое обсуждалось в кругу семьи и друзей 11 октября 1910 г. Разговор начал писатель Иван Федорович Наживин (1876-1940), поведав о стариках-евреях (рабочих), об огромной еврейской семье в черте оседлости, где она представляет собой некое единство. "Л.Н., — читаем далее у Маковицкого, — заметил, что у евреев большой ум и чувство религиозности. — Я на это сказал ... что религиозности как раз не нахожу у евреев", в том числе у раввинов, которые ему пишут, равно как и у простых евреев. Толстой спросил Наживина, работают ли евреи на земле, хотя наверняка знал законы империи, запрещавшие им жить в деревне⁹⁴. На этом разговор на щекотливую тему закончился. Вряд ли собеседники не знали о еврейских сельскохозяйственных поселениях. Не допуская евреев к земле, правительство приобщало их к таким "паразитическим" промыслам, как винокурение. Но не все винокуры, "спаивавшие русский народ", были евреями. Например, Л.Н. Толстой на паях со своим соседом А.Н. Бибиковым, владельцем имения Телятки, построил в 1863 г. небольшой винокуренный завод, просуществовавший полтора года⁹⁵. Грех молодости — не иначе. В оправдание великого писателя можно допустить, что данное предприятие, вероятнее всего, было задумано Фетом. А Фет, как известно...

Однако вернемся к окружению писателя. Чего только в жизни не бывает. Добрый знакомый, корреспондент и ученик

39

Толстого И.Ф. Наживин женился на некрещеной еврейке Анне Ефимовне Зусман (вероятно, брак был гражданским). Врача Наживину-Зусман как не работающую по специальности, несмотря на то что у нее был грудной ребенок, выслали из Москвы. Полиция на все доводы отвечала: "Это нас не касается". (Спустя четыре года маленькая Мариам умерла.) Толстой отозвался об Анне Ефимовне с симпатией: "...религиозная, умная, кроткая женщина. Прекрасная мать. И ему (Наживину. — С. Д.) из-за нее нельзя жить везде в России"⁹⁶. Сам Иван Федорович писал в мемуарах: "Семья у меня была редкая, исключительно удачная семья, но страшный удар, смерть Мируши, точно расколол по всем направлениям эту дорогую вазу"⁹⁷.

В апреле 1907 г. Маковицкий записал: "Разговор зашел о евреях.

Л.Н.: У них задор потому, что не имеют тех прав, как другие. Это привлекает и русских на их сторону. Я против ограничения в школах, против черты оседлости. Весь народ, живущий на земле, имеет право жить там, где хочет. Почему нам можно жить в Ясной Поляне, а другим надо в Мамадыше? Я за уничтожение всех исключительных законов, касающихся евреев. Безобразие эти законы!"

Далее в разговор вступила свояченица Л.Н., жена брата Софьи Андреевны Александра Александровна Берс, урожденная Крамер.

"А.А.: Они (евреи) полезны.

Л.Н.: Полезны ли, этого я не знаю, а ограничивать права людей нельзя. Лучший из евреев, которых я знал, был Лондон*. Есть три разряда евреев: первый — Лондон, евреи, не отступающие от своей религии и верующие, берущие из Талмуда нравственное учение. Второй разряд — атеисты — евреи, которые отстали от еврейства, не пристали к христианству, sans foi ni loi**. Варшавер — самый неприятный тип, но он всегда за евреев. Третий — космополиты, для которых все люди равны, как Беркенгейм". Сын Толстого резюмировал, что таких — космополитов — среди евреев нет. Толстой подумал и назвал жену Наживина. Эту запись Маковицкий сделал 11 апреля 1907 г. Ранее, в январе 1905 г., он сделал похожую запись на ту же тему: "Евреи бывают четырех типов, — сказал Л.Н., — 1) космополиты, которым общее дороже еврейского... 2) выбирающие из еврейской религии самое высшее; 3) не думающие, обрядные евреи, деловые, которым

_______________

* Служил в банке в Туле. Переселился с семьей в Америку.

** Нет ничего заветного (фр.).

40

гешефт важнее всего; 4) сионисты"⁹⁸. Три разряда, четыре разряда... Интересно, что бы сказал Лев Николаевич, если бы каждый народ, в том числе русский, делили на разряды?..

Можно, безусловно, утверждать, что Толстой был за уничтожение всех ограничений для евреев, ибо лишение хоть малой части граждан их прав — аморально. Запись Маковицкого от 16 августа 1905 г. это подтверждает. Япония требовала от России контрибуцию. Международные банкиры готовы были предоставить кредит, но с условием, что российское правительство узаконит равноправие. "Как постыдно, — сокрушался в связи с этим Л.Н., — что то, что должно было быть сделано, настанет под давлением заграничных банкиров"⁹⁹. Однако российское правительство не уступило, к чему это привело, хорошо известно...

Г.М. Барац сетовал по поводу того, что Толстой остался почти безучастным к трагедии евреев во время голода 1900 г. в земледельческих колониях Екатеринославской и Херсонской губерний. Известно, с какой горячностью он бросился на борьбу с голодом в начале 90-х годов, когда 20 губерний империи оказались в бедственном положении. Правда, решился он на этот шаг после долгих колебаний, ибо считал, что "следует покориться воле Божьей". Одно из самых странных писем на эту тему написано Н.С. Лескову из Ясной Поляны 4 июля 1891 г.: "Я думаю, что надо все силы употребить на то, чтобы противодействовать, — разумеется, начиная с себя, — тому, что производит этот голод. А взять у правительства или вызвать пожертвования, т. е. собрать побольше мамоны неправды и, не изменяя подразделения, увеличить количество корма, — я думаю, не нужно, и ничего, кроме греха, не произведет... Я же думаю, что добрых дел нельзя делать вдруг по случаю голода... И потому против голода одно нужно, чтобы люди делали как можно больше добрых дел... стараться это делать и вчера, и нынче, и всегда. Доброе же дело не в том, чтобы накормить хлебом голодных, а в том, чтобы любить и голодных, и сытых. И любить важнее, чем кормить..." (курсив мой. — С. Д.)^99а. Вопиющее противоречие с библейской заповедью. История "железного канцлера" Древнего Египта Иосифа Яковлевича Авраамова служит примером государственной борьбы с голодом, примером истинного человеколюбия.

В разгар бедствия, в ноябре 1891 г., Толстой писал И.Б. Файнерману (Тенеромо): "...я живу скверно. Сам не знаю, как меня затянуло в работу по кормлению голодающих, в скверное дело... затянуло так, что я оказался распределителем той блевотины, которою рвет богачей"¹⁰⁰. Думаю, что если бы Л.Г. Барац прочел

41

эти строки, он несколько терпимее отнесся к нежеланию Толстого помочь евреям. Но и это не совсем так.

Скульптора Илью Яковлевича Гинцбурга (1859-1939) писателю представил вечный покровитель Ильи Яковлевича В. Стасов, и Толстой полюбил "Элиасика", имя которого часто упоминается в его дневнике и в письмах.

Гинцбургом созданы несколько известных скульптурных портретов Льва Николаевича, ставших классикой в толстовской иконографии. Он же был одним из основателей толстовского музея, где они разместились. Справедливости ради отмечу, что Толстому они не нравились, он предпочитал Репина. Он считал, что Стасов слишком превознес талант скульптора. Что ж, о вкусах не спорят, тем паче с Толстым. Ведь любил же он работы другого еврея — Леонида Осиповича Пастернака, восхищаясь его иллюстрациями к "Воскресению". Но сейчас рассказ не об этом.

Друзья Гинцбурга не раз просили его рассказать о том, как Толстой относится к еврейству. Такового вопроса могло не возникнуть, если бы сам Толстой раз и навсегда определил свою позицию. Подобно тому, как это сделали его младшие современники — Глеб Успенский, Максим Горький, Леонид Андреев (со знаком плюс) или нововременские прихлебатели Буренин, Меньшиков (со знаком минус). Но Толстой выбрал себе место рядом со своим старшим современником Иваном Сергеевичем Тургеневым. Правда, не рядом с Гоголем: у Толстого есть пассаж, направленный против Меньшикова, утверждавшего, что "еврейчики" — князьки Трубецкие (конкретно Евгений) присваивают себе Гоголя", "а он (Гоголь) не либерал, а самодержавец, черносотенец настоящий"¹⁰¹. (В действительности "еврейчики" Трубецкие — потомки сподвижника Петра I П.П. Шафирова.)

Частые беседы И.Я. Гинцбурга с Толстым касались самых разнообразных тем, но всякий раз, признавался скульптор позднее, его что-то останавливало поставить все точки над i. Другими словами, обсуждать в Ясной Поляне, где встречались люди разных национальностей и вероисповеданий, национальный вопрос было неприлично и неудобно. Но начались погромы, и Гинцбург рассказал Толстому об ужасах, переживаемых его соплеменниками. Тот сочувственно негодовал. И.Я. спросил, не мог бы Л.Н. выразить свое возмущение в печати, это важно. «На что он мне ответил: "Я много получаю писем, просьб заступиться за евреев, но ведь всем известно мое отвращение к насилию и угнетению, и если я мало говорю о притеснениях отдельных национальностей, то только потому, что постоянно высказываюсь против всякого угнетения"». Этот уклончивый ответ поставил точку на попыт-

42

ках Гинцбурга говорить на эту тему. Здесь я позволю себе короткое отступление.

Евреи действительно "осаждали" писателя просьбами выступить против погромов. После кишиневского погрома Толстой отвечал своим корреспондентам приблизительно так, как ответил д-ру Эммануилу Григорьевичу Линецкому:

"Все пишущие... требуют от меня, чтобы я высказал свое мнение о кишиневском событии (здесь и далее курсив мой. — С. Д.). Мне кажется, что в этих обращениях ко мне есть какое-то недоразумение. Предполагается, что мой голос имеет вес, и поэтому от меня требуют высказывания... о таком важном и сложном по своим причинам событии, как злодейство, совершенное в Кишиневе. Недоразумение состоит в том, что от меня требуется деятельность публициста, тогда как я человек, весь занятый одним очень определенным вопросом... Требовать от меня публичного выражения мнения о современных событиях так же неосновательно, как требовать этого от какого бы то ни было специалиста, пользующегося некоторою известностью... Что же касается моего отношения к евреям и к ужасному кишиневскому событию, то оно, казалось бы, должно быть ясно всем тем, кто интересовался моим мировоззрением. Отношение мое к евреям не может быть иным, как отношение к братьям, которых я люблю не за то, что они евреи, а за то, что мы и они, как все люди, сыны одного отца — Бога, и любовь эта не требует от меня усилий, так как я встречал и знаю очень хороших евреев"¹⁰². Далее Толстой описал тот ужас, который испытал, прочитав газетное сообщение о погроме, — ужас, жалость к жертвам и омерзение к зверствам толпы, подстрекаемой "образованными" людьми. Главным виновником злодеяний Толстой считал правительство со "своим одуряющим... людей духовенством и со своей разбойничьей шайкой чиновников". Письмо аналогичного содержания писатель направил пианисту Давиду Соломоновичу Шору (1867-1942), который не раз музицировал в доме Толстых в Хамовниках, в частности в составе организованного им знаменитого трио: Шор, Эрлих, Крейн. Шор был известен в Москве еще и как лектор и исполнитель "бесплатных классов для рабочих и работниц" на Пречистинке. (Будучи сионистом, с 1926 г. жил в Палестине.) Это частное письмо вопреки желанию Толстого было опубликовано многими российскими изданиями, став таким образом общественным достоянием.

Однако вернемся к Гинцбургу. Вероятно, Толстой понял, что их разговор на еврейскую тему огорчил скульптора, и в первый же приезд И.Я. в Ясную Поляну спросил его, знает ли он

43

еврейский язык, "этот прекрасный язык, признался Толстой, меня страшно интересовал. Учился я у раввина <...> уже научился читать и понимать, но не мог посвятить этому очень много времени". В другой раз он познакомил Гинцбурга с крещеным евреем (Файнерманом?), в крещении которого принял участие, а после осуждал себя за это: "Я раскаиваюсь, что сделал это, это нехорошо". Справедливости ради надо сказать, что Файнерман сам пожелал окреститься. Толстой хотел помочь ему эмигрировать в Палестину (еще задолго до сионистских конгрессов), о чем писал 14 июля 1891 г. А.Н. Дунаеву (один из директоров Московского торгового банка, друг семьи Толстых), прося его посодействовать переезду Файнермана на Святую землю¹⁰³. Правда, тот до Яффы так и не добрался.

И.М. Ивакин вспоминал: "Ходили слухи, что приезжавший (в Ясную Поляну. — С. Д.) с месяц тому назад еврей Файнерман хочет принять православие. Льва Николаевича спросили, хорошо ли это. Он сильно замялся, заговорил про обстоятельства Файнермана, про его положение, но заговорил слабо, неубедительно и свел речь на другое". Однако крестника своего писатель любил. Однажды порадовался тому обстоятельству, что Файнерман обовшивел (!?): "Какой человек — этот Файнерман! Он даже обовшивел, а это хорошо. Обовшиветь у нас считается чем-то стыдным, а вы знаете — мужики говорят, что вошь нападает с тоски, с заботы...". Случалось Толстому и работать с крестником: "Ездили с Файнерманом колья рубить. В лесу так славно..."¹⁰⁴. Охлаждение в отношениях наступило позднее... Ивакин новокрещенца откровенно презирал, доктор Маковицкий и подавно. Как-то в кругу частых посетителей яснополянского дома зашел разговор о книжке И. Тенеромо "Живые речи Л.Н. Толстого" (Одесса, 1908). Душан Петрович "чужой грех не замолчал", сказав, что она не что иное, как свидетельство недобросовестности автора. Толстой книги не помнил, вероятно никогда не просматривал, но за Файнермана заступился: "...молодым человеком он был искренен, потом в жизни запутался ... кормиться надо". Затем обратился к Маковицкому: «Нынче в "Круге чтения" о покаянии из Талмуда, вы читали?» Доктор принес "Круг чтения" и прочел: "Добрый человек — это тот, кто помнит свои грехи и забывает свое добро, а злой — наоборот. Не прощай себе, и тогда будешь в состоянии прощать другим". "Человек добрый, если только он не признает своих ошибок и старается оправдывать себя, может сделаться извергом"¹⁰⁵.

В одном из писем Файнерману Толстой довольно подробно комментирует "учение" Иосифа Рабиновича (1837-1899), осно-

44

вателя иудео-христианской секты на юге России. Вместо ожидаемого учеником восхищения — порицание и твердая уверенность в том, что у секты нет будущего. "Модернисту" Рабиновичу Толстой противопоставил "замечательного талмудиста Эфроса (издал и подарил Л.Н. Талмуд), очень очищенно и высоко понимающего это учение". Эфрос считал Христа не мессией, а одним из мудрых учителей жизни: "Соединение еврея и христ[ианин]а может быть не на признании божества Христа, а на признании божественности человека, возможности божественной жизни для всех людей, — на том самом, чему учил и Христос, и все еврейские мудрецы, и Сократ, и Будда, и Конфуций"¹⁰⁶.

Это письмо — ответ на просьбу Файнермана заступиться за него... Дело в том, что бывшая гувернантка Толстых Анна Серон написала книгу "Шесть лет в доме графа Л.Н. Толстого" (перевод с немецкого. СПб., 1895), в которой утверждала (глава "Крещение еврея"), что Файнерман принял православие только ради того, чтобы избежать военной службы. Уязвленный крестник просил Толстого опровергнуть столь гнусную клевету. Л.Н. отказался это сделать, сославшись на множество других нелепиц книги А. Серон.

Несколько слов об отношении Толстого к сионизму. «Во время сионистского конгресса, — вспоминал Илья Гинцбург, — Л.Н. <...> расспрашивал меня о сионистах. Он сочувственно говорил о них, но не разделял главной идеи — основания в Иерусалиме самостоятельного еврейского государства. "Я удивляюсь, — сказал он, — евреи такие универсальные, такие космополиты, и это лучшее их достоинство, важное качество. Им не следовало бы повторять то, что привело у других народов к грустным явлениям"»¹⁰⁷. О том же Толстой писал З. Кубрику, бедняку из Киевской губернии, жаждавшему переселиться или в Америку, как хочет его семья, или в Палестину — "обрабатывать землю отцов", ибо он "в душе за Палестину". Ответ Толстого сводится к тому, что важнее внешних — внутренние изменения. Но уж если переселяться, то, конечно, в Палестину¹⁰⁸.

Вопреки мнению о его недобросовестности Тенеромо почти дословно пересказывает мысли Толстого о сионизме, высказанные Гинцбургу: "Это движение... всегда интересовало меня не тем, что оно дает народу выход из тягостного положения — выхода этого он не дает ему, а тем ярким примером огромного влияния, которому могут поддаться иногда много пережившие люди

45

и испытавшие в своей жизни всю тщету известной затеи. На наших глазах старый, умный и многоопытный народ, давно переболевший одной из ужасных болезней человечества, теперь вновь заболевает ею. В нем вновь заговаривает жажда государственности и недоброе желание править и играть роль. Вновь хочется обзавестись всей бутафорией внешнего национализма, с ея войсками, знаменами и собственной формулой на заголовках приговоров суда". Толстой был убежден, что 10-миллионную "орду" не сдвинуть с обжитых мест, ибо "камень Иакова или тропинка Авраама — это такие далекие для духа вещи, которые не могут поднять народ и дать ему страннический посох в руки... Не земля, а книга сделалась его отечеством"¹⁰⁹.

Критиковать Толстого не представляется возможным — на его глазах совершился Исход в "благодатную" Америку миллионов еврейских тружеников, но и посох Якова выводил десятки тысяч энтузиастов на тропу Авраама. Толстой, конечно, слышал об успехах еврейских земледельческих колоний в Палестине, но это, похоже, его не интересовало. Если из обширной переписки Толстого исключить письма официальные и письма родственникам, окажется, что евреи составляли значительный процент его корреспондентов. Это объясняется, во-первых, огромной популярностью писателя, а во-вторых, несомненным, на мой взгляд, грехом еврейства — склонностью к графомании. В обычный день 27 ноября 1909 г. из 33 полученных Толстым писем одиннадцать были от евреев¹¹⁰. Письма самые разные, нередко анекдотические: просили денег, совета, заступничества, спрашивали, как он относится к сионизму; случались письма философские или почти философские, посвященные мировым проблемам, и даже ругательные. Например, некий Моисей Дмитриевич Абольник в письме от 24 декабря 1909 г. осуждал графа за то, что он якобы наживает миллионы литературным трудом. (Такие письма — независимо от того, кто их писал, — Толстого, конечно, задевали¹¹¹.)

И. Теноромо писал, что Толстой искренне радовался, когда эмигрировавшие в Америку евреи возвращались на родину, "черную землю той самой России, которую они все-таки любят, несмотря на то, что желчные притеснители до потери совести и стыда стараются создать здесь из жизни евреев полуад..."¹¹². Это явное преувеличение: из нескольких миллионов покинувших империю вернулись в лучшем случае десятки тысяч. Взгляды Толстого на сионизм, скорее всего, не менялись. Об этом свидетельствует, в частности, запись Маковицкого 25 декабря 1904 г.: "Утром был у Л.Н. еврей из Одессы интервьюировать его насчет

46

сионизма и территориализма (переселения евреев в Уганду). Разговор был напряженный, серьезный и утомительный. Сионизм, оказывается, сильнее всего среди русских евреев. Территориализм симпатичнее Л.Н., чем сионизм, поддерживающий еврейскую исключительность и догматизм"¹¹³.

Однако вернемся к письмам. Приходили письма "хорошие" — именно так квалифицировал Лев Николаевич письмо ученика аптекаря, сына бедного портного М.М. Фельдмана из Севастополя, усвоившего через Толстого христианство и отвергнувшего исповедуемый его родителями иудаизм. Приходили и "странные" письма. Например, присяжный поверенный и известный гроссмейстер Осип Самойлович Бернштейн просил позволить ему приехать в Ясную Поляну, чтобы сыграть с Львом Николаевичем в шахматы, — и получил отказ, а уж так хотелось не сразиться, конечно, — пообщаться... Толстой любил играть в шахматы. Его постоянными партнерами были Александр Борисович Гольденвейзер и Сергей Иванович Танеев — крупные музыканты, но слабые игроки. Толстой говорил: "Музыкант, играя, воображает, и в шахматной игре воображает, что будет". (Есть не лишенное чувства юмора замечание В. Г. Черткова об игре Толстого в шахматы: "Вы очень по-христиански играете, раскрываете свои планы, даете советы¹¹⁴".)

Толстой, кстати сказать, следил за Санкт-Петербургским турниром 1909 г. памяти Чигорина, о котором отозвался с явным одобрением: "Что-то отличаются русские наши. До чего может довести память и практика..."¹¹⁵. "Наши русские" — это один из победителей, чемпион России Акиба Кивелевич Рубинштейн и одержавшие победы над чемпионом мира Ласкером Осип Соломонович Бернштейн и Федор Иванович Дуз-Хотимирский...

Некий Н.П. Ниренштейн в письме от 12 апреля 1896 г. просил разрешения перевести на древнееврейский язык рассказ "Суратская кофейня". Разрешение было дано¹¹⁶.

Вероятно, очарованный знаменитой картиной И.Е. Репина "Толстой на пашне" (Л.О. Пастернак тоже написал портрет Толстого под названием "Пахарь"), некий Лазарь Зелигович Фишман, глава торгового дома в Пружанах Гродненской губернии, выслал в подарок графу 100 (сто!) кос и набор для их точки. Косы были розданы яснополянским крестьянам; три косы до сих пор хранятся в музее писателя, одна вплоть до ухода Толстого из дома находилась в его кабинете.

47

Евреи-евангелисты из Новогеоргиевска Херсонской губернии спрашивали Толстого: "От кого надлежит принять крещение, не нарушая в то же время заветов Святого Слова?"¹¹⁷. Какой ответ они получили, неизвестно, ибо отвечать на письмо Толстой поручил кому-то из близких (Татьяне Львовне?).

Случалось, писали Толстому и антисемиты. Толстой знал, как им отвечать. Следующий пример характерен. Аноним из Сингапура призывал Толстого написать книгу, обличающую "жидов, которые вытягивают жилы из христиан". Л.Н. поручил Маковицкому ответить: "Жид в тебе". К сожалению, предусмотрительный сингапурец не указал своего адреса¹¹⁸.

Абсолютным рекордсменом среди корреспондентов Толстого была семилетняя девочка Соня Рубинштейн (Софья Михайловна Рубинштейн, 1901 г. рождения). Дочь кустаря из Умани 24 сентября 1909 г., судя по штемпелю, отправила в Ясную Поляну письмо с явно недетским вопросом: есть ли Бог? Русский язык корреспондентки оставляет желать много лучшего, но сама постановка вопроса трогательна: "Хотя мой папа заставляет меня быть набожной, но мне кажется, что люди уговорили это". Ответ Толстого последовал немедленно: "Бог не на небе, а в каждом человеке", нужно любить всех людей. К письму был приложен текст "детской молитвы". Переписку писателя с Соней опубликовал ряд газет, в частности "Биржевые ведомости"¹¹⁹.

Среди поклонников и корреспондентов Толстого было немало тех, кто не только принял православие, но и наотрез отказался от военной службы, мотивируя это тем, что она несовместима с гуманистическим учением Евангелия. Одним из таких "несгибаемых" был Хаим (Ефим) Иосифович Дымшиц (1884-1936), учитель из Екатеринославля, за проповедь своих взглядов попавший на скамью подсудимых, а затем в тюрьму. Толстой о Дымшице: "Вот еврей! Заявил, что он как христианин (по своим христианским убеждениям) служить не может. Как это военная служба и христианство могут вместе существовать? Желал бы жить 300 лет". На недоуменный вопрос собеседницы: "Почему?" Л.Н. ответил: "Чтобы видеть, что будет. Что останется из двух: военная ли служба, христианство ли"¹²⁰.

Из друзей-евреев Толстого Валентин Булгаков выделяет троих: И.Б. Файнермана, Г.М. Беркенгейма и В.А. Молочникова. О Файнермане я уже рассказывал.

Владимир Айфалович Молочников (1871-1936), житель Новгорода, толстовец, с весьма редкой для "паразитической" нации профессией — слесарь и не соответствующим социальному статусу интеллектом. Переписка Молочникова с Толстым нача-

48

лась в 1906 г., личная встреча произошла в Ясной Поляне 31 декабря 1907 г. 7 мая 1908 г. Молочников был осужден на год Петербургской окружной палатой за хранение толстовской литературы. За пропаганду пацифистских идей и отказ от воинской службы его еще несколько раз арестовывали. Толстой, несмотря на преклонный возраст, даже собирался ехать свидетельствовать в пользу обвиняемого; написал в его защиту статью "По поводу заключения В.А. Молочникова", впервые с цензурными купюрами опубликованную в газете "Слово" (№ 520 от 27 июля 1908 г.). "Сейчас получил, — писал Толстой Н.В. Давыдову, — очень огорчившее меня известие... о том, что Молочников... присужден к заключению в крепости на год... Жалею, что отговорили меня от защиты..."¹²¹ Писатель использовал мысль Молочникова в книге "На каждый день (Учение о жизни, изложенное в изречениях)": "Для того чтобы пуля достигла цели, ей нужно проходить через тесное, с нарезками дуло ружья. То же и с тем, что живет в человеке. Оно проходит чрез сильные страдания телесного бытия, и чем больше эти страдания, тем вернее и скорее достигнет цели"¹²².

По свидетельству современников, Толстой любил Молочникова. Несмотря на слабое здоровье в последние годы жизни, написал ему более 40 писем, в которых чаще всего называет ученика "милый друг Владимир" или "Брат Владимир". Сам Молочников написал замечательное письмо Петру Аркадьевичу Столыпину, в котором предсказал победу революции и предложил правительству эволюционный путь разрешения кризиса, в частности проект земельной реформы. Толстой писал об этом письме 31 декабря 1907 г. Д.А. Олсуфьеву: "Письмо очень хорошее и очень тронуло меня. Мне всей душой стало жалко Столыпина за ту, наверно, мучительную для него деятельность..."¹²³

Кажется, единственный раз в письмах к Молочникову (по его инициативе) обсуждалась еврейская тема, причем богословская. Молочников, прочитав перевод книги М. Арнольда "Literature and dogma", вышедший в издательстве "Посредник" под названием "В чем сущность христианства и иудейства?" (М., 1908), писал Л.Н. из тюрьмы в Старой Руссе, что не разделяет мнения автора относительно преемственности христианства и иудейства. Толстой был с ним солидарен: "Я не согласен с Арнольдом в его утверждении, что христианство выросло из еврейства. Я полагаю, что христианство только исторически соединено с еврейством. Основные религиозные истины — одни и те же во всех верах: и в Ведах, и у Зороастра, и в буддизме, и у Конфуция, и у Лао-Тзе, и в библии" (письмо от 8 января 1909 г.)¹²⁴. Здесь интересен

49

не только антиисторический подход к вопросу (хотя Толстой указывает на историческую связь двух религий), но и то, что слово "Библия", написанное со строчной буквы, помещено в конце ряда. Молочников еще до знакомства с писателем принял святое крещение. Он так писал об этом в своих воспоминаниях: «Родился я в маленьком русском городке в бедной еврейской семье, в которой оставался до 6-летнего возраста. Затем меня перевезли в Петербург, где мой старый отец умер в больнице, оставив молодую красивую жену, мою мать. После этого мать оставила меня почти на произвол судьбы. Внушенное окружающими еврейство, с его материальными верованиями (курсив мой. — С. Д.), держалось во мне по привычке, но все же настолько крепко, что я не поддавался уговорам принять православие, к которому я испытывал внушенное мне отвращение. Священники в ризах, иконы — все это казалось мне сплошным идолопоклонством. Но позднее, когда мне было около 22 лет, я прочел послесловие к "Крейцеровой сонате" и подумал: "Так вот что такое христианство!" и согласился с уговорами друзей и дал согласие на "крещение". Главы "Анны Карениной", где описывается, как Левин обрел простую мужицкую веру, тоже содействовали этому. Не стану описывать подробностей совершенного надо мной обряда; потом только, год спустя, мне рассказали, как, подойдя к лежащей иконе, которую крестный отец — подрядчик — предназначил мне, я, потрогав ее, сказал: "Не было Бога, да и это не Бог»¹²⁵. Да, непросто дается ренегатство...

Григорий Моисеевич Беркенгейм (1872-1919), близкий знакомый семьи Толстого, врач-педиатр, в 1903-1904 гг. домашний врач в Ясной Поляне. Один из тех, кто был рядом с Толстым в Астапово до конца его дней, оставил об этом воспоминания¹²⁶. Будучи человеком образованным, Беркенгейм выполнял и секретарские обязанности — отвечал на письма, принимал "опасных" (непредсказуемых) посетителей, читал вслух и т. д. В одном из писем Толстой благодарит его за присылку необходимого ему для предстоящей работы материала, относящегося ко времени правления Александра I. "Все помнят и любят вас", — читаем в конце письма. Не менее лестные слова содержатся в приписке к письму дочери от 5 октября 1903 г.: "Григор[ия] Моисеевича] gagne а кtre connu" (чем больше узнаешь, тем больше его ценишь)¹²⁷. Именно в период тяжелой болезни (как сам Толстой считал — последней) в августе 1908 г., когда его самоотверженно лечил Григорий Моисеевич, Толстой счел нужным спросить Маковицкого по-немецки, не начинает ли он любить евреев. Маковицкий ответил уклончиво: "...немного начинаю их любить".

50

Далее идет не совсем понятная фраза, объясняющая причину изменения взгляда — Маковицкий сравнивает положение дореформенных крестьян с нынешним положением евреев¹²⁸.

Очень любопытно отношение Толстого к делу Дрейфуса. Нет, он не встал в ряды антидрейфусаров, но сам Альфред Дрейфус был ему мало симпатичен. "Мало симпатичен" — это натяжка, писатель почти не интересовался судом, его раздражали пресса, раздувшая дело, и активное участие еврейства в защите соплеменника. В критическом очерке Толстого "О Шекспире и о драме" (1903-1904) неожиданно появляется абстрактный Дрейфус — по Толстому, объект спекуляций двух партий; вопроса невиновности несчастного капитана Толстой даже не касается. Та же отстраненность в одном частном письме. И резюме в разговоре: "Я задумывался над тем, почему несправедливость по отношению к Дрейфусу волнует людей, а ужасы, совершаемые в дисциплинарных батальонах и тюрьмах... нет. Их не видят, не знают о них"¹²⁹. Толстой словно не понимает, что торжество справедливости по отношению к одному невиновному способствует разоблачению других преступлений. В отличие от Толстого А.П. Чехов порвал с Сувориным из-за позиции последнего по делу Дрейфуса.

В разговорах Толстого с близкими и друзьями довольно часто проскальзывало недоброжелательство к еврейству — к этому нахальному, истеричному, подвижному субстрату, постоянно спешащему во всем преуспеть, обнаружить свои способности и достоинства. Собственно, с примеров такого недоброжелательства я начал свой рассказ "О Льве Николаевиче, Семене Яковлевиче и других..." Г.М. Барац в уже упоминавшейся книге "Толстой и евреи" комментирует следующий эпизод из жизни обитателей яснополянского дома. Дочь Толстого Александра Львовна совершала прогулку с пианистом А.Б. Гольденвейзером. По дороге им было нужно подняться на небольшой холм. Гольденвейзер взбежал на холм, после чего упал и потерял сознание. За вечерним чаем Александра Львовна поведала собравшимся за столом о досадном "приключении" во время прогулки. "Все это произошло оттого, — сказал Лев Николаевич, — что евреи стремятся всегда и везде быть первыми". (Гольденвейзер был наполовину евреем и вполне православным человеком). Комментарий Бараца: "Я не верил своим глазам, читая эти слова, и мне стало... стыдно за великого Толстого, так легкомысленно — и к тому же совершенно некстати, ни к селу, ни к городу — повторявшего нелепое, банальное и затасканное измышление самых неумных юдофобов"¹³⁰.

51

Впрочем, расхожий штамп иногда "прилагался" и вовсе не к еврею. Вот мнение Толстого о Достоевском в передаче М. Горького: "О Достоевском он говорил неохотно, натужно, что-то обходя, что-то преодолевая". Считал его "человеком буйной плоти", который "чувствовал многое, а думал плохо, он у этих, у фурьеристов, учился думать, у Буташевича и других. Потом ненавидел их всю жизнь. В крови у него было что-то еврейское (курсив мой. — С. Д.). Мнителен был, самолюбив, тяжел, несчастен"¹³¹. Ясно, что объективно или субъективно (в данном случае это неважно) Толстой воспринимал Достоевского как мнительного, самолюбивого — одним словом, придуманного им еврея. При некотором допущении в этой характеристике Федора Михайловича можно обнаружить качества, свойственные самому Толстому: буйство крови, самолюбие и т. д., а значит, и себя ему следовало бы считать евреем, — конечно же, мудрым евреем. Примерно таким, каким его однажды увидел М.С. Сухотин: «Сидит он [Л.Н.] в кресле в халате, очень нарядном... шелковая скуфья на голове, очень напоминает грим какого-то актера в роли еврея (курсив мой. — С. Д.) не то из "Уриель Акосты", не то из "Ami Fritz"»¹³².

Сближает Толстого с Достоевским и ксенофобия, от которой Лев Николаевич по-своему страдал: "В молодости я чувствовал отвращение к полякам, а теперь — особенную нежность. Расплачиваюсь за прежнее"¹³³. У Достоевского выражение "мерзкий полячишко" наличествует во всех романах, вплоть до самых последних.

Из разговора в семейном кругу Толстых узнаем, что Софье Андреевне не нравилась Сара Бернар, графиня не понимала, как такая "кривляка" может нравиться публике. Маковицкий: "Потому что она еврейка. Еврейская печать выдвинула ее". Присутствующие дружно рассмеялись по поводу навязчивой идеи доктора "cherchez le Juif" (искать еврея). Толстой: "Они очень даровиты и самоуверенны. Это черта поддержки и сплоченности есть [у них], как у гонимого народа". Л.Н., похоже, разделял точку зрения доктора, который после этих его слов на вопрос Черткова, был ли Спиноза евреем, ответил: "Был, притом гонимый своими же"¹³⁴.

В другой раз на вопрос Толстого, будет ли война (имелась в виду война между Сербией и Австрией из-за Боснии), кто к кому примкнет и склонна ли Венгрия воевать, Маковицкий ответил: "Не прочь: в Венгрии господствует еврейско-аристократическо-либерально-интеллигентская мадьярская и мадьяорская клика" (т. е. выдающая себя за мадьяр)¹³⁵.

52

Невнятная позиция Толстого в отношении еврейства, чтение "Дневника" и "Записных книжек" приводят к грустному выводу: взгляды Толстого на эту проблему близки взглядам Достоевского. У Достоевского — пагубное торжество еврейской идеи — "идеи Ротшильда", у Толстого — собирательный образ Ротшильда. Вот запись в "Дневнике" от 9 июня 1907 г. — из десяти пунктов некой программы три относятся к нашей теме:

"2) Вера, исповедуемая христ]ианскими] народами, — вера еврейская. От того успехи Евреев в сравне]нии] с христианами, хотя и смутно, но придерживающимися истинного христианства...

4) Вся цель теперешней цивилизации — уменьшение труда и увеличение удовольствий праздности. (Еврейская цивилизация: праздно[сть] — условие рая.) Тогда как главное благо человека — матерьяльное — должно быть в увеличении приятности труда. При теперешней цивилизации человек, его радости отдаются в жертву выгоде. Пар вместо лошади, сеялка вместо руки, велосипед, мотор вместо ног и т. п....

8) Одно чувство проникает всю библию и связывает между собой всю ту кашу самых разных и по смыслу и по достоинст]ву] мыслей, правил, рассказов, это — чувство исключительной, узкой любви к своему народу". Приблизительно то же повторено в "Записной книжке № 3" (май-июнь), в октябре 1907 г. Особенно одно место производит тягостное впечатление: "Успех Евреев — успех, основанны[й] на ложной постановк]е] жизни. Выдаются люди без веры. (Вера самая отжившая.)"¹³⁶. Нетрудно установить источники взглядов Толстого на "Евреев" — с большой буквы, как писали в дни его молодости, — это Брафман, немецкие юдофобы и Федор Михайлович. Не есть ли отрицание Ветхого завета отрицанием христианства?..

Обратимся к комментарию митрополита Антония: «Многие наши глупые современники утверждают, будто Ветхий завет вовсе не Боговдохновенная книга, а некоторые дошли до такого безумия, что говорят, будто Господь (Иегова) Ветхого завета есть сам диавол, и тем наводят хулу и на Господа Иисуса Христа и святых Апостолов, которые говорили, что "все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек ко всякому доброму делу приготовлен" (2 Тим. 3, 16-17)» ¹³⁷.

Вдумаемся: "полезно для научения, для исправления, для наставления в праведности..."

Казалось бы, Толстой использовал в своем "Круге чтения" мысли из Талмуда — общим числом около 60. Они разные, неко-

53

торые, например мысли о труде, он выделил курсивом: "Всякий ручной труд облагораживает человека. Не обучать сына ручному труду — все равно что приготовить его к грабежу. Талмуд". Это одна, так сказать — печатная, сторона медали. А вот другая — разговорная: «Талмуд — бедность мысли, чепуха. Я искал и ничего не мог найти. Есть выписки из него, ими я пользовался при составлении "Мыслей мудрых людей"»¹³⁸. Ясно, что Толстой плохо знал Талмуд. Он пользовался изданием Н.А. Переферковича, доставшимся ему от двоюродной тетки, фрейлины императорского двора графини А.А. Толстой. Однажды Лев Николаевич получил письмо от фельдшерицы и журналистки Ефросиньи Дмитриевны Хирьяковой (1859-1938), жены литератора и толстовца Александра Модестовича Хирьякова (1863-1946), в котором она от имени мужа (сидевшего в то время по делу духоборов в тюрьме) спрашивала, знаком ли Толстой с философией еврейского моралиста Бахьи бен Иосифа ибн-Пакуды. "Об еврейском мудреце" Л.Н., конечно, ничего не знал, при этом в черновике ответного письма Хирьяковой есть любопытная оговорка: "об еврейской мудрости, я не знаю ее"¹³⁹. Откуда знал о нем Хирьяков? Ответ прост: в это время вышел в свет третий том "Еврейской энциклопедии" (СПб., 1909), в котором опубликована большая статья о Бахьи бен Иосифе ибн-Пакуде, великом философе и моралисте, жившем в Сарагосе в первой половине XI в. Статья дает весьма исчерпывающую информацию о гениальном мыслителе, в частности о его взглядах на религиозные обряды, самосовершенствование и т. п. Возможно, будь Толстой знаком с работами этого мудреца, то не стал бы заново изобретать велосипед.

Впрочем, не все так однозначно. Толстой писал литератору И.И. Горбунову-Посадову 2 апреля 1909 г. по поводу идей издания дешевых книг: «Мысль вашу о книжке с изречениями из Талмуда я более чем одобряю и жалею, что она не пришла мне раньше в голову. По этому случаю советую вам обратиться к раввину Гурвичу, из книжки которого "Сокровищница талмудической этики" заимствованы изречения из Талмуда, вошедшие в "Круг чтения"»¹⁴⁰. Осип Яковлевич Гурвич (1842-?), педагог и публицист, автор нескольких книг, в том числе книги "Живая мораль, или Сокровищница талмудической этики" (Вильно, 1901); в Яснополянской библиотеке сохранился ее экземпляр с дарственной надписью автора.

Бывший друг и учитель древнееврейского языка Владимира Соловьева Файвель-Меер Бенцелович Гец (1853-1921) присылал Толстому книги о Талмуде, большей частью хорошие. "В Талмуде узкое националистическое учение и рядом — величай-

54

шие истины. Разумеется, того много, а этих мало". Похожее мнение Толстой высказал о еврейских легендах на немецком языке: "Нехороши, пусты. Только две-три содержательны". Толстой вернул жившему в Вильно Гецу книги о Талмуде, не прочитав их: "Некогда и не было охоты, т. к. содержание Талмуда очень скудное в религиозно-нравственных истинах". Маковицкий добавляет, что Л.Н. пытался эти книги читать, но не смог. Кроме одной мысли, уже использованной в "Круге чтения" и в "Мыслях мудрых людей" (по-видимому, слова Гилеля об иудаизме: смысл Торы — не делать другому того, что не хочешь, чтобы делали тебе), все остальное — комментарии¹⁴¹.

Прочитав 24 января 1910 г. в журнале "The Monist" (Chicago, 1910. January) статью "The personality of Jesus in the Talmud", Толстой был возмущен "тайной" историей Иисуса, рассказанной в Талмуде, а затем из нее выкинутой. По-видимому, он имел в виду "историю о повешенном..." "Эту страшную историю он поведал близким: ну, вот, я вам скажу по пунктам... Обвинение в том, что он (Христос) ложно утверждал, будто он сын девы; что Мария была замужем, убежала, совершила грех. Все эти места в Талмуде, писанные в третьем веке... в которых говорится осудительно о Христе, старательно были выкинуты из Талмуда евреями и теперь старательно вставляются. Что он в Египте выучился магии; что он шептал над больными... 33 года... что судили его за его колдовство и за то, что он называл себя сыном божиим (Богом); что он был побит камнями и потом повешен на кресте — это в самих памятниках говорится; потом его украли ученики — это тоже в исторических памятниках"¹⁴².

Проблема еврейства и Иисуса Христа так или иначе Толстого интересовала и волновала. Характерен в связи с этим разговор Л.Н. с французским профессором Шарлем Саломоном, начавшийся с обсуждения социально-философского романа Анатоля Франса "Sur la pierre blanche" (На белом камне, 1904). «Л.Н.: "Павел (апостол) перед судом крикливый, задорный"». Саломон спросил мнение Л.Н. о книге уже упоминавшегося мною Х.С. Чемберлена "Евреи". Ответ двусмыслен: "Плоха. Еврейский Дух внесен в христианство Павлом. Павел — вера в спасение, противление". Об арийском происхождении Христа: "В том Чемберлен прав". В другой раз о книге Чемберлена "Евреи" заметил, что она легкомысленная, исторически не обоснованная¹⁴³.

А вот другая беседа Толстого с писателем Леонидом Андреевым. Их связывали сложные отношения, но речь не об этом. Разговор шел о новой драме Андреева, и Толстой поинтересовался, почему она названа "Анатэма". Андреев объяснил, что так

55

он назвал дух отрицания, являющийся в мир с профессией адвоката.

"Л.Н.: Еврей тоже?*

Андреев: Адвокат интернационален, но есть в нем еврейские черты.

Л.Н.:... почему взял Давида-еврея?

Андреев: Потому что подобный случай был в Одессе. Только тот еврей к тому времени, как роздал почти все, умер"¹⁴⁴.

Похоже, Л.Н. герои Андреева не понравились по причине их "еврейскости".

Будет уместно именно здесь сказать о важнейших фактах биографии Л.Н. Толстого — о женитьбе и ежедневном труде в усадьбе. Томас Манн усмотрел в трудах и днях писателя ветхозаветный дух, зиждившийся на "плотском анимализме": "Достигши тридцати четырех лет, Толстой женился на восемнадцатилетней Софье Андреевне, и с тех пор она была почти всегда беременна и рожала тринадцать раз. Долгие творческие годы брак Толстого оставался патриархальной идиллией, где царило здоровье и благочестиво-бездуховное, анималистическое семейное счастье, экономическую основу которого составляло сельское хозяйство и скотоводчество и которому был присущ скорее иудейско-библейский, нежели христианский характер"¹⁴⁵. Сознавал ли Лев Николаевич себя ветхозаветным пророком? Трудно сказать, но его отталкивание от ряда положений Нового завета очевидно. "Плодитесь и размножайтесь" — вот жизненный пафос и принцип Библии, согласно которому он жил долгие годы. "Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей..." (Быт. 2, 24). Из письма Софье Андреевне: "Что с тобой и детьми? Не случилось ли что? Я второй день мучаюсь беспокойством... В эту поездку в первый раз я почувствовал, до какой степени я сросся с тобой и с детьми"¹⁴⁶. И каково ему было читать в Евангелии и совместить со своей жизнью: "Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещает слово сие, но кому дано. Ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит" (Мф. 19, 10-12).

________________

* Андреев говорил о другом персонаже драмы, о старом Давиде, унаследовавшем деньги.

56

Если же мы попытаемся суммировать взгляды Толстого на еврейский вопрос, высказанные им и людьми, которые его хорошо знали, вывод будет безотраден. Слово И.Ф. Наживину, который был беззаветно предан писателю и никогда не изменял его памяти. Писано это уже в далекой загранице, где горечь по "утонувшей" России добавляет веса каждому слову: «Вечером зашел как-то случайно разговор о еврейском вопросе. Д.П. Маковицкий, врач Льва Николаевича, кротчайшее существо, но страшный антисемит (курсив мой. — С. Д.), заметил, что русская передовая пресса усиленно избегает говорить дурно о евреях, замалчивает их даже заведомые недостатки. Это неприятно удивило его. "Лежачего не бьют..." — сказал старик. Это вполне понятно. "А в чем видите вы сущность еврейского вопроса?" — спросил я Душана. — "В грубом эгоизме евреев..." — не колеблясь сказал он. "Как же бороться с этим?" — "Средство одно: всюду и везде противопоставлять им мягкость и свет христианской жизни...". Мы со Львом Николаевичем рассмеялись. "Да почему же нужно это только специально для евреев? Разве грубых эгоистов мало и среди нас? Посмотрите-ка вокруг..." — "А-а, вы не знаете их! — упорно твердил Душан. — Поезжайте к нам, словакам, там вы узнаете, что такое еврей..." И вдруг Лев Николаевич выпалил одну из своих неожиданностей, о которых я говорил... "Да, конечно, все люди братья... — с точно виноватой улыбкой сказал он. — Но если рядом две лавки, Иванова и Зильберштейна, то я все же пойду к ... Иванову!"» (курсив мой. — С. Д.)¹⁴⁷. "Тут не прибавить — не убавить — так это было на земле". Разве только понять, откуда в памяти писателя выплыли лавочки русского и еврея. Вероятно, воспоминание о разговоре с Леонидом Андреевым по поводу драмы "Анатэма": там соседствовали нищие лавчонки Давида Лейзера и Ивана Бескрайнего...

В одном, на мой взгляд, из наиболее "толстовских" произведений — "Суратской кофейне" Л.Н. вводит апологета иудаизма, который говорит об истинном Боге Авраама, Исаака и Иакова, Бог покровительствует лишь одному богоизбранному народу — израильскому. Рассеяние евреев — это лишь испытание; в будущем Господь соберет свой народ в Иерусалиме, восстановит Иерусалимский храм и в конце поставит "Израиля владыкой над всеми народами"¹⁴⁸. Понятно, этот пассаж о преимуществе иудаизма опровергается представителями других религий. Разница между летописным рассказом о принятии веры Владимиром заключается не в выборе лучшей религии, а в примирении между всеми конфессиями — вариант "Натана Мудрого" Лессинга.

57

Но евреи любили Толстого какой-то мучительной, трагической любовью. К его 80-летию некий Цукерман подготовил "Еврейский сборник" отзывов и писем о нем. Увы, сборник № 2 не вышел. Многие евреи-толстовцы подвергались правительственным гонениям, например семья Перперов. Муж Иосиф Овшиевич и жена Эсфирь Исааковна Перпер-Каплан были издателями журнала "Вегетарианское обозрение" и корреспондентами Толстого, бывали у него дома. Эсфирь Исааковна подвергалась административным преследованиям. В начале 90-х годов теперь уже прошлого века правнук Л.Н. Никита Ильич Толстой, балканист и этнограф, посетил Израиль. Кто его видел, помнит, что он поразительно похож на пращура. Мне посчастливилось сопровождать по Иерусалиму этого удивительного человека и удостоиться его дружбы. Привел я Никиту Ильича в Национальную библиотеку, в отдел рукописей. Один из сотрудников, очень пожилой человек, с удивлением смотрел на величавого старца. "Кто он?" — спросил меня на иврите архивист. Я объяснил. К удивлению присутствующих, старик опустился на колени и плача стал целовать Никите Ильичу руки, повергнув всех в замешательство. В итоге выяснилось, что отец старика был толстовцем и его судили за отказ от военной службы. После переезда в Палестину портрет великого писателя с дарственной надписью всегда висел в его кабинете...

Обида еврейства на Толстого за то, что он с открытым забралом не защищал угнетаемое меньшинство, породила странную фальсификацию. В 1908 г. в варшавском еженедельнике "Театр велт" за подписью Толстого на идиш была опубликована апологетическая статейка "Что такое еврей?". Впоследствии ее неоднократно перепечатывали. (Напомню, что до смерти писателя оставалось более двух лет и никаких протестов с его стороны не последовало). 2 апреля 1921 г. статья появилась в солидной американской газете "American Hebrew" (С. 658-659). Правда, после первой мировой войны ее публиковали с преамбулой, в которой выражалось сомнение по поводу авторства Толстого. В парижском журнале "Рассвет" в преуведомлении редакции сказано следующее: "Нижеприводимая статья прислана в редакцию нашим софийским корреспондентом А. Иосифовым с указанием, что она принадлежит перу гр. Л.Н. Толстого. Копия статьи — или письма — обнаружена была болгарской писательницей Д. Габо в архиве ее покойного отца, известного политического деятеля П. Габо. На статье имеется указание, что автор ея гр. Л.Н. Толстой. Где находится подлинник, неизвестно. Имеются основания полагать, что копия сделана рукой С.Г. Фруга, который был

58

близким другом П. Габо. Ни в одном из собраний сочинений Л.Н.Толстого эта статья не опубликована. Считая интересным познакомить наших читателей с этим документом, редакция не берет на себя ответственность за то, что автором ее действительно является Л.Н. Толстой"¹⁴⁹. Вот эта статья.

Что такое еврей?

Не правда ли — странный и довольно нелепый вопрос! Кто не знает, что такое еврей? Кто из читающей публики, если он даже никогда в глаза не видел евреев и не знает ничего об их судьбе и истории, не мог бы ответить на этот вопрос словами некоторых современных публицистов: евреи — это жид, пиявка, высасывающая соки страны, ими обитаемой, или евреи — это жид, арендующий имения для собственной выгоды, а не для пользы помещиков и торгующий также ради собственных барышей, а не для выгоды покупателей, и т. п.

Но вопрос этот, как нам кажется, будет уже не столь странным и наивным, и даже ответить на него будет уже [не] так легко, если мы выразим его в несколько иной форме, хотя бы, положим, в следующей: что это за чудовище [что это за стоглавая гидра, которую топили и жгли, резали], которое топили, резали и вешали, гоняли и преследовали, ругали и бранили, грабили и жгли все властелины, все нации и все племена, сообща и порознь, начиная с Фараона Египетского и кончая Румынским министерством Братиано [и Когальничано], начиная с древних ненавистников Иудеи и Палестины и кончая современными нашими публицистами-жидоедами, начиная с представителей гуманизма и инквизитора Торквемадо [в тексте на идиш: "украинских торквемадов" (здесь и далее курсив мой. — С. Д.)] и кончая современным полицейским десятским?

Что это за чудовище, которое, несмотря на все это, до сих пор существует и имеет своих представителей во всех почти странах цивилизованного мира на государственном, финансовом, судебном, административном и военном поприще и во всех областях науки и искусства [наук и искусств]? Что такое еврей, который после всякого избиения и истязания поднимается [сызнова, как феникс с собственного пепла] с новой энергиею, с новой деятельностью [с прежнею стойкостью и непобедимостью] и становится живым [угрожающим] упреком своим гонителям и преследователям?

Что такое еврей, который по уничтожении его политической независимости успел приобрести и удержать за собою умственную развитость и, не имея ни орудия, ни войска, заставить своих преследовагелей признать за ним и политическую равноправность?

Что такое еврей, который, как говорят, столь падок на деньги, столь легкий [столь алчный] к барышам, не соблазняется, однако, никакими благами мира, суленными [сулимыми ему] им его преследователями за изменения его убеждений и своеобразной жизни?

59

Еврей — это Прометей [в тексте на идиш: "это тот святой, что снес святой огонь с неба"], добывший вечный огонь из самых небес и сделавший его достоянием целого света [и озаривший им весь мир; еврей первый постиг божественную идею и сделал ее достоянием целого света]. Еврей, бывший долгое время единственным хранителем этой божественной идеи, есть источник веры, из которого черпали все прочие религии. Не будь евреев, все народы были бы до сих пор идолопоклонниками.

Еврей — это избранный Богом в хранители его Учения, и эту священную миссию он исполнит, несмотря на огонь и меч идолопоклонников, пытки и костры католической инквизиции.

Еврей — это пионер свободы, потому что [еще] в те отдаленные [и мрачные] времена, когда люди разделялись только на [на два класса] властителей и рабов, — законодатель его Моисей запрещал [держать] в рабстве, в крепостничестве (быть) [долее шести лет] больше шести лет, по истечении которых раб должен быть освобожден без всякого выкупа. Если же раб [не пожелает] не хотел воспользоваться данной ему свободой, то Моисей повелел [повелевает] пробуравить ему ухо. Талмуд весьма [остро]умно объясняет отношение уха к рабству. «Ухо, говорит он, слышало на горе Синае: "они мои слуги [они не должны быть проданы как крепостные], а не слуги слуг, и оно не послушалось, отказываясь от уже доставленной свободы, и проткните ему за это ухо!!!" [и этот человек добровольно отказывается от предоставленной ему свободы — проткни же за то его ухо].

Евреи — это эмблема абсолютного равенства [ибо Талмуд, которого так презирают и боятся незнающие его], Талмуд доказывает разными путями из Святого писания, что никто не может сказать: "мой отец был выше твоего отца". В другом месте Талмуд доказывает, что Святое писание не говорит о той или другой нации, об этом или другом народе, классе, а просто о "человеке".

Еврей — это пионер цивилизации, ибо за [тысячи лет] 1000 лет до Р.Х., когда все известные тогда части света были покрыты непроницаемым мраком невежества и варварства, в Палестине уже было введено обязательное обучение [сноска — см. в Евр. библ. "Что такое Талмуд" Эм. Дейтша и статьи Пирогова о евреях]. Неучей и невежд презирали больше, чем в нынешней цивилизованной Европе. Даже незаконнорожденный, которого по Св. писанию исключали из общества, ставился Талмудом выше первосвященника, если первый ученый, а [последний] второй неуч. В самое свирепое и варварское время, когда жизнь человека не имела [никагого] значения, Акиба, величайший из талмудистов, не задумался публично выступить против смертной казни. "Суд, — говорится в Талмуде, — который даже в течение 70 лет произнес хотя один смертный приговор, — трибунал убийц".

60

Евреи — это эмблема [терпимости] невиновности в гражданском и религиозном отношениях. "Любите [чужеземцев] чужестранцев, ибо чужеземцами вы [мы] были в [Египте] стране Египетской!" И это было сказано в то [грубое] время, когда главная задача известных тогда народов и племен состояла [в] из порабощения одного народа другим. С первого взгляда слова эти кажутся довольно странными. Египтяне употребили во зло доверие евреев, поработили и обрекли на самые жестокие работы, за исполнением которых наблюдали с кнутом в руках и вдобавок всякого новорожденного велено было бросать в реку, участь, которой не избег и сам Моисей, а между тем он и предписывает любить чужестранца в Египте, как будто евреи должны быть благодарны египтянам за их жестокое обращение. Но это именно доказывает возвышенное миросозерцание [который старался искоренить в евреях всякое чувство мести и вместо ея вселить чувство благодарности], которое желало искоренить в евреях всякое чувство мести, а вместо того вселить чувство благодарности уже за то, что египтяне первоначально приняли их [гостеприимно] за то, что египтяне первоначально приняли их в гости, хотя впоследствии злоупотребляли [ими].

Что касается веротерпимости, то иудаизму не только чужд дух прозелитизма, но напротив того, Талмуд предписывает объяснить желающему принять иудейство всевозможные трудности исполнения еврейской религии. [Лучше всего характеризует веротерпимость евреев следующее изречение Талмуда: "Кто постоянно воздерживается от идолопоклонства, тот уже по одному этому считается евреем, и пускай он во всем прочем остается верен своему дому и своему родству"]. Такою возвышенною идеальною веротерпимостью [едва ли] не может похвалиться ни один учитель новых учений.

Еврей — это эмблема вечности, тот, которого тысячелетние истязания и убиения не могли истребить; тот, который первый удостоился открытия божественной идеи [был долгое время единственным ея хранителем] долго ея хранителем и впоследствии сделал эту великую идею достоянием всего мира [тот не может и не должен быть истребим, тот вечен, как сама вечность].

Еврей был, есть и будет вечным поборником, распространителем свободы, равенства [цивилизации] и веротерпимости.

В тексте на идиш есть добавление: "Одесса, 30 декабря 1891 года". Вариант этой статьи был опубликован в первом выпуске "Еврейской библиотеки" еще в 1871 г.* за подписью некоего

________________

*В "Рассвете" опечатка: указан 1881 г. Издание "Еврейской библиотеки" с 1880 по 1901 г. было приостановлено.

61

Г. Гутмана и с таким примечанием редакции: "Хотя в нашем сборнике не место таким маленьким статейкам, но мы печатаем ее как интересное сопоставление крайних мнений, существующих о еврейском племени" (С. 338). Я употребил слово "вариант", и это, пожалуй, верно. Никаких существенных изменений в тексте нет, кроме некой модернизации. Так, в тексте "Библиотеки" говорится о румынском правительстве Братиано и Когальничано. Вряд ли кто-то, спустя почти 60 лет помнил имя румынского писателя и политического деятеля Когальничано, поэтому имя его опущено. Почти все заключенные в квадратные скобки разночтения — это вариант статьи 1871 г. В варианте на идиш обращает внимание множественное употребление личного имени "Торквемадо" с прилагательным "украинский", что более созвучно истории евреев на Восточно-Европейской равнине.

Первая проблема, возникающая перед критиком, — это идентификация Г. Гутмана. Никаких сведений об этом авторе или каких-либо других его трудах нет ни в "Систематическом указателе литературы о евреях", ни в старой "Еврейской энциклопедии", ни в "Критико-библиографическом словаре русских писателей и ученых" С.А. Венгерова (Пг., 1915. Т. 1), ни в "Словаре псевдонимов" И.Ф. Масанова, ни в "Еврейской старине" и других источниках. Автор одной-единственной статьи канул в Лету. А статья превосходная, темпераментная, стиль борца. Впрочем, есть одна странность. В "Систематическом указателе литературы о евреях" (СПб., 1892) инициал Гутмана другой — М. Гутман, и это повторено дважды — в тексте и в индексе. Можно допустить, что это двойная опечатка, не учтенная в приложении "Важнейшие опечатки" на с. VIII указателя. В содержании первого выпуска "Еврейской библиотеки" инициалы Гутмана "Г.М."

Второй вопрос: а вдруг автором этой статьи является Л.Н. Толстой, скрывшийся под псевдонимом? В ней есть одно место, очень близкое его духу — рассуждение о смертной казни.

Первый выпуск (или номер) литературно-исторического сборника "Еврейская библиотека" вышел в 1871 г., до 1880 г. их вышло восемь. В 1901 г. издание возобновилось, вышел девятый номер, а в 1903 г. — десятый выпуск. Их редактором был Адольф Ефимович (Арон Хаимович Ландау, 1842-1902). Во время подготовки десятого выпуска он скончался, завершил работу его сын. Авторами этих сборников были виднейшие еврейские публицисты Л. Лаванда, И. Оршанский, М. Моргулис, Л.О. Гордон, М. Кулишер, Л.И. Мандельштам, М. Мыш, крещеный еврей П.И. Вейнберг и писатель Г.И. Богров (впоследствии крестив-

62

шийся). Наконец, в сборниках участвовали и русские литераторы — В.В. Стасов и Д. Минаев.

Историк Арон Яковлевич Черняк, посвятивший проблеме авторства "Что такое еврей?" статью, убежден, что Толстой не мог быть ее автором, ибо статья написана как бы изнутри, "а не со стороны — пусть даже самого расположенного к еврейству нееврейского человека, что она раскрывает сокровенные глубины еврейской души, что это своеобразный манифест еврейства. Допускаю, что на это, быть может, способен Владимир Соловьев. Но Лев Толстой не Соловьев"¹⁵⁰. Я согласен с А.Я. Черняком, что если автор статьи русак, то только Соловьев. Но В. Соловьеву в 1871 г. было 18 лет, он был влюблен в свою кузину, развлекал ее стихами Гейне, переводил Шопенгауэра, а кроме того, переживал религиозный кризис. Нет, юнец Соловьев не мог написать эту статью: ее содержание пока вне его. Что же касается Толстого, то он в это время работал над "Азбукой" (в которой в разрез с основной идеей статьи наличествует антисемитская поговорка о крещеном еврее), занимался греческим языком, лечением и семейными делами. Его записная книжка за 1871 г. хранит лишь одну запись, не имеющую отношения к еврейству. Немногословен дневник и предыдущего года — одним словом, ясно, что Льву Николаевичу не пришло в голову заняться апологией еврейства. А не возмутился он по поводу публикации статьи в "Театр велт" лишь потому, что и не подозревал о ее существовании, она до него попросту не дошла. Маковицкий перечисляет десятки изданий на всех языках, получаемых в Ясной Поляне, и оговаривает: кроме католической, протестантской и еврейской прессы¹⁵¹. Повторю, что место и время написания статьи на идиш — Одесса, 30 декабря 1891 г. Толстой в это время находился в селе Бегечевке Рязанской губернии и был занят борьбой с голодом — организацией столовых и писанием сказки и статьи для сборника "Помощь голодающим": "Работник Емельян и пустой барабан" и "О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая" и т. д.

Почти в каждом номере "Еврейской библиотеки" (кроме первого), о чем я уже упоминал, есть статья известного критика и историка искусства Владимира Васильевича Стасова (1824-1906). Мое внимание привлекла его статья под названием «По поводу перевода "Натана Мудрого"» (выполненного драматургом В. Крыловым) — драматической поэмы немецкого просветителя, теоретика искусства и драматурга Готхольда Эфраима Лессинга (1729-1781). Стасов с большим уважением писал о Лессинге как правозащитнике евреев: «Не раз филистеры и всякие

63

другие темные люди заподозревали его в подкупе со стороны евреев и печатно высказывали эти гнусные, бессмысленные клеветы свои. Так странно, так невероятно казалось в XVIII в. заступничество за евреев. Ведь сам Вольтер, этот великий боец за права человечества, еще с презрением и ненавистью относился к еврейскому племени и не хотел понять, что евреи — такие же люди, как все другие. Но Лессинг был сложен иначе: у него ум способен был идти глубже и дальше своих современников, даже самых гениальных, и, начиная уже с юношеских лет, он принялся за дело той проповеди, которая для всех других была тогда еще немыслима. Ему было всего 20 лет от роду, когда он написал "Натана Мудрого", самое крупное свое художественное произведение, где еще раз и с новою силою выступил за равноправие евреев с другими народами во всех жизненных сферах. Германия, а за нею вся Европа признали громадное значение и всю талантливую силу этого творения, и с конца прошлого столетия сотни книг написаны для доказательства этого и провозглашения великости Лессинга. Но вот изумительный факт: пробегая обширный библиографический список всего написанного о "Натане" ...невольно подумаешь, что там, где все лучшие умы проникнуты мыслями, пущенными в ход Лессингом, там, наверное давным-давно, уже совершился переворот в общем мнении, и правые понятия утвердились твердо, несокрушимо. Но, взглянув на дело, убедишься, что это фантасмагория, нечто вроде литературной игры, где слова красивы и талантливы, но дела им не соответствуют. Прочтите то, что писали Гейне и Бёрне в своем добровольном изгнании из Германии, ставшей невыносимою для их правдивого и глубоко возмущенного духа. Что они говорят про положение евреев в 30-40-х годах среди той самой Германии, которая так горячо и радостно аплодировала великодушным освободительным речам Лессинга? Все те же преследования, все то же незаслуженное презрение и ненависть, основанная на одних только бессмысленных средневековых традициях, все то же унижение человеческого достоинства в лице угнетателей и гонителей!

Как медленно двигается род человеческий даже там, где раздается громовая речь гениальных, светлых личностей! Как тих и мелок шаг даже наиобразованнейших поколений, когда дело доходит до приложения идей к практике, и как часто эти поколения готовы при первой оказии отступаться на этой практике от лучших завоеваний ума и мысли!»¹⁵²

Внимательно прочитав эти инвективы, несложно заметить, как много общего в статье Стасова и в статье "Что такое евреи?".

64

В первую очередь, конечно, энергичный стиль. Множество восклицательных знаков. Свойственный В.В. Стасову темперамент бойца прослеживается в обоих текстах плюс неподдельное восхищение богоизбранным народом, который он с юношеским пылом защищал до конца своих дней. Стасов любил евреев трогательной и даже какой-то болезненной любовью. Евреи в целом и каждый в отдельности казались ему воплощением всяческих талантов.

Публикуемое ниже письмо Ильи Ефимовича Репина от 26 июня 1906 г. литератору Александру Владимировичу Жиркевичу (1853-1927), с которым он дружил долгих восемнадцать лет, было скопировано Стасовым (позже хранилось в архиве Стасова в Институте литературы Академии наук СССР). В изданной в 1950 г. переписке И.Е. Репина с писателями это письмо сокращено до неузнаваемости. Правда, в увидевшей свет в том же году переписке Репина со Стасовым оно опубликовано почти полностью, что в годы борьбы с космополитами, в годы арестов и убийств еврейских деятелей культуры потребовало от издателей, составителей подборки и комментаторов гражданского мужества. Однако обратимся к письму:

«Когда я увидел на присланной Вами книжке имя Крушевана (черносотенец. — С. Д.), я сейчас же бросил эту книжку в огонь.

Мне это имя омерзительно, и я не могу переносить ничего исходящего от этого общения.

Жалко то мировоззрение, которое гарцует на погромах... Только дрянное ничтожество может жаловаться, что его заедают жиды. Русский полицейский прихвостень Суворин всегда заест благородствующего Жида Нотовича...

Дай Бог скорее отделаться от всех мерзавцев Крушеванов, которые позорят и губят наше отечество... Ох, идет, идет грозная сила народа. Фатально вызывают это страшилище невежды-правители, как вызывали японцев, и также будут свержены со всей их гнусной и глупой интригой. И самые даже благородные от природы, совращенные в лагерь Крушеванов людишки, навеки будут заклеймены позором в глазах истинных сынов родины.

И чем дальше в века, тем гнуснее будут воспоминания в освободившемся потомстве об этих пресмыкающихся гадах обскурантизма, прислужников подлых давил, сколько бы они ни прикрывались "чистым искусством".

Видны ясно из-под этих драпировок их крысьи лапы и слышна вонь их присутствия»¹⁵³.

65

Это письмо, из которого Репин не делал секрета, развело когда-то близких друзей навсегда. Сохранилась их обширная переписка, кроме того, Репин не раз писал Жиркевича...

Стасов — Репину

1 июля 1906 г.

Дорогой Илья, я новый раз должен издали аплодировать Вам, словно Шаляпину на сцене за какую-то чудесную сцену из "Бориса" или из того же "Игоря"! Экая только беда! Цветов нет! Да кабы и были, до Куоккалы не добросишь! Далеконько немного!!

Это все я Вам распеваю по случаю того письма об Паволакии Крушеване, с которого у меня теперь есть копия, списанная специально на то, чтобы лечь в библиотеке рядышком со многими такими же сильными и колоритными (по-рембрандтовски) письмами, состоящими из чудесных темных и светлых пятен.

Ура! Ура! А я, вообразите, читал и перечитывал это "Крушение" "Крушевания", тут же зараз читал сегодня биографию и п и с ь м о одного из наших повешенных, наших великих мучеников! Это письмо и биография только на днях появилась в "Былом" (за июнь). Если Вы получаете и сами эти серенькие книжечки, то и слава Богу! Если же не получаете, то я бы сказал: "Пошлите, велите купить поскорее!" Это биография и письмо "Гершковича". Как я был глубоко тронут! Как потрясен до корней души! Что за чудный алмаз был этот 19-летний юноша! Чем он жил внутри себя, какие изумительные ноты выносились из его бедной, измученной, но великой, широкой и несокрушимой души!! И что он пишет несчастной матери, работающей свои страшные работы за 20 и 30 копеек в день!! И какие потрясающие картинки еврейской улицы, еврейского дома, еврейского базара, еврейского плача, крика и рыдания ужасного! Я думаю, Вам, для Вашего дела надо это все знать, прочитать и вместить в свою душу, в один из самых главных и лучезарных ее уголков¹⁵⁴.

Репин — Стасову

Да, дорогой Владимир Васильевич, история Гершковича — это глубочайшая, потрясающая трагедия. Его можно сравнить с царевичем Сакия — Муни. Тот из роскоши царских дворцов, а этот пария из самых ничтожных отбросов человечества вырастает в полубога Прометея. Это величайшее чудо!.. С независимым гордым обликом божественности умирает он за лучшее, что есть в идее человека; умирает, счастливый своим великим положением... Письма к матери, желание жить и это божеское самообладание говорят в нем за великие способности к свету, прогрессу! В такую минуту такой разум, такой стиль!.. Да, в этом 19-летнем мальчике умер великий человек...¹⁵⁵

66

И последнее. Известно, что Л.Н. Толстой любил музыку. По его просьбе в Ясную Поляну приезжали многие музыканты, А. Б. Гольденвейзера и С.И. Танеева я уже упоминал. Иногда музицировали в четыре руки, в чем участвовал и сам писатель. Вкусы у Льва Николаевича были своеобразные. Гольденвейзер записал его мнение о Моцарте: "Моцарт, которого я так люблю, впадает иногда в пошлость и поднимается зато потом на необыкновенную высоту". Музыку Бетховена однажды определил знакомым нам по другим временам словом "сумбур". Выше всех ставил Гайдна, полагая, что на нем остановилось сочинительство ясной и простой музыки¹⁵⁶.

Старший сын Толстого Сергей Львович был музыкантом. Маковицкий описал вечер в яснополянском доме в канун Пасхи, 21 апреля 1907 г. За чаем Софья Андреевна попросила Сергея Львовича сыграть, "играл, главным образом, Грига". Лев Николаевич нашел его оригинальным, но скучным. Потом Сергей Львович сыграл что-то, о чем Л.Н. сказал: "очень искусственно" — оказалось, Вагнера (Маковицкому Вагнер нравился). Заговорили о Шопене. "Софья Андреевна сказала, что он, вероятно, еврейского происхождения, так как великий талант". Л.Н. парировал: "Нет. Великих музыкантов-евреев нет. Ни великих мыслителей"¹⁵⁷. В данном случае взгляды Толстого полностью совпадали со взглядами Вагнера (невольно подумаешь, уж не читал ли великий писатель такой "шедевр", как "Жидовство в музыке"). По Вагнеру, евреи в музыке не творцы, в лучшем случае — исполнители. Толстой расширил этот постулат, распространив его и на мыслителей. Возможно, слова Софьи Андреевны задели мужа (человек он был ревнивый и самолюбивый), и возможно, он забыл, что высоко, очень высоко ценил Боруха Спинозу. А Софья Андреевна права: Шопен был еврейского происхождения. Интересующихся отсылаю к своей книге "История одного мифа"¹⁵⁸».

Другой любопытный разговор о музыке записан Маковицким 25 декабря того же 1907 г. и связан с приездом в Ясную Поляну Ванды Ландовской, "концертистки на клавесине и фортепиано", крещеной польской еврейки. Ее игра доставила графу огромное удовольствие: "...чтобы так играть, требуется не только дарование, но и упорство. Эти интеллектуальные способности и сила воли — по Чемберлену — у евреев есть, а религиозно-нравственного у них нет. Кто-то сказал, что евреи — лучшие музыканты". Комментарий отца продолжил Сергей Львович: "По творчеству — нет: у них Мейербер и Мендельсон — второстепенные. А в исполнении — выдающиеся (Рубинштейн)"¹⁵⁹.

67

Известно, что Толстой, особенно в последние годы жизни, бывал непоследовательным в оценках, не говоря уже о непостоянстве вкусов и пристрастий. Вот характерный тому пример: "Напрасно мало ценят Рубинштейна, — сказал Л.Н. однажды А.Б. Гольденвейзеру после того, как прослушал в его исполнении пьесы Аренского и Шопена, — он был последний из крупных композиторов; в нем есть и старое и новое"¹⁶⁰.

22 октября 1909 г. в Ясную Поляну заглянула пара музыкантов-виртуозов: пианистка Евгения Иосифовна Эрденко (1880-1953) и скрипач Михаил Гаврилович Эрденко (1886-1940), будущие профессора Московской консерватории соответственно по классу рояля и скрипки. Поначалу Толстой даже не хотел их принимать: "Душан пришел с известием, что скрипач с женой. Я сошел вниз. Вероятно, еврей; хотел играть, я поручил дочерям. Они отказали"¹⁶¹. "Умиляет" выражение "Вероятно, еврей", не человек, не музыкант — еврей...

Обстоятельства сложились так, что Эрденко были вынуждены остаться в доме Толстого на ночь. Они опоздали на поезд. В дневнике Толстого есть запись: "...все вернулись — и музыканты и Фридман. Что ж делать. Казались мало симпатичны". "Несимпатичный" Нафтель Маркович Фридман (1863-?), адвокат, депутат III Государственной думы от Ковенской губернии, кадет и неутомимый защитник еврейства, в будущем станет известен как один из отцов-основателей "свободной" Литвы.

Толстой не принял Эрденко потому, что тот хотел показать "свою манеру декламативного искусства" (исполнение русской музыки в манере, доступной народу). Эта просьба была передана через Маковицкого, который, видимо, изложил ее так, что Толстой не захотел видеть музыкантов¹⁶². Действительно: еврей — культтрегер русской музыки для православного люда! Это уж слишком...

Однако произошло чудо — Эрденко не только остались в Ясной Поляне на ночь, но и устроили для Толстого, его домашних и гостей настоящий концерт: "Лев Николаевич несколько раз плакал и горячо благодарил артиста и аккомпаниаторшу..." А после исполнения "Ноктюрна" Ф. Шопена пришел в восторг и сказал: "Еврейская молитва — вопль, экстаз". Эрденко же сделал неожиданное признание, что его предки по линии отца были цыгане(!?), формально исповедовали христианство, оставаясь в душе иудеями(!?). Затем Эрденко "сыграл еврейскую скорбную песню, которую евреи поют в Судный день". В воспоминаниях о Толстом Эрденко указал, что исполнял еврейскую народную мелодию "Кол-Нидре". А под мазурку Венявского старик даже

68

ударился в пляс! "Чтo он играл, — сказал Л.Н., — мы не знаем, но так сыграл, что в душу ударил... я никогда не слышал, чтоб кто-нибудь так играл... эффекты страстные". Л.Н. подарил супругам-музыкантам свой портрет с надписью "В память большого нам доставленного удовольствия". Такой подарок — фотография — в начале XX в. — знак явной симпатии писателя к случайным знакомым. Эрденко играл у Толстых несколько раз, каждый его концерт вызывал у 82-летнего Льва Николаевича почти юношеский восторг: "Никогда так не наслаждался"¹⁶³.

Происхождение Михаила Эрденко подернуто пеленой неизвестности. Его настоящая фамилия Ерденков, и родился он по разным источникам в 1885 г. или в 1886 г. в селе Бараново Курской губернии, т. е. вне пресловутой черты. Отец его был музыкантом, который и начал обучение сына. Первый концерт вундеркинд дал в Харькове, когда ему минуло пять лет. Толстой называл его самоучкой, но неверно: Эрденко учился в Московской консерватории по классу скрипки у И.В. Гржимали, которую окончил в 1904 г. Недолго преподавал в Самаре, но уже в 1905 г. вернулся в Москву и принял участие в революционном движении. Он участвовал в строительстве баррикад, руководил оркестром на похоронах Баумана. «Когда процессия с гробом поравнялась со зданием Синодального училища... то как-то совершенно неожиданно все смолкло! И в этой напряженной тишине раздались трубные фанфары на доминанте соль минора перед хоровым выступлением похоронного марша "Вы жертвою пали..." У меня нет слов, чтобы описать состояние, возникшее в этот момент!.. Помню фигуру знаменитого скрипача Михаила Эрденко с огромной палкой в руках, на конце которой был прибит кусок красной материи: он дирижировал этой палкой оркестром и хором», — писал в "Воспоминаниях о Московской консерватории" В.И. Садовников¹⁶⁴.

В 1910 г. он стал лауреатом Московского конкурса скрипачей. С этого же года начал преподавать в Киевском музыкальном училище, преобразованном в 1913 г. в консерваторию, где одновременно возглавлял квартет. В 1911 г. совершенствовался в Бельгии у великого Э. Изаи. После Октября, который он принял, Эрденко реорганизовал Киевскую консерваторию. Продолжал концертную деятельность, выступал на фабриках и заводах, в воинских частях на фронтах Гражданской войны. С 1922 г. жил в Москве. Участвовал в первом радиоконцерте 1924 г., первыми слушателями которого были делегаты XIII съезда ВКП(б). Пре-

69

данность Эрденко режиму не вызывала сомнений, и он одним из первых советских исполнителей выезжал вместе с женой-пианисткой за рубеж — в Польшу (1926), Китай, Японию (1927-1928); в начале 30-х годов — в Эстонию, Латвию, Литву, Германию. В Германии не раз выступал на антифашистских концертах-митингах перед немецкими рабочими (!).

С 1935 г. М. Эрденко — профессор Московской консерватории. Критика в один голос отмечала магическое воздействие его игры на аудиторию: эмоциональную выразительность в сочетании с виртуозной техникой. Михаил Гаврилович часто исполнял не только западных и российских композиторов, но и свои произведения. Ему же принадлежат оригинальные скрипичные транскрипции Шопена, Брамса, Поппера, Венявского, Алябьева ("Соловей"), Чайковского, Рахманинова. Почему его забыли — мне неясно. Ведь существовали же граммофонные записи...

Последний раз в жизни Лев Николаевич слушал музыку в исполнении сына. Запись Маковицкого от 4 октября 1910 г. лаконична: "Вечером Сергей Львович играл шотландские, еврейские, испанские песни и Рубинштейна. Л.Н. просил открыть свою дверь и повторить Рубинштейна"¹⁶⁵.

Лев Толстой и "Протоколы Сионских мудрецов". Сама постановка вопроса выглядит абсурдом. Но при внимательном чтении ПСМ мы легко можем выделить и антитолстовские высказывания. Если говорить о личностной атаке ПСМ, то явно имеются в виду философ Владимир Соловьев, Лев Толстой и политический деятель Сергей Юльевич Витте. Собственно, сам С.А. Нилус резко отрицательно относился к учению Толстого. Само по себе ПСМ есть детище XIX в., содержащее критику нового индустриального общества. Но его неоднократно критиковал и Толстой, в частности в легенде "Разрушение Ада и восстановление его", законченной либо в самом конце 1902 г., либо в начале 1903 г. и тотчас опубликованной за границей. Не исключено, что чтение этой легенды помогло С.А. Нилусу составить "антиевангельское" оглавление и разбивку "Протоколов..." на параграфы. При их первой публикации в петербургской газете "Знамя" (в номерах от 28 августа до 7 сентября 1903 г.) текст "Протоколов" был сплошным, лишь впоследствии Нилус разбил их на 24 главки, дав им названия и сделав пометки на полях наподобие библейской симфонии.

70

Впервые эту легенду Лев Николаевич Толстой слышал еще в 1879 г. от Василия Петровича Щеголенка (Щеголенкова) (1805 — после 1886), певца, сказителя былин. Его не раз записывал этнограф А.Ф. Гильфердинг. С его слов записанные легенды служили Толстому основой для ряда рассказов: "Иван Павлов", "Притча о двух стариках" и др.

Смысл легенды "Разрушение Ада и восстановление его" заключается в том, что, по евангельской версии, после распятия и воскресения Иисуса Христа, он сошел в Ад, разрушил его, сковал Сатану и выпустил грешников. В интерпретации легенды Толстого, спустя многие годы (Вельзевул не считал столетия) Ад был восстановлен и царь тьмы освобожден от оков. "Как это могло произойти?" — вопрошает Вельзевул (т. е. Сатана, в иудейской демонологии Вельзевула (Баал-звув) тоже отождествляли с Сатаной). Разные дьяволы ответствуют князю тьмы. Главное, что разрушило христианскую общину, — это церковь. «Что такое церковь? — вопрошает Вельзевул. — А церковь это то, что когда люди лгут и чувствуют, что им не верят, они всегда ссылаются на Бога, говорят: "Ей-богу правда то, что я говорю"». Раскол и подмена христианства псевдохристианством начались еще на заре возникновения новой веры. "Дьявол в пелеринке", олицетворяющий церковь, указывает на разногласия между сторонниками Петра и сторонниками Павла, правда, не называя их имена, и, как считают дьявол в пелеринке и Толстой, раскол шел по второстепенному вопросу: обязательность обрезания и кошерность пищи.

Пороки человеческие, согласно легенде, были расхватаны разными дьяволами, так сказать, "специалистами узкого профиля". Дьявол блуда, дьявол убийства, дьявол науки и псевдонауки -все они отдают отчет о своей весьма успешной деятельности отцу-Сатане. Вельзевул устал, но его адепты требуют, чтобы он их выслушал: «"А нас вы забыли..." — "Вы что делаете?.."

— Я — дьявол технических усовершенствований.

— Я — разделения труда.

— Я — путей сообщения.

— Я — книгопечатанья.

— Я — искусства.

— Я — медицины.

— Я — культуры.

— Я — воспитания.

— Я — исправления людей.

— Я — одурманивания.

— Я — благотворительности.

71

— Я — социализма.

— Я — феминизма» ¹⁶⁶.

Умиляет здесь тавтология Толстого, узревшего в специализации опасность индустриального общества: "Я — разделение труда". Но ведь и в царстве Вельзевула действует тоже разделение труда. В общей сложности, по Толстому, "работают" 18 ведомств Сатаны.

Если мы сопоставим главы ПСМ, описывающие разрушительную деятельность жидомасонов по захвату мирового господства, то увидим, что средства захвата мало чем отличаются от тех средств, благодаря которым (по Легенде) в мире восторжествовало Всесветное Зло. Фабулы ПСМ и "Разрушения Ада" тоже весьма схожи, хотя, конечно, можно усомниться в наличии в ПСМ фабулы, но она все же есть. Описано некое собрание под председательством "екклезиаста", "государя", правителя или, по Макиавелли, "князя", который отчитывается о деятельности собрания и "диктует" стоящие перед ним задачи. В публикации Протоколов Г. В. Бутми (де Кацмана) речь ведется от первого лица множественного числа — "Мы" (кроме протокола 2, там — "Я"); в публикации Нилуса — от первого лица единственного числа.

Нечто подобное происходит на сатанинском собрании: Вельзевул выслушивает отчет о бесчисленных победах сатанистов над сторонниками Иисуса Христа. Князь тьмы — Сатана и "князь", по Макиавелли, уравниваются. После несложного сравнения становится ясно, почему писательница Е. Шабельская свои антимасонские и антисемитские романы озаглавила "Сатанисты XX века".

Если признать за аксиому русское происхождение ПСМ, будет ясно, что творцы фальсификации находились под влиянием не только юдофобских писателей (Ф. Достоевского и др.), но и под могучим воздействием Льва Толстого, властителя дум конца XIX — начала XX в. Соблазн был слишком велик. Влияние Толстого на Нилуса очевидно; возможно, они были похожи внешне. Современник в 1909 г. описал Нилуса так: "То был человек 45-ти лет, типичный русак, высокий, коренастый, с седой бородой, и на нем была русская косоворотка, подпоясанная тесемкою с вышитой молитвою"¹⁶⁷. Одним словом, тип русского интеллигента-подвижника, не приемлющего культуру, науку и церковную жизнь, тяготеющего к "мужицкой вере", к расколу, отождествляющего староверчество с верой без примеси науки и культуры. Я не исключаю личного знакомства Нилуса с Толстым. Оптина пустынь находилась недалеко от Ясной Поляны; Курская и Тульская губернии смежные. Толстой был в Оптиной несколько раз, да и в последний

72

путь тоже шел через Козельск. В свою очередь, "религиозный писатель" Нилус мог прийти в Ясную инкогнито. Таких сюда приходило много. Нас не должно смущать, что Нилус боролся именно с толстовством: он, возможно, не замечал, что сам в какой-то степени движется по той же колее. Думаю, что если бы ему указали на заимствования, он был бы искренне возмущен.

И еще: если бы Лев Николаевич дожил до начала первой мировой войны, как бы он отнесся к убийству Столыпина, "делу Бейлиса", к войне, наконец? Ответ на последний вопрос ясен. Сторонник мира, противник воинской службы, он, вероятно, ужаснулся бы слепоте тех, кто вверг мир в катастрофу. Можно предположить, как бы он воспринял убийство премьера, жесткую внутреннюю политику которого, мягко говоря, не одобрял. Думаю, Толстому было бы безразлично, кто убил — русский или еврей; он сурово осудил бы любого, согласно многократно утверждавшемуся им христианскому принципу — на насилие не должно отвечать насилием.

Что же касается ритуального процесса над Бейлисом, то "реконструировать" реакцию Толстого трудно. Нашел бы он в себе мужество поставить подпись в защиту гонимого, как сделали это десятки представителей русской интеллигенции, в том числе далекие от еврейства (например, Александр Блок)? Не знаю...

Примечания

¹ Волошин М. Лики творчества. М., 1988. С. 409.

² Литературное наследство. М, 1979. Т. 90: У Толстого, 1904-1910. "Яснополянские записки" Д.П. Маковицкого: В 4 кн. Кн. 1: 1904-1905; Кн. 2: 1906-1907; Кн. 3: 1908-1909 (январь-июнь); Кн. 4: 1909 (июль-декабрь) — 1910. (Далее: Маковицкий Д.П)

³ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М.; Л., 1928-1958. Т. 34. С. 274-275.

⁴ Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 142.

⁵ Там же. Кн. 2. С. 107.

⁶ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 30. Коммент. С. 548.

⁷ П.Я. [Якубович]. Русская муза. СПб., 1905. С. 328.

⁸ Набоков В. Дар // Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 3. С. 228.

⁹ Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч.: В 16 т. М., 1939-1953. Т. XV. С. 647.

¹⁰ Гумилев Н. Жизнь стиха // Собр. соч. Вашингтон, 1968. Т. 4. С. 172.

¹¹ Маковицкий Д.П. Кн. 3. С. 80.

¹² Келдыш Ю. Рахманинов и его время. М., 1973. С. 240.

73

¹³ Там же. С. 129.

¹⁴ Песни и романсы русских поэтов. М., 1965. С. 837.

¹⁵ Жданов В. С.Я. Надсон (к 75-летию со дня рождения). Литературный календарь // Лит. обозрение. 1938. № 2. С. 70.

¹⁶ С.Я. Надсон // Новый энциклопедический словарь. Пг., 1916. Стлб. 795.

¹⁷ Маяковский В.В. Массам непонятно (1927) // Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1955-1961. Т. 11. С. 205.

¹⁸ Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1960-1963. Т. 6. С. 138.

¹⁹ Там же. Т. 5. С. 278.

²⁰ Герштейн Э.Г. Мемуары. СПб., 1998. С. 44, 222.

²¹ Заболоцкий Н.А. Столбцы и поэмы. Стихотворения. М., 1989. С. 151.

²² Там же. С. 152.

²³ Надсон С. Полное собрание стихотворений. М.; Л., 1962. С. 222-223.

²⁴ Там же. С. 278.

²⁵ Там же. С. 281-282.

²⁶ Заболоцкий Н.А. Столбцы и поэмы. С. 253-254.

²⁷ Там же. С. 256-257.

²⁸ Надсон С. Полное собрание стихотворений. С. 297.

²⁹ Там же. С. 367.

³⁰ Заболоцкий Н.А. Столбцы и поэмы. С. 257.

³¹ Надсон С. Полное собрание стихотворений. С. 279-280.

³² Маяковский В.В. Полн. собр. соч. Т. 11. С. 229.

³³ Лесков Н.С. Собр. соч.: В 11 т. М., 1956-1958. Т. И. С. 533.

³⁴ Русская эпиграмма второй половины XVII — начала XX в. Л., 1975. С. 506.

³⁵ Мишин В. Переписка Толстого с В.П. Бурениным // Литературное наследство. М., 1939. Т. 37/38, кн. 2. С. 239.

³⁶ Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. М., 1974-1983. Соч.: В 18 т.; Письма: В 12 т. Т. 2. Письма. С. 125.

³⁷ Надсон С. Литературные очерки (1883-1886). СПб., 1887. С. 62-63.

³⁸ Там же. С. 133.

³⁹ Жерве Н. Надсоновский уголок. Литературные тризны // Наша старина. 1917. № 1.С. 185-186.

⁴⁰ Плещеев А. Встречи с С.Я. Надсоном // Он же. Мое время. Париж, 1939. С. 71-72.

⁴¹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 64. С. 17.

⁴² Литературное наследство. Т. 37/38, кн. 2. С. 244-245.

⁴³ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 64. С. 23-24.

⁴⁴ Чехов А.П. Полн. собр. соч. Т. 2. Письма. С. 26.

⁴⁵ Там же. С. 32.

⁴⁶ Цит. по: Там же. С. 441. Примеч.

⁴⁷ Андреев Л. О евреях. СПб., 1915. С. 9.

74

⁴⁸ Русская периодическая печать (1702-1894): Справочник. М., 1959. С. 609-610.

⁴⁹ русские писатели. 1880-1917. Т. 1.: "А-Г". С. 71-72.

⁵⁰ Буренин В. Критические очерки // Новое время. СПб., 1886. № 3841.

⁵¹ Гончаров И.А. Литературно-критические статьи и письма. Л., 1938. С. 341.

⁵² Венгеров С. Надсон Семен Яковлевич // Новый энциклопедический словарь. СПб., Т. 27. Стлб. 793-794.

⁵³ Адамович Г. Собр. соч. СПб., 2000 (без нумерации тома). С. 450.

⁵⁴ Надсон С.Я. Полн. собр. соч.: В 2 т. Пг., 1917. Т. 2. С. 3.

⁵⁵ Надсон С. Полное собрание стихотворений. С. 225.

⁵⁶ М.Б. Семен Яковлевич Надсон: Еврейский момент в творчестве поэта. К 50-летию его смерти // Еврейская жизнь. Харбин, 1937. С. 8.

⁵⁷ Помощь евреям, пострадавшим от неурожая. СПб., 1901. С. 63.

⁵⁸ Надсон С. Полное собрание стихотворений. С. 284.

⁵⁹ Блок А. Собр. соч. Т. 3. С. 339.

⁶⁰ Набоков В. Собр. соч. Т. 3. С. 182.

⁶¹ Маковицкий Д.П. Кн. 3. С. 55.

⁶² Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 81. С. 11.

⁶³ Там же. Т. 25. С. 63.

⁶⁴ Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 64.

⁶⁵ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 337; Т. 4. С. 432.

⁶⁶ Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб.; М., 1880. Т. 1: "А-3". С. 557.

⁶⁷ Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 387.

⁶⁸ Бирюков П.И. История моей ссылки // Исторический сборник. СПб., 1909. С. 83-84.

⁶⁹ Маковицкий неправ: на Западе субботники были всегда. Приведу лишь один пример существования такой общины. В 1939 г., после оккупации Чехословакии войсками нацистской Германии, начался массовый переход иудеев в католичество. Эпидемия ренегатства распространилась даже на консервативное словацкое еврейство — в первой половине марта крестились сразу 1600 человек. Еврейская пресса резко осудила этих людей за малодушие, резонно заметив, что крестильные купели не спасут их от гибели. В отличие от неофитов несколько сот немецких крестьянских семей субботников (чистых арийцев), проживавших в Судетской области, предпочли крещению добровольное переселение в Чехию. Что сталось с ними во время войны — мне неизвестно. Наверняка их преследовали за приверженность иудаизму (см.: Два явления. 1. Эпидемия крещения среди евреев. 2. Немцы-субботники — беженцы в Чехии // Хадегель. Харбин, 1939. № 5. С. 6-7.

⁷⁰ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 65.

75

⁷¹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 63. С. 106; Т. 83. С. 370, 467. О сыне раввина Соломона Алексеевича (?) Минора (1862-1900), учившего Толстого (октябрь-ноябрь 1882 г. и в 1883 г.) древнееврейскому языку, есть запись в дневнике писателя от 3 (15) мая 1884 г.: "Минор пришел. Этот умен по крайней мере" — фраза, следующая после констатации глупости Полонского (Т. 49. С. 89). Лазарь Соломонович Минор (1855-1942) — врач-невропатолог, впоследствии профессор Московского университета. Другой сын раввина — народоволец и эсер — Минор Осип Соломонович (1861-1931).

⁷² Архимандрит Иоанн. Толстой и церковь. Берлин, 1939. С. 61-62. Обращаю внимание читателя на место и год издания книги.

⁷³ Маковицкий Д.П. Кн. 1. С. 217.

⁷⁴ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 63. С. 147.

⁷⁵ Там же. С. 460.

⁷⁶ Записки И.М. Ивакина // Литературное наследство. М., 1961. Т. 69: Лев Толстой. Кн. 2. С. 53.

⁷⁷ Из дневника М.С. Сухотина // Там же. С. 167, 168.

⁷⁸ Об этом см.: Архимандрит Иоанн. Указ. соч. С. 188.

⁷⁹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 63. С. 413.

⁸⁰ Там же. Т. 77. С. 258; см. также: Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 588. Англичанин Х.С. Чемберлен (1855-1927) был женат на дочери композитора Рихарда Вагнера и считал Германию своей второй родиной.

⁸¹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 78. С. 15.

⁸² Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 597; Кн. 3. С. 15.

⁸³ Э.Р.С. (Стампо). Лев Николаевич Толстой и евреи. Киев, 1910. С. 8.

⁸⁴ Письмо В.Ф. Булгакова// Рассвет. Париж, 1929. № 34. С. 110.

⁸⁵ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 179.

⁸⁶ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 23. С. 315-316.

⁸⁷ Тендер Г.Л. Этика иудаизма. Рига, 1929. Ч. 1. С. 126-132.

⁸⁸ Бирюков П.И. Биография Л.Н. Толстого: В 4 т. М.; Пг., 1923. Цит. по изд.: Берлин, 1921. Т. II. С. 425.

⁸⁹ Барац Г.М. Толстой и евреи. Монте-Карло, 1961.

⁹⁰ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 82. С. 142.

⁹¹ Там же. Т. 58. С. 516. Примеч.

⁹² Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 346.

⁹³ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 57. С. 136; Т. 58. С. 102.

⁹⁴ Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 378.

⁹^ См.: Там же. С. 478. Примеч. 4 к записи от 12 октября 1910 г.

⁹⁶ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 77; Кн. 4. С. 376, 477, 484.

⁹⁷ Наживин И.Ф. Накануне: Из моих записок. Вена, 1923. С. 45.

⁹⁸ О С. Лондоне см.: Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 54 (там же приводится часть письма Лондона Толстому от 21 декабря (н. ст.) 1903 г.); Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 104; см. также: Кн. 1. С. 139.

76

⁹⁹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 66. С. 12. 99а Там же. С. 60.

¹⁰⁰ Там же. С. 94.

¹⁰¹ Маковицкий Д.П. Кн. 3. С. 395.

¹⁰² Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 74. С. 106-107.

¹⁰³ Там же. Т. 66. С. 15-16.

¹⁰⁴ Записки И.М. Ивакина. С. 70, 75, 84.

¹⁰⁵ Маковицкий Д.П. Кн. 3. С. 374.

¹⁰⁶ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 69. С. 53.

¹⁰⁷ Гинцбург И. Толстой и евреи // Новый восход. 1910. № 34. Стлб. 29-31.

¹⁰⁸ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 81. С. 176-177.

¹⁰⁹ Тенеромо И. Л.Н. Толстой о евреях. СПб., 1908. С. 19-20,22.

¹¹⁰ Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 116.

¹¹¹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 80. С. 25; см. также запись в дневнике от 25 декабря 1909 г. (Там же. Т. 57. С. 194).

¹¹² Тенеромо И. Воспоминания о Л.Н. Толстом и его письма. СПб., 1911. С. 90.

¹¹³ Маковицкий Д.П. Кн. 1. С. 110.

¹¹⁴ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 80. С. 249; Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 131, 449.

¹¹⁵ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 488; Кн. 3. С. 320; Кн. 4. С. 84.

¹¹⁶ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 69. С. 233.

¹¹⁷ Там же. Т. 77. С. 315-316.

¹¹⁸ Там же. Т. 80. С. 250.

¹¹⁹ Там же. С. 116; Т. 90. С. 114; Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 99.

¹²⁰ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 247.

¹²¹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 37. С. 76-78, 423, 470; Т. 77. С. 142-144; Т. 78. С. 121, 132.

¹²² Там же. Т. 44. С. 125.

¹²³ Там же. Т. 77. С. 278.

¹²⁴ Там же. Т. 79. С. 20; Маковицкий Д.П. Кн. 3. С. 298.

¹²⁵ Молочников В.А. Свет и тени: Воспоминания о моем приближении к Толстому // Толстой о Толстом. Новые материалы / Под ред. Н.Н. Гусева, В.Г. Черткова. М, 1927. Сб. 3. С. 57.

¹²⁶ Русские ведомости. 1911. 6 нояб. № 256.

¹²⁷ Толстой Л.Н. Полн. собр. Соч. Т. 58. С. 88; Т. 90. С. 329.

¹²⁸ Маковицкий Д.П. Кн. 3. С. 174.

¹²⁹ Гинцбург И. Указ. соч. Стлб. 31; Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 260-261; Маковицкий Д.П. Кн. 1. С. 171.

¹³⁰ Барац Г.М. Указ. соч. С. 10-11.

¹³¹ Горький М. Собр. соч.: В 18 т. М., 1963. Т. 18. С. 83.

¹³² Из дневника М.С. Сухотина. С. 148. "Уриель Акоста" — пьеса К.-Ф. Гуцкова (1874); "Друг Фриц" — мелодрама Эркмана-Шатриана (1876).

77

¹³³ Маковицкий Д.П. Кн. 3. С. 129.

¹³⁴ Там же. С. 280-281.

¹³⁵ Там же. С. 318.

¹³⁶ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 56. С. 38-39, 244-245, 262.

¹³⁷ Митрополит Антоний (Храповицкий). Ф.М. Достоевский как проповедник возрождения. Монреаль, 1965. С. 246.

¹³⁸ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 169.

¹³⁹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 80. С. 217.

¹⁴⁰ Там же. Т. 79. С. 141.

¹⁴¹ Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 156, 178, 200.

¹⁴² Там же. С. 163. Интересующихся проблемой отсылаю к кн.: История о повешенном, или История Иешу / Пер. с ивр. П. Гиля. Иерусалим, 1985.

¹⁴³ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 307, 338.

¹⁴⁴ Там же. Кн. 4. С. 232.

¹⁴⁵ Манн Т. Гете и Толстой: Фрагменты к проблеме гуманизма // Он же. Собр. соч.: В 10 т. М., 1959-1961. Т. 9. С. 557-558.

¹⁴⁶ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 83. С. 167-168.

¹⁴⁷ Лаживин И.Ф. Указ. соч. С. 60-61.

¹⁴⁸ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 48.

¹⁴⁹ Еврейский альманах. Киев, 1908. Кн. 1; Рассвет. Париж, 1931. № 13. С. 9. Из названных в предуведомлении имен известен литератор Семен Григорьевич Фруг (1860-1916), который однажды встречался с Толстым незадолго до смерти писателя (20 июля 1910 г.). С другими лицами Толстой знаком не был.

¹⁵⁰ Вести. Тель-Авив, 1995. 24 окт.

¹⁵¹ Маковицкий Д.П. Кн. 1. С. 451.

¹⁵² Стасов В. По поводу перевода "Натана Мудрого" // Еврейская библиотека, 1875. №5. С. 155-156.

¹⁵³ И.Е. Репин и В.В. Стасов. Переписка / Сост. и примеч. А.К. Лебедевой, Г.К. Буровой. М.; Л., 1950. Т. III. С. 259. Примеч. к письму 410.

¹⁵⁴ Там же. С. 125.

¹⁵⁵ Там же. С, 126-127.

¹⁵⁶ Гусев Н., Гольденвейзер А. Лев Толстой и музыка: Воспоминания. М., 1953. С. 22; Маковицкий Д.П. Кн. 2. 572.

¹⁵⁷ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 418.

¹⁵⁸ Дудаков С.Ю. История одного мифа: Очерки русской литературы. М., 1993. С. 90, 237.

¹⁵⁹ Маковицкий Д.П. Кн. 2. С. 602.

¹⁶⁰ Там же. Кн. 1. С. 185.

¹⁶¹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 82. С. 157.

¹⁶² Маковицкий ДЛ. Кн. 4. С. 83.

¹⁶³ Булгаков В.Ф. Лев Толстой в последний год его жизни. М., 1918. С. 246-247; Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 84, 286.

78

¹⁶⁴ Садовников В.И. Воспоминания о Московской консерватории в 1905 году // Воспоминания о Московской консерватории. М., 1966. С. 195.

¹⁶⁵ Маковицкий Д.П. Кн. 4. С. 371.

¹⁶⁶ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 113.

¹⁶⁷ Цит. по: Неизвестный Нилус. М., 1995. С. 247.

И.С. Тургенев, М.М. Антокольский и другие...

Мне уже приходилось писать о том, что в 1881 г., после убийства Александра II, по югу России прокатилась волна погромов, равно как о двух братьях — "добром" Александре I и "злом" Николае I. Продолжу эти сравнения.

Александр II характером более походил на дядю, чем на отца, с явным интересом относился к еврейству. В поездках по империи свободно, без охраны, посещал синагоги и жилища этой части своих подданных. В начале сентября 1858 г., на следующий день после Иом-Кипура (Судного дня), государь впервые после коронации прибыл в Вильно, а в 11 часов утра в сопровождении свиты и виленского генерал-губернатора В.И. Назимова посетил раввинское училище, где около двух часов беседовал с учениками старших классов. Затем император прошел в молельню, где послушал пение ученического хора под управлением выпускника Петербургской консерватории М.А. Натансона. После осмотрел кухню, столовую, спальни учеников и лазарет. Перед отъездом император обратился к учащимся с такими словами: "Учитесь, дети, старайтесь принести пользу отечеству, тогда будете полезными и самим себе и своим семьям". Государь поблагодарил директора училища Павловского за службу и на следующий день в Дворянском собрании (!) наградил его прилюдно орденом¹.

Выслушав от приятелей этот рассказ, юный Марк Антокольский решил отправиться в столицу, заручившись рекомендательными письмами В.И. Назимова и его жены Анастасии Александровны баронессе Эдите Федоровне Раден и великой княгине Марии Николаевне, активной стороннице всяческих преобразований. Кроме того, Назимовы дали будущему скульптору денег на дорогу. Протекция помогла: Антокольского приняли в Академию художеств без экзаменов. Характерная деталь: он никогда — ни до, ни после не учился рисованию и не мог научиться за отсутствием способностей, что же касается ваяния, то, как говорили собратья по цеху, Антокольский "родился с глиной в руке". И вообще, в Академии его любили. Это было время общих надежд,

80

духовного и интеллектуального подъема; "о каком бы то ни было национальном антагонизме не могло быть и речи", — писал в мемуарах скульптор Илья Гинцбург².

Роль В.В. Стасова в становлении Антокольского как художника вряд ли можно преувеличить. За свою долгую жизнь Стасов написал о нем множество статей, в которых всегда защищал от нападок черносотенной прессы. Вот краткий перечень этих статей: "По поводу статей Опекушина", "Новые работы Антокольского", "Художественная катастрофа", "Еврейское племя в создании европейского искусства", "25 лет русского искусства", "25 лет русской выставки", "Тормозы русского искусства", "Петербургская выставка Антокольского" (1893), "Торжество Антокольского в Мюнхене", "Ответ Суворину", "Еще ответ Суворину" и "Итоги трех нововременцев", "Новейшие подлоги Буренина", "Выставка Антокольского в Париже" (1892).

Окружение Антокольского в Академии вряд ли нуждается в представлении: Репин, Мусоргский, Крамской, Верещагин и многие другие не менее замечательные и талантливые художники и музыканты. Виктор Михайлович Васнецов (1848-1926) вспоминал 70-е годы: "Жаргон его нас нисколько не смущал, а произношение русского языка было ужасно. Но мне даже нравился его жаргон... Нравилась мне в Антокольском его необычайная любовь к искусству, его нервная жизненность, отзывчивость и какая-то особая скрытая в нем теплота энергии. Любил он говорить, кажется, только об одном искусстве; всякие отвлеченные рассуждения и философствования сходились в конце концов все к тому же искусству"³.

Передвижнику Васнецову вторил Илья Ефимович Репин. Увидев в лепном классе "иностранца", похожего на Люция Вера, Репин с ним заговорил, но поначалу плохо понимал его русский язык и едва мог сдержаться от смеха, но затем попривык и стал понимать. Этот странный еврей из Вильны помог ему овладеть элементарной техникой ваяния. Удивлению Репина не было границ, когда он узнал, что Антокольский — некрещеный еврей. Поговаривали, что он вынужден будет креститься, так как иудею нельзя заниматься пластическим искусством. "Не сотвори себе кумира", — думал Репин, глядя на Антокольского. Но взаимная симпатия одержала верх над доводами разума, и однажды между художником и скульптором произошел такой диалог:

— А как Вы смотрите на религиозное отношение евреев к пластическим искусствам?..

— Я надеюсь, что еврейство нисколько не помешает мне заниматься моим искусством, даже служить я могу им для блага моего народа.

81

Он принял гордую осанку и с большой решительностью во взгляде продолжал:

— Я еврей и останусь им навсегда!

— Как же это? Вы только что рассказывали, как работали над распятием Христа. Разве это вяжется с еврейством?..

— Как все христиане, Вы забываете происхождение вашего Христа: наполовину его учение содержится в нашем Талмуде. Должен признаться, что я боготворю Его не меньше Вашего. Ведь он был же еврей. И может ли быть что-нибудь выше его любви к человечеству?

Его энергичные глаза блеснули слезами.

— У меня намечен целый ряд сюжетов из Его жизни, — сказал он немного таинственно. (Антокольский сдержал слово: "Христос перед судом народа" — одна из вершин его творчества. — С. Д.). — У меня это будет чередоваться с сюжетами из еврейской жизни. Теперь я изучаю историю евреев в Испании, времена инквизиции и преследования евреев⁴.

В итоге Репин и Антокольский подружились и три года жили в одной комнате. Затем, с "техническим" ростом, Антокольский переселился в соседнюю комнату той же квартиры. На одном из рисунков Репин изобразил Антокольского в талесе во время утренней молитвы.

Илья Гинцбург, наблюдавший дружбу этих столь разных людей, писал, что впервые понял, что различие в происхождении и вере не могут помешать добрым отношениям, если люди любят друг друга. Искусство было их общей религией и отечеством. Чтоб резче оттенить эту связь, Гинцбург приводит пример иного отношения к ближнему: художник Генрих Семирадский отказался признать однокашника товарищем, ибо тот был русским, а он поляк: "...вот Ковалевский действительно мне товарищ, мы одной веры, одной национальности"⁵.

Взаимовлияние Антокольского и Репина, без сомнения, было очень значительным. Репин стал интересоваться еврейством, что в связи с его "туманным" происхождением представляется весьма симптоматичным. В одном из писем другу историку искусств и археологу Адриану Викторовичу Прахову* Репин почти целиком цитирует стихотворение Генриха Гейне "Иехуда бен-Халеви":

И герой воспетый нами,

Иехуда бен-Халеви —

Тоже пламенно любил

Даму, избранную сердцем.

.............................................

_____________________

* Подробнее о нем см.: Дудаков С.Ю. Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России. М., 2000. С. 430.

82

Нет! Раввин любил другое

И печальное созданье —

Грустный образ разрушенья,

Он любил Ерусалим!

С юных лет носил он в сердце

Той любви печальной образ,

В душу с именем Солима

Проникал священный трепет.

....................................................

Есть в судьбе поэтов сходство —

Только равви Иехуда

Уже в старости маститой

Совершил свой путь далекий

И к ногам своей избранной

Пал он. Тихо недвижимо

Умирал, главу склоняя,

Он у ног Иерусалима!

...................................................

И взмахнул копьем блестящим

Грудь певца он (араб) им пронзил

И пропал крылатой тенью

В облаках горячей пыли.

И лилася кровь раввина;

Тихо-тихо допевал он

Песнь свою и этой песни

Вздох последний был: "Солим"!

...........................................................

Пусть прильнет язык к гортани

И отнимется десная —

Если я тебя забуду, Град святой, Ерусалим!

Репин добавляет: "Этой страшной клятвой начинается поэма"⁶.

И.Е. Репин не раз выступал в защиту Антокольского от клеветы черносотенных изданий. Например, он счел своим долгом лично обратиться к А.С. Суворину со следующим письмом:

Воскресенье (февраль) 1893, Петербург

Многоуважаемый Алексей Сергеевич,

Только сегодня удосужился, чтобы написать Вам это неприятное письмо. Мне будет полегче, если я Вам напишу откровенно, что меня продолжает возмущать вот уже несколько дней. Как Вы могли допустить в Вашей газете такой бред сумасшедшего, как статья "Жителя"

83

(псевдоним А.А. Дьякова. — С. Д.) против Антокольского?! Антокольский — уже давно установившаяся репутация, европейское, всесветное имя, один из самых лучших, даже, отбросив скромность, лучший теперь скульптор... Да что говорить про это — Вам все известно... На Вас лежит ответственность. Вы же не можете не видеть, что "Житель" Ваш — совершеннейший профан в искусстве... Вы это видите и чувствуете хорошо и — допускаете на страницы. "Житель" произвел жалкое, гадкое впечатление. Эта взбесившаяся шавка, выпачканная вся в собственной гадкой пене, бросается на колоссальную статую Ермака и на бронзовые изваяния Христа, в поту, во прахе прыгает эта куцая гадина на вековечные изваяния, в кровь разбивает себе бешеную пасть и корчится от злости; визжит от бессилия укусить несокрушимое, вечное...⁷

Впрочем, от "полуантисемитских" выпадов даже друзей Антокольский не был защищен. Иван Николаевич Крамской (1837-1887), казалось бы, высоко ценил его творчество, но в письме Репину (от 28 сентября 1874 г.) не преминул упомянуть нос на статуе "Христос перед народом", несомненно, принадлежащий иудею, добавив, что он готов с этим согласиться, если найдет доказательства, что нос такого покроя может принадлежать человеку высоконравственному. Или позлословить в письме Ф.В. Васильеву (от 20 августа 1872 г.) по поводу выгодной женитьбы Антокольского на богатой невесте. Или в письме В.В. Стасову (от 1 декабря 1876 г.) упрекнуть за "племенную особенность" — деловитость и практичность⁸. Впрочем, это все "ягодки"...

Упомянутое Распятие было изваяно по просьбе великой княгини Марии Николаевны, в то время президента Академии художеств, вознамерившейся крестить своего протеже. Но, как библейский Иосиф, современный Мордухай устоял перед искушением... В одном из писем Стасову 1872 г. Антокольский не без иронии писал, что его мастерскую посещают великосветские дамы, задающие весьма тактичный вопрос: "Ах, скажите, неужели вы до сих пор еврей?"⁹.

По поводу "Христа" Антокольский писал Стасову: «...уже несколько недель работаю "Христа", или, как я называю, "Великого Исайю". Мне кажется, что одно название может доказать, что я совершенно желаю отказаться от первого моего "мистического" Христа. Я хочу изваять Его как реформатора, который восстал против фарисеев и саддукеев из-за аристократической несправедливости. Он встал за народ, за братство и за свободу, за тот слепой народ, который с таким бешенством и незнанием кричал:

84

"Распни, распни его!!" ...Он стоит перед судом того народа, за которого он пал жертвою. Я выбрал этот момент, во-первых, потому, что здесь и связался узел драмы. Его душевное движение в эту минуту является необыкновенно грандиозным. Действительно, только в эту минуту Он мог сказать (и только Он): "Я им прощаю, потому что они не ведают, что творят". Во-вторых, под судом народа я подразумеваю и теперешний суд. Я убежден, что если бы Христос или Мудрый Исайя воскрес теперь и увидел бы, до чего эксплуатировали Его, до чего доведены Его идеи отцами инквизиции и другими, то, наверное, он восстал бы против христианства так же, как восстал против фарисеев, и еще десять раз бы дал себя распять за правду»¹⁰.

В 1871 г. мастерскую Антокольского в Академии художеств посетил И.С. Тургенев. При появлении знаменитого писателя Антокольский, узнав его, сказал про себя: "Юпитер!". Иван Сергеевич тоже был потрясен: о статуе "Иван Грозный"* он опубликовал в "Санкт-Петербургских ведомостях" (1871. № 50) заметку, в которой писал: "По силе замысла, по мастерству и красоте исполнения, по глубокому проникновению в историческое значение и самую душу лица, избранного художником, — статуя эта решительно превосходит все, что являлось у нас до сих пор в этом роде"¹¹. Прошли долгие годы, но Тургенев не забыл пережитого когда-то потрясения. "Я не знаю, — писал он П.А. Кропоткину, — встречал ли я в жизни гениального человека или нет, но если встретил, то это был Антокольский..." А однажды смеясь отметил, что великий скульптор ни по-русски, ни по-французски правильно говорить не умеет. Конечно, автору "Вешних вод" был неведом язык, на котором Антокольский говорил превосходно, — идиш...

П.А. Кропоткин в "Записках революционера", в свою очередь, признался, что в молодости тоже восхищался "Иваном Грозным" и что особенно ему нравилась группа молящихся евреев и инквизиторов, спускающихся в "их (евреев. — С.Д.) погреб". "Христа перед судом народа" он смотрел вместе с П.Л. Лавровым и Тургеневым, который привел их в мастерскую Антокольского. Тургенев потребовал лестницу, чтобы обозреть скульптуру сверху. Нас тогда, констатировал Кропоткин, поразила умственная мощь Спасителя¹².

________________

* Александр II приобрел у скульптора эту статую. Илья Гинцбург, рассказывая о посещении императором мастерской Антокольского, прибег к сказочной символике — "Волшебная лампа Алладина" и "Соловей" Андерсена: уж очень необычным было появление здесь царя.

85

Итальянец, художественный критик Уго Ойетти, увидев эту работу Антокольского, писал в 1874 г. в газете "Fanfulla": «Инстинктивно поднимаю руку к шляпе и снимаю ее: мне кажется, что я нахожусь не перед статуей, но перед живым человеком, перед Мессией, Сыном человеческим, пришедшим на землю, чтобы положить фундамент будущей веры человечества.

Я видел меланхолически Покорного "Тайной вечери" Леонардо да Винчи, принимаемого за лучшее художественное воплощение Спасителя; я видел мистического Христа "Преображения" Рафаэля; агонизирующую голову Карла Дольче и Гверчино, что находится в галерее Корсини; видел умирающего Христа Микеланджело; гравюры превосходнейшего "Снятия с креста" Рубенса, находящегося в Эскуриале; офорты Рембрандта и мертвого Христа Делароша. Во всех этих картинах и... статуях нетрудно узнать под разными экспрессиями условный и мистический тип, который художники всех школ и всех времен считали себя обязанными приписать Сыну Божьему под угрозой услышать крик толпы о святотатстве.

Этот, наоборот, действительно сын женщины из Назарета Марии... вдохновенный проповедник апостольской веры, который после долгого блуждания по деревням Галилеи пришел — жертва своих убеждений — провозвестить царство правды в том Иерусалиме, который в скором времени запятнается его кровью...» Этот "Сын человеческий", по мнению Ойетти, не мог понравиться, конечно, тем, кто «"трудился" над установлением христианской мифологии: Этот Христос слишком схож с евангельским, чтобы встретить симпатии фабрикантов и импрессарио чудотворных икон. Перед этой статуей я понимаю... до чего бесконечно поле искусства и как оценка подобного рода художественного произведения может принять размеры религиозного вопроса». И далее: Антокольский "единственный первенствующий, кто остался в изобразительном искусстве и скульптуре"¹³.

Фамилия Антокольский довольно скоро стала нарицательной (происходит от названия предместья Вильны Антоколь). Так, в поэме Н.А. Некрасова "Современники" (1875) читаем:

Будешь в славе равен Фидию,

Антокольский! Изваяй

ГАРАНТИЮ И СУБСИДИЮ,

Идеалам форму дай!

Окружи свое творенье

Барельефами: толпой.

Пусть идут на поклоненье

86

И ученый, и герой;

Пусть идут израильтяне,

И другие пришлецы,

И российские дворяне,

И моршанские скопцы...

(У Ф.М. Достоевского фамилия Антокольского упоминается лишь однажды в черновиках дневника за 1876 г. в весьма странном замечании: "Антокольский и белоручка Петр"¹⁴. Вероятно, речь идет о памятнике Антокольского Петру I, о нем тогда много писали. Почему "белоручка", непонятно: скульптура как раз изображает Петра-работника. А вот "обрамление" этой фразы, напротив, понятно: тут и Россия, и славянофилы, и Белинский, и Христос, и инквизиция, и даже "Письмо о жидах". Из других черновиков Достоевского о патронах Антокольского можно узнать следующее: "Репины — дураки, Стасов — хуже". Комментарии излишни¹⁵. Любопытно, что многие мысли Антокольского, изложенные в одном из писем Стасову, сродни мыслям Достоевского.)

Авторы ряда статей и книг предлагали не считать Антокольского евреем, так как он якобы полностью воспринял русскую культуру и отдалился от своего народа. Спорный тезис. Если на мгновение эту мысль допустить, то не только иудей Антокольский или православный Антон Рубинштейн, но и официально признанный "певец русской природы" И. Левитан, которого как еврея не раз выселяли из Москвы, автоматически становятся "русаками". И это не доведенная до абсурда идея, а твердое убеждение правых. Так, М.О. Меньшиков, кроме названных лиц, предлагал исключить из числа евреев героя Карса генерала Геймана и почему-то Архипа Куинджи, который, как известно, писался греком и, вероятнее всего, был караимом (т. е. племенного отношения к евреям не имел, но прекрасно относился к раббанистам)¹⁶.

М.М. Антокольский не только не покидал ряды гонимых и не только создавал их типы, но в последние годы жизни работал над романом "Бен-Иегуда — хроника из еврейской жизни"¹⁷. Все это не мешало ему без всякой натяжки считать себя русским патриотом, свидетельство чему — его работы. Антокольский всегда помнил, что первой его способности заметила Анастасия Александровна Назимова: "Ее доброе, мягкое, материнское отношение ко мне, ее ласковый взгляд вдохнули в меня жизнь, и я ожил, ибо до нее ко мне никто никогда ласково не относился..." — писал он в автобиографии. После смерти Назимовой Антокольский планировал сделать на ее могиле надгробие, "в котором выразилось бы все, чем она была", и посвятить ей воспоминания. Надгробие

87

из-за недостатка средств он не сделал. К сожалению, это не единственный не воплощенный им замысел. Из письма художника Ф.В. Чижова В.Д. Поленову от 5 марта 1875 г. узнаем, что "Антокольский вылепил эскиз памятника Пушкину — по мысли очень оригинальный... Скала, на ней на особого рода скамье-диване сидит Пушкин, опущенной рукой держит книгу, по скале, один за другим, по ступеням, проделанным в скале, тянутся произведения-фантазии: Борис Годунов, Самозванец, Пимен, Пугачев, Мазепа, Скупой рыцарь, Мельник, Татьяна, Моцарт, Сальери — много их, не знаю, всех ли я перечел. Я видел только в частях, завтра увижу в целом, теперь все собирается воедино. Пугачев, Скупой рыцарь и Моцарт очень хороши и типичны, остальные с подписями, то есть Годунов в Мономаховой шапке, Мазепа в гетманском одеянии..."¹⁸. Из письма Антокольского Стасову: "...отчего именно я читаю Пушкина. ...думаю об его памятнике. По-моему, то, что я хочу сделать, более всего будет характеризовать его, да при том будет оригинально (это наверное) и красиво"¹⁹. Замысел, как уже понял читатель, не реализовался, и вина в этом не только скульптора.

Несколько слов о муже А.А. Назимовой. Виленский генерал-губернатор В.И. Назимов (1804-1874) был одним из инициаторов отмены крепостного права. Присланный на его имя 20 ноября 1857 г. Александром II циркуляр положил начало крестьянской реформе. По выходе в отставку Назимов получил от государя адрес со словами: "Вестник мира и царской милости". Правые его люто ненавидели, не брезгуя доносами, обвиняли в связях с Герценом. Понятно, что он весьма либерально относился к евреям.

Конец жизни М.М. Антокольского был связан с Виленским краем. По предложению генерал-губернатора В.Н. Троцкого (птенца гнезда К.П. Кауфмана*) ему поручили создать памятник Екатерине Великой, возвратившей России эти "исконные" земли. Марк Матвеевич с удовольствием выполнил этот заказ — свою последнюю работу.

Я начал рассказ об Антокольском с напоминания о погромах 1881 г. Он не мог остаться в стороне от этих трагических событий. И решил обратиться с просьбой к И.С. Тургеневу поднять свой голос в защиту еврейства.

_______________

* К.П. Кауфман (1818-1882), генерал, почетный член Петербургской АН; руководил присоединением к империи Средней Азии. Подробнее о нем см.: Дудаков СЮ. Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма... С. 371-374, 382-383, 386.

88

Paris, 4 июня 1881 г.

Добрый и дорогой Иван Сергеевич!

Наше положение до того ужасное, что надо иметь камень на месте сердца, чтобы оставаться равнодушным. Я глубоко убежден, что Вы как поэт стоите выше всяких предрассудков, всяких партий, которые проповедуют: любить только себя и своих, а всех других презирать...

Тяжело становится, когда подумаешь, что те же люди, которые так недавно возмущались ужасами болгарских бедствий и с порывом великодушия жертвовали всем для освобождения болгар, для доставления им человеческих прав, что они же остаются теперь равнодушными зрителями всех ужасов, совершающихся у нас на юге. Я бы не хотел допустить, что молчание или равнодушие есть в данном случае знак согласия. Но как же его иначе объяснить и отчего допустить Европе упрекать, что русские хуже турок? Нам ответят, что "ненависть к евреям племенная и происходит от экономических условий — ненависть, которую каждый всасывал с молоком матери". Но ведь и турки говорили чуть ли не то же самое, и, однако, Европа не приняла этого за оправдание...

Но где причина и ключ ко всему этому?.. Евреи были всегда барометром и вместе с тем громоотводом всякой народной грозы — их гоняли, обвиняли везде и во всем тогда только, когда народное благосостояние стояло низко... Подобных фактов в истории много... Возьмем хоть то время, когда дикая орда слепых фанатиков шла во имя Христа против Христа, когда любовь к ближнему превратилась в меч, когда иезуиты жгли алхимиков и чародеев и за малейший проблеск знания обвиняли в ереси. Это время мы вспоминаем теперь с содроганием... И вот во всей этой средневековой истории проходит один постоянный аккомпанемент: это стоны еврейского народа...

Но какое дело до этого русскому Яго: он прав по-своему, когда драпируется в патриотическую тогу и всеми чистыми и нечистыми средствами агитирует против ненавистного жида. Сотни раз он обвинял евреев в разных нелепостях и всегда успешно; сотни раз его опровергали. "Евреи высасывают кровь из народа", агитирует он, "евреи-шинкари процентщики". Но разве народу живется легче там, где еврея нет, и разве пьют там меньше? Кто проценты не берет? Отвечали ему: берут банки и государства. Если еврейские проценты невыгодны, то пускай открывают мелкий кредит для бедных. Далее: "Евреи опасные конкуренты для русской торговли" — тем же лучше для покупателей, от этого все становится дешевле, а не дороже. "Еврей избегает воинской повинности, обходит законы, дает подкуп и представляет опасную кооперацию", "государство в государстве". Но кого защищать? Отечество, которого за ним не признают? Дайте им гражданство, и не будет надобности обходить закон; наконец, будто одни евреи только и дают взятки! Да и отчего начальство берет? Ведь оно-то должно подавать народу пример правды и справедливости. Поднимите уровень образования, дайте чиновни-

89

кам возможность жить лучше, и тогда зла будет относительно меньше, как мы видим это на мировых учреждениях. Отнимите карантинные цепи от их "оседлости", и тогда не будет тесноты, отчаянной конкуренции и ненависти друг к другу, доводящей до столь зверских поступков.

В заключение: евреев упрекают, отчего они не искореняют своих недостатков? Но отчего же не дают им развивать свои способности: тогда недостатки сами собою исчезнут. Но тут-то и есть камень преткновения. Видите ли, боятся: "жид идет", боятся, ужасаются, что еврей может их испортить еще больше, точно еврей не может требовать своих человеческих прав, точно он не исполняет разных государственных повинностей и точно не проливал свою кровь на Балканах. Разве интеллигентный еврей не стремится к объединению с русскими? Разве он не трудится на пользу общества? Разве он не чувствителен ко всем обидам? "Когда вы нас щекочете, разве мы не смеемся? Когда вы нас отравляете, разве мы не умираем, а когда вы нас оскорбляете, разве мы не отомщаем?" (монолог Шейлока). Но будьте христианами, любите правду, будьте великодушными к своим и чужим бедам. Мы все страдаем общим недугом. Нам всем нужно одинаково радикальное излечение.

К этой страстной исповеди, написанной кем-то под диктовку Антокольского, сам он собственноручно приписал: "Я нарочно дал переписать это письмо, так как я пишу не совсем четко, да притом с ошибками. Пишу к Вам как художник к художнику, с уверенностью, что вы чутко прислушаетесь к человеческим стонам и обидам; мне же будет почвой до известной степени знать, что добрый человек слушает, а право, теперь не все хотят выслушивать правду. Если это письмо удобоваримо для печати, то я просил бы Вас поместить его где-нибудь, конечно, под Вашей корректурой. Я слышал, что Вы не совсем здоровы. Дай же Бог Вам всего лучшего и долго здравствовать ради нас всех. С глубоким искренним уважением к Вам остаюсь душой любящий Вас.

Марк Антокольский

Во всяком случае прошу Вашего мнения и отчета.

Письмо Антокольского было отправлено из Парижа 4 июня. Почти через месяц, 1 июля, был написан ответ. Но не тот, который скульптор ожидал. "Художник художнику" ответил следующим образом:

С. Спасское-Лутовиново, Орловской губ.

г. Мценск, 1 июля 1881 г.

Любезнейший Антокольский.

Вы имеете право сердиться на меня за то, что я так долго не отвечал на Ваше горячее и замечательное письмо. Извиняюсь перед Вами и прошу не видеть в моем молчании отсутствие дружбы к Вам или несочувствие к правому делу евреев в России (здесь и далее выделено мной. — С Д.).

90

Напечатать же Ваше письмо, даже со стилистической корректурой, было бы немыслимо и, навлекши на Вас множество неприятностей, принесло бы только вред. К тому же ни один журнал (даже "Порядок") его бы не принял. Притом этот вопрос в настоящее время потерял свой острый характер.

Но это письмо остается у меня как документ, свидетельствующий и о силе Вашего патриотизма, и о глубине, и о верности ваших воззрений. Не теряю надежды, что придет время, когда можно будет обнародовать этот документ, но это время, пока еще далекое, будет временем свободы и справедливости не для одних евреев...

Ив. Тургенев²⁰.

В тот же день, 1(13) июля 1881 г., "подстегнутый" письмом Антокольского Тургенев отвечал на аналогичную просьбу некоего Иосифа Николаевича Соркина. История этого обращения, на мой взгляд, весьма поучительна. Соркин, год рождения которого нам неизвестен, был в раннем возрасте крещен, но всю жизнь, будучи крупным петербургским домовладельцем, помогал соплеменникам. Детей своих воспитал как правоверный еврей и как всякий правоверный еврей пережил личную драму, когда одна из его дочерей, влюбившись в "гоя", переменила веру. Отец ходил крайне подавленный и жаловался: "У меня несчастье... дочь крестилась"²¹. (Забегая вперед, скажу, что погромы 1881 г., отношение к ним российской интеллигенции и личный финансовый крах Соркина окончательно доконали: в 1886 г. в Вильно он покончил жизнь самоубийством.)

В 1884 г. Соркин самостоятельно перевел с немецкого брошюру-протест против кровавого навета на евреев "Луч света в темном царстве" и издал на свои средства книгу "Effes Damim" Ицхака Бера Левенсона под названием "Дамоклов меч" с подробным очерком о деятельности автора*. Кроме того, Соркин настойчиво пытался подвигнуть русских писателей на защиту евреев — на свои средства он издал книгу положительных отзывов о евреях западноевропейских ученых и писателей, собранных Исидором Зингером (1886). Все изданные им книги Соркин рассылал бесплатно сотнями экземпляров представителям светской и духовной властей, стремясь убедить их в лживости предъявляемых еврейству обвинений. Надо отдать должное его адресатам: почти все прислали ему благосклонные отзывы и благодарности,

_____________

* И.Б. Левенсон (1788-1860) первым призвал свой народ вернуться к земледелию, примерами из Библии доказывая, что самые прославленные личности еврейской истории были земледельцами.

91

которые Соркин планировал издать отдельно, но не успел... Среди них были высшие иерархи русской церкви, губернаторы и генерал-губернаторы во главе с Петербургским градоначальником, боевым адмиралом Н.М. Барановым (командовал кораблями "Веста" и "Россия" во время русско-турецкой войны). Из отзывов явствует, что многие изменили прежние взгляды на еврейство. И хотя время правления Александра III не способствовало осуществлению благих намерений, торжествующий Соркин каждый день приносил в редакцию "Русского еврея" новые отзывы²².

Первым, к кому в мае 1881 г. обратился Соркин, был И.С. Тургенев.

Высокоуважаемый Иван Сергеевич!

Не удивляйтесь, что к Вам обращается человек, совершенно Вам неизвестный. При обыкновенных условиях я, конечно, не позволил бы себе подобной бестактности; но теперь момент — чрезвычайно важный, слишком исключительный, чтобы стесняться известными житейскими правилами и не вызывать Вас, высокоуважаемый Иван Сергеевич, на моральную помощь к погибающему народу-мученику.

Мне пришла в голову счастливая мысль воспользоваться Вашим пребыванием здесь для одного доброго, вполне Вас достойного дела.

Дело не шуточное... десятки, сотни тысяч евреев юго-западного края России буквально гибнут в настоящее время, нравственно и физически, под ударами разбушевавшейся буйной черни, разжигаемой, с одной стороны, видимым сочувствием многих интеллигентных граждан и значительной части нашей периодической прессы, а с другой — непонятным отсутствием быстрой, энергичной помощи со стороны местных властей. Целый край, густо населенный евреями, охвачен этим страшным потоком стихийной разрушительной силы, истребляющей и расхищающей с дикой яростию все достояния десятков тысяч семейств, остающихся без одежды, без крова, без пищи, без малейшего проблеска надежды на какую-либо возможность дальнейшего существования. Прибавьте к этому гнетущее чувство страха за самую жизнь, ничем не обеспеченную против варварского насилия от дикой орды негодяев-грабителей.

Как ни позорна для нашего века самая возможность... кровавой расправы над целым народом в стране европейской, имеющей для всех других своих граждан прочные охранительные законы, как ни гнусна сама по себе картина избиения евреев среди белого дня и отвратительный грабеж на глазах многочисленной "почтенной" публики на улицах и площадях больших русских городов, охраняемых значительным запасом разных войск, как ни отвратительно все это, говорю я, но еще несравненно более позорно то равнодушие, то худо скрываемое иезуитское злорадство, которым эти события были встречены большинством нашей периодической печати, не переставшим бросать грязью в несчастных жертв дневного грабежа и насилия! Трудно поверить даже, до

92

какой степени бесстыдства доходят иные органы печати, как, например, "Новое время", "Минута" и другие! Такого бессердечия, такого издевательства над страшным народным бедствием, такой гнусности едва ли можно найти даже среди самых варварских, диких народов. Отрадное исключение среди этих журналистов-дикарей составляют только "Порядок"*, "Голос", "Страна".

Вот почему я решился обратить Ваше просвещенное внимание на эти невероятные, но вполне верные факты, зная, что Вы своим вещим словом можете помочь, хотя нравственно, тому страшному горю, которое так неожиданно разразилось над бедной головой целого народа-страдальца.

Россия Вас любит, Иван Сергеевич, и глубоко уважает. Целые два поколения воспитывались на Ваших превосходных произведениях, и нет почти ни одного грамотного человека в России, которому не было известно Ваше знаменитое имя. Вот почему я уверен, что одно слово ваше, — одна маленькая статья, сочувственно относящаяся к безвыходному положению ограбленных и избитых евреев, — произведет на всех сильное впечатление и заставит многих призадуматься. Ваше слово будет иметь отрезвляющее значение для многих фарисеев и мрачных фанатиков из так называемой нашей интеллигенции, точно так же оно заставит умолкнуть многих литературных сыщиков и гнусных писак — разжигателей народных страстей, которые, как гады при виде света, запрячутся в свои темные подземные норы.

Позволю себе высказать свое глубокое убеждение, что страшная судьба русских евреев найдет в Вашем честном сердце некоторое сочувствие, и Вы не откажетесь им помочь своим могучим словом. Неужели, высокоуважаемый Иван Сергеевич, в жизни 3 миллионов русских евреев не найдете ни одной хорошей черты, кроме тех, которые служили Вам канвой к воспроизведению художественного, но глубоко оскорбительного для евреев рассказа "Жид"? (курсив мой. — С. Д.)

Вас по справедливости называют "лучшим из русских людей" — и поэтому было бы грешно лучшему русскому человеку не возвысить хотя один раз своего голоса в пользу униженных и оскорбленных евреев, во имя права и безусловной справедливости!

Покорнейше Вас прошу принять уверение в искренней, безграничной преданности и глубоком уважении, с которым

Имею честь быть

Вашим покорным слугою

И. Соркин

________________

* Журнал "Порядок" еще не раз будет упоминаться в переписке. Его, как и либеральный "Вестник Европы", издавал публицист и историк Михаил Михайлович Стасюлевич (1826-1911).

93

P.S. Считаю нужным оговориться, что, будучи по вере христианином (курсив мой. — С. Д.), я никем из евреев не уполномочен просить Вас о чем бы то ни было. Мысль эта принадлежит одному мне.

Le même.

Мая 6 дня 1881 г.

С. Петербург.

Лештуков переулок.

собст. дом, № 11, кв. № 6²³.

Вероятно, почти вслед за отправленным письмом произошла встреча Соркина с Тургеневым. И хотя писатель обнадежил просителя, его голос в защиту евреев не прозвучал. Неутомимый Соркин через три недели обращается к Тургеневу с очередным пространным посланием:

Высокоуважаемый Иван Сергеевич!

Если я навязчиво продолжаю адресоваться к Вам вновь, то в этом отчасти виноваты Вы сами, обещав уведомить меня о результате по известному вопросу, затронутому в моем первом письме к Вам и в личной нашей беседе. Я с понятным нетерпением следил за появлением статьи г. Кавелина, о которой Вы меня предупредили, так и равно и обнародованием Высочайшего разрешения на открытие подписки в пользу пострадавших евреев как результата аудиенции у Государя еврейской депутации. Первое осуществилось скоро, а второго до сих пор еще нет, да и, вероятно, не будет. Представители еврейских интересов оказались ниже своей задачи. Русские евреи, к сожалению, не имеют еще своих Кремье*. Речи представителей евреев, если верить газетным сообщениям, отличались своей бессодержательностью... отсутствием сознательной мысли и энергии в изложении перед Монархом истинного положения дел. При важности мотивов, заставивших евреев обратиться к Монаршему милосердию и справедливости, было слишком наивно и неуместно даже ограничиться известною фразою, что евреи, мол, приносят Вашему Величеству глубокую признательность за принятые меры и пр. Как! Евреев везде бьют, разоряют, грабят среди белого дня, на них охотятся в своем же отечестве, как на диких зверей, — на всем юге России совершаются над ними такие страшные насилия и злодеяния, которые могли бы сделать бесчестие любой Бухарии или другой дикой стране, и при всем том депутация ограничивается одной кисло-сладкой, ничего не значащей фразою, умалчивая о настоящем истинном положении дел, требующих не одних только временных мер к прекра-

______________

* Гастон Кремье, адвокат, радикал, возглавлял восстание в Марселе в период Парижской Коммуны 1871 г. После подавления восстания был расстрелян по приговору военного суда.

94

щению беспорядков, а немедленного, безотлагательного и полного уравнения прав евреев с остальным населением Империи; тогда никаких мер не потребовалось бы. Тогда русский народ и сам понял бы, что евреи такие же люди, как и другие, и что их нельзя трактовать как животных. Вот чего еврейская депутация должна была бы вымаливать у подножия Престола (курсив мой. — С. Д.). Точно так нужно было прежде всего исходатайствовать, согласно Вашему совету, Высочайшее разрешение на открытие подписки. К несчастью, ничего этого не было и нет, а евреев между тем продолжают бить и грабить еще с большею жестокостью. Этого еще мало! В газетах рассказывается, что один еврей умер в больнице от побоев, полученных им при Одесском "Погроме". (Благословенное время: слово "погром" взято в кавычки и написано с большой буквы. — С. Д.). Собрались все родные, близкие, знакомые хоронить этого мученика, и только что успели вынести его со двора больницы, как вдруг налетает отряд казаков, предводительствуемых каким-то капитаном Генерального штаба, которые, не предупредив никого, набросились на толпу, нанося удары нагайками направо и налево. При этом начальник отряда захлебывался от хохота при виде, как евреи и еврейки, избиваемые нагайками, кричали, разбегаясь в разные стороны. Покойника же внесли обратно в больницу и похоронили ночью тайком. Как Вам нравится эта картинка, живьем выхваченная из быта евреев? А ведь здесь не пьяная толпа негодяев-оборванцев, предводительствуемых каким-нибудь пьяным же солдатом. Во главе казаков стоял офицер Генерального штаба, значит, человек образованный. Может ли быть что-нибудь гнуснее и отвратительнее этого? Право, стыдно становится за русское общество! Ведь это просто звери, а не люди...

Глубоко разочарованный в надеждах, возложенных евреями на своих неумелых представителей, я, после появления в "Порядке" известной статьи г. Кавелина, с лихорадочным нетерпением стал следить и искать в газетах и журналах: не появится ли наконец обещанная Ваша статья как единственный в данном случае якорь спасения среди бури и страшных невзгод, как луч света в царстве тьмы, окружающей нас со всех сторон. Увы! Вашей статьи нет и нет!

Зная, к моему прискорбию, что мои навязчивые желания вызовут у Вас чувство неудовольствия, чего, конечно, менее всего желаю, Вы, пожалуй, скажите: "Какое право имеют евреи предъявлять ко мне какие-либо требования?" На это я Вам почтительнейше отвечу следующее: кому много дано, от того многого и требуется. Вы пользуетесь громкою славою, общим уважением во всех слоях общества как в России, так и на Западе. Вы всем этим пользуетесь, конечно, совершенно заслуженно, в чем согласны даже самые ярые славянофилы. Но именно эта заслуженная слава, эти приятные и исключительные права Ваши на славу налагают на Вас и исключительные обязанности. Вы не можете сказать, подобно тому, как года два тому назад заявила редакция либеральных

95

"Отеч. Записок": "Какое нам дело до евреев, они нам совершенно чужды"... Нет! Вы этого не скажете, во-первых, потому, что, защищая евреев, Вы защищаете дело простой справедливости, — ведь ничего нет справедливее, как стать на стороне обиженных, и, заметьте, незаслуженно обиженных. Во-вторых, защищая евреев в данном случае, Вы этим защищаете имя русского человека, иначе — право, стыдно будет честному человеку назваться русским. Стыдно, потому что не одно только активное насилие над ближнем позорно; и пассивное к нему отношение считается тоже делом далеко некрасивым. Также, я полагаю, Вы не станете обвинять "огулом" всех евреев за некоторые действительные несимпатичные черты их характера. По крайней мере, мне хочется верить, что Вы к ним отнесетесь без предубеждений и предвзятых идей, не так, как к ним постоянно относился покойный Достоевский, названный почему-то "великим учителем" чуть ли не всего человечества и создавший своего характерного "русского всечеловека", что, впрочем, не мешало ему в своей знаменитой речи, на торжественном акте в Москве по случаю открытия памятника Пушкину, — речи, замечу мимоходом, названной Аксаковым, вероятно в шутку, целым событием, — бросить публично комом грязи в лицо целой еврейской народности*. Повторяю: мне хочется верить, что Вы далеко не разделяете в этом отношении взгляда Достоевского. Если бы я имел повод думать противное, верьте мне как честному человеку — я бы никогда не позволил себе просить о заступничестве. Это ведь значило бы, что евреи просят о заступничестве. Но нет! Евреи не милости просят — они требуют должного, следуемого им по праву. Ничего нет оскорбительнее покровительственного тона некоторых лжелибералов, бросающих в виде жалкой милостыни несколько гуманно-утешительных слов по адресу евреев, вроде того, что мы-де, с одной стороны, всегда порицаем насилие над кем бы то ни было, хотя, с другой — не можем не высказаться против еврейской эксплуатации и т. д., и т. д. Такая защита, конечно, хуже всякого оскорбления. От Вас же, высокоуважаемый Иван Сергеевич, евреи могли ожидать совершенно другого. Я уверен, по крайней мере хочу верить, что Вы искренне сочувствуете этому несчастному народу. Его страдания (нравственные в особенности) уже слишком необыкновенны, чтобы не могли вызвать к себе искреннего сочувствия со стороны истинно достойных русских людей, которые в каждом человеке, даже еврее, видят прежде всего человека, которые, не задаваясь болезненно настроенной фантазиею к со-

_________________

* В опубликованной в Полном собрании сочинений Ф.М. Достоевского речи (Т. 26. С. 136-149) эти выпады отсутствуют, равно как в "Дневнике" (за август 1880 г.). Видимо, Достоевский их аннулировал. Вероятно, антисемитская филиппика находится в списке неизданных работ (см.: Там же. С. 440. Примеч.).

96

зданию русского "всечеловека" и не усматривая в каждой народной стихийной "вспышке" особого "подъема русского духа", в то же время не попирают ногами и других народностей; не бросают грязью во все то, что не "Русью пахнет".

Я готов признать, что в национальном характере евреев есть некоторые несимпатичные черты; но нельзя не сознаться, что эти черты вполне естественны и понятны для лиц, умеющих трезво и критически относиться к жизненным явлениям. И в самом деле, справедливо ли требовать от человека со связанными ногами, чтобы он свободно выделывал разные трудные "па" по всем правилам хореографического искусства? Кто вправе требовать рыцарской честности от человека, брошенного на всю жизнь в мрачную, холодную тюрьму, где он ничего не видит, кроме кулака и зуботычин? Какое право имеет русское общество требовать особой непогрешимости от еврея, над которым всякий считает за долг глумиться, которого всякий безнаказанно оскорбляет на каждом шагу: в школе, на суде, в храме науки и искусства, на подмостках театра, в произведениях писателей, в периодической прессе — словом, везде, всюду и всегда при каждом удобном и неудобном случае? Откуда же, спрашивается, набраться им, русским евреям, духа, стойкости характера, храбрости и вообще благородных качеств? Где им учиться всему этому и у кого позаимствовать высокие правила чести? Не у русских ли? Не у разных ли журналистов, представителей прессы, вроде Пихно, Сувориных, Баталиных и им подобных? Не у некоторых ли профессоров-сыщиков (Васильев, Коялович, О. Миллер), науськивающих на евреев в самую тревожную минуту общей смуты и сильного напряжения общественного внимания, указывающих на них пальцами как на главных виновников крамолы? Не у "Великого" ли учителя "всечеловека", который, проповедуя постоянно евангельские истины о "всепрощении" и "христианской любви", то и дело называет в своих произведениях целый народ "жидами" и, подобно мрачным средневековым фанатикам, не перестает их громить всеми карами небесными и земными? Не у некоторых ли педагогов мужеских и женских училищ и гимназий, имеющих похвальные привычки в классах, во время уроков, самым грубейшим образом издеваться над "жидами" и "жидовками" на потеху и назидание юным питомцам и питомицам? Наконец, не у офицера ли Главного штаба, захлебывающегося от хохота при виде разбегающихся под ударами нагаек евреев и евреек, плачущих над трупом своего варварски замученного родственника? Неужели евреям следует у них учиться правилам чести и порядочности: да избави их, великий Боже, от такого посрамления!..

Прошу у Вас, глубокоуважаемый Иван Сергеевич, тысячу извинений за эту длинную тираду. Она продиктована чувством глубокой сердечной боли, чувством величайшего горя и отчаяния. Сердце болезненно сжимается при виде такой людской несправедливости, при виде тех

97

кровных обид и оскорблений, которым мои бывшие единоверцы подвергаются в России со стороны не одной только "бессмысленной толпы", но и лиц, считающихся "интеллигенциею".

Заканчиваю настоящее письмо теми же словами, которыми было заключено первое мое письмо. Право, грешно будет лучшему русскому человеку не возвысить, хотя один раз, своего могучего голоса в пользу униженных и оскорбленных евреев, во имя права и справедливости.

Прошу принять уверение в моем безграничном, глубоком к Вам уважении и преданности.

И. Соркин.

29 Мая 1881 г.

С. Петербург.

Лештуков переулок, соб. дом № 11²⁴.

Получив в течение месяца три письма, Тургенев вынужден был ответить (здесь и далее выделено мной. — С. Д.) и Антокольскому, и Соркину, скупо, почти в одинаковых выражениях:

Милостивый государь Иосиф Николаевич!

Прошу у Вас извинения в том, что так долго не отвечаю Вам. Отчасти причиной этого молчания было то, что я не мог Вам сказать ничего нового. К сожалению, я не успел, по-видимому, во время нашего свидания убедить Вас, что лично я ничего не могу сделать в этом деле. Статья г. Кавелина не была, как известно, письмом ко мне; стало быть, не приходится отвечать, да и сама статья прошла совершенно бесследно и не имела значения. Как беллетрист я, весьма вероятно, воспроизведу этот вопрос в отдельном произведении; как публицист я не имею никакого значения, и мое появление не только бы не принесло никакой пользы, но возбудило бы одно недоумение, пожалуй, даже насмешку. Люди всех партий увидели бы в этом одно притязание, одно неуместное желание навязать свое имя — или даже непростительное самомнение. Я бы, пожалуй, готов и на это, но убеждение, что я могу тем несколько повредить Вашему правому делу, удержало меня²⁵.

В свою очередь потрясенный отказом Антокольский не мог успокоиться и осенью 1881 г. вновь написал Тургеневу:

Дорогой мой Иван Сергеевич!

Я опять пишу Вам, потому что продолжать безмолвствовать — это значит поддерживать теперешнее больное положение и дать ему еще более усилиться. Кому дороги правда, добро, человечество и свое отечество, тот первый должен протестовать против того, что происходит теперь у нас. С одной стороны, фанатизм и невежество разгорелись до того, что дальше им идти некуда. Девизом их, очевидно, стало: "Кто не за нас, тот

98

против нас!", на что, с другой стороны, им хором отвечают: "Чем хуже, тем лучше!" Но я убежден, что не вся Россия еще так больна и что там есть еще достаточное число людей здравомыслящих и честных, которые выслушивают правду, хотя бы и горькую...

Наше печальное положение началось с тех пор, когда лжепророки стали говорить во имя народа. Нам было приятно слушать их, заслушивались и увлекались... поверили им, будто бы народ требует войны за братьев-славян; поверили, что мы шапками забросаем турок, и повели полумиллионную армию на Балканы, похоронили сто тысяч голов, израсходовали пять миллиардов — чуть ли не остатки народного добра и победили! Навязали болгарам конституцию, когда сами победители ее не имеют, потом урезали эту конституцию, рассорились с братьями-славянами — вот и все!

Что ж, разве этого мало? Разве берлинский трактат не есть позор для нас? Разве Австрия не загребла жар нашими окровавленными руками? Разве финансовое и экономическое положение не страдает до сих пор от всего этого? Но наше патриотическое самолюбие до того ослепляет нас, что мы не хотим этого видеть, и вместо того чтобы поправить прежние ошибки, мы закусили удила и без удержу, без оглядки несемся стремглав вперед. Виновники [гибели] ста тысяч семей, создавшие столько же вдов и сирот и бесчисленное количество других бедствий, получили повышение, им доверили внутреннее управление! После этого, конечно, нетрудно было предвидеть результаты: ложь и фанатизм стали господствующим элементом! Эти доверенные люди, ободренные своим успехом, а также наградами, полученными за совершенные ими подвиги, повели атаку на всех пунктах: уже не против одних мусульман, а против всех, кто только не думает и не верует так, как они сами. В одно и то же время они стали травить либералов, немцев, поляков и жидов; обвинили их в неблагонадежности, в нигилизме; назвали их изменниками отечеству; одним словом, травили всех против всех, и цель была достигнута; и вот шпионство, доносы, взяточничество продолжают практиковаться в колоссальных размерах; везде оказываются недочеты, кража; общество деморализовано; подозрительность и недоверчивость друг к другу доходят до озлобления и вражды... и все это успело раздражить всех мало-мальски здравомыслящих людей до того, что из мирных граждан превратило их в недоброжелателей продлению подобного порядка вещей. Теперь все в один голос желают скорейшей развязки этого разлагающего положения. Но этого еще мало; наши охранители успели раздражить и соседние государства и вкоренить в них мнение, что Россия жаждет войны и что остановка только за деньгами. Более же всего несправедливо, бессердечно и жестоко они поступили с евреями. В то же время, когда организованная шайка совершает свой крестовый поход, ходит из города в город, возбуждает народ всякими

99

нечистыми средствами, грабит, разбивает и уничтожает мечом и огнем всякое попадающееся на пути еврейское добро, не обращая внимания ни на больных, ни на детей, ни на бедных, — наши охранители внутреннего порядка и благосостояния с своей стороны тоже принимают целый ряд серьезных мер, но, увы! Не против грабителей, а против тех же несчастных и разграбленных, — созываются комиссии из своих креатур, где обсуждается и решается ограничение прав евреев и, конечно, решается так, как желательно покровителям. При этом надо заметить, что, за немногими исключениями, евреев не допускают в эти комиссии — и это делается так... беззастенчиво, как будто этого требует закон справедливости; они забыли, что даже разбойнику на суде дают право слова и право защиты. Но это еще не все. Вот теперь, когда в Балте совершаются небывалые на нашем веку зверства, когда поджигают целые улицы с еврейскими домами, в которые вталкивают несчастных владельцев, когда грабят, насмехаясь над всем святым, когда обесчещивают жен на глазах мужей, девушек на глазах родителей и зубами вырывают груди у женщин, сопровождая все хохотом пьяных дикарей — охранители внутреннего порядка принимают все меры: выгоняют аптекарей да и вообще тысячи жителей из внутренних губерний России, выгоняют даже и тех, которые прослужили весь свой век государству и отечеству, и также не обращают внимания ни на больных, ни на детей, ни на бедность, ни на время года... После этого нечего удивляться, если все утверждают, что правительство... солидарно с виновниками этой дикой и безобразной оргии. А между тем недавно еще патриоты поведали всему миру, что мы, православные, идеалисты, воюем за угнетенных. Что это? Не бред ли больного ребенка или... насмешка над всем святым и над самими собой? Где же правда, совесть, жалость? Где же христиане, где религия, проповедующая "любить ближнего, как самого себя" и "у кого нет греха, пускай тот возьмет первый камень" и т. д.? Где передовые люди интеллигенции? Никто не промолвился ни одним словом сочувствия, ни одним словом протеста, если не в пользу евреев, то по крайней мере хоть для того, чтобы смыть то позорное кровавое пятно, которое положено на наш век, на все человечество вообще и на Россию в особенности. Неужто все, чему нас учили в школах и в церквах о правде, нравственности, религии и о всем добре, которое дорого человеку, неужто все это ложь, ложь и одна только ложь, или же что-то поверхностное, лишнее, которое стряхивается при малейшей буре человеческих страстей? Неужто вся наша цивилизация, вся наша гуманность, — только маска, под которой скрывается алчный эгоистичный зверь? А вы, либералы, и вы старец-поэт, смягчающий наши нравы, учащий нас всю жизнь любви, прощению, неужто не содрогается у вас сердце, не вырывается крик ужаса при виде того, как все это осмеяно и опозорено шайкой фарисеев, которая толкает восьмидесятимиллионный народ в пропасть, создает

100

смуты и междоусобия (курсив мой. — С. Д.), и все для того только, чтобы извлекать материальную пользу для себя?

Но оставим идеальные требования, перейдем на реальную почву и спросим, чего желают наши псевдопатриоты? Достигнуть единства? Очень хорошо! Но, во-первых, это не так легко, особенно насильственными мерами, да и притом, какая польза будет от этого русскому народу? Фердинанд католик, благодаря настойчивым требованиям инквизиторов, выгнал всех евреев и мавров, чтобы охранить католическую религию и этим достигнуть единства, но после этого страна пала... и теперь та же Испания приглашает к себе тех же когда-то изгнанных евреев как будто для того, чтобы загладить исторические ошибки, но в сущности для того, чтобы поднять и оживить торговлю и промышленность. Недавно еще турки побоялись поднять знамя пророка, несмотря на то, что их положение было крайне критическое; побоялись потому, что это орудие обоюдоострое. Не урок ли это нашим охранителям престола и отечества? Положим, что им удастся достигнуть своей цели — выжечь из своих мест всех неправославных (курсив мой. — С. Д.) — и все-таки единство не будет достигнуто просто потому, что абсолютного единства нет в природе. История всех народов учит нас, что политические страсти не менее сильны, чем религиозные, что за политические идеи ведется не менее отчаянная борьба, чем за идеи церковные (курсив мой. — С. Д.). Надо быть слепым, чтобы не видеть, как элементы для подобной борьбы быстро растут, как и сами охранители престола создают беспорядки и разлад! Каждый их нелогичный поступок создает массу врагов, каждый несправедливый поступок создает революционеров, каждое жестокое действие рождает нигилистов, уже не одних пролетариев. Бедствия, которые испытывает Россия, и их последствия падут на тех, кто создает разлад между престолом и его интеллигентными подданными, кто стал лжепророком, говорящим во имя народа, и на тех, на чьей совести лежат сотни тысяч невинных смертей.

Мы, евреи, униженные, осмеянные, попранные невежественными ногами, — мы не о мщении молим, а о прощении тех, которые не ведают, что творят; о том, чтобы Бог пробудил их совесть и укрепил их разум, и еще просим Бога о том, чтобы Он защитил Государя и Россию от внешних врагов, и, главное, от мнимых внутренних друзей²⁶.

Вероятно, молчание Тургенева многими было воспринято с удивлением, тем паче, что погромы продолжались и "западники" ждали его реакции. Друг Тургенева — прозаик, критик и историк литературы Елисей Яковлевич Колбасин (1832-1885), в свое время ездивший с ним в Лондон на встречу с Герценом, — обратился к писателю с письмом. К сожалению, само письмо архивистами не обнаружено, но по ответу Тургенева можно реконструиро-

101

вать мысли Колбасина, приславшего вместе с письмом рукопись некоего Исаковича, как можно предположить, на еврейскую тему и брошюру A.M. Калмыковой "Еврейский вопрос в России" (Харьков, 1881)*. Пьеса никуда не годилась, и Тургенев с чистой совестью ее отринул. По поводу работы Калмыковой он писал 24 февраля (8 марта) 1882 г. из Парижа: «Брошюра г-жи Калмыковой... написана умно, благородно и дельно... Я уже собирался написать о ней небольшую статейку для "Порядка" — как вдруг этот несчастный журнал прихлопнули. Что было делать? Никакой другой журнал подобной статьи не примет. Если хотите, я Вам пришлю эту статейку; может быть, Вы найдете возможным поместить ее в одесском журнале. Дайте скорее ответ»²⁷.

Но, может быть, маленькую заметку о книжице Калмыковой автор "Записок охотника" все-таки написал? Конечно, нет! Он писал Е.Я. Колбасину из Буживаля 29 мая (8 июня) 1882 г.: «Неудивительно, что я так и не удосужился написать статью о прекрасной брошюре г-жи Калмыковой. И какой был бы из этого толк? Единственным средством к прекращению всех этих безобразий было бы громкое царское слово, которое народ услышал бы в церквах (курсив мой. — С. Д.) (на что с обычной смелостью и прямотою указала "Страна"); но царское слово молчит, и что может значить отдельный голосок какой угодно интеллигенции! "Новое время" заплюет и уличит тебя в желании порисоваться или даже намекнет, что тебя евреи подкупили. Остается только краснеть (особенно здесь, в Европе), краснеть за себя, за свою родину, за свой народ — и молчать»²⁸.

В промежутке между двумя письмами Колбасину Тургенев по тому же поводу — треклятый "еврейский вопрос" — объяснялся с писателем Григорием Исааковичем Богровым, который (в несохранившемся, к сожалению, письме) тоже умолял его заступиться за несчастный народ. В первой части письма Тургенев сообщает, что с "живейшим интересом" прочел его произведения, особенно "Записки еврея". Во второй части, насколько можно судить, отвечает на упреки Богрова:

Не знаю, известно ли Вам, что я в течение всей своей жизни не только не имел никаких предубеждений против Вашего племени, но, напротив, всегда питал и питаю живое сочувствие к евреям — и прежде имел и теперь имею близких друзей между ними. Очень был бы я рад публично высказать свое мнение о тех вопросах, которые по справедливости волнуют Вас; как это сделать, не придавая себе авторитета, кото-

_______________

* Александра Михайловна Калмыкова (1850-1926), племянница знаменитого педагога Н.А. Корфа, народоволка.

102

рого я в публицистике не имею и который, конечно, возбудил бы превратные толки? У меня явилась было следующая мысль: мне прислали из Одессы небольшую весьма умную и дельную брошюру г-жи Калмыковой "Еврейский вопрос в России", я хотел по ее поводу написать статью в "Порядок" — и уже начал ее... но тут "Порядок" прекратился — и я сделал запрос: не возможно ли будет поместить эту статью в одном из одесских журналов? Только на днях получил я утвердительный ответ, и, вероятно, недели через две моя статья появится. Ее можно будет тогда перепечатать. Я распоряжусь, чтобы Вам ее выслали.

Считаю излишним повторять сказанное мною выше насчет моих отношений к евреям — и прошу Вас принять, вместе с изъявлением моей благодарности, уверение в совершенном уважении.

Вашего покорного слуги Ив. Тургенева.

Короче: "Суждены им благие порывы, но свершить ничего не дано!"

Один из свидетелей нравственных мук Ивана Сергеевича, литератор И.П. Павловский-Яковлев*, вспоминал, как однажды Антокольский (дело, вероятно, происходило за границей, где скульптор и писатель довольно часто встречались) спросил Тургенева, почему он и другие очень известные представители художественной элиты с презрением относятся к евреям. «Тургенев был рассержен: "Это неправда... никогда я не выражал своего презрения ни к евреям, ни к другому какому-нибудь народу". "Почему же вы не скажете печатно свое слово о еврейском вопросе? В настоящее тяжелое... время, оно имело б большое значение", — сказал г. Антокольский. Не знаю, что помешало И.С. ответить устно на этот вопрос, но ответил он на него письменно (это письмо хранится теперь у барона Гинцбурга, которому в свою очередь писал Тургенев 1 мая 1882 г.: "Вы мне позволили не говорить о наших внутренних делах... что очень стыдно и больно... После того, что произошло в Балте, право, даже совестно быть русским в глазах европейца"). Сущность ответа заключается в следующем (к сожалению, он не может теперь быть напечатан целиком): еврейский вопрос составляет часть других вопросов русской жизни, более важных; когда последние будут разрешены, первый решится сам собою...»²⁹. Увы, в Полном собрании сочинений Тургенева, вышедшем в советское время, этот ответ отсутствует, а ныне он, вероятно, мало кого интересует. Жаль. Обращаю внимание на аргумен-

_______________

* Псевдоним, настоящее имя Исаак Яковлевич Павловский. — Примеч. ред.

103

тацию Тургенева: еврейский вопрос — часть общерусских вопросов, и с разрешением последних, т. е. демократизации общества, он будет решен. "Блажен, кто верует, — тепло ему на свете..." Эта точка зрения чрезвычайно близка точке зрения Л.Н. Толстого: для него еврейский вопрос — тоже второстепенный.

Известно, что И.С. Тургенев критически относился к российской истории и российской жизни. Другими словами, "любил отчизну, но странною любовью": скорбел по поводу ее бед, но сомневался в ее грядущем благоденствии. Людей, которые верили в светлое будущее России, считал либо наивными, либо невежественными (от себя добавлю, а надо бы еще — прохвостами-лицемерами). История России представлялась ему мелкой, низкой, ничтожной. По свидетельству современника, побывав на Всемирной выставке, Тургенев обронил фразу: "Мы, русские, увы, ничего не создали, кроме кнута". Сокрушался, что в России ничего не удается, все куда-то проваливается — "страна всеобщего крушения"³⁰.

Тот же И.П. Павловский-Яковлев приводит любопытный факт, В первых изданиях пресловутого рассказа "Жид" (1846) есть эпизод ограбления русским воинством еврейского семейства: "еврейка" тянула "из рук солдата своего поросенка". Тургеневу заметили, что евреи свинины не только не едят, но даже прикасаться к ней не могут — грех. Тургенев объяснил, что рассказ был записан со слов его дяди, военного, как действительный факт, но текст исправил, в чем каждый может убедиться: кирасиры тащат кур и уток, не считая другой добычи.

Еще крещеный еврей Павловский-Яковлев приводит некоторые высказывания Тургенева о русском фольклоре: «Речь шла о нашей народной литературе, которую я очень защищал, как ревностный поклонник ее. — "Русская народная литература! — горячо возражал И.С., — это дикость, татарщина, больше ничего. Что воспевается в ней? Как русский богатырь татарином помахивал, да себе дорогу прокладывал; или варварские понятия русского мужика о женщине, или тому подобные дикости. А мотив — это вой, а не пение! Да и что такое в самом деле русский народ, который у нас так модно превозносить! Это холоп, раб, который ничего не выдумал и не выдумает, который осужден историей вечно тащиться на запятках Западной Европы. Этот народ никогда не будет играть первенствующей роли в истории человечества, это народ без воли, без самосознания, без политического чутья»³¹. Эти слова Тургенева, если они подлинные, а не "вольная интерпретация", пожалуй, понравились бы П.Я. Чаадаеву. Мы же можем сравнить прошлое с настоящим...

104

Небезынтересно, что Тургенев помог брату Павловского Арону Яковлевичу Павловскому (1856-?). Как участник "хождения в народ" он проходил по "делу 193" — "Большой процесс" (1877-1878), однако сумел бежать в Америку, а в 1879 г. вернулся в Париж, где ранее какое-то время жил и где познакомился с Тургеневым, который устроил его в сельскохозяйственную школу в Монпелье и во время обучения поддерживал материально. После Арон Яковлевич оказался в Аргентине, где сделался финансистом и землевладельцем... Затем крестился, стал сотрудником "Нового времени" и соответствующих органов в Париже, где занимал должность синдика русской печати, боролся со всяческой "крамолой" и ратовал за франко-русский союз. Правда, в связи с делом Дрейфуса прекратил сотрудничество с "Новым временем"; Суворин совершенно искренне не понимал почему, в чем дело...³²

Кажется, Тургенев был готов делить евреев на "хороших" и "плохих", но при этом "ни в коем случае не обобщать". "Плохие" — в "Жиде" или, скажем, в "Истории лейтенанта Ергунова", где содержательница притона — безобразная жидовка с "угрюмыми свиными глазками и седыми усами на одутловатой верхней губе" (кстати, рассказ писан в 1867 г. зрелым мастером). "Хорошие," но, увы, несчастные — в рассказе, который так и называется "Несчастная", или в "Смерти Чертопханова".

Рассуждая о становлении личности классика германской литературы Бертольда Ауэрбаха (1812-1882), Тургенев писал: "Было еще одно обстоятельство, которое придало его зарождающемуся развитию особое направление, его уму — особую окраску. Ауэрбах — еврей и с детских лет знал нужду... Вместе с поэтическим даром Ауэрбах унаследовал и ту остроту рассудка, ту отчетливую сообразительность, ту выносливую силу терпения — словом, те качества, которые составляют отличительные признаки еврейской породы. Эти качества пришлись ему в пользу — сперва при изучении Талмуда (с двенадцатилетнего возраста его предназначали в звание раввина) и он развил их потом еще сильнее, когда, будучи студентом в Мюнхене и Гейдельберге, променял свои прежние занятия на чисто спекулятивную философию. Поэт и философ, и еврей в Ауэрбахе сказались в самом выборе первого его научного труда и первого поэтического произведения: предметом того и другого было одно и то же лицо, по духу и по происхождению близкое и как бы родственное Ауэрбаху — Спиноза...³³ Из этого пассажа следует, что Ауэрбах как бы собирательный образ еврейства, и все его успехи обусловлены национальной принадлежностью. Тургенев в данном случае не удержался от обобщения, которое, как всякое обобщение, в той или

105

иной мере ущербно. (Здесь нелишне напомнить, что Л.Н. Толстой в 1860 г. в Дрездене посетил "народного немецкого писателя" Ауэрбаха, который ему «очень понравился. Сейчас читаю его "Denkersleben". Он историю Спинозы по точным данным романтизировал... Мне было очень приятно: он был старый человек, я — молодой, и он ласково встретил меня»³⁴).

Хищница, в частности хищница-еврейка, наличествует в нескольких произведениях И.С. Тургенева (рассказы "Жид", "История лейтенанта Ергунова"). Часть современников считала, что этот образ "навеян" отношением Виардо к Тургеневу, "попавшему в когти хитрой еврейки", о чем в Париже все "прекрасно знали". Что Виардо еврейка, упоминается в мемуарах, по крайней мере, дважды — у Панаевой: "В типе ее лица было что-то еврейское, хотя Тургенев клялся, что она испанка, но жадность к деньгам в Виардо выдавала ее происхождение"³⁵; у С.У. (Уманец). В воспоминаниях И.П. Павловского читаем: говоря о героине романа Эдмона Гонкура "Faustine" (в русском переводе "Актриса"), И.С. назвал ряд возможных прототипов: Рашель, Полина Виардо, Сара Бернар³⁶. Таким образом, подруга Тургенева вписывается в еврейский круг. Любопытно, что еще в 1876 г. в "Одесском вестнике" (№ 208) некто С.С. (вероятно, Н. Гольденберг) назвал Тургенева юдофобом. Сам Тургенев писал А.Ф. Писемскому 10 (22) мая 1871 г. в Лондон:

Любезнейший друг А[лексей] Ф[еофилактович]! Присланное вами письмо заключало отрывок из еврейского журнала "День", в котором упрекают меня за то, что я, говоря о скульпторе Антокольском, не упомянул, что он еврей. Я это сделал не из нерасположения к еврейскому племени (я скорее пристрастен к нему), а просто потому, что в сообщенных мне Антокольским биографических сведениях не было сказано ни слова о его происхождении³⁷.

Ясно, что Тургенев хитрил: он-то точно знал, кто по национальности скульптор, но не хотел акцентировать на этом внимание читателя. Бдительный Адольф Ефимович (Арон Хаимович) Ландау (1842-1902), известный в то время публицист, тотчас отреагировал, напечатав в еженедельнике "День" 26-е "Петербургское письмо", в котором говорилось: "...даже наш лучший писатель И.С. Тургенев, сообщивший довольно подробные биографические сведения о нашем художнике, не упомянул о том, что г. Антокольский еврей. Что побудило их умолчать об этом обстоятельстве — желание ли не повредить художнику обнаружением его еврейского происхождения, так как у нас все еще существуют в этом отношении предубеждения и предрассудки, или что-ни-

106

будь другое — нам неизвестно. А между тем упомянуть было бы вовсе нелишне"³⁸.

Вернемся, однако, к И.Н. Соркину, который еще дважды пытался подвигнуть русских писателей на доброе дело. Из его подвигов два, точнее полтора, можно назвать успешными. Половина относится к Л.Н. Толстому. Еврейская энциклопедия сообщает об этом скупо: "С той же просьбой (заступиться за евреев. — С. Д.) он обратился к Толстому, у которого возбудил интерес к еврейскому языку. Соркин рекомендовал Толстому Минора в качестве преподавателя"³⁹.

Зато визит к М.Е. Салтыкову-Щедрину увенчался полным успехом. Из рассказа журналиста А.Е. Кауфмана узнаем, что однажды Соркин явился к нему в редакцию "Новостей" крайне взволнованный:

— Ну, батенька, я, кажется, оказал евреям медвежью услугу...

— Каким это образом? — спросил я.

— Я, как вы знаете, получил уклончивый ответ от Тургенева насчет его заступничества за евреев. Перебирая имена выдающихся русских писателей, которые могли бы откликнуться на еврейские невзгоды, я остановился на нашем знаменитом сатирике Щедрине и отправился к нему. Я объяснил цель визита, нарисовав картину ужасного положения угнетаемых евреев. Щедрин окинул меня своими большими глазами, так что я невольно поддался назад. "Какое вы имеете право обращаться ко мне? — крикнул он своим резким голосом. — Ступайте к Каткову, который с вашим Поляковым в большой дружбе: Поляков даже подарил ему дом под лицей!" — "Но какое евреям дело до Полякова? И неужели только за подношения и по дружбе надо негодовать по поводу несправедливой травли?" — возразил я. Но Салтыков еще пуще раскричался и схватился за спинку кресла; я машинально сделал то же, но скоро пришел в себя и ушел.

Соркин ошибся. Через некоторое время в "Отечественных записках" появилась июльская сатира Щедрина о вампирах самобытных и инородных. Сатира эта произвела сильное впечатление. Соркин торжествовал...⁴⁰

«Что прикажете делать! — восклицал в 1876 г. упомянутый аноним в "Одесском вестнике". — Крупные писатели русские заражены... юдофобией. Тургенев еще в юности написал рассказ "Жид", где вывел отца, продающего офицеру свою дочь. Некрасов в последней своей поэме ("Современная песня". — С. Д.) написал еврейскую песню, где проводит самые нелестные для евреев мысли. Щедрин также не может встретиться с евреем, чтобы не щелкнуть его... И это русская интеллигенция. Это люди, которых нельзя упрекнуть в злостном пристрастии или глупых предрассудках... У Достоевского, наконец, это юдофобия доходит почти до мании»⁴¹.

107

Первое открытое письмо непосредственно главному редактору "Отечественных записок" Н.А. Некрасову после первого погрома 1871 г. в Одессе было опубликовано в "Вестнике русских евреев" в 1872 г. (в то время еще тлели надежды евреев на равноправие) и подписано неким юристом М. Хволосом. Думаю, что публикация "вынудила" десять лет спустя Салтыкова-Щедрина внять просьбе Соркина. Письмо Хволоса очень пространное, поэтому привожу его с купюрами:

М.Г. Николай Алексеевич!

Одна из характеристических и с первого взгляда совершенно загадочных черт злосчастного вопроса в России это — поразительное невежество, легкомысленное, а подчас даже просто недобросовестное отношение к нему большинства органов русской печати. Никакой мыслитель в мире, хоть будь он семи пядей во лбу, обладай гениальнейшим даром индукции, не в состоянии будет обобщить, найти какую-нибудь общую формулу, связное определение всей беспорядочной, разнокалиберной массе суждений, толков и пересудов, каким подвергается беспрестанно этот злосчастный вопрос в России. Мало того, нет никакой возможности составить себе хоть приблизительное понятие о том, чего именно хочет, добивается, какую цель преследует эта громадная клика столько лет спорящих, судящих и толкующих об этом вопросе публицистов...

Евреи то невежественны, трусливы и ленивы, то уж слишком умны, ловки, проницательны и смелы; то вредны, то весьма полезны; то их следует истребить, изгнать, уничтожить, то стараться об их обрусении, содействовать их сближению с русскими; то они замкнуты, сплочены, изолированы, то вдруг наводят страх своим стремлением расселиться по всем градам и весям великой и обильной земли русской; то они фанатичны и не податливы для русской цивилизации, то они слишком накинулись на образование и уже очень стремятся в гимназии и университеты, и пожалуй, чего доброго, станут во главе интеллигенции и государственного управления — что грозит особой опасностью, так как они, образованными, живо расстаются со своими религиозными преданиями, но не пристают к христианству и о, ужас! становятся самым радикальнейшим "нигилистическим", как выразился недавно один ворон в павлиньих перьях в одной комиссии, элементом государства...

Никогда пресловутое правило: ab uno disce omnes (Вергилий. Энеида. Кн. 2, стих 65-66. В. Брюсов и С. Соловьев перевели их так: "Данаев ныне коварство познай; одного по проступку / И обо всех них суди". — С. Д.) не исполняется так точно и непреклонно: какой-нибудь Ицко сплутовал, надул Ивана, какой-нибудь Давид эксплуатирует Ивана, где-то шинкарь Яков взял у блудного Лазаря 10% в месяц — сейчас сонм высоконравственных корреспондентов спешит протрубить об этих важных событиях во всех благочестивых и пекущихся о благе дорогого оте-

108

чества органах печати, которые поднимают неистовый шум и гвалт, бьют в набат, что евреи ужасный народ, что они все плуты и мошенники, эксплуататоры и ростовщики.

... Дело тут вовсе не в логике, не в желании добиться истины и правильной, справедливой постановки и разрешения вопроса. Во всей суматохе орудуют совсем другого рода пружины, действуют такие мотивы, которые по существу своему не поддаются логике, которых никакими разумными и спокойными разъяснениями не проймешь, которые, так сказать, логически не проникаемы... никакой разумный спор, никакие разъяснения были до сих пор невозможны.

Далее М. Хволос отдает дань времени: антагонизм между русскими и евреями подогревается польской партией, вплоть до того, что евреи чувствуют в антисемитских статьях польскую "дирижерскую палочку". В свое время я писал о влиянии польских юдофобов, обвинявших евреев в ритуальных преступлениях, на русскую литературу. Но после восстания 1863 г. это влияние в общем сошло на нет. Русский антисемитизм, хотя и зависимый от польского или германского, был вполне самостоятелен. "Дирижирование" автор усматривает даже в статьях почти либерального "Голоса", редактируемого вполне "приличным" человеком — историком В.А. Бильбасовым. Обращение М. Хволоса к Некрасову было продиктовано тем, что подобные юдофобские материалы стали публиковать "Отечественные записки", издатели которых не раз декларировали, что являются преемниками гуманистических традиций "Современника". Антисемитизм он находит в "Дневнике провинциала", принадлежащего перу некоего М.М.: «... держу пари, что и ему (Гейне) не удалось бы найти хоть малейший след элемента здравого смысла в таком неказистом ублюдке, каким представляются некоторые цинически развязные остроты "Дневника провинциала" ноябрьской книжки. Нам было особенно больно и обидно встретить в этом "Дневнике" такую грубую, ни к селу, ни к городу... пригнанную брань, что по некоторым литературным приемам, развязности и резкости стиля, а подчас, бесспорно, своеобразному, едкому юмору, в нем чувствуется как бы сатирическое перо г. Щедрина... Но кто бы ни скрывался под буквами М.М., нельзя не пожалеть о появлении такой брани в "Отечественных записках" рядом с произведениями Гуцкова* и с честными, открытыми и даже чересчур

_______________

* Карл Гуцков (1811-1878), немецкий писатель, автор трагедии "Уриель Акоста", перевод которой (второе издание) появился в "Отечественных записках" как раз в 1872 г.; с тех пор пьеса не исчезала из репертуара российских театров.

109

отрицательного направления "Записками еврея". Мы только заметим автору "Дневника", что его возгласы: "О, пархатые", "шайка пархатых жидов...", "жиды, наверное, ограбили меня из-за ненависти к христианам" и проч. не только не остроумно, но, при своей сальности и грубости, не имеют даже достоинства оригинальности и новизны. Такими блестками кабацкого юмора угощал и забавлял когда-то простодушную и терпеливую российскую публику прискорбной памяти Фаддей Булгарин».

Сравнение Щедрина с Булгариным по части ругательств справедливо лишь отчасти: Хволос не замечает, что у Булгарина — это голос автора, а у Салтыкова — чаще всего голос отрицательного героя. Попутно замечу, что в "Дневнике провинциала" появляется нарицательный Булгарин: "Правда, что тогда же был и Булгарин, но ведь и Булгарины бывают разные. Бывают Булгарины злобствующие и инсинуирующие, но бывают и добродушные, в простоте сердца переливающие из пустого в порожнее..." Евреи из "Дневника провинциала" — горе-предприниматели (Гершка, Зальцфиш, Иерухим), говорящие на ломаном русском языке, — такими их видит русский антигерой, требующий, чтобы «пархатый крестился, отрезал кудри и оставил "жидовскую" веру»⁴².

"Записки еврея" Григория Исааковича Ба/о/грова совершили переворот в русско-еврейской литературе. Будучи фанатиком просветительства (Хаскалы) в еврейской среде, он, по мнению некоторых критиков, доходил "до крайности" в отрицании затхлого быта местечек.

Далее М. Хволос позволяет себе весьма смелый для подцензурной печати пассаж, отдавая должное толерантности осужденного и сосланного Н.Г. Чернышевского, имя которого было под запретом: «Затем вспомним, что в начале шестидесятых годов "Современник" проповедовал в лице одного из талантливых и главных своих редакторов, что даже последняя торговка тряпьем — еврейка всегда честно и добросовестно поступает с людьми честными, а провозгласившие себя преемниками этого журнала "Отечественные записки" проповедуют в начале семидесятых годов в лице автора "Дневника", что вообще "жиды наверно ограбят христианина из-за ненависти к нему». Эпизод относится к роману Чернышевского "Что делать?", в котором "одна из самых оборотливых евреек", Рахель, — "добрая знакомая Веры Павловны, с которой Рахель была, безусловно, честна, как почти все еврейские мелкие торговцы и торговки со всеми порядочными людьми" (курсив мой. — С. Д.)⁴³.

110

Затем М. Хволос обращается к истории. Когда-то два еврея-журналиста, И.А. Чацкий и М.И. Горвиц*, выступили против антисемитской статьи В.Р. Зотова, опубликованной в "Иллюстрации" под названием "Западнорусские жиды и их современное положение". Почти все собратья по перу — от Ивана Аксакова до... Фаддея Булгарина — их тогда поддержали. Но, как правильно заметил профессор Ш. Эттингер, общий протест был обусловлен не столько антисемитизмом, сколько проблемой свободы печати. Отсюда такое единодушие представителей самых разных лагерей. Увы, кроме одного лагеря — "Современника": ни Добролюбов, ни Некрасов этот протест не подписали, Чернышевский подписал. Более того, Н. Добролюбов считал, что подобные протесты отвлекают общество от подлинных проблем: "Зачем это, думал я, русские ученые и литераторы ополчились в крестовый поход для доказательства, что клевета гнусна", — резонерствовал он в "Письме из провинции", опубликованном в "Свистке". Некрасов в анонимной заметке "Кювье в виде Чацкина и Горвица" утверждал примерно то же самое и цитировал лихие стишки из "Свистка":

О гласность русская! Ты быстро зашагала,

Как бы в восторженном каком-то забытье:

Живого Чацкина ты прежде защищала,

А ныне добралась до мертвого Кювье.

Добролюбов не без ехидства подсчитал число подписавших протест "знаменитостей": из 150 имен более половины — 77 — никому не известны. Есть, например, три Хомякова, но нет Н.А. Некрасова. Вероятно, "зубоскальская" статья Добролюбова вызвала внутренние трения в редакции "Современника". Статью предварительно посылали И.С. Тургеневу, который ответил, что он против публикации, ибо тон статьи не соответствует важности произошедшего. Статья появилась лишь в "Свистке" с пропусками отмеченных Тургеневым слов — "кривляний", как он выразился⁴⁴. Из великих, кроме И.С. Тургенева, протест не подписали И.А. Гончаров, Л.Н. Толстой и, конечно, Ф.М. Достоевский. (Вскоре произошел разрыв Тургенева с "Современником" — дискуссия по поводу статьи Добролюбова была не единственной тому причиной. Некрасову пришлось выбирать, и он выбрал...).

М. Хволос утверждает, что публикация "Дневника" в "Отечественных записках" — в первую очередь дело антирусское:

________________

* М.И. Горвиц (1837-1883), профессор Медико-хирургической академии;

И.А. Чацкин (?-1902), врач и журналист.

111

"...взгляд на трех миллионов евреев как на государственный нарост, подлежащий неизбежно ампутации — после знаменитых экспериментов Испании и средневековой Германии, — невозможен больше для общества и государства, считающих себя членами европейской международной семьи". Увы, не прошло и нескольких десятков лет, и ампутация еврейства в Европе была проведена весьма успешно, и слово "гуманизм" стало ругательством.

Заключительная часть письма касается непосредственно Некрасова:

«Обращаюсь посредством специального еврейского органа с этим письмом к Вам, Николай Алексеевич, как к истинно народному русскому поэту, поэтические творения которого служат для всех без исключения образованных евреев настольными книгами и любимейшими, светлыми источниками, откуда они черпали и черпают материалы для знакомства с русским народом, его горем и нуждою, силою и цельностью его духа... — и надеюсь, что будете настолько справедливы и беспристрастны и не откажетесь перепечатать это письмо в ближайшем номере "Отечественных записок"⁴⁵. Напрасно автор ждал публикации — ее не последовало. "Ответ", как уже сказано, десять лет спустя дал Салтыков-Щедрин. И это был реванш Соркина.

В серии очерков Салтыкова-Щедрина "Признаки времени", в главке под названием "Хищники", есть такой пассаж: "Взгляните, например, на такого-то Икса! — прибавляют другие: не проходит дня, чтобы он чего-нибудь не надебоширничал, однако его не знает ни полиция, ни мировой суд! Почему-с, смею я вас спросить? А просто потому, что это мужчина сильный и из себя видный! Взгляните, напротив того, на такого-то Зета! Вот он не дебоширничает, даже по середке тротуара никогда не пройдет, а все к сторонке жмется, а из части да и суда не выходит! А отчего, спрашиваю я вас? А все оттого, милостивые государи, что Зет видом жидок и что за такую его провинность всякого порядочного человека так и подмывает ковырнуть ему масла, ушибить поленом или сделать всяческую другую неприятность!"⁴⁶. Блестящий пример сатиры и ничего оскорбительного в употреблении слова "жидок" здесь нет. А вот и авторский голос, почти сразу после процитированного фрагмента: "Мало-помалу в этой компактной толпе упраздняются понятия о добром и злом, о правом и неправом, о полезном и вредном". Ясно, что русский Свифт говорит это о собственном народе, — говорит то, о чем стыдливо молчали десятки лет, например — об иностранном происхождении русских былин и их героев вплоть до самого Владимира

112

Красное Солнышко. А как гениально описаны Салтыковым "тайное общество" и его правила: "Устав Вольного Союза пенкоснимателей"... Что ни говори, еврейство не главный объект его сатиры.

Салтыков признался в "Недоконченной беседе": "Я русский литератор и потому имею две рабские привычки: во-первых, писать иносказательно и, во-вторых, трепетать". Здесь же целую главку он посвятил еврейству и вполне сознательно отказался от полуправды: "История никогда не начертала на своих страницах вопроса более тяжелого, более чуждого человечности, более мучительного, нежели еврейский. История человечества есть бесконечный мартиролог, но в то же время она есть и бесконечное просветление. В сфере мартиролога еврейское племя занимает первое место; в сфере просветления оно стоит в стороне, как будто лучезарные перспективы истории совсем до него не относятся. Нет более надрывающей сердце повести, как повесть этого бесконечного истязания человека над человеком. Даже история, которая для самых загадочных уклонений от света к тьме находит соответствующую поправку в дальнейшем ходе событий, и та, излагая эту скорбную повесть, останавливается в бессилии и недоумении". Салтыков пытается ответить на им же поставленные вопросы: антисемитизм — почему? Главная причина — религиозная рознь. К сожалению, пришлось прибегнуть к "иносказанию-эвфемизму: "В ряду этих запутанностей главное место, несомненно, занимает предание, давно уже утратившее смысл, но доселе сохранившее свою живость" (выделено мной. — С. Д.); затем расовые различия и экономические причины, когда примеры берутся не из толщи еврейской массы, а из немногочисленной буржуазной среды, частично или полностью порвавшей со своим лоном.

И далее: "Нет ничего бесчеловечнее и безумнее предания, выходящего из темных ущелий далекого прошлого и с жестокостью, доходящей до идиотского самодовольства, из века в век переносящего клеймо позора, отчуждения и ненависти. Не говоря уже о непосредственных жертвах предания, замученных и обезглавленных, оно извращает целый цикл общественных отношений и на самую историю накладывает печать изуверской одичалости. Но бесчеловечность явится еще более общедоступной как предание, и что, следовательно, последнее прежде всего становится достоянием толпы, и без того обезумевшей под игом собственного несчастья. Именно этою-то общедоступностью и обладает предание, поразившее отчуждением еврейское племя. Когда я думаю о положении, созданном образами и стонами исконной

113

легенды, преследующей еврея из века в век на всяком месте, — право, мне представляется, что я с ума схожу. Кажется, что за этой легендой зияет бездонная пропасть, наполненная кипящей смолой, и в этой пропасти безнадежно агонизирует целая масса людей, у которых отнято все, даже право на смерть". Пожалуй, так о религиозной нетерпимости по отношению к еврейству из русских писателей или мыслителей никто не писал.

Салтыков ставит себя на место страдальца: "Ни один человек в целом мире не найдет в себе столько творческой силы, чтобы вообразить себя в положении этой неумирающей агонии, а еврей родится в ней и для нее. Стигматизированный (здесь и далее курсив мой. — С. Д.) он является на свет и стигматизированный агонизирует в жизни, и стигматизированный же умирает. Или лучше сказать, не умирает, а видит себя и по смерти бессрочно-стигматизированным в лице детей и присных. Нет выхода из кипящей смолы, нет иных перспектив, кроме зубовного скрежета. Что бы еврей ни предпринял, он всегда остается стигматизированным. Делается он христианином — выкрест; остается при иудействе — он пес смердящий. Можно ли представить себе мучительство более безумное, более бессовестное?"

Повторю: так о евреях и еврействе в российской публицистике никто никогда не писал. Если бы Салтыков ничего более на эту тему не написал, то и этого было бы достаточно. Салтыков же одним из первых отметил, что даже высокий уровень образования не спасает от антисемитизма, пример — Германия, явно угодив этим либеральным кругам. Через полстолетия именно Германия уничтожала еврейский народ на базе "высокой" науки, теоретической и практической. На решение еврейского вопроса Михаил Евграфович смотрел пессимистически и не потому, что был мизантропом, а потому, что верил в непобедимость Зла.

Салтыков понимал, что непредвзятому читателю будет тяжело читать правду, и смягчил удар: «Даже в литературу нашу только с недавнего времени начали проникать лучи, освещающие этот агонизирующий мир. Да и теперь едва ли можно указать на что-нибудь подходящее, исключая прелестного рассказа г-жи Ожешко "Могучий Самсон". Поэтому те, которые хотят знать, сколько симпатичного таит в себе замученное еврейство и какая неистовая трагедия тяготеет над его существованием, — пусть обратятся к этому рассказу, каждое слово которого дышит мучительною правдою. Наверное, это чтение пробудит в них добрые здоровые мысли и заставит их задуматься в лучшем, человечном значении этого слова». (Говоря "наша литература," Салтыков, однако, ссылается на рассказ польской писательницы Элизы

114

Ожешко (1841-1910). Видимо, отечественного "луча" не нашлось.)

В самом конце "Дневника" Ф.М. Достоевского сказано: "А все-таки братство". В братство, по Федору Михайловичу, не верится после всех инвектив против еврейства. В братство Салтыкова верится: "Знать, — писал он, — вот, что нужно прежде всего, а знание, несомненно, приведет за собой и чувство человечности. В этом чувстве, как в гармоническом целом, сливаются те качества, благодаря которым отношения между людьми делаются прочными и доброкачественными. А именно: справедливость, сознание братства и любовь"⁴⁷.

Примечания

¹ Будущность. 1902. № 33. С. 653.

² Гинцбург И.Я. Из прошлого: Воспоминания. Л., 1924. С. 25.

³ Цит. по: Горнфельд А. Письма Антокольского // Восход. № 47/48. С. 76.

⁴ Репин И.Е. Далекое-близкое. М., 1964. С. 442-443.

⁵ Гинцбург И.Я. Из прошлого. С. 98-99.

⁶ И.Е. Репин — Н. Прахову, 28 мая 1867 г. // Прахов Н.А. Страницы прошлого. Киев, 1958. С. 31.

⁷ Репин И.Е. Письма к писателям и литературным деятелям, 1880-1929. М., 1950. С. 97-98.

⁸ Крамской И.Н. Письма. Статьи: В 2 т. М., 1965. Т. 1. С. 127, 270, 389.

⁹ М.М. Антокольский: Его жизнь, творения, письма и статьи. СПб.; М., 1905. С. И.

¹⁰ Там же. С. 70.

¹¹ Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. Письма: В 13 т. М.; Л., 1960-1968. Т. XIV: Письма. С. 246.

¹² Цит. по: Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1966. С. 376.

¹³ Olietti U. Cose d'arte // Fanfulla. 1874. № 78. Цит. по.: Прахов Н.А. Указ. соч. С. 232-233.

¹⁴ Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. М., 1983. Т. 24. С. 205.

¹⁵ Там же. Т. 25. С. 227.

¹⁶ Г. Меньшикову // Восход. 1904. № 7/8.

¹⁷ Гинцбург И.Я. Воспоминания о М.М. Антокольском // Еврейская жизнь. 1904. № 1.С. 185.

¹⁸ Цит. по: Прахов Н.А. Указ. соч. С. 237.

¹⁹ М.М. Антокольский: Его жизнь... С. 144.

²⁰ Там же. С. 1005-1008; Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем. Т. XIII: Письма. С. 99-100.

115

²¹ Кауфман А.Е. За много лет: Отрывки из воспоминаний старого журналиста // Еврейская старина. 1913. Т. VII. С. 336.

²² Там же. С. 337; Кауфман А.Е. За кулисами печати: Отрывки воспоминаний старого журналиста // Ист. вестник. 1913. Т. СХХХП. С. 127-129.

²³ Щукинский сборник. 1909. Вып. 8. С. 198-199.

²⁴ Там же. С. 200-203.

²⁵ Там же.

²⁶ М.М. Антокольский: Его жизнь... С. 1009-1012.

²⁷ Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем Т. XIII: Письма. С. 205.

²⁸ Там же. С. 268-269.

²⁹ Павловский-Яковлев ИЛ. Воспоминания об И.С. Тургеневе: Из записок литератора // Русский курьер. 1884. N° 164.

³⁰ Цит. по: Мещерский В.П. Мои воспоминания. СПб., 1912. Т. 3: 1881-1894. С. 127.

³¹ Павловский-Яковлев И.П. Указ. соч. // Русский курьер. 1884. № 137.

³² Кугель А.Р. (Homo Novus) Литературные воспоминания. Пг., 1924. С. 124-126.

³³ Тургенев И.С. Роман Б. Ауэрбаха "Дача на Рейне" // Полн. собр. соч. Т. 11 С. 351.

³⁴ Маковицкий Д.П. У Толстого, 1904-1810: Яснополянские записки: В 4 кн. Литературное наследство. М, 1979. Т. 90, кн. 1. С. 119.

³⁵ Панаева (Головачева) А.Я. Воспоминания. М., 1956. С. 112; СУ. (Ума-нец). Мозаика // Ист. вестник. 1912. Т. СХХХ. С. 1025.

³⁶ Павловский-Яковлев И.П. Указ. соч. // Русский курьер. 1884. Ms 150.

³⁷ Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем. Т. IX: Письма. С. 95.

³⁸ Там же. С. 491. Коммент.; День. 1871. 19 марта, № 12.

³⁹ Еврейская энциклопедия. СПб., 1908-1913. Т. XIV. Стлб. 487.

⁴⁰ Кауфман А.Е. За кулисами печати. С. 128; Он же. За много лет. С. 337-338.

⁴¹ С.С. Журнальные очерки // Одесский вестник. 1876. № 208.

⁴² Салтыков-Щедрин М.Е. Полн. собр. соч. СПб., 1900. Т. 8. С. 225; см. также: С. 343-344.

⁴³ Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1939. Т. XI. С. 195.

⁴⁴ Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9 т. М.; Л., 1963. Т. VII. С, 325; Он же. Письмо из провинции // Свисток. М., 1981. С. 21, 441-442; Некрасов Н.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1966. Т. 5. С. 500-501.

⁴⁵ Хволос М. Письмо к Н.А. Некрасову // Вестник русских евреев. 1872. №24. Стлб. 743-751.

⁴⁶ Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1965-1977. Т. 3. С. 197.

⁴⁷ Салтыков-Щедрин М.Е. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 609-624.

Заметки на тему

Знал ли уголовный мир антисемитизм? Этот вопрос я поднимал в "Истории одного мифа". Русская литература, за редким исключением, замечала еврея в тюремных казематах. Обычно вспоминают "Мертвый дом" Ф.М. Достоевского с малоправдоподобным Исайей Фомичом Бумштейном. У Л.Н. Толстого в романе "Воскресение" тоже есть персонаж, которого можно принять за еврея — Симонсон. "Смазанная" фамилия не должна вводить в заблуждение — среди народовольцев англичан не было: "...черный лохматый человек с глубоко ушедшими под лоб глазами" — не правда ли, весьма далекая от арийской внешность? Биография, данная Толстым Симонсону, очерчена лишь пунктиром, извлечь из нее что-нибудь существенное трудно: его отец был нечистым на руку интендантом — отсюда уход из семьи в революцию. Симонсон не уголовник, он политический, и отношение к нему идущих по этапу не может приниматься в расчет.

Антон Макаренко и его труд

Во времена перестроечные началась продолжающаяся и поныне переоценка прошлого. Как это обычно бывает в переломные эпохи, из "исторической ванны" вместе с водой нередко выплескивают и младенцев, что, разумеется, обидно...

Педагог и писатель Антон Семенович Макаренко (1888-1939) известен как автор системы перевоспитания в коллективе юных правонарушителей. У этой системы, одобренной некогда на государственном уровне, всегда были сторонники и противники. Макаренко писал, что на заре его педагогической деятельности чиновники вышестоящих инстанций зачастую разговаривали с ним "по-аракчеевски": "Мы этот ваш жандармский опыт прихлопнем. Нужно строить соцвос (социалистическое воспитание. — С. Д.), а не застенок"¹. Теперешние критики системы Макаренко называют ее "чекистской". Между тем, не вдаваясь

117

в полемику, отмечу, что труды Макаренко (независимо от давления Советов) были переведены на многие европейские языки и не только в восточноевропейских странах. Уникальный опыт Макаренко был отмечен даже в Израиле, а его система воспитания признана чуть ли не классической. (Израиль — удивительная страна: переведенную на иврит книгу Александра Бека "Волоколамское шоссе" здесь изучали в военных училищах — никогда не следует пренебрегать полезным опытом других). В конце концов, я думаю, Макаренко займет достойное место в ряду таких великих педагогов, как Ян Амос Каменский, П.П. Блонский, И.Г. Песталоцци, Пауль Наторп, Ж.Ж. Руссо, К.Д. Ушинский.

Как ученый-педагог Макаренко честен. Например, он признался, что потерпел фиаско на ниве перевоспитания женской половины криминального мира. (Да и сексуальная тема у него почти отсутствует — то ли это следствие самоцензуры сформировавшегося на рубеже веков человека, то ли советская цензура — не очень понятно.) "В деле перевоспитания, — писал Макаренко, — нет ничего труднее девочек, побывавших в руках... Другие девушки — зелень против нее, девчонки, в то время когда она уже женщина, уже испытавшая то, что для других тайна, уже имеющая над мужчинами особую власть, знакомую ей и доступную. В этих сложнейших переплетах боли и чванства, бедности и богатства, ночных слез и дневных заигрываний нужен дьявольский характер, чтобы наметить линию и идти по ней, создать новый опыт..."² Кажется, это единственный пассаж на эту тему.

Главным воспитательным рычагом Макаренко считал труд. Собственно, все его книги посвящены одному — созидательному труду, способному увлечь подростка и дать ему профессию для будущей жизни. Слово "труд" на страницах книг Макаренко повторяется немыслимое число раз. В русской литературе, где Обломов воспринимается как слепок с натуры, Антон Семенович, можно сказать, исключение. Как ни покажется странным, но его деятельность я сравнил бы с деятельностью С.Ю. Витте — в другой сфере и с другими задачами, но с общей конечной целью — благом человека. Академик Е.В. Тарле суть характера С.Ю. Витте определил как "пафос труда". И великого педагога всю жизнь окрылял "пафос труда".

В 1920 г. Макаренко организовал под Полтавой маленькую колонию из несовершеннолетних преступников, переживших вместе со всеми ужасы Гражданской войны. Большинство колонистов были украинцами. Евреи-подростки, случайно уцелевшие во время тотальных погромов того времени, составляли незначительное меньшинство, в основном это были круглые

118

сироты, не имевшие даже дальних родственников. Колония, само собой, была заражена бациллой антисемитизма. Рассказ Макаренко, который я привожу ниже, интересен, но в нем много недомолвок: "Неожиданно у нас открылся антисемитизм. До сих пор в колонии евреев не было. Осенью в колонию был прислан первый еврей, потом один за другим еще несколько. Один из них почему-то раньше работал в губрозыске, и на него первого обрушился дикий гнев наших старожилов.

В проявлении антисемитизма я сначала не мог даже различить, кто больше, кто меньше виноват. Вновь прибывшие колонисты были антисемитами просто потому, что нашли безобидные объекты для своих хулиганских инстинктов, старшие же имели больше возможности издеваться и куражиться над евреями.

Фамилия первого была Остромухов.

Остромухова стали бить по всякому поводу и без всякого повода. Избивать, издеваться на каждом шагу, могли отнять хороший пояс или целую обувь и дать взамен их негодное рванье, каким-нибудь хитрым способом оставить без пищи или испортить пищу, дразнить без конца, поносить разными словами и, самое ужасное, всегда держать в страхе и презрении — вот что встретило в колонии не только Остромухова, но и Шнайдера, и Глейсера, и Крайника. Бороться с этим оказалось невыносимо трудно. Все делалось в полной тайне, очень осторожно и почти без риска, потому что евреи прежде всего запугивались до смерти и боялись жаловаться. Только по косвенным признакам, по убитому виду, по молчаливому и несмелому поведению можно было строить догадки...

Все же совершенно скрыть от педагогического персонала регулярное шельмование целой группы колонистов было нельзя, и пришло время, когда разгул антисемитизма в колонии ни для кого уже секретом не был..."³

Макаренко оказался в очень трудном положении. Как заявил один из воспитанников, евреев надо было защищать от всей колонии. В свою очередь, положение евреев день ото дня становилось тяжелее: они ходили с синяками, их избивали ежедневно, особенно усердствовал некий Осадчий. По словам Макаренко, он не был антисемитом, но безнаказанность вдохновляла его на очередные дикие выходки, которые воспитанники считали геройством.

Развязка, однако, неумолимо приближалась. После очередного эксцесса в столовой Макаренко вызвал Осадчего в кабинет и, показав на избитых евреев, спросил, не его ли эта работа. Ответ был прост и ужасен: «"Ну что такое! Подумаешь, два жидка.

119

Я думал, вы что покажете". И вдруг педагогическая почва с треском и грохотом провалилась подо мною. Я очутился в пустом пространстве. Тяжелые счеты, лежавшие на моем столе, вдруг полетели в голову Осадчего. Я промахнулся, и счеты со звоном ударились в стену и скатились на пол. В полном беспамятстве я искал на столе что-нибудь тяжелое, но вдруг схватил в руки стул и ринулся с ним на Осадчего. Он в панике шарахнулся к дверям, но пиджак свалился с его плеч на пол, и Осадчий, запутавшись в нем, упал. Я опомнился: кто-то взял меня за плечи...».

Собственно, на этом рассказ об антисемитизме заканчивается. Макаренко или не мог, или не хотел объяснить природу антисемитизма в обществе изгоев. И борьба с этим злом для него не более чем борьба с любым нарушением дисциплины, как, скажем, обыкновенная драка или игра в карты. Возможно, Антон Семенович искренне считал, что другого не дано. Он не стал проводить душеспасительные беседы, хотя тогда лекции на тему социальной природы антисемитизма были в моде.

Понятно, что сам Антон Семенович принадлежал к славной плеяде филосемитов. В своих записках «Типы и прототипы персонажей "Педагогической поэмы"» Макаренко досказал судьбу евреев-колонистов. И здесь налицо честность гражданина и художника: все они без исключения добились успеха на интеллектуальном поприще:

«Остромухов. Он приходит в Куряж (с 1926 г. — место нахождения колонии, близ Харькова. — С. Д.) стройным колонистом... Мечтает быть инженером. Поступает на рабфак.

Шнайдер. Проводит все время линию на квалифицированного рабочего и добивается своего.

Глейзер. Уже с первой главы в нем проявляются наклонности юриста. Он подает свои советы "в строго официальной форме" во всех конфликтах. Поступает в социально-экономический институт.

Крайник. Он успокаивается после всего пережитого, у него обнаруживается спокойное остроумие типа Векслера. Он музыкален, попадает в оркестр и всегда носится со скрипкой или с другими музыкальными инструментами. На все события отзывается спокойным юмором, его любят. Поступает в музыкальный техникум»⁴.

Я говорил о главном методе перевоспитания — труде. У героя "Педагогической поэмы" Соломона Борисовича Когана был прототип — Борис Самойлович Клямер. Его появлению на страницах "Поэмы" предшествовал разразившийся над колонией финансовый кризис. Безымянный "шеф" из ЧК в качестве послед-

120

него средства спасения посоветовал использовать "этого энергичного человека". Возможно, рекомендация этим не ограничивалась, но писатель спрятался за многоточием. "Приобретение" было неоценимое. Через несколько дней по колонии забегал шестидесятилетний еврей с больным сердцем, ожирением, одышкой и прочими болячками, но: «...у этого человека внутри сидит демон деятельности, и Соломон Борисович ничего с этим демоном поделать не может. Соломон Борисович не принес с собой ни капиталов, ни материалов, ни изобретательности, но в его рыхлом теле без устали носятся и хлопочут силы, которые ему не удалось истратить при старом режиме: дух предприимчивости, оптимизма и напора, знание людей и маленькая простительная беспринципность, странным образом уживающаяся с растроганностью чувств и преданностью идее. Очень вероятно, что все это объединялось обручами гордости, потому что Соломон Борисович любил говорить: "Вы еще не знаете Когана! Когда вы узнаете Когана, тогда вы скажете". Он был прав. Мы узнали Когана, и мы говорим: это человек замечательный»⁵. В итоге простительная беспринципность демона инициативы привела колонию Макаренко к экономическому "расцвету" — своего рода нонсенс в условиях социалистического реализма. Правда, это было на исходе нэпа. Логика Когана сводилась к тому, что несколько сот трудолюбивых людей в состоянии себя прокормить: "Что такое? Сто пятьдесят коммунаров не могут заработать себе на суп? А как же может быть иначе? Разве им нужно шампанское? Или, может, у них жены любят наряжаться?" Вот эпизод с приобретением дешевой одежды для детей: "Какой может быть вопрос? Мальчикам же нужны штаны... И не нужно за триста, это плохие штаны, а нужно за тысячу...

— А деньги? — спрашивают хлопцы.

— У вас же есть руки и головы... Прибавьте четверть часа в день в цеху, я вам сейчас достану тысячу рублей, а может, и больше, сколько там заработаете". И действительно, мастерили всё: клубную мебель, кроватные углы, парты, стулья, ударники для огнетушителей, масленки, шили трусики и ковбойки и т. п. Но вершиной бурной деятельности неугомонного еврея стал настоящий завод электроинструментов с импортными станками —"Вандереры", "Самсоны Верке", Тильдмейстеры", "Рейнекеры"; затем он организовал производство фотоаппаратов — знаменитой "лейки". В то время это было равнозначно производству электронной техники. Но самое удивительное, что мудрому Соломону удалось добиться введения зарплаты для коммунаров. Указание на непедагогичность этого шага было мгновенно парировано.

Возможно, под словом "непедагогичность" автор скрыл недопустимое выражение "капиталистические отношения". Диалог не утратил актуальности по сей день: "Мы же должны воспитывать, я надеюсь, умных людей. Какой же он будет умный человек, если он работает без зарплаты.

— Соломон Борисович, а идеи, по-вашему, ничего не стоят?

— Когда человек получает жалованье, так у него появляется столько идей, что их некуда девать. А когда у него нет денег, так у него одна идея: у кого бы занять? Это же факт"⁶.

Обвинив великого педагога в насаждении буржуазных отношений и "сугубо меркантильных" идей, его лишили любимого детища: «Советская педагогика стремится воспитать в личности свободное проявление творческих сил и наклонностей, инициативу, но ни в коем случае не буржуазную категорию долга... Мы не можем входить в обсуждение всех заявлений автора, касающихся производства. Может быть, с точки зрения материального обогащения колонии это и полезное дело, но педагогическая наука не может в числе факторов... воспитания рассматривать производство и тем более не может одобрить такие тезисы автора, как "промфинплан есть лучший воспитатель"»⁷. Удивительно, что в период апогея сталинской диктатуры Макаренко сумел (в печати!) представить полный абсурд идей социализма. Я не мог поверить, читая эти строки. Заключительные слова "Поэмы" были написаны в 1935 г., и она не раз переиздавалась при жизни Гения всех времен и Отца всех народов. Умеющий читать между строк поймет. Пути Господни неисповедимы.

Макаренко был не единственным чекистом, "брошенным" на перевоспитание неблагополучных детей. Один из самых опытных чекистов, Павел Судоплатов, вспоминал: "...я получил новое — весьма необычное, но весьма важное — задание, которое совместно контролировалось руководителями ОГПУ и партийными органами. Моя новая должность называлась: комиссар спецколонии в Прилуках для беспризорных детей. После Гражданской войны подобного рода колонии ставили своей целью покончить с беспризорностью детей-сирот, которых голод и невыносимые условия жизни вынуждали становиться на путь преступности. На содержание этих колоний каждый чекист должен был отчислять десять процентов своего жалованья. При них создавались мастерские и группы профессиональной подготовки: трудовой деятельности ребят придавалось тогда решающее значение. Завоевав доверие колонистов, мне удалось организовать фабрику огнетушителей, которая вскоре начала приносить доход". Нелишне отметить, что генерал Судоплатов не был антисе-

122

митом, женился на еврейке и осуждал репрессии против евреев и с негодованием писал о квотах для евреев при приеме в вузы и на работу. Первая устная директива подобного рода относится, по словам Судоплатова, к 1939 г.⁸

Книга Макаренко имела "продолжение". Изначально педагог, а затем писательница и правозащитница Фрида Абрамовна Вигдорова (1915-1965), — автор трилогии "Дорога в жизнь", "Это мой дом" и "Черниговка", посвященной продолжателю дела Макаренко, его ученику Семену Калабалину (в книге он Семен Афанасьевич Карабанов). Конечно, это не биография Калабалина, а "свободно исполненная книга о работе одного из учеников Макаренко", — писала в послесловии Л.К. Чуковская. Трилогия читается "залпом". Описанные в ней события происходят в основном в годы Великой Отечественной войны. Как Ф.А. Вигдорова обошлась с "еврейской темой" в заброшенном в эвакуации детским домом, будучи ограничена несравненно более жесткой, чем Макаренко, цензурой? Удивительно! Она мастерски справилась с запретной темой, приравняв антисемитизм к ксенофобии.

Один из трудных и "интеллигентных" воспитанников, Игорь Булатов, столкнувшись случайно в дверях с мальчиком по фамилии Сараджев, бросает: "Эй, армяшка, посторонись!". За Сараджева заступается девочка, похожая на героиню чудного рассказа Аркадия Гайдара "Голубая чашка": «Стоявшая подле Наташа схватила его за галстук: "А еще пионер называешься! Фашист, вот ты кто!"». Между мальчиками начинается потасовка, перевес на стороне "сытого" Игоря, ибо Тема Сараджев — физически слабый блокадный ленинградский ребенок. Тема дрался отчаянно. Бывший воспитанник детского дома Репин, а ныне учитель Андрей Николаевич проводит маленькое расследование и выясняет, что Игорь не стыдится своих слов: «Я ему сказал "армяшка"». Воспитатель прибегает к софистике. Зная, что брат Игоря на фронте, он объясняет, что война ведется за равенство людей, за их достоинство, чтобы никто не мог оскорблять их такими подлыми словами, как "армяшка" или "жид"... Игорь оправдывается тем, что его самого девочка с замечательной фамилией Шереметьева назвала фашистом и тоже этим его оскорбила. Андрей Николаевич объясняет, что каждый, кто неуважительно отзывается о другой нации — фашист. Упрямый Игорь не внемлет доводам педагога и повторяет: "Значит, если обзывать фашистом — это ничего, а если армяшкой..." Преподаватель капитулирует

123

и продолжает урок, а вечером, отчитываясь, говорит: "Речь шла о сложноподчиненных предложениях, но я как-то сомневаюсь, усвоили ли они то, что я им толковал..."⁹. И хотя история на этом не заканчивается, отсылаю заинтересованного читателя к трилогии. Добавлю лишь, что во время объяснения по поводу инцидента с классным руководителем Андрей Николаевич вспоминает рассказ Аркадия Гайдара "Голубая чашка", в нем мальчишка оскорбляет еврейскую девочку подлым словом, которое у Вигдоровой отсутствует.

Вообще Ф.А. Вигдоровой, можно сказать, повезло: ее книга вышла в эпоху позднего "реабилитанса", в 1967 г. Кроме того, автор послесловия Л.К. Чуковская сообщила в нем едва завуалированную крамольную информацию: Ф.А. Вигдорова присутствовала на процессе Иосифа Бродского и стенографировала прения сторон¹⁰.

Константин Паустовский

Много лет назад мне попалась добротно написанная книга Ч.У. Геккерона "Тайные общества всех веков и стран" (СПб., 1876). Мое внимание в ней привлекла фраза — по сути ключ к пониманию того "положительного", что можно увидеть в таком обществе: "Каждое тайное общество есть действие размышления, следовательно совести. В таком случае, тайные общества в некоторой степени служат выражением совести в истории"¹¹. Слово "положительное" я не случайно заключил в кавычки: были и есть тайные общества, ничего общего с совестью не имеющие. Впрочем, и сам Геккерон оговаривается, что практикующие мистерии, скажем перуанские и мексиканские общества, весьма далеки от европейского понимания слова "совесть". Существуют и воровские и бандитские объединения, строго соблюдающие тайну и иерархию, но ничего общего с благородными целями, скажем масонов, не имеющие.

Есть и еще один пример организации — это союзы нищих. Геккерон их не касается. Вообще вся литература о тайных обществах неубедительна, в ней много недосказанности, что, как мне кажется, обусловлено вовсе не внешними или внутренними запретами. Ведь, существуют такие понятия, как "государственная военная тайна". Промышленные концерны и маленькие кустарные предприятия также имеют свои тайны. Короче, существует множество тайн — судебные, врачебные, семейные (не обязательно позорные), тайны природы и бытия...

124

Я очень люблю книги Константина Георгиевича Паустовского (1892-1968). Какое-то время он был одним из самых читаемых советских писателей и едва ли не единственным в своем цехе, кому удалось избежать — во всяком случае в творчестве — компромиссов и социальной демагогии.

В то же время жил-был советский ученый, специалист по этимологии О.Н. Трубачев. Ходили слухи, что именно он составил для соответствующего ведомства словарь "подозрительных" фамилий. Из опубликованного в 1968 г. в виде статьи фрагмента якобы именно этой работы я почерпнул много интересного — например, что художник Куинджи не грек, а, вероятно, крымчак. Прямо не сказано, говорится лишь о татарском происхождении фамилии. В одной из биографий Куинджи сказано, что его предки жили в районе Чуфут-кале (еврейском городе) в Крыму и фамилия его обозначает "золотых дел мастер" (по типу Гольденман)¹². Кстати сказать, антисемиты прошлых времен причисляли Куинджи к евреям.

В "святцы" попала и фамилия Паустовский. С фамилией или писателем (сказать наверняка не могу) автор расправился на славу: выдал с головой евреям:

"Паустовский ... — образование на -ский по распространенному среди еврейских фамилий географическому типу от названия населенного пункта Паустов в Бессарабии... Фамилеобразование осуществлено здесь по славянской (польской) модели, тоже весьма популярной в фамилиях евреев Восточной Европы..."¹³.

Ну что ж, филосемитствующий писатель, несмотря на свою убедительную польско-малороссийскую генеалогию, удостоился быть причисленным к племени гонимых.

У Паустовского во второй книге автобиографической эпопеи "Повесть о жизни" есть пассаж, имеющий отношение к тайным обществам.

Тогда я впервые услыхал удивительный рассказ о знаменитых могилевских дедах. После этого рассказа время сдвинулось и перенесло меня на сто лет назад, а может быть, и еще дальше — в средние века.

Издавна, еще со времен польского владычества, в Могилеве на Днепре начала складываться община нищих и слепцов. У этих нищих — их звали в народе "могилевскими дедами" — были свои старшины и учителя — майстры.

Они обучали вновь принятых в общину сложному своему ремеслу —пению духовных стихов, умению просить милостыню — и внушали им твердые правила нищенского общежития.

Нищие расходились по всему Полесью, Белоруссии и Украине, но майстры собирались каждый год в тайных местах — в корчмах на

125

болотах или в покинутых лесных сторожках — для суда и приема в общину новых нищих.

У могилевских дедов был свой язык, непонятный для окружающих.

В неспокойные времена, в годы народных волнений, эти нищие представляли грозную силу. Они не давали погаснуть народному гневу. Они поддерживали его своими песнями о несправедливости панской власти, о тяжкой доле замордованного сельского люда¹⁴.

Речь, вне всякого сомнения, идет о масонской ложе. Во-первых, этот союз тайный, в котором соблюдается иерархия — старшины, майстры и ученики, что соответствует гроссмейстерам, мастерам и непосвященным (профанам) какого-нибудь закрытого ордена. Во-вторых, есть свой, тайный язык, дабы сберечь от посторонних свою деятельность, и суды и обряды для посвящения новых членов. В-третьих, "нищие не давали погаснуть народному гневу" против сильных мира сего. (Вспомним донос опального вельможи М.Л. Магницкого*, поступивший на имя Николая I в феврале 1831 г., в котором говорилось, что цель масонов — "низвержение алтарей и тронов".)

Паустовский считал, что "могилевские деды" появились в средние века. (Вспомним картину Питера Брейгеля "Слепые", 1568: времена "гёзов" — нищих.) Посмею предположить, что общины нищих и слепцов существовали задолго до средневековья, а по антимасонским мифам их, пожалуй, можно "обнаружить" во времена древних ессеев. Я думаю, что первым настоящим врагом масонов был легендарный воложский господарь Дракула: собрав всех нищих и попрошаек Трансильвании, он их попросту истребил. Думаю, нужно избрать его почетным членом какого-нибудь современного отнюдь не тайного общества — вроде общества "Память"...

Нелишне отметить, чтo пели "народные рапсоды". Историк Н.И. Костомаров (1817-1885) доказывал, что поэт, музыкант и нищий философ Григорий Саввич Сковорода (1722-1794) "был лицо народное", и «странствующие слепцы усвоили его песни; на храмов праздник на торжище нередко можно встретить толпу ... окружающую группу этих рапсодов и со слезами умиления слушающих "Всякому граду свой нрав и права"». Некоторые песни Сковороды вошли в сборники народных песен анонимно. По некоторым сведениям, Сковорода был масоном или, во всяком случае, находился под сильнейшим влиянием немецкого философа-мистика Якоба Бёме (1575-1624), труды которого перевел на свой, смешаный русско-малороссийский язык. Как писал

______________

* Подробно о нем см.: Дудаков С.Ю. История одного мифа. М., 1993. С. 56-60.

126

архиепископ Филарет, эти произведения Бёме "навеяли нечистую пыль на его (Сковороды. — С. Д.) душу". Вл.Д. Бонч-Бруевич считал украинского философа одним из главных теоретиков "духовных христиан"¹⁵.

Ну, а как прослеживается пресловутая связь между "союзом нищих" и евреями в рассказе Паустовского? Прежде всего — место! Действие происходит в еврейских местечках, где на синагогах приколочены деревянные звезды Давида (Моген Довид), а тайная встреча "дедов" происходит в корчме старого еврея Лейзера — ну прямо съезд мировых заговорщиков в духе Гёдше, Шабельской или Вагнера. И еще одна любопытная деталь: в еврейском местечке по заросшим мхом крышам домишек разгуливали козы — оказывается, Марк Шагал не фантаст...

Загадка Афанасия Фета

Война 1812 года — это не только слава России. Это еще и некий рубеж, пожалуй, культурный взрыв. Сколько военнопленных французов осталось в России? Никто не считал. Но у очень многих российских господ тогда появились гувернеры-французы, уцелевшие от кораблекрушения, называемого наполеоновскими войнами. Случалось, однако, что из заграничных походов русские офицеры привозили себе жен. Так, дворянин Афанасий Шеншин, имевший странное отчество Неофитович (от греч. пео-phytos — новообращенный, которым мог быть перешедший в православие выкрест), во время марша русских войск на Париж в буквальном смысле слова умыкнул прекрасную еврейку у мужа. В России она родила мальчика — в будущем известного поэта. Все было хорошо: мальчик носил фамилию Шеншин, но когда в результате доноса выяснилось, что он родился до заключения его родителями официального брака, Афанасию Афанасьевичу Шеншину (1820-1892) пришлось превратиться в Фета. Всю сознательную жизнь он боролся за возвращение родовой фамилии. В конце концов великий князь Константин Константинович (тоже известный в свое время поэт К. Р.) помог учителю вернуть отцовскую фамилию:

И пусть он в старческие лета

Менял капризно имена:

То публициста, то поэта.

Искупят прозу Шеншина

Стихи пленительного Фета.

А. Жемчужников

127

Фет был крайне правым публицистом, писал для катковского "Русского вестника", порицал "за вольности" студентов и евреев. Женился по расчету на Марии Петровне Боткиной сестре миллионеров-чаеторговцев, был рачительным хозяином, умел считать копейку и очень сдержанно отнесся к реформе 1861 г. (Относительно недавно появилась весьма хвалебная статья о хозяйственной деятельности Фета¹⁶.) Те, кого это интересовало, знали, что поэт еврейского происхождения. Но документы? Фет тщательно скрывал свои корни. Правда, в Германии встречался с родственниками по материнской линии...

Вероятнее всего, любопытство подвигло Николая Николаевича Черногубова (1873-1942), "человека особенного, не на каждом шагу встречающегося", проникнуть в тайну происхождения поэта. Будучи хранителем Третьяковской галереи, он через художника и коллекционера Илью Остроухова, родственника жены Фета (т. е. Боткиных), выяснил следующее: "...отец Фета, офицер русской армии двенадцатого года Шеншин, возвращаясь из Парижа через Кенигсберг, увидел у одной корчмы красавицу еврейку, в которую влюбился. Он купил ее у мужа, привез к себе в орловское имение и женился на ней. Не прошло несколько месяцев, как она родила сына, явно не от Шеншина, который и стал впоследствии знаменитым поэтом, взявшим в качестве псевдонима фамилию матери. Отцу стоило больших усилий усыновить его, что удалось лишь много лет спустя благодаря связям. Официально считалось, что Фет — законный сын Шеншина. Что он был сыном кёнигсбергского корчмаря, было секретом полишенеля, но сам поэт это категорически отрицал". Однако объективных доказательств, что он сын Шеншина, противного не существовало.

Черногубов задался целью их добыть. Заручившись рекомендациями Остроухова, он отправился к нелюдимому Фету в имение, сумел снискать его полное доверие и прожил там целое лето. Старик не подозревал, с какой целью поселился у него этот милый, с приятным вкрадчивым голосом и пушистыми русыми усами остроумный человек. Он бывал у Фета и после еще не раз, был даже в день смерти Афанасия Афанасьевича и присутствовал на его похоронах. Черногубов знал, что в спальне поэта, под подушкой, лежит конверт с надписью "Вскрыть после моей смерти", что и было сделано родными без посторонних, после чего конверт положили в гроб, тоже под подушку. У Черногубова хватило духа достать конверт и ознакомиться с его содержанием. То было письмо матери поэта, на конверте он прочел те же слова: "Вскрыть после моей смерти". "Фет не был Шеншиным и больше его не интересовал..."¹⁷.

128

Н.Н. Черногубов опубликовал весьма пространный очерк о происхождении Фета, но ни разу не обмолвился о его еврейском происхождении, в то же время сообщая об этом своим знакомым. О покупке жены отцом Фета читаем: "Знакомые и дворовые Шеншина говорили мне, что жену свою Елизавету Петровну он купил за сорок тысяч рублей у ее мужа"¹⁸.

Легенда о письме матери с некоторыми вариациями кратко пересказана в книге И.Г. Эренбурга "Люди, годы, жизнь" (место действия не Кенигсберг, а Гамбург). Просветил Илью Григорьевича племянник поэта Пузин: "...Фет завещал похоронить письмо вместе с ним, видимо, хотел скрыть от потомства правду о своей яблоне"¹⁹.

Серьезный исследователь творчества Фета Борис Яковлевич Бухштаб назвал сущим вздором сведения о купленной шинкарке. Возможно, полагал он, это следствие того, что И.-П. Фет шантажировал бывшую жену, требуя денег за развод. Достоверно лишь то, что семьи Фетов, живших в Германии, поддерживали отношения с Шеншиными²⁰.

Есть несколько, на мой взгляд, неординарных свидетельств о жизни Фета. Например, один из биографов иронически заметил, что Фет считал себя русским и «оборонял свою национальность от неметчины (!) умно и деятельно. Занимался физическим трудом, на собственноручно изготовленном станке точил шахматные фигуры. Был уверен, что, если разорится, сумеет себе заработать хлеб "пятью ремеслами"»²¹. И еще: мать Фета оставила в Германии дочь Лину (Каролину), которая приезжала в Москву для встречи с матерью и братом и прожила в родовом имении Шеншина Новоселках почти год, а затем вернулась в Дармштадт. Дальний родственник Шеншиных Александр Павлович Матвеев (1816-1882), профессор Киевского университета, известный специалист по женским и детским болезням, автор одного из первых в России руководств по акушерству, будучи в командировке в Германии, познакомился с Линой, влюбился и сделал предложение. Правда, и в этой истории много неясного, много неточностей и путаницы, в частности с городами (Дармштадт, Кенигсберг); род занятий настоящего отца Фета — корчма или городской совет?.. Принадлежность к лютеранской конфессии. Видимо, родители Фета были давно крещеными евреями — в Германии это практиковалось не реже, чем в России. В Москву приезжал и родной дядя Фета — поэт Эрнст Беккер, адъютант принца Александра Гессенского.

Внешность Фета у современников не вызывала никаких сомнений: "Наружность Афанасия Афанасьевича была характерна:

129

большая лысая голова, высокий лоб, черные миндалевидные глаза, красные веки, горбатый нос с синими жилками, окладистая борода, чувственные губы, маленькие ноги и маленькие руки с выхоленными ногтями. Его еврейское происхождение было ярко выражено..."²²

Пожалуй, никакое другое стихотворение Фета не породило столько эпиграмм, как это:

Когда мои мечты за гранью прошлых дней

Найдут тебя опять за дымкою туманной,

Я плачу сладостно, как первый иудей

На рубеже земли обетованной.

Амос Шишкин [А.Л. Ситкин]:

Когда в ночной тиши я вспоминаю вдруг о ней,

Как с ней ложились мы вдвоем на это лоно, —

То плачу я тогда, как плакал иудей,

Влекомый в дальний плен от стен родных Сиона...

Дм. Минаев:

Когда наплыв противных мне идей

К нам ворвался, смирить не в силах стона,

Стал плакать я, как плакал иудей,

Лишенный стен родимого Сиона.

Когда меня журнальный асмодей

Преследовал как лирика салона,

Стал плакать я, как плакал иудей,

Лишенный стен родимого Сиона.

Когда табун соседних лошадей

Топтал мой хлеб, — увидя то с балкона,

Стал плакать я, как плакал иудей,

Лишенный стен родимого Сиона.

Когда один из нынешних судей

Оправдывал работника Семена,

Стал плакать я, как плакал иудей,

Лишенный стен родимого Сиона.

Когда в мой сад явился гусь-злодей

Для похоти гусиного мамона,

Стал плакать я, как плакал иудей,

Лишенный стен родимого Сиона²³.

130

К.Г. Паустовский, неистовый адепт и пропагандист поэзии Фета, писал: «Ядов (одесский поэт Яков Петрович Давыдов, 1874-1940. — С. Д.) показал мне тростью на гряду облаков и неожиданно сказал:

И как мечты почиющей природы,

Волнистые проходят облака.

Я посмотрел на него с изумлением. Он это заметил и усмехнулся: "Это Фет... Поэт, похожий на раввина из синагоги Бродского"»²⁴. Порой доходило до анекдота: одного из своих знакомых К.Г. Паустовский, сидя "в деревенской баньке, намыленный, читая его дивные строфы" убеждал в том, что поэзия Фета необычайно мудра ²⁵.

Терпсихора и Купидон

Много лет назад, читая биографию великой балерины Анны Павловой, я обратил внимание на ее двойное отчество и "социальное происхождение": "Анна Павловна (Матвеевна) (31.1(12/2) 1881, Петербург — 23.1.1931, Гаага), рус. артистка. Дочь солдата из крестьян и прачки. В 1891 г. принята на балетное отделение Петерб. теат. уч-ща..."²⁶. Вспомнив закон "о кухаркиных детях", я удивился тому, что правительство действовало порой в обход собственных законов. В конце концов Петербургское балетное училище, как утверждали злые языки, было борделем Зимнего дворца, и социальное происхождение жриц Афродиты не имело значения: первыми ученицами училища были дочери слуг и певчих. Но меня ожидали "маленькие" открытия. Очутившись в 1971 г. на Западе, я обнаружил источники, в которых сообщалось, что Анна Павлова была внебрачной дочерью банкира и еврейского общественного деятеля, тайного советника Лазаря Соломоновича Полякова (1842-1914). При этом американская "Юдаика" и "Краткая еврейская энциклопедия" ссылаются на труды О. Керенского и С. Юрока*. Впрочем, эти данные повторяются в десятках изданий. Кажется, первым об этом сообщил представителям прессы вдовец Павловой Владимир Дандре.

______________

* Соломон Юрок (1888-1974) эмигрировал из России в 1905 г. Был известен на Западе как крупный антрепренер и пропагандист русского балетного и музыкального искусства. Автор, вероятно, имеет в виду его книгу "Impressario" (N.Y., 1946). — Примеч. ред.

131

Я вспомнил, что черносотенная пресса называла Анну Павлову "жидовкой". Вот тебе и дочь отставного солдата из крестьян! Почему из крестьян? Да потому, чтобы никто не подумал, что балерина — дочь еврея-кантониста. Но вот мать прачка?.. Странно. Однако через какое-то время в книге Остина Стюарта о Рудольфе Нуриеве я прочел, что и мать балерины была еврейкой²⁷. Сообщая эту подробность, автор ссылается на свидетельство известного балетного критика Ричарда Бакла.

Гроза 1812 года...

Мне уже приходилось писать об участии евреев в Отечественной войне: это и военные поставки, и денежные средства, и разведданные, наконец, посильное участие в боях. Были среди них и волонтеры. Канцлер Пруссии писал своему посланнику в Гамбург: "Обстоятельства последней войны против Франции недавно доказали, что они (евреи. — С. Д.) выказали свою преданность государству, принявшему их в число своих сынов. Юноши из евреев были товарищами по оружию их сограждан христиан, и мы имеем среди них примеры геройского мужества и самопожертвования в минуты военной опасности; прочие из их населения, в том числе и женщины, отличались разного рода самопожертвованиями наравне с христианами"²⁸.

Война пришлась на царствование Александра I, который относился к еврейской проблеме как миссионер. Его правительство еще раз (со времени Екатерины Великой) предоставило еврейскому меньшинству немало прав, в частности на духовную свободу, открыло двери учебных заведений, привлекло к земледельческому, ремесленному и фабричному труду, расширило торговые права, упразднило двойные подати (введенные Екатериной), уравняло повинности и даже несколько "отодвинуло" черту оседлости. Кроме того, государь поощрял переход в православие и оказывал покровительство неофитам. Историк Н.Н. Голицын, кстати сказать, недоброжелатель еврейства, писал: «... он (Александр I. — С. Д.) смотрел на потомков Израиля с уважением, как на живые остатки ветхозаветного народа "избранного", к которому он — прилежный читатель Св. писания — не мог не питать чувства удивления и благоговения; его занимали мысли о величии иудаизма, о будущности его, о призвании царей и народов по отношению к судьбам этого племени»²⁹.

Один из участников заграничного похода в Европу, офицер царской свиты С.Г. Хомутов, записал в дневнике 3 января 1813 г.:

132

"Пришли в Краснополь... Жиды вышли с ковчегом на встречу с императором и были нам очень рады... 6-го января. Пришли в Роски. Жиды приняли нас с большой радостью, а тот Жид, у которого мы стояли, напился пьян, чтоб лучше доказать нам свое удовольствие и надоел нам своими россказнями и похвалами... 5-го февраля. Пришли в Коло. Жиды устроили великолепный балдахин для императора и многие поехали ему навстречу в богатых одеждах..."³⁰. Ему вторит официальный историк: "...евреи каждого местечка, лежащего по дороге, где проходили войска, выносили разноцветные хоругви с изображением вензеля государя; при приближении русских они били в барабаны и играли на трубах и литаврах"³¹. Это же место из книги Н.К. Шильдера процитировал в своей книге об Александре I великий князь Николай Михайлович. (И даже будущий император Николай I, путешествуя в молодые годы по западным губерниям, внес в свой журнал следующую запись: "В Белоруссии дворянство, состоящее почти все из весьма богатых поляков, отнюдь не показало преданности к России, и, кроме некоторых витебских и южных могилевских дворян, все прочие присягнули Наполеону. Крестьяне их почти все на тяжелом оброке и весьма бедны, притом общая гибель крестьян сих провинций, жиды здесь совершенно вторые владельцы, они промыслами своими изнуряют до крайности несчастный народ. Они здесь все — и купцы, и подрядчики, и содержатели шинков, мельниц, перевозов, ремесленники проч. ... так умеют притеснять и обманывать простой народ, что берут даже в залог незасеянный яровой хлеб и ожидаемую незасеянную жатву; они настоящие пиявицы, всюду всасывающиеся и совершенно источающие несчастные сии губернии. Удивительно, что они в 1812 году отменно верны нам были и даже помогали, где только могли, с опасностью для жизни"³².) Налицо неприязнь Николая I к полякам и евреям. Возможно, он читал "Мнение..." Г. Державина. Может быть, кто-то из читателей сочтет, что Николай был прав, осудив "пиявиц" края. Спор на эту тему бессмыслен. Приведу, однако, такой факт: внутренние губернии России, куда евреи не допускались, жили неизмеримо хуже, беднее, невежественней, чем угнетаемые белорусы и малороссы. И лишь сравнив уровень жизни Западного края и Великороссии, можно сделать соответствующие выводы, но вряд ли они убедят антисемитов...

Будущий декабрист генерал-майор Сергей Григорьевич Волконский (1788-1865) свидетельствовал, что при наступлении на Витебск, недалеко от Бабиновича, к генералу Ф.Ф. Винценгероде явились несколько евреев с захваченным французским каби-

133

нет-курьером, имевшим при себе важные документы, присланные из Парижа Наполеону. Депеша была доставлена в Петербург, а "преданному еврею" пришлось остаться в русском отряде, ибо его местность была занята французами и он боялся мести. "Я его взял и содержал при себе, — писал Волконский. — Я об этой частности упоминаю как о факте преданности евреев в то время России; и точно, большая смелость для трусливых евреев, несмотря на неопределенность еще событий, решиться... схватить курьера и представить его в русский отряд; это было смелое и заслуживающее быть упомянутым; жаль, что не помню его имени, но помню то, что он был в том местечке, где жил, близ Витебска, неаттестованным медиком"³³.

О том, что евреи помогали русской армии доставкой информации, писал и генерал А.П. Ермолов: "Чрезвычайной важности сообщения о дислокации войск маршалов Виктора и Удино от графа Витгенштейна князю Кутузову было доставлено неким Евреем"³⁴.

Вероятно, многие помнят историю кавалерист-девицы Дуровой. Но вряд ли известен факт участия в военных действиях против Наполеона кавалеристки Эстер Манюэль, служившей во втором Кёнигсбергском ландверном уланском полку. Ее муж служил в русской армии, был участником заграничного похода и погиб в перестрелке под Парижем³⁵.

От того далекого времени остались некоторые статистические данные. Известно, например, что евреи собирали средства на нужды армии. Маленький городок Дубосары выставил для ополчения 30 ратников, которым евреи выделили "на харчи и водку" 122 рубля. Всего горожане-христиане собрали 2117 рублей, иудеи — 2742 рубля. В Одесском архиве хранятся документы, относящиеся к созданию эскадрона добровольцев неким Скаржинским. Среди набранного им пополнения в количестве семи человек значится один из "выкрещенных евреев"³⁶.

Интересные сведения о жизни евреев Западного края сообщают мемуаристы, побывавшие в России с Великой армией. Русские евреи Литвы и Белоруссии физически превосходили своих немецких единоверцев. Они не трусливы и то и дело вступали в драки с названными пришельцами (можно предположить, что в данном случае евреи защищали честь своих женщин): "Они не боятся никакой опасности, умны и изворотливы", а кроме того, прекрасные наездники и знают извозное дело³⁷. Этот же источник сообщает, что евреи — не только торговцы и мастера по изготовлению водки и меда, но и ремесленники, среди которых есть настоящие художники. К сожалению, нам известно немного лич-

134

ных еврейских имен того времени. Среди богачей города Могилева славился миллионер Орлов.

В одной правительственной листовке сказано следующее: «При вступлении армии нашей в Белоруссию торжественная и всеобщая радость евреев превосходит наше ожидание. По вернейшим и достоверным разведываниям дознано, что во время бытности края сего в узах чуждой власти они постились, прося Всевышнего о пособии русскому оружию и о погибели врага. Здесь помещается пример, достойный сведения и служащий важным доказательством на приверженность рода людей сих к престолу всеавгустейшего монарха: один из евреев, явясь к командующему авангардом генералу от инфантерии Милорадовичу, предложил ему свои услуги. Добрая воля его была не отринута, и он тотчас был употреблен к собиранию некоторых сведений; а дабы более приохотить его к сей обязанности, генерал Милорадович, по известной его щедрости, приказал выдать ему несколько денег, но еврей, отвергая милость сию, сказал: "Теперь такое время, ваше превосходительство, что и жиды должны служить без денег". Последствие оправдало ревность сего доброго жида, и он с точностию выполнил свое дело»³⁸. Сохранился лишь один экземпляр этой листовки, датируемый 7 ноября 1812 г. Ссылка на генерала М.А. Милорадовича подтверждается другими источниками. Будучи генерал-губернатором Петербурга, М.А. Милорадович сквозь пальцы смотрел на незаконное проживание евреев в столице. Доносившим об этом чиновникам он неизменно отвечал, что евреи являются самыми преданными слугами государя и, если бы не их усердие, он лично не имел бы тех многочисленных наград, которые получил за кампанию 1812 года³⁹.

Но, увы, слова из песни не выкинешь. Война — жесточайшая, сословные предрассудки сильнейшие. И посему адъютант великого князя Константина Павловича полковник А.С. Шульгин "выпорол шестерых жидов без причины, а только для примера другим, как он говорил"⁴⁰. Для какого такого примера, неизвестно. Историк С.М. Гинзбург не без иронии отметил, что лишь еврейки находились в сравнительно безопасном положении. Ирония понятна: там, где проходила армия, обычно не оставалось ни одной неизнасилованной женщины, но по крайней мере их не убивали. Этот же историк считает, что опыт войны 1812 года привнес в русскую литературу два образа — прекрасной еврейки и омерзительного жида, продающего все и вся и мешающего счастью дочери, успевшей оценить все преимущества христианского общества⁴¹.

135

В иностранных источниках зафиксированы жалобы на жестокое обращение евреев с отступавшими солдатами, хотя описаны случаи и обратного порядка. Один из отечественных мемуаристов, тайный советник и администратор A.M. Фадеев поведал о зверском истреблении раненых французов в Коломенском госпитале: «Между прочим, брат мой возил нас в село Коломенское, где жили удельные крестьяне... показали нам огромные чаны, в которых обыкновенно крестьяне квасили капусту на продажу в Москву. В 1812 году, при неприятельском погроме, они лишились этого дохода по причине истребления капусты французами. В отмщение им за то, когда французы выходили, а русские команды еще не вступили, крестьяне вытащили из находившихся в Коломенском лазарете нескольких больных французов, бросили их в чаны и искрошили вместо капусты. Кровь так и въелась в стенки и дно чанов, что следы ея еще были видны. Я не понимал бессмысленной жестокости крестьян. Мое недоумение рассеял рассказ Дворы Цайхнер, родом из Польши: эти действия были "целесообразны" — польские крестьяне в 1945 г. ловили отступавших немцев и превращали их в крошево в капустных чанах»⁴². (Фадеев недоговаривает: человечьим мясом откармливали свиней... И это христиане... Что сказал бы по этому поводу Иван Аксаков?..)

Судковские. Еще одна загадка

Много написано об ужасах рекрутчины во времена Николая I и об "игрушечной" армии малолетних еврейских кантонистов. Меня потряс опубликованный в сборнике "Пережитое" рассказ о судьбе отца известного художника Руфина Гаврииловича Судковского (1850-1885). Его отец, Гавриил Дионисович, священник из Аккермана, не скрывал своего еврейского происхождения. Мать Гавриила Дионисовича, чтобы избавить его от военной службы, отрезала ему большой палец правой руки. Батюшка демонстрировал свое увечье как печальный факт "еврейского изуверства". Конечно, это был не единственный случай сознательного членовредительства, причина которого не в изуверстве, а в самой военной службе, напоминавшей скорее каторгу. В рассказе довольно подробно описана леденящая душу процедура ампутации пальца. По свидетельству очевидца, доктора С.А. Вайсенберга, за короткое время таким образом были искалечены сотни еврейских мальчиков!⁴³

136

Гавриил Судковскии родился в 1816 г. По окончании Одесской духовной семинарии был рукоположен в священники в Очаковский собор и прослужил в нем 60 лет. В чем загадка? А в том, утверждает другой источник, что его отец, тоже священник, служил в этом соборе 36 лет! Здесь какая-то неувязка. Отец Гавриила Дионисовича не мог быть священником. Объяснение может быть лишь одно — речь идет о крестном отце кантониста. Тогда все становится на свои места. Отмечу, что Гавриил Дионисович был участником Крымской войны. 22 сентября 1854 г. союзная эскадра подвергла ожесточенной бомбардировке Очаков. Отец Гавриил добровольно явился на батарею и, "войдя в самое пекло сыпавшихся неприятельских снарядов", с крестом в руке ободрял защитников города. За свои заслуги перед отечеством он удостоился многих наград, включая орден св. Анны I степени. Авторитет пастыря был очень высок, начальство ценило его проповеди. В адресе, поднесенном ему по случаю юбилея, говорилось, что он олицетворяет собой образец высокого служения, будучи выдающимся законоучителем и примерным семьянином. Что же для престарелого священника (судя по опубликованной в "Ниве" фотографии, похожего на ветхозаветного пророка), столь высокая оценка была, вероятно, своего рода бальзамом для души⁴⁴.

Сын священника Р.Г. Судковский поначалу пошел по стопам отца, поступив в Очаковское духовное училище (по другим сведениям, в херсонское), а затем перевелся в одесскую семинарию. Как это бывает с настоящими подвижниками, он буквально разрывался между семинарией и рисовальной школой одесского Общества любителей искусств. Чарующая красота моря, певцом которого он стал, победила. В 17-летнем возрасте он поступил в Академию художеств в Петербурге, в которой проучился три года, получив за время обучения две серебряные медали. Он заканчивал Академию в несколько приемов. В 1873 г. совершенствовал свою технику в Германии, что принесло результаты: в 1877 г. он получил звание классного художника 2-й степени, а в 1879 г. — художника 1-й степени. Наконец, в 1882 г. Академия присудила ему звание академика. Судковский прожил короткую жизнь (35 лет), но оставил заметный след в изобразительном искусстве. (На мой взгляд, он является русским "аналогом" француза Эжена Будена.) Поэт Яков Полонский посвятил Судковскому восторженную статью. Художник А.А. Рылов (1870-1939) высоко оценил его известное полотно "Мертвый штиль"⁴⁵. Незадолго до смерти Р.Г. Судковского в Петербурге состоялась его персональная выставка, заставившая говорить о нем как о боль-

137

шом мастере. После смерти художника в Академии была отслужена панихида, а в Одессе учреждена стипендия его имени.

Я.П. Полонский писал, что Р.Г. Судковский "был в полном смысле слова добрый, честный человек, на все отзывчивый, вечно сомневающийся в своем таланте и в то же время вечно порывавшийся вперед, чтоб создать что-нибудь достойное мaстерской кисти"⁴⁶. Как всякого настоящего художника, его мучила неуверенность в себе и преследовала зависть. По поводу картины "Прозрачная вода" ("...каменистый мелкий берег моря в тихую солнечную погоду, когда сквозь кристалл тихо набегающих волн видно уходящее и постепенно исчезающее дно его, покрытое каменьями и водорослями", — Я. Полонский) в печати разгорелась полемика, кто раньше начал изображать в подобной манере воду — Куинджи или Судковский, что отравляло жизнь обоим живописцам.

Так "Миниатюра из еврейского мартиролога" доктора С.А. Вайсенберга вывела меня на еще одного потомка крещеного еврея, и, видит Бог, небесталанного. Сохранился портрет художника, снятый известным фотографом Шапиро (тоже крещеным евреем, о судьбе которого стоило бы рассказать). На фото симпатичный молодой человек с необыкновенно пышной курчавой шевелюрой и внимательным, задумчивым взглядом.

Макашов, Кожедуб и Покрышкин

Когда однажды по телевидению я услышал выступление генерала Альберта Макашова, то испытал нечто похожее на шок. Генерал Макашов свои звезды наверняка заслужил в послевоенные годы — за участие в походе на "братскую" Чехословакию в 1968 г. или бесславной войне в Афганистане, или за кровавую вакханалию в Тбилиси. Если бы он был участником Отечественной войны, то, возможно, не опустился бы до уровня столь примитивного юдофобства: солдатское братство этого не допустило бы. Я далек от мысли, что среди военных не было антисемитов. Но это были главным образом бойцы тылового фронта. Большинство же тех, кто имел хоть какое-то образование, определяли в связь, в артиллерию и т. п. Боже, сколько интеллектуалов полегло в 1941 г. во время обороны Москвы и на подступах к Ленинграду, принеся ничтожнейшую пользу! Но и в окопах были евреи...

Известный историк шахмат Яков Исаевич Нейштадт, попав в окружение в июле 1942 г., вышел к своим с оружием в руках

138

во второй половине января 1943 г., дважды бежав из немецкого плена. Его лицо напоминало слепок с карикатуры на Геббельса: прямо два еврея. Летом 1943 г. в районе Кривого Рога командир пехотной роты лейтенант Нейштадт принял на себя командование батальоном в критической ситуации: немцы нанесли контрудар, советские танки горели, как свечки, и пехота побежала. Нейштадт с трудом пресек панику, приказал занять оборону и окопаться. Ночью прибыло дивизионное начальство. В темноте послышались крики: "Кто командир?" Кто-то указал на окоп, где находился наш герой. Его лицо осветил фонарик, и невидимый обладатель властного баритона, видимо, приняв его за взятого в плен Геббельса, произнес: "И они еще говорят, что мы не воюем!" и тотчас скрылся в непроницаемой тьме. Сам Нейштадт все с ним случившееся считает кафкианской историей. Это сейчас, но 55 лет тому назад бравый защитник отечества (без иронии) и не слышал о Кафке...

Шашист, литератор и бывший рядовой Борис Миронович Герцензон, провел в окопах все четыре года войны. Что касается фразы "Они в тылу сражались за Ташкент", она правдива: большинство бежавших от немецкого наступления людей были евреями, к сожалению, бежали не все. Участь оставшихся на оккупированных территориях всем известна. Многочисленный контингент беженцев составляли польские евреи ("Полька Моисеева Закона", как сказано в одном стихотворении о беженках). Почти все они оказались в Средней Азии и поначалу их даже не брали в армию. Лишь время спустя значительный процент евреев пополнил ряды польской армии, а в латышской бригаде и литовской дивизии их процент достигал более половины состава, из коих 90% были рядовыми пехотинцами. Кроме того, евреи составляли 75% 1-го Чехословацкого отдельного батальона генерала Людвика Свободы.

В 60-80-е годы в издательстве Министерства обороны вышли в свет мемуары нескольких участников Второй мировой войны, главным образом маршалов и генералов. Все они, не сговариваясь, написали о бойцах-евреях. Конечно, цензура к ним, мягко говоря, придиралась. Приведу анекдотичный случай. Один генерал перечисляет фамилии своих фронтовых друзей: здесь и русский Иванов, и украинец Петренко, и татарин Ахметов, и белорус Петрункевич, и даже некий инженер Абрамович по национальности — ленинградец!

Кажется, абсолютный рекорд в перечислении еврейских фамилий в книге воспоминаний на 350 страницах принадлежит генерал-лейтенанту А.Д. Окорокову — около 100 фамилий.

139

В процентном отношении они занимают первое место. Это не случайность. В свое время моя "краткая" аннотация этой книги заняла почти две страницы. В этой же книге есть редчайшее описание научных экспериментов нацистов, например в "Анатомическом институте" в Данциге. Под этой вывеской творились чудовищные преступления: "Мы видели обезглавленные трупы, огромные чаны для вываривания жира, куски человеческой кожи. Самое страшное находилось в подвале-холодильнике... сотни... голов мужчин, женщин и детей. Они стояли в строгой последовательности — русские, поляки, узбеки, казахи, евреи, грузины, цыгане..."⁴⁷ Жаль, что ни Макашов, ни Баркашов этого не видели...

Кто в России из числа моих ровесников и людей постарше не слышал имен двух прославленных летчиков Великой Отечественной войны — Ивана Никитовича Кожедуба и Александра Ивановича Покрышкина? Трижды Герои Советского Союза и настоящие патриоты в самом высоком смысле слова. Пожалуй, юдофобы, но судите сами.

Перед самым началом войны А.И. Покрышкин (1913-1985) попал в только что присоединенную к СССР Молдавию. Снимал с товарищами комнату у бывшего торговца-еврея, который не любил пришельцев. Он избегал встреч с квартирантами. За несколько дней до войны немецкие "юнкерсы" летели над территорией СССР, приказа их сбить не было, да и угнаться за ними на отечественных самолетах было нелегко. В один из таких дней на пороге комнаты Покрышкина появился хозяин. Далее цитирую их диалог, не избежавший, разумеется, цензуры:

— Видели их?

— Кого? — пожал я плечами, хотя сразу понял, о ком идет речь.

— И ваши ничего им не могут сделать. Ничего! — горячо продолжал хозяин. — Как-то в разговоре с вами, господин офицер, я наугад сказал, что через год немец будет здесь. И не ошибся: год прошел — и вот он появился.

— Что ж, — притворно вздохнул я, — все складывается по-вашему. Может быть, и магазин вам скоро вернут.

— Не шутите, господин офицер. Я всегда считал вас серьезным человеком. О них, — он... поднял руку вверх, имея в виду пролетевшего фашистского разведчика, — мы, евреи, кое-что знаем. Немец мне возвратит магазин? Ай, зачем вы это говорите?.. Я старый человек и готов дожить свой век при какой угодно власти, только не при Гитлере.

140

— Но вы же рады тому, что немцы пролетают над Бельцами?

— Кто вам сказал, что я рад?

— По вас вижу.

— Зачем так говорить? Я думаю о Румынии. Там остались мои братья, сестра...

Спустя некоторое время старик сообщил о близком нападении на Советский Союз:

— Послушайте, на этой неделе Германия нападет на Советский Союз.

Мне пришлось изобразить на лице безразличие к его сообщению, назвать эти слухи провокационными. Но старик не унимался:

— Это не слухи! Какие слухи, если из Румынии люди бегут от фашиста Антонеску. Они все видят. Армия Гитлера стоит по ту сторону Прута, и пушки нацелены на нас! Что будет, что будет? Куда нам, старикам, податься? Если бы я был помоложе, сегодня же уехал бы в Россию. Мы сейчас молимся за нее, за ее силу. Гитлер здесь должен разбить себе лоб, иначе беда...

Я поспешил на аэродром. По дороге думал о старике, о его словах. Сколько пренебрежения к нам было в нем раньше! Потом оно сменилось безразличием, а теперь вот искренними симпатиями... В этот город я вернулся лишь через три года. Вся семья старика была убита немцами⁴⁸.

Ясно, что старику не нравилась советская власть. Александра Ивановича, понятное дело, это коробило. Правоту еврея он смог понять лишь в ходе и после войны.

В полку А.И. Покрышкина служил некий капитан Яков Жмудь. Как ни странно, но человек с такой фамилией был евреем. Рассказ относится ко времени освобождения Северного Кавказа: "Однажды ко мне на аэродроме подошел инженер по вооружению капитан Жмудь. Разрешите, говорит, обратиться по личному вопросу. На нем лица не было, бледный, осунувшийся, даже руки дрожат. Я сразу догадался, о чем он меня попросит. Вчера наши войска освободили Ногайск. А там перед войной жили родители, жена и дети инженера. Он ничего не знал о них. Очевидно, они остались в оккупации. Я тоже полагал, что это так, но очень не хотел, чтобы инженер сам узнал страшную правду о гибели своих родных и близких. Мне было жаль этого замечательного человека. А на радостную весть ему было трудно рассчитывать. Ведь в Таганроге, Жданове и Осипенко немцы уничтожили всех евреев. Ногайск стоит на той же большой дороге. Но, подумав, решил, что мой отказ будет еще более бесчеловечным.

141

— Что ж, дорогой, — сказал я инженеру, — если такая беда случилась, ее уже не поправишь. Надо крепиться. Бери машину и поезжай.

Он ушел, подавленный горем. И у меня защемило сердце". Действительность была страшной: "Вечером, возвратившись с задания, я увидел инженера Якова Жмудя в окружении однополчан. Он рассказывал им о своей поездке в Ногайск. Голос у него был тихий, надломленный, глаза красные. За один день он, казалось, постарел на несколько лет.

— И детей постреляли? — услышал я чей-то возмущенный вопрос.

Стало тихо.

— Все в одной яме лежат: сестра, старики, дети... Все...

— Вот изверги!

Жмудь заплакал. Гнетущая тишина, казалось, давила на плечи. Все стояли окаменев, словно видели перед собой могилу, заваленную окровавленными телами"⁴⁹.

— Не плачь. Слезами горю не поможешь... Обещаю тебе завтра же в отместку за гибель твоей семьи уничтожить несколько немецких самолетов. Инженер поднял заплаканное лицо, посмотрел на меня и молча протянул руку. Я крепко пожал эту трудовую руку, умеющую так искусно налаживать наши пулеметы, пушки и навигационные приборы...⁵⁰. (Жаль, что этот искусный инженер не сидел в одном окопе с Астафьевым. Дело в том, что Яков Жмудь усовершенствовал убойную силу пушек и пулеметов, соединив их одной кнопкой).

Ясно, что Покрышкин сочувствует капитану, называет его замечательным человеком, которого он не вправе был не отпустить на пепелище. Собственно, на этом можно было бы и оборвать рассказ. Но Покрышкин его не обрывает, он рассказывает, как при посадке самолета случайно обнаружил могилу расстрелянных советских военнопленных, в которой без различия национальностей лежали русские и татары, евреи и украинцы — всех их уравняла смерть.

Покрышкин сдержал обещание, правда, не обошлось без "приключения"... Вспомнив, как немцы расстреляли его друга, спускавшегося на парашюте, он без жалости расстрелял экипаж сбитого им "юнкерса"... На аэродроме его ожидал капитан Жмудь.

— Как я волновался за вас, товарищ гвардии майор... При всех такое пообещали, а могло быть...

А.И. Покрышкин был незаурядной личностью, мужественным солдатом и гражданином — редкое сочетание качеств в одном человеке. Он о многом сумел рассказать в своей книге —

142

и о бездарном сталинском командовании, и о том, как его исключали из партии, и о том, как те, кто его хаяли, потом хвалили. "Вечером меня вызвали на заседание партийного бюро... Жалкими выглядели те товарищи, которые два месяца тому назад... голосовали за исключение меня из партии. Сегодня они как ни в чем не бывало выступили в мою защиту. Я ненавидел их беспринципность..."⁵¹ Поведал прославленный летчик и о своей дружбе с начальником штаба дивизии полковником Абрамовичем, который помог Покрышкину, когда он принимал на себя командование этой дивизией. Советую всем моим читателям прочесть эту правдивую книгу.

Есть одно место в Библии — диалог между Господом и Авраамом, когда патриарх умоляет Всевышнего о прощении грешного града, если в нем найдутся десять праведников. Тяжкий грех совершили украинцы перед Богом, подняв руку на Его народ, они запятнали свою совесть неслыханными и жестокими убийствами евреев во времена хмельнитчины, "колииевщины"*, Гражданской войны. Они были приспешниками немцев и добровольными убийцами мирного населения. Но и среди малороссов найдется десять праведников, которые спасут свой народ от гнева Всевышнего. Одним из этих праведников был Иван Никитович Кожедуб (1920-1991), да будет благословенно его имя.

Во время учебы Кожедуба в летном училище ему очень помог преподаватель тактики ВВС майор Гуринович, который, изучив опыт боев, составил по данному предмету альбом. Некоторые выводы Гуриновича звучали как афоризмы и посему легко запоминались: спустя 20 лет Кожедуб их привел по памяти. Под стать этому майору был старший инженер полка Фрайнт, опытнейший специалист, энтузиаст своего дела, воевавший с первого дня войны и погибший в самом ее конце. Много теплых слов в адрес этих людей было сказано летчиком. Но самый удивительный рассказ "Сын полка" — о прибившемся к полку и исполнявшем должность ординарца Кожедуба мальчике Давиде Хайте. История мальчика из Риги трагична. Его семья погибла в фашистском концлагере Саласпилс. Давид спасся, отступая с советскими частями. Вначале он очень плохо говорил по-русски и был очень слаб физически, но все летчики, все — от командира до

_______________

* От украинского слова "колiй" — повстанец; крестьянско-казацкое восстание на Правобережной Украине в 1768 г. против крепостничества и национального гнета. — Примеч. ред.

143

моториста ему помогали. Я выделил эти слова, чтобы подчеркнуть, что среди этих людей не нашлось бы места Макашову. Смею думать, что после первой же антисемитской выходки его пристрелили бы. Мальчик работал на аэродроме не покладая рук. Кожедуб научил его водить машину, а во время наступления при захвате военнопленных мальчик был незаменимым переводчиком. При передислокации полка в район Прибалтики Давид не отходил от Кожедуба и наконец решился попросить его отомстить немцам за смерть своих родителей. Летчик обещал и выполнил просьбу мальчика. Когда однополчане Кожедуба пленили группу немецких офицеров, первым, кто ворвался в их землянку, был Давид Хайт. Кожедуб с ненавистью пишет о нацистах и сетует на то, что часть из них избежала наказания⁵². Думаю, попадись ему тогда его земляк Иван Демьянюк, он расстрелял бы его на месте...

Жаль, что оба знаменитых летчика ушли из жизни до "перестройки". Им по праву принадлежит почетное место среди праведников — оба могли бы посадить дерево в "Яд вашем".

Как создаются сюжеты

В свое время я писал об ашкеназах Средней Азии. Есть еще одна история, не вошедшая в повествование о завоевании Русского Туркестана, рассказанная советским драматургом Александром Петровичем Штейном (1906-1993). Его отец, влекомый неизвестностью, бежал на окраину империй из Каменец-Подольска, не поладив с отчимом. "Влекомый неизвестностью"? Может быть, юноша начитался рассказов Николая Николаевича Каразина?* Поступил конторщиком на строительство Закаспийской железной дороги. 15 мая 1888 г. в Самарканд прибыл первый поезд и, возможно, на нем и приехал Петр Штейн. Со строительством среднеазиатских дорог начался хлопковый бум, в Туркестан хлынули дельцы, предприниматели, авантюристы. В эти же годы П. Штейн и женился на дочери николаевского солдата, который в составе экспедиционного корпуса генерала К.П. Кауфмана прошел путь завоевателя имперских окраин. К.П. Кауфман, с 1867 г. Туркестанский генерал-губернатор, благоволил евреям и наделил их правом иметь земельные участки. При его преемниках началось

_______________

* Подробно о нем см.: Дудаков СЮ. Парадоксы и причуды филосемитиз-ма и антисемитизма в России. М., 2000. С. 380-388.

144

постепенное вытеснение евреев с земли и ограничение их гражданских свобод. (После погромов 1882 г. родилось "палестинофильство" — прототип будущего сионизма, и, как в сионизме, появилась идея "Уганды", так в противовес "палестинофильству" возникла идея переселения евреев в Сибирь или Среднюю Азию.)

Авторами проекта переселения евреев в только что завоеванные Кауфманом и Скобелевым Ахалтекинские степи были отец и сын Цедербаумы, пославшие сей гениальный проект министру внутренних дел графу Н.П. Игнатьеву. За "игнатьевский план" ухватился профессор Ис.Г. Оршанский, сочинивший переселенческий устав и получивший за это от критиков кличку "лжемессии". Что это был не полный бред, свидетельствует тот факт, что проект одобрил известный миллионер Лазарь Поляков⁵³.

Вернемся, однако, к деду А.П. Штейна, к солдату. Выйдя на поселение, он выписал из родных мест невесту, которая "вместе с другими солдатскими невестами, оберегаемая казачьим конвоем от нападения кочевников, продвигалась на верблюде в глубь Средней Азии. В новых местах пообвыкла. Женщина деловая и, видимо, прижимистая. Когда умер мой дед, она стала домовладелицей, построила номера для приезжающих, вела дела уверенно, детей обучала в гимназии, посылала учиться в Россию и даже во Францию". Ну чем не гимн еврейской женщине. На всю жизнь будущий драматург запомнил ее афоризмы: "Давать в долг все же лучше, чем в долг брать", "Нарядное платье — это еще не барыня", а особенно поговорку: "Кто жалуется, что у него суп жидкий, а кто, что жемчуг мелкий". "Направленность бабушкиной мудрости была очевидна": замужество дочери, которая связала судьбу с неимущим человеком, считала мезальянсом. Неприятие этого брака усугублялось тем, что дед, несмотря на длительный отрыв от еврейства, был глубоко верующим человеком. А зять — безбожник, глумился над религией — знакомая по многим воспоминаниям семейная драма.

Вспомнил драматург и о своих бухарских туземных сородичах: "Здесь издавна жили бухарские евреи, будто бы прямые потомки испанских беглецов, скрывшихся от очередных гонений то ли испанского короля, то ли великой инквизиции. В кривых, пыльных, нищенских кварталах прозябали ремесленники, извозчики, мелкие торговцы, неизвестно чем и на что существовавшая голь, в мутных арыках плескались грязные ребятишки. Жили скученно, дурно, однообразно, храня фанатическую верность Древней религии и всем ее установлениям; переселялись из дома в ивовые шатры, когда наступал Судный день; покупали только мясо, клейменное своими мясниками; одевались, как узбеки и

145

таджики, в стеганые ватные или шелковые халаты, но перепоясывались не кушаками, а веревкой — упрямо сохранявшийся след средневекового унижения, каковое, как известно, паче гордости. Обитавшие в русской части города (Ташкента) приехавшие из России евреи, главным образом потомки николаевских солдат, вполне обрусевшие и ассимилировавшиеся, относились к своим единоплеменникам снисходительно, но чаще — высокомерно. Разбогатевшие бухарские евреи при первой же возможности переселялись в Новый город"⁵⁴.

В этом описании есть несколько неточностей, в частности в том, что касается происхождения бухарских евреев (я писал об их происхождении в статье, посвященной К.П. Кауфману, которого А. Штейн не раз упоминает, причем вполне нейтрально), не сведущ автор и в названиях еврейских религиозных праздников: Иом-Кипур путает с Шавуотом (Судный день и праздник Кущей, отсюда "ивовые шатры"). Но последнее понятно: комсомольская молодость несколько потеснила в памяти прошлое, и к тому же мальчик был крещен "вольнодумцем отцом". Родители Штейна в 1912 г. отправились в Латвию, точнее в Юрмалу, а еще точнее, в Майоренгоф (ныне просто Майори), но не с целью перехода в лютеранство. История каждого "мешумида" грустна, вот как ее описал А. Штейн: «Смутно помню двор хлопкоочистительного завода богатых бухарских евреев, братьев Потеляховых...

Здесь, в хлопке, полиция искала прячущихся людей, не имевших права жительства...

На этом заводе служил мой отец, которого я помню так же смутно, как и двор, все сквозь далекую-далекую дымку...

Однажды у хлопковых гор появились люди в белых форменных рубахах, с красивыми кокардами на фуражках, с шашками, бившими по черным штанам, заправленным в белые полотняные сапоги.

Обнажив шашки, стали протыкать хлопок, то в одном, то в другом месте. Меня очень развлекало это зрелище, и я не мог от него оторваться. Мать стояла рядом, судорожно сжимая мою руку в своей, — это я тоже запомнил. Потом люди с шашками ушли со двора. Мать все стояла недвижно, по-прежнему до боли сжимая мою руку. Темнело.

Мать подошла к горке хлопка со стороны глиняного дувана, ткнула в него рукой. Отряхиваясь, вылез из хлопка отец. Помню, в чем он был — костюм чайной китайской чесучи — тройка. Покрытый неочищенной хлопковой ватой, бледный, молчаливый, не взглянув ни на мать, ни на меня, закурил. Руки тряслись. Чуть пошатываясь, пошел к дому. Мы медленно поплелись за ним.

146

Городовые искали отца. Кто-то донес на него. Он не был революционером. Просто у него не было права жительства в Туркестане. Оно, это право, было у братьев Потеляховых, "туземцев", на которых не распространялся этот закон (вспомним Кауфмана, закрепившего за бухарскими евреями эти права. — С. Д.), было это право и у моей матери, поскольку посчастливилось ей родиться дочерью бывшего николаевского солдата из кантонистов, отслужившего двадцатипятилетнюю службу, и оно, это право, было у нас, детей, поскольку были мы внуками деда, завоевывавшего Туркестан, и мы, дети, пользовались наравне с матерью всеми полагающимися завоевателям и их семьям льготами... Потому-то в 1912 году родителям пришлось развестись. А затем — вновь обвенчаться.

Мне было пять лет тогда, но я запомнил, как шел отец после облавы, не глядя на нас с матерью, шел, чуть пошатываясь...

Вскоре после этого происшествия отец, устав от вечной и унизительной боязни быть пойманным и высланным из Средней Азии, надумал сменить иудейское вероисповедание на христианское. Он не признавал ни того, ни другого — он был атеистом. Его фанатически религиозные хозяева братья Потеляховы и моя верующая бабушка резко осуждали отца за это решение, однако их реакция еще более его ожесточила.

Приняв решение, позвал к себе моих брата и сестру — двенадцатилетнего гимназиста и десятилетнюю гимназистку. Разумеется, меня не позвал, я еще ничего не смыслил. Сказал им он так:

— Вообразите себе, дети, попали вы на остров, где живут дикари. Дикари предложили бы вам выбор: либо стать такими же дикарями, как они, то есть подчиниться их дикарским законам, принять их веру и поклониться их идолам, либо вам тут же отрубят головы. Как вы бы поступили?

— Я бы сделала вид, — подумав, ответила сестра, — что поклоняюсь их идолам, а сама тихонько загнула бы мизинец, то есть это значило бы, что моя клятва недействительна.

Помолчав, отец посмотрел на брата.

— А ты?

— Я бы умер за веру! — воскликнул брат со всей пылкостью.

— Ну и дурак, — сказал отец и, озлившись, уехал в Майоренгоф — креститься»⁵⁵.

Добавить к этому рассказу нечего. Назвав свои воспоминания "Повестью о том, как возникают сюжеты", А. Штейн процитированный сюжет еще и комментирует, вкладывая комментарий в уста своего близкого друга драматурга Александра Вампилова (1937-1972): "Да, это драматургия, негромко говорит Вампилов,

147

внимательно выслушав мой рассказ, бросая чайкам хлебные корки, поглядывая на остроконечный шпиль лютеранской церкви, торчащий в прибрежном леске..."

Певец театральной Москвы

«Меня часто спрашивали: "Вы ярый филосемит?" — Нет, но несть для меня ни эллин, ни иудей. — "Кто же вы?" Я отвечал: рассказчик, желающий быть искренним».

Человек, которому принадлежат эти слова, историк театра и критик, долгие годы был директором Императорского театра. Он происходил из старинного русского рода (основатель рода некий Владислав Каща из Нилка Неледзевского, гордого герба Правдзии, муж знатный короны Польской, участник Куликовской битвы). Исторический анекдот: их прозвище волею великого князя Ивана III было "Отрепьевы", и лишь в 1671 г. им позволили вновь именоваться Нелидовыми. Были Нелидовы стольниками, постельничьими, послами, генералами, фрейлинами. Пожалуй, самая знаменитая в этой фамилии Екатерина Ивановна Нелидова, подруга императора Павла I и, безусловно, одна из самых образованных женщин XVIII в. (ее заброшенную и почти утраченную могилу незадолго до своей смерти в 1905 г. восстановил философ князь С.Н. Трубецкой).

Наш герой Владимир Александрович Нелидов (1869-1926), родившийся в Москве и умерший в Нью-Йорке, никогда не кичился своим происхождением. Московский старожил, блестящий рассказчик, он не конкурент "дяде Гиляю". Конечно, интеллектуальный уровень В.А. Нелидова не сравним с таковым автора "Трущобных людей", хотя зачастую он писал о тех же персонажах, что и В.А. Гиляровский (1853-1935), — похоже, но не так... Читать В.А. Нелидова — истинное наслаждение.

Есть у Нелидова рассказ о театре "Габима", к судьбе которого в советское время он имел отношение. Привожу этот редкий текст полностью: «Был в Москве и существует и по сейчас (писалось до переезда театра на Запад и в Палестину. — С. Д.) еврейский театр Габима. Габима по-древнееврейски "подмостки театра". Произносится это слово с ударением на третьем слоге, а первая буква мягко, как французское "h". О Габиме необходимо рассказать.

В 1917 г. явился к Станиславскому человек, по фамилии Цемах, еврей, и заявил, что хочет организовать театр на древне-

148

еврейском языке, а учиться актерскому творчеству у него, Станиславского. Ответ был: год работать, и потом показательный спектакль. Работать не со Станиславским, а с его помощником Вахтанговым. Условия были приняты.

Первый показательный спектакль был осенью 1918 г. в студии на Кисловке. Приглашены были люди театра и печать. Входим в прекрасно оборудованное помещение, человек на сто. Скромно, но с огромным вкусом. Большинство приглашенных — ни звука по-еврейски. Кто-то успел усвоить, что "да" по-древнееврейски "кэн". В программе три одноактных пьесы: драма, лирическая драма и веселая комедия. Вахтангов хотел изложить нам содержание пьес. Ему говорят: не надо. Коли работа правильна, мы и так должны понять. И вот после первой же пьесы мы, не знающие языка, все верно сами передали ее общее содержание. Со второй и третьей пьесой было то же. Три одноактных вещи люди, не покладая рук, более года разрабатывали по системе Станиславского. Победа Габимы была полная.

Я, к сожалению, видел потом только одну их постановку — "Вечный жид". Помню, как в начале был показан базар. "Где это я раньше видел?" И чем дальше, тем мысль все назойливее. Вспомнил: в Иерусалиме. Пересчитал "толпу". Девять человек. А не выходят из головы шум Иерусалимской толпы, ее красочность, зной востока и т. д.

Я надеюсь, что высокодаровитый руководитель студии Цемах пишет ее историю. Габима — живой пример достижения системы Станиславского. Был поднят вопрос о предоставлении этой студии небольшой субсидии, как и прочим академическим театрам, как бывшие Императорские, Художественный, Частная опера и Драма. Евреи-коммунисты подняли бунт и через влиятельных друзей достигли того, что был поднят вопрос о закрытии Габимы.

Решено было публично, "коллегиально" решить, нужен или нет, этот театр. Место решения — Камерный театр. Председателем собрания выбирается его директор А.Я. Таиров. Ораторам предоставлено каждому по десяти минут. Один из нас предложил выпустить сначала противников. Они вздору наболтают, а мы воспользуемся.

Докладчик Цемах временем ограничен не был. Помню конец его речи: "Габима — это наша весна, это ледоход наших душ, мы не хотим больше слез, мы хотим песен радости и веселья". Много веселья потом доставили нам наши противники. Один, например, заявил (прочие были не лучше): "Почему надо поощрять Древнееврейский язык и культуру, а не готтентотскую?" Когда

149

наступила моя очередь, я заявил "моему глубокоуважаемому противнику", что, разумеется, как только у готтентотов окажутся Соломон и пророки, появится Библия, культура в 6000 лет, Рубинштейны и Спиноза, то, думаю, все мы, "буржуазные недоумки", как вы в своей талантливой речи нас назвали, горой станем за культуру готтентотов. Вдруг реплика "места": "оставьте, это идиоты!" Кончаю и подсаживаюсь к подавшему реплику, сидевшему рядом с князем С.М. Волконским, тоже, конечно, из числа защитников.

Сидит с нами четвертый, коммунист бухаринского толка, но на сей раз он поддерживает "буржуазное скудоумие". Сидим и мирно беседуем. Кстати, наше мнение победило. Сказавший "идиоты" оказался милым собеседником, очень любезным, но с виду калабрийским бандитом, с черной как уголь бородой. "Знаете, с кем Вы сидите?" — слышу шепот сзади. "Нет!" — "Это Блюмкин, убийца Мирбаха, первого германского посла".

Я обратился к своей компании с заявлением: "А ведь только в России могут подобраться подобные единомышленники — гофмейстер, князь Рюриковой крови, его бывший сослуживец и подчиненный, а ныне друг, политический террорист и, наконец, коммунист, для которого "Ленин — белый". Мое непонимание не уменьшилось. Напротив»⁵⁶.

Приведу еще одно свидетельство на тему "Габимы" — упомянутого Нелидовым "Рюриковича" князя С.М. Волконского (1860-1937), в свое время управляющего Императорских театров (после революции преподавал в театральных студиях актерское и сценическое мастерство): «"Габима"... студия, ставящая пьесы на древнееврейском языке. Председателем ее был некто Цемах, он же был и отличный актер. Я был ими приглашен для того, чтобы ознакомить их с моей теорией читки. Я нашел такое внимание, такое понимание не только приемов моих, но и их воспитательного значения, как ни в одной из знакомых моих студий; а знал я их штук двадцать пять, если не больше. Когда я увидел, что они освоили мои принципы, я им откровенно заявил, что дальше нам продолжать занятия ни к чему; они по-русски все-таки никогда читать не будут, акцент им всегда будет мешать, а теперь их задача в том, чтобы применить к их древнееврейской читке то, что я им по-русски показал. Мы расстались, но остались в добрых отношениях; они всегда приглашали меня на свои репетиции и спектакли. Они в то время... дали интересную пьесу, "Пророк". Должен родиться Спаситель мира, но в момент рождения ребенок пропадает. Народ у подножия городской стены в волнении ждет вести о рождении и потом с ужасом слышит весть

150

об исчезновении. Встает Пророк, берет свой посох и объявляет, что он идет его искать. Это "Вечный жид", это неутомимая жажда, неугасимое искание Мессии... Цемах был прямо прекрасен в роли Пророка. Но сильнейшее впечатление было не от отдельных лиц, а от общих сцен. Это сидение народа перед стеной, суета и говор базарного утра, — кто только знает восток, тот не мог не восхититься красочностью... одежд, образов, говора, шума. И затем — переходы! Восхитительны своею незаметностью и своим нарастанием переходы от радости к ужасу, от всхлипываний к рыданию... Незабываемы некоторые подробности: синее платье жгучей прелестницы, фигура нищего, грязного, в рубищах, валяющегося в пыли базарной площади... Должен сказать, что это представление дало мне давным-давно уже не испытанное чувство настоящей трагедии. Незнание языка облегчалось розданной на руки русской программой...

Я сказал, что с "Габимой" связано интересное воспоминание. "Габима" получала государственную субсидию. Некоторая часть московского еврейства восстала против субсидирования такого учреждения, которое играет на древнееврейском, для многих непонятном, языке. Это-де никому не нужно, это "буржуазная затея". Они сильно действовали в правительственных кругах, дабы сорвать эту ассигновку и добиться ассигновки для театра, где бы давались представления на жаргоне. Тем временем "Габима" разослала приглашения на диспут, который она устроила в одном из театров, и пригласила представителей театрального мира и своих недоброжелателей на генеральное сражение. И вот тут я увидел картину, которая раскрыла мне неизвестные для меня стороны еврейства. Нужно ли говорить, что противники "Габимы", восставшие против "буржуазной затеи" и требовавшие театра на жаргоне, были коммунисты? Здесь, что было интересно, во-первых, картина евреев-коммунистов.

Много я видел людей яростных за эти годы, людей в последнем градусе каления, но таких людей, как еврей-коммунист, я не видал. В его жилах не кровь, а пироксилин: это какие-то с цепи сорвавшиеся, рычащие, трясущиеся от злобы. Но затем, второе, что было интересно, — ненависть еврея-коммуниста к еврею не коммунисту. Опять скажу: много я видел распаленных ненавистью, и в жизни... и на сцене... видел расовую ненависть, ненависть классовую, ненависть ревности, но никогда не видал, на что способен родич по отношению к родичу только за разность убеждений. В далеких, тайных недрах истории должны лежать корни этой ненависти. До чего доходило! Габимистов обвиняли в "деникинстве"... в спекулятивных целях: постоянно выплывало в

151

качестве ругательного слово "сухаревцы"; это потому, что на Сухаревке был тайный рынок в то время, когда продажа имущества была запрещена. Но самое страшное для них слово, даже только понятие, при далеком ощущении которого они уже вздымались на дыбы, это — "сионизм". Это стремление некоторой части всемирного еврейства устроить в Палестине свое государство, это стремление к национализму, перед глазами евреев-коммунистов-интернационалистов вставало каким-то чудовищным пугалом. Можно себе представить, что для них зарождение национальной идеи, идеи отечества в самом чреве, в самой матке коммунизма... Было много интересных моментов. Помню великолепную речь Цемаха... он говорил о жизненной... силе, которую они черпают из соприкосновения с древнееврейским духом...

Немало было блестков еврейского юмора. Один старичок сказал: "Много здесь спорят о том, что древнееврейский живой или мертвый язык? Собственно, не так это важно; но думаю, что если бы он был мертвый, то о нем бы не говорили или говорили бы одно хорошее"... В результате "Габима" получила правительственную субсидию. И это была победа культуры над бескультурьем. А для меня результат: интересный вечер и несомненное убеждение, что есть два еврейства. Одно ищет пробуждения всех сил своей древней природы:

Кто скажет мне, какую измеряют

Подводные их корни глубину?

для того чтобы положить их угловым камнем того национального здания, которое должно из Палестины встать соперником прочих народов. Другое еврейство ищет напряжение всех своих способностей для того, чтобы, не теряя своего духа, спрятать свой лик, просочившись в другие народности...»⁵⁷

Воспоминания Нелидова и Волконского во многом перекликаются. Но князь, пожалуй, иносказательно говорит об участии евреев в революции, неистовстве, ненависти коммунистов. Безусловно, для него евреи — дрожжи революции. Конечно, не все. Он это подчеркивает. И пытается найти источник ненависти евреев не только друг к другу... Ему ясно, что эта ненависть выше классовой и расовой. Так какую же ненависть должно испытывать еврейство по отношению к "гоям"?! Думаю, эта ненависть ассоциировалась у князя Волконского с расправой над Иисусом. Князь убежден в существовании еврейского заговора, несмотря на разность взглядов противоборствующих сторон. Перечитаем еще раз: сионисты хотят построить свое государство в Палестине, чтобы стать "соперником прочих народов", а интернационали-

152

сты, "не теряя своего духа", спрятать свой лик, просочившись в другие народности. Браво, князь! Вы читали "Протоколы Сионских мудрецов" и усвоили их. И вправду, кто еще может подсказать князю глубину подводных течений иудаизма?

Нелидов и Волконский безоговорочно сходятся в одном: борьба против "Габимы" — это дуэль культуры с бескультурьем. Нелидов упоминает человека, застрелившего императорского посла, Якова Блюмкина, который был не только убийцей, но и поэтом и большим поклонником театра "Габима". А знание древнееврейского языка помогло ему создать просоветскую агентуру в Палестине. Таковы уж превратности судьбы: "нам не дано предугадать", что, где и когда пригодится...

Довольно подробно рассказал В.А. Нелидов об участии евреев в театральной жизни столицы, назвав множество имен ныне почти забытых актеров. Порой он иронизирует над их "общечеловеческими" слабостями, но при этом не скупится на похвалу их профессиональных достоинств. "Чисто русскому таланту Рыбакова" Нелидов противопоставляет талант актера Малого театра Осипа Андреевича Правдина. Еврей Иосиф Трайлебен, изменив «свою фамилию на русскую, сообщал окружающим, что он швед по происхождению, блестяще этим языком владел, но за его спиной наивно злословили, что Правдин имеет предком одного из пленных после Полтавского боя, где Петр I разбил шведа Карла XII, что будто этот предок остался жить по капризу судьбы в черте оседлости для русских евреев.

Человек блестяще образованный, владеющий в совершенстве многими... языками... культурный, Правдин может быть назван "европейцем" Малого театра. Европеизм сказывался у него во всем...» Нелидов считает Правдина выдающимся актером, если не бриллиантом "дома Щепкина", то, безусловно, украшением. Лучшие его роли — прекрасный Шуйский в "Борисе Годунове" Пушкина и Растаковский в гоголевском "Ревизоре". А его игру в "Талантах и поклонниках" (он играл Васю) хвалил сам Островский. Этот швед или "полтавец" сроднился с Москвой и, бывало, вполне по-российски пускался в загул. Выбранный управляющим Малым театром, он ходил туда каждый день и после Октябрьского переворота, не боясь быть застреленным поставленным у входа часовым. Пьяная солдатня ограбила театр. Правдин умер в своем кабинете на 74-м году жизни от голода и холода. По мнению Нелидова, после смерти Правдина осталось лишь два актера его калибра — Ермолова и Южин⁵⁸.

Другой актер из "золотой" плеяды Малого театра, Федор Петрович Горев (1850-1910), сыграл более 300 ролей. Горев —

153

еврей, приемный сын помещика Алферова. Этот красавец, "с лицом старинной камеи", пишет Нелидов, был человеком "трагически необразованным, наивным и даже глуповатым. Энциклопедия сообщает о нем лаконично: недюжинный актер, вызывавший восторги одних и строгую критику других. Любопытная деталь: в молодости Горев был судим за подделку векселей, причем в это время он уже работал в театре!.. Среди его ролей критика выделяет героев Шиллера — Карла, Фердинанда, Дон-Карлоса и других. Нелидов подробно комментирует игру Горева в "Плодах просвещения" (он играл Григория) и роль еврея-миллионера в неназванной им современной пьесе: «Герой пьесы — добрый человек, но когда его затронули, тысячелетняя ненависть потомков (Израиля), ненависть к "гоям" проснулась и не знает пощады. "Мщу до седьмого колена", — чувствовал зритель». И далее о Гореве: в нем были задатки гения, казалось, он мог сыграть Шейлока, Мефистофеля, Грозного, но он даже не претендовал на такие сложные роли.

Сын Горева, Аполлон Федорович Горев (1887-1912), тоже талантливый актер, сыграл в поставленном К.С. Станиславским "Ревизоре" Хлестакова — мэтр отзывался о нем с похвалой. Увы, карьера Горева-младшего прервалась очень рано: в 25 лет он умер от туберкулеза⁵⁹.

Существуют различные точки зрения на отношение театрального мира к еврейству. Без всякой натяжки можно констатировать, что эта среда менее других... заражена антисемитизмом. Вот что писал по этому поводу известный до революции антрепренер и актер Вениамин Никулин (Ольковицкий): «...считаю уместным выразить мое глубокое чувство преклонения перед тогдашней русской актерской громадой. Торжественно подтверждаю, что у русских актеров никакого юдофобства вообще и никаких признаков антисемитизма не было. Даже если встречался молодой актер —еврей из южан, говоривший вместо "вы" — "ви", вместо "барыня" — "бариня" и так далее, то русские актеры добродушно посмеивались и настойчиво советовали таким начинающим товарищам сделать все возможное, чтобы выбраться из родной Одессы, Елизаветграда, Родомысля или Каменец-Подольска — на север, поближе к Москве, Волге, Сибири. Но тут-то и возникал трагический вопрос о праве жительства вне черты оседлости.

С одной стороны, евреи являлись очень желательными актерами в русском театре. Трезвые, трудолюбивые, аккуратные, не картежники и никак не хулиганы. Часто они обладали к тому же выразительной хорошей наружностью, приятным голосом, темпераментом и чуткостью. Будучи в большинстве начитанными и

154

умственно развитыми, они сильно способствовали и оздоровлению закулисных нравов.

С другой стороны, они оказывались загнанными в злополучную черту оседлости, где преобладала южная, не чисто русская литературная или бытовая речь. Конечно, это было трагично...

Еще раз с радостью и гордостью отмечаю, что русские актеры за малым уродливым исключением были вполне на высоте, относясь к евреям и другим инородцам идеально по-товарищески»⁶⁰.

Пожалуй, нелишне процитировать и сказанное В. Никулиным о Е.Б. Вахтангове, который вместе с Никитой Балиевым (будущим директором московского театра "Летучая мышь") начинал свою театральную карьеру во Владикавказе с участия в бесплатных гимназических постановках Никулина: «Потом, много лет спустя, я имел счастье видеть его гениальную работу в "Потопе", "Принцессе Турандот" и бессмертном, благодаря его, Вахтангова, воплощению, "Дибуке" в Габиме. Невозможно постичь и понять, как кавказец по рождению, армянин по национальности и христианин по вере, этот великий ясновидец Вахтангов мог... выявить тот дух народа, показать до осязаемости тот таинственный цемент, которым спаяна эта стойкая и вечная библейская нация»⁶¹. (Неточность: Вахтангов наполовину русский.)

Вернемся, однако, к воспоминаниям В.А. Нелидова.

При чтении большинства мемуаров или иных сочинений я ощущаю некое напряжение авторов (если угодно — натяжки), когда они пишут о евреях или еврействе. Нелидов подобного ощущения во мне не вызывает. Он совершенно свободно говорит о евреях, об их достоинствах и недостатках, правда, слишком уж часто подчеркивает их национальность. Например, для Нелидова миллионер Лазарь Поляков, которого ненавидел московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, — гениальный делец и "идеальный человек". Нарушая все законы, Поляков стоял на страже интересов умирающей княгини: "мягкий и добрый Поляков был в этом вопросе, как скала, и спас состояние для законных наследников". И далее: «Фигура Полякова настолько интересна, что о ней стоит сказать... Маленький еврейчик из черты оседлости, он начал с содержания небольшой почтовой станции, стал крупнейшим железнодорожником, председателем Земельного банка и десятков других учреждений, а от Александра III получил дворянское достоинство. На редкость гуманный и просвещенный, он был горячо любим и почитаем всеми, кто его знал. Его похороны напоминали похороны великого князя. Около ста придворных мундиров явилось его хоронить. Трудно себе представить тогдашнюю Москву без Полякова. Его доброта была без-

155

гранична. Рассказывали, например, что когда у него сидели по делам в кабинете, то часто за спущенной драпировкой восседала его супруга Розалия Павловна и, когда Поляков начинал по доброте поддаваться на просьбы, из соседней комнаты раздавался предостерегающий оклик его благоверной: "Лазарь!" И Лазарь бил отбой.

Сия Розалия, верная Сарра своего Авраама, ни разу за свою жизнь не проглотила куска ни в одном христианском доме, отклоняя приглашения великих князей, министров и послов. Поляков являлся на обеды один, а Розалия Павловна "всегда очень сожалела", у нее "болела голова", и она на следующий день делала визит хозяйке дома»⁶².

Краткий комментарий: Лазарь Соломонович Поляков (1842-1914) действительно был выдающимся предпринимателем и филантропом. Он дружил с генерал-губернатором Москвы князем В.А. Долгоруковым и с публицистом М.Н. Катковым. Отстоять права евреев во времена губернаторства великого князя Сергея Александровича ему не удалось. Нелидов оговорился: похороны Полякова напоминали похороны не великого князя, а князя Долгорукова, которого москвичи обожали.

Жена Полякова свято чтила кашрут и поэтому избегала посещать дома христиан. И, пожалуй, самое интересное в контексте нашего "театрального" повествования: внучка Полякова — великая балерина Анна Павлова. Так что вклад семейства Поляковых в русскую культуру весьма велик!

На мой взгляд, интересен рассказ Нелидова о его пребывании в стенах Катковского лицея. Одним из самых любимых преподавателей лицеистов был преподаватель немецкого и древнегреческого языка и директор лицея Владимир Андреевич Грингмут (1851-1907), впоследствии стяжавший печальную славу погромщика. (В свое время С.Ю. Витте жаловался Теодору Герцлю на выкреста Грингмута, препятствовавшего гражданской эмансипации еврейства.) Вот что пишет о нем В.А. Нелидов: «Директор был тот самый Грингмут, проклинаемый впоследствии всеми прогрессивными кругами, когда он сделался главным редактором правительственного органа "Московские ведомости". Статьи любимого учителя мне было больно читать. Я отправился к нему и спросил его: "Как вы, который так нас учили, можете так писать? Вы, который добились от нас добровольной просьбы давать на лишний час больше греческого языка в неделю?" Мне отвечено было: "В чем же разница того, чему я учил тогда и пишу теперь?" Я увидел, что тот, прежний Грингмут умер, и после этого я видел его только раз в жизни, когда он лежал в гробу»⁶³.

156

С неменьшей теплотой, чем об отечественных актерах, рассказывает Нелидов о гастролях в России их зарубежных коллег, причем, когда того требует материал, оговаривает их еврейское происхождение, если ему об этом известно. Так, великому немецкому актеру Эрнсту Поссарту он посвятил целую главу, не преминув отметить: "Его враги-немцы считали его евреем", и далее в скобках: "Заметили ли вы, что, когда возражения слабы, упрек в еврейском происхождении — якорь спасения для ничтожеств?". Что ж, мудрое замечание видавшего виды человека. И еще о Поссарте: «Сам он упорно выдавал себя за германца, но любимыми его ролями были "Meine drei Iuden" (Мои три еврея), "Шейлок", "Натан Мудрый" и раввин Зихель в пьесе "Друг Фриц"». Далее Нелидов дает, на мой взгляд, один из самых интересных анализов образа Шейлока в пьесе "Венецианский купец". Со времени Шекспира и до конца XVIII в. пьесу играли как водевиль. Английский актер Дейвид Гаррик (1717-1779), новатор и просветитель, первым оценил роль купца. После него образ трактовали либо позитивно, либо негативно. Нелидов был с этим не согласен, полагая единственно правильным — не отступать от замысла автора. (Существует мнение, что по-новому купца в 1814 г. сыграл другой англичанин, Эдмунд Кин (1787-1833), согласно старой Еврейской энциклопедии, он еврейского происхождения. Возможно, фамилия Кин, искаженное Кон. В сцене суда Кин-Шейлок достигал максимального драматизма: "Отнимая у меня имущество, вы отнимаете у меня жизнь". С тех пор эта трагическая нота во многих постановках доминировала. В XX в. Макс Рейнгардт, тоже еврей, трактовал эту пьесу как легкую интригу, затеянную на фоне знаменитого Венецианского карнавала.) Великий Поссарт играл не просто мстителя, а самого бога мести. В московской околотеатральной и интеллектуальной среде этот спектакль живо обсуждался. Не случайно на страницах книги появляется симпатичная фигура философа: «Я — тогда юноша — с несколькими товарищами был в одном доме, где об этом спектакле беседовали сам B.C. Соловьев и молодой приват-доцент князь С.Н. Трубецкой. Мы, молодежь, слушали. Соловьев, всегда к молодежи милостивый (мы его обожали за доступность и не боялись "учить его", что футбол, только что родившийся лаун-теннис, лапта и прочее "есть вещь", причем Соловьев любил это слушать)... обращаясь к одному из нас сказал: "А вы что скажете?" И получил в ответ: "Злой он, противный, а его жалко". —"Вот видите, — продолжал Соловьев разговор с Трубецким, — молодежь говорит жалко, а не думаете ли вы, что еврейским вопросом, антисемитизмом мы обязаны католичеству? Оно евреев гна-

157

ло и возбуждало их ненависть 2000 лет. Конечно, у евреев есть недостатки и даже пороки, как у всех. Они обращались с нами всегда по-еврейски, ну а мы с ними никогда по-христиански, — вот и вырыли пропасть". Мысль этой фразы повторяется в статье Соловьева "Христианство и еврейский вопрос"»⁶⁴. Нелидов обращает внимание на то, что эту мысль — о вине католичества — Соловьев постулировал, несмотря на свою многим известную тягу к католичеству. Мы же обратим внимание на то, что "старику"-философу тогда минуло аж 33 года...

Драматическую поэму Готхольда Эфраима Лессинга (1729-1781) "Натан Мудрый" (1779) Поссарт интерпретировал как задушевную беседу о свободе духа в костюмах своего века. Рассказывая об этом спектакле, Нелидов делает два отступления, имеющие отношение к нашей теме.

Будучи уже в эмиграции, он с актрисой О.В. Гзовской и актером В.Г. Гайдаровым был приглашен в Мюнхене на просмотр фильма "Натан Мудрый", освистанный в Баварии прессой католической партии. Нелидов по этому поводу пишет: «Плохой христианин, я тем не менее восхищаюсь евангельским: "Несть вам эллин, ни иудей" и принимаю эту истину. Но, смотря на ленту "Натан Мудрый", у меня буквально "стояла шерсть"... против еврейства, ибо Натан был выведен одной краской (жертвой всеблагой и всепрощающей), а христиане и магометане — чудовищами жестокости. Другими словами, тут исказили идею Лессинга. По-моему, много мужества и... честности проявила Гзовская, сказав еврею — хозяину фирмы и еврею-режиссеру (артистка впоследствии в этой фирме работала): "Ваша преступная ошибка в том, что Вы поставили умышленно не "Натана Мудрого", а "Натана Святого"»⁶⁵.

Еще одна роль Поссарта — реб Зихель, человек, творящий добро. В 1918 г., т. е. много лет спустя после того, как он видел Поссарта в ролях Натана Мудрого и Зихеля, Нелидов, встретившись со знаменитым московским раввином Мазе на постановке "Габимы", спросил его, что он думает о бурной деятельности Троцкого. Ответ известен из разных источников: «Векселя-то выдает Лев Давидович Троцкий, а боюсь, что платить по ним придется Лейбам Бронштейнам... Я почему-то вспомнил Зихеля — Поссарта. Мудрое ли добродушие моего собеседника-реба, картина ли подлости и ужаса, когда этих Зихелей Бронштейнов громят, само ли поссартовское исполнение — не знаю, но милый теплый спектакль "Друг Фриц" через 22 года воскрес в моей памяти»⁶⁶.

Свидетель роковых лет, Нелидов вряд ли без горечи констатировал, что обыск у него в доме проводили три молодых еврея.

158

"Еще один" факт участия евреев в революции, но в данном случае без педалирования... (Иногда Нелидов, вероятно по незнанию, не сообщает национальность актеров. Так, в одной постановке М. Реингардта играл великий Моисеи — оба принадлежат германской культуре, оба еврейского происхождения, Моисеи — редчайшего, албанский еврей! Можно привести еще несколько случаев подобной "забывчивости" — но, повторюсь: Нелидов не писал мемуары о евреях-актерах или евреях-режиссерах, он писал о пережитом.)

Много страниц посвятил В.А. Нелидов биографии и творчеству Антона Григорьевича Рубинштейна. Однако все по порядку.

Если судить по воспоминаниям современников, Рубинштейн был лучшим пианистом XIX в. Например, князь С.М. Волконский, выросший в музыкальной семье и серьезно занимавшийся композицией (эти занятия, в общем, одобряли А. Рубинштейн и П. Чайковский), писал: "Рубинштейн был, конечно, высшее, что я слышал, в смысле фортепиано. Его прикосновение к клавишам было совсем особенное; и его туше я мог бы узнать на расстоянии годов (курсив мой. — С. Д.). Я не слышал Листа, но не могу себе представить, чтобы он был лучше. Что это бывало в концертах Дворянского собрания! Какое расстояние было у него от ласки до ударов, от шепота до грохота; как он умел распределять незаметность своих нарастаний. Казалось, уже дошел он до высшей степени возможного, — нет, еще и еще возрастала его мощь. Изумленно раскрывались глаза слушателей, вытягивались шеи; какое-то неверие поднимало людей, вся зала вдруг начинала вырастать, привставать со стульев, глаза впивались в движение рук, и под внешней затаенностью внимания накипала буря, которая наконец разражалась громом, когда он умолкал". Далее весьма редкое описание внешности артиста: "Его голова была изумительна. Совсем бетховенский лоб, с сильно развитым рельефом; проницательные глаза, проницательность которых еще увеличивалась тем, что верхняя часть века свисала, он смотрел как бы из-под завесы; рот большой, очень сжатый и крепко притиснутая челюсть; длинные волосы, откинутые назад, своенравно топырились над левым ухом, и пряди часто спадали на лоб в пылу музыкального увлечения"⁶⁷. Пожалуй, это описание дает большее представление об Антоне Рубинштейне, чем его портреты кисти Перова или Репина. Но более всего в рассказе Волконского меня поразила фраза, что он спустя годы мог бы узнать игру волшебника, которому были присущи прямота, суровость и даже резкость, впрочем, все эти качества, по свидетельству Волконского, очень ценились его друзьями.

159

Певец Москвы Нелидов в первую очередь вспоминает о кумире москвичей Рубинштейне-младшем, Николае. Он называет его богом Москвы. В частности, он описывает его грандиозные похороны — около 200 тысяч человек провожали в последний путь своего любимца. "Голова процессии входила в старинный, XII в., Даниловский монастырь, а хвост тянулся на много верст".

Антон был обожаем Москвой не менее. (Сообщая некоторые биографические данные о Рубинштейнах, Нелидов не забывает упомянуть, что по документам они евреи из Одессы.)

Рисуя словесный портрет старшего брата, Нелидов, подобно многим, отмечает схожесть его львиной головы с изображениями таковой Бетховена. Он пишет о его необыкновенной "царской щедрости" и называет "венценосцем искусства". Молодое поколение было "отравлено" его игрой: "Рубинштейна можно назвать убийцей всех исполненных им вещей: никогда никакой потом самый архизнаменитый виртуоз вас в этой вещи не удовлетворял. Когда я теперь хочу слушать рояль, я закрываю глаза и слушаю... умершего в 1894 году Антона Рубинштейна". И далее по поводу исполнения Рубинштейном шопеновского "Marche funibre": «Вся зала чувствует, что жизнь погибла, шествует неумолимая судьба, человеческие слезы (адажио) слышны не только в музыке, они льются из глаз четырехтысячной толпы, заполнившей все, до эстрады включительно. Когда Рубинштейн заканчивал тем, что он называл "веяньем ветров над могилой", без носового платка у глаз слушателя не было. Пауза, зовущаяся "вечной", а потом энтузиазм... представьте его себе сами». И еще Нелидов рассказывает, как в 1914 г., застигнутый войной в Германии, он был арестован как русский шпион и посажен в камеру смертников. Соседа его расстреляли. Трудно поверить, но в эти трагические часы он утешал себя тем, что в ином мире услышит волшебную игру Рубинштейна⁶⁸. Я же, в свою очередь, признаюсь, что за всю свою жизнь никогда и ни о ком таких восторженных и благоговейных слов не слышал и не читал...

Поэт и литератор Николай Минский (1855-1937) посвятил Антону Рубинштейну, на мой взгляд, прекрасное стихотворение, но вряд ли оно может конкурировать с панегириком В.А. Нелидова:

Рубинштейну

Когда перед столичного толпою

Выходишь ты, как лев, уверенной стопою,

И твой небудничный, величья полный вид

Приветствует она восторга громким гулом, —

160

Мне кажется: опять Давид

Играть явился пред Саулом...

Явился в этот век, безумный и больной,

Чтоб в гордые умы пролить забвенья чары,

Чтоб усыпить вражду, чтоб разогнать кошмары,

Чтоб озарить сердца надеждой неземной...

И вот ты сел играть, вот клавиши проснулись,

И полились, журча, хрустальные ключи.

От мощных рук твоих горячие лучи

Ко всем сердцам незримо протянулись,

И растопили в них забот упорный лед.

Средь моря бурного столицы многолюдной

Ты вдруг создал, как Бог, какой-то остров чудный.

Ты крылья дал мечтам — и молодость вперед

На этих крыльях полетела,

Вперед, в страну надежд, где силам нет преград,

Измены нет в любви и счастью нет предела.

А старость грустная умчалася назад,

В заглохший край воспоминаний,

Невинных слез и трепетных признаний.

И высоко над бездной суеты,

Прильнув к твоей душе, взнеслась душа поэта,

Туда, перед лицом бессмертной красоты,

В эдем негаснущего света.

Ты в мертвые сердца огонь любви вдохнул,

Ты воскресил все то, что опыт умерщвляет.

И молится толпа, и плачет, как Саул,

И гений твой благословляет...⁶⁹

1886 г.

Аннибалова клятва

Сколько литературы о погромах? Несть числа. И все же, каждый раз натыкаясь на описание погрома, я испытываю боль и ненависть...

Шесть суток продолжался страшный погром в Одессе. Обыватели одного из домов открыли у себя лазарет, собрав общими усилиями минимум необходимого, — кто-то дал подушку, кто-то простыню, кто-то посуду; оборудовали 16 или 18 лежачих мест, которые уже на следующий день были заполнены. Постоянно дежурила одна медсестра, забегали врачи из соседних больниц,

161

которые, надо думать, были переполнены. Свидетель, великий русский актер Николай Федорович Монахов (1875-1936), вспоминал: "Среди раненых нашего лазарета мне запомнилась еврейская девушка, жившая на Молдаванке. К ней ворвалась толпа хулиганов и разгромила ее нищенскую, убогую квартиру; кто-то ударил ее чем-то тяжелым по голове, она упала и дальнейшего не помнила... Дальнейшее нам рассказала уже сестра милосердия, которая привезла ее к нам в лазарет".

Девушка эта зарабатывала на жизнь себе и престарелому отцу шитьем рубашек и штанов, которые продавала на рынке. Молдаванка — и поныне самый бедный квартал Одессы — подверглась тогда полному разгрому: "Стены этого квартала были обрызганы кровью растерзанных евреев (здесь и далее курсив мой. — С. Д.). В тот момент, когда девушка упала от удара, в комнату вбежала сестра милосердия и, присев над ней, прикрыла ее своим платьем, тем самым спасая ее от убийства. Затем она с трудом выволокла раненую и в бесчувственном состоянии привезла к нам...

В наш лазарет привозили, в общем, легкораненых. Все раненые через десять-двенадцать дней уже уходили; в конце концов, в лазарете осталась одна девушка, не решавшаяся уйти. Она поправлялась... Гораздо больше опасений внушало состояние ее психики. Она боялась выйти из лазарета". Организаторы лазарета не знали, что делать с девушкой, прописать? Но у нее не было даже паспорта, и посему студенты гостиницы, где был размещен лазарет, уступали несчастной по очереди каждый день свою комнату...

Рассказ о девушке имеет "счастливый конец": ее нашел старик-отец. При этом потрясение, пережитое обоими, да и самим свидетелем, навсегда осталось в его памяти: "После погрома, который и без того достаточно растрепал мои нервы, я еще съездил на еврейское кладбище, где были выставлены обезображенные трупы для опознания. Я не хочу говорить о деталях этой ужасной выставки, но никогда не забуду громадной площади, на которой были рядами выложены сотни трупов, окруженных плотным кольцом стонущей, плачущей толпы. В течение многих месяцев я видел во сне эту ужасную выставку и кошмарные подробности одесского погрома...

Я дал себе слово никогда больше не приезжать в Одессу. Мне казалось, что, если я опять увижу этот изумительный город, ужасные картины пережитого погрома снова оживут в моем мозгу и лишат меня покоя"⁷⁰. И эту Аннибалову клятву Н.Ф. Монахов сдержал.

162

У рассказа об одесском погроме есть продолжение. Потеряв душевный покой, Н.Ф. Монахов бежал в Киев, но и там бесчинствовали погромщики, правда, менее организованные, чем в Одессе, они в основном грабили магазины и лавки, обошлось без жертв. Однако во время Гражданской войны головорезы "наверстали упущенное": на Украине не осталось ни одного местечка, где не пролилась бы еврейская кровь. Преждевременная смерть избавила великого актера от того, чтобы быть свидетелем убийства шести миллионов евреев, к которым он испытывал искреннюю симпатию.

Потомок Аввакума

Владимир Пименович Крымов (1878-1968) родился в семье староверов. Его родословная по материнской линии восходит к неистовому протопопу Аввакуму Петрову (1620/1621-1682). Крымов прожил долгую и интересную жизнь. Здесь и путешествия в Южную и Центральную Америку, и два кругосветных плавания. Учился в Петровской лесной академии, окончил Московский университет, был успешным предпринимателем. Не разделял взглядов своего патрона А. С. Суворина, будучи коммерческим директором "Нового времени". Самый значительный вклад Крымова в культуру — издание "роскошного журнала" "Столица и усадьба" (1914-1916). Человек незаурядный, он умел делать деньги, общался с сильными мира сего и даже... писал письма тов. Сталину, призывая его не отдавать власть, "никого не щадя", укреплять армию и не преследовать за веру. Насколько тов. Сталин внял его советам, известно. К счастью, призывал он Отца всех народов из далекого зарубежья...

Книги В.П. Крымова имели некоторый успех, в частности заметки о прошлом, в которых он широко использовал фрагменты газетных сообщений. Не чурался Крымов и еврейской темы; например, забавно читать такую запись: «В Петербурге, среди многих других вырезок, у меня хранилась одна из "Ведомостей С. Петербургского градоначальника". Для руководства полицейских чинов напечатано: "Штундистов, баптистов, гугенотов и прочие малоупотребительные вероисповедания считать за евреев"»⁷¹. Доступно для невежд, просто и убедительно. Но чутье ищеек безошибочно: любой "протестантизм" следует искать "в нише" между Новым и Старым заветом, тенденция очевидна.

Земля Офирская и земля российская

Дед объявленного по "высочайшему повелению" сумасшедшим философа П.Я. Чаадаева князь М.М. Щербатов (1733-1790), известный в свое время историк и публицист, был автором первой в России антиутопии "Путешествие в землю Офирскую" (1784). Правда, сам князь свою землю Офирскую считал идеалом человеческого общежития. Меня привлекла одна деталь, характерная не только для утопий, но и для российского бытия. Какую роль в своей утопии историк отвел религии и духовенству? Роль эта, согласно Щербатову, такова: религия необходима лишь для охранения порядка, как часть полиции нравов, и чины полиции являются для офирцев священнослужителями! "Во имя этой религии, проникнутой действительно полицейским духом, ее служители имеют право вступаться в частную жизнь людей"⁷². Вывод Щербатова однозначен: эта религия идеального государства.

Прошло 100 лет, и другой писатель, И.А. Гончаров, отнюдь не радикальных взглядов, в одном из черновиков своих воспоминаний записал следующий анекдот: «...священник, исповедуя умирающую девяностолетнюю купчиху, между прочим, спрашивает, "не принадлежит ли она к тайному обществу"»⁷³.

Шашечница и пирамида

Когда в январе 1862 г. в Петербурге образовался шахматный клуб, то, согласно его уставу, доступ туда был ограничен числом членов, не превышавшим числа клеток шашечницы — 64. Бдительное око полиции следило за этим собранием, и осведомитель сообщал, что клуб — лишь прикрытие для политической пропаганды, проводимой его членами, например Н.Г. Чернышевским. Я имею в виду вторую попытку официально основать в России шахматный союз. Клуб был открыт в доме Елисеева у Полицейского моста (символическое название). Вот выписка из агентурного донесения в III отделение от 12 января 1862 г.: "Подозревая в учрежденном ныне вновь шахматном клубе какую-нибудь тайную цель (курсив мой. — С. Д.), так как члены, записавшиеся до сих пор, принадлежат исключительно к сословию литераторов и ученых, приложено было старание узнать, на каком основании образовался этот клуб"⁷⁴. Агенты полиции утверждали, что клуб был открыт по инициативе А.И. Герцена, который передал по-

164

койному Н.А. Добролюбову свой план. Ясно, что сей "шахматно-масонский" форум существовал всего пять месяцев, с 10 января по 9 июня 1862 г., и был закрыт военным генерал-губернатором Петербурга на следующем основании: "...считая в настоящее время своею обязанностью принимать все меры к прекращению встревоженного состояния умов и к предупреждению между населением столицы, не имеющим никакого основания для толков о современных событиях, признал необходимым закрыть, впредь до усмотрения, шахматный клуб, в котором происходит и из коего распространяются ... неосновательные суждения"⁷⁵.

В развитии международных связей шахматистов решающим было создание в июле 1924 г. FIDE (Federation Internationale des Echecs) — Международной шахматной федерации. Основанная во Франции, она впитала в себя многое из французского масонства, равно как идеи всеевропейского и мирового сообщества, вплоть до введения единой шахматной нотации — общего разговорного языка всех адептов древней игры. Основной целью учредителей FIDE было объединить человечество, о чем, в частности, свидетельствует ее масонский девиз "Gens una — sumus" (Мы — одна семья). Девиз этот побуждает вспомнить просветителя, писателя и масона Н.И. Новикова (1744-1818), вице-президента Императорской академии художеств масона и мистика А.Ф. Лабзина (1766-1825), профессора и масона И.Е. Шварца.

Один из современников великого шахматиста А.А. Алехина, Лев Любимов, писал о его парижской жизни 20-30-х годов: «По-настоящему Алехин царил в Париже лишь в белом, обвитом растениями павильоне, где в саду Пале-Рояль помещался шахматный центр французской столицы, там постоянно слышалась русская речь и тон задавали, кроме Алехина, Л. Бернштейн, С. Тартаковер, Е. Зноско-Боровский и еще другие эмигранты. (Среди других поэт Петр Потемкин и гроссмейстер Виктор Кан — инициаторы создания FIDE, Потемкин еще предложил тот самый девиз "Gens uns — sumus"⁷⁶.) Встречал я Алехина и в парижской русской масонской ложе "Астрея", но скоро масонские "радения" надоели ему, и он нередко превращал и ложу в шахматный клуб, усаживаясь за шахматную доску с гроссмейстером Бернштейном. И в домашней обстановке, и в масонской ложе я наблюдал в Алехине надрыв, неудовлетворенность собой»⁷⁷. Увлечение Алехина масонством несомненно. Об одном из основателей в 1922 г. в Париже упомянутой ложи "Астрея", Осипе Соломоновиче Бернштейне (1882-1962), написала в своей книге "Люди и ложи. Русские масоны XX столетия" Н.Н. Берберова.

165

На вопрос, почему Алехин и ему подобные (из числа спасшихся в эмиграции от революции, вину за которую они не раз возлагали на пресловутых жидомасонов) хлынули в масонские ложи, один из современников, бывший белый генерал Н. Белогорский, ответил так: «Теперь... в эмиграции братьев стало больше; и все прибавлялось.

Мода. Короткая и тоже обманчиво иллюзорная. Но она была.

Причем — по самому составу зарубежья — широкий офицерский наплыв в ложи. Особенно много, кажется, масонов было между кавалергардов...

Нет сомнения, что некоторые вступали в ложи по той причине, что были в глубине души родственны духовной сущности масонства. Но большая часть новых братьев, военных, пришла не по этому, а по другому...

Потому, что верно правильным казалось изъяснение высоких градусов масонских того, почему мы не победили, а вот сидим по заграницам; и что требуется, чтобы победить завтра.

Формулировка наияснейшая.

Не победили, главным образом, потому, что не поддержал нас должным образом Запад, французы с англичанами. А... всего лишь кое-как, между прочим, оттого, что у них в Париже и Лондоне на первейшем месте масоны; мы же "белые" масонам чужды и подчас враждебны.

Так для того, чтобы победить завтра, надо сойтись, чтоб помогли.

И для сего русское масонство. Для союза и будущей победы. В общем, хоть и каменщики, а в своем роде полувоенная проповедь»⁷⁸.

Что Белогорский — человек неординарного мышления, ясно из следующего примера. Генерал сел играть в шахматы с банкиром Куффелером: "Ибо несправедливо мнение, будто евреи — это только ростовщическая проза с процентами. И Давид, и Соломон, кроме всего остального, великие поэты, знаменитость которых самая длинная в мире. Куда длинней, чем не только у Шекспира, но вот даже у воображаемого Гомера. И вчерашний сионизм, как и сегодняшняя израильская Палестина, — хоть она и не всем нравится, — опять в высшей степени поэзия. Подумайте: пронести это в душе своей народной две тысячи лет..." В сыгранной партии генерал победил. Конец был красив, и банкир произнес: "Благодарю вас... я восхищен. Романтическая партия. Впрочем, русские очень сильны в шахматном искусстве". Ответ генерала был объективен: "Русские и евреи: Стейниц и д-р Ласкер"⁷⁹.

166

Помогли ли масоны эмигрантам? Некоторым да! Именно с помощью масонов смог сыграть матч с Капабланкой А.А. Алехин, а Иван Бунин получил Нобелевскую премию благодаря масону высокого посвящения президенту Чехословакии в 1918— 1935 гг. Томашу Масарику.

Один из упомянутых ранее шахматистов, Савелий Григорьевич Тартаковер (1887-1956), он же "Гомер шахматной доски", вероятно, тоже был членом масонской ложи. Доказательством его масонского подвижничества служит анализ партии Мароци-Эйве во время Шевенингенского турнира 1923 г., приведенный в третьей части книги Тартаковера "Ультрасовременная шахматная партия". При анализе совершенно неожиданно появляется графическое изображение партии в виде масонского треугольника-пирамиды. Поле "al" предоставлено неусыпному оку вечности (подобно антуражу масонской ложи), наблюдающему за постройкой пирамиды белыми фигурами: "Винтообразное восхождение на вершину пирамиды..."⁸⁰.

Процентная норма

О процентной еврейской норме при поступлении в гимназии и высшие учебные заведения писали много раз. На какие только ухищрения не шли родители, чтобы дать своим детям образование.

Самый известный рассказ на эту тему "История моей голубятни" Исаака Бабеля. Мальчик готовился к поступлению в приготовительный класс Николаевской гимназии, где была жестокая 5-процентная норма. Из 40 поступавших могли принять лишь двух. Мальчик был способен к наукам и сдал экзамены на две пятерки. Но приняли маленького Эфрусси, сына богатого хлеботорговца, который дал взятку в 500 руб. На этом дело не кончилось: "родные тайком от меня подбили учителя, чтобы он в один год прошел со мною курс приготовительного и первого классов сразу, и так как мы во всем отчаялись, то я выучил наизусть три книги". Далее следует рассказ об экзамене, когда помощник попечителя гимназии Пятницкий спрашивает мальчика о Петре I. Выучивший "от строки до строки" учебник истории Ф.Ф. Пуцыковича и стихи Пушкина о Петре (вероятно, из "Медного всадника" или "Полтавы") герой "навзрыд" в забытьи их прочитал: "Я кричал их долго, никто не прерывал безумного моего визга, захлебывания, бормотания. Сквозь багровую слепоту, сквозь неистовую свободу, овладевшую мной, я видел только

167

старое, склоненное лицо Пятницкого с посеребренной бородой. Он не прерывал меня и только сказал (учителю. — С. Д.) Каратаеву, ликовавшему за меня и за Пушкина:

— Какая нация, — прошептал старик, — жидки ваши, в них дьявол сидит"⁸¹.

Это литература. Но жизнь была точной копией этого рассказа. Писатель Виктор Азарьевич Гроссман (1887-1972?) констатировал: "В гимназии и в университет евреев принимали в пределах процентной нормы: 10 процентов от всех учащихся одесских гимназий и университета, 5 процентов в Петербурге и в Москве и соответственно в других университетских городах. Конечно, чаще всего это были дети богатых родителей, которые имели возможность лучше подготовить своих сыновей, пригласить лучших учителей, обычно из преподавателей той гимназии, куда богатый папаша собирался отдать сынка. И эта обидная несправедливость преследовала с первых дней жизни. Почему? За что? Необходимость сравнивать, обсуждать вызывала ранние непосильные раздумья, ставила неразрешимые в юном возрасте задачи, иногда закаляла волю, а чаще развращала. Одни протестовали и боролись, другие хитрили и приспосабливались. Но как трудно доставалось и то и другое! Невольная мысль отравляла добрые товарищеские отношения мальчиков: а чем он лучше меня?

Мы должны были учиться лучше всех, потому что иначе не примут в гимназию. Но разве можно было заглушить в себе мысль: почему я на экзамене должен получить все пятерки, иначе меня не примут, а Володя Леонтович и с тройками пройдет? Володя драчун и лентяй, но он сын чиновника, а главное православный, и он будет принят... а я буду сидеть дома и ждать, когда судьба надо мною сжалится и придет мой черед занять парту в первом классе"⁸².

Далее рассказ сродни детективу: единственный мальчик, который правильно ответил на каверзный вопрос директора гимназии "Что значит седой как лунь?" (все ответили — луна, Виктор сказал — птица), не был принят. Опечаленную мать мальчика директор гимназии урезонивал так: "Сударыня, у вас и так двое сыновей учатся в нашей прогимназии, а есть еврейские семьи, в которых не учится никто!" Это была вторая неудача... В первый раз вместо ее мальчика был принят сын фабриканта Ваховского, который за свой счет организовал гимназический оркестр, купив 30 инструментов — от флейты до барабана. Теперь же преуспевающий доктор Чудновский, дабы обеспечить поступление сына, за свой счет обеспечил одеждой десять русских мальчиков из церковно-приходской школы. На самом деле не десять, а меньше,

168

но "остаток" еще мог пригодиться — над своими детьми не экспериментируют. Правда, юный Гроссман благодаря ловкости родителя, сумевшего уговорить своего патрона-подрядчика выстроить новое здание гимназии, тоже попал в гимназию. Разумеется, не обошлось без мзды. И, конечно же, столь неравные условия побуждали еврейских детей учиться только на отлично. Виктор Азарьевич не исключение — он окончил гимназию с золотой медалью, а затем с отличием Лейпцигский университет.

Лишь окончание гимназии с золотой медалью открывало евреям путь в университет. К.Г. Паустовский вспоминал, что выпускники Фундуклеевской гимназии в Киеве устроили перед выпускными экзаменами сбор класса, о котором евреи не должны были знать. Гимназисты решили, что лучшие ученики из православных и католиков должны на экзаменах "схватить" минимум по одному предмету четверку, чтобы все золотые медали достались евреям: "Мы поклялись сохранить это решение в тайне. К чести нашего класса, мы не проговорились об этом ни тогда, ни после, когда были уже студентами университета. Сейчас я нарушаю эту клятву, потому что почти никого из моих товарищей по гимназии не осталось в живых"⁸³. Первую часть "Повести о жизни" (Далекие годы) Паустовский написал в 1946 г. К этому времени поколение его ровесников и друзей было почти полностью "выбито" войнами и репрессиями. Погибло множество деликатных, порядочных и честных людей. Потеря невосполнимая...

Моя дочь оказалась в Израиле в шесть лет, воспитывалась бабушкой на книгах Л.А. Чарской (1875-1937) и А.Я. Бруштейн (1884-1968) — так сказать, советский вариант Чарской. Из автобиографической трилогии Бруштейн "Дорога уходит в даль..." можно узнать, как принимали девочек-евреек (девяти-десяти лет) в Виленский институт благородных девиц. Православным, католичкам и магометанкам на вступительном экзамене задавали простейшие вопросы. Девочек "иудейского вероисповедания", как говорила классная дама, или "жидовок", как говорила одна из абитуриенток, экзаменовали отдельно (их было всего семь), если бы их экзаменовали вместе, то конкурс был бы явно не в пользу "правоверных". Экзамен был чрезвычайно сложен: вместо простых и коротких рассказиков, предлагавшихся "правоверным", с инославных требовали знания отрывков, например из "Горя от ума". Так, Александра Яновская (сама будущая писательница) читала монолог Чацкого и объясняла, кто такой

169

"французик из Бордо"; какие еще есть города во Франции; что такое "надсаживая грудь" и т. д. Кроме того, следовало выдержать экзамен по французскому языку. Все семь девочек отвечали несравненно лучше, чем их конкурентки, но приняты были лишь две. Надо думать, что для непоступивших это была душевная драма.

Далее Александра Яковлевна рассказывает о своем дедушке, сумевшем неимоверным трудом дать семи своим сыновьям высшее образование. У нее же есть рассказ об учителе Фейгеле: получив образование в Париже, он был вынужден преподавать в двухклассном начальном еврейском училище. Другие высшие учебные заведения для этого в высшей степени образованного педагога были закрыты⁸⁴.

Моя теща Евгения Ефимовна Левина, да будет благословенна ее память, родилась в 1903 г. в городе Николаеве, что на Черном море, вне черты оседлости. (В течение без малого 40 лет, начиная с 1866 г., город считался чертой оседлости, но постановлением Сената в 1903 г. был из нее выведен. К 1914 г. почти 20% обитателей города составляли евреи.) Ее отец (дед моей жены) был экспертом по зерну и необыкновенно честным человеком, возможно, он работал у богача Харитона Эфрусси. Но речь не об этом. Дочь должна была учиться. В этой многодетной семье все дети получили ту или иную профессию или образование: первая, старшая дочь — белошвейка, вторая — музыкальный педагог, третья дочь и сын — фармацевты; самый талантливый, Мотя, — первая скрипка Большого театра — 18 лет провел в лагерях за анекдот о Крупской; наконец, младшенькая — "мизинец"... Была выбрана Мариинская гимназия для девочек (так назывались училища, открытые по инициативе вдовы Александра III Марии Федоровны). Экзамены Женечка (Евгения Ефимовна) сдала блестяще и поступила в первый класс. За обучение нужно было платить немалые деньги, кажется 300 рублей, причем вперед — за полугодие. На первый взнос деньги дала старшая сестра, преподаватель музыки. О дальнейшем не думали. Первая оценка, полученная Женечкой, была единица, кол! Напуганная непривычной обстановкой, она растерялась на уроке арифметики... Боже, какой иерусалимский плач стоял в доме. Но это была лишь первая оценка, а дальше Женечка училась только на пятерки... не прошло и полугода, когда ее пригласили в кабинет инспектриссы гимназии. Она вошла, сделала книксен и стала ждать. Наконец инспектрисса властным четким голосом проговорила: "Левина! Передай своим родителям, что за отличную учебу и примерное поведение ты освобождена от оплаты за обу-

170

чение". Теща заканчивала гимназию уже в советское время, посему золотую медаль ей не дали — в аттестате зрелости было написано: "достойна золотой медали". (Позже стала замечательным зубным врачом.)

Конечно, дети состоятельных родителей могли получить образование в заграничных университетах (Борис Пастернак, Иона Якир, Эфраим Склянский, внуки Высоцкого — Гоцы и Цейтлины — первые пришедшие на ум имена. И, конечно, филер Евно Азеф, получавший деньги в департаменте полиции). Но большинство стояло перед дилеммой, что же делать? Самый простой путь — принять Святое крещение, и перед тобой открыты все двери. Многие так и поступали. Например, в 1913 г. крестились 1147 человек, из них лишь 38 вернулись в иудаизм⁸⁵. В данном случае речь идет лишь о перешедших в православие, несоизмеримо больше переходило в протестантство — проще и с тем же результатом.

Один из братьев Трубецких*, а именно князь Евгений Николаевич (1863-1920), преподавал в 1886 г. в Ярославле в Демидовском юридическом лицее. В тот год в лицее, который хирел, обреталось всего 80 студентов, ибо он не мог равняться с близко расположенной Москвой и ее университетом. Обычно в Ярославле учились те, кому было не по средствам жить отдельно от семьи. Почти все студенты были местными. Однако, возобновив в 1887 г. чтение лекций, Трубецкой вместо двадцати слушателей обнаружил полтораста. Это было следствием введения министерского циркуляра, которым устанавливалась процентная норма для евреев, поступавших в университеты. В циркуляре ни слова не говорилось о лицее, но «когда стали поступать еврейские прошения, директор, не имея никаких распоряжений от начальства, сначала всех принимал. Когда же было принято около сотни и прошения продолжали прибывать, он, видя, что лицей превращается в еврейское учебное заведение, испугался, обратился с запросом в министерство и получил предписание — немедленно прекратить прием. Всего еврейских прошений было подано около трехсот. Один еврей, который запросил лицей еще летом о возможности быть принятым и получил ответ "о неимении препятствий", приехал на этом основании в Ярославль из Восточной Сибири; когда на основании нового распоряжения

_______________

* Напомню, что Трубецкие — потомки еврея П.П. Шафирова по линии его дочери, княгини Е.П. Хованской.

171

министерства ему отказали в приеме, он заявил, что будет искать с лицея путевые издержки. Мне пришлось читать целый год слушателям курчавым, черноглазым и с кривыми носами. Тот год волей-неволею вызывал ветхозаветные воспоминания, так как он пестрел библейскими именами: Аарон, Самсон, Соломон, Самуил, Моисей и т. п.». Евреи составляли треть курса, остальные — православные — были сплошь шалопаи, желавшие как можно скорее получить дипломы⁸⁶. К сожалению, Евгений Николаевич ничего не сообщает о качестве "человеческого материала" — курчавость, черноглазость и кривизна носов (почему кривые?) ничего общего с успеваемостью не имеют...

Шел 1908 год. Еврейская процентная квота неукоснительно соблюдалась тогдашним (1908-1910) министром народного просвещения А.Н. Шварцем. Что же касается огромного числа православных неофитов, а главное протестантов, то Синод бдел. Особенно усердствовал иеромонах Иллиодор (Сергей Труфанов). Восемнадцать евреев, поступавших в Новороссийский университет, оказались "за бортом". Способ, к которому они прибегли для исправления в паспорте графы "вероисповедание", был неординарный. Никто еще в России до этого не додумался. "Как еврей, привыкший в каждом явлении прежде всего ценить его остроумную сторону, не могу отказать коллективному уму этих восемнадцати в изобретательности. Они выдумали новое слово... за которое им можно выдать патент". Что же это за способ? Оказывается, восемнадцать не принятых абитуриентов восприняли магометанскую веру! Действительно — такого еще не было.

Фельетонист журнала "Рассвет" Давид Иосифович Заславский (1880-1965), печатавшийся под псевдонимом Ибн-Дауд, не скупясь на иронию, продолжает: каждому "мусульманину" обеспечен диплом, квартира, сытный кусок хлеба, невеста с приданым и даже, ведь они исламисты, не одна, а несколько жен, как "подобает приличному эффенди". А далее сетует по поводу равнодушия еврейской среды, спокойно относящейся к тому, что ее лагерь оптом и в розницу в поисках лучшего местечка покидают единоверцы. Ибн-Дауд мечет громы и молнии в адрес малодушных и безропотных евреев, в адрес русской либеральной прессы, имеющей привычку "копаться своими грубыми холодными пальцами... в нашей душе... У нас есть и преимущества, и недостатки. Мы первыми не хвастаем, а последними не стесняемся и вообще не требуем ни от кого плохой или хорошей отметки"⁸⁷. Эта, на мой взгляд, прекрасная статья достойна пера большого публициста. К сожалению, Д.И. Заславский, в свое время много писавший на еврейскую тему, скурвился, став преданным псом ста-

172

линского режима, в частности участвовал в травле О. Мандельштама и Б. Пастернака.

Обвинять правительство в антисемитизме правомерно, но не следует забывать, что и российское общество, даже передовое студенчество, не гнушалось юдофобства. Когда в 1909-1910 гг. в Петербургском технологическом институте студентов попросили ответить на несколько вопросов анкеты, в том числе на вопрос, как они относятся к еврейству, ответы были неутешительными. Антисемитами себя признали студенты-октябристы — 32,6%; беспартийные — 44%; кадеты — 31,4%; просто левые — 24,8%; эсеры — 11,3%; социал-демократы — 4%. Студенты-демократы высказались против равноправия евреев!⁸⁸

А вот пример из недалекого советского прошлого. Я проходил педагогическую практику в школе № 229 города Ленинграда, в том самом знаменитом здании, где "львы сторожевые", — на одном из них спасался от воды герой Пушкинского "Медного всадника" Евгений. Каждое утро я подходил к окнам и с высоты нескольких школьных этажей любовался Исаакием Далматинским; точнее, иным, чем из окна моей квартиры, ракурсом собора. Школа была объявлена математической (первой математической школой в Ленинграде). Если я не ошибаюсь, принимали сразу в восьмой класс. Набор был конкурсный — по аттестатам и собеседованию, равному экзамену. Все еврейские родители бросились в школу: принимали со всего города, а не по району (Октябрьскому). Не надо объяснять, что конкурс выиграли те ученики, которые имели репетиторов, среди них — почти 100% еврейских детей. Способные от природы да еще натасканные репетиторами, они доминировали. В какой-то момент директор школы спохватился и, почти как директор Демидовского лицея, полетел в Гороно. Ответ соответствовал духу времени: "отдавать предпочтение детям рабочих и крестьян (?)" — правда, последних в Питере отыскать было сложно. Этот первый набор был черноглазым, курчавым, с нестандартными носами. Позднее приняли Соломоново решение: в каждом районе города открыли математическую школу, намного разбавив таким образом концентрацию черноглазых и курчавых, ибо они устремились в эти школы.

Дочь моего шефа Аркадия Борисовича П. (о, мои любимые и нелюбимые шефы — о них надо писать отдельно!) Марина была круглой отличницей, победительницей математических и физических олимпиад, но беспокойный родитель попросил меня "подстраховать" дитя при приеме в ту самую школу "со львами". Мое вмешательство не потребовалось, Марину приняли одной из первых, школу она закончила блестяще, с золотой медалью, и была

173

приглашена в Ленинградский университет как победительница городских и союзных олимпиад. Каково же было мое удивление, когда мой шеф попросил меня "найти концы" в университете. "Аркадий Борисович! — взмолился я, — Зачем? Она медалистка и прочее. "— Савва, запомни: никаких экспериментов со своими детьми не производить! Нельзя полагаться на случай, тем паче, ты знаешь, кто они". Проклиная все на свете, я нашел "ход" и собственноручно вручил 500 рублей (год 1963-й — солидная сумма!), как я полагал, за воздух. Марину приняли на физико-математический факультет, а спустя короткое время Аркадий Борисович сказал мне: "Марина — единственная еврейка на ядерном отделении! Уразумел?" Я уразумел... Где теперь мудрый Аркадий Борисович, где его милая дочь Марина? Ничего не знаю...

Через много лет в Израиле я познакомился и подружился с профессором Ленинградского университета Соломоном Борисовичем Могилевским. Как партийный работник среднего уровня, карьера которого началась в 30-е годы, он пользовался особым уважением. По долгу службы он присутствовал на приемных экзаменах. Когда входили еврей или еврейка, председатель комиссии (русский) обычно вежливо просил: "Соломон Борисович! Отдохните, идите покурить", и тот покорно покидал аудиторию, оставляя соплеменника в руках душегубов... В Израиле же судьба меня свела с замечательным историком и теоретиком шахмат Яковом Исаевичем Нейштадтом. Он мне на многое открыл глаза, что касалось процентной нормы в советских учебных заведениях. Она существовала всегда и, вероятно, устно доводилась до сведения университетского или институтского начальства. Свидетельство хорошо информированного П.А. Судоплатова: "Мне припоминается, что в 1939 г. мы получили устную директиву, обязывающую нас (внешнюю разведку. — С. Д.) — это происходило уже после массовых репрессий — следить за тем, какой процент лиц той или иной национальности находится в руководстве наиболее ответственных, с точки зрения безопасности, ведомств. Но директива эта оказалась куда более глубокой по своему замыслу, чем я предполагал. Впервые вступила в действие система квот"⁸⁹. (Депутат израильского Кнессета мадам Солодкина училась на Восточном факультете Московского университета, причем в те времена, когда евреев туда вообще не принимали — любопытная подробность.) Я.И. Нейштадт рассказал мне, как его сын поступал в Медицинский институт. Приятель Нейштадта, русский,

174

один из вершителей судеб в этом институте, спросил друга Яшу, хочет ли он, чтобы его сын поступил в институт. Желание было — сын прекрасно окончил институт. Распределение. Друг спросил: "Яша, а почему бы твоему сыну не поступить в аспирантуру?" "— А разве это возможно?" — "Возможно!" И сын поступил в аспирантуру. Я люблю Советскую власть, хотя нынче она называется иначе, ибо она вечна!

И еще о музыке

В 1850 г. немецкий композитор и дирижер Рихард Вагнер (1813-1883) опубликовал некое подобие (анонимного) памфлета под названием "Жидовство и музыка"*. Основной постулат этого "сочинения" сводился к тому, что евреи напрочь лишены творческого начала, максимум, на что они способны, — добросовестное исполнительство. Но даже это утверждение Вагнера многие антисемиты восприняли в штыки... А все очевидные успехи еврейских музыкантов приписали (и до сих пор приписывают) умело организованной рекламе, которая якобы не допускала "гоев" (русских) на музыкальный Олимп. С тех пор тема "евреи и музыка" не покидала страниц ни филосемитских, ни антисемитских изданий...

В 1914 г. один из анонимных читателей журнала крайне правого толка "Прямой путь" прислал в редакцию письмо, точнее, заметку под названием «К сведению журнала "Прямой путь"» по поводу содержавшегося в уставе российских консерваторий отказа ограничить прием евреев в музыкальные заведения, который мотивировался тем, что без них "музыка может много потерять" (курсив автора письма), с чем аноним был категорически не согласен, так как «евреи ничего не дали русской музыке. Вот имена знаменитостей современных: Рахманинов, Глазунов, Скрябин, Падеревский, Зилоти, Шаляпин, Собинов, Фигнеры, Нежданова, Кусевицкий, Металлов, Лавровская, Направник, фон Глен, Брандуков, Збруева, Смирнов, Лядов, оба Танеева, оба Калинникова, Черепнин, Гречанинов, рус. балет. Вот имена знаменитостей недавняго прошлого: Чайковский, Римский-Корсаков, Рубинштейн (?), Серов, Балакирев, Мусоргский, Вержбилович, Давыдов. Если взять всю русскую музыку от Глинки до Глазунова, то найдем одно только еврейское имя: Рубинштейн. Но и

____________

* "Памфлет" был переиздан в 1870 г. с указанием имени автора.

175

тот интернационален, потому что выкрест третьяго или больше поколения, обрусевший, выродившийся (так в тексте. — С. Д.). Евреи хорошие муз. обезьяны, это правда; перенимают, подделываются они ловко, но их музыка груба, уродлива. Кого дали они миру? Одного Мендельсона. Что дали они выдающегося в музыке? Мелодию "Кол-нидре". А больше ничем не знамениты, беднее малороссов, в музыке непризнанных. Это вся их польза музыке, а почему не рассматривают их вред? Они грубы, не эстетичны, смешны, и все это вносят в музыку... Следовало бы сделать призыв к тем, кто может это сделать, чтобы спасти музыку от евреев. За что им столько благодеяний за счет русских, к тому же более способных, как это доказывает история музыки? Все имена, которыми горда русская музыка, это русские имена. Раздаются голоса, СПб. консерватория благодаря Глазунову уже есть первая в мире по количеству знаменитостей. Что ни профессор, то европейское имя: Глазунов, Лядов, Черепнин, Сакети, Цезарь Кюи, Есипова и др. В текущем году С.-Петербургскою консерваториею золотая медаль присуждена Софье Меттер... С.-Петербургская консерватория со времени директорства Глазунова занимает едва ли не первое место в Европе, особенно в классах композиции и рояля, а в числе этих выдающихся талантов нет ни одного еврея»⁹⁰.

Комментировать сей "спич" весьма сложно, ибо очевидно, что мировая культура создается совокупным усилием всех народов, в том числе евреев и русских.

«Евреи не дали миру ничего, кроме мелодии "Кол-нидре"». На мой взгляд, даже если это так, то и этого вполне достаточно для маленького народа. Евреи пришли в этот мир четыре тысячи лет назад. Историю восточных славян исчисляют 1100 годами, со дня крещения Руси. Автору процитированной заметки, человеку, скорее всего, верующему, возможно, было неведомо, что духовную музыку на православную почву перенес еврей Роман Сладкопевец⁹¹ — автор 85 так называемых кондаков, 60 из которых подлинные. Этот главный жанр ранневизантийской церковной гимнографии, род поэмы на религиозный сюжет, достиг расцвета в VI в. именно в его творчестве. Православная церковь причислила Романа Сладкопевца к лику святых. В VIII—IX вв. кондак был вытеснен каноном, однако в позднейшем православном обиходе сохранился в качестве короткого песнопения на тему праздника (например, "Дева днесь" — образец ясности, простоты и целомудрия, реликт бывшего кондака).

В мировой музыке XIX в. невежда находит одно еврейское имя — Феликс Мендельсон, тогда как имен этих было значитель-

176

но больше, и все они получили мировое признание: Жак Галеви, Джакомо Мейербер*, Антон Рубинштейн, Жак Оффенбах**, Иоганн Штраус, Густав Малер, Карл Гольдмарк (автор колоритной оперы "Царица Савская" и знаменитой увертюры "Сакунтала"), Камиль Сен-Санс, а по некоторым весьма достоверным сведениям еврейского происхождения были и великий Россини, и Жорж Бизе, и даже (о ужас!) самый главный музыкальный антисемит Рихард Вагнер. (Его настоящим отцом был актер и, увы, еврей Гайер, но и этого мало — его мать происходила из семьи еврейских банкиров Бетман-Гельвиг; из этой же семьи вышел впоследствии канцлер Германии.)

Что касается композитора и музыкального критика Александра Николаевича Серова (1820-1871), то его отношения с Мировым кагалом явно не сложились. Он был убежден, что ему не дали преподавать в Петербургской консерватории в угоду всесильному Синедриону, не признавшему Серова за своего. Подтверждение этому находим в воспоминаниях B.C. Серовой: «"Меня очень обозлила эта синагога", — промолвил он, указывая на соседнее здание (Серов прозвал синагогой консерваторию, преподаватели которой почти все были евреями). — Ни одного русского не пригласили»⁹². Странно, конечно, что это сказал человек, мать которого была еврейкой — из семейства сенатора Таблица. Но и с отцом Александра Николаевича — дело темное. Не мог же маститый критик Владимир Стасов за здорово живешь назвать Серова евреем?..⁹³ В заключение рассказа о А.Н. Серове, пожалуй, нелишне напомнить, что Петербургская консерватория была создана усилиями и трудами крещеного еврея Антона Рубинштейна, а Московская — стараниями его брата Николая.

Вернемся, однако, к цитированной записке. "Если взять всю русскую музыку от Глинки до Глазунова, то найдем только одно еврейское имя: Рубинштейн". И далее: «Что дали они (евреи. — С. Д.) выдающегося в музыке? Мелодию "Кол-нидре". А более ничем не знамениты, беднее малороссов, в музыке непризнанных». Не скверный ли это анекдот, подумает образованный читатель: украинцу Глинке отказано в национальности, а малороссам — в музыкальных способностях. Еще нелепее выглядит приводимый автором перечень музыкальных знаменитостей. Род Рахманиновых явно татарского происхождения, Падеревский — поляк, Зилоти — итальянец, Цезарь Кюи, — француз, Фигнеры —

_____________

*Настоящие имя и фамилия Якоб Либман.

**Настоящие имя и фамилия Якоб Эбершт.

177

Николай французского происхождения, а Медея, урожденная Мей, какого? Не очень понятно... Вержбилович поляк, Мусоргский и Чайковский тоже польского происхождения. Давыдов, если это певец Александр Михайлович, то он, увы, урожденный Левенсон, т. е. еврей; Направник — чех; фон Глен не знаю кто, но, похоже, не русский. Кусевицкий? О нем ниже. Остается чуть ли не один Скрябин, но и он по матери... Дочь Скрябина приняла иудаизм и погибла в нацистском лагере. Получившую золотую медаль за исполнительство пианистку Софью Меттер (вероятно, Софья Метнер, 1877/78-1943, из семьи известных музыкантов Гедике-Метнер) дореволюционная Еврейская энциклопедия причислила к евреям, а ее брата композитора Николая Карловича Метнера (1879/80-1951) Новый энциклопедический словарь (М., 2001) считает немцем по происхождению. Так что весь этот "интернационал" (слово, использованное автором записки) представляет — к вящей ее славе — российскую музыкальную культуру без различия вероисповедания и происхождения.

Все тот же журнал "Прямой путь" (почивший как только началась Первая мировая война, ибо государственная субсидия кончилась, деньги понадобились на другое) в одном из последних номеров за 1914 г.⁹⁴ опубликовал подписанную инициалами NN небольшую статью под названием "Мирное завоевание евреями России (Одесская консерватория)". Основная мысль ее автора сводилась к тому, что музыка — один из инструментов евреев, с помощью которого они достигают власти: "Музыка в руках евреев не невинное занятие, но опасное... Евреи, как более ловкие, заберут в руки всю музыку, как забрали уже: 1) печать: еврейская печать очень сильна, она везде первенствует. Газеты богаты, таланты куплены и направляются куда надо... 2) литературу: современные писатели все заискивают у евреев, видя в их печати силу, от которой зависит успех, потому что иудействующие писатели возносятся до небес (напр. второстепенный писатель Короленко уже назван заместителем Льва Толстого); 3) искусство. Масса красивых и ловких актрис наводняют сцену, умея влиять на меценатов и сановников, часто очень мягких и гуманных, а также на лиц официальных, а через них и в высших сферах. Покровительство артисткам всегда в моде, а каждая еврейская актриса (обыкновенно скрывающая свою национальность под русской фамилией), если она на виду, имеет за спиной не только отдельных лиц, но и целые еврейские учреждения. Евреи следят за успехами своих артистов, помогают и направляют их. Из Одесских (так в тексте) евреев уже есть на Императорской

178

сцене в СПб.: Юренева, Долинов, Мейерхольд (оба режиссерами, т. е. распоряжаются сценой)"⁹⁵. Названные лица действительно еврейского корня. Далее автор объясняет причины, по которым евреи (при попустительстве православных) устремляются в музыку. Речь не идет о природном влечении, как, скажем, у цыган: «Музыка расчищает евреям широкую дорогу всюду. Музыка считается у русских делом политически невинным и на нее мало обращают внимания. Но евреи смотрят на нее как на средство, "открывающее двери" в домах, куда они не могли бы пролезть иначе». Зачем это евреям нужно? А такова уж эта нация нечистых на руку стяжателей и профессиональных шпионов (вспомним "Жидовку" Тургенева): "В Одессе с учителями музыки были случаи воровства и шпионства, но дети генералов в большинстве учатся у евреев — за спиной еврейки кагал, который обойдет кого угодно". Евреи начисто вытеснили русских учителей в Одессе, их просто нет — все музыканты или евреи, или иностранцы с подозрительными фамилиями, вроде чеха Пермана. Забавно, что на сцене появляется кагал, написанный, правда, со строчной буквы. Здесь кстати вспомнить писателя Глеба Успенского (1843-1902), объяснившего, почему чернь еврейской Одессы чуть не устроила линч великой французской актрисе Саре Бернар (1844-1923). И снова на сцене появляется кагал. Слово современнику: «В Одессу приезжает... Сара Бернар, чтобы дать несколько спектаклей, а толпа так называемой черни начинает по случаю этого приезда побоище. Стекла в карете артистки разбиты камнями при криках: "Сурка, гевалт!" На улицу являются солдаты и несчастную Фру-Фру конвоирует казачья сотня». Как ни странно, Успенский в этой хамской выходке толпы находит логику по сравнению с обыкновенным бессмысленным погромом еврейской нищеты: «Но как все это ни нелепо в данном случае, однако можно еще найти кой-какую связь между разбиванием еврейских домов и лавок и приездом французской актрисы. Прежде всего она "Сурка", т. е. еврейка. Затем газеты протрубили, что она получает ежедневно несметные суммы денег; толпе известно, что кагал, имеющий, разумеется, и над Суркой власть, точно такую же, как и над всяким другим из своих членов, не преминет попользоваться частью этих несметных богатств для еврейской партии. При некотором усилии можно даже объяснить и то, что "Сурка", в которую, по-видимому, ни с того ни с сего народ бросал камни, благодаря шуму и грому газетных фельетонов и оваций превратилась во мнении волнующихся масс в "еврейскую царицу" и в качестве таковой и была избиваема» ⁹⁶. Итак, всесильный кагал не уберег великую актрису от ос-

179

корблений и насилия в Одессе. Существует предание, согласно которому Сара Бернар оправила камень, кинутый в нее толпой, и хранила его как талисман. Менее известно, что спутник "царицы" французский актер был изувечен этим камнем...⁹⁷

Тот же одесский корреспондент черносотенного "Прямого пути" с пеной у рта доказывал, что, выражаясь современным языком, еврейское лобби "проваливало" гастроли неугодных музыкантов-иноверцев в Одессе: Рахманинова, Гофмана, Годовского, Есиповой, Яна Кубелика, Марто, Кусевицкого. Успеха никто не имел. Любой непредвзятый человек может этому только удивляться, и не столько их общему неуспеху в Одессе, сколько тем, что они неугодные иноверцы. Бесспорно, за русского может сойти Рахманинов (о нем у нас отдельный рассказ). Но остальные? Например Леопольд Годовский (1870-1938), родившийся в местечке Сошлы Виленской губернии, еврей, названный современниками "чудом XX века". Или Сергей Александрович Кусевицкий (1874-1954), тоже еврей, кстати сказать, завещавший Иерусалимской музыкальной академии им. Рубина свою замечательную коллекцию музыкальных инструментов!

О еврейском влиянии на успех того или иного виртуоза одним из первых обратил внимание О.А. Пржецлавский (1799-1879), антисемит и бывший масон, автор "Разоблачения великой тайны франкмасонства"*. В начале 1859 г. в Варшаву приехали сестры-скрипачки чешки Вильма Мария Франтишек Неруда (1839-1911) и Амалия Неруда (1834-1890). Их первые концерты, к сожалению, успеха не имели. Варшавская публика была избалована гастролями всевозможных знаменитостей, на их фоне сестры "не смотрелись". Один из современников так и писал, что пресыщенная частыми в то время концертами публика отнеслась к чешкам весьма прохладно. В "Gazeta Warszawska" (популярной среди читателей Привислинского края) была опубликована статья, автор которой утверждал, что евреи составляют тайный союз, опутавший всю Европу. Они поддерживают друг друга, будь то банкир, тенор, скрипач или спекулянт. Тут же рассказан "пророческий" анекдот о скупке евреями акций строящегося Суэцкого канала, дабы вернуть с их помощью евреев в Палестину. Сама идея возвращения евреев в свою "ойчизну" автору представлялась смешной. Оскорбленная еврейская общественность, имевшая к этому времени весьма сильные позиции в банковской, финансовой и культурной сферах, отреагировала мгновенно, опубликовав подписанный несколькими десятками весьма поч-

________________

* Подробно о нем см. в моей книге "История одного мифа" (М., 1993).

180

тенных граждан протест. Как ни странно, после этого состоялось несколько дуэлей. Дискутировался вопрос: можно ли драться на дуэли с евреем? Далее уместно рассказать о бессилии еврейского кагала...

Антон Рубинштейн завещал крупную сумму денег на проведение конкурса своего имени в Петербурге. В 1910 г. состоялся пятый и, увы, последний конкурс. "Русские ведомости" от 12 августа 1912 г. познакомили читателей с предысторией и правилами этого конкурса: 20 лет тому назад Антон Григорьевич сделал вклад в Государственный банк с тем условием, чтобы каждые пять лет устраивать конкурс на соискание двух премий — одной для композитора, второй для исполнителя в размере 5 тыс. франков. «Свободолюбие Рубинштейна и его воззрение, что в области искусства "несть эллин или иудей", сказалось в том, что участвовать в конкурсе может всякий юноша независимо от своего подданства, религии и образовательного ценза, лишь бы только возраст конкурента был не менее 21-го и не более 26-ти лет. По воле покойного, выразившейся в Высочайше утвержденном 17 июня 1889 года Положении о международном конкурсе на музыкальные премии, в конкурсе могут принять участие лица мужского пола всех наций, религий и сословий, но в конкурсе текущего 1910 г., по воле Министерства внутренних дел, лица, не имеющие права постоянного жительства в столицах, лишены возможности участвовать в конкурсе, так что в сущности воля покойного Рубинштейна может осуществиться полностью только тогда, когда по условиям конкурсов они будут иметь место за рубежом, т. е. в Берлине, Вене или в Париже, где поочередно они устраиваются...»⁹⁸ (Напомню, что в это время в газете "Русские ведомости" сотрудничали П.Д. Боборыкин, В. Вернадский, В.Г. Короленко, П. Кропоткин, Т. Щепкина-Куперник и другие известные литераторы.)

Первый конкурс состоялся в 1890 г. в Петербурге при жизни Антона Рубинштейна — тогда трудно было пренебречь его волей; следующие проходили за границей: второй в 1895 г. в Берлине, третий в 1900 г. в Вене, четвертый в 1905 г. в Париже и, наконец, последний на родине основателя фонда.

Однофамилец знаменитого композитора и пианиста Артур Рубинштейн (1887-1982), концертировавший с 1894 г., не знал, как ему поступить — принять или нет участие в конкурсе, причем на правах российского подданного. Молодой пианист перестал колебаться после прочтения статьи, в которой сообщалось, что композитор А. К. Глазунов (1865-1936) обратился к государю с просьбой разрешить на время конкурса проживание в Петербур-

181

ге участникам-евреям, поскольку закон запрещал им находиться в столице более 24 часов. Возможно, уязвленный тем фактом, что большинство участников и победителей прошедшего в Петербурге в 1909 г. международного турнира по шахматам были евреями (в частности, чемпион России Акиба Кивелевич Рубинштейн), Николай II не удостоил А.К. Глазунова ответом. За него категорическое "нет" молвил председатель Совета министров П.А. Столыпин, очень почитаемый ныне некоторыми российскими реформаторами.

Много усилий потратил сенатор и видный шахматный деятель П.А. Сабуров, чтобы преодолеть все препоны и допустить "вечных жидов" к участию в конкурсе, некоторые даже ночевали у него в доме — чего не сделаешь для чистого искусства... Далее — справедливости ради — позволю себе отступление.

История империи второй половины XIX в. так или иначе, связана с фамилией Рубинштейн, ибо ее представители внесли весомый вклад в отечественную и мировую культуру. Кроме родных братьев Антона и Николая, назову двоюродных — дирижера Эдуарда Гольштейна (1851-1887) и знаменитого химика и педагога Михаила Юльевича Гольштейна (1853-1905), зверски убитого черносотенцами. Цензура советского времени оттеснила братьев на второстепенное место. Но в начале XX в. они были заметными участниками общественных событий, живой истории, и это участие, судя по всему, особенно раздражало русских националистов. В одном из трогательных рассказов Шолом-Алейхема (1859-1916) — "От пасхи до кущей. Удивительная история, рассказанная страстным шахматистом в теплой компании в холодную зимнюю ночь после веселой игры в картинки и хорошего ужина" — фамилия героя Рубинштейн по сути нарицательная: "Одним словом, где Рубинштейн — там шахматы, а где шахматы — там Рубинштейн". Рассказ этот объединяет вариации на темы произведений Н. Лескова ("Левша" и др.), а также подлинные истории попавшего в узилище Залмана Шнеерсона (любавического раввина) и знаменитого математика и изобретателя первой вычислительной машины (арифмометра) Авраама Якова Штерна (1762/9-1842) ⁹⁹.

Вернемся, однако, к пятому конкурсу имени Антона Рубинштейна. Спустя десятилетия великий интерпретатор Шопена Артур Рубинштейн писал: "Эта скандально наглая несправедливость превзошла меру того, что я мог вынести. Помимо унижения, какое я испытал лично как еврей, я остро чувствовал оскорбление, нанесенное памяти моего великого однофамильца, который никогда бы не потерпел подобной дискриминации.

182

Я горел жаждой реванша". Артур нелегально приехал в Петербург. Встретивший его Глазунов с горечью сообщил, что вряд ли полиция позволит ему оставаться, часть конкурсантов-евреев имеет дипломы об окончании российских консерваторий, иностранцы-евреи имеют паспорта своих стран, а он (Рубинштейн) единственный, кто беззащитен. «"Что бы ни случилось, — сказал я умоляющим голосом, — прошу вас разрешить мне участвовать в конкурсе". — Он согласился...»¹⁰⁰. Сразу же выяснилось, что конкурсный отбор проходил с гандикапом: немецкому пианисту Альфреду Гену (Хену) покровительствовала императорская семья. Но конкурс начался, и Артур с упоением сыграл концерт своего предшественника и однофамильца. Двенадцать членов жюри, нарушив традицию, стоя ему аплодировали. Среди них растроганная Анна Николаевна Есипова, расцеловавшая претендента. Глазунов сказал: "Мне казалось, я слышу Антона Григорьевича". Утренние газеты поместили восторженные отклики. И Артур забыл о полиции и о Столыпине. Дальнейшие туры лишь подтвердили его преимущество. Играя сонату Бетховена (Ор. 90), он помнил слова профессора Барта, что Антон Рубинштейн доводил ее исполнением слушателей до слез. Дух великого пианиста словно переселился в Артура. Обезумевшая публика, затаив дыхание, слушала его игру, затем зал взрывался неистовым громом аплодисментов, овации продолжались десять-двадцать минут, в перерывах Артур и члены жюри с трудом пробирались сквозь возбужденную толпу до артистической. Его прошлые триумфы, по свидетельству современников, по сравнению с этим были детским лепетом. Одна из газет поместила информацию о конкурсе под огромным заголовком "Глас народа — глас Божий" и "Понадобился Рубинштейн, чтобы завоевать приз имени Рубинштейна". Победа была рядом, но...

Решение жюри было отложено на 24 часа, затем еще на час. Наконец его члены вернулись в зал и бледный, весь в поту Глазунов огласил результаты. Эмилю Фрею была присуждена первая премия по композиции в размере 2000 рублей, первую премию за исполнительское мастерство получил Хен, Рубинштейн — специальный почетный приз первой степени. Начался, правда недолгий, скандал. Больше всех негодовал Андрей Романович Дидерихс, представитель знаменитой фирмы "Бехштейн", кричавший "Позор!", "Позор!", а при встрече с Артуром выложивший весь запас русских ругательств по адресу членов жюри, поддавшихся давлению сверху.

После окончания церемонии награждения Артура ждал еще один "сюрприз": в дом, где он жил во время конкурса, явилась

183

полиция с предписанием покинуть столицу в 24 часа. Мир не без добрых людей — С.А. Кусевицкий устроил молодому пианисту турне по России, причем за концерты в Харькове и Москве ему полагался гонорар, равный первой премии конкурса — 2000 рублей, который был вручен Артуру в домашней обстановке на даче Сергея Александровича. Этим в данном случае завершилась победа Мирового кагала над посредственностью. Сам Артур соперника таковым не считал, утверждая, что он превосходный пианист. Преданный забвению калиф на час, Альфред Хен (1887-1945), вероятно, был добротным профессионалом. Интересно, как воспринял итоги конкурса он сам? Вопрос риторический, ибо история об этом умалчивает...

А вот слава Рубинштейна росла из года в год, миллионные тиражи пластинок, записи на радио, позже на телевидении, до которого немец не дожил. Другой немец, действительно великий (Томас Манн), писал: «На ту же пору ... пришлось и общение с Артуром Рубинштейном... Наблюдать жизнь этого виртуоза и баловня судьбы мне всегда просто отрадно. Талант, повсюду вызывающий восторг и поклонение и шутя справляющийся с любыми трудностями, процветающий дом, несокрушимое здоровье, деньги без счета, умение находить духовно-чувственную радость в своих коллекциях, картинах и драгоценных книгах — все это, вместе взятое, делает его одним из самых счастливых людей, каких мне когда-либо случалось видеть. Он владеет шестью языками — если не больше. Благодаря космополитической пестроте своих речей, усыпанных смешными, очень образными имитациями, он блистает в салоне так же, как на подмостках всех стран, благодаря своему необычайному мастерству. Он не отрицает своего благополучия и, конечно, знает себе цену. Однако я записал характерный случай, когда естественный обоюдный респект к "иной сфере" вылился в некий диалог между ним и мной. Однажды, после того как он, его жена, Стравинский и еще несколько человек провели вечер у нас в гостях, я сказал ему на прощанье: "Dear Mr. Rubinstein (Дорогой мистер Рубинштейн), я почел за честь видеть вас у себя". Он громко рассмеялся. "You did? Now that will be one of my fun-stories!" (В самом деле? Теперь это станет одним из моих анекдотов!)»¹⁰¹.

Я уже комментировал антисемитскую статью, посвященную музыкальной Одессе 1914 г., в которой утверждается, что все юные дарования — евреи-одесситы (кроме этой, статья полна других нелепостей). Возвращаюсь к ней потому, что "за кадром"

184

осталась социальная природа "вундеркиндства". Зачастую учить одного из детей музыке (или чему-то еще) для еврейской семьи являлось единственным способом выбиться из нищеты. Семья не покладая рук работала на будущую знаменитость, увы, не всегда оправдывавшую надежды, затраченные средства и усилия. Исаак Бабель вспоминал: "Все люди нашего круга — маклеры, лавочники, служащие в банках и пароходных конторах — учили детей музыке. Отцы наши, не видя себе ходу, придумали лотерею. Они устроили ее на костях маленьких детей. Одесса была охвачена этим безумием больше других городов. В течение десятилетий наш город поставлял вундеркиндов на концертные эстрады мира. Из Одессы вышли Миша Эльман, Цимбалист, Габрилович, у нас начинал Яша Хейфец"¹⁰².

Обычно говорят о вундеркиндах-музыкантах, но они были и в других областях. Шахматист Самуил Решевский (1909-1992), научившийся играть в 5 лет, в 7 лет давал сеансы одновременной игры, а в 12 был уже сложившимся мастером. К 1920 г. о нем знала вся просвещенная Европа. Благодаря его дарованию семья смогла покинуть богоспасаемое местечко Озерково в русской Польше и переселиться в Новый Свет.

А.А. Алехин (1892-1946) считал Решевского дутой величиной. Вундеркиндом. Сколько уж было у евреев этих несостоявшихся юных гениев! Вот появился и в шахматах. "Бедная Америка", — сокрушался гроссмейстер. В статье 1933 г. о Решевском сказано немного по-другому: "Мальчик этот ... был на самом деле подлинным шахматным вундеркиндом; поражала не только сила его игры... но, быть может, главным образом скорость и острота мышления". Затем вундеркинд исчез, предварительно неплохо заработав ("они" всегда умеют устраиваться!). Он должен был получить образование, и решение родителей было мудрым. Все ждали с нетерпением, состоится ли бывший вундеркинд. Да, состоялся, но не в шахматном плане: «Скажу прежде о "человеческом" впечатлении от общения с ним — оно было самое благоприятное. Ни тени заносчивости». Но стиль Решевского Алехину не нравился: оправдывая будущую оценку, он употребил слово "бездарность". (Невозможно представить, чтобы это слово в чей бы то ни было адрес произнес, а тем паче написал двухкратный чемпион мира по шахматам Эм. Ласкер, 1868-1941, — другое воспитание, другая мораль.) Впрочем, "бездарность" в игре с гением комбинаций добьется в будущем неплохого результата. Их общий счет ничейный. Кроме того, "бездарность" затмила Алехина на некоторых соревнованиях: Ноттингем (1936 г.), Кемери (1937 г.), а на АВРО-турнире (1938 г.) они стали вровень.

185

Но вернемся к статейке. С нескрываемой завистью автор пишет об успехах Миши Эльмана, ученика "еврея Столярского, который сам мало учился", а также о том, что 18-летний Миша "имеет свои дворцы (?) в Лондоне и покровительствуем королевской Англией"¹⁰³. Нет спору, Миша (Михаил) Саулович Эльман (1891-1967) — скрипичный гений — был принят в Петербургскую консерваторию в возрасте 10 лет! Что же касается "малограмотного" Петра (Пейсаха) Соломоновича Столярского (1871-1944), крупнейшего и талантливейшего педагога России и СССР (его ученики Давид Ойстрах, Буся Гольдштейн, Эмиль Гилельс, М. Фихтенгольц и др.), то его необразованность несколько преувеличена. С детства он учился музыке у отца-скрипача, два года работал в Севастопольском городском оркестре, в 1890 г. окончил Одесское училище Русского музыкального общества по классу скрипки у известного музыканта И. Карбульки, брал уроки у Э. Млынарского и у С.К. Барцевича в Варшаве. Да, Петр Соломонович скверно говорил по-русски, но как музыкант он получил солидное образование, что в сочетании с его природными педагогическими способностями позволило ему создать в Одессе ставшую знаменитой школу. Столярского Исаак Бабель "обессмертил" в рассказе "Пробуждение" — сам он, как водится в Одессе, какое-то время в школе Столярского "вундеркиндствовал". Увы, быть вундеркиндом — тяжелейшая задача, она большинству не по плечу. Талант давит. Не случайно Николай Гумилев посвятил музыканту-вундеркинду такие строки:

Не владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ

И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

Происки кагала по части угнетения русских автор цитируемой статьи подтверждает тем фактом, что пианист Петров, православный, блондин русского типа, страшно подумать, выдает себя за выкреста! И лишь благодаря этому, несмотря на молодость, в скором времени получит профессорское звание. Здесь какая-то неувязка. Чаще всего выкресты меняли свои неблагозвучные фамилии на сценически благородные, преимущественно русские. Так, первый исполнитель партий Германа и Ленского Михаил Медведев — в "девичестве" Бернштейн; Лев Сибиряков — урожденный Спивак, актер Правдин — увы, Трейлебен и т. д.

Продвижение Петрова к профессуре было связано с его крещением, а не с тем, что он скрывал свою русскость — это бессмысленно. Кстати сказать, из современных пианистов известен Николай Арнольдович Петров (1943), сын виолончелиста А. Фер-

186

кельмана и внук по матери певца В. Петрова. Не родственник ли он и пианиста Петрова?

И еще немного об Эльмане. Великая балерина Матильда Феликсовна Кшесинская (1872-1971), несмотря на свою скандально известную близость ко двору, была человеком культурным и лояльным. Она давала концерт в Лондоне под аккомпанемент Миши Эльмана. Юдофобы писали, что "корыстный" еврей сорвал огромный денежный куш. Сама балерина писала, что он играл бесплатно. Она отблагодарила пианиста красивым подарком. Но не только. Репетируя с Кшесинской, Миша обратился к ее мужу великому князю Андрею Владимировичу с просьбой помочь получить разрешение на поездку в Петербург, чтобы дать несколько концертов в честь своего учителя Леопольда Ауэра. Кшесинская объясняет западному читателю своих мемуаров: Эльман эмигрировал из России и поэтому не имел права на въезд без особого разрешения. Выступления Миши с огромным успехом прошли в Дворянском собрании, они с профессором Ауэром блестяще сыграли концерт для двух скрипок. "Картина их совместного выступления была очень трогательной", — писала Кшесинская. К месту сказать, Матильда Феликсовна всегда дружила с евреями и однажды с мужем даже присутствовала на еврейской свадьбе в синагоге. Ее рассказы о друзьях-евреях — о тезке Матильде Ивановне Витте, о храбром Рауле Гюнсберге, импресарио, герое русско-турецкой войны в высшей степени тактичном человеке, о подруге-коммунистке и т. д. — полны симпатии и участия. Кшесинская осуждала как красный, так и белый террор. Во время войны семья великого князя заняла патриотическую позицию. За антинемецкие высказывания сын Матильды Феликсовны и Андрея Владимировича Владимир был взят гестапо и выпущен из тюрьмы лишь через четыре месяца¹⁰⁴.

Считается, что большевистская диктатура вытолкнула Сергея Рахманинова за границу. Это не совсем так. Отсчет, как и во многих других случаях, надо вести не с 17-го, а с 1914 г. Именно тогда началось "отщепление" Сергея Васильевича от собственного народа и родины. Из письма С. Рахманинова А.И. Зилоти от 22 июля 1914 г.: "...третьего дня апофеоз моих терзаний! Мне дали знать, что меня призывают как ратника ополчения и что я должен явиться на смотр. По правде сказать, мне даже смешно стало в первый момент. Плохой из меня вояка выйдет! Как бы то ни было, сел в автомобиль и поехал в Тамбов являться. <...> чуть не все сто верст мне пришлось обгонять обозы с едущими на

187

смотр запасными чинами — мертвецки пьяными; с какими-то зверскими, дикими рылами, встречавшими проезд автомобиля гиканьем, свистом, киданием в автомобиль шапок; криком о выдаче им денег и т. д., то меня взяла жуть и в то же время появилось тяжелое сознание, что с кем бы мы ни воевали, но победителями мы не будем" (курсив мой. — С. Д.)¹⁰⁵.

"Конкурент" Рахманинова композитор Игорь Федорович Стравинский писал в мемуарах о своем "Болдино": «Устилуг — название села, расположенного при слиянии небольшой речки Луга с большой рекой Буг... Это было всего лишь "местечко"... В 90-х гг. прошлого столетия доктор Гавриил Носенко, муж сестры моей матери (а с 1906 г. мой тесть) купил там винокуренный завод и несколько тысяч гектаров земли... После женитьбы я выстроил новый дом непосредственно на берегу Луги... С 1907 г. и вплоть до 1914 г., когда война отрезала меня от России, я проводил там хотя бы часть каждого лета. Устилуг был райским уголком для творчества, и я перевез туда из Санкт-Петербурга свой большой рояль Бехштейна...

Население Устилуга — около 4000 душ — было чисто еврейским. Это патриархальная община, непохожая на описанные у Исаака Бабеля или Шагала, самая уютная и дружная община, какую только можно себе представить. Я пользовался популярностью среди крестьян, так как Носенки дали им участок земли под кладбище, а моя жена основала деревенскую больницу и пригласила туда врача... Устилуг был религиозной общиной. Мужчины носили бороды и пейсы, одевались в лапсердаки. Должно быть, однако, община не была строго правоверной; я помню свадьбу, на которой гости танцевали с керосиновыми лампами в руках вместо канделябров. В Устилуге я особенно любил человека, некоего г-на Бернштейна, который в свое время эмигрировал в Америку, разбогател там и вернулся обратно, чтобы стать самым большим патриотом местечка и владельцем особенно процветавшего тамошнего предприятия — кирпичного завода... Я покупал у него кирпич и другие материалы для постройки дома и запомнил день, когда мы заключили сделку. Когда в его присутствии я стал бесцеремонно обсуждать по-французски с моим шурином запрошенную цену, он внезапно сказал: "Господин Стравинский, вы можете говорить по-французски, и я не пойму вас, но предупреждаю вас — не говорите по-английски", — что я счел весьма умным упреком. Не могу вспомнить, он или кто-либо другой из обитателей местечка дал мне скрипку, но, во всяком случае, я научился немного играть на скрипке именно в Устилуге.

188

Симфония в Ми-бемоль мажоре и два этюда для фортепиано были написаны там же, в доме Носенко, а "Фейерверк", "Погребальная песнь", первый акт "Соловья" и "Звездоликий" — в моем новом доме. "Звездоликий" — непосредственно перед "Весной Священной" и частично в период ее сочинения. Не могу сказать точно, какая часть "Весны" появилась в Устилуге... но знаю определенно, что на начальную мелодию фагота я напал незадолго перед моим отъездом оттуда...»¹⁰⁶. Местечко Устилуг Волынской губернии Владимиро-Волынского уезда, по переписи 1897 г. 3590 жителей, в том числе 3212 евреев, сообщает Еврейская энциклопедия¹⁰⁷.

Длинная цитата требует пояснения. В свое время я писал об отношении П.И. Чайковского к своей "Ясной Поляне", своему "Абрамцеву" — селу Каменка. Иногда оно его раздражало. Чем? Ответ находим в письме от 3(15) января 1883 г. Н.Ф. фон Мекк: "...несмотря на всю мою привязанность к каменским родным, самая Каменка — это лишенное всякой прелести жидовское гнездо, очень мне стала тошна и противна". И это не случайно вырвавшаяся фраза. Он не раз сетовал на свою каменскую жизнь: "...мы живем там не среди зелени и не на лоне природы, а рядом с жидовскими жилищами, что воздух там всегда отравлен испарениями из местечка и из завода, что под боком у нас; центр местечка, с лавками, с шумом и жидовской суетней"¹⁰⁸. Историк подскажет, что еврейское местечко Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии получило привилегии от польского короля Августа III в 1756 г. В середине XIX в. в нем проживало порядка 1700 душ; по переписи 1897 г. — 6746, из коих 2193 евреев¹⁰⁹.

В отличие от Петра Ильича его родственник довольно тепло описывает это местечко: широкая главная улица с одноэтажными кирпичными строениями, которые принадлежат евреям, в них — магазины с многочисленными и разнообразными товарами. Конечно, все остальное взор не ласкает: еврейские лачужки на грязных улочках, синагога и хедер. Местечко как местечко. Но оно вошло в историю по многим причинам — здесь и Хмельницкий, и декабристы, и Денис Давыдов, и Пушкин, и, разумеется, великий композитор. Вопреки всему, что он писал фон Мекк, Чайковский Каменку любил. Ибо это место было связано с людьми и событиями любимого им XVIII в. — века Екатерины, с боготворимым Пушкиным. В письмах родственникам он с сожалением констатировал, что не может часто бывать в Каменке. Кто-то считал, что здесь, в Каменке, Чайковский черпал малороссийские мотивы. Но это не так: "...несмотря на широко распространенное мнение о том, что Петр Ильич высоко ценил

189

украинские народные напевы и многое из них взял для своих сочинений, в действительности его постигло большое разочарование. То, что он услышал в Каменке, было лишено оригинальности, а по красоте уступало великорусским песням"¹¹⁰. Понятно, что еще меньше прислушивался он к еврейским мелодиям. Впрочем, уроженка Одессы литератор Руфь Александровна Зернова утверждала, что за скрипичным концертом Чайковского в ее родном городе закрепилось название "Сима, я тебя люблю"...

Тесть композитора Игоря Федоровича Стравинского (1882-1971) Гавриил Трофимович Носенко имел приватный и необычный для врача заработок: он в начале 90-х годов XIX в. владел винокурней. В это же время, в 1892 г., вышел в свет роман Иеронима Ясинского "По горячим следам". Один из героев романа врач-еврей, он же управляющий спиртным заводом. Другой персонаж по фамилии Онуприенко — тоже еврей и тоже работник завода (ипостась писателя И.Н. Потапенко). Обитателей села Устилуга Стравинский в воспоминаниях назвал крестьянами — это не описка: евреи здесь, кроме торговли и ремесла, занимались хлебопашеством. Кладбище принадлежало еврейской общине (православным в нем большой нужды не было). Эти детали, почерпнутые из воспоминаний Стравинского, я привожу для того, чтобы показать, как по-разному великие люди подчас воспринимают и оценивают, казалось бы, одно и то же. В письмах Чайковского — там, где о Каменке, — явная брезгливость, его обоняние возмущено. У Стравинского ничего подобного нет, и вовсе не из отсутствия обоняния, напротив, его воспоминания, может быть, как никакие другие полны всяческих запахов... кроме смрада. Его Игорь Федорович просто не замечал.

Как известно, Модест Петрович Мусоргский (1839-1881) мелодию одного из самых знаменитых своих творений — кантаты для соло и хора "Иисус Навин" (Стой, солнце!) — подслушал у соседа. Обстоятельства, при которых была создана кантата, не раз описывались, опишу их и я.

Осенью 1874 г. Мусоргский жил в бедном районе Петербурга, примыкавшем к Сенному рынку (так называемые места Достоевского). Здесь же жили немногочисленные евреи: отставные солдаты, ремесленники, аптекари... В квартире одного из соседей композитора, бедного еврея-портного, располагалась молельня. Однажды во время праздника Суккот (Кущей) Мусоргский через открытое окно услышал очаровавшее его канторское пение. Вдохновленный, он тотчас переписал свою "Боевую песнь ли-

190

вийцев" для хора из оперы "Саламбо" (1876 г.), включив в нее заимствованные из еврейских молитв мелодии. Среднюю часть сочинения — "Плачут жены Ханаана" — он написал заново. (Один музыкальный критик 30-х годов теперь уже прошлого века констатировал, что это произведение, основанное на народных еврейских напевах, — жемчужина в творчестве композитора.) Такова история создания одного из самых красивых произведений русского хорального искусства. Кантату "Иисус Навин" Мусоргский иногда называл "Про Иисуса Навина". Позднее он переписал ее в соло для рояля, и с неизменным успехом исполнял сам на концертах. (На полях нотной тетради рукой Мусоргского проставлена дата транскрипции — 2 июля 1877 г.)

Мусоргский неоднократно возвращался к истории создания "Навина", о чем в воспоминаниях о Модесте Петровиче поведали и Владимир Стасов, и Н.А. Римский-Корсаков¹¹¹.

Во время работы над "Симфонией псалмов"* И.Ф. Стравинскому было важно ощутить стихию древнееврейского языка. Поэтому, скажем, над "Авраамом и Исааком" он работал с текстом на иврите. Стравинский писал, что псалом 40 (в славянской традиции) — не что иное, как мольба о новом песнопении, которым является "Аллилуйя". Этот восхваляющий Бога припев воскрешал в его памяти Петербург и празднующего, как и сосед Мусоргского, "Суккот" (Кущи) соседа-еврея. Он не был бедным портным из района Сенного рынка, он был богачом, почти европейцем, жившим на Миллионной: «Слово "Аллилуйя" до сих пор напоминает мне торговца галошами, еврея Гуриана, жившего в Санкт-Петербурге в квартире под нами; по большим религиозным праздникам он сооружал в своей гостиной палатку для молитвы... Стук молотка при сооружении этой палатки и мысль о купце-космополите, воспроизводящем в санкт-петербургской квартире молитвы своих предков в пустыне, производили на меня столь же глубокое впечатление, как свой собственный религиозный опыт»¹¹².

Рассуждая о том, что сближает его с австрийским композитором Арнольдом Шёнбергом (1874-1951) (отношения между ними были сложными), Игорь Федорович на первое место поставил веру в Бога. Какого Бога? Вот ответ: "1. Общая для обоих

________________

* Официальное название "Симфония псалмов для хора и оркестра в трех частях на латинские тексты Ветхого завета: Псалтирь: Пс. 38; 13, 14(1); Пс. 39; 2-4(2); Пс. 150 (3). Эта симфония сочинена во славу Бога..." Первое исполнение — Ницца 1930 г.

191

вера во Власть Божества (Divine Authorite), в иудейского Бога, библейскую мифологию, католическую культуру"¹¹³. (Отмечу удивительное для советского времени написание с заглавной буквы имени Господа.)

Далее, в четвертом пункте, он говорит о схожести судеб:

"Общее у нас изгнанничество к одной и той же чуждой культуре, где мы написали некоторые из наших лучших вещей (его IV квартет, мой "Авраам и Исаак") и где нас все еще играют гораздо меньше, чем в изгнавшей нас Европе".

Он сравнивает Шёнберга с Моисеем, а себя иронично уподобляет Аарону. Подоплека иронии связана с тем, что в опере Шёнберга "Моисей и Аарон" последний потворствует поклонению золотому тельцу...

Это подчеркивание примата Ветхого завета над Новым доводится до логического конца: оба они отцы многодетных семейств. Отсюда почти нескрываемое презрительное отношение к содомитянам — к Дягилеву и иже с ним.

Знал Игорь Федорович и Каббалу, ибо в пункте шестом писал, что для обоих (для него и Шёнберга) "числа — это вещи". Равно и преданность "Слову", ибо каждый написал либретто к своей музыке — "Моисей и Аарон", "Лестница Якова" и т. д. Так что врагам жидомасонов следует бдеть: Стравинский — чуждый элемент, каковым и числился в "космополитические" времена.

Для Стравинского "Симфония псалмов" была как песня для танца, поскольку Давид плясал перед Ковчегом. В другом месте он подчеркнул, что для Давида "музыка способна славить Его (Бога. — С. Д.) в той же мере или даже лучше, чем архитектура и все убранство церкви; это ее лучшее украшение..."¹¹⁴

На библейские сюжеты написаны и другие произведения Стравинского: "Вавилон", кантата на слова из Первой книги Моисеевой (XI, 1-9) для мужского хора и оркестра с чтецом; "Nhereni", Плач Иеремии для солистов, смешанного хора и оркестра; "Потоп", музыкальное представление для чтецов, солистов, хора, оркестра и танцоров (интересно перечисление действующих лиц: Ной, жена Ноя, Люцифер — сатана, тенор, Бог — два баса и т. д.); наконец "Авраам и Исаак", священная баллада для высокого баритона и камерного оркестра, "Посвящается государству Израиль". Первое исполнение 23 августа 1964 г. в Иерусалиме¹¹⁵.

Удивительный человек Игорь Федорович! Его юдофильство беспримерно. Возможно, оно зиждется на происхождении. Потомок рода Сулима, — Стравинский, вероятно, имел какие-то

192

еврейские корни. Он был родственником Дягилева. Но по какой линии? Если по линии матери Сергея Павловича, урожденной Евреиновой, то все ясно. Стравинский был настолько похож на еврея, что престарелый Артур Никиш перепутал его с художником Львом Бакстом, как иронически заметил композитор, из-за большого носа. Но это мелочь. Хуже было в Германии еще в донацистские времена. Вот как описывает ситуацию сам Стравинский: «Хотя мои зрительные впечатления о мировых событиях были в значительной мере почерпнуты из фильмов, они также коренились и в личном опыте. Однажды в 1932 году в Мюнхене я видел группу коричневорубашечников, появившихся на улице под балконом моей комнаты в гостинице... и напавших на группу штатских. Штатские пытались укрыться за скамьями на тротуарах, но вскоре были разгромлены за своими неуклюжими заграждениями. Наконец появилась полиция, но к тому времени нападавшие уже рассеялись. В тот же вечер я обедал с Верой де Боссе и фотографом Эриком Шаллом в маленьком ресторане на Аллее. В комнату вошли три человека со свастикой на нарукавных повязках, и один из них принялся оскорбительно отзываться о евреях, обращая свои замечания в нашу сторону. Мы поспешили к выходу, так как у нас перед глазами все еще стояла дневная уличная драка, но оравшие нацисты и их подпевалы последовали за нами, попутно понося и угрожая нам. Шалл запротестовал, и тогда они принялись пинать и избивать его. Мисс де Боссе побежала за угол, нашла полицейского и сказала ему, что убивают человека, но это заявление не подвигло его на какие-либо действия. Мы спаслись только благодаря своевременно появившемуся такси, и хотя Шалл был избит и окровавлен, мы прямо отправились в полицейский суд, однако судья был так же мало взволнован нашим рассказом, как полицейский. "Теперь в Германии такие вещи случаются каждую минуту", — все, что он сказал»¹¹⁶. Комментарии излишни... Разве что вспомнишь поездку Ивана Алексеевича Бунина в Швецию за Нобелевской премией, пролегавшую через Германию, где нацисты, принимая его за еврея, создавали писателю всякого рода трудности.

Я начал эту главу с упоминания статьи в журнале Пуришкевича "Прямой путь", который неоднократно возвращался к теме "Евреи в искусстве" и все статьи которого так или иначе повторяют одна другую, разумеется, с нюансами. Например, опубликовал статью под названием "Евреи и искусство". Она интересна

193

тем, что автор, как унтер-офицерская вдова, сам себя высек. Судите сами.

«Почему-то в обществе установилось ложное мнение о необыкновенной даровитости евреев в музыке; между тем, если просмотреть все события в истории музыки, т. е. все сочинения, изображенные музыкально, словом все то, что двигало искусство музыки, мы увидим, что ни один еврей не принимал участия во всех этих событиях (здесь и далее курсив мой. — С. Д.).

Вот... краткое обозрение истории музыки: 1) Светская музыка средних веков развивалась благодаря трубадурам (французы) и миннезингерам — немецкие трубадуры (певцы-аристократы).

2) Вершина церковной музыки — Палестрина (итал.).

3) Перенесение главной мелодии от тенора в дискант имело громадное влияние на развитие многоголосной музыки — Лука Озиандр (немец).

4) Изобретатель органного пункта — Людовик Виадано (итал.).

5) Первую оперу "Дафна" написал Пери (итал.).

6) Творец кантаты — Кариссими (итал.).

7) Творец оратории — Гендель (немец).

8) Установил форму увертюры и драматический стиль в пении — Скарлатти (итал.).

9) Первые скрипачи-виртуозы — Карелли и Тартини (итал.).

10) Первые знаменитые певцы — Синезино и Фаринелли (итал.).

11) Ввел темперированный строй (современная тональность). Вершина полифонической музыки (фуга) — Бах (немец).

12) Ввел литавры и обращение аккордов — Рамо (француз).

13) Ввел тематизм (лейтмотив) — Гретри (француз).

14) Величайшая оперная вершина. Исчерпал оперу во всех отношениях. Подчинил музыку требованию текста — Глюк (француз).

15) Творец национальной немецкой оперы — Моцарт (немец).

16) Родоначальник инструментальной и камерной музыки — Гайдн (немец).

17) Вершина симфонической и сонатной музыки — Бетховен (немец).

18) Знаменитый музыкальный романтик — Шуман (немец).

19) Гений фортепианной музыки — Шопен (поляк).

20) Музыкальная драма — Вагнер (немец).

21) Величайший пианист — Лист (австр.) и т. д.

194

Из этого краткого обозрения ясно и определенно видно, что в истории звуков в широком смысле евреи ничего не дали».

Прервем цитирование и обратим внимание на то, что автор обнаружил завидную эрудицию относительно основных этапов развития музыкального искусства. Но есть и лакуны, явно не случайно им забытые. Ну, например, в создании библейской, или духовной (церковной), музыки участвовали все-таки евреи, начиная от псалмопевца царя Давида до Романа Сладкопевца (Мелодоса) и Гвидо из Ареццо. У истоков балетной музыки тоже стоял еврей (история современного балета началась в Италии в XV в.) — Гульельмо из Пезаро (Гульельмо Эбрео), композитор, поэт и исполнитель — одним словом, фигура ренессансная. Он же автор по сути первого пособия о балете "Трактат о танце" (1463); он же постановщик первого шахматного представления живыми фигурами (отсюда мой к нему интерес: шахматы мне намного ближе балета).

Вся история музыки рассматривается "уважаемым специалистом" как история музыки европейской. Другой он попросту не знает. А зря! Выходит, что вклад народов в мировую музыкальную копилку неравновелик. На первом месте даже не итальянцы, а немцы (Лист назван австрийцем), затем французы и поляк Шопен. А где же русские первооткрыватели? Их нет и не могло быть. Первые российские композиторы появились во второй половине XVIII в., причем все они учились в Италии, например Бортнянский и Турчанинов. Отсутствие русских имен в поступательном движении музыкального искусства вовсе не свидетельствует об отсутствии музыкальных талантов у русского народа, равно как испанского или английского, также отсутствующих в перечне автора процитированной статьи.

Но вот евреи в этом списке быть должны, в частности среди труверов XI-XIV вв. — певцы Матье де Жюнф и Бонифас из Нарбонны, знаменитый миннезингер Зюскинд из Тримберга. Или вот польский гений Шопен. Согласно последним изысканиям, он еврейского происхождения, как по линии матери (неофитка из франкистов), так и по линии отца — еврея из белорусского местечка Шупы¹¹⁷. Ну и даже создатель жанра музыкальной драмы Рихард Вагнер, присяжный антисемит, тоже еврейского происхождения, о чем, собственно, уже говорилось...

195

Примечания

1 Макаренко А.С. Педагогическая поэма // Собр. соч. М., 1950. Т. 1. С. 128.

² Там же. С. 593.

³ Там же. С. 101-102.

⁴ Там же. С. 678.

⁵ Там же. С. 623.

⁶ Там же. С. 626-627.

⁷ Там же. С. 631.

⁸ Судоплатов П.А. Спецоперации: Лубянка и Кремль, 1930-1950 годы. М., 1999. С. 20, 460-496.

⁹ Вигдорова Ф.А. Дорога в жизнь. Это мой дом. Черниговка. М., 1967. С. 618-621.

¹⁰ Там же. С. 719.

¹¹ Геккерон Ч.У. Тайные общества всех веков и стран. СПб., 1876. С. 4.

¹² Манин B.C. Архип Иванович Куинджи. Л., 1987. С. 5.

¹³ Трубачев О.Н. Из материалов для этимологического словаря: Русские фамилии и фамилии, бытующие в России // Этимология. М., 1968. С. 46.

¹⁴ Паустовский К.Г. Повесть о жизни: В 6 кн. Кн. 2: Далекие годы // Собр. соч. М., 1968. Т. 4. С. 196-197.

¹⁵ Подробнее см.: Барабаш Ю. "Вем человека". О поэзии Григория Сковороды и немного о нем. М., 1972. № 11. С. 193-209.

¹⁶ Никитин Г. Фет-земледелец // Дружба народов. 1995. № 1. С. 137-149.

¹⁷ Грабарь Н.Э. Моя жизнь. М.; Л., 1937. С. 252-254.

¹⁸ Черногубов Н.Н. Происхождение А.А. Фета // Русский архив. 1900. № 8. С. 530.

¹⁹ Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. М., 1990. С. 52-53.

²⁰ Бухштаб Б.Я. А.А. Фет: Очерк жизни и творчества. Л., 1974. С. 11.

²¹ Блок Г. Рождение поэта: Повесть о молодости Фета. Л., 1924. С. 18.

²² Толстой С.А. Очерки былого. М, 1956. С. 327.

²³ цит. по: Русская стихотворная пародия. Л., 1960. С. 503, 508, 783, 785. Коммент.

²⁴ Паустовский К.Г. Собр. соч. М., 1968. Т. 5. С. 90.

²⁵ Миндлин Эм. Добрый художник // Воспоминания о Константине Паустовском. М, 1983. С. 205-206.

²⁶ Балет. Энциклопедия. М., 1981. С. 387.

²⁷ Стюарт О. Рудольф Нуриев: Вечное движение. Смоленск, 1998. С. 68.

²⁸ Цит. по: Градовский Н.Д. Торговые и другие права евреев в России. СПб., 1886. С. 247.

²⁹ Голицын Н.Н. История прусского законодательства о евреях. СПб., 1886. Т. 1. С. 902-903.

196

³⁰ Хомутов СТ. Дневник свитского офицера // Русский архив. 1869. № 8. Стлб. 221-222, 226.

³¹ Шильдер Н.К. Император Александр Первый. СПб., 1905. С. 140.

³² Шильдер Н.К. Император Николай I: Его жизнь и царствование. СПб., 1903. С. 68.

³³ Записки Сергея Григорьевича Волконского. СПб., 1902. С. 174-175.

³⁴ Записки Алексея Петровича Ермолова. М., 1865. Ч. 1: 1801-1812. С. 258.

³⁵ Русский инвалид. 1815. 25 янв.; см. также: Война и евреи. СПб., 1912. С. 172. Примеч.

³⁶ Флоровский А.В. Отечественная война и Новороссийский край // Зап. Императорского одесского Общества истории и древностей. Одесса, 1913. Т. XXXI. С. 33, 38, 48.

³⁷ Познер С. Евреи Литвы и Белоруссии 125 лет тому назад: К 125-летию нашествия Наполеона // Еврейский мир. Ежегодник на 1939 г. Париж, 1940. С. 63-64.

³⁸ Листовки Отечественной войны 1812 г. Сб. документов. М., 1962. С. 75.

³⁹ Гинзбург С.М. Отечественная война 1812 г. и русские евреи СПб., С. 126.

⁴⁰ Записки Н.Н. Муравьева-Карского // Русский архив. 1885. Кн. 9. С. 66.

⁴¹ Гинзбург С.М. Указ. соч. С. 113.

⁴² Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева (1790-1867). Одесса, 1897. С. 30-31.

⁴³ Вайсенберг С.А. Миниатюра из еврейского мартиролога // Пережитое. С. 333-335.

⁴⁴ Протоиерей Г.Д. Судковский // Нива. 1902. № 29. С. 582.

⁴⁵ Рылов А.А. Воспоминания. Л., 1977. С. 46.

⁴⁶ Полонский Я.П. О картинах Р.Г. Судковского// Нива. 1885. № 50. С. 1231.

⁴⁷ Окороков А.Д. Слово, ведущее в бой. М., 1980. С. 314-315.

⁴⁸ Покрышкин А.И. Небо войны. М., 1966. С. 9-10, 19-20, 345.

⁴⁹ Там же. С. 293-294.

⁵⁰ Там же. С. 294.

⁵¹ Там же. С. 219-220.

⁵² Кожедуб И.Н. Верность отчизне. М., 1975. С. 125, 141, 254, 256, 324, 338-341, 347, 357-358, 373-374, 383, 403, 406.

⁵³ Кауфман А.Е. За много лет // Еврейская старина. 1913. С. 341.

⁵⁴ Штейн А.П. Повесть о том, как возникают сюжеты. М., 1981. С. 246.

⁵⁵ Там же. С. 270-271.

⁵⁶ Нелидов В. А. Театральная Москва: Сорок лет московских театров. Берлин; Рига, 1931. С. 337-338.

⁵⁷ Волконский С.М. Мои воспоминания: В 2 т. Берлин, 1923-1924. Т. 1.

С. 312-314.

⁵⁸ Нелидов В. А. Указ. соч. С. 206-209.

⁵⁹ Там же. С. 227-232.

197

⁶⁰ Никулин В. Записки театрального директора: Государство, общество, театр. Нью-Йорк, 1942. Ч. 1. С. 108-109.

⁶¹ Там же. С. 206.

⁶² Нелидов В.Л. Указ. соч. С. 16.

⁶³ Там же. С. 40-41.

⁶⁴ Там же. С. 321.

⁶⁵ Там же. С. 323.

⁶⁶ Там же. С. 324.

⁶⁷ Волконский С.М. Указ. соч. Т. 1. С. 103-104.

⁶⁸ Нелидов В.Л. Указ. соч. С. 63.

⁶⁹ Минский Н.М. Стихотворения. СПб., 1887. С. 162-163.

⁷⁰ Монахов Н.Ф. Повесть о жизни.

⁷¹ Крымов Вл. Из кладовой писателя. Париж, 1951. С. 114.

⁷² Цит. по: Чечулин Н.Д. Русский социальный роман XVIII века: "Путешествие в землю Офирскую г. С. Швецкого дворянина", сочинение князя М.М. Щербатова. СПб., 1900. С. 46.

⁷³ Гончаров И.А. Собр. соч. М., 1954. Т. 7. С. 520.

⁷⁴ Цит. по: Коган М.С. Очерки по истории шахмат в СССР. М; Л., 1938. С. 90.

⁷⁵ Коган М.С. История шахматной игры в России. Л., 1927. С. 97.

⁷⁶ См.: Штейн Эм. Литературно-шахматные коллизии. USA: Antiquary, 1993. С. 97.

⁷⁷ Любимов Л. На чужбине. М., 1963. С. 179.

⁷⁸ Берберова Н.Н. Люди и ложи: Русские масоны XX столетия. Нью-Йорк, 1986. С. 112.

⁷⁹ Белогорский Н. Вчера. Мадрид, 1965. Т. П. С. 163.

⁸⁰ Тартаковер С.Г. Ультрасовременная шахматная игра. М.; Л., 1925. С. 67.

⁸¹ Бабель И. Детство и другие рассказы. Иерусалим, 1989. С. 38.

⁸² Гроссман Л.А. Минувшие дни // Север. Петрозаводск, 1966. № 4.

⁸³ Паустовский К.Г. Собр. соч. М., 1968. Т. 4. С. 251.

⁸⁴ Бруштейн А.Я. Дорога уходит в даль... М., 1964. С. 204-209, 219.

⁸⁵ Еврейская жизнь // Возрождение. 1914. № 5. Стлб. 13.

⁸⁶ Трубецкой Е.Н. Воспоминания. София, 1921. С. 160-161.

⁸⁷ Ибн-Дауд. Заметки // Рассвет. 1908. № 42. С. 11, 14.

⁸⁸ Сторонний. Антисемитизм // Еврейский студент. Пг., 1915. № 14. Стлб. 10. Псевдоним "Сторонний", видимо, принадлежит Я. Рабиновичу.

⁸⁹ Судоплатов П.А. Указ. соч. С. 462.

⁹⁰ Прямой путь. СПб., 1914. № 4. С. 232-233. Журнал издавался с 1909 по 1914 г. одним из лидеров черносотенных Союза русского народа и Союза Михаила Архангела В.М. Пуришкевичем. См. также: Вагнер Р. Еврейство в музыке. СПб., 1908.

⁹¹ Роман Сладкопевец (Роман Мелодос) родился в конце V в. в Эмесе, Сирия, умер около 560 г. в Константинополе; современник императора

198

Анастасия (491-518). О еврейском происхождении Романа Сладкопевца см.: Ямпольский ИМ. Еврейская музыка // Музыкальная энциклопедия. М., 1974. Т. 2. Стлб. 361; Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим, 1990. Т. 5. Стлб. 524; см. также: Аверинцев С.С. // Литературная энциклопедия. М, 1987. С. 165; "...из-под величественных сводов Иерусалимского Храма, она (музыка. — С. Д.) ушла в темные катакомбы, и, там, освобожденная от блеска, она укрепляла дух христианской общины и утешала верующих в их мытарствах и преследованиях" (Кусевицкий С. Музыка и христианство // Новоселье. Нью-Йорк, 1943. С. 41). Ал. Крейн, процитировав знатока древней музыки Комбардье (Combardieu. Historie de la musique des origines jusqu'a la mort de Beethoven: 2 t. P., 1913): "Религия Христа должна была применяться к музыкальной организации древнего иудейского культа, с которым была тесно связана", напомнил музыкальную культуру многих монархов еврейского происхождения, в том числе Гвидо из Ареццо (IX-X), создавшего нотный стан (Крейн А. О национальном гении в еврейской музыке // Еврейский мир. 1918. Кн. 1. С. 312, 316). Выражение "Гвидонова рука" сохранилось до сих пор, его воспроизводят во всех музыкальных энциклопедиях и учебниках. Этого открытия вполне достаточно, чтобы признать величие еврейского национального гения. К сожалению, мы мало знаем о древнееврейских музыкальных инструментах. Один из анонимных сельджукских авторов утверждал, что у хазар были восьмиструнные лютни (см.: Арбатский Ю. Этюды по истории русской музыки. Нью-Йорк, 1956. С. 25).

⁹² Серова B.C. Серовы, Александр Николаевич и Валентин Николаевич. Воспоминания. СПб., 1914. С. 10.

⁹³ Каренин Вл. Владимир Стасов: Очерк его жизни и деятельности. Л., 1927. Ч. 1. С. 43.

⁹⁴ В 1914 г. вышло 7 номеров.

⁹⁵ Там же. 1914. № 5. М. 238.

⁹⁶ Успенский Г. Крестьянин о современных событиях: Заметка по поводу еврейских погромов // Полн. собр. соч. СПб., 1908. Т. 6. С. 730-731.

⁹⁷ Кауфман А.Е. За много лет: Отрывки воспоминаний старого журналиста // Еврейская старина. СПб., 1913. С. 212.

⁹⁸ Цит. по: Рахманинов С. Литературное наследство. М., 1980. Т. 1: Письма. С. 379. Примеч.; см. также: Долинская Е.Б. Николай Метнер. М., 1966. С. 15.

⁹⁹ Шолом-Алейхем. Собр. соч.: В 6 т. М., 1971-1974. Т. 4. С. 644.

¹⁰⁰ Цит. по: Исполнительское искусство зарубежных стран. М., 1981. Вып. 9. С 137 139

¹⁰¹ Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М., 1960. Т. 9. С. 234.

¹⁰² Бабель И. Пробуждение // Он же. Детство и другие рассказы. Иерусалим, 1989. С. 68.

199

¹⁰³ Прямой путь. 1914. № 5. С. 239.

¹⁰⁴ Кшесинская М. Воспоминания. М., 1992. С. 139, 177, 241-243.

¹⁰⁵ Рахманинов С. Указ. соч. Т. 2. С. 72.

¹⁰⁶ Стравинский И.О. Диалоги. Л., 1971. С. 21-23.

¹⁰⁷ Еврейская энциклопедия. СПб., 1913. Т. XV. Стлб. 134.

¹⁰⁸ Чайковский П.И. Переписка с Н.Ф. фон Мекк. М., 1935. Т. 2. С. 135, 183, 387.

¹⁰⁹ Еврейская энциклопедия. Т. IX. Стлб. 192.

¹¹⁰ Давыдов А.В. Воспоминания. Париж, 1982. С. 26.

¹¹¹ Римский-Корсаков Н.А. Летопись моей музыкальной жизни. М., 1932.

С. 69.

¹¹² Стравинский И.Ф. Указ. соч. С. 194.

¹¹³ Там же. С. 110. В английском тексте: "Еврейского Бога — The Hebrew

God". См.: Stravinsky I. Dialogues and A Diary. N.Y., 1963. P. 58.

¹¹⁴ Там же. С. 275.

¹¹⁵ Там же. С. 193-194, 386, 388-390.

¹¹⁶ Там же. С. 62.

¹¹⁷ Подробнее см.: Дудаков СЮ. История одного мифа. М, 1993. С. 90.

200

Дневник библиофила

Мне страшно назвать даже имя ея —

Свирепое имя родины

Вл. Луговской

14 сентября 1999 г.

Черта оседлости, правожительство: "(Григория) Хмару я впервые увидела во время вступительного экзамена — он лежал в коридоре на скамье. Мне объяснили, что этот смугло-бледный молодой человек три ночи провел на бульваре, потому что он еврей и не имеет права жить в Москве, ничего не ел и вот потерял сознание.

— Только бы приняли, — виновато улыбнулся он, открыв красивые глаза.

До сих пор не знаю, был ли это точно обморок или первая талантливо сыгранная роль, но вокруг него суетились, приводили в чувство. Потом его приняли, и театр выхлопотал ему вид на жительство" (Гиацинтова С.В. С памятью наедине. М., 1989. С. 76).

О Леониде Мироновиче Леонидове с уважением, но — мало техники, много чувства. "Стихийный талант, нечеловеческий, самозабвенный темперамент, без труда разбивавший любое сомнение или предубеждение" (Там же. С. 19).

Генеалогия С.В. Гиацинтовой (1895-1982): предок пленный швед Венк-Стъерне, в России Венкстерн. Родственные связи: художник Перов, декабрист Волконский, академик Тимирязев и по двум линиям Лев Толстой, а самое главное — ее дядя Алексей Алексеевич, последний наследник Чаадаева и мог называться Венкстерн-Чаадаевым. Мир знакомых: Мика Морозов с портрета Серова, его мать Маргарита Кирилловна — издатель философского журнала, Пастернаки, философ Лев Михайлович Лопатин (С. 370-525).

Описание игры Леонида Мироновича Леонидова (псевдоним Вольфензона) в роли Мити Карамазова. Восхищение. В "Воспоминаниях" Леонидова читал, что вдова Достоевского Анна Григорьевна плакала, когда увидела его в этой роли, и пожелала видеть актера: « ...вдруг подбегает ко мне пожилая женщина со следами былой красоты. Начинает меня гладить и говорит на очень истеричной, высокой ноте: "Вот, вот, замечательно, это именно

201

то, что думал Федор Михайлович. Ах, если бы он был жив, если бы он был жив!"» На мгновенье актеру показалось, что он ощутил дыхание писателя. Ну а что бы сказал в действительности сам Достоевский, узнавший, что его любимого героя играет еврей? (Леонидов Л.М. Прошлое и настоящее: Из воспоминаний. М., 1948. С. 115-116).

Леонидов сообщает также массу интересных сведений: например, актриса Марья Михайловна Глебова — еврейка из Николаева, а актер Павел Леонидович Скуратов, которого она выдавала за брата, был ее сыном! (Там же. С. 75).

Дана характеристика Владимира Осиповича Степанова-Ашкинази, актера Малого театра, культурного, приятного, имевшего в провинции имя, но лишенного юмора. Знаменитый антрепренер Сетов Иосиф Яковлевич (1835-1894). Кстати сказать, псевдоним его Сетгофер (см. у Масанова). Рассказывает о работе актера Евгения Яковлевича Неделина, который преодолел акцент (можно предположить какой) и стал выдающимся мастером. О Константине Романове как о бездарном актере, довольно подробно; дикция, картавость, немного о великих князьях — о Владимире Александровиче, дяде царя, всегда бывшем в подпитии и вопросившем об авторе "Жизни человека" Леониде Андрееве, не в сумасшедшим ли он доме? О Николае Михайловиче, сообщившем, что он не верит в обращение императора Александра в старца Федора Кузмича. О Константине Константиновиче — воре и сумасшедшем. Об императрице Марии Федоровне (С. 77, 91-92, 121-123, 135).

История с дочерью Ротшильда, когда Витте заставил императора ее принять.

И.С. Тургенев. Письмо к Г.О. Гинзбургу по поводу И.Я. Павловского — биография революционера и искателя приключений (Тургенев И.С. Т. ХII-2. С. 13, письмо № 4725; брат, революционер Арон Яковлевич Павловский, судился по процессу 193, см. с. 61, 437). История актрисы Юлии Николаевны Фейгиной, дебютировавшей в "Комеди Франсез" в сезон 1881-1882, покончила жизнь самоубийством в ванной племянника Наполеона III графа Морни.

Шостаковский П. Путь к правде. Минск, 1960.

Отец Петр Адамович Шостаковский, пианист, дирижер и директор музыкально-художественного училища. Отравление Скобелева. Мать — потомок боярина Матвеева, художник Серов, рис. отца, актер Правдин. Купец Перлов — один из трех китов, на которых держалась торговля чаем с Китаем. Суждение отца о Ни-

202

колае II — "дурак"; Ходынка. Запрещение Синодом служить общие панихиды. Подробно о службе в гвардии — см. об Игнатьеве. Шпионаж Мясоедова принят за чистую монету. Распутин (С. 66) и т. д. Князь Александр Михайлович Волконский, миллионер и католик, как и большинство членов семьи. Распутин. Февральская революция — детище английской и французской разведок, желавших сместить неспособного Николая II. Предчувствие конца Старой Европы. Отличие Врангеля в начале войны (С. 4-75, 89,114-115). Знакомство с А.А. Игнатьевым. Слуцкий —палач-чекист и т. д. Жизнь в Южной Америке, русские колонии в Уругвае.

16 сентября

Вспомнил, у генерала Игнатьева: в самом начале Первой мировой войны французские демократы провели спецоперацию по очистке Парижа от уголовников. В Венсенский лес, самое популярное место отдыха парижан, в скаты Венсенского форта, были свезены несколько сотен профессиональных взломщиков, воров и хулиганов и без суда и следствия расстреляны — мера профилактики, особенно опасная во время военных действий. Надо думать, что их собрали по спискам, заранее составленным полицией (Игнатьев АЛ. Пятьдесят лет в строю. М., 1959. Т. 2. С. 28).

Ольга Форш. Интереснейшая генеалогия: она двоюродная сестра Н. Мещерского и замужем за родным братом жены Мещерского.

Предки: Виссарион Саввич Комаров, военный инженер, ученик Бородина. Дважды женат. Вторым браком на урожденной Доливо-Добровольской — отсюда примесь малороссийской крови, четверть, как она говорила. (Знала ли она, что речь шла о еврейской крови? Доливо-Добровольские — выкрещенные, с Украины. См.: Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1902. Т. 3. С. 32.) Отец Ольги Дмитриевны Дмитрий Виссарионович Комаров женат на уроженке Тифлиса Нине Шахэтдиновой, грузинке по имени, азербайджанке по фамилии и армянке по вере! Отсюда ее родственные связи с Павлом Флоренским, Ираклием Андрониковым. Семейная связь с толстовством (колония по Энгельгардту), Ольга на борьбе с голодом (Ольга Форш в воспоминаниях современников(!?). Л., 1974. С. 38 и далее в статье племянника Н. Мещерского).

И.С. Тургенев. "Живые мощи" — из всех "Записок охотника" переживет время. Судьба молодой женщины, превратившейся в неподвижное существо, ее незлобливость и ее сны потрясающи. И на середину прошлого века осуждение охотничьего азарта (Т. 1 моего Собр. соч.).

203

17 сентября

Павлов-Сильванский Н.П. Государевы служилые люди: Люди кабальные и докладные. СПб., 1909. Т. 1.

Для меня интересны две вещи: боярство киевское и удельное и время Петра. Так, у Святополка был боярин Хозарин (Хозар). С. 3.

Логическая цепочка лиц — иноземцы низкого происхождения: Ягужинский, Шафиров, Де-Виер. Ясно, что все трое еврейского происхождения, что и подтверждает Мордовцев.

19 сентября

Справка к докладу по еврейскому вопросу. Ч. III

Прошение о записи евреев в дворянское сословие

1. Статский советник Фебус Яковлевич Каплан и его сын Яков, вероисповедания иудейского, 66 лет (дело 1895 г.), награжден орденом Св. Святослава и Св. Анны II степени. Императорское величество утвердило Фебуса и его сына Якова в потомственное дворянство Минского дворянского собрания с записью в третью часть родословной книги дворян Минской губернии. Герб — в лазоревом щите серебряная змея с червлеными глазами и жалом, щит увенчан дворянским коронованным шлемом, нашлемник: павлиний хвост натурального цвета, намет лазуревый с серебром.

2. Из журнала С.-П. Дворянского Депутатского собрания от 16 апреля 1898 г. прошение статского советника Семена Аркадьевича К. от 13 октября 1897 г. Послужной список: врач Инвалидного дома имени Павла I, доктор медицины, вероисповедания Моисеева закона, имеет ордена Св. Владимира III и IV степени, Св. Анны II степени, Св. Станислава II степени с Императорскою короною, медаль императора Александра III и знак Красного Креста от 10 февраля 1886 г., признан потомственным дворянином с правом внесения в третью часть родословной книги. Приказом по Морскому ведомству назначен старшим врачом Инвалидного дома им. Павла I. Однако С.-П. Депутатское собрание отказало принять в свои члены доктора К., мотивируя это тем, что даже крещеным евреям это не разрешено, даже если их предки приняли Св. крещение до 1764 г. (!?). Однако настырный еврей обратился в Сенат, который именем Государя действие собрания счел неправильным и посему потребовал вновь рассмотреть дело старшего врача и заслуженного человека. С.-П. дворянское собрание сохранило невозмутимость и вновь отказало статскому советнику. Тогда последовал указ Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского, который аннулировал прежнее постановление Петербургского собрания о записи его в дворянские книги, что и было исполнено. Позорная эпопея.

204

Другое дело, рассмотренное Петербургским дворянским собранием, — прошение действительного статского советника (что в переводе из штатской табели о рангах в военную дает чин, равный генерал-майору или контр-адмиралу) Якова Соломоновича П. (надо думать, брата Лазаря Полякова) о записи в дворянскую книгу его и членов его семьи, включая сыновей Самуила Яковлевича и Бориса Яковлевича, оба тайные советники (по табели о рангах — III имперский класс, равный чину генерал-лейтенанта или вице-адмирала, или придворного звания гофмаршала) (дело решено положительно, см.: С. 1-9).

Выписка из стенографического отчета заседания Государственной думы от 22 марта 1910 г., касающаяся принятия евреев в Военно-медицинскую академию. Выяснилось, что в 1910 г. приняли двух, что превысило квоту и оказалось возможным лишь потому, что либеральный дух академии был связан с ее начальником генералом Данилевским, евреем по происхождению. Больше всего взбесило Пуришкевича (под смех левых депутатов) наличие в библиотеке Академии портрета Л. Толстого и отсутствие правых изданий, таких, как "Земщина", "Русское знамя" и даже, о ужас, "Нового времени" (С. 23, 27).

Совершенно блестяще выступление правого депутата Савича из Харьковской губернии, который иронически обзывает В.Л. Бурцева антисемитом "большим и очень злым", ибо все его разоблачения провокаторства связаны с евреями. Именно он, Бурцев, внес самую сильную струю антисемитизма в русское общество (Браво, Савич!) (С. 21).

21 сентября

Трусость евреев. Во время русско-японской войны было призвано в строй 18 тыс. евреев: в плену оказалось 12 тыс.! Анализ Маркова 2-го. Нет, евреи не трусы, что они и доказали своей историей, но они враги русского государства, они враги народа "по природе и истории". Социал-демократ делегат Белоусов из Иркутской губернии резонно заметил, что октябристы — скрытые юдофобы и их позицией объясняется принятие антиеврейских резолюций, что и видно из дела по Военно-медицинской академии. Главный мотив: спасем отечество (С. 31, 39-40). Двойное голосование привело к победе правых.

Из записей в Особом журнале от 3 мая 1905 г. Выступление Витте, безусловно требующего разрешения еврейского вопроса, значение которого государственное и расовое. В многонациональном государстве — это не проблема, т. е. она должна быть решена (С. 128 и след.).

205

Извлечение из Журнала 19 января 1908 г. Саратовского Губернского Земского собрания. В Саратовской фельдшерской школе 47 % учащихся — еврейки. Состав во всех училищах, кроме ремесленных, приблизительно везде таков, и это задерживает поступление других (русских?) в учебные заведения. Но самое печальное, что действует циркуляр министра просвещения Кауфмана-Туркестанского о проживании родителей учащихся в черте оседлости. Ай да Кауфман! Здесь же сетование по поводу Киевского политехникума, где была превышена 15-процентная норма благодаря министру промышленности Философову. И это-де незаконно (С. 133-134).

"Голос Москвы" — уголовники в Бельгии, по данным бельгийского министерства юстиции. Всего привлечено 87 российских подданных по 112 преступлениям, в том числе: грабеж — 7, воровство со взломом — 31, шантаж — 3, торговля живым товаром — 11, сводничество — 3, бродяжничество и сутенерство — 43. Среди преступников 64 еврея, 17 поляков, 6 великороссов и малороссов (С. 151). Браво, евреи!

23 сентября

Читаю Писарева. Есть что-то в нем. Например, он издевательски оценивает "Евгения Онегина" выше других произведений Пушкина, ибо он (Пушкин) в этой поэме "...не истощает своей фантазии в эффектных, но совершенно бесплодных изображениях младых черкешенок, влюбленных ханов, высоконравственных цыган, неправдоподобно гнусных изменников, которые не верят святыни и не помнят благостыни" (Писарев Д.И. Пушкин и Белинский // Собр. соч. М., 1956. Т. 3: Статьи, 1864-1865. С. 306). С легкой руки Ап. Григорьева в обход цензуры роман "Что делать?" назван романом о "Белой Аравии", и, согласно Писареву, эти номера "Современника" стали библиографической редкостью (Писарев Д.И. Прогулка по садам российской словесности // Там же. С. 254).

26 сентября

Ольга Форш. "Современники". Художник А.А. Иванов думает о строительстве Храма Соломона — масонское напряжение. Рядом же анекдоты Федора Тютчева о его картине "Семейство Ротшильдов на водах" и рассуждение о Рембрандте, который своих друзей-евреев превратил в мировые величины. "Сделать чудо для всех людей на все времена" (М., 1956. Т. 1. С. 388, 390, 395-396, 400, 403).

Есть у нее пьеса "Равви" (М.; Пг., 1923). О чем? Горький в одном из писем вопрошал, знакома ли она с работами Н.Ф. Фе-

206

дорова, и сам ответил: "Как будто да!" Указал на Харбин, где издается III том его статей (Горький и современные писатели. М., 1963. С. 584). Ответ знает, есть удивительные вещи, как, например, жизнь, чего не найдешь у В. Соловьева (Там же. С. 588).

27 сентября

Легенда о Вечном жиде (Агасфере) распространилась в Европе вместе с утверждением, что весть о ней в конце XIII в. привез из Армении некий епископ. Думаю, основа ее — путешествие в Европу Раббана Саумы, несторианина, всеобщего периодевта, начальника канцелярии католикоса Мара Ябалахи III (История Мара Ябалахи III и Раббана Саумы. Исследование, пер. с сир. и примеч. Н.В. Пигулевской. М., 1958). История охватывает 1245-1317 гг. В 1287 г. Раббан Саума прибыл в Византию, оттуда морем в Италию. В это время в Неаполе шла гражданская война, одно из сражений несторианин и его спутники наблюдали с крыши дома. Что их поразило? Дети Востока, для которых жестокость по отношению к завоеванным — норма, они "поражались обычаю франков, не вредивших никому, кроме воюющих" (С. 82). К сожалению, в это время умер папа и делегацию приняли кардиналы. Здесь замечательно, что несториане отвечали на теологические вопросы и, вероятно, сами их задавали. Различия были очевидны, но у западных христиан хватило здравого смысла, чтобы не цепляться к форме. Европе требовалась помощь монголов, большинство которых были несторианами, включая многих правителей и их двор. Символ веры Раббана Саумы следующий: "Верую в единого Бога сокровенного, вечного, без начала и без конца, Отца, Сына и Святаго духа, три лица равных и нераздельных, среди них нет Предшествующего и Последующего, нет Молодого и Старого, все едины в существе и в трех лицах, Отец рождающий, Сын рожденный и Дух исходящий. В последние времена одно из Лиц царственной Троицы, Сын, облекся в совершенного человека".

28 сентября

Арбатский Ю. Этюды по истории русской музыки. Нью-Йорк. С. 25.

О наличии восьмиструнной лютни у хазар. Любопытно, что у Лжедмитриев I и II и прочих был дьяк Казарин Бегичев (см. о нем: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1989. Кн. IV. Т. 7-8. С. 645-646).

29 сентября

У Нелидова, Волконского и Ленского о Поссарте, равно и о Правдине. У Ленского есть грим Правдина в роли Бен-Акибы.

207

13 декабря

Отец Чернышевского прошел обычный путь православного священника. Как истый чиновник он "увещевал" раскольников, присоединял старообрядцев к единоверию, обращал евреев в христианство. "Таким образом в Саратове появились однофамильцы Чернышевского из крещеных евреев, которые вовсе не были ему родственниками, а были обращены в православие его отцом". (Стеклов (Нехамкес) Ю.М. Н.Г. Чернышевский: Его жизнь и деятельность, 1828-1880. М.; Л., 1928. Т. 1. Примеч. С. 4). Из Дневника Чернышевского: "Вильгельм Телль приводил меня в восторженное состояние, и когда мы после (прослушивания увертюры из Вильгельма Телля) поехали к Николаю Ивановичу (Костомарову) и говорили за шахматами о нем, у меня выступили слезы от волнения..." (Мордовцев Д.Л. Профессор Ратмиров, роман о Чернышевском). Саратовский триумвират: Костомаров, Мордовцев, Чернышевский.

«Задолго до ареста Николая Гавриловича Сераковский передал ему разговор с Кауфманом, директором канцелярии военного министерства (впоследствии этот Кауфман был генерал-губернатором в Туркестане). Кауфман говорил, что Чернышевский имеет вредное влияние на общество и потому должен быть сослан. "Но ведь его статьи печатаются с дозволения цензуры, и он ничего противозаконного не делает: как же его сослать ни с того ни с сего?" — "Мало ли что! Политическая борьба все равно, что война; на войне все средства позволительны; человек вреден — убрать"» (Цит. по: Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников. Саратов, 1959. Т. II. С. 95). Замечательно, что эти слова произнес человек, славившийся своим благоразумием, да и успехов в карьере Константин Петрович Кауфман добился в первую очередь благодаря своему таланту политического маневрирования. Не загонять врага в угол, а, наоборот, дать ему с честью выйти из создавшейся ситуации, не уступив в главном. Тем удивительнее поведение петербургского генерал-губернатора Александра Аркадьевича Суворова, пошедшего на государственное преступление. Незадолго до ареста Чернышевского Суворов посылал к нему своего адъютанта предупредить, что его скоро арестуют, и предложить немедленно покинуть пределы России. "Да как же я уеду? Хлопот сколько!.. заграничный паспорт... Пожалуй, полиция воспрепятствует выдаче паспорта". — "Уж на этот счет будьте спокойны: мы вам и паспорт привезем и до самой границы вас проводим, чтобы препятствий вам никаких

208

ни от кого не было". — "Да почему граф так заботится обо мне? Ну арестуют меня: ему что до этого?" На этот резонный вопрос Чернышевский получил достойный репутации Суворова ответ: "Если вас арестуют, то уж, значит, сошлют, в сущности без всякой вины, за ваши статьи, хотя они и пропущены цензурой. Вот графу и желательно, чтобы на государя, его личного друга, не легло это пятно — сослать писателя безвинно". Чернышевский, подумав, отказался (Там же. С. 95-96). По другим версиям покинуть пределы России ему предлагал сам Александр Аркадьевич. Даром это вмешательство светлейшего князя в "грязную историю" не прошло. О появлении 23 апреля 1862 г. адъютанта на квартире критика тотчас донес агент тайной полиции. За Чернышевским, кстати сказать, следил "великий русский сыщик" И.Д. Путилин) (см.: Там же. С. 114. Примеч.). Должность генерал-губернатора была ликвидирована, и ни одно письмо Чернышевского к князю Италийскому в руки не попало... Отстранение генерал-губернатора от дела Чернышевского его по-настоящему травмировало, он протестовал, но, естественно, безуспешно. Письма не доходили до адресата, но зато аккуратно подшивались к делу ( Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XIV. С. 837). А если бы К.П. Кауфман смог прочитать письма Чернышевского к Суворову, то многое понял бы, в частности, что юридически невиновный человек предлагал правительству с честью выйти из тупика, не поддаваясь соблазнам фальсификации (см., например, письмо к Суворову от 7 февраля 1863 г.):

Ваша светлость. Я обращаюсь к Вам как человеку, в котором соединяются два качества, очень редкие между нашими правительственными лицами: здравый смысл и знание правительственных интересов. Моя судьба имеет некоторую важность для репутации правительства. Она поручена людям (членам следственной комиссии), действия которых показывают тупость ума или всех их или большинства их — говорю прямо, потому что это мое письмо ведь не для печати. Для меня жизненный вопрос, а для репутации правительства не ничтожное дело, чтобы на мою судьбу обратил внимание человек, могущий здраво судить о правительственных интересах, каким я знаю вашу светлость.

Мои желания очень умеренны. Я могу указать средства, которыми правительство может их исполнить с честью для себя, нисколько не принимая вида, что делают мне уступку, нет, вид будет только тот, что оно узнало ошибку некоторых мелких чиновников и, как скоро узнало, благородно исправило ее.

Это объяснение гораздо удобнее было бы сделать изустно, чем письменно: в разговоре всякие недоумения с той или иной стороны тотчас

209

же могут быть устранены. Потому я прошу вашу светлость навестить меня. Но если Вы не имеете времени исполнить эту просьбу, я прошу у Вас разрешения писать к Вам, но лично к Вам и только к Вам, потому что, как я сказал, я только в Вас вижу качества, какие нужны государственному человеку для здравого понимания государственных интересов и выгод правительства.

С истинным уважением имею честь быть вашей светлости покорнейшим слугою.

Н.Г. Чернышевский (Там же. С. 470-471).

Это письмо делает честь государственному уму Чернышевского, увы, не востребованному правительством. Где-то глухо упоминается о плане послать Чернышевского в заграничную командировку по линии министерства просвещения. Но этот прожект остался неосуществленным, вероятно, из-за противоборства Авраама Норова, министра просвещения, "забраковавшего" диссертацию Чернышевского и заморозившего присвоение ему звания кандидата чуть ли не на четыре года. Добавлю от себя, что это была не эфемерная возможность приспособить взгляды революционера к практической деятельности. Все русские демократы и националы страдали одной общей болезнью — болезнью русской исключительности. Русский мессианизм в равной степени был присущ Тютчеву, Аксакову и Достоевскому, Герцену и Чернышевскому (см. об этом: Каменев Юр. Об А.И. Герцене и Н.Г. Чернышевском. Пг., 1916. С. 15-17). Правда, автор статьи Лев Борисович Каменев утверждает, что мессианство Бердяевых, Булгаковых, Струве и Трубецких и мессианство Герцена и Чернышевского не одно и то же. Я уже писал о светлейшем князе А.А. Суворове, либерализм которого осудил Федор Тютчев:

Туманный внук воинственного деда,

Простите нам, наш симпатичный князь,

Что русского честим мы людоеда,

Мы, русские, Европы неспросясь!..

1863 г.

Дело в том, что Суворов наотрез отказался подписать адрес в честь душителя Польши Муравьева, заявив: "Я людоедов не чествую!" Эта фраза враз облетела столицу (Чуковский К.И. Поэт и палач (Некрасов и Муравьев). Пг., 1922. С. 14). И это понятно: Александр Аркадьевич за время своего генерал-губернаторства не подписал ни единого смертного приговорах (курсив мой. — С. Д.).

210

О самоубийстве Николая I сказано современником: "Причина смерти Николая не осталась тайной. Рассказывают, что, позвав своего лейб-медика Мандта, Николай велел ему прописать порошок. Мандт исполнил. Николай принял. Но, когда порошок начал действовать, Николай спросил противоядие, Мандт молча поклонился и развел отрицательно руками... Народная молва заговорила об отравлении сейчас же после смерти Николая, и, конечно, Мандт поступил благоразумно, удрав за границу" (Цит. по: Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания: В 2 т. М., 1967. Т. 1. С. 234-235; см. там же о попытке самоубийства Николая в присутствии доктора М.М. Мандта, С. 74).

Граф П.А. Валуев (1815-1890), член редакционных комиссий по выработке "Положения 19 февраля 1861 г.", министр внутренних дел (1861-1868), министр государственных имуществ (1872-1879), председатель Комитета министров (1879-1881). Человек — "Двух станов не боец..." Записал о графе Н.П. Игнатьеве, вероятно Николае Павловиче, министре внутренних дел в 1881-1882 гг., говорившем, что ожидается война (1882) и предлагавшем план кампании, в котором башкирам (sic) отводилась роль в тылу врага, угрожал "выжечь" Польшу и т. п. Сии идеи граф развивал Мосолову, директору департамента духовных дел (Граф П.А. Валуев в 1881-1882 гг. (Дневник) // О минувшем. СПб., 1909. С. 430). Вот изумительная деталь, правда осуждаемая Валуевым, не дожившим до 9 января 1905 г. 22 марта в Гатчину явилась толпа рабочих с Николаевской железной дороги с жалобой на подрядчика. Их окружили войском, но потом выслушали, накормили и отпустили, пообещав разобраться. Новая форма гатчинского "Satary" (Там же. С. 434).

Запись от 22 мая 1882 г.: "Не могу привыкнуть к одному явлению: между так называемыми государственными деятелями нет ни одного, который обнаруживал бы способность уважения к чувствам, повелительно требующим внимания. Например... по еврейским делам полнейшее равнодушие к последствиям для десятков или сотен тысяч семейств импровизируемых решений..." (Там же. С. 438).

Обнаружил в "Русской старине" (СПб., 1901. № 7. С. 150) весьма странную публикацию. Привожу ее полностью, сохранив орфографию, в частности — слово Израиль написано со строчной буквы:

211

"Сионисты в 30-х годах.

В 30-х годах в России, особенно западной, распространялись воззвания сионистов за подписью L.S. Siegfried Justus I, освободителя и искупителя израиля, посланного Богом для сооружения храма в Иерусалиме.

Особо уполномоченный, некий Зейферт предлагал при этом желающим дипломы различных степеней:

1. Действительный тайный советник.

2. Действительный городовой советник прав и преимуществ выясняется по завоевании Палестины.

3. Почетный гражданин Иерусалима имеет преимущественное право заниматься торговлей и делами.

Ценность диплома определена в 3000 талеров, вперед вносится лишь 5 процентов.

Права обывателей восстановляемого израильского царства имеет быть объявлены во всеобщее сведение в непродолжительном времени.

Сообщил А. Мердер".

Воспоминания В.А. Поссе (1905-1917). Пг., 1923.

Один из самых интересных людей, Владимир Александрович Поссе (1864-1940), публицист, народник, марксист. По словам Л.Н. Толстого, принадлежал к лучшим образцам "интеллигенции" (Дневник от 24 июля 1909 г. // Толстой Л.Н. ПСС. М., 1952. Т. 58. С. 101). Личный друг Горького. Биография Поссе плохо исследована. Но он тоже принадлежит к "кусту". Для меня "куст" — это созвездие однокашников. Типичный пример: Лицей и пушкинская плеяда. Другой "куст": Кукольник, Глинка, Данилевский — воспитанники нежинской гимназии, или Бенуа, Рерих, Нувель, Сомов, Философов, учившиеся в частной петербургской гимназии К. И. Мая. Наконец, Поссе и его однокашники по 2-й С.-Пб. гимназии (где учились Надсон и Савва Дудаков): Валерий Константинович Агафонов (1863 — после 1911 г.) — минералог и земской деятель, Александр Павлович Храповицкий и его родной брат, писатель Алексей Павлович Храповицкий — митрополит Антоний Волынский (1863-1936), знаменитый церковный деятель, правнук секретаря Екатерины П. (Интересная деталь: их отцом был фактический директор Крестьянского банка.) В советское время Поссе признался, что искренне уважал Антония Храповицкого, в то время эмигранта и воинствующего антисоветчика, и рассказывает о том, что вокруг молодого архиепископа группировалась монашеская интеллигенция ("была и

212

такая!" — восклицает он). Среди них выделялся один еврей, крестившийся и принявший монашество под влиянием религиозно-нравственных бесед с Храповицким: «Рыжий, горбоносый, он мне казался подходящим натурщиком для изображения Иуды Искариотского. Я как-то раз застал его в роли карточного банкомета среди светской молодежи, собравшейся в доме Храповицкого. Поймав мой изумленный взгляд, монах пробормотал: "Почему не позабавиться?"» (Поссе В.А. Пережитое и продуманное: Молодость, 1864-1894. Л., 1933. Т. 1. С. 52). Вообще к выкрестам Владимир Александрович относится скептически. Сравните два его словесных портрета. Герой попадает в Самару после борьбы с голодом. В Самаре два культурных центра, два дома: Якова Львовича Тейтеля (1850-1939) и Вениамина Осиповича Португалова (1835-1896). «Они конкурировали своей культурностью, своим гостеприимством и недолюбливали друг друга. Оба евреи, но Португалов крещеный, а Тейтель некрещеный. Португалов высокий, красивый мужчина с пышной рыжей шевелюрой и роскошной бородой. Тейтель маленький, плотный, черный, с густыми усами и бритым подбородком. Португалов — врач и публицист, старый сотрудник "Недели", и ему, кстати сказать, как я узнал впоследствии, многими читателями приписывались мои статьи, подписанные инициалами "В.А." Тейтель был в то время судебным следователем, и следователем единственным: в царской России, кроме Тейтеля, никогда не было ни одного судебного чина из некрещеных евреев. Португалов если не стыдился своего еврейства, то, во всяком случае, никогда о нем не упоминал. Тейтель гордился своим еврейством, и когда его министр юстиции Манассеин предложил значительное повышение по службе под условием крещения, Тейтель не колеблясь резко ответил: "У человека должно быть что-нибудь непродажное. Я не торгую своим Богом"». (Резкость ответа была обусловлена тем, что министр юстиции Николай Авксентьевич Манассеин принадлежал к старинному крещеному роду.) Далее Поссе объясняет: «Для Тейтеля еврейский Бог был гением еврейского народа, был тем, что объединяет в единое национальное целое евреев, разбросанных по всему земному шару. Безукоризненно выполняя свои служебные обязанности сначала судебного следователя, а затем члена окружного суда, Тейтель находил время и силы для помощи еврейской бедноте, для возможного смягчения их горькой участи. Но Тейтель отнюдь не был узким еврейским националистом. Он интересовался и русскою жизнью, он любил и русскую литературу, был знаком чуть не со всеми значительными писателями и лучше, чем кто-нибудь, знал их интим-

213

ную жизнь. Менее всего Тейтель интересовался самим собою, в противоположность Португалову, который был положительно влюблен в себя. Когда по моем возвращении в Петербург П.А. Гайдебуров спросил меня, как мне понравился Португалов, я ответил, мне кажется, довольно основательно: "Ничего худого о нем сказать не могу, все хорошее о себе он, наверное, рассказал вам сам"» (Там же. С. 208-209).

В защиту Португалова можно сказать несколько слов. Он был связан с народовольческим движением и сразу после окончания в 1862 г. медицинского факультета в Казани был арестован, посажен в Петропавловскую крепость, а затем сослан. Вращаясь в народовольческих кругах, он заразился псевдосоциальной теорией "еврейского паразитизма", губительной роли еврейства в российском народном хозяйстве; посему сдержанность оценки Поссе личности Португалова понятна. Португалов полагал, что решить еврейский вопрос можно с помощью социально-религиозной реформы иудаизма. Он дошел до того, что в 1894 г. опубликовал в "Судебной газете" статью, в которой потребовал от правительства запретить евреям совершать обряд обрезания, забивать, согласно традиции, скот, халицой и т. п. (Любопытно, что и в то время и по сей день обрезание совершают в многочисленном слое английской аристократии и в американском обществе. Объяснение этому факту находим не только в области гигиены, но и в мистической. Так, часть английских аристократических родов считает себя потомками одного из колен Израилевых.) Португалов поддерживал тесные отношения со многими руководителями российских сект, видя в сектантстве один из способов сближения христианства и иудаизма. Он был чрезвычайно плодовитым автором: писал в основном по вопросам гигиены и несколько работ на еврейскую тему, в том числе "Живучесть евреев" (совместно с Бутягиным, Московская медицинская газ. 1876. № 5); "Знаменательные движения в еврействе" (СПб., 1884); "Юдаизм и наука" (1888); "Обрезание у евреев" (Медицинское обозрение. 1884. № 102, 104); "Еврейский вопрос в Швеции" (Русский курьер. 1884. № 191) и др. Хорошего о себе Португалов мог сказать много — например, что организовал несколько воскресных школ в Киеве на заре движения, т. е. в конце 50-х годов. Одним из первых в России стал лечить больных алкоголизмом путем подкожных впрыскиваний стрихнина. Автор популярных брошюр о вреде пьянства. И даже один из пионеров в области защиты окружающей среды. Лев Толстой, судя по письму Португалову от 23 декабря 1894 г., положительно оценивал его гигиенические работы. Речь в письме идет о статье "Детская смертность" (Неде-

214

ля. 1888. № 50): "Мне очень приятно было ваше письмо и потому, что дорожу вашим сочувствием, и потому, что оно вводит меня в личное общение с вами, человеком, которого я давно знаю и уважаю" (Толстой Л.Н. ПСС. М., 1955. Т. 67. С. 292).

С Яковом Львовичем Тейтелем Толстой не переписывался. Но зато на пороге дома Толстого побывал некий Владимир Исаевич Тейтель (1810-1913), участник Крымской войны (1853-1856). Любопытный однофамилец, а может быть не только... Жена Я.Л. Тейтеля Екатерина Владимировна, возможно, его родственница. Горький называл Я.Л. Тейтеля одним из шести праведников, коих он встретил в своей жизни (Горький М. О Гарине-Михайловском // Собр. соч. М, 1963. Т. 18. С. 308).

Другом брата В.А. Поссе был известный этнограф Н.Н. Миклухо-Маклай (1846-1888), умерший от огорчения, что не смог присоединить Новую Гвинею к Российской империи (Поссе В.А. Пережитое... Т. 1. С. 19). До 2-й гимназии Поссе учился в частной гимназии Ф.Ф. Бычкова, брат которого А.Ф. Бычков был директором Публичной библиотеки. Директор гимназии Ф.Ф. Бычков был педерастом, дело приняло огласку, его сослали, но благодаря связям он бежал за границу. История школьной педерастии в России весьма длинная (см., например: Юридическое училище в воспоминаниях Танеева; рассказ Л.Н. Толстого в "Воскресении" и т. д.).

Есть у Поссе и рассказы о Николае II, которые он слышал из уст своего родственника профессора физики Ивана Ивановича Боргмана, преподавателя Георгия, Николая, Михаила и Ксении: «Жизнью Николая Романова я интересовался. Ведь не только значительность, но и ничтожество лица, обладающего "самодержавной" властью, имеют историческое значение. Будь на месте Николая II человек с такими способностями и с такой могучей волей, какие были у Петра I, русская история конца XIX и начала XX века была бы несколько иной, чем мы ее теперь знаем. Совершенно отрицать роль личности в истории для тех, кому известно общественное творчество Ленина, невозможно. И надо помнить, что в социологии, как и в математике, приходится считаться с величинами не только положительными, но и отрицательными» (Там же. С. 22-23). А дальше о бездарности наследника престола, о суеверии и просто глупости.

Мысли о Достоевском интересны тем, что Поссе выделяет в его творчестве близкие Некрасову социальные мотивы. Отсюда определение, данное князем Мышкиным себе самому (князь — ипостась автора), — "я материалист". Рассуждения Достоевского

215

о смертной казни особенно любы Владимиру Александровичу, пережившему революции, мировую войну и всевозможные терроры.

О физической любви Достоевский писал грубо и приземленно, всегда переплетена с ненавистью и нездоровой жаждой мучить и самому испытывать мучения; современный психоанализ объяснил бы многое в личности Достоевского. Жестоким сладострастием "насекомых" наделил своих героев, мужчин и женщин, писатель; он был убежден, что в душе каждого таится зародыш сладострастной жестокости. Чего стоит хотя бы одна сцена, когда девочка Лиза Хохлакова готова с наслаждением смотреть, как распинают мальчика, и одновременно вкушать любимый ананасовый компот!

Большинство героев Достоевского в Бога не верят, любимый герой писателя Алеша Карамазов говорит Дмитрию: "Какой я монах? Я, может быть, в Бога не верю". "Бога нет, значит, не может быть и веры в него, значит, не может быть воскресения из мертвых, не может быть чуда" (Там же. С. 77). "Легенда о Великом инквизиторе" страдает половинчатостью: отрицая католичество, возвеличивает тем православие. Достоевский словно забывает, что как паписты, так и ортодоксы не мыслят церкви без трех вещей: чуда, тайны и авторитета, а отсюда очень далеко до личной свободы.

Поссе часто читал лекции о Достоевском, и его поразили мысли Версилова из "Подростка" о будущем. Удивительно, но Поссе, приводя этот отрывок, не заметил, что (как ни странно) мысли Версилова Достоевский позаимствовал у Чернышевского! (см.: Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л., 1975. Т. XVII. С. 378-379). Это мое наблюдение. Страхов в письме Толстому от 28 ноября 1883 г. писал о Достоевском, которого хорошо знал: "Он был зол, завистлив, развратен, он всю жизнь провел в таких волнениях, которые его делали жалким и делали бы его смешным, если бы он при этом не был так зол и умен". Все это перекликается с рассказом Ясинского о Достоевском и Тургеневе.

В Санкт-Петербургском университете Поссе закончил с приключениями юридический факультет. Поначалу он учился на историко-филологическом, но почти в самом конце был исключен из него без права поступления в другое высшее учебное заведение. Однако через год — при помощи баронессы Варвары Ивановны Икскуль, любовницы Дурново, — получил разрешение вернуться в столицу. (Ну и страна: любовник — министр внутренних дел, а дама сердца покровительствует революционеру. Другая пара — Философовы: муж осуждал на смертную казнь,

216

жена Анна Павловна на своей половине прятала бомбометателей!) Поссе за несколько месяцев подготовился к сдаче экзаменов на степень кандидата юридических наук. Но и этого ему показалось мало, и он решил получить за границей диплом врача. Переезжая из одного германского университета в другой, он наконец в Швейцарии получил диплом врача, пополнив таким образом когорту медиков среди русских писателей (Чехов, Вересаев, Булгаков). В Петербурге он близко сошелся с Вернадским и Ольденбургом — будущими светилами русской науки — и с зоологом Александром Ильичом Ульяновым. Из его рассказа ясно, то профессор государства и права А.Д. Градовский пытался взять Ульянова на поруки, обещая сделать из революционера серьезного ученого. Увы, не получилось. Хотя известный революционер Г.Н. Потанин (1835-1920) не только исследовал Центральную Азию и Сибирь, но и стал директором Музея этнографии. В 1890 г. в Бернском университете учились 115 студенток, том числе 75 русских, большинство из них, как пишет Поссе, были еврейки. Учился Поссе и с Николаем Павловичем Подбельским, братом народовольца, который погиб весной 1889 г. в Якутске; погибли также Пик, Гуревич, Ноткин, Шур и Муханов, еще трое были расстреляны: Гаусман, Зотов и Коган-Бернштейн. Теперь можно вычислить процент евреев в революционном движении. Одна из еврейских девушек, Евгения Самойловна Лувешук (из бедной семьи), по каким-то причинам не закончила курс и занялась педагогической деятельностью. Ее муж А.Г. Шлихтер после Октября занимал крупные посты. Другая еврейская девушка Лина Рабинович занималась у Роберта Коха, сделала открытие и стала первой (!) женщиной-профессором в Берлине. Там же училась Альма Борман, отец еврей, мать немка, будущая подруга и жена Поссе.

В воспоминаниях, вышедших на заре советской власти, Поссе высказал удивительные мысли о будущем России. Имея в виду Ленина, он писал: «"Искровцы" мечтали о своей диктатуре во всем революционном лагере». Съезд партии — это турнир между социал-демократами и нарождающейся партией социал-революционеров. Самый солидный теоретик первых был Плеханов, самый боевой теоретик и практик — Ленин (Там же. С. 88). Удары Ленина пытался парировать Чернов с помощью, не всегда удачной, хороших практиков и плохих теоретиков — Минора и Гоца. "Минор с обликом ветхозаветного патриарха и Гоц с обычной физиономией доктора, не добившегося ни практики, ни известности — чистокровные евреи, искренне полюбившие русский

217

народ" (кажется, это сказано без иронии). От кого-то я слышал, что кто-то назвал Поссе дураком, но это далеко не так. Его прямота — это прямота давно вымерших мамонтов-идеалистов. Я не оговорился — не пескарей, а именно мамонтов. (У Вл. Набокова: "Умирают мохнатые мамонты, чуть жива красноглазая мышь...") Плеханов и Ленин русские, и в наружности русское, купеческое, но у каждого своеобразное. "Ленин, почти ровесник Чернова, казался в то время, т. е. в 1902 г., значительно старше его, а теперь, пожалуй, выглядит помоложе, ибо Ленин раньше Чернова, и внешне и внутренне, установился. Уже тогда у него была очень солидная плешь, обнажавшая хорошо вылепленный череп с остатками рыжих волос. Лицо с сильно развитыми скулами, с рыжей бородкой — некрасиво, но вся суть в глазах, карих, умных, смеющихся и лукаво и ласково. Небольшого роста, коренастый, жилистый, с быстрыми уверенными жестами — он мог сойти за смышленого прасола, промышляющего скупкой у крестьян шерсти и льна" (Там же. С. 89). Блестящий, вовремя "написанный" портрет, в будущем он сошел бы за карикатуру.

Еще неожиданнее отношение к Плеханову. Возможно, и здесь имелся в виду "Старик". Но так можно было обойти цензуру: «...на подмогу Ленину под шумные аплодисменты поднимается на кафедру пожилой плешивый интеллигент с густыми черными бровями, мефистофельски загнутыми над живыми, во все стороны стреляющими глазами. Это был Плеханов. Говорит он с продуманной жестикуляцией, говорит красно, точнее, пестро: так и сыплются остроты, цитаты, в том числе из Крылова, ссылки на героев Гоголя и Щедрина... Несмотря на это или именно поэтому, слушать его было жутко, ибо легкая, шутливая форма особенно ярко оттеняла зловещую жестокость содержания. Нападая на террор социалистов-революционеров, он восхвалял террор великой французской революции, террор Робеспьера. "Каждый социал-демократ, — говорит Плеханов, — должен быть террористом a 1а Робеспьер. Мы не станем, подобно социалистам-революционерам, стрелять в царя и его прислужников, но после победы мы воздвигнем для них гильотину на Казанской площади..." Не успел он закончить этой фразы, когда среди жуткой тишины переполненной залы раздался отчетливый голос: "Какая гадость!" Сказано это было громко, но спокойно, убежденно и потому внушительно, Плеханов побелел, вернее посерел...» (Там же. С. 90-91). На следующий день Поссе написал Плеханову резкое письмо, в котором заявил, что порывает с ним, Лениным и другими, и стал выступать в печати против тогдашней социал-демократии. Обратим внимание, что в 1923 г. Поссе имел мужество

218

отвергать классовый террор, прозрачно намекая на советский режим: "Обещание поставить гильотину на Казанской площади стоит в тесной связи с обещаниями, данными Плехановым и его сторонниками на съезде РСДРП в 1903 году разогнать русский парламент через две недели, если состав его будет не соответствовать интересам Соц.-Дем. Партии, или, напротив, сделать его бессрочным, если состав его будет этим интересам соответствовать, лишить буржуазию избирательных прав, ограничить свободу слова, не считаться с неприкосновенностью личности...". Не надо быть особенно прозорливым, чтобы понять, кто подразумевался под словами "его сторонников", истинных вождей Октября, ускоренно решивших проблему Учредительного собрания и прочих "мелочей" — свободы слова, личности и т. д. Резюме о встрече с Плехановым и Лениным следующее: «Злость сильна, и на этот раз победа осталась за "искровцами", несмотря на гадость Плеханова» (Там же. С. 93).

Любопытен рассказ Поссе и о Петре Кропоткине (1842-1921). Оказывается, знаменитый анархист если не был масоном, то так или иначе масонством интересовался. Он спрашивал Поссе, масон ли Струве? И вообще придавал большое значение связям в высшем обществе, считая, что они могут способствовать "движению". Он сожалел, что русские либералы игнорируют масонство. О будущей власти большевиков: "Если я вернусь в Россию, когда у власти будет Николай II... то меня, вероятно, пошлют на Сахалин, но не в ссылку, а для геологических исследований, если же у власти будет Плеханов, то, пожалуй, посадят" (Там же. С. 95-96). Что и практиковалось при большевиках.

Поссе же принадлежат интереснейшие воспоминания о Талоне, а также "о японских деньгах", потраченных на нужды революции. До сих пор не установлено, давали ли японцы через третьих лиц деньги социалистам-революционерам. Это не исключено, как поддержка Австрией Петлюры и Пилсудского Германией. Легионы Пилсудского создавались вовсе не на пожертвования американских миллионеров.

Гапон был антисемитом, вопреки тому, что написано о нем в романе Шабельской, где он выведен под именем Юдин и где прозрачно намекается на его еврейское происхождение. Когда стали просачиваться слухи о связи Гапона с охранным отделением, он говорил Поссе: "...жидовская клика ругает меня предателем, провокатором, вором. Пусть докажут..." Кстати сказать, на похоронах Гапона среди рабочих распространились слухи, что его убили вожаки из партийцев-евреев. Любовница Гапона, покончившая жизнь самоубийством, оставила воспоминания, которые,

219

к сожалению, не были опубликованы. Это дело Поссе обсуждал с П. Кропоткиным. Главная причина отказа от обнародования — Ольге Петровне революция представлялась бесовщиной (Там же. С. 103-104, 110). Слишком прозрачный намек на Достоевского...

После Кишеневского погрома, когда для возбуждения общества против правительства были использованы все средства, вплоть до фальсификации подложного письма министра внутренних дел (Плеве) бессарабскому губернатору, т. е. в данном случае мы имеем контр-аналог "Протоколов Сионских мудрецов" (ПСМ).

Абсолютно правильная мысль, что разоблачение Азефа нанесло удар не правительству, а подпольному революционному движению. Бурцев, сам того не подозревая, сыграл позитивную роль в отрезвлении общества от угара революционной романтики. Смелая мысль: истоки красного и белого террора нового, постреволюционного времени следует искать в области дореволюционной. Были разные революционеры. Например, Г.А. Гершуни, В.А. Леонович, Ю.Д. Мельников, ученики вождей-идеалистов прошлого — молодых стариков Н.В. Чайковского, Егора Лазарева, и были люди, подобные Б.В. Савинкову.

Le ge'missement du Comte Geope're

Сижу печально над "Биржовкой",

"Вечерним временем" томим,

Я был еврейской полукровкой,

Я не сумел служить двоим!

Меня объехал двуголовый,

В кафтане русском Иудей

И, сунув в нос мне шиш здоровый,

Съел, двухкопеечный злодей!

Тираж мой пал...

..............................................................

Мой дом во всем был полной чашей,

Свинина, цука и маца,

Чем не кормил я братьи нашей,

Во мне увидевшим отца.

Шлем, Мордко, Янкель, Сруль и Хаим,

И все с псевдонимом на ов

Глумились всласть над русским краем,

Под видом левых русаков...*

________________

* Прямой путь. Изд. Союза Михаила Архангела. 1911-1912. Дек.-Янв. С. 32.

220

По делу Ющинского, в защиту Бейлиса, было написано письмо, подписанное цветом русской интеллигенции. "Прямой путь" комментировал, что все подписавшиеся продались жидам, хотят погубить Россию. На защиту поднялись не только "жиды, но и те жидовские попихачи (?), у которых русская только внешность, а нутро насквозь пропахло цимесом" (Там же. С. 355).

Михаил Иванович Глинка, покидая в 1846 г. Россию, вышел у заставы из кареты и, перейдя прусскую границу, сказал: "Когда бы мне никогда более этой гадкой страны не видать" (БСЭ. М., 1930. Т. 17. Стлб. 229). Менее чем через год композитор скончался в Берлине.

Карл Брюллов, уезжая в 1849 г. из России, на границе (кажется, у Вержблово), раздевшись догола (правда, уже в Пруссии), швырнул одежду через шлагбаум покидаемой им отчизны (Лесков Н.С. Островитяне // Собр. соч.: В 11 т. Т. 3. С. 64; Петров-Водкин К.С. Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия. М., 1982. С. 287).

"Сифилитический патриотизм" — Герцен (Чуковский К.И. Поэт и палач. Л., 1922).

Корней Чуковский: "Поэт и палач" — малопривлекательный образ Некрасова, торгаша, выжиги и политического труса; последнее — "как и все". В его отрицательной характеристике сходились все: Белинский, Герцен, Грановский и шестидесятники — Успенские, Салтыков-Щедрин и др. Разгадка в двойственности биографии поэта. С одной стороны, помещик, член Английского клуба, с другой — разночинец. Но откуда у него коммерческая жилка? Несложный биографический экскурс приводит нас к его матери, урожденной Закаржевской, польке. Но наш опыт учит, что с польками происходили разные метаморфозы. Ее отец — магнат Анджей Закаржевский — имел герб Самсона, ветхозаветного героя, что безусловное свидетельство еврейского происхождения. Он не был одинок: герб Самсона имели и другие роды шляхтичей — Маславские, Косицкие, Яромерские (см.: Mieses M. Z rodu zydowskiego. W-wa, 1991. P. 28).

Бутми де Кайман Г.В. Тайные общества и иудеи // Прямой путь. 1913. № 1.

Манихейская ересь — исчадие иудейства. Мани, Мание, или Манихей, — основатель ереси (около 200 г. н. а). По второй версии, его имя было Кубрик, и он был куплен богатой вавилонянкой,

221

оставившей ему наследство. По третьей версии, он был евреем (С. 33 со ссылкой на французскую работу). Филологическое объяснение слова "манда": по-сирийски (арамейски) оно означает знание, по-гречески гнозис. Мание был казнен в 276 г. — с него тростником содрали кожу. В VII в. в Персии существовала секта "мастеков", отрицавших собственность, брак, религиозные и государственные установления, всеобщее равенство, свободу, все религии. К этой секте принадлежал один из царей персов, Кобад (С. 36).

В основе учения манихеев лежит идея существования двух высших начал — бога добра и бога зла, соприкасающихся друг с другом, один властелин царства духа и света, другой — царства материи (?) и тьмы. Оба выделяют из себя божественную энергию (зоны).

"Важнейшее в Каббале:

1) Вечность в единство первоначальной материи.

2) Весь мир в его разнообразных формах и проявлениях создался и развился из этой вечной и единой первоначальной материи по тем же самым законам, по которым рождается и развивается все существующее в природе.

3) Основной же закон, по которому создался и существует мир, зиждется на первоначальном различии полов. Согласно этому закону, металлы размножаются таким же образом, как животные и растения, т. е. благодаря взаимодействию двух различных полов. На принципах единства материи и размножения всех тел через различие полов были основаны и попытки найти философский камень, при помощи которого можно было бы искусственно делать золото и серебро" (Там же. № 7. С. 26-27).

Надпись "Три Гермеса" на смарагдовой доске, найденной в долине Хеврона Саррой:

"Истинно, не лживо и по всей наивысшей правде то, что находится внизу, подобно тому, что вверху, и этим можно создать Miracula, или чудеса Единой Единственной Вещи. И подобно тому, как все вещи созданы из Единой Вещи волею и велением Единого Единственного, по замыслу его, так и происходят и выходят все вещи от той же самой Единой Вещи, волею судьбы и взаимосцепления" (С. 28). Комментарий антимасона.

Разберем значение пресловутой надписи Гермеса:

"Истинно, не лживо и по всей наивысшей правде то, что находится внизу, подобно тому, что вверху, и этим можно создать Miracula, или чудеса Единой Единственной Вещи..." — тут и идея о единстве материи, которая служила руко-

222

водящим принципом для искателей философского камня, и отрицание независимого от природы Высшего Божественного Начала, и вместе с тем обожествление всего существующего, ибо если то, что мы почитаем Высшим, подобно низшему, то, стало быть, это низшее также божественно, как и Высшее.

Затем далее: "И подобно тому, как все вещи созданы из Единой Вещи волею и велением Единого Единственного, по замыслу его, так и происходят и выходят все вещи от той же самой Единой Вещи, волею судьбы и взаимосцепления" — тут вся теория мироздания каббалистов и гностиков. Прежде всего, что такое Единый Единственный и Единственная Вещь? Не надо думать, что под Единым Единственным разумеется Бог Творец мира, как мы Его называем, так как известно, что Бог каббалистов существо бессознательное, "он не сознавал даже собственного своего существования и не ведал самого себя". Известно также, что у каббалистов и гностиков "первоначальное различие полов" почиталось единственным источником мироздания. Поэтому в надписи Гермеса "Единый Единственный" означает не что иное, как начало мужское, т. е. природу действующую, а "Единая Единственная Вещь" означает начало женское, или приемлющее, т. е. природу пассивную. Из взаимодействия этих двух начал, по бессознательной воле начала, происходят "все вещи", т. е. весь мир, силою взаимосцепления, т. е. последовательного развития многообразных форм природы из первоначальной материи. В Каббале эти многообразные формы или проявления божества (т. е. первоначальной материи), вытекающие из него и друг из друга, называются сефиротами, у гностиков — зонами.

Это... религия природы, обожествления вселенной, т. е. чистейший пантеизм, сущность которого определяется следующими словами А. С. Шмакова:

"Все заключается в верховном же Всем, в первоначальном Бытии, которое развивает непрерывно и в разнообразии проявлений (эманации) силу, созидающую и его самого и его личные атрибуты, т. е. весь мир".

Согласно этому миросозерцанию, природа, созданная бессознательною волею (похотью) действующего мужского начала, является единственным Богом, сотворившим самого себя, а человек — венцом создания, выше которого уже ничего нет в мире, ибо он один способен постигнуть тайну мироздания и из нее вывести нравственные законы. Поэтому-то и гностики учили, что "превысшая всего и всесодержательная сила называется человеком".

223

"На этом языческо-каббалистическом учении основаны и то философское направление, которое под названием гуманизма, т. е. обожествления человека, всесильно владело умами в эпоху Возрождения, и та религия Природы и Разума, которую иудеи через посредство тайных обществ до сих пор стремятся навязать христианскому миру" (Там же. С. 28-29).

Интеллектуализм создателей подлога ГТСМ очевиден: например, они почти наверняка знали утопию английского политического деятеля и философа Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) "Новая Атлантида" (до 1617 г.). Бэкон изобразил модель государства, стремящегося к мировому господству, управляемого монархом и парламентом при помощи тайного общества "Соломонова Храма".

Бэкон Ф. Новая Атлантида. М., 1962.

Спустя 20 лет после воскресения Спасителя у острова наблюдалось редкое атмосферное явление — свечение ночью в виде колонны, вершину которой венчал крест, еще более яркий, чем свечение столпа. В одной из лодок, окружавших колонну, сидел мудрец из числа членов Соломонова дома, "а это... зеница ока нашей страны" (С. 11). Чудо разрешилось появлением ковчежца, где хранились книги Ветхого и Нового Заветов, а также еще не написанный Апокалипсис. Кстати сказать, среди разноплеменных жителей острова были иудеи. Из рассказа сторожила явствует, что государь острова именовался Саломона (неясно, почему флексия — "а"). Основной закон, на котором зиждется благосостояние страны — это утверждение "некоего Ордена, или Общества, называемого нами Дом Соломона, — благороднейшего... учреждения на земле, служащего стране нашей путеводным светочем. Оно посвящено изучению творений Господних. ... я полагаю, что оно (учреждение. — С. Д.) в честь царя иудеев, прославленного у вас и нам также небезызвестного. Ибо у нас имеются некоторые его сочинения, считающиеся у вас утерянными, а именно его Естественная история, трактующая обо всех растениях, от кедра ливанского до иссопа, растущего из стены, и обо всем, чему присуща жизнь и движение. Это заставляет меня думать, что государь наш, видя, что деятельность его во многом совпадает с деяниями иудейского царя (жившего за много лет до него), почтил его память этим названием. В этом мнении меня еще более утверждают древние летописи, иногда называющие Дом Соломона Коллегией шести дней творения; откуда очевидно, что достойный государь наш знал от иудеев о сотворении мира и всего в нем сущего в шесть дней..."

224

Дрейер В.Н. фон. На закате империи. Мадрид, 1965*.

Одна из редких книг, написанная человеком, дожившим до глубокой старости. Изданная на Западе, она примыкает к книгам советских, но бывших царских генералов — А.А. Игнатьева, А. А. Самойло и М.Д. Бонч-Бруевича. Созданные на разных берегах, они существенно дополняют одна другую.

Фон Дрейер родился в военной семье, его отец — полковник, служил в Туркестанском крае (во время рождения сына — капитан за штатом, ибо, работая по дипломатической миссии эмира Бухарского, за острый язык был отчислен). Родился наш герой в Ташкенте, а когда подрос, был послан родителями в Оренбург в кадетское Неплюевское училище. Детали: знакомство и совместная учеба в ташкентской гимназии с А.Ф. Керенским. Очень похвально отзывается о семье будущего премьера, в частности о его матери, культурной и образованной женщине. Сестра А.Ф. Керенского вышла замуж за адъютанта генерал-губернатора Вревского Алферьева. Отмечает, что Вронский в "Анне Карениной" списан Толстым с Вревского.

Оценка, данная им кадетским училищам, в принципе невысокая, приравнивается к реальным училищам. Учителя в общем разные, но большинство не на месте. Единственное, что он почерпнул в училище, — знание французского языка, впоследствии ему пригодившееся.

Стасова Е.Д. Воспоминания. М., 1969.

Интересно, что ее отец материально поддерживал Н.Г. Чернышевского (вероятно, семью ссыльного. С. 14). Среди "подвигов" ее дяди, В. В. Стасова, числится такой: получив медаль с изображением Александра III, он повесил ее в уборной. Никто не смог уговорить его перенести медаль в более подходящее место (С. 16-17). Вспоминаю некоторых диссидентов в Ленинграде: вешали портреты Ленина в туалетах — бессилие гласности, кукиш в кармане. Тот же Стасов отказался от должности директора Публичной библиотеки, так как в читальных залах дежурили переодетые в штатское "библиографы-консультанты" и шпики (С. 16). Святая простота! В советское время специальных стукачей в Публичке, думаю, не было — и так доносили. Один из моих приятелей (шахматист-антисемит Марченко) году в 51-м заказал том БСЭ, мотивировав это тем, что занимается музыкой и что ему требуется том со статьей "Шопен". 1-е издание БСЭ

_______________

* Издание автора!

225

выдавалось по особому разрешению. Когда мой приятель пришел получать злополучный том, изданный еще во времена Н.И. Бухарина, библиотекарь стал на него кричать, ибо понял, что друга моего интересует не Шопен, а Шопенгауэр! А ведь правда. Умный был...

Дрейер В.Н. фон. Крестный путь во имя родины: Двухлетняя война Красного Севера с Белым Югом 1918-1920 года. Берлин(?), 1921. С. 156.

Еврейский вопрос в устах генерала П.Н. Врангеля (1878-1928) сводился к следующему: "Утром бьют евреев, а вечером любого". "В народных массах действительно замечается обострение ненависти к евреям. Чувство это развивается все сильнее в русском народе. В последних своих проявлениях противоеврейские настроения буйно разрастаются на гнойнике большевизма. Народ не разбирается, кто виноват. Он видит евреев-комиссаров, евреев-коммунистов и не останавливается на том, что это часть еврейского населения, может быть, оторвавшаяся от другой части еврейства, не разделяющего коммунистических учений и отвергающих советскую власть. Всякое погромное движение, всякую агитацию в этом направлении я считаю государственным бедствием и буду с ними бороться всеми имеющимися у меня средствами (курсив мой. — С. Д.). Всякий погром разлагает армию. Войска, причастные к погромам, выходят из повиновения. Утром они громят евреев, а к вечеру они начнут громить остальное мирное население". Кроме того, Врангель закрыл газету "Русская правда" за антисемитскую пропаганду: "Неоднократно указывалось, что в настоящий грозный час лишь в единении всех русских граждан спасение Родины. Всякая национальная, классовая или партийная вражда, исключая возможность деловой работы, недопустима" (Из правительственного сообщения. С. 114-115).

Одно время в Крыму подвизался читать публичные лекции антисемитского содержания протоиерей Востоков. Врангель вызвал его к себе и предупредил, что в случае повторения им погромных речей он будет немедленно выслан за пределы территории Крыма, не только он, но всякий — независимо от сана, чина или звания, — кто сеет политическую или национальную рознь.

Одними из пороков, погубивших армию Деникина, были мародерство и бандитизм в войсках. Новый Главнокомандующий приказал предавать виновных в этих преступлениях военно-полевому суду. Список лиц, поплатившихся жизнью за свои пре-

226

ступления, свидетельствует о той строгости, с какой они карались (С. 115).

О жестокости белых к военнопленным и перебежчикам (С. 113). Генерал Покровский! Высокое мнение о Кривошеине и его программе (С. 108-111). Танки у белых (С. 24, 31). Дегенеративное лицо генерала Слащева на фотографии — похож на Павла I (С. 77). Разгром корпуса Жлобы летом 1920 г. повлиял на исход польской войны. Врангель отвлек на себя 63 пехотных и 32 конных красных полка, из коих 3/4 уже направлялись на западный фронт (С. 137). Насколько был прав Врангель — это дело его совести. Поляки же положили на него... бросив на произвол судьбы "единую и неделимую". И поделом...

Рейснер М.* Предисл. // Лазар Б. Антисемитизм и революция. Пг., 1919.

Важнейшее, что сделали евреи для процветания христианского мира: "...мы обязаны еврейскому народу глубокой благодарностью, справедливым признанием его незабвенных услуг. Отметим самое главное.

Евреям прежде всего мы обязаны тем, что не погибла для человечества великая наука древних халдеев, или Вавилона. Они же в свое время соединили мудрость Древней Греции с мудростью Востока. Во время нашествия варваров на Европу евреи сберегли величайшие сокровища греческой и римской культуры.

При создании новых форм европейского хозяйства, при создании городов и богатства новой жизни, при открытии Америки и установления заокеанской торговли евреи сыграли выдающуюся роль. Не менее обязано им и новое государство: первыми министрами финансов в Испании, Германии и Англии были как раз евреи.

Но они же создали крепкий оплот свободы в своей Библии, которая стала законодателем Европы. В еврейской Библии впервые были обоснованы права человека, его свобода и равенство как сына Божьего. В ней благословил Господь не царство, а сам народ, и этим было основано народовластие (демократия). Завет, заключенный между Богом и еврейским народом, стал образчиком для всех последующих договоров, в которых народ определил границы власти над Конституцией — неизменным образцом для конституций земных.

______________

* Отец Ларисы Рейснер (1895-1926).

227

Но евреи сделали еще больше: еще в древней Иудее они выставили таких защитников народной свободы и правды, как ветхозаветные пророки Исайя, Михей, Амос. Из еврейских рядов вышел впоследствии великий философ Борух Спиноза, возвестивший новое учение о разумной справедливости, об освобождении человека от темного господства страстей... Недаром среди еврейского народа пришел Христос, которого христиане почитают Богом. Он проповедовал в еврейской синагоге, а все первые его ученики были евреи..." (С. 3-4)

Идеал библейской жизни — землепашество. Иосиф Флавий писая: "Что касается нас, мы не приморские жители, торговлю не особенно долюбливаем... наши занятия состоят из возделывания прекрасной земли, на которой мы живем". Все предписания Библии аграрного свойства. Пророки выдвинули культ бедняка, униженного, неимущего, и яростную ненависть к богатству. Для пророков (Осия) торговец есть синоним пройдохи (Ос. 12:8). Сирах отмечал, что торговец не может не причинять зла (26:27). Земельным проблемам посвящены одиннадцать трактатов Талмуда, составлен особый полевой кодекс Седер-Зераим. Рабби Элиезер писал, что настанет время, когда все люди отдадутся земледелию (Бондарев!). О ростовщичестве — отрицательно (Исх. 22:4). Есть понятие "авак рибит" — пыль ростовщичества (процентов) (С. 11-12, 17). Талмудисты изощрялись, стремясь ограничить получение кредитором процентов, равно как преждевременных и запоздалых подарков, но самое главное — словесного, т. е. морального, выражения благодарности "из желания угодить кредитору"! Все талмудическое толкование призвано защитить бедняка и трудящегося! (С. 17). Шейлок практиковал только в Риме, т. е. был детищем римского права и только его! Ибо римское законодательство основывалось на жесткой защите собственности. Введение имущественного ценза (Цицерон); Катон высасывал все соки из своих должников, Брут брал 48%, стоик Сенека задушил Британию своим ростовщичеством (см.: Лазар Б. Общественные идеалы еврейского народа. СПб., 1908). Кто поставлял техническую интеллигенцию и промышленных рабочих для Турции? Изгнанные евреи, — слова Лоренца Великолепного, обращенные к венецианскому сенату и Людвигу Моченому (Там же).

Причина антисемитизма — в существовании евреев (Лазар Б. Еврейский национализм. СПб., 1906. С. 9). Ясно, что причина полонофобии в существовании поляков и т. д. Не особенно умная мысль. Важнее другое, что борьба с антисемитизмом обречена на неудачу, из нее нельзя выйти победителем. Но борьба необходима, ибо, когда на тебя нападают, надо всегда защищаться (С. 15). Пути еврейства — жалкие и безвольные — креститься, покинув

228

знамена обреченных (С. 23), считал Лазар. Мое мнение, что крещение для индивидуума — единственный выход. Уйти от обреченного народа, обязательно в тень, скрывшись, как Александр I в образе Федора Кузьмича.

Фредро Максимилан, граф (1820-?), художник-карикатурист, друг А.Г. Рубинштейна, в 1840-1850 гг. участник музыкальных и литературных вечеров в салоне братьев Матвея и Михаила Виельгорских и В.А. Соллогуба, на которых часто ставили его пьесы. После восстания 1863 г. Фредро долго жил за границей. С Антоном Рубинштейном познакомился в Баден-Бадене и сразу подружился, постоянный участник музыкальных вечеров у Полины Виардо и И.С. Тургенева. Писал декорации и эскизы костюмов для певицы. После 1869 г. его следы теряются (см.: Тургенев И.С. Поли, собр. соч. и писем: В 28 т. М.; Л., 1960-1968. Т. 6. С. 634). Для нас интересен тем, что был женат на потомке вице-канцлера П.П. Шафирова (1669-1739) — Голицыной.

О рассказе "Жид", публикация которого вызвала некоторые трения с французским издателем Марешалем: «...я хочу предложить на ваш суд одно соображение. Не думаете ли вы, что было бы предпочтительнее дать в заглавии просто: "Сцена из военной жизни"? Ибо, если заглавие "Жид" могло бы задеть кое-кого, то "Шпион" заранее откроет читателю маленький секрет автора и значительно ослабит тот интерес, который мог бы вызвать рассказ. Предлагаемое мною название кажется мне наилучшим...» Там же. Т. 7. С. 438).

Евдокия Ростопчина:

Пускай в России нет дворян,

Пускай все русские вельможи —

Из чухон, ляхов и армян,

На русских вовсе не похожи...

..................................................

Пускай и самый наш народ,

Враг ненавистный иноземцев,

По праздникам мертвецки пьет,

А буднями работает на немцев.

Пускай казна истощена,

И нам по-прежнему пристала

Пусть фраза та, что "Русь обильна и сильна,

Да только в ней порядка мало"*.

1840-е годы.

________________

*Ростопчина Е. Стихотворения, проза, письма. М., 1986. С. 274-275.

229

Вера Инбер:

Сотни лет и рвала и метала,

Распирала обручи границ,

Как медведица нору, меняла

Местоположение столиц.

Анна Ахматова:

Дай мне долгие годы недуга,

Задыханье, бессонницу, жар.

Отыми и ребенка и друга

И таинственный песенный дар —

Так молюсь за святой литургией

После стольких мучительных дней:

Чтобы солнце над милой Россией

Стало нимбом в сиянье лучей.

Михаил Лермонтов:

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, послушный им народ.

Быть может, за стеной Кавказа

Сокроюсь от твоих пашей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей

1841 г.

Или:

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью...

...........................................................

Но я люблю — за что, не знаю сам...

Начало 1841 г.

В конце концов, эта "странная любовь" к России ничем не лучше тютчевского "общего аршина", отвергающего логику (ум) при оценке своей отчизны и успокаивающего самого себя "слепой верой". (Стихотворение "Умом Россию не понять..." от 28 ноября 1866 г.) Странная любовь... Впрочем, самые страшные стихи о родине написаны Анной Ахматовой, готовой заплатить "за нимб над милой Россией" собственной жизнью, жизнью мужа и сына... Ни одна поэтесса в мире никогда не могла бы так сказать. Это языческое, идущее от Древнего Рима, имперское, когда во

230

жертву Молоху войны отдают собственных детей. Для меня — неприемлемо. Я слишком еврей, для меня чадо — все; культ евреев — это в первую очередь безопасность детей!

Есть у Лермонтова* эпиграмма-экспромт на Мартынова, где он обыгрывает его отчество:

Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон,

Но Соломонов сын,

Не мудр, как царь Шалима, но умен,

Умней, чем жидовин.

Тот храм воздвиг и стал известен всем

Гаремом и судом,

А этот храм, и суд, и свой гарем

Несет в себе самом

1841 г.

Кроме известного анекдота о картине А.А. Иванова "Явление Христа народу" — "Семейство Ротшильдов на водах", у Тютчева есть очень теплый экспромт "Нашему милому гостю д-ру Вольфсону":

Недаром русские ты с детства помнил звуки

И их берег в себе сочувствием живым —

Теперь для двух миров, на высоте науки

Посредником стоишь ты мировым...**

1861 г.

Экспромт требует комментария. Федор Иванович, будучи дипломатическим агентом, будировал общественное мнение Запада в пользу России еще во времена русско-турецкой войны 1827-1829 гг. И удачно. Знакомство Тютчева с Гейне привело к тому, что барабанщик революции произвел Николая I в "гонфалоньера свободы" (!?). Вильгельм Вольфсон (1820-1865), уроженец Одессы, известный немецкий поэт и драматург. Фердинанд Лассаль писал о нем, что он "преследует красивую цель: он борец за еврейство" (см.: Еврейская энциклопедия. СПб., Т. V. Стлб. 756). Действительно: почти юношей в 1843 г. он с большим успехом читал лекции о немецкой литературе, и ему была предложена кафедра, но при условии крещения. Это предложение он отверг. Был русским агентом в Европе, сослужил России вели-

________________

* Эту эпиграмму, как и ряд других экспромтов, лермонтоведы относят к "Стихотворениям, приписываемым Лермонтову" (см., например: Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. М;. 1959. Т. 1. С. 588). — Примеч. ред.

** Тютчев Ф.И. Полн. собр. стихотворений. Л., 1957. С. 269.

231

кую службу, издавая в Германии "Russishe Revue" (получал от российского правительства ежегодное пособие в размере 3000 рублей серебром; сколько получил певец "Романсеро", история умалчивает, а ведь получал, как впоследствии от Орлеанов) и переведя на немецкий язык многих русских писателей, в том числе "Кто виноват?" А.И. Герцена. Вольфсон — автор исторической драмы о Петре Великом "Zar und Burger", в свое время имевшей большой успех. В 1861 г. приезжал в Петербург на юбилей князя П.А. Вяземского. В первой строке экспромта — намек на одесское происхождение знаменитого писателя.

Владимир Александрович Луговской (1901-1957) был очень образованным человеком, но как большой поэт, пожалуй, не состоялся. Причина? Время! Сломался. Навсегда осталось лишь "Девочке медведя подарили..." Наверное, я субъективен. А начинал как гений. Написал самые жуткие, на мой взгляд, стихи о родине, страшнее розенгеймовских* и лермонтовских; в них то же признание своего бессилия и отсутствия малейшей возможности — у страны и отдельного человека — вырваться из рабства.

Дорога

Дорога идет от широких мечей,

От сечи и плена Игорева,

От белых ночей,

Малютиных палачей,

От этой тоски невыговоренной;

От белых поповен в поповском саду,

От смертного духа морозного,

От синих чертей, шевелящих в аду

Царя Иоанна Грозного,

От башен, запоров и рвов, и кремлей,

От лица Рублевской троицы,

И нет еще стран на зеленой земле,

Где мог бы я сыном пристроиться.

И глухо стучащее сердце мое

С рожденья в рабы ей продано.

Мне страшно назвать даже имя ея

Свирепое имя родины (курсив мой. — С. Д.)**.

24 мая 1926 г.

___________________

* Михаил Павлович Розенгейм (1820-1887), поэт, издатель сатирического еженедельника "Заноза" (1863-1864). — Примеч. ред.

** Луговской Вл. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1955. С. 50-51.

232

В начале 20-х годов XX в. литературовед Семен Моисеевич Шпицер (1885-?) обнаружил в одном из архивов стихотворение Д.В. Веневитинова (1805-1827) "Родина", которое он отнес к 1826 г. Стихотворение резко выпадает из небольшого наследия безвременно ушедшего поэта. Оказывается, поклонник западной философии и любомудр очень пессимистично оценивал историю своего народа. Понятно, что в советское время в сборники это стихотворение не включали...

Природа наша точно мерзость.

Смиренны плоские поля.

В России самая земля

Считает высоту за дерзость.

Дряные избы, кабаки,

Брюхатых баб босые ноги,

В лаптях дырявых мужики,

Непроходимые дороги

Да шпили вечные церквей —

С клистирных трубок снимок верный,

С домов господских вид мизерный,

Следы помещичьих затей.

Грязь, мерзость, вонь и тараканы,

И надо всем хозяйский кнут:

И вот что многие болваны

"Священной родиной" зовут*.

17 июня 2000 г.

Закончить следующие главы:

1. Русско-еврейская женщина.

2. Андрей Соболь — обличитель мирового заговора.

3. Еврейская одаренность (Биншток-Залесский) — Яков Молешотт, голландский еврей-энциклопедист Гранат.

4. Иван Аксаков (но здесь проблемы).

5. От Луки Жидяты до отца Меня (священнослужители-выкресты: Бужинский, Крыжановский, Паисий Величковский, отец Слепян, протоиерей Семенов).

6. Русские иконописцы — Познанский и др.

7. Отец Крыжановский: "Мой дед еврей, бабка с голоду жевала пырей, отец иерей, а я архиерей".

_______________

* Шпицер С. Неизданное стихотворение Д.В. Веневитинова // Жизнь искусства. Л., 1924. № 6. С. 19.

233

Поминальник

Не живи как хочешь, а живи как можешь

1. Абрам Абишеевич Клевань.

2. Николай Павлович Полетика.

3. Александр Давидович Копелевич.

4. Эдик Капитайкин.

5. Моше и Анна Барсела.

6. Дядя Саша Фрид.

7. Муля.

8. Мама.

9. Раиса Ефимовна Рутман и ее муж.

10. Агурский.

11. Яков Моисеевич Кельман.

12. Шмуэль Эттингер.

13. Семен Ланда (из Ленинграда).

14. Никита Ильич Толстой.

15. Иосиф Ирмович Вайнберг.

16. Реувейн Синай.

17. Профессор Натан Шпигель.

18. Хона Шмерук, да будет земля им пухом.

Сытин В. Люди среди людей. М.; СПб., 1980.

Одно из самых удачных названий книги. Автор — калужанин, родина Циолковского, он и о нем писал. Книжки Циолковского: "Горе и гений", "Любовь к самому себе, или Истинное себялюбие", "Монизм вселенной".

Личность выше позиций. Член ЦК Дмитрий Алексеевич Поликарпов (1905-1965). Могилевский о слухах о его полуеврейском происхождении. Необычен — точно. Рассказ о том, как морозной ночью три часа без перерыва читал "Орлеанскую девственницу" Вольтера наизусть! (С. 200-202). Помог с "Советиш Геймланд" (С. 197-199). Чрезвычайно интересно о Волховском фронте, о 2-й ударной армии, о Власове. 2-я ударная была прекрасно экипирована, ее ядро составляли сибирские дивизии. Подслушанный разговор Власова с командующим фронтом. «И я услышал слова, больно царапнувшие сознание. Власов: "...этих евреев и чучмеков всяких вы гоните... Посылайте ко мне на связь только русских..."» (С. 96). Так-то Савелий Юрьевич, был Власов жидомором и им же и остался вплоть до Пражского манифеста! О Сытине неплохо отзывались Калик и Серманы.

234

Жемчужников Л.М. Мои воспоминания из прошлого. М., 1926. Вып. 1.

У меня оказался экземпляр Марка Алданова. Как? Дело темное.

Художник Жемчужников (1828-1912), родной брат поэта Жемчужникова и двоюродный поэта Алексея Константиновича Толстого. Долгая и интересная жизнь, одногодок Толстого, но и его пережил. Ненавидел Николая I.

Кадетский корпус: порка и педерастия (подробно С. 60). В корпусе мальчик, у которого горцы убили всю семью, увели всех жителей села. Спасся вместе с сестрой, кормя ее кошачьим молоком. Государь наградил медалью и принял сироту в корпус (С. 36).

Николай играл с детьми (С. 17), добрый...

Преподавал французский язык бывший барабанщик наполеоновской армии, оставшийся в России.

Агасфер! Запрещение папы читать роман Эжена Сю вывешено на костеле католического собора в СПб. на Невском. Недурно!

Друг по Пажескому корпусу Башмаков Сергей Дмитриевич; не потомок ли иконописца Башмакова?

24 июня

Ромм М.И. Устные рассказы. М., 1989.

Жутко интересно. Еврейство и антисемитизм. Выступление черносотенца Астахова, директора сценарной студии. Кстати сказать, и физически уродца. Ратовал за русскую кинематографию. "Есть грузинская, есть украинская, а русской нет", надо создать "Росфильм", который возглавит "чисто русский режиссер" Сергей Герасимов. "Не знал бедный Астахов, что у Герасимова-то мать еврейка. Шкловский у нас считался евреем потому, что у него отец был раввин, а мать поповна, а Герасимов русский потому, что Апполинариевич. А что мама — еврейка, это как-то скрывалось" (С. 78). Кто-то мне сказал, что "храбрый" Герасимов "прятал" мамочку на даче, чтобы, не дай Бог, ее кто-нибудь не улицезрел. О tempora, о mores!

Выступление М. Ромма в ВТО (ноябрь 1962): «У нас действительно создались некоторые навыки, с которыми следует бороться... прежде, чем говорить о традициях, новаторстве, хотелось бы разобраться в некоторых традициях, которые сложились у нас. Есть очень хорошие традиции, а есть совсем нехорошие. Вот у нас традиция: два раза в году исполнять увертюру Чайковского "1812 год".

235

Товарищи, насколько я понимаю, эта увертюра несет в себе ясно выраженную политическую идею — идею торжества православия и самодержавия над революцией. Ведь эта дурная увертюра, написанная Чайковским по заказу. Это случай, которого, вероятно, в конце своей жизни Петр Ильич сам стыдился. Я не специалист по истории музыки, но убежден, что увертюра написана по конъюнктурным соображениям, с явным намерением польстить церкви и монархии. Зачем советской власти под колокольный звон унижать "Марсельезу" — великолепный гимн Французской революции? Зачем утверждать торжество черносотенного гимна? А ведь исполнение увертюры вошло в традицию. Впервые после Октябрьской революции эта увертюра была исполнена в те годы, когда выдумано было слово "безродный космополит", которым заменялось слово "жид". Впрочем, в некоторых случаях и это слово печаталось» (С. 174).

Михаил Ильич не наивен: он говорит на языке, понятном номенклатуре, вместо революционного гимна "Марсельезы" исполняют царский. Ромм бьет в десятку. Что же касается тезки по отцу, то Чайковский абсолютно не испытывал никаких угрызений совести, увертюрой он рассчитывался за выпрошенный им у Победоносцева "государственный паек". Есть еще недоумение: "1812 год" создавался во времена укрепления франко-русского союза, а "Марсельеза" "контрабандой" проникла и на музыкальные подмостки...

29 июня

Булгаков С., протоиерей. Автобиографические заметки. Париж, 1946.

Самое интересное — это "Софиология смерти". Для меня, кажется, актуально.

Не любил евреев. В 1934 г., отправляясь на пароходе "Европа" под нацистским флагом со свастикой в Америку на богословский конгресс, не постеснялся привести из Зомбарта: "America ist ein Judenland" и прокомментировать в духе "Протоколов", что все сводится к "одному — фактическому завоеванию Израилем мира" (С. 114). Недурно для того времени, когда только слепой не видел, что ожидает "Россию-родину и... Израиль" (С. 56). О Николае Последнем просто: самоубийство. Все, что делал, вело к гибели империи, семьи, народа: "Теперь, после всего, что мы уже знаем о царе и об его царствовании, это выступает с очевидностью. Раньше могло казаться, что революцию сделали революционеры... К несчастью, революция была совершена помимо всяких революционеров самим царем, который влекся неудержимой злой силой к самоубийству своего самодержавия, влекся чрез Ялу,

236

Порт-Артур и Цусиму, чрез все бесчисленные зигзаги своей политики и последний маразм войны". Царица Александра "революционерка", она позволила революции проникнуть в царские покои. Речь идет о Распутине . Его убийство — это уже революция (С. 73-74, 77, 88).

Айя-София — прекрасно и трагично. И увы, апологет "софии", впадает в софистику, считая, что уж лучше турки, чем местническая церковь в Царьграде. Москва — Третий Рим, а точнее и второй — "вариант и продолжение второго" — лучше не скажешь (С. 94-102).

Сикстинская мадонна. Социал-демократия отвергала саму идею богоискательства, вульгарщина, но и Лев Толстой непристойно говорил о Богоматери. Тонкое замечание о Ренессансе как искусстве человеческой гениальности, но ни в коем случае не религиозное вдохновение: "Его красота не есть святость, но то двусмысленное, демоническое начало, которое прикрывает пустоту, и улыбка его играет на устах Леонардовых героев". В сноске о Достоевском, знавшем о наличии в этой красоте содомии, арене борьбы Бога с Дьяволом. Итак, красота Ренессанса не может спасти мир (С. 102, 107).

О большевизации среднего слоя западной интеллигенции в межвоенную эпоху (С. 122).

2 июля

В 1717 г. среди английского духовенства появилось движение в пользу объединения англиканской церкви с православной. Считая себя наследниками британской церкви, принявшей Евангелие от пришельцев из Иерусалима, два епископа — Иеремия Коллер и Арх(ч)ибальд Кампбелл — обратились с соответствующими письмами — от 8 октября Петру I и от 9 октября канцлеру Головкину. Понятно, что из этой затеи ничего не вышло. Но вот что интересно для нас. Авторы писем называли себя наследниками древнего православия в Британии и требовали, чтобы Иерусалимская церковь была признана родоначальницей и столпом всех церквей, вследствие чего иерусалимский епископ должен председательствовать над всеми другими христианскими епископами. Константинопольский епископ (патриарх) должен быть равен римскому первосвященнику. Ответ православного конклава, состоявшего из "вселенского патриарха константинопольского нового Рима", иерусалимского и александрийского патриархов, относительно подчинения иерусалимскому патриарху звучал так: "...если британское духовенство, признавая, что получило свет истинной веры из Иерусалима, хочет быть непременно под властию иерусалимского патриарха, то это ему позволяется".

237

Что же касалось икон, то англиканское духовенство просило изменить толкование девятого правила Никейского собора таким образом, "чтоб всякое погрешение было предупреждено и всякий соблазн отнят", ибо почитание икон ведет к идолопоклонству. Ответ православных весьма интересен: "Взирая на изображение святых и подвигов их, христианин возбуждается к подражанию, ибо живопись есть молчаливая история, так как история есть вещающая живопись (курсив мой. — С Д.). Боитесь соблазнить иудеев, магометан и некоторых, называемых иконоборцами; но о разрешении субботы многие жиды соблазнялись, однако Господь и апостолы не обращали внимания на этот соблазн и продолжали разрешать субботу" (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1963(?— Д.Т.). Т. 17-18, кн. IX. С. 327-330).

4 июля

Купил книгу о Камиле Писсарро (1831-1903) Конья Р. Писсарро. М., 1991. Этот художник, родился на острове Святого Фомы (Антильский архипелаг), в то время принадлежавшем Дании (куплен США в 1916 г.), в семье французского еврея португальского происхождения, т. е. сефарда, и матери-креолки. Кто мать по национальности, непонятно. Обнаружил несколько занимательных черт в его биографии. "Писсарро был до крайности, до анархизма свободолюбив..." (С. 5). Я не понимал этой фразы, пока не нашел описание эпохи 90-х годов XIX в., времени создания ПСМ: «Само время было полно противоречий между рутиной и свободой; диссонансами была богата политическая и общественная жизнь. Правительственные круги сотрясали скандалы, связанные с разного рода махинациями, совершавшимися под покровом демократии и компрометировавшими самых видных политических деятелей. Под маской свободы в интеллектуальные круги проник анархизм, который вел к насилию, достигшему высшей точки в терроре и убийстве президента Карно, но многие оправдывали эти преступные действия. Достаточно в этой связи просмотреть подшивку газеты "Тюр питюд Сосиаль", которая клеймила "социальную гнусность"» (С. 51). Под махинациями имелась в виду "Панама", под гнусным террором — взрыв (12 февраля 1894 г.) в кафе "Терминус", когда погибли абсолютно безвинные и случайные люди. Именно тогда в журнале "Тюр питюд Сосиаль" Писсарро хотел опубликовать серию социальных рисунков и среди них один под названием "Это война экспроприируемых против экспроприаторов..." в 1890 г. На рисунке на фоне Эйфелевой башни изображен помост, окруженный бунтующей толпой. На помосте стоит типичный карикатурный еврей-буржуй, со скрещенными руками, прижимающий к груди

238

мешок с надписью "Капитал" и, вероятно, клянущийся в своей невиновности. Вся работа выполнена под сильнейшим влиянием Домье (С. 74). После убийства в июле 1894 г. Карно мэтр скрылся в Бельгии, боясь репрессий. Он писал сыну о хваленой французской демократии: "Боюсь, мне придется некоторое время оставаться за границей. После недавнего закона, принятого французскими палатами, никто не может себя чувствовать в безопасности. Подумай только, консьержкам разрешено вскрывать письма, достаточно доноса, чтобы человека отправили в тюрьму и ссылку, и нет никакой защиты. Друзья один за другим покидают Францию. Мирбо, Поль Адан, Бернар Лазар, Стейнлейн, Амон должны быть арестованы, но они успели вовремя скрыться. Беднягу Люса арестовали, вероятно, по доносу. Я не доверяю некоторым людям в Эраньи, которые имеют на нас зуб, потому остаюсь за границей" (С. 75). Документ потрясающий. Привлекают внимание две фигуры — писателя Поля Адана (1862-1926), аристократа по происхождению и автора романа "Кларисса", и Бернара Лазара (1865-1902), еврея, защитника Дрейфуса и автора книги об антисемитизме. Что до торжества демократии во Франции, то отсылаю читателя к моей записи от 16 сентября 1999 г. (С. 203) и книге А.А. Игнатьева "Пятьдесят лет в строю" (М, 1959. Т. 2. С. 28). Возникает вопрос, существуют ли стерильные демократические режимы? Ответ понятен. Ну, а мне, советскому человеку, стоит лишь улыбнуться по поводу страхов художника, писавшего о доносах и перлюстрации писем консьержками. Его поместить бы в иные границы. Не обязательно советские а, скажем, нацистские.

29 июля

В России оппозиция всегда равнялась на правительство (не только в России). Короче — зеркальное отражение. Хорошо писал отец Печерин Герцену о коммунизме: Николаевский режим наизнанку.

Что же касается, скажем, "зверя" Ивана Грозного и его оппонента "западника" князя Курбского, то к евреям они относились одинаково зверски. Здесь их разнила лишь мера власти: возможности царя и князя неодинаковы. Царь топил несчастных в Полоцке подо льдом. Не тогда ли родилась поговорка "Жида крести, да под лед пусти". А князь Андрей Курбский, бежавший в Литву и получивший большие владения, стал "своевольничать" — грабить и убивать своих соседей и, увы, евреев. Как сказано, "схватил за долги двух жидов ковельских и жидовку в субботу, в школе на молитве, посадил в яму, наполненную водою, запечатал в домах их и в домах других жидов лавки и пивницы" (см.: Соловьев С.М.

239

История России с древнейших времен. М, 1989. Т. 7/8, кн. IV. С. 148). Но происходило это все-таки в Польше, где действовали иные, чем в России, законы, в частности по защите личности. Они плохо соблюдались, но все же были писаны на бумаге. Евреи пользовались королевскими привилегиями, они пожаловались, и согласно королевскому указу Курбский должен был освободить несчастных, открыть синагогу и лавки. Соседям Курбского — христианам доставалось не меньше: одного несчастного, предварительно ограбив его имение, он шесть лет держал в собственном узилище, подвергая пыткам. Таков "западник" Курбский (см.: Там же. Т. 15/16. С. 148-149).

30 июля

Московское правительство времен Михаила Федоровича требовало возвращения на родину молодых людей, посланных Борисом Годуновым для обучения на Запад. Как известно, никто из них возвращаться не хотел. Тонкий историк А.А. Лебедев в монографии "Чаадаев" (М., 1965) заметил, что это было бы возвращение из бытия в небытие. Подьячий Грязев писал, что англичане "совратили их в свою веру", а один из них, Никифор, "поставлен" в попы в Лондон, другой — королевский секретарь в Ирландии, двое в Индии занимаются торговлей. Значит, талантливых юношей отправил Годунов. Тот же Никифор Арефьев, сын боярский, отказываясь от возвращения на родину, Бога молил за тех купцов, которые вывезли его из Московии. Один из посланных, по словам посла Мерика, искренним или неискренним, уже умер (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1990. Т. 9-10, кн. V. С. 90, 135).

2 августа, вечер.

Читаю "Письма к другу. Дмитрий Шостакович Исааку Гликману". СПб., 1993.

Рассуждение о гениальности и странностях музыкального вкуса. Д. Ш:. "У меня в юные годы был один знакомый, очень хороший музыкант, который ставил Мейербера выше всех оперных композиторов мира". И. Г.: «Я по этому поводу заметил, что четвертый акт из "Гугенотов", на мой вкус, выше всех похвал и ничуть не уступает лучшим страницам Верди». Д. Ш:. "Это, пожалуй, верно, но сколько у Мейербера всякой дряни. Впрочем, гении знают, сколько надо сочинить хорошего и сколько посредственного" (С. 218).

22 сентября

Давно ничего не заносил в дневник. Совсем забросил свою книгу. В главе, посвященной Бондареву, рассказывая о евреях — ис-

240

следователях Сибири, забыл упомянуть Ивана Семеновича Полякова (1847-1887), зоолога, антрополога и этнографа. А ему в Брокгаузе и Ефроне отведены две колонки: написано, что происходит из забайкальских казаков. Но казак был евреем, в чем может убедиться каждый, открыв книгу Адольфа Когута "Знаменитые евреи — мужчины и женщины" (Одесса, 1902-1903. Т. П. С. 237). Поляков окончил СПб. университет; магистр зоологии и хранитель Зоологического музея при Академии наук. Совершил несколько научных экспедиций по Русскому Северу, Сибири, Прибалхашью, Сахалину и многим другим регионам империи. Перечень его научных трудов занимает множество строк. Поляков, как сказано о нем в энциклопедии, был неустанным и разносторонним изыскателем. Редактором "Записок Им. Географического общества". Его обширная коллекция поступила в Академию наук.

8 ноября

Давно не писал. В "Парадоксах" у меня несколько слов сказано о народовольце и поэте Петре Филипповиче Якубовиче-Мельшине (1860-1911) и его взглядах на сионизм (Л. Мельшин — его псевдоним).

Связать свою судьбу с судьбой России, решить социальные и правовые проблемы в рамках Великой страны, обрести Обетованную землю и т. п. — все это было прекраснодушной мечтой. Чего стоит один из ответов Якубовича на вопрос о сионизме. К идее сионизма он относился скептически и предсказывал усиление мирового антисемитизма после возможного создания еврейского государства в Палестине в ближайшие 30-50 лет (ответ относится к самому началу XX в.). Мельшин же предсказал, что ко времени реализации идеи сионизма численность евреев в России достигнет 20 миллионов! (Гордон Г.И. Сионизм и христиане. М., 1902. С. 15). Но впереди евреев вновь ждали погромы, "простые", мирного времени и мировой и гражданской войн. Репрессии, общие и национальные, и, самое главное, впереди была страшная война, унесшая миллионы жизней евреев. Не осуществилась мечта Петра Филипповича: не будет в России 20 миллионов еврейских тружеников. Обетованная земля обернулась Еврейской автономной областью. (Официальная статистика никакого представления о действительности не дает. Цифры следующие: с 1811 по 1917 г. на территории империи зафиксировано 76 погромов, число жертв — чуть менее 3 тысяч человек.) Это все правильно. Народоволец Мельшин глубоко уважал еврейский народ и преклонялся перед собственным русским народом. Конечно, не он был автором гнусных антисемитских листовок, распространяемых некоторыми народовольцами в погромные дни 1881-

241

1882 гг. Очень давно эти прокламации не цитировались. А из моей книги "Парадоксы" они были изъяты ввиду большого объема. Все же стоит привести их хотя бы частично. Напомню, что писаны они (за исключением заголовка) на украинском языке, точнее, на той языковой смеси, где главный компонент — южнорусское наречие. Примерно, как у Григория Сковороды, базисный язык которого — говор Слободской Украины (Харьков и его округа). Итак:

"Исполнительный Комитет — Украинскому народу. Объявление

Люди добpi, честний народ Український.

Тяжко стало людям жити на Україні , та чiм далі, все тяжче стає.

Hixтo ніде правди не находить. Б’ют вас скажені врядникі, їдять вас поїдом пани, граблять жиди — іуди непотрібні.

Од жиддв гiрше всього терплять люди на Україні.

Хто забрав у cвoi руки землі, ліса, та корчми? — Жиди.

У кого мужик, часом крізь сльози, просить доступитися

до свого лану, до своєї царапи? — У жидів. — Куди не глянеш,

до чого не приступиш, жиди усюди. Жид чоловіка лає,

а він його обманює, п’е його кров — Нема у селі життя від жида"*.

Вывод напрашивается один: дестабилизация общества, достигаемая ценой еврейских погромов, желательна, так как "еврейская кровь должна быть смазочным маслом на колесах русской революции" (Бухбиндер Н.А. Прокламация "Земли и Воли" // Еврейский вестник. 1922. № 3. Июнь. Стлб. 25). Возникавшие еврейские беспорядки воспринимались как симптомы революционной ситуации (Любатович О.С. Далекое и недавнее: Воспоминания из жизни революционеров, 1878-1881 гг. // Былое. 1906. № 6. С. 146). Слово из песни не выкинешь — эта прокламация была одобрена членом Исполнительного комитета, евреем по национальности... (Богучарский В.Я. Указ. соч. С. 221. Примеч.).

Вера Фигнер на свой страх и риск изымала этот мерзостный призыв (найти в ее воспоминаниях). Петр Филиппович хорошо относился к многострадальному народу. Женился на еврейской девушке, подвижнице, Розе Франк, также народоволке. Их арестовали в один и тот же день (по наводке Дегаева) 15 ноября 1884 г.: его — утром, ее — вечером. Посадили Якубовича в Трубецкой бастион и после почти трехлетнего заключения приговорили к смертной казни через повешенье. Приговор он встретил с величайшим мужеством, но был поражен его несправедливостью.

________________

* См.: Драгоманов М. Еврейский вопрос на Украине // Вольное слово. 1882. № 41, 45; см. также: Богучарский В.Я. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг. XIX века. М, 1912. С. 220-221.

242

Дело в том, что Якубович не принимал участия в терроре, хотя и был лидером "Молодой народной воли". Задачей партии он считал расширение социальной базы для государственного переворота. Он вел пропаганду среди рабочих и сотрудничал в нелегальных изданиях: писал статьи, стихи, распространял нелегальную литературу. Ему повезло: смертную казнь заменили 18-летней каторгой в страшном Акатуе, воспетом не одним политзаключенным. Потрясающе, что у уголовников он пользовался непререкаемым авторитетом. Это было обусловлено двумя обстоятельствами: необыкновенной физической силой и нравственным превосходством. Все это описано им впоследствии в книге "В мире отверженных". Срок каторги был сокращен манифестами на треть. В ноябре 1893 г. с него сняли кандалы, а осенью 1894 г. в Кадаинский рудник к нему прибыла невеста, Р. Франк. После десятилетней разлуки они обвенчались.

Началось постепенное возвращение Мельшина в большую литературу. В молодости он дружил с С.Я. Надсоном и Н.М. Минским. Дмитрий Сергеевич Мережковский, трудно в это поверить, в молодости "благоговел" перед Якубовичем. Сам же Петр Филиппович восхищался "хрустальной правдивостью" Надсона. На литературный вкус Якубовича оказал влияние круг многочисленных знакомых: М.Е. Салтыков-Щедрин, А.Н. Плещеев, С.А. Венгеров, Я.П. Полонский, И.И. Ясинский, фольклорист П.В. Шейн (крещеный еврей, о нем особый рассказ), художник К. Коровин и др. В 1882 г. он окончил Петербургский университет со степенью кандидата. Работа Якубовича "Внутренняя жизнь Лермонтова по его произведениям и письмам" была высоко оценена профессором М.И. Сухомлиновым. К диссертации он приложил собственные обратные переводы приписываемых Лермонтову стихов, известных по немецким текстам Фридриха Боденштедта. Любовь к поэзии Лермонтова он сохранил навсегда.

Романтическая любовь Якубовича к Франк вылилась в прекрасное стихотворение, навеянное библейской притчей. Наш праотец Иаков семь лет отслужил Лавану за Рахиль*. Многие, вероятно, помнят стихи А. Ахматовой на данный сюжет. У Якубовича современная ему жизнь вторгается в прошлое.

Терпенье, кроткое терпенье!

Не вечно льется братьев кровь —

Исчезнут злые сновиденья...

У гроба встретимся мы вновь.

__________________

* И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее (Быт 29: 29).

243

До нас, любя, несчастны были:

Семь лучших жизни лет губя,

Иаков ждал своей Рахили...

Я — трижды семь прожду тебя!

И буду скот пасти Лавану,

И буду слуг его рабом;

Иаков новый, не устану

Всю ночь бороться с божеством.

Но прозвучит труба рассвета,

Услышат внуки нашу быль,

И вдохновишь ты мысль поэта,

Моя любовь, моя Рахиль!*

Декабрь 1890 г.

Пересмотрел ли свои взгляды на сионизм Якубович после Кишиневского погрома? Собственно, для еврейства России Кишинев стал рубежом. Попустительство (или даже участие) властей в ужасном избиении толкнуло евреев в сторону революции. Старому народовольцу, который носился с идеей народа-богоносца, увидеть его во всей "погромной красе" было крайне тяжело. Да, власть устраивает погромы, но исполнители — христиане, т. е. "народ".

Дни скорби и стыда... Сжимают горло слезы, —

Мне стыдно за тебя, возлюбленный народ!

Так скоро отцвели мечтаний ярких розы,

Так он далек опять, спасительный исход!

И с болью вижу я, что над твоей душою

Еще простерта ночь, витают злые сны,

И ты не видишь их, укрытых темнотою,

Всесильных хищников родимой стороны!

На них поднялся б ты могучей бурей мщенья,

Из жалкого раба бойцом свободным стал...

Но ты на слабого напал без сожаленья,

Ты у несчастного младенцев растерзал!

Позора, скорби дни...**

1903 г. После Кишинева

В примечании редактора говорится, что погром глубоко взволновал поэта (Там же. С. 256, 462). "Ужасная кишиневская трагедия до сих пор не может ни у кого из головы выйти", — писал 16 мая 1903 г. В. Г. Короленко.

_________________

* Якубович П.Ф. Стихотворения. Л., 1960. С. 168-169.

** Там же. С. 256, 462.

244

Фрума Фрумкина — одна из тех, кого погром привел в ряды революционеров. Приговоренная в 1905 г. к 11 годам каторги в Сибири, она бежала и была затем повешена в Бутырской тюрьме в июле 1907 г. Из тюрьмы она обратилась к Якубовичу с просьбой написать предисловие к брошюре, в которой будет собран весь материал по ее процессу: «...не сомневаюсь, что исполните мою просьбу и напишите так, как писали лучшие места из "Мира отверженных"» (Там же. С. 469-470).

10 ноября

Мне приходилось писать о влиянии Надсона на Заболоцкого. Заболоцкий, читатель внимательный и придирчивый. Как ни странно, но его знаменитые "Журавли" написаны под влиянием "Журавлей" Якубовича.

В заветный, чудный край с решимостью стремясь,

Они, спокойные, необозримой цепью,

Красиво выстроясь, с вождями впереди,

Медлительно плыли раздольной вольной степью...

В заветный чудный край! Отважны их вожди,

Бестрепетны сердца, могучи, быстры крылья!

Но трудный ждет их путь, великие усилья

И жертвы без конца... Жестокою рукой

Их будет человек губить без сожаленья,

Рассеет ураган не раз во тьме ночной,

И много смельчаков в часы изнеможенья,

Поглотит океан в пучине роковой!

И точно клятвою пред небом и землей,

Со славой пасть, не изменив решенья,

Вдруг криком радостным ответил брату брат.

И этот гордый клич свободы непродажной,

Могучий зов борьбы великой и отважной,

Над оргией людской раздастся, как набат!..*

1886 г.

Петр Филиппович был образованным человеком: блестяще переводил Шарля Бодлера, Сюлли Прюдома. Правда, с некрасовским надрывом...

С ужасной еврейкой, прекрасной, прекрасной, как мертвый

Изваянный мрамор, провел я всю ночь,

Как труп возле трупа простертый...

Порока продажную дочь

Тогда я представил в величьи природном,

_______________

*Там же. С. 139-140.

245

С печатью ума на челе благородном

Под шлемом душистых тяжелых волос,

Со взором, сияющим грацией нежной

И зорями дремлющих гроз...*

Обращался Якубович и к таким поэтам, как Байрон, не боясь состязаться ни с одним переводчиком. "Поражение Сеннахерима", переведенное десятки раз, в его переложении было, безусловно, спровоцировано той антисемитской обстановкой, которая его окружала. Божья кара за надругательство над избранным народом — лейтмотив стихотворения:

Враги, точно стая волков, налетели!

Одежды их пурпуром ярким горели,

А копья блистали в полдневных лучах,

Как звезды небес в галилейских волнах...

......................................................................

И трауром вдовы Ашура покрыты,

И идолы в храме Ваала разбиты;

Но сила врага не от наших мечей —

От блеска растаяла Божьих очей!**

1903 г.

Переводил Мельшин и с идиша поэта Мориса Розенфельда (Мойша — Яков Алтер, 1862-1923), автора пьесы "Кантонисты". Консультацию переводчик получал у известного критика А. Г. Горнфельда. По взглядам анархист и социалист, Розенфельд был далеко невторостепенным поэтом. Его стихи при жизни переводились на английский, немецкий, польский, чешский, румынский, французский, русский языки. Иногда их печатали латинским шрифтом, например переведенное Якубовичем стихотворение "Mein ingele" (Мой мальчик), в переводе "Отец". Как писали критики, многие стихи Розенфельда заслуживают очень высокой оценки.

Современник Владимира Соловьева Мельшин, конечно же, не разделял его взглядов, но как свидетель русско-японской войны вспомнил знаменитое пророчество философа о желтой опасности:

О Русь! Забудь былую славу:

Орел двуглавый сокрушен,

И желтым детям на забаву

Даны клочки твоих знамен.

Панмонголизм, 1894 г.

________________

* Там же. С. 338.

* Там же. С. 370.

246

В стихотворении "Последняя жертва" (1905) описана гибель российской эскадры: пророчество сбылось... Несмотря на преследование цензуры, стихотворение распространялось стремительно, особенно в солдатской и матросской среде. Но несравнимо интереснее стихотворение, посвященное победителям, чья "отчизна хризантем, любимый солнцем край", в котором Якубович отметил всемирно-историческое значение победы азиатов над европейцами:

...Нипон, иным гордись!.. Актеры грозной драмы,

Бойцы усталые, под мирный отчий кров

Вернутся воины счастливые Ойямы.

Свобода и любовь в объятья примут их!

На клич земли родной они как барсы встали,

За право равенства в семье племен людских

Бестрепетно в полях чужбины умирали.

И яркий вспыхнул день — награда всех трудов,

Ликуйте, мертвецы Мукдена и Телина:

Отныне желтый цвет — не подлый цвет рабов,

Отныне Азия не знает господина!*

20 августа 1905 г.

Многие поэты откликнулись на страшную петербургскую драму — Кровавое воскресенье, но, пожалуй, самое значительное стихотворение "Красный снег" написал Мельшин.

Каин, что ты сделал?!

Прячась, словно тать,

Божьего проклятья

Смоешь ли печать?

...................................

У престола Бога,

В утро райских нег,

Все мы видеть станем

Этот красный снег!**

1905 г.

25 ноября

А.Б. Гольденвейзер по отцу правнук Я.М. Эйхенбаума, автора поэмы "Гакраб" (Они играли в шахматы. М., 1982. С. 186-187).

27 ноября

Зубатов начал свою карьеру филера (осведомителя) на гимназической скамье. В течение трех лет (после чего?) возглавил рос-

_______________

* Там же. С. 271.

** Там же. С. 268.

247

сийский сыск. Конечно, многое из его практики позже заимствовали большевики: всеобщая слежка за гражданами, полная информации об их настроениях, особенно оппозиционных или "прогрессивных". "Жизнь эволюционирует: при Иване IV четвертовали, а при Николае II — канун конституции. Еврейский вопрос — вопрос временный, должен быть разрешен по западноевропейскому примеру: все ограничения следует отменить (Заварзин П.П. Жандармы и революционеры: Воспоминания. Париж, 1930. С. 58-59). Зубатов предчувствовал революцию и гибель России, его предчувствия оправдались. Прошло пять лет. Однажды, сидя за столом в кругу семьи, он узнал о начавшейся революции (спустя три дня докатившейся до Москвы). Зубатов задумался, затем вышел в соседнюю комнату и выстрелом закончил счеты с жизнью. Возможно, не самый глупый поступок в его жизни...

Заварзин — бывший начальник Кишиневского, Донского, Варшавского и Московского охранных отделений. Опытный сыщик, умница. Приехал в Кишинев после погрома. Оставил интересные заметки о прибывших адвокатах — Карабчевском, Винавере, Грузенберге, Зарудном, в речах которых было много искреннего и театрального. Еще Заварзин отметил, что революцию Карабчевский не принял, оказался монархистом. В эмиграции частично вынес приговор делу, которому служил в Кишиневе (С. 82-83).

Одна из глав воспоминаний называется "Еврей", где выведен друг жандарма доктор Лившиц. Высокий брюнет с проседью, 46 лет, с "чистой речью (вероятно, имеется в виду отсутствие акцента), но все-таки она (речь) выдавала его семитическое происхождение (!?). Врач, получивший диплом в Вене и имевший возможность жить в Австрии, предпочел свои Пенаты — Кишинев и в итоге — погром. В присутствии нового (назначенного после погрома) губернатора либерала князя Сергея Александровича Урусова и прокурора местного суда Владимира Николаевича Горемыкина произошел любопытный разговор. Инициатором был князь. (Заварзин свою точку зрения не выдвигает, но, похоже, он соглашался с необходимостью решить еврейский вопрос.) Урусов считал необходимым провести реформы, в первую очередь уничтожить черту оседлости. Заварзин сохранял с ним отношения вплоть до перехода князя в левое крыло Думы. Князь, воспользовавшись удобным моментом, попросил доктора Лившица высказать точку зрения "лояльного" еврея на процесс и на все, что ему предшествовало. Позиция ассимилятора прозрачна: "Еврейство — мировая сила. Сила, которая вливается в культурные

248

государства земного шара, хотя и с запозданием, но неудержимо и последовательно. Запоздалость явилась вследствие давления руководителей христианской доктрины, с одной стороны, а с другой — и отсталые идеологи-талмудисты предостерегают евреев от влияния на них европеизма; им необходимо сохранение еврейства в библейской психологии и обычаях. Я верю, что не пройдет и одного столетия, когда еврейство совершенно ассимилируется в тех странах, которые сделались его второй родиной. Ведь на наших глазах у евреев исчезают курьезные одежды, прически, нелепые обычаи и т. п. Ничего не поделают ни патеры, ни цадики! (духовное лицо у евреев). Народ, который на 100% грамотен, силен в борьбе, и никакие хулиганы его роста не остановят ни в России, ни вне ея" (С. 90).

28 ноября

Из писем В.М. Пуришкевичу:

"Еврей — начальник военного училища (корреспонденция).

Как это ни дико звучит, как не может показаться странным, но тем не менее это правда. Чего только у нас на Руси не бывает!

Почти в конце апреля начальником Чугуевского пехотного военного училища был назначен Фенстер, по слухам, по национальности принадлежащий к иудейскому племени и, как рассказывают, принявший крещение в христианскую веру (?! Так в тексте. — С. Д.) на 18-м году жизни.

Каким образом мог еврей попасть в число офицеров русской армии, затем в генеральный штаб и, наконец, получить чрезвычайно ответственное место начальника военного училища — остается загадкой. До этого назначения Фенстер командовал одним из Сибирских полков, по слухам, на Русском Острове, у входа во Владивосток.

Любопытно то, что в России существует закон, в силу которого еврей может быть офицером только при условии, когда отец и дед его родились в христианстве..." (Прямой путь. СПб., 1914. № 5. С. 208).

28 января 2001 г.

Давно не заносил, а жаль... Месть в потомстве. Присяжный юдофоб А.С. Суворин не был счастлив в детях. Человеком он, без сомнения, был одаренным, но в детях генеалогия отдыхала. О его сыне писали довольно много, вплоть до Пикуля в романе "У последней черты". Но, у Суворина-старшего была еще дочь, мечтавшая стать балериной. Кончила она свою карьеру печально и "даже с конфузом". После революции приехала в Японию с "балетным мальчиком", который в афишах назывался артистом Императорских театров. Себе же она присвоила имя знаменитой

249

танцовщицы Наташи Трухановой. Напомню, что Труханова была подругой и женой советского графа Игнатьева. Прославилась настоящая Наташа великолепным исполнением Саломеи (в костюме Евы). Ей посвящены несколько строк в любой истории русского балета. Но вернемся к Настасье Сувориной. В европейском театре Иокагамы на ее спектакль были проданы по высоким ценам все билеты. Спектакль состоялся — она была освистана и тайком, ночью, на китайском пароходе бежала в Сан-Франциско, оставив в гостинице двоих детей. К счастью, детей забрал барон Гинзбург, прозванный Порт-Артурским, и поместил их в устроенный им для русских беженцев дом (Крымов Вл. Портреты необычных людей. Париж, 1971. С. 44). Хорошо, что старик Суворин не дожил до этих дней...

В статье, посвященной проявлению антисемитизма в шахматах, я привел пример вопиющего беззакония, когда в устав шахматного клуба был введен пункт, запрещавший принимать в него евреев. Я писал, что шахматы — лишь зеркало российского общества. Но и первый параграф устава Императорского автомобильного общества гласил то же самое: "евреи не допускаются в число членов". Кстати сказать, почетным председателем клуба был Николай II. Конечно, как в шахматном, так и в автомобильном клубе евреи были, в обход правил, разумеется. Один из них — генеральный директор знаменитой компании "Проводник" в Донецком угольном бассейне по фамилии Виттенберг, некрещеный, но тайный советник и миллионер. Быть богатым хорошо в любые времена и при всех режимах... (Крымов Вл. Указ. соч. С. 50).

29 января 2001 г.

Возвращаясь к Суворину. Потомок солдата, отличившегося при Бородине, своей карьерой он полностью обязан только себе. Есть мнение, что сам Суворин не был антисемитом и "правизна" его личных взглядов резко отличалась от линии газеты. Действительно, стоит просмотреть сохранившуюся часть дневника, чтобы понять: Суворин умнее и левее своей газеты. Девиз газеты "Чего изволите?". Благодаря статьям Буренина, Меньшикова, Розанова и других менее талантливых юдофобов она стала рупором государственного антисемитизма. Защитники Суворина указывали на множество сотрудников-евреев, работавших в его изданиях. Совершенно верно. Банальная "философия" Суворина сводилась к одному: после отмены крепостного права в России должен править капитал. Деньги — это власть. За деньги можно

250

все купить и на все повлиять. Деньги нужны большие. А значит, сотрудники должны быть талантливые и высокооплачиваемые. Этот принцип неукоснительно соблюдался. Суворин покупал еврейские таланты. Говорить о нравственности евреев, работающих на антисемитскую газету, не приходятся. Я в свое время писал о трагедии Ивана (Исаака) Павловского. Другим "талантом" был Манасевич-Мануйлов. Знаток перечисляет и других "наемников": Юрий Беляев, Гольдштейн, Шайкевич и некий Шмулевич, закадычный друг по Бахусу Суворина. Человек одаренный, он не хуже Лоло-Мундштейна или Дона Аминадо владел рифмой, писал "подвальные" фельетоны в стихах в "Петербургском листке" за подписью Декадент. Суворин доверял ему самые деликатные поручения (Крымов Вл. Указ. соч. С. 54-55).

2 февраля

В черте оседлости, согласно статистическим данным, проживало 4 899 327 человек, вне черты — 1 320 тыс. (Неизвестный Нилус. Т. 1. С. 400. Примеч.).

Интересные данные. Общая численность евреев достигала около 6 млн. Приблизительно четверть вырвалась из пресловутой "черты". Они представляли собой, в общем, элиту любого, в том числе русского, общества — адвокаты, журналисты, инженеры и т. п. Многие были купцами первой и второй гильдий. Подчеркну: эти цифры официальные. В них не входят "нелегалы" и псевдокрещеные. Последнее объясню таким примером. Писатель Осип Дымов (Перельман) пришел в Санкт-Петербурге в Большую синагогу, чтобы заказать сидячие места на Йом-Кипур. К его удивлению представитель "администрации" заявил, что мест уже нет — все они закуплены выкрестами! Потрясенный Иосиф Исидорович в сердцах воскликнул: "Может быть, мне креститься, чтобы получить место?!" (Дымов О. Что я помню. На идиш. Нью-Йорк. Т. 2. С. 85).

И все же число евреев, проживающих в столицах, было ничтожным. Перед Первой мировой войной в Москве жили только 9 тыс. человек! (см.: Новый энциклопедический словарь. М., 2001).

4 февраля

Несомненно, книга Н. Кона "Благословение на геноцид" чрезвычайно важна, но в ней много недочетов и ошибок, кстати сказать, вполне естественных: он не знает русского языка. Например, утверждение, что Цион не мог быть автором ПСМ, зиждется на зыбком фундаменте психологии: разве человек такого интеллектуального уровня способен опуститься до написания

251

грубой антисемитской фальшивки. Увы, история знает многих таких, кто, не щадя своего интеллекта, служили ЗЛУ в самом непотребном виде. Довод, что Цион в книге "Современная Россия" (1892 г. на фр. яз.) ратовал за равноправие евреев (по словам Кона, "продемонстрировал глубокую симпатию к российским евреям"), не выдерживает критики — сей труд вышел для западного читателя, а до этого Цион писал весьма страшные вполне антисемитские вещи. В этом же месте Кон, видимо, не доверяя самому себе, предположил, что П.И. Рачковский воспользовался фельетоном или сатирой Циона, которая была изъята во время тотального обыска на вилле Циона в Швейцарии (Кон Н. Указ. соч. С. 67-68). Вот то противоречие, которое заметил Кон у Рачковского (Карьера П.И. Рачковского: Документы // Былое. 1918. № 2). Даже в переработанном виде ПСМ были доносом на всесильного Витте, его покровителя. Что-то не срабатывает. Да и как "отец" франко-русского союза мог подвергать опасности свое же детище. Несомненно одно, и это не заметили многие исследователи ПСМ, они были скрытно ориентированы на сторонников союза с Германией. Общая болезнь правых в России — тяготение к Германии — привела к тому, что ПСМ стали известны на Западе.

Архивы? По мановению чьей-то волшебной палочки они исчезли. Как и архив Рачковского, который в 1930 г. просматривал Николаевский. Архивы Циона, хранимые вдовой ученого до Второй мировой войны, бесследно исчезли и т. д.

Среди правых юдофобов очень много психически больных людей, о чем Давид Черняховский написал в замечательной статье-послесловии к книге Н. Кона. Я же убежден, что большинство правых — люди нечистоплотные, многих в правый лагерь затянули деньги. Тонкий аналитик Вл. Крымов полагал, что Суворин преуспевал вовсе не на правительственные субсидии — прямого субсидирования не было. Помощь получали полуправительственные "Санкт-Петербургские ведомости" (с 1875 г. в ведении Министерства просвещения, последний редактор князь Э.Э. Ухтомский); "Гражданин" Мещерского, "Земщина" и "Прямой путь", но все эти издания в одночасье "почили" — началась война и государству они стали в тягость, к тому же поддерживать прогермански настроенных людей было бы слишком странно. Кроме, понятно, "Санкт-Петербургских ведомостей", переименованных (как глупо) в "Петроградские ведомости". "Новое время" получало косвенную дотацию, воспользовавшись тем, что имен-

252

но в центральной прессе было разрешено печатать объявления земельных банков, особенно Дворянского. Эти набиравшиеся мелким шрифтом объявления давали в год до 80 тыс. рублей. Закон позволял публикацию объявлений только в "Правительственном вестнике" и в самой многотиражной центральной газете, каковой и являлось "Новое время". Тираж сытинского "Русского слова" был больше суворинской газеты, но издаваемое в Москве (не в столице) "Русское слово" прaва публиковать объявления не имело. Талантливых журналистов Суворин привлекал крупными гонорарами. Среди них было много бывших "левых", вроде Буренина. Крымов так и пишет, что и В.В. Розанов, и М.О. Меньшиков сами (т. е. никем не подгоняемые) пришли из левой пристройки в правую, привлеченные невиданной оплатой. Меньшиков получал за газетную строчку 50 копеек. Был скуп, на себя тратил мало и ко времени мировой войны у него было более полумиллиона рублей, помещенных в государственную ренту. Предчувствуя неизбежный крах империи, он советовался с многоопытным Крымовым об их реализации. Реалист Крымов советовал немедленно перевести накопленное в доллары или фунты, даже с большой потерей. Это было в начале 1917 г. Меньшиков не успел реализовать эту идею и, смею думать, безденежье привело его на скамью подсудимых и к расстрелу. Иначе он бы эмигрировал (см.: Крымов Вл. Указ. соч. С. 62). Как я понимаю, предложенная Крымовым Меньшикову операция была незаконной, но издатель "Столицы и усадьбы", будучи коммерческим жохом, советовал нововременцу провернуть ее через министра финансов Барка, который был одновременно одним из директоров "Нового времени". Се ля ви!

5 февраля

"Россия, которую мы потеряли". Крокодиловы слезы. Люди, оплакивающие царскую Россию, просто не знают истории своей страны. Для них история страны — это балы Наташи Ростовой, дворянские гнезда, Дворянские собрания и т. п. На худой конец — купеческие застолья в Яре... А что 90% населения империи, по переписи 1897 г., было неграмотным — это никого не интересует. Что страна каждые 10 лет ела человечину из-за перманентного голода — тоже не имеет значения. Что лапотную Россию бросили в горнило мировой войны — это тоже большевики виноваты. Короче, до революции Россия занимала по уровню жизни последнее место в Европе, собственно, такое же она занимает и сейчас. Вспомним французского историка Жюля Мишле (1798-1874): "Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, ее породившими"

253

(История французской революции). От себя скажу: в благополучных странах революции не происходят...

Сергей Есенин в 1925 г. в поэме "Анна Снегина" повторил один из душераздирающих мотивов А. Блока:

Война мне всю душу изъела.

За чей-то чужой интерес

Стрелял я в мне близкое тело

И грудью на брата лез.

Я понял, что я — игрушка,

В тылу же купцы да знать,

И, твердо простившись с пушками,

Решил лишь в стихах воевать.

Я бросил мою винтовку,

Купил себе "липу", и вот

С такою-то подготовкой

Я встретил 17-й год.

.............................................

Война "до конца", "до победы". —

И ту же сермяжную рать

Прохвосты и дармоеды

Сгоняли на фронт умирать.

Но все же не взял я шпагу...

Под грохот и рев мортир

Другую явил я отвагу —

Был первый в стране дезертир.

...............................................

И сколько с войной несчастных

Уродов теперь и калек!

И сколько зарыто в ямах!

И сколько зароют еще!

.............................................

Нет, нет! Не пойду навеки!

За то, что какая-то мразь

Бросает солдату-калеке

Пятак или гривенник в грязь.

О том же у Блока: "Грешить бесстыдно, непробудно", затем пойти в церковь, кинуть медный в тарелку грошик, бить поклоны, прикасаясь лбом к заплеванному полу, а потом:

А воротясь домой, обмерить

На тот же грош кого-нибудь,

И пса голодного от двери,

Икнув, ногою отпихнуть.

254

Но даже такой России поэт затем клянется в любви... Голодный пес перейдет из 14-го года в Октябрь 17-го и навсегда останется в "Двенадцати".

Читал ли Блок Бондарева? Была ли в его библиотеке книжка Бондарева, изданная "Посредником"? Но ведь Толстого читал — 100%. И потому:

Хорошо в лугу широким крyгом

В хороводе пламенном пройти,

Пить вино, смеяться с милым другом

И венки узорные плести,

Раздарить цветы чужим подругам,

Страстью, грустью, счастьем изойти, —

Но достойней за тяжелым плугом

В свежих росах поутру идти!

(курсив мой. — С. Д.).

"Май жестокий...", 1908 г.

6 февраля

Я люблю Некрасова. Больше всего "Рыцаря на час". Не любил он нашего брата, еврея. Не подписал письма в защиту Горвица и Чацкина, был на стороне Добролюбова, а не Чернышевского: тот заступился. У Некрасова есть самые щемящие стихи о вилюйском пленнике:

Его еще покамест не распяли,

Но час придет — он будет на кресте;

Его послал Бог Гнева и Печали

Царям земли напомнить о Христе*.

По цензурным соображениям в последней строке вместо "Царям земли" было "рабам земли". Мне же нравится вариант: "рабам земным"... Эстетика не согласуется с политикой.

Есть у Некрасова и о моем герое А.А. Суворове, хотя с иронией, но умно, не так, как у Тютчева:

...Где бы денег занять? Вот вопрос?

Вот вопрос! Напряженно, тревожно

Каждый жаждет его разрешить,

Но занять, говорят, невозможно,

Невозможнее долг получить.

Говорят, никаких договоров

Должники исполнять не хотят;

Генерал-губернатор Суворов

Держит сторону их, говорят...

Осуждают юристы героя,

________________

*Некрасов Н.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1965-1967. Т. 2. С. 325.

255

Но ты прав, охранитель покоя

И порядка столицы родной!

Может быть, в долговом отделенье

Насиделось бы все населенье,

Если б был губернатор другой!*

Есть у Некрасова удивительный эпиграф: "Человек, усовершенствованная обезьяна", подписанный: "Из записной книжки Ф." Повесть Некрасова писана в 1840 г. — вот тебе и Дарвин! (Т. 5. С. 19).

Прошлое: "виртуозные пальцы Тальберга" — из рассказика Некрасова. Я о Сигизмунде Тальберге писал статью... (КЕЭ. Т. 5. С. 91).

7 февраля

И снова о послесловии Д. Черняховского — "Глазами психиатра" — к книге Н. Кона "Благословение на геноцид". Постулат — ПСМ составляли психически ненормальные люди, склонные к массовому психозу. Среди антисемитов в действительности много людей с больной психикой, но много и вполне здоровых прохвостов. Вроде Суворина. А начинал с повести "Всякие. Очерки современной жизни" (1866), где под фамилией Самарский выведен Чернышевский. Или Буренин, написавший стихи на гражданскую казнь Чернышевского. И тот и другой были вполне здоровыми подлецами.

Я же заметил, что среди юдофобов полно педерастов. Вроде князя Мещерского, П.И. Чайковского, Колышко. Последнего мало кто помнит, а был такой бойкий фельетонист в "Новом времени", писал под псевдонимом Баян. Начинал мальчиком у князя Мещерского. Затем Колышко сменил некий Н.Ф. Бурдуков, в будущем камергер! Нечто вроде солнца в кругу педерастов. Подробно сия мерзость описана у С.Ю. Витте, Вл. Крымова и др. Настоящее имя Колышко — Иосиф-Адам-Ярослав Иосифович (1862 — умер 10 декабря 1920 г. — ошибка у Масанова: чуть многовато для действительного статского советника и чиновника Министерства финансов).

8 февраля

У Распутина здравый смысл. Главное не воевать с немцами: побьют. Мир подписать любой. После, окрепнув, все можно пересмотреть. Ему нравились деревни немецких колонистов — их зажиточность. Советовал крестьянам жениться на немках: они приносят в дом достаток (Симонович. Распутин и евреи. М., б.г. С. 97).

________________

* Там же. С. 173.

256

15 февраля

В "Воспоминаниях" С.Ю. Витте (1849-1915) масса материала, часть которого я проморгал. Например, рассказывая о потомках хазар и приводя мнение Гатцука и других, забыл упомянуть в ряду фамилий вице-председателя Союза Михаила Архангела черносотенца В.Н. Казаринова (Витте С.Ю. Воспоминания: В 3 т. М., 1960. Т. 3. С. 425). Так играет генетика, что сам Казаринов вряд ли помнил о своих хазарских и, вполне возможно, иудейских корнях. Про сего Казаринова известно из книги "Союз русского народа": он отвечал за снабжение боевых дружин оружием и его распределение по провинциальным отделам Союза. Этот Казаринов, по словам Витте, устроил "две адские машины", чтобы его (Витте) убить, и даже снял напротив дома бывшего премьера комнату, чтобы наблюдать сцену "возмездия". Но Бог автора Манифеста 17 октября 1905 г. миловал. С Казариновым случился "религиозный приступ", и, подойдя к дворнику, он попросил передать хозяину (Витте) перейти в спальню на другую половину дома...

У того же Витте много горьких слов в адрес "иностранного еврея" выкреста В.А. Грингмута (1851-1907): "Грингмут представлял собой все свойства ренегата. Известно, что нет большего врага своей национальности, своей религии, как те сыны, которые затем меняют свою национальность и свою религию. Нет большего юдофоба, как еврей, принявший православие". И далее: "Нет большего врага поляков, как поляк, принявший православие и особливо одновременно поступивший в русскую тайную полицию". Вывод Витте убийствен: "Для того чтобы быть истинным союзником, конечно, нужно быть врагом евреев, ибо какой же ныне консерватор не жидоед. По нынешним временам тот, кто не жидоед, не может получить аттестации истинного консерватора". Именно поэтому Грингмут сделался "жидоедом". Но это ему не мешало находиться в "дружбе" с директором Международного банка Ротштейном и получать от него вспомоществование (Там же. С. 468-469).

Много нелестных слов Витте высказал в адрес педераста князя Мещерского, внука Н.М. Карамзина Но есть одна деталь, несколько обеляющая реноме князя: он был категорически против японской авантюры, ибо предвидел ее крах. В особой записке, направленной Николаю II, указал на опасность войны и возможную революцию. Как водилось у Николая, он тотчас охладел к Мещерскому и лишь через несколько лет удостоил его личной аудиенции. Есть еще один штрих в биографии Мещерского: он также — категорически — был против дела Бейлиса. Думаю, лишь

257

смерть спасла престарелого лицедея от царской немилости (Там же. С. 575-594).

16 февраля

Я писал о юродстве Розанова, родственном юродству Распутина. Ссылался на некий феномен, привлекающий к ним женщин. Сексуальная необузданность, описанная Вл. Крымовым, вызвала неприятие и нападки. "Полупомешанный, полугений" — так определил Розанова Крымов (Из кладовой писателя. Париж, 1951. С. 58). Он писал, что когда Розанов прекращал "сдерживаться", то был отталкивающе противен, особенно противен женщинам, а между тем они в него влюблялись. То же отношение к евреям, которых он называл "жидами". Он верил, что евреи употребляли кровь, и восхищался этим, и осуждал Христа и Новый завет, ибо в Ветхом завете величайшее утешение и откровения!

А вот гениальная фраза самого Крымова: «Когда иностранец ищет настоящую "ам слав", он всегда находит еврейку из Белостока или Гомеля» (Там же. С. 177). Браво!

19 февраля

Люблю Тютчева. Люблю находить его в стихах О. Мандельштама, В. Хлебникова, Н. Заболоцкого. Люблю анекдот о картине А.А. Иванова "Явление Христа народу" — "Семейство Ротшильдов на водах". Но у него почти нет Ветхого завета. Изредка, но как всегда гениально:

Как тот борец ветхозаветный,

Который с Силой неземной

Боролся до звезды рассветной

И устоял в борьбе ночной.

"Он, умирая, сомневался...", 1865 г.

Человек имперский, он мечтал о Царьграде:

Не в первый раз кричит петух

....................................................

Вставай же, Русь! Уж близок час!

Вставай Христовой службы ради!

Уж не пора ль, перекрестясь,

Ударить в колокол в Царьграде?

"Рассвет", 1849 г.

Наивен. Ведь понимал же, что хуй у русских не стоит. А иногда вдруг современно: // Не тронуто Косово поле, // Не срыта Белая Гора (Раздел нынешней Югославии и Чехословакии!). "Над русской Вильной стародавной // Родные теплятся кресты // И звоном меди православной // Все огласилось с высоты".

258

Человек западный, но ограниченный: не любил Нессельроде, а чтил Горчакова. А ведь Нессельроде не дал бы разбить Францию и объединить Германию. Не любил поляков, клеветал на внука Суворова и т. д. Интересно, как отнесся к аресту Чернышевского? Знал ведь его по Цензурному комитету. ("Давно известная нам дура — // Неугомонная цензура // Кой-как питает нашу плоть — // Благослови ее Господь!")

К евреям Федор Иванович лично относился хорошо. Давал деньги Гейне, дабы великий поэт в "Путешествии на Грац" сказал пару добрых слов в адрес армии Дибича... Или к А.Ф. Гильфердингу — именно за "службу" в пользу славян.

1 марта

Существует мнение, что именно Достоевский выдвинул "ротшильдовскую" идею, например в "Подростке". Это далеко не так. К тому времени "идея" стала общим местом, в подтверждение стоит процитировать фрагмент частного письма Н.В. Гоголя к В.А. Жуковскому от 12 марта 1847 г. из Неаполя. Получая в Неаполе деньги по векселю, Гоголь столкнулся с затруднениями технического порядка: "И теперь, в ту самую минуту, когда здешний неаполитанский Ротшильд уже дал было повеление своей кассе выдать мне по нем денег, им овладело вдруг сомнение. Ни удовлетворение гамбургского Гейне, ни ручательство франкфуртского кровного брата не могло его успокоить. Еврейская душа почувствовала в эту минуту только то, что дело идет о деньгах, стало быть, о предмете священнейшем всего на свете (выделено мной. — С. Д.), а потому просила меня дать ему время сделать еще разыскания и снестись с Гамбургом. А потому я распорядился так, чтобы он все взял на свои руки, как разъясненье по делу векселя, так и доставку его обратно к барону Штиглицу..." (Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. Письма. М., 1952. Т. XIII. С. 254). Здесь интересно несколько второстепенных фактов: семейство Ротшильдов в Неаполе и Франкфурте, банкир Гейне в Гамбурге (дядя поэта Генриха Гейне), барон Штиглиц — петербургский банкир, крещеный еврей, из тех, кого сам Потемкин выводил в люди. То есть практически вся Европа в еврейских банкирских руках. С Неаполем связано и приключение Герцена — здесь у его жены украли все документы, в том числе банковские. Герцен пришел к соглашению с неаполитанскими "мафиози" и, заплатив требуемую сумму, вернул похищенное! Все как теперь.

Я получил от Инны (моей жены) роскошный подарок: Альбом Фалька. Художник, которого я люблю, хотя и понимаю его

259

некоторую ограниченность. В биографии Роберта Рафаиловича Фалька (1886-1958) несколько приметных и неприметных фактов. Родился в обеспеченной еврейской буржуазной семье, отец — юрист и известный любитель шахмат Рафаил Александрович Фальк (умер в 1913 г.). Лучший результат — 1-2-й призы в первенстве Москвы в 1901 г. Блестяще вел шахматные отделы в московских немецких газетах "Moskauer Deutsche Zeitung" и др. (Словарь шахматиста Левенфиша). Отсюда семейная тяга к германской культуре. Впервые Фальк участвовал в выставке под псевдонимом-анаграммой Клаф Требор. Многоженство и переход в православие (?), получил имя Роман. Первая жена Елизавета Сергеевна Потехина; в 1916 г. родился сын Валерий Робертович Ф., тоже художник, погиб под Сталинградом в 1943 г. Второй брак с дочерью Станиславского, Кирой Константиновной Алексеевой (1920-1922); в 1921 г. родилась дочь Кирилла, в замужестве Барановская.

В 1921 г. послан Наркомпросом в Витебск, "унять" Казимира Малевича. Как известно, Шагал бежал из Витебска из-за разногласий с Малевичем. В кармане Фалька лежал мандат на арест Казимира. К чести Фалька, он им не воспользовался. Въезд в Витебск его потряс: Фальк вышел из здания вокзала и увидел, как прямо на него едет извозчик с картин Шагала, с пейсами и в лапсердаке. По городу ходили куры, козы и прочая живность, домишки крохотульные. И вдруг в середине улицы шедевры Казимира: геометрические конструкции, кубы, цилиндры. Фантасмагория Малевича на фоне Шагала...

В Витебске сошелся с Раисой Вениаминовной Идельсон, которая стала его третьей женой. Далее совместные работы с А.М. Грановским в Госсете в Москве. И странная командировка в Париж — "с целью изучения классического наследия", которая продолжалась почти 10 лет, с 1928 по 1937 г. В Париж он уехал с Идельсон, но спустя год она вернулась в СССР "к больному отцу" (?). В 1930 г. с невозвращенцем А.М. Грановским оформил в "Габиме" спектакль "Уриэль Акоста" Гуцкова. В 1935 г. в Париже работал с Грановским над фильмом "Тарас Бульба". (Ну сущее кафкианство: два еврея при антисемите Гоголе. Интересно, как показан погром: со смехом или без оного?)

Возвращение в Москву, в "лучший — 1937-й — год", "в канун 38" (из автобиографии). Загадка, если только он не работал на Советы. Время похищения генерала Миллера... Странный отказ от поездки в Америку. Странно... В 1939 г. для Михоэлса оформил "Соломона Маймона". Это здорово. В 1940-1941 гг. оформил с сыном спектакль "Испанцы" М.Ю. Лермонтова для Госсета.

260

Лермонтов на идиш. Потрясающе. Еще один аргумент в пользу известной гипотезы об отце поэта — Ансельме Леви(се). В четвертый раз Фальк женился на Ангелине Васильевнне Щекин-Кротовой. Вообще ходок по русским бабам. Вероятно, конец 40-х годов. В ледяную студию пришли двое — директор Третьяковки Лебедев и критик (?) Сысоев, представители художественных властей. Вероятно, Лебедев хотел приобрести для Третьяковки работы Фалька. Может быть, хотел его поддержать. Стены в студии были покрыты льдом. «Фальк стал показывать пейзажи, "понятные соцреалистам", и Лебедев восхищенно воскликнул: "А все-таки Фальк всегда побеждает цветом. Что за цвет, смотрите!" Сысоев перебил его, грозно насупился и вымолвил: "Дело не в цвете. Этот пейзаж — не русский пейзаж. Наши березы рослые, ровные, стройные. А это местечковая береза, вся изогнулась, искривилась" (курсив мой. — С. Д.). Фальк вышел из комнаты, а я сказала гостям: "До свидания. Он больше не будет показывать"» (Щекин-Кротова А.В. Лирические комментарии. Цит. по: Левина Т. Роберт Фальк. М., 1996. С. 56. Примеч.).

2 марта

Я выискиваю евреев из самых разнообразных источников. Довольно часто мной движет инстинкт, интуиция. Документов у меня под руками нет, больших библиотек тоже, архивы в России. За каждым "пуком" обращаюсь к Толе Рубашеву, да хранит его Господь. В принципе мне нужны сотрудники — несколько молодых, но знающих людей. Даже вообразить трудно, где их можно найти. Я уже не говорю о средствах. Но моих глаз и моей памяти, конечно, никто не заменит.

Вот маленькая новелла из Костромы. Ее прославленный красивейший собор — церковь Воскресения на реке Дебре. Построена в 1652 г. на средства богатого костромского купца Кирилла Григорьевича Исакова. Его называют негоциантом — он вел торговые дела с Англией. Торговля была, выражаясь современным языком, батальная, т. е. средневековая, обменная. Традиционный товар России: пенька, воск, лес, меха — в обмен в числе других товаров на дорогую краску, доставляемую из колоний. Больше всего в России ценили голубую краску индиго, ввозимую из Индии. Цена ее была баснословной — бочонок золота приравнивался к бочонку индиго. Легенда гласит, что однажды Исаков по ошибке вместо бочонка краски получил из Англии бочонок золота. По законам жанра, честный купец сообщил о происшествии в Альбион и спросил, что делать с присланным по ошибке товаром. В ответ его лондонский корреспондент попросил Исакова употребить золото на богоугодное дело. Так на средства не то англичан,

261

не то Исакова была выстроена красавица-церковь. То, что в легенде есть зерно правды, ясно из барельефов собора, где изображены лев и единорог — геральдические звери английского герба. Изображение их на центральном фасаде главного входа служит весомым аргументом в пользу такого предположения (см.: Масленицын С. Кострома. Л., С. 30). Меня интересует лишь история купца с неординарной фамилией Исаков. С именем его все "нормально", но в отчестве тоже чувствуется иной говорок. Вспомним купцов Исаевых и Григорьевых, выкрестов, живших приблизительно в это же время в Мещанской слободе Москвы. Что же касается торговли с Англией, то во времена Ивана Грозного ее вел некий купец Юдин.

21 марта

[Не вошедший в книгу фрагмент]: В защиту Михаила Михайловича Филиппова выступил сам Дмитрий Иванович Менделеев, доказавший на страницах "Санкт-Петербургских ведомостей" полную некомпетентность "А.Т.": «То, что я прочел в статье "Нового времени", содержит в действительности не "научный разврат", а научную белиберду, и как она связана с именем покойного М.М. Филиппова, от которого я ничего подобного никогда не слыхал и с которым всегда беседовал с большим удовольствием, мне совершенно неясно... для меня остается совершенно неясной связь между белибердой статьи г. А. Т-а и кончиной человека, который, по моему мнению, оставил о себе добрую память у всех, кто его знал» (цит. по: Филиппов Б.М. Тернистый путь. М., 1969. С. 164). Для нас интересно то, что великий химик, будучи еврейского происхождения, тщательно им скрываемого, был бытовым антисемитом, что, как видим, не мешало его дружеским отношениям с воинствующим филосемитом. Об этой стороне жизни Д.И. Менделеева мало известно, но, кажется, именно сейчас пришло время поговорить об антисемитизме части русских профессоров, знакомых нам по романам П.Д. Боборыкина (1836-1921).

Один из мемуаристов, поступивший в 1876 г. в Петербургский университет, вспоминал, что лекции профессора-экономиста Эдмунда Романовича Вредена (1835-1891) — чьи взгляды, пожалуй, легко вписались бы в современную эпоху — представляли собой не разбор экономических теорий, а рассказ анекдотов о "жидах", в частности о Марксе и Лассале, которых он иначе, как жидами, плагиаторами, нулями и разрушителями всего созидаемого, не называл. Когда однажды один из студентов спросил профессора: "Ну, а еврей Давид Рикардо?" — то, естественно, ответа не получил. И далее: «...С профессором Вреденом сопер-

262

ничал по части юдофобства знаменитый химик Д.И. Менделеев. По поводу нанесенного студентом Коганом-Бернштейном оскорбления бывшему министру народного просвещения Сабурову во время университетского акта, Менделеев разразился на лекции следующей филиппикою: "Будучи студентом, я и мои товарищи посещали часто галерку Александрийского театра, где занимали всегда одни и те же места. Но вот мы стали чувствовать около себя на галерке дурной запах. Оказалось, что к нам присоседился студент по фамилии Коган. Коганы всегда распространяют вокруг себя дурные запахи"... Какое впечатление должен был произвести этот монолог... на студентов-евреев — нетрудно себе представить» (Кауфман А.Е. За много лет // Еврейская старина. СПб., 1913. Т. VI. С. 214).

В редакции "Русского еврея", где был рассказан этот эпизод, больше всех возмущался профессор Николай Игнатьевич, он же Hoax Исаакович, Бакст (1842-1904): "И вот что возмутительно, — волновался по этому поводу Бакст, — ведь сведущие люди уверяют, что Менделеев — соплеменник Коганов, что его предок — быть может, Мендельсон — попал в Сибирь, а сам он родился, как известно, в Иркутске!.. Отчего бы... не попытаться... запросить по этому поводу иркутского раввина? Пусть бы порылся в старых метрических книгах. Нелишне поскаблить наших жидоморов, в жилах которых течет еврейская кровь" (Там же. С. 333). К своему счастью, уважаемый Николай Игнатьевич не читал пресловутого письма своего кумира А.И. Герцена к Н. Огареву. Напомню, что в письме Бакст "пребывал" в одном ряду с пердоносными и сопливыми семитическими "муранами". Как бы реагировал на это Бакст? (О еврейском происхождении Д.И. Менделеева см.: Philo Lexicon-Handbuch des judischen wissens. В., 1935. P. 452. Обратим внимание на то, что лексикон вышел после прихода нацистов к власти.)

Великий физиолог Илья Фаддеевич Цион (1842-1912) был прав, когда утверждал, что происхождение ровным счетом ничего не стоит. Тот же Кауфман привел, как он уточняет, далеко не полный список иудеев-юдофобов. При этом он, как и московский раввин Л.С. Минор, считал, что многие крестившиеся евреи или люди, в чьих жилах течет толика еврейской крови, остались верными друзьями своего народа. Я же продолжу рассказ о профессорах-антисемитах. И здесь никак не обойти колоритнейшую фигуру физиолога И.Ф. Циона.

263

Биография Циона изучена недостаточно, в ней много лакун и путаницы, относящихся к разным периодам его жизни.

Отец Циона, по имени Пинхас, по некоторым данным, родился в местечке Витебской губернии; в отрочестве был схвачен "хапунами" и перевезен в глубинку империи, в деревню, где до призыва в армию в течение трех лет находился в услужении у крестьян. Своих родителей Пинхас больше не увидел. Работая мальчик тяжело, почти забыл свое еврейство, но ни за что не хотел креститься. Затем попал в Казань и, несмотря на сопротивление, был насильственно крещен. Окончил унтер-офицерскую школу (для фельдшеров?) и, будучи одаренным человеком, быстро продвинулся по службе. Отслужив 25 лет, он вышел в отставку в офицерском чине (поручиком?). Поселился в Саратове, где был чиновником судебной палаты. Свое еврейское прошлое он начисто забыл, хотя не стал, как многие выкресты, юдофобом. В это время в Саратове разыгралась кровавая драма: евреев обвинили в ритуальном убийстве. Атмосфера последних лет царствования Николая I была удушающая. Во время суда он пережил духовный кризис и вновь обратился к иудаизму, послав прошение в Синод и указав на насильственное крещение. Суд тянулся три года, но в прошении ему было отказано. Все близкие думали, что дело кончится ссылкой в Сибирь. Но наступили благословенные времена Александра Освободителя, и ему наконец-то разрешили вернуться к своей вере. Я уже упомянул, что таких случаев было несколько. Из Саратова он переехал в Самару, где женился на дочери резника (шойхета). Тесть стал обучать его иудаизму. Через год у него родился сын Илья. Эта святочная история, сообщенная в книге биографа его сына Ш.Л. Цитрона, имеет один недостаток. Саратовское дело началось в 1850 г., а будущий физиолог родился в 1842 (Цитрон Ш.Л. За занавесом. Вильно, 1923. Т. 2. С. 175-188).

В Библиотеке конгресса США есть материал, содержащий другую версию происхождения И.Ф. Циона. По ней — он родился в Ковно (Литва), получил дворянство в 1877 г., "нобилитирован" и с этого момента добавлял к своей фамилии префикс "де", что соответствовало баронскому титулу, но было чистым самозванством.

Сына Пинхас обучал самостоятельно до восьми лет. Мальчик проявлял необыкновенные способности. Понимая, что его собственных знаний недостаточно, отец и еще три еврея из Самары пригласили для своих детей в качестве учителя и знатока Закона (ламдана), по-видимому, невинно оклеветанного и сосланного еврея из Борисова (Беларусь). Согласно договору, учитель жил в

264

доме Пинхаса и был, с иудейской точки зрения, очень образованным человеком, кстати сказать, сведущим не только в Торе, но и в светских дисциплинах. В прошлой жизни он кормился винокурением. Занятия проходили весьма успешно. Параллельно Илья в возрасте 17 лет окончил гимназию с золотой медалью. К этому времени закончился и срок ссылки "ламдана", который вернулся на родину, сохранив дружеские отношения с семейством Ционов. В письмах любимому ученику он убеждал Илью, что во имя мук, перенесенных отцом, тот должен остаться евреем. Тем временем Илья был принят в Санкт-Петербургский университет, где его дарование было сразу отмечено. (Надо полагать, что отец Циона состояния не нажил, ибо в Петербурге Илье помогала еврейская община, ее столпы богачи — Нейман, барон Гинзбург, Малкиэль, Поляков, Берлин.) По сведениям Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона и Большой медицинской энциклопедии, он получил высшее образование в Варшавской медико-хирургической академии, в Киевском и Берлинском университетах и окончил их со степенью доктора медицины и хирурга. По сведениям, сообщенным весьма солидным источником, Цион "из мещан иудейского вероисповедания", окончил в 1858 г. Черниговскую гимназию, поступил в Варшавскую медико-хирургическую академию, оттуда в 1859 г. перешел в Киевский университет на медицинский факультет. Из Киева переехал в Берлин. Перед отъездом за границу отец взял с него клятву, что тот никогда не предаст иудаизма. Он показал свою исполосованную спину: "Смотри, как меня били, но я остался евреем!" (Руденко A.M. Столетие русской военной ветеринарии, 1812-1912. СПб., 1912. С. 85).

В Германии произошло личное знакомство И.Ф. Циона с Фердинандом Лассалем и короткое увлечение социализмом. Вскоре он покинул ряды социал-демократии и вообще "прогрессивного" движения. Его взгляды стали резко правыми. В Петербургской военно-медицинской академии он 19 мая 1865 г. защитил докторскую диссертацию и был принят в звании приват-доцента в Петербургский университет. 22 декабря того же года командирован для стажировки за границу, где достиг выдающихся научных успехов. В 1870 г. назначен экстраординарным профессором СПб. университета на кафедру анатомии, но читал курс физиологии — первый случай в истории России, когда некрещеный еврей получил такую должность!

Способствовал этому И.М. Сеченов. Он писал начальнику Медико-хирургической академии: "По моему глубочайшему убеждению, в настоящее время лицо, имеющее всего больше

265

прав на занятие оставляемой мною кафедры, есть профессор Петербургского университета доктор Цион. Я знаю, что в случае выбора он посвятит свои силы исключительно Академии, и, таким образом, последняя приобретет в нем чрезвычайно полезного деятеля". "Благодарный" Цион впоследствии с ним рассчитался (Сеченов И.М. Научное наследие. М, 1956. Т. 3. С. 51-52). 20 августа 1872 г. Цион назначен ординарным профессором физиологии в Военно-медицинскую академию. За время пребывания в академии четыре раза выезжал в заграничные командировки. Преподавание велось согласно новейшим открытиям и исследованиям. Речь тридцатилетнего профессора была в высшей степени уверенной, дикция четкой, короче, он был блестящим лектором. Его представительная и красивая фигура дополняла картину и привлекала на его лекции массу народа, нередко до трехсот человек. По просьбе врачей Цион в 1873 г. читал вечерний курс экспериментальной физиологии дыхания и кровообращения. Эти курсы посещали многие светила медицины. Спустя много лет, в 1900 г., в дни опалы, Циона официально назовут основателем новой системы преподавания физиологии в Академии! Но... 17 октября 1874 г., вследствие студенческих беспорядков, направленных против него лично, он прекратил чтение лекций и в следующем году был уволен, получив при этом чин V класса (статский советник). Подноготную этих беспорядков можно суммировать таким образом: правые взгляды Циона (он был дарвинистом) и еврейское происхождение способствовали созданию против него общего фронта. Современник и недоброжелательный ученик писал об этом так: «Профессор Цион, глубоко образованный и очень талантливый лектор... Лекции посещались очень усердно, но вот профессор Цион, почувствовав к себе внимание молодежи, стал требовать особого почтения к "своей иерусалимской особе", завел строгие порядки... кроме того, на переходных экзаменах по физиологии срезал более 80 студентов, привязываясь к пустякам и утверждая, что все мы безобразно обучались и ничего не знаем по анатомии, наконец, позволил себе язвить одну из преподавательских особ, "для нас священную"». Тот же источник с удовлетворением сообщал о лишении Циона Высочайшим указом чина действительного статского советника (Воинов Л.И. Очерк XXV-летней деятельности врачей выпуска 1878 г. Императорской Медико-хирургической академии, 1878-1903 г. СПб., 1903. С. 41-42). Как утверждал Воинов, по доносу Циона арестовали многочисленную группу студентов, среди которых был один "бледнолицый" (т. е. в переводе — русак), который всегда относился к Циону-ученому с

266

уважением, подавляя неприязнь к "жиду": "...наука не знает и не должна знать национальности!" На допросе бледнолицый, однако, заявил, что ему в Ционе не нравится "жидовство" и презрение к лицам, более талантливым, чем он (?). Многие студенты попали в узилище, и тот же свидетель настаивает, что все это было сделано ради восстановления репутации профессора Циона, этого "иерусалимского дворянина — citoyen de Cyon, — испугавшегося справедливого... суда, требовавшего его к ответу за памфлет на достойного нашего министра (т. е. С.Ю. Витте. — С. Д.), и трусливо улепетнувшего впоследствии во Францию" (Там же. С. 45-46). В этом опусе не знаешь, чему больше удивляться, юдофобии автора или "иерусалимского дворянина" — своя свояше да не узнаше...

Далее о "зависти" Циона... Его лучший ученик лауреат Нобелевской премии Иван Петрович Павлов ("бледнолицесть" которого мы обсуждать не будем) очень высоко ценил Циона как исключительного вивисектора, замечательного лектора и человека, умевшего держать своих сотрудников в руках, но отнюдь не суровыми мерами, а отношением к делу. Цион сердился, когда во время вивисекционных опытов кто-нибудь забрызгивался кровью: все должно было быть чисто и аккуратно. Павлов, по воспоминаниям академика Л.А. Орбели, рассказывал, что Цион держал пари, что в канун Нового года поставит, будучи во фраке, опыт с сердечными мышцами: "Как известно, этот опыт требует перевязки ряда артерий, вскрытие грудной клетки, препарировки сердечных нервов, — это самая тяжелая операция, которую приходится делать вивисектору. И действительно, вечером 31 декабря Цион приехал в лабораторию, собрались все его ученики, и он во фраке, с белой грудью, в белых перчатках, взял скальпель и пинцет... блестяще провел операцию, пораздражал сердечные нервы, затем надел пальто и отправился встречать Новый год. Этот опыт он проделал так быстро и так аккуратно, что его перчатки остались незапачканными". Л.А. Орбели писал, что Иван Петрович рассказывал об этом как о примере блестящей техники и умения, которыми обладал Цион (Орбели Л.А. Воспоминания. М.; Л., 1966. С. 9-10). Кажется, здесь неуместно говорить о зависти, по крайней мере зависти Циона к кому-нибудь.

Академик Павлов недвусмысленно намекал, что конфликт имел "национальную" подоплеку. Это относилось и к И.И. Мечникову, и к Циону. Спор относительно научных достижений Циона и его конкурента, затеянный противниками Циона, был вынесен на суд четырех ученых с мировым именем: Карла Людвига, Эрнста Брюкке, Клода Бернара, Майкла Фостера. Пятый

267

отзыв прислал Гельмгольц. Это Соломоново решение принял военный министр Д.А. Милютин по просьбе начальника Медико-хирургической академии Н.И. Козлова (крещеного еврея и прадеда писателя Набокова). Милютин, человек в высшей степени порядочный, в ведении которого находилась Академия, добивался полной объективности... Считается, что этот шаг военный министр принял под давлением правых кругов, но это не так: Милютин искал достойного кандидата. Ответ западных ученых был единогласен: все дали Циону блестящую характеристику — к этому времени он имел мировую известность.

Вот выдержки из характеристик, данных Циону западными коллегами.

Карл Фридрих Вильгельм Людвиг, крупнейший физиолог (открывший вместе с Ционом в 1867 г. нерв, тормозящий сердечную деятельность), писал: "О докторе Ционе я хорошо осведомлен. Кроме тех исследований, которые он сделал во время практики в лаборатории, им выполнены другие, совершенно самостоятельно. Его труды свидетельствуют о том, что он глубоко образованный ученый, способный экспериментатор, одаренная голова..." (За совместное открытие Цион и Людвиг были удостоены первой Монтионовской премии Парижской академии наук.)

Клод Бернар, крупнейший естествоиспытатель, основоположник экспериментальной физиологии, дал следующую характеристику: "Я рассматриваю Циона как молодого физиолога с большими заслугами. Значительные работы, опубликованные им, награды Академии наук, которые он получил во Франции, и преданность, проявленная им в науке, служат гарантией его новых успехов в будущем. Я поддерживаю кандидатуру Циона в интересах физиологии, в которой, я надеюсь, он займет достойное место".

Герман Людвиг Фердинанд Гельмгольц, один из величайших естествоиспытателей: "Прежде всего я знаю, что господин Цион прилежный и способный экспериментатор и что его работы принимаются немецкой физиологией с большим доверием. У него ряд важных и оригинальных исследований о функции раздражимости вегетативной нервной системы..." (цит. по: Поповский А. Заметки писателя о русской науке. М., 1950. С. 190).

Короче, военный министр приказом назначил Циона на кафедру. Серая профессорская мафия, проглотив пилюлю, ждала реванша и дождалась. Это был период, когда студенты могли манкировать занятиями. Обычно староста вступал в сделку с профессором, принося матрикулы и получая переходную оценку:

268

"Профессор, мы не интересуемся нашими пятерками, мы все согласны получить тройки" (Орбели Л.А. Указ. соч. С. 11). Этой практике Цион, выученик германского университета, где главное — "орднунг" (порядок), положил конец, предупредив студентов на первой же лекции, что будет их серьезно экзаменовать. Студенты устроили ему обструкцию. В итоге сложилась любопытная комбинация: Цион подвергся нападкам как еврей — это понятно, и как педагог-педант — и это естественно, но и как ученый-антидарвинист и человек правых взглядов — например, он неоднократно заявлял, что его благодетель И.М. Сеченов своим материализмом и либерализмом нравственно развращает молодежь.

Сравнив воспоминания Воинова и Павлова, мы можем восстановить картину произошедшего. Несмотря на защиту Милютина, Цион вынужден был покинуть Академию к радости студентов-бездельников и бездарных конкурентов. Кстати сказать, в стенах Академии 22 ноября 1871 г. он прочитал выдающийся по тем временам доклад на тему "Сердце и мозг", опубликованный во множестве русских и западных изданий: «Речь Циона "Сердце и мозг", изящная и простая по содержанию...» (Квасов Д.Г. Памяти Ильи Фаддеевича Циона (1842-1912): К 50-летию со дня кончины // Физиологический журнал. 1962. № 12). Совместно с братом доктором М. Ционом (1867) И.Ф. Цион описал и экспериментально доказал ускоряющее влияние симпатической иннервации на сердце. (Кажется, это единственная совместная работа братьев, разошедшихся друг с другом по причине ренегатства Ильи: брат навсегда остался в иудаизме.) Ционом был написан первый учебник по физиологии на русском языке (Цион И.Ф. Курс физиологии. СПб., 1873-1874. Т. 1-2). Он же пионер электротерапии (Цион И.Ф. Основы электротерапии. СПб., 1874).

Изгнание Циона, конечно же, нанесло ущерб науке и разрушило его как личность. Он начал деградировать, дошло до того, что имя Циона стали связывать с "Протоколами Сионских мудрецов". (Сеченов, прекрасно осознавая его человеческие слабости, писал 19 апреля 1870 г. И.И. Мечникову, что готов помочь Циону получить кафедру, которой сам прежде руководил (см.: Борьба за науку в царской России: Неизданные письма. М.; Л., 1931. С. 59). Спустя 15 лет после отставки И.Ф. Циона М.Н. Катков писал К.П. Победоносцеву, что этот талантливый ученый подвергся травле либеральных кругов за свои выступления против материалистического направления. Например, тот же Илья Ильич Мечников в предисловии к книге "40 лет

269

искания рационального мировоззрения" (1914) выступил с резкой критикой труда Циона "Бог и наука", что, однако, не помешало ему высоко оценить его как физиолога: "Особенная судьба, — писал он, — выпала на долю Циона, недавно скончавшегося в печальном одиночестве в Париже. Многие знавшие его — и я в том числе — его очень не любили за его злобный характер и неспособность стать на сколько-нибудь нравственно возвышенную точку зрения. Но справедливость побуждает отнести его к числу особенно талантливых и оригинальных ученых, деятельность которых оставила по себе неизгладимые следы. К положительным сторонам его следует отнести то, что он дал науке такого первостепенного ученого, как профессор И.П. Павлов... Прежде чем покинуть Медицинскую академию, Сеченов позаботился о достойном замещении его кафедры... он обратил внимание на только что вернувшегося из-за границы молодого, но уже очень известного талантливого физиолога Циона, вышедшего из той же школы, что и Сеченов, из школы Людвига. Хотя в то время антисемитическое движение в России далеко не было так сильно, как в последующие времена... Сеченову пришлось много хлопотать, чтобы заставить профессоров академии и начальство согласиться поручить кафедру еврею Циону. Но, к сожалению, уже в непродолжительном времени начались неприятности в Медицинской академии по поводу нового профессора". Далее Мечников осуждает Циона "за жестокость" по отношению к животным, которых он резал в лаборатории беспощадно, сравнивая его с Сеченовым, который не мог без слез осмотреть на подопытных собак: «Не таков был преемник Сеченова. Не стеснявшийся мучить животных, он не обнаруживал особенно добрых чувств и к людям. (Не здесь ли кроется "тайна" памятника собаке поставленного Павловым в Колтушах? — С. Д.) Эту сторону своего характера он не замедлил проявить на своих лекциях». Цион не преминул развенчать авторитет своего благодетеля Сеченова, которого студенты боготворили. "Не питая уважения к нравственной личности, стали относиться отрицательно и к его научной деятельности. По малейшему поводу они громко выражали ему знаки неодобрения. Отсюда — беспорядки на лекциях. Не встречая сочувствия в своих товарищах, Цион вынужден был покинуть стены Академии и университета".

На защиту Циона безоговорочно встал Иван Павлов. Он писал в автобиографии: "Мы имели ряд профессоров с огромным научным авторитетом и с выдающимся лекторским талантом... Огромное впечатление на всех нас, физиологов, производил проф. Илья Фаддеевич Цион. Мы были прямо поражены его

270

мастерски простым изложением самых сложных физиологических вопросов и его поистине артистическою способностью ставить опыты. Такой учитель не забывается всю жизнь (курсив мой. — С. Д.). Под его руководством я делал мою первую физиологическую работу... Переходя в академию, я должен был быть ассистентом у проф. Циона (читавшего также физиологию и в академии)... Но произошла дикая история: талантливейший физиолог был выгнан из академии" (Павлов И.П. Полн. собр. соч М.; Л., 1952. Т. VI. С. 442). Позиция Павлова ясна: была совершена подлость...

Спустя много лет в статье советского периода, посвященной Циону, об этом казусе сказано корректно и близко к истине: "Вынужденный уход И.Ф. Циона (по причине несогласия, обнаруживающегося между ним, студентами Медико-хирургической академии и группой профессоров, в котором все стороны были виноваты) нанес тяжелый удар его научным экспериментальным планам и нарушил связи с русскими физиологическими учреждениями" (Квасов Д.Г. Указ. соч.).

И еще: в молодости красивый, успешный и тщеславный ученый пользовался большим успехом у женщин. Женился на красавице, дочери миллионера Самуила Малкиэля. Ей было 18 лет, и, как сообщает источник, она была не только красива, но и умна. В доме тестя Цион прошел школу больших финансов. Многие не могли забыть, как элегантный профессор в роскошном экипаже подъезжал к воротам Академии, вызывая элементарную человеческую зависть...

Существует и другая версия происхождения Циона, на мой взгляд, более традиционная. Ционы родом из местечка в Черниговской губернии. Учитель по фамилии Цвейфель был знатоком Талмуда, упорным защитником хасидизма. Этот Цвейфель утверждал, что братья Ционы были его учениками. Достоверно известно, что один из Ционов, военный врач, навсегда остался в иудаизме, более того, его семья была сионистская. Этот же источник сообщает, что столкновение в Академии произошло со студентом С.А. Венгеровым, который вынужден был перейти на филологический факультет университета и стал знаменитым ученым, правда, как и его враг, покинул ряды угнетенного меньшинства (см.: Шафир М. Мои воспоминания // Еврейская летопись. 1926. № 4. С. 109). В то время И.Ф. Цион был профессором как Военно-медицинской академии, так и университета. После того как его тесть Малкиэль разорился, а в 1875 г. Цион был изгнан из университета, он перешел в православие, развелся с женой и вторым браком женился на дочери профессора Неймана. В том же

271

1875 г. по приглашению знаменитого ученого Клода Бернара Цион уехал в Париж, где занимался физиологией. Параллельно сотрудничал в "Московских ведомостях" и "Русском вестнике" М.Н. Каткова, куда его рекомендовал сам Александр III: «...государь выразил мысль, что не мешало бы "Ведомостям" иметь Циона сотрудником» (см. письмо министра народного просвещения И.Д. Делянова К. Победоносцеву от 29 июля 1887 г. // К. П. Победоносцев и его корреспонденты. М.; Л., 1923. Т. 1, полутом 2. С. 675). Михаил Никифорович принял активное участие в крещении Циона. Из письма Каткова Победоносцеву от 2 июня 1887 г.: "В дополнение к тому, что мною сказано о Ционе, спросите у И.Д. Делянова о причинах, побудивших его оставить профессуру в медико-хирургической академии. Он, физиолог, был сильным противником материалистического направления, которое, особенно через эту науку, проникало в умы и приобретало силу благодаря либеральному режиму того времени... Он очутился в антагонизме с этим режимом, который развращал и учащих и учащихся и долго держаться не мог... он не мог пренебречь открывшимися ему видами получить кафедру физиологии, где имя его было известно... Виды на кафедру рушились после того, как влиятельный товарищ его по науке Поль Бер(т), став правительственным лицом и открыв свой поход против религии, встретил убежденного противника в Ционе, с которым даже был в наилучших отношениях и способствовал ему в достижении кафедры. Циону оставалось тогда для содержания себя и семейства перенести свои замечательные способности на экономическую почву. Он управлял обширными промышленными предприятиями и приобрел в этой сфере познание, опыт и связи, которыми воспользовался в последнее время управляющий министерством финансов (С.Ю. Витте. — С. Д.). Цион успешно и быстро исполнил важное возложенное на него поручение.

У Вас должен иметься отзыв о Ционе штутгартского протоиерея Базарова, который ввел его в нашу церковь. Мне известно, что Базаров был глубоко тронут духовным настроением Циона и его жены...". В письме, отправленном почти вслед за процитированным, Катков сообщал, что был заочным восприемником по крещению Циона, и снова писал о его честной борьбе еще "в еврейскую бытность" против нигилизма и анархизма, за христианскую церковь против безбожника Поля Бер(т)а, подвергаясь при этом систематическому гонению (Там же. С. 715-716,719).

В этих отзывах есть несколько важных аргументов. И главнейший, на мой взгляд, — это преданность И.Ф. Циона "чистой"

272

науке. Он не желал идти на компромиссы и не боялся остаться в одиночестве. Как антидарвинист (хотя Дарвина он оценивал очень высоко: "один из великих ученых текущего столетия") в эпоху полного господства дарвинизма он нажил много врагов, нанеся этому направлению сильный удар. Все остальное в жизни Циона было искусственным. Ну, например, история с его крещением, рассказанная Сувориным со слов его сведущего корреспондента из правых научных кругов: "Катков хотел его крестить, когда он явился к нему с рекомендацией Ротшильда о конверсиях. Цион согласился. Приготовили купель и проч. Является Цион и говорит, что он лютеранин, а потому крестить его не надо, а нужно только произвести обряд присоединения лютеранина к православию. Оказалось, что в несколько дней он успел принять лютеранство, для того чтобы принять православие" (Суворин А.С. Дневник. М., 1992. С. 295). Если это правда, то ход Циона равен хитроумию Одиссея: введенные впоследствии опросные листы для чиновников (подобие советских анкет с включением пятого пункта) содержали вопрос: "Из какого вероисповедания перешел в православие?" Ответ мог гласить — из лютеранства. Крещеные мерзавцы, обогащенные "опытом" Циона, таким путем избегали упоминания слова "иудаизм".

"Опыт" Циона был неоценим для русской разведки. Так, благодаря ему, наладилась связь с одним из магараджей, пожелавшим, как можно предположить, освободиться от англичан при помощи русских. Шифрованные телеграммы от Циона пересылались к И.Д. Делянову (см.: К.П. Победоносцев и его корреспонденты. С. 697, 711). О, извечная русская мечта об Индии — Петра Великого (экспедиция Бековича) и Павла I, Блаватской и Верещагина, Николая Нотовича и вот Циона. Начиная с Блаватской все они были связаны с русской секретной службой.

После смерти М.Н. Каткова Цион претендовал на должность редактора "Московских ведомостей", в чем ему было отказано. (Редактором стал антисемит и ренегат В.А. Грингмут.) Любопытно, что против Циона интриговал и железный канцлер Бисмарк, не желавший, чтобы противник Германии возглавил правый монархический журнал (см.: Там же. С. 797). В 1890 г. Цион получил должность финансового советника российского правительства в Париже, что приравнивалось к политическому назначению. За взятку, полученную от французских банкиров, был уволен со службы. Весьма остроумно отозвался о Ционе известный публицист и историк В.А. Бильбасов, вполне русский человек. На вопрос профессора Н.И. Бакста, правда ли, что Цион собирается издавать либеральный "Голос", он отвечал: "Если Вы

273

меня спросите, правда ли, что Цион постригся в монахи и поступил в монастырь, я и этому поверю. Если вы скажите, что Цион открывает кафешантан, я и этому поверю: он все может" (цит. по: Кауфман А.Е. За кулисами печати // Исторический вестник. СПб., 1913. Т. 133. Июль. С. 109). А.Е. Кауфман от себя добавляет: "Характеристика Циона, сделанная Бильбасовым, была с подлинным верна". Насчет кафешантана почтенный историк тоже не слишком ошибся: в Париже великий физиолог и талантливый финансист содержал гостиницу для именитых иностранцев...

Он оказался между молотом и наковальней: как еврея и правого его не принимали обе стороны. Характерно, что во время газетной войны, которую Цион вел против министра финансов И.А. Вышеградского, правые антисемитские газеты писали, что Цион — лишь орудие мирового еврейства. Надо сказать, что они продолжали травить Циона и после того, как он перешел в их лагерь. В связи с аннулированием приглашения Циона на заведование кафедрой физиологии в Эдинбурге евреев обвиняли в том, что они превозносили талант соплеменника. Так, например, писал в открытом письме в № 1394 "Нового времени" некий профессор. Любопытно, как ответили ему на страницах еврейской прессы: "Г. Циона выдумали не евреи; он достаточно известен в ученом мире и без евреев; чтобы евреи вздумали заступаться за все поступки г. Циона, что-то тоже неслышно" (Среди газет и журналов // Русский еврей. 1880. № 4. Стлб. 136).

Перу Циона принадлежат несколько брошюр, направленных против И.А. Вышеградского и С.Ю. Витте. Его антисемитские и крайне правые статьи иронически прокомментированы даже в строгих энциклопедических словарях: «Вообще Ц. везде выставляет себя самоотверженным русским патриотом, а "либералов" считает изменниками» (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1903. Т. XXXVIII. С. 292). В письме обер-прокурору Синода Илья Фаддеевич с гордостью сообщал, что получил "черную метку" от революционеров: «В 1879 году ко мне от имени князя Орлова явился тайный агент посольства... и предостерег меня, что русские нигилисты, живущие в Париже, на сходке приговорили меня к смерти (курсив мой. — С. Д.) за корреспонденции о коммунарах, которые я тогда печатал в "Голосе"; он даже назвал мне некоторых из них... В 1881 или в 1882 году, узнав от агентов же нашего посольства об угрозах нигилистов, вынуждены были охранять мою редакцию "Gaulois" и частную квартиру. Наконец, еще летом 1886 года, тотчас после появления в "Русском вестнике" первой статьи моей "О нигилизме и ниги-

274

листах", я получил от Степняка, Тихомирова и товарищей условный смертный приговор, если я буду продолжать мои статьи...» (К.П. Победоносцев и его корреспонденты... С. 802-803).

В другом приватном письме К.П. Победоносцеву (от 3 декабря 1892 г.) Цион порицал Вышеградского и Витте за отсутствие патриотизма: "Г. Витте купно с племенем Рафаловичей... фатально ведет Россию к финансовой катастрофе" (Там же. С. 971). Победоносцев тотчас же переправил это письмо Витте. (Вернуться в Россию и предстать перед судом по обвинению во взяточничестве Цион благоразумно отказался.)

Во время борьбы Циона против Витте за ним внимательно следили не "нигилисты", а агенты охранки. Одному из осведомителей начальник охранки Рачковский сообщил адрес Циона, чтобы тот похитил у него компрометирующие российское правительство материалы (см.: Карьера П.И. Рачковского: Документы // Былое. 1918. № 2. С. 82).

Судьба И.Ф. Циона в Париже сложилась трагически. Поначалу он надеялся, что удастся продолжить заниматься наукой и получить должность в каком-нибудь университете. Однако репутация человека крайне правых взглядов оттолкнула от него доброжелателей. Известный физиолог и крайний радикал Поль Берт был против его кандидатуры. При этом повторилась "российская картина" с зеркальным отражением: Берт признавал Циона как крупного ученого и исследователя, но считал его реакционером, посему Цион не получил кафедры, т. е. не был избран. Он вынужден был уйти из чистой науки (хотя имел свою маленькую частную лабораторию) и посвятить себя борьбе с революцией, прогрессом и еврейством. По некоторым сведениям, именно в ранний период пребывания в Париже Цион вместе с семьей крестился. Затем стал заниматься исключительно журналистикой. Как публицист Цион обладал ясным литературным стилем и одинаково хорошо владел как русским, так и французским языком. Его статьи, очень логичные и провидческие, основаны на прочном анализе. Иными словами — в публицистику Цион ввел необходимый элемент научной точности, которая, вероятно, привлекала читателя. В любом случае лидеры русских правых —Победоносцев и Катков — его высоко ценили. При этом вовсе не заблуждались, зная, с кем имеют дело, но до поры до времени закрывали глаза на его моральную нечистоплотность.

И.Ф. Цион — автор множества статей, направленных против нигилизма, анархизма и либерализма. Одна из самых популярных — "Нигилизм и нигилисты" — вышла в свет в виде брошюры в 1886 г. в Москве. Несмотря на крайнюю ненависть автора к

275

идеологам революционного движения и российским либералам (Цион их презирал, пожалуй, не меньше, чем Ленин), это, на мой взгляд, интереснейшее произведение. Цион беспощаден к единственно здоровому отечественному течению — либерализму. Однако и химерам коммунизма досталось, судите сами: "Раньше, чем приступить к разрушению в течение тысячелетия сложившегося государственного строя... было бы не лишним спросить себя, чем, собственно, собираешься заменить этот строй, да и, кстати, не мешало бы сказать... стомиллионному населению, хотя вскользь, к какому благодатному будущему стараешься его вести и ради каких будущих благ теперь хочешь подвергать его всем египетским язвам" (Цион И.Ф. Нигилизм и нигилисты. М., 1896. С. 4).

С 1891 г., вероятно при поддержке правых кругов обеих стран, он начал издавать консервативную газету "Gaulois", в которой сотрудничали (о чем Цион с гордостью писал) известнейшие французские интеллектуалы — Жюль Симон, ведший политический отдел, Эмиль Золя, Ги де Мопассан, Ришпен, Поль Бурже, Феррье и другие.

Известно, что у И.Ф. Циона были весьма обширные связи. С.Ю. Витте, будучи по понятным причинам его недоброжелателем, тем не менее отметил в "Воспоминаниях", что именно Циону удалось получить от французского правительства первый крупный заем, именно ему были вручены невиданные комиссионные в размере 200 тыс. франков. Неизвестно, каким путем Цион добыл копию документа Банкирского дома Ротшильда о получении министром финансов России И.А. Вышеградским взятки в размере 500 тыс. франков. Именно за это министр уволил Циона со службы, и тот начал против Вышеградского газетную войну. Так интерпретировал эту историю Витте. Кроме того, он сообщает кое-какие биографические данные о Ционе, которые интересны, но вряд ли их можно проверить: "Этот Цион, как я уже говорил, был из евреев; женился он в Одессе на еврейке. Впоследствии он со своей женой развелся, и самый процесс его развода был очень скандальный. Конечно, сделал он это уже тогда, когда протратил то незначительное состояние, которое было у его жены.

В Париже, после того как Цион совершил заем, он, благодаря полученной взятке, несколько оперился. Одно время в Париже он заставил о себе даже говорить, нажил на бирже как-то деньги и, бросив свою жену, сошелся с одной красивой актрисой (я забыл ее фамилию; актриса эта была на петербургской сцене). И вот Цион жил с этой актрисой, и в то же время, как она поста-

276

рела и когда у нее не осталось никаких средств, он, кажется, разделался с ней не особенно корректно. Рассказываю я это для того, чтобы показать, какой личностью был Цион" (Витте С.Ю. Воспоминания: В 3 т. М., 1960. Т. 1. С. 282). Характеристика, мягко говоря, нелицеприятная, но "умиляет" акцент на скандальность бракоразводного процесса Циона, как будто у самого Сергея Юльевича по этой части было все благопристойно.

В Министерстве финансов Цион служил всего полтора года и был уволен за интриганство. Издал множество критических брошюр против финансовой политики Вышеградского и Витте, инкриминировал Витте реализацию "социалистических" идей (усмотрев ее, в частности, во введении золотого обращения). Назвал финансовую политику Витте "государственным капитализмом", предсказывал финансовый крах, убеждал легковерных, что Витте агент мирового еврейства, цель которого — низвержение режима и т. п. Без интриг обходиться не мог. Живя во Франции, пытался занять место русского посла барона А. П. Моренгейма и боролся против размещения русского займа, что наносило ущерб интересам России: французский обыватель внимательно прислушивался к советам бывшего русского агента, кому как не ему знать истинное положение вещей (в итоге Цион оказался прав: французский держатель облигаций русского займа прогорел, но менее всех в этом был виноват Витте). Интриги Циона вызвали ответные меры правительства. Было проведено совещание, на нем, кроме Витте, присутствовали министр внутренних дел И.Н. Дурново, министр юстиции Н.В. Муравьев и управляющий императорской канцелярией К. К. Ренненкампф. Участники совещания постановили: потребовать немедленного возвращения Циона в Россию в двухмесячный срок и привлечь к уголовной ответственности. Цион на родину не вернулся и был в августе 1895 г. лишен российского подданства, всех прав и пенсии. Продолжая свою публицистическую деятельность, направленную против Витте, он издал в следующем году две брошюры "Куда временщик Витте ведет Россию?" и "С.Ю. Витте и его проекты злостного банкротства". Максимум, что мог предпринять Витте, это поручить П.И. Рачковскому "изъять" некоторые материалы из дома Циона. (Нелишне напомнить, что после смерти "временщика" русские полицейские ищейки "обчистили" виллу Витте в Ницце, т. е. на территории суверенного государства — "Аз воздам".) Почему Цион не хотел предстать перед "праведным судом", понятно. Его современник, соплеменник, антисемит, выкрест и фальсификатор Николай Александрович Нотович, возможно причастный к фабрикации "Протоколов", за некую

277

"провинность" был вызван из Франции, осужден и сослан в Сибирь. Правда, вскоре амнистирован и вновь отправлен служить во Францию — ценный кадр! В истории же с Ционом много неясного...

Прошло много лет, и вот в Париж после триумфального завершения Портсмутских переговоров прибыл С.Ю. Витте. Казалось бы, неправдоподобно, но Цион появился в приемной "временщика". Еще удивительнее, что Витте принял его и даже не раз! Слово всесильному агенту Мирового кагала: "Когда я, уже будучи председателем Комитета министров, возвратился из Америки после заключения Портсмутского мира, то ко мне в Париже явился Цион, которого я тогда увидел в первый раз в жизни. Этот господин... начал мне курить фимиам, страшно извинялся... за всю свою предыдущую деятельность против меня, приписывая это тому, что он хорошо меня не знал и находился в полном заблуждении. Цион давал мне различные советы, как я должен поступать теперь ввиду того, что Россия находилась в периоде революции. Таким образом, Цион или знал, или чуял, что когда я приеду в Петербург, то должен буду взять бразды правления Россией в свои руки. Но я отнесся к Циону довольно сухо.

Затем, когда я вернулся в Петербург, он мне писал несколько раз, но я опять-таки ему на его письма не отвечал. Затем Циона я совсем потерял из вида; он совсем выцвел, и теперь про него совсем уже не слышно" (Там же. С. 282). Конечно же, Витте принял его как информатора, ибо из текста не следует, что "временщик" отверг советы Циона, скорее, наоборот, принял к сведению.

Кажется, к месту пролить свет на действительное отношение Витте к царствующему дому. Для этого прибегнем к источнику приватному и, что важнее, — нейтральному. Речь идет о личном письме И.И. Мечникова жене.

Что до переписки С.Ю. Витте и Мечникова, то она началась в 1906 г., когда Илья Ильич направил депешу уже находившемуся в опале министру. Напомнив, что он был преподавателем Витте в Новороссийском университете, и сославшись на Менделеева, с которым они неоднократно говорили о его деятельности ("большой государственный ум"), Мечников попросил о встрече, дабы проконсультироваться по экономическому вопросу. Витте не без юмора вспоминал, что в одесскую бытность Мечников придерживался радикальных взглядов, а он — консервативных, и между ними на этой почве происходили стычки. Теперь же, в 1906 г., Мечников упрекал Витте за то, что он не стал русским Тьером и не залил ради предотвращения будущих революций

278

Россию кровью (см.: Там же. Т. 3. С. 372-373). Вероятно, Цион остался бы доволен изменившимися взглядами нелюбившего его человека. Вернемся, однако, к письму И.И. Мечникова жене: "...после переговоров о болезни (с женой Витте Матильдой Ивановной — "Малкой" романа Е.А. Шабельской, агентом Мирового еврейства. — С. Д.) мы перешли к политике. Она ужасно ругала царя, говорит, что... на него невозможно положиться из-за его подлости. Очень возмущена казнью Наумова и его товарищей (эсеров, обвиненных в попытке цареубийства. — С. Д.), так как вся их вина состоит в том, что они намеревались только совершить покушение. По-видимому, и она, и ее муж очень полевели" (Мечников И.И. Письма к О.Н. Мечниковой (1900-1914). М., 1980. С. 220-221). Как ни странно, Витте и Мечников подружились, и их разговоры часто касались еврейской проблемы. Оба ратовали за полное равноправие и уничтожение черты оседлости (см.: Возрождение. 1914. № 5. С. 13).

О еврейском происхождении И.И. Мечникова не раз писали: он был внуком драматурга Неваховича, а Витте, в свою очередь, потомком Шафирова и некоего Крамера. И еще о Витте: "Был у Рачковского... разговор о масонских ложах и принадлежности к ним Витте. К моему удивлению, отрицает существование лож в России и причастность к ним Витте" (Раух Г.О. Дневник // Красный архив. 1926. № 19. С. 100). В отличие от Рачковского известный в то время антисемит доктор Дубровин утверждал, что побуждаемый жидами Витте ведет Россию к революции и распаду, кроме того, он член масонской ложи Петербурга и "весь в руках еврейства" (Там же. С. 90). Любопытна последняя фраза — она повторяет сказанное некогда Г. Державиным: "Сперанский совсем был предан Жидам".

Главные доводы в пользу того, что автором "Протоколов сионских мудрецов" был И.Ф. Цион, на мой взгляд, следующие:

1. Считается, что "Протоколы" были составлены в середине 90-х годов в Париже, а затем доставлены в Россию. Именно в это время Цион жил в Париже.

2. Известны связи Циона с французской журналисткой и романисткой Жюльет Адан, заметной фигурой в политической жизни III Республики; время от времени ей, активной стороннице франко-русского союза, доверяли весьма деликатные дипломатические поручения. Адан была знакома с агентом охранки Юстиной Глинкой, вероятнее всего, их познакомил Цион. По одной из версий, именно Глинка переправила рукопись "Протоколов" в Россию и при посредничестве П. И. Рачковского передала ее генералу П. В. Оржевскому.

3. Издатели фальшивки в России дали псевдодокументу название "Сионские протоколы" — падеж указывает на их принадлежность кому-то (по типу "Боткинские бараки", "Бадаевские склады"). Я почти уверен, что Циону.

4. Орфография. Фамилия Цион писалась по-французски и на других языках по-разному: de Cyon, Sion, Zion и т. д. В переводе на русский язык "Протоколы" можно было озаглавить "Протоколы Циона", "Протоколы, составленные Ционом".

5. Цион был близким другом известного юдофоба Э. Дрюмона, автора антисемитской книги "La France Juive" (Жидовская Франция, 1886), переиздававшейся более 100 (!) раз. Безусловно, это талантливое произведение, продукт бойкого, хотя и чрезвычайно недобросовестного пера. Дрюмон был уверен, что истинная власть во Франции принадлежит евреям, и пытался убедить в этом читателей. Книга клерикальная, антиреспубликанская и антиреволюционная. (Во время процесса Дрейфуса Дрюмон одним из первых возглавил антидрейфусаров и предлагал повторить варфоломеевскую ночь для евреев.) Цион поставлял Дрюмону разного рода фантастическую и непотребную информацию о всесилии еврейства.

6. Цион ненавидел Ротшильдов и Витте, лишивших его первый — прибыльной кормушки, второй — службы и отечества, превративших его в изгоя. Соединив оба имени, Цион наделил их в "Протоколах" дьявольской силой: Ротшильды и шабес-гой Витте.

7. Все, что написано Ционом по еврейскому вопросу, во многом совпадает (по смыслу) с текстом "Протоколов". Вот характерный пассаж из письма Циона Дрюмону: "Не являются ли обе страны, Франция и Россия, игрушкой в руках международного капитала, т. е. Ротшильдов, Эфрусси, Блейхредера и компании, с их представителями в Санкт-Петербурге, рабом которых является Витте?" И далее: "Г. Витте... учредил... Русско-Китайский Банк, в котором русские элементы представляют гг. Ротштейн и Нотгаф, а китайские — Нэцлин, Штерн и др." (Цион И.Ф. Куда временщик Витте ведет Россию? Лейпциг, 1896. С. 38). А вот весьма "прозрачные иносказания", которыми Цион заканчивает свой труд "Нигилизм и нигилисты": "И любая щепка может плавать по течению и по ветру: искусство мореплавателя состоит в плавании против течения и против ветра. То же самое и для государственных людей.

Бездействующая власть ржавеет и становится негодною, как меч, остающийся слишком долго в ножнах.

Единодержавие повелителя требует единомыслия в исполнителях под страхом породить безурядицу.

280

Умный устав хорош, но его приложение еще лучше.

Толпа женского рода, она уважает только силу...

Монарх уже заслуживает название великого, когда он умеет ставить The right man on the right place" (Цион И.Ф. Нигилизм и нигилисты. С. 139). Сравнив эти "мудрые мысли" с таковыми из памфлета Мориса Жоли "Диалоги" и с "Протоколами", обнаружим изрядное число совпадений. Возьмем, например, оглавление 1-го протокола: "Право в силе. ...Толпа Анархия... Толпа слепец. Политическая азбука... Наиболее целесообразный образ правления — самодержавие... Политика и мораль" и т. д.

8. Кто, как не Цион, мог лучше других знать французскую журналистику и публицистику. Издатель газеты "Галуа" сотрудничал в "Фигаро" и в издаваемом Ж. Адан "Нувель ревю". Он один из немногих (если не единственный), кто мог выудить из забвения памфлет Мориса Жоли, чей сарказм был ему очень близок.

9. Наконец, вопрос, он же довод, метафизический: мог ли Цион пасть так низко? Все писавшие о нем сходятся во мнении, что он был морально нечистоплотным человеком. Стало быть, мог! Каждый из приведенных мною доводов может быть опровергнут (что я и сделаю), ибо ни на один из вопросов, касающихся "Протоколов", нет точного ответа: кто, где, когда, на каком языке, а главное — для чего?

1. "Протоколы" — не единственная фальшивка, подлинное происхождение которой неизвестно. Существуют версии о чисто российском происхождении. Но я склонен предполагать, что место — Франция, так как Париж в то время был наводнен русскими агентами, им несть числа: И.Ф. Манасевич-Мануйлов, Борис Надель, И.Я. Павловский, М.В. Головинский (Docteur Faust), Н.А. Нотович, Гольшман, А.М. Геккельман (Гартинг, Ландезен) и т. д. Большинство из них еврейского происхождения, в том числе сам П.И. Рачковский. Каждый из них имел соответствующую репутацию. Цион не исключение.

2. Знакомство Циона с Жюльет Адан, разумеется, не является доказательством... Все из перечисленных выше лиц и десятки не перечисленных были вхожи в ее литературно-политический салон.

3. Сионскими "Протоколы" были названы позднее. Газета "Знамя" опубликовала их в 1903 г. как "Программу завоевания мира евреями"; в 1905 г. они были опубликованы под названием "Корень наших бед".

4. Поначалу "Протоколы" связывали с сионистским движением, иногда их так и называли — "Сионистские протоколы". С именем Циона "Протоколы" стали связывать лишь после

281

Первой мировой войны. С момента публикации до кончины Циона прошло без малого девять лет — и нет никаких свидетельств его причастности к публикации.

5. Дружба и переписка Циона с Дрюмоном тоже не может служить доказательством причастности бывшего профессора к "Протоколам". Дрюмон помимо Циона был связан с представителями российского антисемитского движения, получал от них соответствующую информацию. Что же касается фраз из писем Циона, которые совпадают с таковыми из "Протоколов", то их можно приписать бедности языка как российских, так и французских антисемитов.

6. Ненависть к Ротшильду и Витте вообще не может приниматься в расчет. Фамилия Ротшильд в XIX в. стала нарицательной в ряду рассуждений о неправедно нажитом богатстве. С таким же успехом создание "Протоколов" можно приписать, скажем, Бальзаку или Ф.М. Достоевскому, у которого "идея Ротшильда" доминирует в нескольких произведениях — от "Подростка" и "Преступления и наказания" до "Дневника".

7. И еще раз о совпадениях: многие антисемитские опусы похожи друг на друга как две капли воды — от Дрюмона, через Розенберга и Щварц-Бостунича, до Шафаревича и присных. Штамп, трафарет — вот, собственно, что их сближает.

8. Заимствовать из "Диалогов" Мориса Жоли мог не только Цион — неведомые нам плагиаторы без ведома Циона могли позаимствовать у него самого.

9. По поводу, мог или не мог Цион "пасть так низко", ничего наверняка сказать нельзя...

Взвесив все pro et contra, формуле "освобожден за недостаточностью состава преступления" я склонен предпочесть архаичную формулу "освобожден, но оставлен под сильным подозрением". Последнее, кажется, ближе к истине.

Разочаровавшись в журналистике и общественной деятельности, Цион попытался вернуться в науку, опубликовав оригинальную работу, посвященную физиологии уха. К сожалению, продолжить научные занятия он не смог из-за отсутствия средств и болезни. Похоже, цепь неудач, преследовавших Циона с 1875 г., сокрушила его: ни талант, ни бешеная энергия, ни сверхамбиции не спасли эту незаурядную личность. Цион умер в Париже 5 ноября 1912 г., в возрасте 69 лет, бедным и забытым родственниками и друзьями. Медицинская и общая пресса обошла его кончину молчанием.

Почему Цион был одинок в семье, непонятно. Он имел двух дочерей и сына. Старшая дочь вышла замуж за крещеного еврея,

282

крупного дельца Генри Лютенберга; младшая вернулась в иудаизм и вышла замуж за одного из сионистских лидеров Москвы. Сын Федор работал в конторе своего зятя Лютенберга.

В национальной библиотеке в Иерусалиме я обнаружил книгу И.Ф. Циона "La Russie contemporaine", изданную в Париже в 1892 г., с дарственной надписью на русском языке: "Его превосходительству Константину Петровичу Победоносцеву в знак глубокого уважения. И. Цион". Каким путем эта книга попала в Израиль мы, вероятно, никогда не узнаем. Ее каталогизировали в 1937 г. Я долго смотрел на ясный и красивый почерк Ильи Фаддеевича и думал о превратностях судьбы: человек, рожденный для научной славы и все для этого имевший — ум, талант, усердие, образование, удачу — стал по собственной воле изгоем и проклятием своего народа.

Не хочется рассказ о российской науке заканчивать на минорной ноте. Оставаясь в пределах одной дисциплины и одной школы, легко перейти к следующему имени: если И. П. Павлов был учеником И.Ф. Циона, то князь Алексей Алексеевич Ухтомский (1875-1942) — учеником И.П. Павлова. К Циону Ухтомский относился с явным пиететом, он писал в 1940 г.: "Цион должен быть охарактеризован как блестящий талант преподавания и исследования".

Вклад А.А. Ухтомского в мировую науку огромен, он один из ее корифеев. Внешне, по воспоминаниям современников, князь Ухтомский походил на апостола. Вот, например, каким увидел впервые Ухтомского (на II съезде физиологов в Ленинграде) его будущий ученик: "В сапогах, кожаном картузе, пиджаке русского купеческого покроя, под которым виднелась домотканая рубашка, повязанная веревочкой, со стройной, невзирая на мощь и грузность, фигурой, легкой и спортивной походкой, Алексей Алексеевич производил впечатление истинного русского богатыря. Вместе с тем склоненная вниз голова, лицо и совершенно необыкновенные глаза создавали, скорее, образ мудреца — Сократа или ветхозаветного пророка, и уж если богатыря, то богатыря духа" (Аршавский И.А. Забвение — тяжкий грех: Из воспоминаний об Алексее Алексеевиче Ухтомском // ВИЕТ. 1995. № 4. С. 129).

В моей памяти это описание вызвало ассоциации с другими богатырями духа — Толстым, Стасовым, Бондаревым. А еще Ар-шавского поразило преображение "купца" и богатыря Ухтомского в аристократа во время разговора с не менее знаменитым, чем он, физиологом Линой Соломоновной Штерн (1878-1968). Что,

283

собственно, объяснимо: отец Ухтомского был из Рюриковичей — потомок князя Всеволода Большое Гнездо. Закончив в Нижнем Новгороде кадетский корпус, А.А. Ухтомский в 1894 г. приехал в Москву и поступил в духовную семинарию. Этот путь — из кадетского корпуса в семинарию — он проделал вместе со своим старшим братом, ставшим епископом Андреем. Затем их дороги решительно разошлись: Алексей Алексеевич предпочел официальному православию старообрядчество, а значит, должен был распрощаться с мечтой о карьере (если, конечно, таковая мечта у него была). Но его близкий родственник князь Э.Э. Ухтомский (по свидетельству Витте, "человек весьма порядочный" и близкий к Николаю II), равно как его двоюродный брат, министр земледелия А.И. Наумов, наверняка поспособствовали тому, чтобы он продолжил образование.

Коротко о родном брате Ухтомского: в миру Александр Ухтомский (1872-?), духовный писатель, имевший ученую степень; с 9 ноября 1905 г. преподавал в Казанском духовном училище; 2 декабря того же года постригся в монахи; с 22 декабря 1913 г. — епископ Андрей Ухтомский и Мензелинский. Слыл либералом. Резко выступал против влияния Распутина на высшие сферы. Первым начал проводить приходскую реформу, чем вызвал недовольство Синода, попытавшегося лишить его кафедры, но в итоге вынужденного посчитаться с общественным мнением и оставить реформатора в покое. В молодости Александр увлекался теософией и спиритизмом, опубликовал несколько статей на эти темы под псевдонимом Князь-инок. Епископ Андрей был одним из немногих иерархов, кто с одобрением отнесся к обновленчеству: что-то связывало его с обновленцем Александром Ивановичем Введенским (о нем см. далее). После революции 1905 г. епископ Андрей открыто выражал свои симпатии эсерам.

Итак, Алексей Алексеевич Ухтомский поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет. Там же начал научную работу в физиологической лаборатории.

Собственно, его жизнь мы знаем пунктирно. Лишь в последнее время появились сравнительно солидные исследования*. Как пишет его ученик И.А. Аршавский, долго не удавалось опубликовать полную генеалогию Ухтомского. Например, кто была его мать? И здесь нас ждет открытие: урожденная Черносвитова,

_______________

* И не только солидные. Например, в 1996 г. в г. Рыбинске школьница Аня Чирфельд прочла на городской научной конференции доклад "Академик А.А. Ухтомский о традициях русской культуры" (см.: Обратная связь // Международная еврейская газ. 1996. № 5 (164).

284

по национальности она была еврейкой. Сам Ухтомский, по воспоминаниям его близкого друга А.А. Золотарева, с особой любовью относился к своим многочисленным ученикам-евреям. Аршавский уточняет: «Указания А.А. Золотарева на особую приверженность А.А. к ученикам-евреям соответствуют действительности, но он не совсем правильно ее объясняет. Дело не в том, что в жилах А.А. текла часть еврейской крови. Евреи для него были создателями великой книги человечества — Библии. Ее он штудировал на древнееврейском, который хорошо знал. Когда А.А. положительно отзывался о человеке, он говорил: "Да ведь это настоящий Израиль" — независимо от национальности того, к кому это относилось. А если его внимание обращали на евреев дурного поведения и образа жизни, он отвечал: "Это не еврей, а несчастный человек, каких немало среди людей любой нации". Сам А.А. считал себя глубоко русским человеком и гордился своей принадлежностью к русской нации, внесшей столь богатый склад в мировую культуру. В анкетах, в графе, относящейся к национальности, А.А. с гордостью писал: "великорусской". За всю свою вот уже немалую жизнь я не встречал никого другого, кто бы относился к любому человеку, независимо от национальности, с такой искренней и душевной любовью, как А.А. Он был истинным христианином, интернационалистом в самом высоком смысле этого слова (курсив мой. — С. Д.). Он не был ни славянофилом, ни западником. В нем было как бы две души, сплавленные в одно совершенно оригинальное, неповторимое духовное целое» (Аршавский И.А. Указ. соч. С. 132).

Эти прекрасные слова относятся к личности, национальность которого ЧЕЛОВЕК.

25 марта 2001 г.

Самое интересное, на мой взгляд, стихотворение Бунина на ближневосточный сюжет "Магомет и Сафия":

Сафия, проснувшись, заплетает ловкой

Голубой рукою пряди черных кос:

"Все меня ругают, Магомет, жидовкой", —

Говорит сквозь слезы, не стирая слез.

Магомет, с усмешкой и любовью глядя,

Отвечает кротко: "Ты скажи мне, друг:

Авраам — отец мой, Моисей — мой дядя,

Магомет — супруг".

24.III.1914 г.

Восхитительно! Написано в Риме; слово ислама о корнях мировых религий. Кратко и изящно.

285

Генетика — великая вещь. Давид Соломонович Шор (1867-1942), пианист, педагог, солист, входил в известное трио. Основатель в Тель-Авиве музыкальных школ и т. д. Сионист. Его двоюродный брат Александр Германович (1876-1942), пианист, педагог, организатор музыкальной жизни. Дядя Александра Германовича — доктор медицины С.Я. Эйнгорн, основатель и директор Петербургского института ортопедии по методу Цандера (лечил вдовствующую императрицу Марию Федоровну). Второй дядя, знаменитый певец А.Я. Чернов, в "девичестве", понятно, — Эйнгорн, артист Мариинского театра! (оба братья матери). Недурно (см. у Сорокера и Вагнера).

1 апреля

Время не для шуток. Читать надо внимательно, еще внимательнее перечитывать: всегда находишь не только крохи, но бриллианты информации. Некто Грулев был начальником штаба Брест-Литовской крепости, а потом комендантом. Евреев из города выселили давно, но приходили инструкции высылать еще и латышей, католиков и прочих "неблагонадежных". Однако один еврей — протоиерей крепостного собора (бывший раввин!), не считая самого коменданта, в крепости все же оставался (Грулев. Записки генерала-еврея. Париж, 1930. С. 246). Недурно. Грулев приводит пример вопиющего беззакония, когда начальник Военно-медицинской академии профессор А.Я. Данилевский не мог зачислить своего сына в Академию, так как Александр Яковлевич Д. был евреем!

5мая

Есть несколько известных русских скульптуров-женщин: Голубкина, Сарра Лебедева, Мухина, Хана Орлова.

Анна Семеновна Голубкина (1864-1927), самая старшая из четырех, ученица Родена. Сейчас принято говорить об искусственной привнесенности марксизма в Россию. Чушь! В 1905 г. Голубкина изваяла Карла Маркса в Москве по просьбе социал-демократов. Никто ее не принуждал. Прекрасная работа.

Хана Орлова (1888-1964), еврейка, жила в Париже и Палестине. Училась у Родена. Получила мировую известность. Ваяла и Шагала, и Бен-Гуриона. В музее Израиля есть великолепная скульптура толстого доктора — приземистый Савва.

Вера Игнатьевна Мухина (1889-1953), создатель "Рабочего и колхозницы", пережила немало. Был донос, что "рабочий" — вылитый Лев Троцкий...

Сарра Дмитриевна Лебедева (1892-1967), кажется, русская женщина, эталон славянки. Но откуда это библейское имя? Слово художнику Александру Григорьевичу Тышлеру: «Не могу

286

вспомнить, когда и при каких обстоятельствах я впервые встретился с Саррой Дмитриевной Лебедевой. Вероятно, это было на какой-то выставке в конце 1920-х годов. С этого времени я продолжал с нею встречаться до последних дней ее жизни. Однажды я спросил у Сарры, почему ей дали библейское имя, которое на первый взгляд совсем не вяжется с ее славянским лицом. Она ответила: "Когда я родилась, отец дал мне имя назло надменным соседям, которые были антисемитами"» (Сарра Лебедева. Авторы-сост. М.В. Алпатов и др. М., 1973. С. 23). Сарра Дмитриевна, урожденная Дармолатова, родилась в Петербурге, в богатой интеллигентной семье. Подробности не знаю, а жаль. Если бы речь шла о протестантских странах — Англии, США — там это имя естественно, вроде Сарры Черчилль (о еврейском происхождении Уинстона отдельный разговор). Училась она у М.Д. Бернштейна, известного скульптора и педагога. Потом перешла к другим. Имя "Сарра" срослось с ней. И вправду, среди ее работ-портретов: С.М. Михоэлс, А.А. Сольц, Борис Пастернак, А.Б. Гольденвейзер, С.Я. Маршак, А.Б. Мариенгоф ("Я с прожидью", — сказал он как-то Маркишу) и др. Алпатов отметил: "В портрете С.М. Михоэлса мы сразу его узнаем в умном и лукавом фавне" (Там же. С. 9). "Свергнутый" памятник Феликсу Дзержинскому — тоже ее работа. Она выиграла конкурс у В. И. Мухиной и С.Д. Меркулова. Последнего "кто-то" навязал ей для доработки. Памятник, на мой взгляд, гениальный: в длинной шинели на цилиндрическом постаменте стоит суровый и беспощадный аскет — современный Савонаролла, Великий Инквизитор. Подобно шедевру Паоло Трубецкого (Александр III), памятник Дзержинскому лично мне говорит намного больше, чем хотел сказать ваятель. Он должен был бы стоять вечно в назидание потомкам. Сарра работала над ним в кабинете самого "железного Феликса". Некий товарищ Герсон, вероятно чекист, сказал ей: "Похоже очень, но суровым вы Ф.Э. сделали". Присутствовавший при этом "сам" прокомментировал без тени иронии: "На таком деле посидишь — ангелом не станешь — такой и есть". Браво! (Там же. С. 15, 25).

О "приращении" имени к личности подробно говорили М.С. Альтман и Вяч. Иванов. Иванов: "Имена имеют огромное определяющее значение для всего характера и судьбы человека. Вот Флоренский удивительно умел об этом рассказывать". Далее примеры из Достоевского, Библии, Евангелия (Савл-Павел) и пример самого Ильи-Моисея Семеновича Альтмана (Альтман М.С. Разговоры с Вячеславом Ивановым. СПб., 1995. С 76-77). В любом случае пример Сарры Лебедевой, по-моему, убедителен...

287

Сегодня же перечитывал Леонида Мартынова и о Леониде Мартынове. Он, вероятно, еврейского происхождения, ибо в "Воздушных фрегатах" вспоминает о своем дедушке-кантонисте Збарском. Это на виду. Но ведь и фамилия "Мартынов", возможно, тоже кантонистского толка, "птичья": мартын — птица типа чайки; отсюда Орловы, Голубовские, Дудаковы и... Мартыновы. Его раннее стихотворение так и называлось "Мартыны".

Черные воды пустынны,

Глухо ревет прибой,

Братья мои мартыны

Кружатся над тобой.

Тонкие руки раскинув,

Падаешь ты на песок.

Видишь летящих мартынов?

Путь их высок, высок*.

Нет, не от Марса, бога войны, или св. Мартына, а от птицы, как множество кантонистских фамилий...

Я всегда подозревал, что поэмы Мартынова (поэмы как большая форма) — выдающиеся произведения русской поэзии. После двух великанов большая форма не прижилась на нашей поэтической ниве. "Возмездие" Блока не совсем удачно метрически, "Облако в штанах" гениально, но коротко. "Двенадцать", если признать за поэму, и, конечно, "Анна Снегина". Думаю, что у Пастернака с поэмами не все гладко. У Ахматовой — "Поэма без героя". Размер взят напрокат у Кузмина ("Форель разбивает лед"). Но кое-что Ахматова взяла у Мартынова — летописный ход, который наличествует у Мартынова в "Тобольском летописце" и особенно в "Увенькае" — качественный прорыв. Строфы потрясающе емкие. Чудо красоты. И вдруг читаю: "Казалось мне, что Мартынов достиг в этой поэме высшего мастерства, когда не замечаешь формы произведения, и в то же время единение писателя с читателем достигается именно через эту форму, через ее совершенство. Такое ощущение появилось у меня ранее при чтении поэм Пушкина и Лермонтова..." Человек, написавший это, явно испугался и тотчас себя поправил: "Так примерно думал я о поэме Мартынова в то время..." (Утков В. Как этот самый миг возник... // Воспоминания о Леониде Мартынове. С. 283).

Почему Виктор Утков испугался? Ведь похвала выдержала испытание временем. "Съели бы" Роберты Рождественские, Воз-

________________

* Цит. по: Воспоминания о Леониде Мартынове. М., 1989. С. 148.

288

несенские, Слуцкие и Евтушенки. Полные графоманы. Но почему в малой форме Мартынов не мог достичь даже Винокуровского "Женщина протяжно застонала"? Ни слова в воспоминаниях о позоре с Пастернаком. Почему?

И еще: строчный размер Мартынов, похоже, "подсмотрел" у Марии Шкапской:

Миллионы веков назначенных я томилась в чужих телах,

нагруженных земными задачами и потом обращенных в прах.

Но кончая свой век коротенький, на закате земного дня,

сыновьям своим или дочери отдавали они меня...

1925 г.

8 апреля

Попались на глаза воспоминания о Бабеле. О нем писали многие и много добрых слов... Жутко читать мемуар Льва Никулина: "Каин, где Авель? Никулин, где Бабель?" — неслось вслед старому стукачу. Но это ягодки. Интересны фрагменты из дневника Вячеслава Полонского, блестящего организатора и критика. Он создал журнал "Печать и революция" и с 1929 по 1931 г. редактировал "Новый мир". Ловко выскользнул из рук тов. Сталина в отличие от друга Воронского, умерев в 1932 г. Дневник писал для себя, не для публикаций: верный глаз — раздел Бабеля догола. Это страшно. О таланте — безоговорочное признание: "...внутренне он очень богат — старая глубокая еврейская культура". Ссылка на Воронского, читавшего неопубликованные произведения Б. "Воронский уверяет, что они сплошь контрреволюционные, то есть они непечатны, ибо материал их таков, что публиковать его сейчас вряд ли возможно. Бабель работал не только в Конной, он работал в Чека. Его жадность к крови, к смерти, к убийствам, ко всему страшному, его почти садическая страсть к страданиям ограничила его материал. Он присутствовал при смертных казнях, он наблюдал расстрелы, он собрал огромный материал о жестокостях революции. Слезы и кровь — вот его материал...'" И далее: "Вчера заходил Бабель... Читал рассказ о деревне. Просто, коротко, сжато — сильно. Деревня его, так же как и Конармия, — кровь, слезы, сперма. Его постоянный материал. Мужики, сельсоветчики и кулаки, кретины, уроды, дегенераты. Читал и еще один рассказ о расстреле — страшной силы. С такой простотой, с таким холодным спокойствием, как будто лущил подсолнухи — показал, как расстреливают. Реализм потрясающий, при этом лаконичен до крайности и остро обрезан. Он доводит осязаемость образа до полной иллюзии" (курсив мой. — С. Д.). Здесь же Полонский пишет о нашествии "одесситов" на русскую

289

литературу, некоторое презрение к этой самой русской литературе, нечто вроде нашествия саранчи (мои слова). (Воспоминания о Бабеле. М., 1989. С. 195-199).

Из написанного можно представить, как формировался Бабель-писатель. Его учителями на русской почве были Достоевский — по части крайне жестокого изображения быта; Ф. Сологуб (Мелкий бес); Леонид Андреев (Рассказ о семи повешенных); Всеволод Иванов (Дите); может быть Л. Соболь (Салон-вагон, Паноптикум). Из западных, понятно, Мопассан, включая поэзию. Помню поэму о групповом сексе. Но более всего Бабель обязан Амброзу Бирсу, особенно по части жестокости и утонченности формы.

На фоне других, "прилизанных", воспоминаний дневник Полонского возвышается, как Монблан. В них суть личности Бабеля-чекиста (он много раз бывал за рубежом), не верю в его доброту. Близость к Авербуху и Ежову.

16 апреля

В РБС нашел статьи о полтавских полковниках Черняках: Леонтий Иванович был избран генеральным есаулом при избрании в свою очередь гетмана Самойловича в 1672 г. Его сын, Иван Леонтьевич, один из типичных представителей малороссийской старшины первой четверти XVIII в., т. е. интриган, стяжатель, противник гетмана Мазепы. Здесь самое интересное: оказывается, Герцики были родственниками Мазепы, а не только Орлика. Именно путем ареста семьи Герциков А.Д. Меншикову удалось предотвратить расправу Мазепы над Черняком (РБС. Черняк. С. 340). Думаю, что Черняки, наряду с Герциками, Нахименко, Новицкими, Боруховичами, возможно и Самойловичами, и Самойло (Самойло-Кишка) и другими, были еврейского корня. Все Черняки, которых я знаю, евреи. Кстати сказать, в том же томе РБС статья о медике Владимире Григорьевиче Черняке (1839-1884), надворном советнике и писателе. Работал на Северном Кавказе: Минеральные Воды, Пятигорск. Автор многих статей и т. д.

17 апреля

Когда писал о масонах, следовало перечитать не "Войну и мир", как я это сделал, а материалы к роману — здесь масса информации. Толстой застал в живых многих масонов. Нет ничего притягательнее личного общения. Отсюда — уверенность в том, что он донес до нас живой голос Лабзина. Легенда об Адонираме и пр. Даже тогда, в 60-е годы, он был уже Толстым, т. е. думал о совершенствовании. Интерес к масонству был ступенью к "толстовству". Кажется, никем не замечено. Вот и курсив в черновике: "Цель жизни — смерть — истление всех вещей и переход к

290

высшему состоянию". И далее: "главная цель — убить плоть" (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1949. Т. 13. С. 32-33). Тут же некоторые слова на иврите, употребляемые в масонской лексике. В этом же томе (С. 764) текст, который, похоже, не вошел в основной корпус: "Главные цели масонства в четвертом градусе рыцарей Иерусалима скрыты от меня. Я должен пытаться узнать их. ...для посвящения себя в тайны высших градусов, я должен уехать отсюда и ехать в Пруссию и Шотландию", — рассуждения Пьера Безухова.

20 апреля

Юрий Крыжанич, которого я цитировал в "Истории одного мифа", был антизападником, противником не только западной культуры, но даже чистоплотности: "не будем подражать чересчур заботливой и не жалеющей труда чистоплотности немцев". Его отталкивал быт изнеженных иностранцев. А стремление немцев сделать образованным каждого мужика выводило его из равновесия. Оставим, однако, Крыжанича в стороне. Российский быт с вонючими нужниками и клопами, дорожная грязь, вши и прочие прелести вряд ли кому-то по вкусу. Ан нет! Лев Николаевич восхищался тем, что его последователь опростился до того, что у него завелись вши! "Какой человек этот Файнерман! Он даже обовшивел, а это хорошо. Обовшиветь у нас считается чем-то стыдным, а вы знаете, мужики говорят, что вошь нападает с тоски, с заботы..." (Записки И.М. Ивакина // Литературное наследство. М. 1961. Т. 69, кн. 2: Лев Толстой. С. 75). Браво! А мой редактор выкинул сравнение между немецкими колониями, мордовскими деревнями и русскими селами. Вероятно, побоялся попасть в русофобы. Страшный пример: при Екатерине II в Поволжье поселились немцы-меннониты. Строили дома с черепичными крышами, удобные конюшни, имели хороший инвентарь. Тягостное впечатление производили находящиеся рядом русские села: мазанки или полуразвалившиеся избы с соломенными крышами, грязь... Кончаются русские селения с кое-как вспаханными полями, начинаются сады, огороды, добротные дома и хорошо одетые и обутые немцы (Тейтель Я.Л. Из моей жизни: За сорок лет. Париж, 1925. С. 79).

А.Ф. Кони, будучи еврейского происхождения, никогда этого не афишировал и старался держаться подальше от еврейских дел. Кажется, его имени нет среди тех, кто защищал Бейлиса. Интересные воспоминания о нем оставил Тейтель. При знакомстве они обменялись мнениями по еврейскому вопросу. Кони рассказал, что его секретарь Лихтенштейн перешел в православие, как и ряд других судейских. У Тейтеля создалось впечатление, что Анатолий

291

Федорович этого не одобрял. Кони же поведал о юдофобстве известного адвоката, либерального деятеля, еврея по происхождению, Евгения Исааковича Утина (1843-1894). У Утина было имение в Подольской губернии, всякий раз возвращаясь оттуда, он распространялся о порочности евреев. Кони его останавливал... (Там же. С. 99). Встречался Тейтель с Кони в Москве у приятельницы последнего писательницы P.M. Гольдовской.

4 мая

Давно не вносил ничего нового. Забыл внести в последнюю книгу о Блоке: фамилия Блок еврейского происхождения. Ее основной вариант — Ben Loeb Kahen, другой — и для Блоков, и для Блохов - Wallach как имя по месту рождения (Унбегаун Б.О. Русские фамилии. М., 1995. С. 267); кстати сказать, фамилия Литвинова — Баллах. Фамилия Блок принадлежит к сложным аббревиатурам, составленным в честь известных раввинов и включающим слова со значением "раввин". Это фамилии типа Барабаш, Барац, Богров, Брик, Маршак и т. д. Жаль, что никто не просветил мадам Гиппиус: вот было бы радости. Блок — Ben Loeb Kahen можно перевести как сын Лоевского коена; т. е. житель местечка Лоева, которое во времена Речи Посполитой входило в Минское воеводство. Далеко ушли жители этого местечка. Некоторые, вероятно, считают, что фамилия Богров или Багров русская. Разочарую: Ben Harab Rabbi Baruh. Хотя и крестился автор "Еврейского манускрипта", но сохранил еврейский след в фамилии...

5 мая

О гастролях Сары Бернар я писал довольно много. А вот о гастролях Рашель в Москве и Петербурге в конце 1853 — начале 1854 г., т. е. в разгар Крымской войны, но до вступления в нее Франции, не писал. Несмотря на напряженные отношения в тот период между Россией и Францией, Рашель имела шумный успех, свидетель писал, что вызывали ее несчетное число раз. Свидетель ценный: Константин Константинович Арсеньев (1837-1919), критик, публицист, сотрудник "Вестника Европы", председатель Литфонда. Он опроверг ходячее мнение о том, что актриса играла ненатурально, привел подробности игры ее в Расине и других пьесах. Вместе с ней играл ее брат Феликс (Арсеньев К. Из театральных воспоминаний // Голос минувшего. 1916 (?). С. 238).

9 мая

Монастырь "Отче наш" (Pater Noster) был построен по заказу княгини Латур д'Оверн — тип аристократки с атавизмом фео-

292

дальных предрассудков. В прошлом — красавица, так сказать, кающаяся Магдалина, пыталась воскресить культ средневековых дам. В любом случае, большое ей спасибо за удивительно красивый памятник в Иерусалиме, на вершине Масличной горы (Скалой Д. Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите князя Николая Николаевича в 1872 году. СПб., 1881. С. 239-240). Султан Абдул-Азиз подарил принцу Фридриху Карлу замок Ордена иоаннитов (госпитальеров), лежавший в развалинах.

Интересно, что Храм Гроба Господня, точнее принадлежащий грекам собор, называемый храмом Воскресения, внутри него имеет продолговатую форму, иначе говоря, корабль! Необыкновенно красив. В прошлом веке, в приделе явления Спасителя Богоматери (часовня de l'Improspere) показывали меч и шпоры Готфрида Бульонского. Принесены они были в дар потомками короля, но их подлинность вызывает сомнение. Например, меч короток и вряд ли можно было разрубить им сарацина, сидящего на коне (Там же. С. 248). Сейчас этих реликвий не показывают.

13 мая

Где-то, когда-то, может быть у Перфита, читал, что среди гитлеровских фельдмаршалов были евреи. Удивился, хотя знал, что будущий генерал-фельдмаршал Мильх числился у Геринга "своим" евреем. Вообще, Геринг никогда не воспринимал антисемитизм всерьез, и в его ведомстве работали "полезные" евреи. Мильх был бывшим директором "Люфтганзе", без него невозможно было создать воздушный флот. Геринг отобрал у матери будущего фельдмаршала объяснение, что ее сын вовсе не ее сын, а внебрачный ребенок его отца от арийской женщины! (надеюсь, настоящая мать фельдмаршала не попала в Аушвиц). Геринг спас своего друга Лютера, летчика времен Первой мировой войны эскадрильи Рихтгофен, когда однофамильца отца Реформации в 1943 г. арестовало гамбургское гестапо. Наци-2 спас от гибели еврейскую семью Баллен, приютившую его после ранения в 1923 г. Я знал, что у одного из командиров дивизии, дислоцированной под Москвой, была фамилия Маркс, а в генштабе служил генерал Якоб. С ними ясно: в каком-то поколении они евреи. Но вот читаю биографию лучшего немецкого стратега Манштейна. И что бы вы думали? Настоящая фамилия по отцу Левински, фамилия матери Шперлинг. Оказывается, он был усыновлен генералом Манштейном. Трудно предположить, что фамилия Левински не еврейского происхождения. Известны австрийский писатель Иосиф Л. (1839-1907) и раввин и писатель Авраам Л. (1866-?) из Германии и т. д. Шперлингов я тоже знаю нескольких: Яков Гирш Ш., поэт и педагог, родившийся в Лемберге,

293

издавал газету на немецком языке "Июдише прессе" и т. д. Еще интереснее биография лучшего генерала обороны Германии — фельдмаршала Вальтера Моделя. С матерью ясно — из крестьян-барышников и хозяев постоялых дворов. Отец преподавал логику в гимназии, был лютеранином; дядя, родной брат отца, был банкиром. Он-то и способствовал карьере племянника. В принципе без труда нашел искомое. Фамилия Модель может вести свой род от Маркса Моделя, придворного еврея маркграфа Бранденбургского (1703-1723). Вообще они стали банкирами еще в конце XVII в. Как водится, Маркс Модель вел борьбу с другим придворным евреем — Эльхананом Френкелем. Вполне возможно, что, обвиненный по навету в казнокрадстве, он принял лютеранство...

Личный охранник Гитлера, его шофер и близкий друг Эмиль Морис (1897-1945), был нелюбим его окружением: смуглый, французского происхождения, подозревали, что у него еврейские корни. Именно ему Гитлер, будучи в тюрьме, начал диктовать "Майн кампф" (заканчивал Р. Гесс). Морис был одним из самых одиозных фигур в окружении Гитлера: собственноручно расстрелял нескольких офицеров из числа сторонников Рема; убил отца Бернхардта Штемпфле, слишком много знавшего об отношениях Гитлера с его племянницей Гели Раубаль, покончившей жизнь самоубийством. Имел звание оберфюрера СС (бригадного генерала). Гнусная личность! "Евреи — разлагающая плесень человечества", — говорил Гитлер. Кажется, Морис попадает под эту категорию...

Личный врач Гитлера Теодор Морель (около 1890-1948) пользовался у него непререкаемым авторитетом. Нельзя исключить, что Морель был аферистом широкого масштаба. Не скрывал доктор и того, что является поклонником Ильи Мечникова, лауреата Нобелевской премии и полуеврея. По словам Мореля, Мечников поделился с ним секретами борьбы с инфекционными заболеваниями. Кроме того, Морель утверждал, что это он, а не А. Флеминг открыл пенициллин, но его изобретение было украдено "Интележенс сервис"! Во время русской кампании ловкий доктор создал несколько фабрик по производству "русского" порошка от вшей! Предписания Мореля, призванные помочь фюреру, расшатали его здоровье, в итоге доктор был отстранен от должности личного врача! Жившая в атмосфере общей подозрительности нацистская верхушка сочла, что Морель является вражеским агентом! Своего рода вариант дела врачей, но до пыток и расстрела не дошло...

В "Гадегеле" (Харбин, 1937. № 4) прочел о еврейских советниках нацистских лидеров. У доктора Шахта — друг Фриц Вольтат,

294

управляющий валютным отделом банка. В его руках были сосредоточены все вопросы немецкой валюты. У Вольтата — пять советников евреев. В ведомстве Геббельса каждый десятый служащий — еврей, некоторые возглавляли канцелярии. Евреи работали в "Фелкишер Беобахтер" у Альфреда Владимировича и даже у Штрайхера в "Дер Штюрмер", например некий подонок Ганс Мильштейн. Конечно, это было до 1937 г., а что произошло с ними дальше, неизвестно.

И еще: в антисемитской прессе не раз писали о еврейском происхождении Берии. Сущий бред. И не потому, что среди евреев не может быть такого негодяя. Но все же, откуда "параша"? Нашел в еврейской энциклопедии Моисея Элиакима Берию — цадика из Козеницы, сына и ученика цадика Израиля Козеницкого... Не отсюда ли информация?..

Чемпионку Германии и Олимпийских игр по фехтованию Хелену Майер (1910-?) Геббельс объявил "истинной представительницей нордической женственности". Высокая, худощавая, белокурая — эталон расовой чистоты, но... пришлось все тихо и бесшумно спустить на тормозах — предки были евреи.

Бургомистр Берлина Фриц Эльзас (1890-1945) был избран до прихода нацистов к власти, в неблагополучный 1931 г. арестован гестапо и казнен в Заксенхаузене 4 января 1945 г.

Но намного больше было потомков евреев, верой и правдой служивших "Великой Германии". Вот примеры уникальные. Эрнст фон Саломон (1902-1972), потомственный аристократ, с 17-летнего возраста вступил в Добровольческий корпус, который в 1919 г. участвовал в боях с красногвардейцами в Прибалтике и уличных боях с коммунистами в Германии, в убийстве 4 июня 1922 г. членами террористической организации Вальтера Ратенау, министра иностранных дел Веймарского правительства, в отместку за подписание Версальского договора. За убийство получил всего лишь пять лет тюрьмы. Фон Саломон оставил воспоминания о службе в Добровольческом корпусе. После прихода Гитлера к власти ушел в тень: даже в таких евреях наци не нуждались. Зарабатывал на жизнь писанием сценариев для киностудии УФА. Другой персонаж — граф Антон Арко-Валли, молодой офицер еврейского происхождения, взбешенный тем, что его не приняли в общество "Туле" (закрытая организация, созданная по масонскому образцу, члены которой поклонялись древнегерманским культам). Проявил "доблесть", убив 21 февраля 1919 г. еврея Курта Эйснера, главу Баварской республики. Вероятно, отцом убийцы был граф Георг фон Арко, офицер, ставший известным специалистом в области радио; мать — еврейка, урожденная Мосснер.

295

Вальтер Ратенау (1867-1922) — фигура символическая. Лишь его стараниями Германия в промышленном отношении могла так долго продержаться "на плаву" в Первую мировую войну. Вот малоизвестный факт: уровень производства боеприпасов кайзеровской Германии был выше, чем нацистской (Мемуары А. Шпеера. С. 298). Альберт Шпеер, назначенный в 1942 г. на пост министра вооружения и военной промышленности, использовал систему организации труда В. Ратенау и не скрывал этого от нацистских бонз. Более того, одного из бывших сотрудников Ратенау, возможно еврея, держали на последнем, чуть ли не под самой крышей, этаже министерства Тодта, где он разработал подробный план использования стратегического сырья. По свидетельству Шпеера, у этого человека Тодт набирался уму-разуму!

Генрих Гейдрих (1904-1942), одна из самых зловещих фигур Третьего рейха. Подобных ему интеллектуалов в окружении Сталина не было. Судите сами: шеф Главного управления имперской безопасности, заместитель имперского протектората Богемии и Моравии, один из главных инициаторов создания концлагерей. Родился в семье директора консерватории в Галле Бруно Рихарда Гейдриха, в семье которого царил культ музыки и искусства. Получил блестящее домашнее образование, великолепно играл на скрипке. Военную карьеру начал на флоте. Дальнейшее неинтересно: увольнение со службы за "моральное разложение", безработица, вступление в нацистскую партию и т. д. Кстати сказать, чехи были "счастливы", получив столь образованного и обаятельного надсмотрщика. Ему нельзя отказать в мужестве и самообладании: при покушении на него успел выстрелить в одного из нападавших. Обладая полным набором арийских достоинств, имел в крови "чернила", и эту тайну знали и адмирал Канарис, и Вальтер Шелленберг. Но личное дело Гейдриха, хранившееся в ведомстве Канариса, бесследно исчезло. В одной из книг о Канарисе жирным шрифтом выделено: "Никто не сомневался в том, что он (Канарис) был хорошо осведомлен о неарийском происхождении отца Гейдриха" (Абжаген К.Х. Адмирал Канарис. М., 1998. С. 140). Шелленберг был убежден, что одна из бабок Гейдриха была еврейкой, и лишь этим знанием Канарис "сдерживал" своего конкурента (Шелленберг В. Мемуары. Минск, 1998. С. 166). Да и у самого Шелленберга "рыльце было в пуху": гестапо знало, что (подумайте только, какое родство!) сестра тещи Шелленберга, сама полька, имела еще мужа еврея! Гейдрих, в свою очередь, в досье Шелленберга этот факт "на всякий случай зафиксировал". В ведомстве Шелленберга можно

296

обнаружить нескольких евреев, которые занимались шпионажем в пользу рейха. Так, в Дакаре на него работало семейство некоего португальского еврея, при помощи которого был сфотографирован морской порт (Там же. С. 77).

Слухи о еврейском происхождении отца Гитлера Алоиса Шикельгрубера остались слухами, не более того, но компетентная "Энциклопедия Третьего рейха" сочла нужным об этом сообщить.

26 мая

Звонил мне вчера профессор А.Я. Черняк. Ему предложили написать статью о Шептицком. Он отказался. Здесь все ясно: малороссы и жиды-украинофилы жаждут сделать из него святого. Это правда, что он спас порядка 40 евреев, пряча их всю войну в своем храме. Но он ни разу не возвысил своего пасторского голоса в защиту истребляемого еврейства. А ведь даже тайное его послание спасло бы десятки тысяч невинных. Да ладно, евреи. Это, так сказать, рок. Но он не осудил истребление нескольких тысяч польских интеллигентов во Львове 23 июня 1941 г. Тогда бендеровцы по списку расстреляли цвет польской нации. Это не Катынский лес, где все делалось в тайне, шито-крыто. Это европейский город! Истребили хохлы и десятки тысяч польских переселенцев. Где тогда был ротмистр и граф Андрей Шептицкий, митрополит Галицкий и Львовский?

Если бы у каждого немца (поляка, украинца, латыша и т. д.) был бы свой, хотя бы ничтожный, "список Шиндлера", кровавой вакханалии — 6 млн погибших — удалось бы избежать.

16 июня

Долго не вносил ничего нового — был в отпуске в Лухочевичах (Чехия). Последний оазис габсбургской идиллии. Курорт расположен на крайнем юго-востоке Моравии, примыкающей к Словакии. Городок в 6 тыс. душ, да порядка 100 гостиниц и пансионов. Три больших отеля, остальные с номерами от 4-6 до 10-12 комнат. Живописный парк, лес, горы, вода. Чистота и тишина. По вечерам играет оркестр, есть маленький театрик времен Австро-Венгрии. Ни одного пьяного. Один раз на шоссе видел полицейского. Пока нет ни арабов, ни негров, ни китайцев, ни израильтян. (Правда, в августе ожидается десант из 300 евреев: то-то радости местным жителям!) Знакомство с двумя пожилыми парами из Тель-Авива. Один — крупный журналист из "Ха-ареца", другой — врач. Глубоко убеждены в том, что Израиль обречен. Осведомленность. Разговор о масонстве. Журналист пришел к выводу, что цели масонства неясны и на сегодняшний день Израилю враждебны. NB! Гвалт!

297

Вернемся, однако, к нашим баранам.

Отец писателя В.В. Набокова В.Д. Набоков (1869-1922), убиенный сыном "любимой женщины" (Шабельской), отличался редким филосемитизмом. Его статья о Кишиневском погроме 1903 г., опубликованная газетой "Право", была столь резкой, что власти предупредили издателя: в случае повторения подобного газета будет закрыта. В.Д. Набоков, лишенный за эту статью придворного титула, был вынужден уйти с государственной службы. Во время процесса Бейлиса в качестве рядового корреспондента "Речи" участвовал в разоблачении подноготной этой гнусной антисемитской инсинуации. Его роль в данном деле равнозначна таковой В. Г. Короленко. Как юрист В.Д. Набоков возглавлял уголовный отдел крупнейшего в России Юридического общества (см. некролог: Еврейская трибуна. Париж, 1922. 7 апр. № 3). Только святой человек мог заслонить от руки убийцы друга (П.Н. Милюкова) и погибнуть. Православная церковь ищет новых героев. К великомученикам причислена вся семья последнего царя (даже педераст великий князь Сергей Александрович). А ведь истинным великомучеником был Владимир Дмитриевич Набоков.

Но я заговорил о погромах совсем по другому поводу. Многие мои ровесники, вероятно, помнят анекдоты о вездесущем майоре Пронине. Никаких ассоциаций с погромами?.. Ан есть! Один из инициаторов Кишиневского погрома редактор петербургской газеты "Знамя" Паволокий Крушеван попал-таки в историю. Другой, по фамилии Пронин, остался в тени. Правда, о нем есть информация в "Еврейской энциклопедии", но кто об этом помнит... Крупный подрядчик, Пронин в процессе конкурентной борьбы с евреями стал ярым юдофобом и главным вдохновителем погрома. Связи в администрации Кишинева и Питера обеспечили Пронину безнаказанность. Случайно ли сыщик получил фамилию Пронин?

Большой фрагмент, посвященный погромам в Древней Руси и в настоящее время, был исключен из моей последней книги. Привожу его полностью: «...в 1113 году в Киеве был еврейский погром, возможно первый еврейский, но не первый в истории Киева. Народная память зафиксировала антихристианский погром. Было ли то атавизмом язычества — трудно сказать. Рассказ об этом есть в одной из былин, по свойству которой невозможно отделить реально-исторический фон от сказочного или фантастического. Как бы то ни было, любимый герой русского эпоса Илья Муромец становится погромщиком русского православия, противником Владимира Красно Солнышко (образ восходит к

298

крестителю Руси), — предвосхищение далекого будущего, даже по словесной структуре близкое к былине:

Старому казаку Илье Муромцу

За досаду показалось то великую,

И он не знает, что ведь сделати

Супротив тому князю Владимиру.

И он берет-то как свой тугой лук разрыватый,

А он стрелочки берет каленыи,

Выходил Илья он да на Киев град

И по граду Киеву стал он похаживать

И на матушки Божьи церкви погуливать.

На церквах-то он кресты вси да повыломал,

Маковки он залочены вси повыстрелял.

Да кричал Илья он во всю голову,

Во всю голову кричал он громким голосом:

"Ай же пьяницы вы голюшки кабацкие!

Да и выходите с кабаков домов питейных

И обирайте-тко вы маковки залоченыи,

То несите в кабаки в дома питейные,

Да вы пейте-тко да вина досыта"*.

Та же самая былина в серии "Библиотека поэта" опубликована в несколько приглаженном варианте**.

Да и как не пригладить, если поборник и защитник христианства опускается до уровня низов, призывая выламать кресты и золотые маковки, чтобы их пропить:

Эх, эх!

Позабавиться не грех!

Запирайте етажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба —

Гуляет нынче голытьба!

..........................................

От чего тебя упас

Золотой иконостас?

Али руки не в крови...

_________________

* Цит. по: Барлен Д. Русские былины в свете тайноведения. Париж, 1932. С. 63-64).

** См.: Былины. Л., 1967. С. 324-333; см. также: Илья Муромец. М.; Л., 1958. С. 231.

299

Остается надеяться, что за гневом Ильи Муромца, голытьбы или иных погромщиков, мы, как и Александр Блок, при желании можем увидеть Лик Спасителя.

Это было жестокое время, костры инквизиции горели в Москве. Приведу пример редчайшего свидетельства современника. Бывалый человек, тверской купец Афанасий Никитин, в своем "Хождении за три моря", говоря о родине, был вынужден прибегнуть к тайной записи на тюркском языке, смысл которой в переводе звучит так: "Русская земля да будет Богом хранима; Боже сохрани! На этом свете нет страны, такой, как эта, хотя вельможи Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной и да будет в ней справедливость!" (Хождение за три моря Афанасия Никитина, 1466-1472 гг. М.; Л., 1948. С. 188-189). К какому из тюркских языков относятся вставки путешественника, до сих пор не выяснено. Тюрколог, профессор А.К. Боровиков полагает, что это хорезмийский диалект. В поволжских городах он был торговым арго. В свою очередь предположу, что торговым жаргоном Поволжья служил хазарский язык — о связях Хазарии и Хорезма написано много...

21 июня

Накануне войны. Страшно вспоминать, как я умирал от голода в блокадном Ленинграде. Выжил. Для чего? Сегодня день рождения Арона Яковлевича Черняка. Кстати сказать, он полтора месяца выходил из окружения. Читал воспоминания Мелетинского и, как Нейштадт, признал их правдивыми...

Перечитывая летописи, Соловьева, Карамзина, Ключевского, можно выудить много любопытного. Вот князь Даниил Галицкий сумел после монгольского погрома поднять свое княжество. Ценил человеческий материал, заселяя обезлюдевшие города иноземцами, в том числе евреями. Соловьев так и пишет: армянами и жидами, "что не могло не влиять на будущую судьбу страны". Что имел в виду историк, трудно сказать. Или автор повести об Александре Невском внушает псковичам, что они не должны забывать, что их освободил Ярославич: "...если забудете это и отступите от рода великого князя Александра Ярославича, то похожи будете на жидов, которых Господь напитал в пустыне, а они забыли его благодеяния" (курсив мой. — С. Д.) (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1988. Кн. II. С. 150, 183). Прекрасный штамп для характеристики отвергаемого народа.

Перечитываю Ржевскую. Нет ничего беспристрастнее и пристрастнее, чем свидетель. Только дуракам не ясно, что Виктор

300

Суворов не прав. Но на его удочку клюют. После Первой мировой войны не нашлось ни одного историка, который мог бы снять вину за развязывание войны с кайзеровской Германии. Была попытка, и весьма талантливая, писателя Эмиля Людвига, кстати сказать, еврея, но и она не принесла результатов. Вторая мировая война безоговорочно спровоцирована нацистской Германией. Но вот прошло 50 лет, и на немецкие деньги нанимают предателя, который вопиет, что Сталин готовил нападение на Гитлера. Я не буду рассуждать о морали: в конце концов Сталин воевал против врага всего человечества, и этого достаточно, чтобы его оправдать. Но, к сожалению, Гений всех времен и Отец Всех Народов даже во сне не думал нападать на Германию: он просто физически боялся Гитлера. Сталин был реалистом. Его надежды на мир рухнули не летом 41-го, а годом раньше. Он предполагал, что окопная война на Западе продлится по крайней мере четыре года, как это было в Первую мировую. Но немцы захватили весь континент — от Бреста до Бреста, при минимальных потерях, кажется, меньше 100 тыс. Во времена Марны таковыми были однодневные потери.

Взглянем на карту Европы 14-го и 41-го годов. Не надо быть великим стратегом, чтобы сообразить, что в Первую мировую войну реальный "второй" фронт существовал на материке. Франция не капитулировала, а Италия была нашей союзницей. Еще воевали Сербия и Греция. Даже Румыния была союзницей Антанты. Взглянем на Север. В Норвегии и Финляндии немцев не было, т. е. северная граница от строящейся гавани Николая II (Мурманска) до Петрограда была безопасной. На Западе ни Голландия, ни Дания не были оккупированы, что создавало немцам определенные трудности. Нейтралитет Испании, Португалии, Дании, Голландии и Норвегии был дружествен Антанте, а значит, России. Даже Япония являлась нашей союзницей, и поэтому не надо было оглядываться на Восток. Единственное затруднение — Турция. Но Турция воевала на нескольких фронтах, в том числе против англичан. Дислоцированная на второстепенном фронте, Кавказская армия благодаря таланту начальника штаба Кавказского фронта Н.Н. Юденича одерживала одну победу за другой: к февралю 17-го года казачьи отряды находились в 20 верстах от Багдада (воспоминания С.М. Буденного). Западный фронт проходил недалеко от Восточной Пруссии; царство Польское с Варшавой вдавалось в Германию. Немцы на первых порах планировали даже оставить Восточную Пруссию до подхода резервов с Запада: но этого не потребовалось. Бездарность царского командования была вопиющей.

301

Во Вторую мировую на материке у России не было ни единого союзника. Вся Европа с ее промышленным потенциалом работала на Гитлера. Фронт протянулся от Баренцева до Черного моря. Финляндия, прикрывавшая Петроград с севера, была союзницей Гитлера, равно как Румыния и Италия. Нейтралитет Турции оставался под вопросом. Япония была настроена враждебно, Испания тоже. Воинство тов. Сталина, обесчещенное финской войной, вызывало у Сталина не только озабоченность, но и страх за будущее столкновение. К началу войны не осталось ни одного стоящего генерала! Он убил титана военной мысли М.Н. Тухачевского (Г. Жуков), Егорова, Блюхера, Уборевича, Якира. Потери офицерского состава были колоссальные: ни одна война не истребила такого числа военачальников. Пусть читают Некрича и Анфилова (?). И при таком раскладе Сталин решил атаковать немцев?! Чушь! У него портки были мокрые. Он готов был идти на территориальные уступки — только не воевать. А теперь объективные документы: дневник начальника штаба Ф. Гальдера и дневник Геббельса. Из них, несомненно, явствует, что Сталин боялся войны, был к ней не готов и делал одну ошибку за другой. Скрыть приготовления Германии было сложно: Геббельс распускал слухи. Очень успешная, мастерская работа по дезинформации Сталина. Сталин сосредоточивал войска на границе не для нападения, а для защиты. И настолько безграмотно, что Геббельс радовался будущим военнопленным. У Гальдера сухой расчет и информация. Он предвидел, что в приграничных боях потери немцев будут составлять 200 тыс., а в сентябре 41-го года еще 275 тыс. Писано в мае. Действительность оказалась несколько хуже: живые потери к сентябрю соответствовали предполагаемым, но техника пришла в полную негодность. (На 27 сентября ранены 12 413 тыс. офицеров и 376 225 унтер-офицеров и рядовых; убито 4 784 офицеров и 106 231 унтер-офицеров и рядовых; пропало без вести 414 офицеров и 22 766 унтер-офицеров и рядовых — итого общие потери составили более полумиллиона человек, т. е. близки к расчетным). Гальдер (а значит, Браухич и фон Бок) уже в сентябре 1941 г. поняли, что войну нельзя выиграть. Вероятно, было уже более 2 млн русских пленных и 3-4 млн убитых, а война проиграна!

Из другой оперы. Ольшанецкий прислал несколько гербов, в частности Багратионов, на предмет идентификации. У Багратионов баснословная генеалогия, восходящая к царю Давиду, вавилонскому пленению и переселению в Армению и т. д. Описание

302

герба нашел в книге Лакиера. Родство с царем Давидом подтверждается изображением гуслей (арфы), на которых псалмопевец играл царю Саулу, и изображением пращи, которой был низвергнут Голиаф. Есть и христианские атрибуты: хитон Господень и нечто, связанное со св. Георгием, почитаемым и в Грузии, и в Армении. Но вот чего нет в описании Лакиера: на гербе изображены два льва. Как известно, Лев — тотем колена Иуды, к коему принадлежал Давид и его потомок Иисус! Это важно. Другой герб, князей Воронцовых, мне интересен фальсификацией их происхождения: они происходят, как и Вельяминовы и Аксаковы, от Шимона Африкановича, выдаваемого в одном из вариантов за викинга, в другом — за немца. Я же допускаю, что сочетание сефардского произношения Шимон (вместо Симон) — свидетельство магрибского происхождения основателя рода. Думаю, никакого отношения к варяжскому князю Якупу Слепому он не имел. Хотя даже здесь имя Якуп(б) очень смахивает на имя библейского Якова в сефардском варианте, тем паче что речь идет о 1027 г., когда большинство скандинавов были еще язычниками! (см.: Лакиер А.Б. Русская геральдика. М., 1999. С. 306-307, 325-327). Можно даже подумать о годе появления Шимона Африкановича на Руси. Распространение христианства в Норвегии связано с именем короля Олафа Толстого (1015-1024), в Швеции с именем короля Сверкера (1033-1052), но историки считают, что борьба христиан с язычеством продолжалась здесь до середины XII в., а атавизм существует вплоть до наших дней.

29 июня

Довольно много написано об антисемитизме Достоевского. Я тоже грешил, обратив внимание на ксенофобию: полонофобию, германофобию, ненависть к англичанам, туркам и т. д. Говорят, что время все расставляет по местам. Так и не так. Нашел чуть ли не первую статью об этой болезни русских писателей, опубликованную в 1876 г. под псевдонимом С.С. в "Одесском вестнике" и посвященную обзору современной прозы. Автор с уважением пишет о Мельникове-Печерском, о покойном М.В. Авдееве, об Эмиле Золя. И о Достоевском, точнее, о его "Дневнике". С.С. убежден, что уровень таланта русского писателя уже никак не ниже французского, а "может быть, и выше". Но не в этом главное: «...он (Достоевский) констатирует враждебное настроение немцев относительно русских и России... Но Достоевский на этом не останавливается: он положительно и твердо уверен, что немцы — наши враги. Пусть его! Для нас не новость, что у г-на Достоевского рядом с блестящими страницами попадаются довольно нередко натяжки, странности и софизмы. Ну,

303

например, можно ли согласиться с его мыслью, что последнее слово цивилизации заключается в том, что "жид опять везде воцарился, да и не только опять воцарился, а не переставал никогда царить" (дневник писателя. С. 181). Эта аллегория обозначает, что принцип торгашества и обдирательства затмил все идеалы науки и гуманности. Автор выводит это из поддержки, оказываемой Англией Турции. Митинги, собирающиеся теперь повсюду в Англии, и единодушный протест всей страны против жидовской политики Дизраэли показывают... что Достоевский ошибся в своем понимании последнего слова цивилизации. Кстати сказать, Достоевский терпеть не может "жидов" (он иначе не называет евреев). "Жид" — это для него синоним грубой, давящей, безнравственной силы. Всякий раз, когда он произносит это слово, кажется, слышишь скрежет зубовный. Удивительно это, как человек, постоянно живущий в Петербурге и потому менее подверженный неблагоприятным влияниям еврейской массы, мог проникнуться к ним такою злобою. Вообще, я полагаю, что уже одна эта черта достаточна, чтобы охранять Достоевского от подражателей из евреев. В этом, по крайней мере, С.С. подражать ему не решился. Что прикажете делать! Крупные писатели русские заражены юдофобией. Тургенев еще в юности написал рассказ "Жид", где вывел отца, продающего офицеру свою дочь. Некрасов в последней своей поэме написал еврейскую песню, где приводит не самые лестные для евреев мысли. Щедрин также не может встретиться с евреем, чтобы не щелкнуть его... И это русская интеллигенция! Это люди, которых нельзя упрекнуть в злостном пристрастии или глупых предрассудках... У Достоевского, наконец, эта юдофобия доходит до мании» (С.С. Журнальные очерки // Одесский вестник. 1876. № 208). Это замечательное эссе написано критиком и литератором Сычевским (1835-1890).

Для евреев антисемитизм великих писателей — обида и горечь: «Юдофобский пафос Гоголя доказывает, что в современном ему русском обществе ненависть к еврейству укоренилась очень глубоко. Когда безупречно-идейный и сильно чувствующий человек, как Иван Аксаков, оправдывал погромы и проповедовал перманентный поход на "жидов" — это свидетельство об огромных залежах юдофобии в русском народе...» (А. Р. Заметки // Возрождение. 1914. 18 апр. № 5. Стлб. 7-8; возможно, А. Р. — это Алексей Львович Рубинштейн). До войны оставались считанные недели.

В защиту Гоголя скажу, что юдофобию он проявил лишь раз — в "Тарасе Бульбе", произведении важном, но не оно сделало его всемирно известным. Евреев нет ни в "Ревизоре", ни в "Мертвых

304

душах", ни, самое главное, в петербургском цикле рассказов. Даже в малороссийских вещах Гоголя "жид" почти отсутствует. И это не случайность. Что же касается Ивана Аксакова, то он, пожалуй, единственный честный человек в непримиримом антиеврейском лагере. Тот же А. Р. размышляет о причинах юдофобии талантливых людей, подобных Евгению Дюрингу и Рихарду Вагнеру в Германии, и приходит к выводу, что они выражали образ мыслей, который был присущ немецкому обществу в целом. "Мы, евреи, всегда интересуемся нашими врагами, как бы втайне надеясь в их биографии открыть причины вражды к нам". От себя добавлю, что большинство антисемитов — люди с червоточинкой...

3 июля

Обидно, что из моей книги "Парадоксы и причуды..." много выкинуто о русском народе. Есть, правда, пространная цитата из письма А.К. Толстого Болеславу Маркевичу от 26 апреля 1869 г., но отсутствует весь Пушкин и нет комментария. Пушкин писал П.А. Вяземскому 27 мая 1826 г.: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне свободу, то я месяца не останусь... В 4-й песне "Онегина" я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? В нем дарование приметно — услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится — ай да умница» (Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. М., 1974-1978. Т. 9. С. 219).

Владимир Сергеевич Печерин (1807-1885), отец Печерин, этого письма Пушкина Вяземскому не читал, но в июне 1836 г. навсегда покинул родину, став одним из первых русских "невозвращенцев". За границей перешел в католичество и принял сан. А.И. Герцен в "Былом и думах" посвятил ему немало страниц. Равно и те юноши, которых Борис Годунов послал учиться в Европу, — ни один в Московию не вернулся. Историк писал, что это было бы возвращением из бытия в небытие. Но ведь были же добровольцы, вроде Николая Ивановича Бухарина. Загадка? Быть в Париже и вернуться в застенок! Лицейский друг Пушкина князь Горчаков, став канцлером, получил из "недремлющего ока" свое "Дело". Среди прочего прочел о себе: "умен, но не любит России". Что это? Силлогизм: потому умен, что не любит Россию?

14 июля

Приехала дочь Ирина с мужем из Англии. Просматривал Мандельштама. Обнаружил посвящение Антону Яковлевичу Карташеву (1875-1960). Сын крестьянина

305

(по другим сведениям — сын уральского шахтера) и профессор богословия, короткое время обер-прокурор Святейшего Синода, министр вероисповеданий Временного правительства, был арестован большевиками, но освобожден. Эмигрировал в 1919 г. Энциклопедист. Страстный защитник еврейства. Участник сборника "Щит". А стихотворение чудное, полное библейских ассоциаций:

А.В. Карташеву

Среди священников левитом молодым

На страже утренней он долго оставался.

Ночь иудейская сгущалася над ним,

И Храм разрушенный угрюмо созидался.

Он говорил: небес тревожна желтизна!

Уж над Евфратом ночь: бегите, иереи!

А старцы думали: не наша в том вина —

Се черно-желтый свет, се радость Иудеи!

Он с нами был, когда, на берегу ручья,

Мы в драгоценный лен Субботу пеленали

И семисвешником тяжелым освещали

Ерусалима ночь и чад небытия.

1917 г.

Для меня ясно, что речь идет о попытке римского императора Юлиана Отступника (331-363) воссоздать Храм. Два землетрясения и его смерть на Евфрате помешали реализовать этот замысел. Отсюда — угрюмое созидание Храма, тревожный желтый цвет небес и, самое главное, семисвешники, свидетели не разрушения первого Храма, а воссоздания второго Храма Макковеями. Так мне кажется...

Кстати сказать, о Константине Великом. На Западе бытует мнение, что его мать Елена, молодая проблядуха, была еврейкой. Таким образом, происхождения Константина и Владимира идентичны. И это правильно: материнская религия дожна отдавать дочерним своих лучших детей! Христианство "ограбило" иудаизм до нитки. По сути христианство есть компромисс между язычеством и иудаизмом. Впоследствии евреи питали ствол "нацрута". Великий реформатор папа Григорий VIII был из семьи крещеных евреев Пьеро Леоне (Из письма Гинеколога).

22 августа

Давно ничего не заносил. Есть кое-что интересное. Читал воспоминания крупного чиновника министерства земледелия И.И. Тхоржевского. Основная мысль: Россию погубила война.

306

До революции она развивалась семимильными шагами. Росло благосостояние народа. Вместе с тем он не замечает собственного противоречия. В статье "Земля и скифы" пишет, что в первое время после 1861 г. уровень урожайности помещичьих земель был выше урожайности крестьянских на 15%; спустя 50 лет он вырос на 25%. Иными словами, крестьяне не умели хозяйствовать и каждые 10 лет ели "человечину" — шел царь-Голод. Последний раз это было в 1911-1912 гг., после благословенных реформ Столыпина. Об образовании я уже не говорю: по уровню образования Россия занимала последнее место в Европе и т. д. Что же касается Эрмитажа, балета и т. п. — все это было до и после революции.

О Николае интересно. Автор — монархист, дуалистичен. Видя все слабости императора, Тхоржевский считает, что не будь отречения, не было бы революции и поражения в войне. Прекрасно. Выше он пишет о том, что судьба послала царю двух великих людей: Витте и Столыпина, но он им мешал. Но все же кое-как с ними работал. Ясно, что Витте и Столыпин не хотели войны. России был нужен мир. Тхоржевский ненавидит Распутина, но ведь Распутин в меру своих "диких" сил умолял царя и царицу не вступать в войну. Он предвидел гибель династии, которую ускорило бездарное ведение войны. (А когда Россия воевала "дарно"?) Тхоржевский почти ничего не пишет о сенаторе В.Н. Коковцове (1853-1943), активном противнике войны. В январе 1914 г. он был отстранен от государственной деятельности за безуспешные попытки убедить сторонников войны, что лапотная безграмотная Россия воевать не в состоянии.

Что касается отношений внутри царской семьи, то Тхоржевский полагает, что императрица играла в семье роковую роль. Жаль, что он не объясняет, что имеет в виду, и не расшифровывает следующие свои строки:

Все, что видишь сейчас, — не к добру

Это в шахматах часто бывает.

Королева ведет всю игру,

А король — просто мат получает.

25 августа

Л.Н. Толстой получил письмо от польских ариан, в котором было сказано, что они его предшественники (см.: Маковицкий Д.П. У Толстого, 1904-1910: Яснополянские записки. М., 1979. Кн. 4. С. 269, 462; запись от 5 июня 1910 г.). Я писал об арианах в связи с романом И.И. Ясинского. В Польше XVI в.

307

была возможна победа протестантизма. Основная причина его поражения — абсолютный отрыв интеллектуальной элиты от плебса. Как ни странно, в Германии такого отрыва не было.

Мысли Л.Н. о кино идентичны высказываниям о нем Ленина! Не все так просто (Там же. С. 460).

В "Дневнике" Толстого много о жизни, смерти и бессмертии. Вот что заинтересовало меня: "16 июля 1903 г. Говорят: то только настоящее бессмертие, при котором удержится моя личность. Да личность моя-то и есть то, что меня мучает, что мне более всего отвратительно в этом мире. Остаться навеки со своей личностью это действительно мучение Агасфера" (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М., 1935. Т. 54. С. 185). В комментарии (С. 525-526) упомянут суперинтендант Пауль фон Эйцен, встретивший в Гамбурге в церкви еврея 50 лет, с длинными волосами, в рваной одежде, который уверял его, что он сапожник из Иерусалима, оттолкнувший Иисуса. Вс. Иванов читал внимательно Маковицкого.

28 августа

Во время так называемой кампании П.А. Румянцева-Задунайского против турок и татар (1769-1774) главнокомандующий использовал отряды запорожских казаков. В октябре 1770 г. казакам в низовьях Днепра и Буга удалось отбить у татар пленных волохов (молдован) и евреев, общим числом 673 души. Казаками был разбит табор хана Крым-Гирея, который, в свою очередь, набрал пленных во время набега. Перед запорожским войсковым старшиной Данилой Третьяком стояла задача, как с выгодой избавиться от "военнопленных", так как кормить их было нечем. (В прежней кампании они уже отбили 1300 волохов.) Что касается волохов, т. е. православных молдован, то их отпустили или разрешили поселиться в украинских селах. С евреями было сложно. Это был некий бизнес, схожий с татарским бизнесом: за них следовало получить выкуп. Есть дивный документ на эту тему: "...так как поведено было, чтобы волохов распустить, а жидов от громады годовать, а иначе они все с голоду сгинут, то полковнику кодакскому этому жидовскому народу харчевые припасы от посольства отпустить с запискою, сколько, какого числа, яких харчей или на то деньги будут?". Для прокормления евреев было выдано проса 61 четверть (ценою 152 рубля) и 58 четвертей муки без указания стоимости. Но евреи, опасаясь за свою будущность, просили, чтобы отпустили выборных в Польшу для сбора денег на выкуп "пленных". "Жиды" явно не хотели отягощать казаков своим присутствием. Мудрый Третьяк провел совещание (консилиум) со своей командой и отпустил шестерых жидов под конвоем Романа Пашковского. Текст, написанный на среднем

308

между великорусским и малороссийскою мовою языке, абсолютно понятен и не нуждается в переводе; иногда попадаются латинские выражения (консилиум, цирконстанция, т. е. случай, и т. п.), видимо, документ написан бывшими бурсаками (ах, Гоголь, Гоголь!). При этом казаки сочли нелишним указать, что в случае неявки посланцев "оставшиеся в Кодаке жиды и все их родство имеют окрещены быть и по неволе или самой смерти преданы будут без всякого пощадения, непременно" (ах, Гоголь, Гоголь!).

Евреи, отпущенные на свободу для сбора средств, вероятно, не смогли собрать нужную сумму и, как сказано, по наущению поляков, обратились прямо к Румянцеву с просьбой им помочь. Румянцев, желая пресечь казацкую самодеятельность, напомнил казакам, что они часть регулярного российского воинства, в котором обычай выкупа не практикуется: "По военному общему праву, пленник взятый оружием, принадлежит своею особою всегда государю; следственно, и свобода его не зависит от партикулярной воли воина..." Впрочем, препятствовать получению дохода казаками Румянцев не стал. Но достать евреям 8000 тыс. рублей было невозможно, а потому фельдмаршал написал "увещевательное" письмо кошевому атаману:

Государь Петр Иванович.

Обыватели польского местечка Янова и других, жиды, принесли вторичное прошение о освобождении взятых войском запорожским их однородцев, удержанных по сие время в селениях, войску принадлежащих, по той токмо причине, что назначенного выкупа восьми тысяч рублей не могли собрать по крайней нищите своей. Надеяся на известное мне ваше благорассуждение, прошу вас, государь мой, приказать их освободить, ибо, положим, хотя бы и было обыкновение брать с пленных за выкуп деньги; но в уважении крайнего несостояния их выплатить требуемое количество денег надлежит показать человеколюбие над сими бедными людьми, кои, сидя в неволе, лишены всех к тому способов: а однородны их, пребывая в Польше, от войны и болезней обнищавшиеся, о исправлении своем стараяся, конечно, пособить им не могут... граф Румянцев. Октября 1771 года".

Получив хотя и любезное, но все же приказание, атаман собрал в декабре сходку, на которой было решено принять от "жидов" 600 рублей и отпустить. Последние удостоились и письма, отправленного 14 января 1772 г. "Жидам Самуилу Марковичу, Марку Лазаревичу и Мошку Осиповичу", о принятии денег и сукна и отправлении их родственников на родину. На десяти повозках, нанятых евреями по 8 злотых "за всякую", на польский

309

рубеж были доставлены 77 евреев с детьми и женами. Благодарные евреи отписали из Умани 15 февраля 1772 г.:

"За освобождение нашего рода жидов, до границ семлицкого форпоста без приключения и ни от кого никакой обиды благополучно препровожденных, и за такое вашей ясневельможности милосердие и не остановление рода нашего приносим всепокорнейшую и нелицемерную нашу со всякою учтивостью и старшинам и всему войску запорожскому благодарность. Да и впредь ясневельможность вашу всенижайше упрашиваем, если, по воле всемилосердного Бога, еще случай наш род в запорожское низовое войско попадется, не оставлять... Те же евреи, под покровительством ново-сербского майора Павла Эрделя, достигли Умани, где мы достали, и в презент вашему ясневельможности посылаем 8 голов сахару, и просим оный принять и себе в здоровье употребить" (Еврейский плен в Запорожье 1770-1772 гг. / Публ. А. Скальковского // Киевская старина. 1884. Т. VIII. № 1. С. 159-165). Послесловием к этой эпопее может служить тот факт, что Запорожская сечь была ликвидирована Екатериной II уже в 1775 г.

11 октября

Обратил внимание, что в книгу "Парадоксы и причуды..." не вошла значительная и важная для меня часть о писателе А. С. Серафимовиче. О его деде Е.Н. Котельникове я подробно писал в "Истории одного мифа" (М., 1993). Вот эта часть, вошедшая и не вошедшая.

Удивительное дело, но земля Войска донского, вопреки господствующей религии и устойчивому представлению о казачестве, как о истово православном, стала рассадником различных сект с ярко выраженным приматом Ветхого завета. На мой взгляд, это было обусловлено относительной грамотностью населения, а также возможностью во время службы на границах империи познакомиться с носителями иных исповеданий. Так, есаул Евлампий Никифорович Котельников (ок. 1775-1855) основал секту "духоносцев". Во время службы на границе с Австрией он познакомился с евреями и выучил не только еврейский, но и европейские языки. С точки зрения ортодоксии, Котельников — идеальный герой: участник войны 1812 года, адъютант фельдмаршала М.Б. Барклая де Толли, человек, написавший несколько книг, в том числе по истории Дона, не утратившую значения до сих пор. Автор хвалебной песни в честь Дона: "Преславный тихий Дон Иванович...", но, увы, сектант... Написано о Котельникове много, но при этом подробности его учения опускаются (см., например: Лидин Вл. Книга донского казака // Он же.

310

Друзья мои книги. М., 1960. С. 121-124; Антология одного стихотворения // Дон. 1989. № 1. С. 120-122). Писатель Александр Серафимович, изучая свою родословную, обнаружил, что дедом его матери был Е.Н. Котельников (Астапенко М. Прадед Александра Серафимовича // Лит. Россия. 1988. 15 янв. № 12).

Семья Котельникова сохранила ген филосемитизма и правдоискательства. Александр Серафимович Серафимович (настоящая фамилия Попов, 1863-1949), уроженец станицы Нижнекурмоярской Войска донского. Уже в первых очерках "Мариупольские картинки", опубликованных в 1897 г. в газете "Азовский край", он с негодованием писал о дискриминации евреев в области образования. В одной из антисемитских статей того времени была приведена статистика нарушений дисциплины гимназистами-евреями, вдвое превосходившая статистику таковых нарушений детьми неевреями. Серафимович с презрением пишет об этих подтасовках: "Откровенно сказать, плохо верится всему этому. Дело в том, что доступ евреям в гимназию ограничен известным процентом. В Мариуполе их много, и они буквально рвутся в гимназию, убивая последние силы и средства на подготовку. И действительно, еврейские дети являются в гимназию с блестящей подготовкой, лучшие ученики — евреи. Кроме того, это забитый, затравленный, загнанный народ: они вечно озираются в ожидании окрика... да и родители их знают отлично, что их положение в гимназии очень непрочно. И при таких-то условиях ученики евреи вдруг выказывают вдвое большую склонность к шалостям, проступкам, нарушениям дисциплины, чем христианские мальчики. Как хотите, господа, но поверить этому почти невозможно! То же самое говорят в обществе. Остается предположить одно, что племенная рознь вторгается и в такие области, где место только человеческим отношениям. Очень печальное явление" (Серафимович А.С. Мариупольские картинки. Еврейские гимназисты // Собр. соч. М., 1959. Т. 1. С. 539-540).

Естественно, что Серафимович был среди защитников еврейского народа от кровавого навета во время суда над Бейлисом.

Свою лучшую вещь, роман "Железный поток" (1924), посвященную одному из эпизодов Гражданской войны — прорыву Таманской армии, обремененной обозами с женщинами, детьми, стариками и ранеными, с Кавказа на Север — Серафимович "построил" по принципу Исхода. Все герои имеют библейские прототипы, включая главного — Кожуха, в котором соединились пророческий дар и косноязычие Моисея, религиозный экстаз Аарона и военная выучка Иисуса Навина. "Железный поток" движется в Землю обетованную, в Совдепию, преодолевая

311

неимоверные препятствия — географические, политические, движется вопреки недоверию и слабости духа детей "Корея", сминая новых и новых амаликитян. Язык романа лаконичен и афористичен — точная ориентация на Библию. Не исключаю влияния рассказа Льва Лунца "В пустыне" (1922), которому близкий к Серафимовичу М. Горький дал высокую оценку.

13 октября

К рассуждению о "деле" А.В. Сухово-Кобылина (1817-1903). Я уверен, что барин пожелал избавиться от Симон-Деманш. Слуги угадали и выполнили непроизнесенный приказ. Можно сказать, таких слуг нет: увы, в России были Савельичи и герои "Кому на Руси жить хорошо", вроде совершенно счастливого дворового:

Я счастлив, видит Бог!

У первого боярина,

У князя Переметьева

Я был любимый раб,

Жена — раба любимая...

или Ипата, хваставшего тем, что он холоп князей Утятиных: "и весь тут сказ", или крестьянина Клима Яковлевича, ломавшего комедию перед выжившим из ума помещиком: "Горда свинья: чесалася о барское крыльцо". Или самый страшный пример "Про холопа примерного — Якова верного", повесившегося на глазах барина, — такой была его месть за надругательство.

Где Некрасов, где Шекспир, где Сухово-Кобылин? У Шекспира в "Антонии и Клеопатре" есть дивная сцена. Триумвират (Лепид, Антоний, Октавий) пируют на корабле в гостях у Секста Помпея (сына великого Гнея). Его слуга советует убить гостей и стать владыкой Рима. На это Секст отвечает знаменитой тирадой:

Зря болтаешь

О том, что надо было сделать молча.

Такой поступок для меня — злодейство,

А для тебя — служенье господину.

Нет, выгоде я честь не подчиню.

Вини язык, что погубил он дело.

Свершенное одобрить я бы мог,

Замышленное должен осудить...

(Шекспир У. Антоний и Клеопатра. Акт II, сц. 6)

Иными словами: спрашивать не надо — надо делать. И слуги Сухово угадали без приказа... Таковы рабы в России... Их имел Сталин.

312

17 октября

Вспомнил великого историка Полякова. Он меня любил и ценил. Познакомил меня с ним друг Давид Черняховский. Поляков назвал меня гением, что зафиксировано в личном ко мне письме. До этого в устной беседе нечто похожее произнес Шмуэль Эттингер.

Звонил Поляков мне иногда по несколько раз в неделю. Для него я был полигоном его идей. Вот небольшой некролог.

Поляков Леон (Лев, Арье) Владимирович, (1910-1997) родился в Санкт-Петербурге, умер в Париже, имя дано в честь Льва Николаевича Толстого, поклонником которого был его отец. Не любил, когда я называл его Леоном. Требовал "Льва". В конце жизни занимался исламом. Иронически процитировал Ларису Рейснер, назвавшую Магомета — "небогатым капиталистом", и добавил, что, по его мнению, это соответствует статусу магометанского Бога. "Продолжаю обличать ислам. Гнусная религия. Сложно объяснить почему. Отношение к Израилю: Я был в Тель-Авиве, когда убили Рабина. Кажется, дурак эфиоп Амир убил. Но после этого Израиль стал для меня менее привлекательным... Вы поймете, что я хочу выразить, к сожалению" (из письма С. Дудакову от 24 февраля 1997 г.).

Поляков Л. Арийский миф: Исследование истоков расизма. СПб., 1996; Он же. История антисемитизма: Эпоха веры. М.; Иерусалим, 1997; Он же. История антисемитизма: Эпоха знаний. М; Иерусалим, 1998.

24 октября

Жаль, что рабочее название моей книги "Запах чеснока" не "прошло". Я с наслаждением читаю воспоминания Веры Николаевны Фигнер (1852-1942) "Запечатленный труд". Дивное название, почти не уступает герценовскому "Былое и думы". Я имею в виду название. И очень обидно, что я почти ее не использовал, начиная с чесночного запаха. Фигнер рассказывает о зверствах одесского прокурора генерала Стрельникова. Свое кредо он формулировал просто, переиначив известное изречение Екатерины II: "лучше захватить девять невиновных, чем упустить одного виновного". О его "подвигах" Фигнер пишет много, в частности об омерзительном отношении к евреям. Родителям арестованных он говорил: "Евреи блудливы, как кошки, трусливы, как зайцы". Другим сообщал, что готовит процесс "с чесночным запахом". Судьба прокурора была предрешена. Причину его устранения Фигнер усматривает не в антисемитизме государственного мужа — для нее это хотя и важная, но лишь деталь, а в деморализующем влиянии на публику должностного лица, обливавшего

313

грязью народовольцев, представлявшего их как банду уголовников, которые действовали из личных побуждений, прикрывая политическими декларациями испорченность натуры (см.: Фигнер В. Запечатленный труд // Собр. соч. М., 1926. С. 306).

Второй момент, не акцентированный мной. В главе о Толстом и Бондареве я указал на попытку революционеров использовать сектантское движение в России. Народовольцы тоже к этому стремились. По словам Фигнер, хотя результатов не было, но мысль, что надо стучаться в двери сектантов и старообрядцев, не умирала. Так, члены "Народной воли" посылали в Тверскую губернию, к известному Сютаеву, знакомому Толстого, одного рабочего. Сама Фигнер, по-видимому, в успех дела не верила, но живучесть "идеи" иллюстрировала деятельностью Марка Нотансона, который и 30 лет спустя не терял надежды (Там же. С. 301-305). Ирония мемуаристки очевидна. И вправду сказать, кто больший знаток славянской души, как не еврей?! Кстати, Фигнер упоминает многих знакомых Бондарева: А.В. Прибылева (Корба), Н.А. Жебунева, B.C. Лебедева.

Запнувшись на сектантстве, я вспомнил о средневековых интеллектуальных течениях, известных как "стригольники" и "жидовствующие". О персоналиях этих течений написано очень мало. Исключение — посольский дьяк Федор Васильевич Курицын. О других мы знаем отрывочно или почти ничего. Но вот счастливое исключение, где в одном имени соединены и псковская ересь конца XIV в., и новгородская конца XV в. Мы знаем лишь его духовное имя — чернец Захария: звучит почти как имя основателя секты "жидовствующих" Схарии. Имя Захарий одно из излюбленных имен новгородских посадников. Наш чернец был настоятелем Благовещенского монастыря под Новгородом, по другим сведениям — игуменом Немчинова монастыря Холмского округа Псковской области (Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. Париж, 1959. Т. 1. С. 495). На него стали поступать доносы архиепископу, что он "не приобщается" и запрещает "приобщаться" инокам. Привлеченный к дознанию, он сказал: "А у кого приобщаться, если все попы, митрополит и владыки стоят на мзде?". Суд признал Захария "стригольником", архиепископ сослал его в отдаленную пустынь. Как известно, великий князь Иван III сочувствовал движению, возможно, под влиянием Курицына — "диктатуры сердца", как ехидно писал о нем профессор богословия Карташев. По грамоте великого князя Захарий был освобожден под клятвенную подписку оставить заблуждение. Вероятно, не желая подчиняться духовному насилию, Захарий в 1487 г. бежал в Москву, где присоединился

314

к "жидовствующим". Одновременно стал рассылать обличительные письма против гонителя еретиков архиепископа Геннадия. На соборе 1490 г. Захарий был осужден, лишен сана и отправлен в Новгород к своему злейшему врагу Геннадию, где его как "врага Божия и хульника христианского" предали "посмеянию" и заточению, т. е. гражданской, а не физической казни. Дальнейшие следы протестанта теряются (см.: РБС. СПб., 1916. Т. [7]. С. 288). У Карташева есть любопытный анализ появления сектантов. Он глубоко уверен, что это следствие "еврейской интриги", замешанной на западном протестантизме, или, как он говорит, "современном гуманизме": "...историческая случайность подсунула застоявшимся в монотонности русским книжникам проблемы свободомыслия под еврейским соусом" (Карташев A.В. Указ. соч. С. 489). В этом он усматривает тлетворное влияние Запада, сумевшего всего лишь за год пустить глубочайшие корни еврейской пропаганды. Новгородские еретики, по словам Карташева, "свихнулись на убогом" силлогизме Ветхого завета: "это завет вечный в роды родов" и на фразе из Нового завета: "Я пришел не разрушить закон, а исполнить". Ясно, что дело не в примитивном понимании этих текстов. Карташев, уничижая еретиков, одних называет провинциальными священниками, но других вынужден признать образованными людьми своего времени. Он словно забывает, что церковные люди были наиболее образованными в то время, и вопросы они себе задавали отнюдь не примитивные. Карташев даже сектантов называет обществом аристократичным и, безусловно, считает, что часть еретиков приняла ортодоксальный иудаизм. Он называет брата казненного настоятеля Новгородского Юрьевского монастыря Кассиана — Ивашку (Ивана) Черного, который, сделав обрезание, отправился в Литву для каких-то переговоров с "свободомыслящими" евреями в XVI в. Но об этом я писал в своей последней книге "Парадоксы и причуды...". Но, между прочим, "тлетворное" влияние Запада сказалось и на таких ревнителях православия, как новгородский архиепископ Геннадий, который требовал казнить еретиков, подобно испанским королям, введшим аутодафе и инквизицию. Пример был взят с "папистов" — и запылали на Святой Руси костры.

26 октября

В сентябре были в Париже. Среди прочего, хорошего и плохого, музеи и больница, куда я попал, особняком стоит посещение "Комеди Франсез". Ставили "Венецианского купца". Наша подготовка была минимальной. Мы вспомнили Пушкина: "Шейлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен" и мемуар театрального критика В. Нелидова о знаменитом немецком актере

315

Поссарте, имевшем большой успех в роли Шейлока. Великолепный театр в не менее великолепном месте. Прекрасная модернизированная обстановка, символизирующая триумф "условного театра" Вс. Мейерхольда. Изумительная пластика актеров. Спектакль смотрится на одном дыхании. Нового прочтения Шекспира не получилось. Все-таки в пьесе доминирует ритуальный аспект. Когда неумолимый Шейлок требует фунт мяса, то на сцене появляются обнаженный человек (Антонио), на теле которого красной краской намечают место усекновения, и ликующий Жид, с кривым мясницким ножом в руках. Ничто не может дезавуировать этой картины: ни подлость и пошлость других героев, ни юридическая и моральная правота ограбленного и обманутого отца. Ничто! Из театра мы с женой вышли как оплеванные...

Вместе с тем есть обширная литература о средневековом еврее. Среди современников Шекспира, безусловно, лидирует Кристофер Марло со своим "Мальтийским жидом", где главный герой, еврей Варавва, — сверхчеловек, своего рода убийца своей дочери. В пьесе его представляет Макиавелли — синоним аморальности в политике и ключевая фигура, способствующая пониманию образа великого честолюбца:

...Ведь я приехал

Не для того, чтоб поучать британцев,

А чтоб играть трагедию еврея,

Который счастлив тем, что стал богат,

Мои же принципы пуская в ход.

Так пусть его оценят по заслугам

И порицать не станут потому,

Что на меня похож он*.

Прототипом Вараввы был авантюрист португальский еврей Микес, получивший от султана Селима II во владение остров Никсос и Кикландские острова и желавший получить корону правителя Кипра. Кроме того, он присвоил себе европейский титул герцога. Именно он был банкиром, французское правительство заняло у него 150 тыс. дукатов. Честолюбие его было безмерно. Умер Микес в 1579 г. Другим прототипом мог послужить Давид Пасси, тоже авантюрист и приближенный Селима II, агент многих государств, включая Венецию и Англию. В 1584 г. в Лондоне вышла в свет пьеса анонимного автора "Три лондонские дамы", один из персонажей которой — еврей — поражает своим

_________________

*Марло К. Соч. М., 1961. С. 282-283.

316

благородством. Побывавший в том же году в Лондоне Джордано Бруно рассказывал, что ни один оказавшийся на лондонской улице еврей не был гарантирован от оскорблений и издевательств.

2 ноября

Я уже цитировал известное высказывание Г.Р. Державина по поводу дружбы Сперанского с богатыми еврейскими купцами: "Сперанский был весь в руках жидов". Это верно, Сперанский учился у них финансовым и биржевым операциям. Другой, кого порицали за связи с евреями и получение взяток, был князь Виктор Павлович Кочубей (1765-1838), одно время вице-канцлер при Павле и ближайший сотрудник Александра I в начальный период его царствования. Кочубей был племянником канцлера князя Александра Андреевича Безбородко (1742-1799), т. е. происходил от еврейского корня Новицких. (Известен и брат Безбородко — Илья Андреевич (1765-1815), граф и сенатор, учредивший в Нежине знаменитую гимназию. Талантливый род!). Ф. Вигель писал о В.П. Кочубее: "...пошли толки о тесных связях его с Перецом, с Штиглицом, евреями-миллионерами, кои по его покровительству имели в руках своих важные отрасли государственных доходов" (Вигель Ф. Записки. М, 1892. Т. 3. С. 12).

7 ноября

Перепечатываю с небольшим добавлением кусок, не вошедший в "Апологию", касающийся кулинарии.

Император Александр Павлович, человек изысканной европейской культуры, обожал еврейскую кухню. Есть трогательный рассказ на эту тему. Некий Давид Дынин содержал почтовую станцию в Орше Витебской губернии — узел связи между четырьмя "столицами" империи: Петербургом, Москвой, Киевом и Варшавой. Содержать почтовую станцию в этом месте мог человек, пользующийся исключительным доверием правительства. Александр I, часто ездивший через Оршу ("кочующий деспот"), любил заходить в дом почтодержателя Дынина, чтобы отведать блюд еврейской кухни. Иногда ему бывало некогда, но он ни разу не пропускал случая насладиться кошерной пищей. В дом к Дынину являлись адъютанты, которые затем с полными судками эквилибрировали по проложенным посреди утопающих в грязи улиц доскам (Слиозберг Г.Б. Барон Г.О. Гинцер: Его жизнь и деятельность. Париж, 1933. С. 34-35). Этот Дынин был тестем барона Евзеля Гинзбурга.

Русская пословица гласит: "На вкус и цвет — товарищей нет". При желании можно охаить или, наоборот, возвеличить любую национальную кухню. С.М. Михоэлс гастрономические пристра-

317

стия называл "гастрономическим патриотизмом" (Липкин С. Квадрига. М, 1997. С. 541). Один из серьезных исследователей русской кухни Вильям Васильевич Похлебкин (1923-1999) не обошел стороной популярные блюда еврейской кухни, например часто упоминаемую в произведениях А.П. Чехова "фаршированную рыбу" ("щуку по-жидовски" — "гефилте фиш"), и пришел к следующему выводу: «Этот небольшой "нюансик" (автор имеет в виду, что большинство кулинарных книг в конце XIX — начале XX в. были написаны евреями. — С. Д.), между прочим, служит блестящим подтверждением того, что в русском обществе у подлинно русской интеллигенции отсутствовал антисемитизм. Это лишний раз говорит о величайшей национальной терпимости русского народа, как никакого другого народа в мире, и о том, что национализм был занесен в Россию только с Запада (из Австро-Венгрии, из Германии, из Польши) с проникновением к нам именно "европейской", а потом и американской так называемой цивилизации и расизма в XX веке» (Похлебкин В.В. Из истории русской кулинарной культуры. М., 1996. С. 386). Увы, мне это ни о чем не говорит. В примечаниях В.В. объясняет различия в употреблении слов "еврейский" и "жидовский" на основании юридических узаконений (не совсем точно: проблема имела и неузаконенную форму). Из других выводов Похлебкина интересен его взгляд на Чехова, у которого он начисто отрицает какие-либо антисемитские настроения, это "просто несерьезно с литературно-исторической и фактической точки зрения" и подкрепляет свой довод семейным родством: брат Чехова Александр Павлович был женат на Наталье Александровне Гольден. Их сын, великий русский актер Михаил Чехов, рассчитался со своей еврейской половиной постановкой в театре "Габима" "Двенадцатой ночи" В. Шекспира. И на это можно возразить... Что до приводимого Похлебкиным факта, согласно которому большинство русских кулинарных книг конца XIX — начала XX в. были составлены евреями (Вайнтрауб, Малаховская, Гурвич, Молоховец, Морович, Городецкая, Малковец, Рогальская и др.), то он небезынтересен. Кто не знает знаменитой книги Елены Молоховец "Подарок молодым хозяйкам"? Менее известно, что Елена Ивановна, урожденная Бурман (1861-?) (см.: Словарь псевдонимов Масанова), вероятно, была крещеной еврейкой, ибо ее сын, в прошлом кирасир, служил в Петербургском охранном отделении в чине полковника, о чем не без удивления писал современник (Мартынов А.П. Моя служба в отдельном корпусе жандармов. Стенфорд, 1972. С. 31). Похоже, неточность: полковник Молоховец, в 90-е годы начальник иркутского жандармского управления, был

318

родственником (братом?), но не сыном Е.И. Молоховец (см.: Попов ИМ. Минувшее и пережитое. Л., 1924 С 242)

И еще, уж коли речь зашла о фаршированной рыбе, стоит вспомнить рассказ академика живописи Ивана Николаевича Павлова (1872-1951), помогавшего жене великого гравера Василия Васильевича Мате Иде Романовне готовить "гефилте фиш" из огромной щуки, не желавшей ложиться под нож. В этом рассказе с сыном кантониста Павловым все ясно, с Идой Романовной тоже, но что мы знаем об уроженце ст. Вержблово В.В. Мате? (см. о нем: Павлов И.Н. Жизнь русского гравера. М., 1963. С. 74). И наконец, вспомним компенсацию внука за ущерб, нанесенный еврейскому народу дедом, а именно переводы Владислава Ходасевича стихов еврейских поэтов (его мать была дочерью пресловутого Брафмана, автора "Книги Кагала"). В данном случае я имею в виду поэму Саула Черниховского "Свадьба Эльки", в которой гимн еврейской кухне и, конечно же, огромным щукам: "Радость еврейского сердца, — острейшим набитые фаршем" (Ходасевич В. Собр. стихов. Париж, 1983. Т. II. С. 242). Добавлю, что в начале XX в. был какой-то особый интерес к этому блюду, видимо, утраченный в наше время. (Неточно. Рассказ о приготовлении рыбы у Всеволода Иванова, что я ввел в очерк о Вечном жиде.) Знаменитые трагики, крещеные евреи Роберт и Рафаил Адельгеймы, освоившие русскую провинцию, ставили пьесу "Трильби", в которой один из героев произносил: "Я поеду к моей тетке, старой жидовке. Она приготовит для меня фаршированную щуку". Современник вспоминал, что весь Псков, подражая Адельгейму, повторял как рефрен эту фразу (Каверин В. Освещенные окна // Собр. соч. М., 1983. Т. 7. С. 274).

14 ноября

Еще немного о Вс. Иванове. Следовало бы в моем анализе "Вечного жида" указать на то, что в молодости он был "серапионом", т. е. учеником Э.Т.А. Гофмана, а на русской почве — А.Ф. Вельтмана и В.Ф. Одоевского. Тогда многое становится ясным в "Агасфере" (Каверин В. Указ. соч. С. 511).

18 ноября

У И.И. Ясинского в воспоминаниях есть весьма нелицеприятный рассказ о Достоевском, о его педофилии, «...расскажу, как сам Достоевский был причиною того, что до сих пор пишут книги о его сластобесии. Пришел он внезапно к Тургеневу, который только что приехал из Парижа... "Признаюсь, не ожидал вашего посещения, Федор Михайлович, — начал Тургенев, — но очень рад, что вы вспомнили старое и навестили друга (больной Тургенев полулежал в шезлонге. — С. Д.).

319

"Ах уж, не поверите, Иван Сергеевич, как я счастлив, что вы так ласково встречаете меня! — нервно заговорил Достоевский. — Великан мысли, первоклассный европейский писатель, можно сказать, гений! И в особенности вы обрадуетесь, когда узнаете, по какой причине я удивил вас своим неожиданным посещением и, как вы утверждаете, обрадовал. Ах, Иван Сергеевич, я пришел к вам, дабы высотою ваших этических взглядов измерить бездну моей низости!" — "Что вы говорите, Федор Михайлович? Не хотите ли позавтракать?"

"Нет, мерси боку, Иван Сергеевич, душа моя вопит и даже как бы смердит. Я хотел было в Лавру к знакомому и чтимому мной иеромонаху (он назвал имя) прийти и выплакаться на его груди. Но решил предпочесть вас, ибо иеромонах отличается добротою, с одной стороны, а с другой стороны, он был уличаем за свою снисходительность, в хранении между листами святой Библии бесстыднейших порнографических карточек, что оказалось демонической интригой одного послушника, однако я, по зрелом размышлении, смутился и предпочел обратиться к вам".

"С исповедью, Федор Михайлович? Да что вы, Господь с вами!" — "О, если бы Господь был со мною вчера, когда бил шестой час..." — "Что же случилось?"

"А случилось именно в шестом часу, мне, гулявши по Летнему саду, встретить гувернантку, француженку, и с нею прехорошенькую длинноножку, с этакими, знаете, голенькими коленками и едва ли тринадцати лет — оказалось же, двенадцать. У меня же было в кармане полученных мною утром от Вольфа шестьсот рублей. Бес внезапно овладел мною и я, все же не столько хорошо зная французский язык, как вы, обратился к гувернантке с дерзким предложением. Тут именно было хорошо то, что внезапно и, главное, дерзко. Тут она должна была или... дать в морду или принять. Но она в ответ улыбнулась, подала руку, как знакомому, и заговорила, как бы век зная меня. Мы сели в боковой аллее на скамейке, а девочка стала играть обручем. Оказалось, что француженке смертельно надо ехать обратно в Швейцарию, и она нуждается в двухстах рублях. Когда же я сказал, что дам пятьсот, она запрыгала от радости, подозвала воспитанницу, велела поцеловать доброго дядю, и мы отправились, как вам сказать, Иван Сергеевич, в истинный рай, где по совершении и начался для меня ад. Я вижу, как гневно загорелись ваши глаза, Иван Сергеевич. Можно сказать, гениальные глаза, выражение которых я никогда не забуду до конца дней моих! Но позвольте, однако, посвятить вас в дальнейшее и изобразить вам наиболее возмутительные подробности..."

320

Тургенев не дал договорить, выпрямился на лонг-шезе и, указав пальцем в дверь, закричал:

— Федор Михайлович, уходите!

А Достоевский быстро повернулся, пошел к дверям и, уходя, посмотрел на Тургенева не только счастливым, а даже каким-то блаженным взглядом. — "А ведь это я все изобрел-с, Иван Сергеевич, единственно из любви к вам и для вашего развлечения".

Рассказывая об этом свидании, Тургенев заключал всегда с уверенностью, что, конечно, "старый сатир" и ханжа все это... выдумал, да, вероятно, и про иеромонаха. Загадочная душа была у Достоевского» (Ясинский И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. М., 1926. С. 126-169).

Хотя Ясинский дезавуирует свой рассказ не только тургеневским резюме, но преамбулой: "И разве Достоевский убивал старух, чтобы описать преступление Раскольникова, или в самом деле насиловал крохотных девочек, чтобы выворотить наизнанку душу Ставрогина или Свидригайлова? В то время для этого достаточно было пройтись в Петербурге по Пассажу, где сводни открыто предлагали крошек" (Там же) — остается убеждение, что, несмотря на известное юродство Достоевского, рассказ его правдив.

В возбужденном состоянии Достоевский появлялся не только перед Тургеневым и не всегда вел разговоры на сексуальные темы. Н.Г. Чернышевский вспоминал, как однажды, вероятно во время очередного приступа болезни, он пришел в редакцию "Современника" и потребовал от Николая Гавриловича убедить студентов прекратить поджоги в Петербурге. Другой эпизод описан Софьей Васильевной Ковалевской (1850-1891), не только великим математиком, но и мемуаристкой. Будучи в юном возрасте в гостях в салоне Корвин-Круковских, она услышала рассказ Достоевского о том, как много лет тому назад он после разгульной ночи, подстрекаемый пьяными товарищами, изнасиловал десятилетнюю девочку! Хозяйка дома лишь всплеснула руками и отчаянным голосом проговорила: "Федор Михайлович! Помилосердуйте! Ведь дети тут" (Ковалевская С. Воспоминания детства. М., 1960. С. 107). Допустим, что это (насилие над ребенком) было навязчивой идеей больного мозга. К сожалению, уголовная статистика это подтверждает.

Отец Достоевского за изнасилование четырнадцатилетней девочки был зверски убит крестьянами — подробности омерзительны: в задний проход ему засунули бутылку и т. п. Известно, что семья Достоевских отказалась от уголовного разбирательства.

321

Митрополит Антоний (Храповицкий), автор книги "Ф.М. Достоевский как проповедник возрождения", в статье, посвященной 50-летию со дня смерти писателя, обратил внимание на неубедительность мотивации убийства отца Смердяковым в романе "Братья Карамазовы". На двух с лишним страницах текста из шести дан анализ мотивации. Отвлеченные рассуждения атеиста Ивана Федоровича о том, что "все дозволено и преступления нет", по мнению митрополита Антония, были недостаточны для совершения убийства. Храповицкий в свое время общался с писателем Литвиным-Эфроном, выкрестом, принявшим впоследствии монашество. Литвин объяснил причину некой недоговоренности Достоевского тем, что под давлением редакторов — Победоносцева и Каткова — он вычеркнул из рукописи романа следующую подробность: Смердяков подвергся отцом "содомскому изнасилованию" и посему его месть законна. Те же редакторы заставили Достоевского выкинуть из "Бесов" признание Ставрогина в изнасиловании девочки, покончившей жизнь самоубийством. (Нравственное возрождение русского общества. Статья владыки Антония по случаю 50-летия со дня кончины Ф.М. Достоевского (28 января 1881 — 28 января 1931 гг.) // Антоний (Храповицкий). Ф.М. Достоевский как проповедник возрождения. Montreal, 1965. С. 245; первую публ. ст. см.: Церковные вести. 1931. № 131.)

Эти длинные выписки в моем "Дневнике" продиктованы тем, что некий критик (Данило Давыдов — думаю, это псевдоним) упрекнул меня за то, что я не заметил, как много гомосексуалистов среди юдофобов. Я это давно заметил, но считал, что всякое обобщение ущербно и некорректно. В данном случае мне интересен сам Достоевский. И вот митрополит Антоний, человек глубоко религиозный и восхищающийся талантом писателя, тоже что-то заподозрил. И хотя митрополит в общем не любил евреев, но был в высшей степени справедлив, иначе он не написал бы этих слов: «В дополнение к своей статье о Достоевском считаю долгом благодарного чувства добавить еще несколько [слов] о помянутом писателе, крещеном иудее Эфроне. Именно он был, хотя и верующий христианин, но последовательный христианин из евреев, — таковых я высоко уважаю и страшно негодую, когда после крещения новообращенным ставят в вину их происхождение. Я был глубоко опечален, когда однажды, в силу только что изданного неразумного закона, уже окрещенному иудею, студенту Г. отказали в праве поступить в военное училище, хотя он окончил курс гимназии с золотой медалью, чем озлобили его, и из русского патриота сделали революционера. Впрочем, этот почтенный старец искренне

322

признавал все догматы нашей Христовой веры, но всегда хранил в своей душе следующие слова Апостола Павла: "Великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян, которым принадлежит усыновление, и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования: их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки..." (Рим. 9: 2-5). Это писал тот Павел, которого иудеи гнали всю жизнь и довели до обезглавления, что он и предвидел (Тит. IV, 6). Многие наши глупые современники утверждают, будто Ветхий Завет вовсе не Боговдохновенная книга, а некоторые дошли до безумия, что говорят, будто Господь (Иегова) Ветхаго Завета есть сам диавол и тем наводят хулу и на Господа Иисуса Христа и святых Апостолов, которые говорили, что "все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек ко всякому доброму делу приготовлен" (2 Тим. 3:16-17)» (Там же. С. 246). Нелишне отметить, что митрополит Антоний ни разу не ссылается на юдофобию Достоевского, даже если это "Дневник писателя", в котором есть главы, пронизанные ненавистью к богоизбранному народу. Думаю, это не случайная концовка.

21 ноября

У митрополита Антония были весьма натянутые отношения с Синодом. Он полагал, и небезосновательно, что Петр I узурпировал духовную власть в пользу государства. Отсюда и восторг перед патриаршеством. Для Антония патриарх Никон — величайший человек русской истории! С Победоносцевым у владыки, понятно, были очень серьезные разногласия. При этом Антоний считал Победоносцева самым крупным обер-прокурором Синода, особенно подчеркивал ученость Константина Петровича. Тем удивительнее, что вторым лицом, которое он ставил вровень с Победоносцевым, был Владимир Карлович Саблер, во многих вопросах, касающихся жизни Церкви, больший, чем Победоносцев, реалист. К сожалению, его личный авторитет не шел ни в какое сравнение с предшественником. Саблер был еврейского происхождения, правда неясно, первым ли крещеным в семье. Антоний, судя по всему, относился к нему непредвзято (Епископ Никон (Реклицкий). Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Нью-Йорк, 1957. Т. II; С. 42-43, 46).

Когда митрополит Антоний попал на Волынскую кафедру (1902-1914), его пути с еврейством пересеклись. Из 100 тыс. обитателей Житомира 60 тыс. были иудеями (куда они исчезли,

323

это известно), более 20 тыс. католиками (а куда они делись?), менее 20 тыс. православными. Понятно, к крещеным евреям он относился с пиететом. Так, на его счет в Волынской семинарии учились поэт Перельман, некий Рабинович, окончивший Духовную академию в Москве, братья Песины, один стал священником на Волыни, второй — преподавателем Епархиального женского училища в Кременце (Там же. С. 104).

24 ноября

Перечитывая "Освещенные окна" Каверина, я несколько задержался на фразе Льва Лунца, сказанной своему "брату-серапиону": "Гоголь жил в Италии, потому что его длинный нос не выносил русских морозов... Мой тоже не выносит, хотя он не такой уж и длинный" (Каверин В. Собр. соч. М., 1983. Т. 7. С. 528). Фраза эта породила сразу несколько ассоциаций. Во-первых, злополучный профиль Гоголя, чрезвычайно похожий на силуэт Фридриха Шопена, его современника. О еврейском происхождении Шопена я уже писал. Что же касается малороссийского шляхтича Гоголя-Яновского, то с его генеалогией тоже все ясно. Вспомним, что фельдмаршал П.А. Румянцев-Задунайский, будучи генерал-губернатором вновь обретенного края, писал Екатерине II, что при выборах малороссийских депутатов в созданную императрицей Уложенную комиссию для выработки свода законов Российской империи ни одно собрание не обходится без взаимных попреков в "худородстве", причем каждое обвинение тут же подкрепляется уже готовой генеалогией "самознатнейших вельмож из мещан и жидов" (см.: Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. СПб., 1870. С. 505). Екатерина хорошо знала свои кадры, включая канцлера Безбородко, потомка крещеного еврея Новицкого. Следовательно, и племянник канцлера Кочубей тоже имел "чернила". Сам Безбородко получил донос некоего Купчинского на полковника Антона Семеновича Крыжановского, скрывавшего свое еврейское происхождение. Безбородко этого факта не отрицал, оправдав полковника тем, что в своей ревизской "сказке" назвал он себя сыном выкрещенного еврея. Из других родов отметим Герциков, Бороховичей, Модзалевских, Мировичей, Нахименко (Нахимовские, Нахимовы) и т. д., причем роды эти неоднократно перекрещивались один с другим. Например, одна барышня из Герциков вышла замуж за полковника (высший военный чин на Украине) Григория Ильича Новицкого, другая — за войскового товарища Василия Григорьевича Максимовича; один из Модзалевских женился опять-таки на Елене Юрьевне Новицкой, "дочери эконома Шептаковских", а ее родная племян-

324

ница Елена Даниловна Новицкая вышла замуж за бунчуковского товарища Павла Ивановича Миклашевского и т. д. Можно предположить, что и одна из самых знатнейших "аристократических" фамилий Украины — Закревские — происходят от некоего закройщика, т. е. от одной из наиболее популярных еврейских профессий.

Дед писателя Н.В. Гоголя (1809-1852) Афанасий Демьянович Гоголь, попович, окончил семинарию и Киевскую духовную академию и для своего времени был весьма образованным человеком. Он увел из богатого дома свою ученицу Татьяну Семеновну Лизогуб, дочь бунчуковского товарища Семена Лизогуба, по матери из рода Танских. Будущая бабка писателя была, без сомнения, копией шекспировской Джесики из "Венецианского купца", а именно: перед бегством собрала золотые, серебряные и другие дорогие вещи и с ними покинула отчий дом! Прелестная деталь. А теперь о прадеде писателя Семене Семеновиче Лизогубе. Он был внуком гетмана Ивана Ильича Скоропадского. Гетман Скоропадский был женат на крещеной еврейке Настасье Марковне Маркович. (В свое время эту фамилию писали в польском варианте как Маркевич: вспомним, например, писателя-юдофоба Болеслава Маркевича.) Главным промыслом родоначальника фамилии, прилуцкого еврея, купца Марка Авраамовича (умер в 1712 г.), было арендаторство и торговля водкой. Итак, повторю, его дочь красавица Настасья вышла вторым браком замуж за И.И. Скоропадского. Вторая дочь, Ирина, — за Степана Миклашевского, сына стародубского полковника; третья дочь (имя неизвестно) — за Андрея Кондзеровского. Породнились Марковичи и с семейством Толстых: сын Петра Андреевича Толстого женился на дочери Настасьи Скоропадской, т. е. на внучке самого Марка Авраамовича! Можно предполагать, что писательский дар Гоголю "достался" от Марковичей. Родной племянник жены Скоропадского Яков Маркович (1696-1770) учился в духовной академии и был любимым учеником Феофана Прокоповича. В течение 50 лет (1717-1767) Яков вел дневник, имеющий не только научные, но и литературные достоинства. Изданный в 1859 г. под названием "Дневные записи генерального подскарбия Якова Андреевича Маркова", он является бесценным источником по истории Малороссии той поры. Два внука Якова — Яков Михайлович и Александр Михайлович — тоже занимались историей Украины, их имена наличествуют в любой мало-мальски солидной энциклопедии. От основателя рода Марка

325

Авраамовича Николая Васильевича отделяют шесть поколений:

Марк Авраамович (умер в 1712)

Настасья Марковна + И.И. Скоропадский

дочь + Семен Лизогуб

С.С. Лизогуб + Танская

Т.С. Лизогуб + А.Д. Гоголь

В.А. Гоголь + М.И. Косяровская

Н.В. Гоголь

Повторюсь: для генеалогии степень родства не имеет значения. Ярко выраженная "еврейская внешность" в отдаленном поколении не должна удивлять. Стоит привести одну быль из не такого уж далекого прошлого. Будущий церковный реформатор епископ Александр Иванович Введенский (1889-1946) родился в Витебске. По преданию его дед (Андрей), псаломщик Новгородской епархии, был крещеным евреем из кантонистов и, увы, беспробудным пьяницей. Сей новообращенный погиб, вероятно, в соответствующем состоянии при переходе ранней весной через Волхов. Отец Введенского Иван Андреевич дослужился до чина действительного статского советника. А вот свидетельство историка о самом Александре Ивановиче: "С недоумением смотрели на него родные и знакомые; все поражало их в странном мальчике. Наружность отдаленных еврейских предков неожиданно повторилась в сыне витебского директора в такой яркой форме, что его никак нельзя было отличить от любого из еврейских детишек, которые ютились на витебских окраинах; он был больше похож на еврея не только, чем его отец, но и сам дед. Задумчивый и вечно погруженный в книги, он как-то странно выходил моментами из своего обычного состояния молчаливой замкнутости..." (Левитин А., Шаров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Цюрих, 1977. С. 7-8). Спустя долгие годы церковный реформатор епископ Антонин (Грановский), впервые узрев Введенского, не преминул спросить: «"Правду говорят, что вы от колена Иесеева?" — "Что вы, владыко, я русский дворянин", — с вымученной улыбкой ответил обновленческий вития. "Как же, видали мы таких дворян!" — усмехнулся грубоватый старик» (Там же. С. 79). При этом Введенский более всех обновленцев нравился Грановскому. Так выпадают генеалогические карты...

Еще более удивительную историю рассказал Илья Сельвинский (1899-1968). Внук кантониста и крымчак, т. е. настоящий крымский еврей (не караим, а талмудист, как говорили в

326

старину). В автобиографическом романе "О, юность моя!" много внимания уделил еврейской теме. В молодости он был членом сионистской спортивной команды "Маккавеи", о чем написал, хотя — и это удивительно — большим гражданским мужеством не обладал. (Вспомним историю с Пастернаком.) Но в романе описаны не только яства еврейской кухни (фаршированная рыба, "грибенкес", т. е. шкварки из гусиной кожи, пейсаховка 60 градусов)... Один из персонажей, а именно капитан маккабийцев слесарь Майор Голомб, красивый мужчина, волосы которого вырублены из гранита, глаза синие, нос орлиный, губы в пламени, объясняет, что такое сионизм (эта фамилия известна в истории сионизма: Илиягу Голомб (1893-1945) был организатором еврейской самообороны в Палестине). Объяснение происходит именно тогда, когда к знаменитому силачу Ивану Максимовичу Поддубному приходят спортсмены-сионисты и просят посетить их клуб. А вот образ борца: "Непомерно широкий, добродушный русский богатырь с пшеничными усами и еврейским носом" (курсив мой. — С. Д.) рассказывал эпизоды из своей жизни. Поддубному объясняют, куда его приглашают: "Все эти люди собираются ехать в Палестину?" — "А ты обеспечил нам хорошую жизнь в России?" — едко спросил Майор. "После революции все нации равны!" — "После революции? Спасибо твоему Деникину", — едко парировал Майор. На этом политическая дискуссия обрывается, или, точнее, сам Илья Львович не пожелал дразнить гусей. Богатырь с еврейским носом обещал посетить ремесленную синагогу, во дворе которой стояли гимнастические снаряды, а в сторожке хранились гири, боксерские перчатки и ковер для классической борьбы (Сельвинский И. О, юность моя! М., 1966. С. 205-208). Действительно, хмельнитчина обеспечила Украину "еврейскими носами" надолго, а может быть, и навсегда.

28 ноября

Перелистывал книгу графини Марии Клейнмихель (1846-?) "Из потонувшего мира: Мемуары" (Пг.; М., 1922). Она у меня есть в двух изданиях — западном и советском. Объем советского в четыре раза меньше берлинского (86 и 308 с.).

"Недавно я была в обществе ярого антисемита, правдивого, уважаемого человека, но, подобно всем фанатикам, носящего шоры, считающего погромы законным и естественным явлением. Я много с ним спорила по этому поводу. Каждый человек свободен в выборе себе среды и имеет право избегать соприкосновения с неприятными для него элементами, но это еще не причина для сжигания евреев или для спокойного отношения к умерщвлению их детей. С детства относилась я отрицательно ко всяким притес-

327

нениям и не признавала чувства ненависти и несправедливости..." (Клейнмихель М. Указ. соч. С. 23). В советском издании фраза на этом прерывается. Читаем в берлинском далее: "...давление вызывает контрдавление, и во многом, что теперь происходит, вижу я месть евреев за те притеснения, которым они подвергались в течение многих столетий, в особенности в России, где закон и суеверие сообща делали из еврея пария" (Клейнмихель М. Указ. соч. / Пер. с фр. Берлин, 1922 (?). С. 112).

5 декабря

День рождения Инны. После взрывов в Иерусалиме и Хайфе ничего не хотелось писать.

Обнаружил интересный факт в одной из книг А.Я. Бруштейн (1884-1968). Ее муж — военный врач, психиатр, участник русско-японской войны, породившей невиданный всплеск психических расстройств. Объяснение этому факту найти не могли. На мой взгляд, оно лежало на поверхности. Война была совершенно иной, чем в предыдущем столетии. Появились новые виды вооружения, поражающие на далеком расстоянии (пулеметы, мины, скорострельные и дальнобойные морские орудия). Привычная война с десятками тысяч убитых осталась в прошлом; наступило новое время многомиллионных армий и многомиллионных жертв: человеческий мозг не мог так быстро перестроиться. Но не об этом речь.

Речь снова о С.А. Нилусе. По мнению Д.А. Черняховского (о чем я уже писал), Сергей Александрович был душевнобольным человеком. Дю Шайла рассказывает, что во время пребывания в 1908 г. у Оптинских старцев вздумалось Нилусу в пику младотуркам и их революции провозгласить здравицу в честь султана Абдул-Хамида II и заказать молебен о даровании ему победы. Напомню, что последний правитель османской империи прославился невиданной резней христиан, в частности греков на Крите. Понятно, что долготерпеливые монахи вынуждены были попросить Нилуса покинуть Оптину. Так вот подобный вид помешательства описала Александра Яковлевна Бруштейн: "Среди больных-хроников есть Никандр Василевский, бывший певчий Исаакиевского собора в Петербурге. Красивый статный старик со сверкающе-серебряной головой и бородой, Василевский движется с той профессиональной, чуть театральной величавостью, какая вырабатывается участием в богослужении. Душевная болезнь Василевского проявляется, между прочим, и в том, что он считает себя не русским, но турком. Ходит в феске и здоровается не за руку, а по-восточному, поднося руку ко лбу и груди. Причудливо смешивается у него... русский язык с церковнославян-

328

ским, на котором не менее тридцати лет пел в хоре... Как-то пришел он к нам на квартиру... Лицо — сияющее, в петлицу больничного халата вдет бумажный полумесяц.

— Что это вы таким именинником?

— А нынче тезоименитство пресветлого августейшего повелителя моего султана турецкого. Ему же служу я, дондеже есмь! — И тут же Василевский возгласил: "Благоверному государю моему, султану всея Турции, и державному семейству его — мно-о-огая лета!" (Бруштейн А.Я. Вечерние огни. М., 1963. С. 12).

Поражает почти портретное сходство Нилуса с Василевским, страсть к церковному пению и одержимость проклятиями в адрес неизвестно в чем провинившихся людей, вступивших с ними в воображаемый конфликт. При этом Василевский предавал громоподобной ...анафеме "гяура" доктора Морозова. Сближает Нилуса и Василевского склонность к литературному творчеству, правда, в отличие от Сергея Александровича Василевский писал только стихи. Здесь уместно вспомнить сумасшедшего московского религиозного писателя, упомянутого Иваном Буниным в рассказе "Казимир Станиславович!" (1916).

7 января 2002 г.

Солженицын в своей книге "Двести лет в разводе" пользуется в основном несколькими источниками, главным образом энциклопедиями. Это свидетельство его непрофессионализма. Студент, принесший преподавателю курсовую работу со ссылками на БСЭ, будет немедленно отправлен в библиотеку за дополнительными источниками. Иногда Солженицын пользуется и добротными материалами, например, ссылается на воспоминания протопресвитера Российской армии о. Георгия Шавельского и штабс-капитана М.К. Лемке, находившихся при Ставке Верховного главнокомандующего. Но, Боже, что он из них извлекает? Сведения о нелояльности еврейского населения во время Великой войны, о шпионаже и бегстве на сторону врага и т. д. Столкнувшись с "неприязнью" русских войск, пишет Солженицын, население "эвакуировалось" в немецкую сторону. Можно подумать, что людям доставляло удовольствие покидать свои насиженные гнезда, а слово "неприязнь" слишком мягкое, чтобы заменять им слово "погром". У того же Лемке Солженицын мог прочесть о том, как доблестное православное воинство голосовало ногами за плен. Это было в начале войны, когда армия еще не развалилась. Не было ни большевиков, ни пресловутого приказа № 1. С 1 мая по 1 сентября 1915 г. среди "без вести пропавших" числилось почти 2600 офицеров и почти 490 тыс. рядовых! (Лемке М.К. 250 дней в царской ставке. Пг., 1920. С. 41). И это

329

при том, что у немцев не было авиации и танков, как во Вторую мировую войну! Никаких котлов и окружений, кроме армии Самсонова. М.В. Алексеев планомерно отступал, избегая Седана. Но в плен сдавалось не меньше людей, чем при Сталине. Детали? Пожалуйста. При сдаче Новогеоргиевской крепости в плену оказались 90 тыс. человек и 1500 орудий! (почти Харьковский котел). Из знаменитых сибирских полков треть 2 ноября 1914 г. добровольно сдалась в плен. По свидетельству Лемке, в плен сдавались не только группами, но и ротами, а то и частями. Девиз: "Слава Богу, что попались в плен, теперь останемся живы" (Там же. С. 178).

Задолго до пресловутых "власовцев" тысячи русских военнопленных служили в тыловых частях немцев и австрийцев, переодетые в их форму. М.К. Лемке сообщает и о методах борьбы с добровольной сдачей в плен, напоминающих иные времена. Во-первых, нечто вроде заградотрядов, т. е. бегущих или сдающихся в плен предлагалось расстреливать из пулеметов, во-вторых, предавать суду, не только во время войны, но и по ее окончании, в-третьих, сообщать на родину "изменника" о его поступке и лишать семью попавшего в плен материальной помощи. Все рекомендации были максимально реализованы спустя 20 лет. Отсутствие патриотизма объясняли плохой пропагандой и агитацией. На фоне 4-5 млн. русских военнопленных времен Первой мировой войны несколько десятков тысяч евреев вряд ли составляли больший процент, чем пресловутая 5%-ная норма. Вместе с тем монархист Солженицын мог прочитать у штабс-капитана Лемке много интересного о царствующей династии, о неминуемой гибели империи, причастность к которой евреев равна нулю. Приведу, в частности, пересказ разговора М.К. Лемке с адъютантом начальника штаба генерала Алексеева С.М. Крупиным, состоявшийся 14 октября 1915 г. До войны Крупин был чиновником и националистом, мало думавшим о том, каковы они — российские проблемы. На войне он ощутил всю глубину пропасти, отделяющей правительство от общества, и нежелание правительства в период великих испытаний обществу помочь. Момент упущен, считал Крупин, и кризис неминуем: "...правительство без созидающей власти, без творческой программы, но с большой злой волей: революция неизбежна, но она будет дика, стихийна, безуспешна, и мы снова будем жить по-свински" (Там же. С. 154). Нелишне отметить, что в плен русского человека толкал не столько страх, сколько социальное неравенство и безоружность перед лицом сильного врага. Соотнесем этот вывод с уже цитированным фрагментом из поэмы С. Есенина "Анна Снегина":

330

Война мне всю душу изъела.

За чей-то чужой интерес

Стрелял я в мне близкое тело

И грудью на брата лез.

Я понял, что я — игрушка,

В тылу же купцы да знать,

И, твердо простившись с пушками,

Решил лишь в стихах воевать.

24 января

И.С. Тургенев и историк литературы, критик, мемуарист П.В. Анненков (1812 / 1813-1887) были шокированы небывалой пышностью похорон Ф.М. Достоевского. Павел Васильевич писал 6(18) февраля 1881 г. Ивану Сергеевичу: «Как жаль, что Достоевский лично не мог видеть своих похорон, — успокоилась бы его любящая и завидующая душа, христианское и злое сердце. Никому таких уже похорон не будет. Он единственный, которого так отдают гробу, да и прежде только патриарх Никон, да митрополит Филарет Дроздов получили нечто подобное его отпеванию. Радуйся, милая тень. Добилась ты того, что причислили тебя к лику твоих предшественников святого, византийского пошиба. Может быть, скоро и мощи твои явятся и мои дети услышат еще: "Преподобный Феодоре, моли Бога о нас"» (Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем. Л., 1968. Т. ХIII-2. С. 305. Примеч.).

В свою очередь, И.С. Тургенев писал П.В. Анненкову 25 сентября (7 октября) 1882 г.: "Хороша также (только растянута статья Михайловского о Достоевском)*. Напрасно он только не указал на схожее явление во французской литературе, а именно на пресловутого маркиза де Сада, который, кроме своей "Justine", написал еще "Tourments et supplices"; в этой книге он с судорогами сладострастья настаивает на удовольствии наносить раны, страдания, муки и т. п. Только ему епископы не пели панихид — как наши иереи нашему де Саду" (Там же. С. 51).

Убийство Александра II вызвало в высших сферах, точнее, в их противоборствующих лагерях неоднозначную реакцию: радикалы требовали немедленных реформ и были готовы продолжать террористическую деятельность. Правый лагерь "вооружался"

_______________

* Статья публициста и критика Н.К. Михайловского (1842-1904) называлась "Жестокий талант". — Примеч. ред.

331

концепцией позднего славянофила К.Н. Леонтьева (1831-1891), согласно которой следовало "подморозить страну": не гнушаться репрессий и сместить Победоносцева. Центристы примкнули к группе бывших приближенных убитого императора: П.А. Валуев, А.А. Абаза, М.Т. Лорис-Меликов и т. д. Так называемая творческая интеллигенция пряталась по углам, за исключением малочисленных дон-кихотов. К ним принадлежал Леонид Александрович Полонский, опубликовавший блестящую статью в "Стране" (1881. № 27). Полонский писал: "Нет иного выхода, как уменьшить ответственность главы государства и тем самым и опасность, лично ему угрожающую. Надо устроить, в правильном общественно-государственном порядке, громоотвод для личности главы государства. Надо, чтоб основные черты внутренних политических мер внушались представителями русской земли, а потому и лежали на их ответственности". Иными словами, Полонский ратовал за конституционное правление. К каким результатам это привело, известно. П. В. Анненков написал Тургеневу: "...на нашей почве политическая жизнь сводится на динамит, порох, кинжал и револьвер. Ответом на них будут, разумеется, виселицы, новые убийства, новые виселицы и так в бесконечность. Нельзя думать [что] масса трупов непременно даст благоухание свободы, порядка и развития, да и нельзя себе представить, чтобы такое можно было бы получить при подобных нравах и мерах. Ведь каждое дело имеет свою болячку, свою темную сторону, а если для устранения их потребуется опять новая бомба, то какой же выход? Какая история, какой конец, какая будущность у несчастной земли нашей?" (Там же. Т. ХIII-1. С. 440-441. Примеч.). Это написано в ответ на письмо Тургенева, в котором он иронизировал по поводу великодушия нигилистов, давших правительству несколько недель на раздумья относительно реформ: "Зато потом!" (Там же. С. 73).

Интересно, что наступающую реакцию современник Пушкина Анненков желал встретить во всеоружии, а именно: сжечь свои "резкие" письма. Он просил Тургенева вернуть ему его неосторожные и теперь опасные листки! О, Русь! Ты — неизменна. Вплоть до обращения к национальному божеству: "Ну, Русский Бог, выходи! Теперь твое дело — не приложишь рук, мы пропали" (Там же).

Сторонники крайних революционных идей (и мер) отличались невероятной узостью мировоззрения. Трагедия заключалась в том, что заблуждались они вполне искренне. Писатель

332

Н.Н. Брешко-Брешковский (1874-1943), вспоминая о своей матери — "бабушке русской революции", — привел следующий факт. Мать он впервые увидел в возрасте 23 лет, — пока рос, она скиталась по тюрьмам и ссылкам, и его воспитывали бездетный брат матери В.К. Вериго и его жена В.А. Адамович-Адассовская. Надо ли говорить, что Николай Николаевич воспринял совсем другое направление мыслей, чем его мать. По коронационному манифесту 1897 г. Екатерина Константиновна наконец вернулась из Сибири и встретилась со своей семьей. Вся родня приехала посмотреть на "живую историю". В сочельник в составе 22 человек уселись за стол. Почему-то зашел разговор об императоре Александре II. И сын высказал правду-матку: было чудовищно и нелепо убивать монарха, давшего такие свободы и проведшего такие реформы... «Вспыхнув, резко встав из-за стола, "тетя Катя" (так называл мать сын. — С. Д.) бросила: "За это тебе следовало бы дать пощечину!" И также резко ушла в свою комнату» (Брешко-Брешковский Н.Н. Воспоминания сына // Иллюстрированная Россия. Париж, 1934. № 39. С. 8). А далее сын сетует по поводу удивительной неблагодарности "тети Кати". Получив, надо думать, от Мирового кагала в 1917 г. 2 млн. долларов на "углубление" революции, она отказала в помощи родственникам, которые долгие годы поддерживали ссыльную всевозможными средствами. Из партийной кассы — для себя или своих знакомых — ничего. Стоит добавить, что Н.Н. Брешко-Брешковский стал антисемитом, писал жуткие романы о происках кагала, а под конец жизни сотрудничал с наци... (Любимов Л. На чужбине. М., 1963. С. 335).

Будет несправедливо весь лагерь обвинять в близорукости. Приведу пример глубокого понимания создавшегося положения. Я уже ссылался на воспоминания народоволки В.Н. Фигнер, члена Исполнительного комитета "Народной воли" (с 1879 г.), проведшей 20 лет в одиночной камере Шлиссельбургской крепости. Она вынесла суровый приговор всем: правительству и революционерам, правым и левым, центристам, активным и пассивным, наконец — инертной толпе. Можно сказать, что это приговор всеобщему растлению: "...1 марта не привело к практическим результатам в смысле экономического и политического переустройства России, но это вполне справедливо. Но, не будучи в состоянии совершить это переустройство силами революционными, партия никогда не рассматривала верховной власти в современной ее организации силой, способной искренне взять на себя почин в этом деле; правда она [партия] ждала уступок, послаблений, прекращения реакции, доли свободы, которая сделала бы

333

существование сносным и мирную деятельность возможной; в этом она ошиблась что было весьма печально и худо, но худо не для одной революционной партии, а и для народа, и для общества, для имущих классов и для бюрократии, для всего государства и для главы его; худо потому, что влекло в будущем новые катастрофы, новые политические и социальные смуты. Едва ли в то время в России находилось много людей, которые верили в будущее мирное преуспевание своего отечества и спокойное житье своего монарха, а если нет этой веры... то будущее должно являться сумрачным и тревожным. В свое время это будущее должно было сказать свое слово".

Если оборвать цитату на этом месте, то это будет лишь половина нарисованной Фигнер картины. К сожалению, действительность была хуже, и Вера Николаевна указывает на язву, разъевшую государство: «...необходимо сказать еще несколько слов о той деморализации, которая вносилась в общество приемами борьбы правительства с революционной партией. Как всякая борьба, стоявшая не на почве идей, а на почве силы, она сопровождалась насилием. А насилие, совершается ли оно над мыслью, над действием или над человеческой жизнью, никогда не способствует смягчению нравов. Оно вызывает ожесточение, развивает зверские инстинкты, возбуждает дурные порывы и побуждает к вероломству. Гуманность и великодушие, что называется, врукопашную, конкурировали в развращении окружающей среды. С одной стороны, партия провозглашала, что все средства хороши в борьбе с противником, что здесь цель оправдывает средства; вместе с тем она создавала культ динамита и револьвера и ореол террориста; убийство и эшафот приобретали пленительную силу над умами молодежи, и чем она была слабее нервами, а окружающая жизнь тяжелее, тем больше революционный террор приводил ее в экзальтацию: когда жить приходится мало, так что результаты идейной работы могут быть еще не заметны, у деятеля является желание видеть какое-нибудь конкретное, осязательное проявление своей воли, своих сил; таким проявлением тогда мог быть только террористический акт с насилием. Общество, не видя исхода из существующего положения, частью сочувствовало насилиям партии, частью смотрело на них как на неизбежное зло, но и в этом случае аплодировало отваге или искусству борца, а повторение событий вводило их в норму... Таким образом общество, если общество грубело, привыкая к насилиям... то оно видело вместе с тем если не в целом, то в отдельных представителях ее (партии. — С. Д.) образцы самопожертвования, героизма, людей с недюжинными гражданскими добродетелями.

334

Наряду с партией, но в более грандиозных размерах практиковалось насилие правительства: сковывалась мысль, запрещалось слово, отнималась свобода и жизнь; административная ссылка была обычным явлением, тюрьмы были переполнены; казни считались десятками. ...в тюрьмах практиковалось унизительное обращение...

Ожесточались исполнители, озлоблялись потерпевшие, их родные, друзья и знакомые; общество привыкло к унижению человеческого достоинства; зрелище казней возбуждало кровожадность толпы. Возмездие "око за око, зуб за зуб" делалось девизом для всех. Для предотвращения государственных опасностей была нужна тайная полиция, правительственное золото создавало толпу шпионов; они вербовались во всех слоях населения, между ними были генералы и баронессы, офицеры и адвокаты, журналисты и врачи, студенты и студентки, увы, были даже гимназистки, девочки 14 лет. Известно, что нет страсти более сильной и ведущей к более низким преступлениям, чем страсть к золоту... Наше правительство широко пользовалось корыстолюбием и алчностью человеческого рода и извлекало... пользу из могущества золота. "Черная книга" русской монархии... навсегда останется грязным пятном нравов того времени. Молодые женщины употребляли чары красоты и молодости для вовлечения и предательства; шпионы являлись инициаторами, организаторами и двигателями революционного дела; Рачковский в Петербурге, Рейнштейн в Москве, Забрамский в Киеве — вот герои правительственного лагеря, блиставшие на тогдашнем горизонте. Удачный донос, вероломнейшее предательство, ловкий подвох при следствии как средство вырвать признание, создание ценой благосостояния десятков лиц грандиозного процесса путем искусственных натяжек — вот что давало денежную премию или повышение по службе. К этому присоединялось вовлечение слабых в отступничество. Отмена наказания, забвение прошлого, деньги и свобода — все служило средствами обольщения... Этим наносился нам, революционерам, глубочайший удар, колебал веру в людей. Не так больно было потерять свободу, как бывшего товарища, ради которого вы были готовы рисковать собой, которому вы доверяли, которого вы оберегали и которому оказывали всевозможные братские услуги, увидать рядом с жандармом, чтобы задержать вас, и услышать циничные слова: "Что, не ожидали?"» (Фигнер В. Запечатленный труд. М., 1964. Т. 1. С. 284-287).

Приблизительно те же мысли обуревали и представителей крупной бюрократии, той ее части, которая не давала волю

335

чувствам. Александра Викторовна Богданович, жена генерала Е.В. Богдановича, члена Совета министра внутренних дел и автора многочисленных церковно-патриотических брошюр, на протяжении трех царствований вела дневник. Сразу после убийства императора, 1 марта 1881 г., она записала в дневнике: "Теперь общество разделилось на два лагеря: одни говорят, что только репрессивные меры приведут дело в порядок... другие же того мнения, что теперь вернуть порядок, бывший при Шувалове, немыслимо, что это приведет к погибели России, что нужно созвать народных представителей, что нужны строгие, но разумные меры... что нужно реорганизовать полицию и проч., но что все это должно быть сделано по-старому, а не по-новому по образцу Франции. Этих (т. е. тех, кто придерживается последней точки зрения. — С. Д.) гораздо больше". Спустя 28 лет, 13 апреля 1909 г., умная женщина запишет: "Говорили о настоящем положении России. Я высказала, что жалею, что при начале царствования Александра III Победоносцев помешал дать конституцию, что теперь было бы спокойнее..." (Богданович A.В. Три последних самодержца. М; Л., 1924. С. 49, 462). Увы, слепые не прозрели...

Важно отметить, что народовольцы, по словам Фигнер, хотели мирной работы, но им в этом отказали. И весь этот добротный человеческий материал был безрассудно растрачен и не востребован правительством для созидательной деятельности. Конечно, не обошлось без исключений. Например, народоволец террорист Дмитрий Александрович Клеменц (1848-1914) стал директором Императорского Этнографического музея. В противовес ему был казнен Александр Ульянов по весьма спорным юридическим нормам. А. Ульянов подавал большие надежды как физиолог, но заступничество Д. И. Менделеева ему не помогло. Талантливые члены дружной семьи стали на путь террора, причем самого худшего, массового. В свое время я писал о позорном приговоре Чернышевскому, чей мощный интеллект правительство могло использовать на благо государству. Увы... Впрочем, все это было отмечено еще современниками.

25 января

Сара Бернар

(Во время гастролей)

Боборыкин Пьер несется

Легче ветра или пара

И в восторге восклицает:

Сара, Сара, Сара, Сара!

336

Рядом с ним несется Стасов,

Полон дикого угара,

И гудит, как сто тромбонов:

Сара, Сара, Сара, Сара!

Вслед за ними мчится Утин,

Надуваясь как опара,

И кричит он в упоеньи:

Сара, Сара, Сара, Сара!

Г. Чуйко вприпрыжку

Скачет красный весь от жара

И лепечет, задыхаясь:

Сара, Сара, Сара, Сара!

Юрий Шрейдер с Соколовым

Рвутся точно в дышле пара,

Оглашая возглас ржаньем:

Сара, Сара, Сара, Сара!*

Граф Алексис Жасминов, он же В. Буренин.

Тут же вспоминаю атаку князя Мещерского, объявившего войну развлекательным театрам (Буфф, Берг и др.) и считавшего их пригодными для развлечения "нигилистов в белых перчатках". В его статьях досталось и композитору Жаку Оффенбаху. Остроумный Вс. Крестовский, сам не жаловавший нигилистов, "прошелся" по мужелюбивому князю:

Погибает вся Россия

В оффенбаховщине мерзкой.

Лишь один — Иеремия

Остается князь Мещерский**.

__________________

*Цит. по: А. А. Камень Сары Бернар: Из воспоминаний театрала // Иллюстрированная Россия. 1934. № 36. С. 19.

*Цит. по: Викторович В. А. Достоевский и В. Мещерский // Русская литература. 1985. № 1. С. 209.

337

Святая земля глазами русских паломников

Палестина описана, переписана, но не

дописана, но это не значит, что каждый

может сказать о ней свое слово.

Неизвестный знаток Святой земли*

К выражению "Москва — Третий Рим" мы уже привыкли. Со времен старца Филофея, жившего в XVI в., об этом писали множество раз. В XVII в. к этой формуле плотно прилепилась другая: "Россия — новый Израиль". Л.Н. Толстой в романе "Война и мир" довольно точно описал состояние российского общества во время Отечественной войны 1812 г. Героиня романа Наташа Ростова присутствует на службе в домовой церкви графа Разумовского, неожиданно старый священник, опустившись на колени, вопреки канону начинает читать только что составленную Синодом молитву о спасении России от вражеского нашествия: "Господи Боже сил, Боже спасения нашего! ...Се враг смущаяи землю Твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се люди беззаконнии собрашася, еже погубити достояние Твое, разорити честный Иерусалим Твой, возлюбленную Твою Россию... Владыко Господи! Услышь нас молящихся Тебе: укрепи силою Твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду Его и кротость, воздаждь ему по благости Его, ею же хранит ны, Твой возлюбленный Израиль... подаждь Ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа"¹.

В этой молитве несложно уловить связь с прошлым, влияние ветхозаветной лексики и ветхозаветных примеров, на которых в основном и зиждется обращение к народу. Россия приравнивается к Израилю, Москва — к Иерусалиму. На слушающих молитва производит подавляющее впечатление. Наташа переживает каждое слово — о победе Моисея, Гедеона и Давида, о разорении Иерусалима, все трогает ее сердце. Речь священника, вероятно, была необходима Толстому для того, чтобы передать душевное состояние народа.

_______________

* Из кн.: Елисеев А.В. По белу-свету. СПб., 1894. С. 312.

338

Лесть авторов патриотических писем, приходивших в то время Александру I, превышала все пределы. В письме членов Синода, приложенном к посылке образа преподобного святого угодника Сергия и читанном в петербургских гостиных, говорилось: "Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего""². Рассуждая о труднообъяснимых поворотах истории, Толстой удивлялся тому, что крестовые походы прекратились именно тогда, когда была поставлена ясная, разумная и святая цель: освобождение Иерусалима³.

В.О. Ключевский так иронизировал по поводу православного благочестия: "В одной былине древнерусский богатырь, собираясь под старость в Иерусалим, чтобы пристойно завершить свои неблаговидные подвиги, говорит:

Смолоду было много бито, граблено,

А теперь пора душу спасти"¹⁴.

Кажется, эта мысль близка и атаману Кудеяру Н.А. Некрасова. Свое "исправление" главарь шайки начал с двойного убийства, в том числе женщины, в духе Стеньки Разина: "Голову снес полюбовнице и есаула засек". Но даже паломничество в Иерусалим не дает Кудеяру отпущения грехов — лишь новым убийством дано ему избавление. Любопытная мораль и, конечно, не случайная...

Прежде чем приступить к обозначенной мной теме, хочу остановиться на психологическом аспекте посещения Святой земли. Для христианина прибыть в Палестину значит внутренне подготовиться к встрече со страной, где прошла земная жизнь Иисуса — другими словами, предстать перед Богом.

Обычный маршрут паломника:

1. Киево-Печерская Лавра;

2. Почаевская Лавра;

3. Константинополь;

4. Афон, Мителена, Смирна, Эфес, о-ва Хиос, Патмос, Родос, Кипр; Бейрут, Триполи, Яффа, Иерусалим и далее по Святой земле.

Н.В. Гоголь, долго не решавшийся на паломничество, писал А.О. Смирновой 20 февраля (4 марта) 1846 г. из Рима: "Теперь же ехать в Обетованную Землю не могу по многим причинам, а главное, что не готов — не в том смысле, чтобы смел думать, будто могу быть когда-то готовым к такой поездке, да и какой человек может так приготовиться?"⁵. В итоговом письме В.А. Жуковскому, который просил у него изображений Палестины для использования в поэме "Вечный жид", Гоголь печально конста-

339

тировал, что ему невероятно трудно передать свои впечатления. Какие дополнительные краски можно еще представить? Все давно пересказано, перерисовано со всеми малейшими подробностями. "Я удостоился провести ночь у Гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от святых тайн, стоявших на самом Гробе вместо алтаря, — и при всем том я не стал лучше, тогда как все земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное". Н.В. Гоголь увидел абсолютно опустошенную страну, в то время как в древности это был цветущий сад: "Что может сказать поэту-живописцу нынешний вид Иудеи с ее однообразными горами, похожими на бесконечные серые волны взбугрившегося моря? Все это, верно, было живописно во времена Спасителя, когда вся Иудея была садом и каждый еврей сидел под тенью им насажденного древа..." Странная теплота закоренелого скептика. В конце письма Гоголь вернулся к теме духовного посещения Святой земли. Собственно, для чего Жуковский просит рассказать о Палестине? Он хотел оживить рассказ об Агасфере деталями, но, чтобы проникнуться духом Евангелия, совсем не надо было ехать так далеко. "Друг, — вопрошал Гоголь, — сообразил ли ты, чего просишь, прося от меня картин и впечатлений для той повести, которая должна быть вместе и внутренней историей твоей собственной души? Нет, все эти святые места уже должны быть в твоей душе. Соверши же, помолясь жаркой молитвой, это внутреннее путешествие, — и все святые окрестности восстанут пред тобою в том свете и колорите, в каком они должны восстать. Какую великолепную окрестность поднимает вокруг всякое слово в Евангелии! Как беден перед этим неизмеримым кругозором, открывающимся живой душе, тот узкий кругозор, который обозревается мертвыми очами ученого человека" (курсив мой. — С. Д)⁶. Кажется, что Николай Васильевич сожалел о своем путешествии в Палестину. И это почувствовал его корреспондент, который решился ответить Гоголю лишь год спустя. Романтику было тяжело отвечать разочарованному человеку. Возможно, Жуковский чувствовал неверие Гоголя, он писал ему 1(13) февраля 1851 г.: "...На твое письмо о Палестине совсем не отвечал; оно чрезвычайно оригинально и интересно, хотя в нем одно, так сказать, негативное изображение того, что ты видел в земле обетованной. Но все придет в свой порядок в воспоминании. То, что не далось в настоящем, может сторицею даться в прошедшем. И со временем твои воспоминания о святой земле будут для тебя живее твоего там присутствия"⁷. К сожалению, надежды Жуковского не оправдались: Гоголь не нашел примирения с самим собой на этой земле и скоро сошел в могилу.

340

Я очень почитаю писателя, историка и публициста Даниила Лукича Мордовцева (1830-1905) за искреннюю любовь к еврейскому народу, но не только за это. Потомок старинного казацкого рода, он знал истинную цену "шановой Украины". Он описал страшные еврейские погромы, учиненные малороссами; он один из немногих, кто не опустился до того, чтобы объяснять социальные причины невероятной жестокости хмельнитчины и колиевщины.

Мордовцев не упустил ни единого случая, чтобы не сказать доброго слова о еврейском народе и не подчеркнуть злобу и ненависть к нему малороссийского люда. Вот удивительный пример.

Мордовцев отправился в Святую землю морем. На корабле среди множества разноликих пассажиров он увидел группу сефардийских евреев, описав свое впечатление следующим образом: «...самая палуба вся вповалку завалена арабами, турками, сирийцами, друзами, маронитами, сирийскими, палестинскими и иерусалимскими евреями, не похожими на наших (преследуемых свирепыми хохлами) (курсив мой. — С. Д.), хотя и выдающими ту же неизменную, характерную, как бы застывшую историческую типичность, против которой так же бессилен "полет времен", как против вековечных пирамид, быть может — да и по всей вероятности — сооруженных этими же самыми вековечными сынами Израиля во времена "египетского рабства"»⁸. Курсивом я выделил пассаж, отнюдь не обязательный в описании палубного человеческого Вавилона. Но Мордовцеву он необходим. Ему важно подчеркнуть греховность того, кто покусился на жизнь Божьего народа, вызывая на себя безусловный гнев Всевышнего.

Берег Суэцкого канала вызывал в памяти Даниила Лукича ассоциацию с переходом древними евреями Черного моря: «...перед моими глазами песчаная равнина есть именно та, по которой когда-то "посуху пешествовал Израиль", уходивший из Египта... Из-за этой ровной, песчаной косы так, кажется, и видишь, как робкие, но умные евреи, с свойственною им умною храбростью, ошибочно и несправедливо называемою трусостью, а вернее, благоразумной осторожностью, как эти умнейшие из всех исторических людей — "люди Божий", преотлично улепетывают по этой вот ровной, песчаной косе, улепетывают во все иерусалимские лопатки от глупых, то есть храбрых, хотя и честных и поэтических ефиопов — "фараонитского воинства", и как седой, с длинною раздвоенною бородой, гениальнейший и даровитейший из историков всего мира — историк, поэт, законодатель, а вдобавок и гениальнейший полководец бен-Мойше, подняв свой камыше-

341

вый — непременно камышевый — жезл, сделанный из того нильского тростника, в котором его, маленького гениального Мойше, когда-то нашла в корзине прелестная дочь Фараона, из тростника... как седой, гениальный Мойше, махнув этим тростниковым жезлом в самый момент прилива моря, призывает его волны на храбрых, но глупых фараонов, и топит их с конями и колесницами... в том... "Чермне море"... Да, тут, вот именно там, за песчаною равниною море потопило "фараонитское воинство", гнавшееся за "народом Божиим", ведомым пророком и вождем Моисеем...»⁹. Нетрудно понять, каких глупых фараонов имел в виду писатель. Конечно, Д.Л. Мордовцев — российский патриот. Ему приятно вспоминать победу империи над турками в последней войне (1876-1877). Он рад слышать, что "два царевича" — сыны "старого царя" на двух фрегатах прибыли в Святую землю, но самая главная мечта — въехать на русской тройке в Иерусалим! Волшебная мечта, но мечта: "Сегодня мне кажется, что Палестина становится русскою землею: везде слышу русскую речь". И даже природа Палестины напомнила ему южную Русь и стихи автора "Ветки Палестины" М.Ю. Лермонтова: "Когда волнуется желтеющая нива..." А еще Мордовцеву представлялись нелепыми капризы москвичей и петербуржцев называть свои окрестности Поклонными горами и даже Новым Иерусалимом¹⁰. Это и понятно — Святая Земля одна.

Другому путешественнику, добравшемуся из Синайской пустыни в "русское место" в Хевроне, приобретенное незабвенным архимандритом Антонином Капустиным, показалось, что он добрался до родины: "С той самой минуты, как я вкусил хлеба под сенью тысячелетнего дуба Авраамова, я считал себя уже на русской земле..."¹¹ Александр Васильевич Елисеев (1858-1895), врач, антрополог, этнограф, побывал в Палестине в 1884 г.; по поручению Палестинского общества посетил в 1886 г. Малую Азию с целью исследовать путь из России в Святую землю. (Небезынтересен отмеченный Елисеевым факт, что совсем недавно русских паломников арабы в Хевроне избивали палками. С 80-х годов XIX в. ситуация улучшилась, но доступ в гробницу патриархов стал свободен для всех без исключения лишь после Шестидневной войны.) Елисеев обратил внимание на кучку евреев, стенавших и молящихся с внешней стороны Маарат Хамахпела. Внутрь ни евреев, ни христиан фанатические мусульмане не допускали. Наш путешественник туда, конечно же, не попал. Правда, и австрийскому эрцгерцогу Рудольфу, несмотря на при-

342

каз султана и многочисленный конвой, это тоже не удалось. Елисееву, не имевшему воинского прикрытия, пришлось бежать из негостеприимного города... Кроме того, арабы пытались его ограбить, угрожая оружием. Разбой — старейшее ремесло арабов¹².

А вот впечатление от молящихся евреев генерала, историка, председателя Военно-исторического общества Дмитрия Антоновича Скалона (1840-1919): "Была пятница, и я вспомнил, что в этот вечер евреи собираются у стены Соломонова храма. Мы взяли проводника и пошли шагать по неровным, извилистым и гористым улицам. В иных местах, где приходилось проходить под сводами, при быстро наступающей темноте, нам казалось, что мы идем длинными тоннелями. Но вдруг, совершенно неожиданно мы остановились... Пред нами возвышалась громадная стена, сложенная из монолитов и обросшая в скважинах между кладкой пучками растений, висящих как клочья гигантской бороды; снизу стена была освещена красноватым пламенем от лампад и свеч молившейся толпы евреев, сверху вся посеребрена голубовато-белыми лучами луны. Я хорошо знал прекрасную картину Молитва евреев Поль-де-Роша, но тем не менее был поражен действительностью. У основания стены евреи в меховых шапках и длинных с широкими рукавами кафтанах восточного покроя, под предводительством раввина, усердно молились, почти с ожесточением покачиваясь, потрясая рукавами кафтанов, головой и жалко взывая на различные голоса. Сколько противоречий в этой картине!.. По-видимому, забитый, ничтожный, разбросанный по лицу всей земли народ, вспоминая о минувшем могуществе и величии, жалобно взывает у стен своего прежняго храма, а в действительности, разойдясь по всем странам света, этот же, с виду угнетенный, народ захватил в свою власть капитал и в сущности стал неизмеримо могучее своих предков"¹³. Потрясающая, в духе и Достоевского, "Нового времени" и "Протоколов Сионских мудрецов", картина — ни убавить, ни прибавить...

Григорий Ефимович Новых (1864-1916) — фигура скандальная и достаточно изученная. Останавливаюсь лишь на одном факте его земного бытия, именно земного, ибо как фантом он продолжает "существовать" в исторических трудах, беллетристике, театре, кино, на телевидении... Факт этот — путешествие в Святую землю — я ограничиваю рамками описаний его современников, приблизительно в то же время побывавших в Иерусалиме.

343

Для начала немаловажный вопрос, кем был Распутин? Православным или принадлежал к какой-нибудь секте? Чаще всего указывают на хлыстов. Так, известный антрепренер и артист Л.М. Леонидов, описывая свою встречу со "старцем" (в скобках заметим, что "старец" умер 52 лет от роду), не преминул заметить, что он в первый и единственный раз в жизни очутился лицом к лицу с "демонами и хлыстами", доканавшими империю¹⁴. Самому крупному специалисту по расколу Владимиру Бонч-Бруевичу (будущему большевику) обер-прокурор канцелярии Святейшего Синода поручил выяснить, к какой секте принадлежит Распутин. У Бонч-Бруевича сложилось убеждение, что Распутин ни к какой из сект не принадлежит, имел о них весьма поверхностное представление, равно как, впрочем, и о православии¹⁵. Кое-кто из заинтересованных лиц утверждал, что расследование Бонч-Бруевич провел недобросовестно, якобы с "партийных" позиций, это маловероятно.

Скорее всего, весьма скромно образованный, но от природы не глупый крестьянин был православным, не очень-то разбиравшимся в догматах ортодоксии. Тот же Леонидов, кроме природного ума Распутина, отметил его хитрость, склонность к "театральности" и невероятную приспособляемость к любым ситуациям.

Связь Распутина с хлыстовцами иногда пытаются доказать его гиперсексуальностью, но вряд ли это так. В рассказах Леонидова и литератора Вл. Крымова о сексуальности Распутина и философа В. В. Розанова много общего, но нет ничего присущего сектантским радениям¹⁶.

Свою принадлежность православию Распутин декларировал в оставленных им записках. Наблюдая за католической Пасхой в Иерусалиме, он волей-неволей сравнил ее с православной. В данном случае в искренность Григория Ефимовича легко поверить: "Вот еще большое событие — Пасха католиков в Иерусалиме. Я был очевидцем и сравнивал их Пасху с нашей — у них неделей раньше она была. Что же сказать про их пасху? У нас все, даже не православные, радуются, в лицах играет свет и видно, что все твари веселятся, а у них и в самом храме никакой отрады нет, точно кто умер и нет оживленья: выходят, а видно, что в них нет в душе Пасхи, как у избранников, а будни. Какое же может быть сравнение с Пасхой Православия, совсем это другое!" И далее: "Ой, мы счастливые православные. Никакую веру нельзя сравнить с православной! У других есть ловкость — даже торгуют святыней, а видно, что у них нет ни в чем отрады; вот обман, когда даже в Пасхе служат и то лица мрачные, поэтому и доказы-

344

вать можно смело, что если душа не рада, то и лицо не светло — вообще мрак, а у православных, когда зазвонят и идешь в храм, то и ногами Пасху хвалишь, даже вещи и те в очах светлеют!".

Образ, радующийся вещи, бесподобен. Но и вывод, сделанный в пользу православия, однозначен: "наша религия лучшая": "Я не берусь судить, а только рассуждаю и сравниваю... как я видел во святом Граде служили Пасху у Гроба, а премудрости глубину не берусь судить! Я чувствовал, как у нас ликуют православные, какая у нас величина счастья, и хотелось бы, чтобы нашу веру не унижали, а она без весны цветет над праведниками, для примера указать можно на отца Иоанна Кронштадтского и сколько у нас Светил — тысяча мужей Божиих!" Распутин восхищается Вифлеемским храмом Рождества Христова, в котором много "наций" имеют свои престолы, но для "русских паломников — одни неудобства"¹⁷. Пожалуй, Григорий Ефимович эти "неудобства" и отсутствие "русскости" в святых местах несколько преувеличивает. Даже в Святая Святых — на Голгофе, под престолом, где серебряный круг обрамляет отверстие, в которое был водружен Крест Христовый, прямо над этим кругом висит икона Спасителя в терновом венце и узах с двумя славянскими надписями, сверху: "Аще веруеши, узриши славу Божию", снизу: "Веруем, Господи и благодарим Тя". Это пожертвование из России. Текст Евангелия. (Недавно эту икону поместили в серебряный оклад.) Над церковью Сорока Мучеников, которая находится рядом с Храмом Гроба Господня, где покоятся кости всех патриархов Иерусалима, возвышается воздвигнутая еще крестоносцами колокольня. И хотя она пострадала во время землетрясения в XVI в., по утверждению знатоков, нет на Святой земле лучшего звона, чем звон ее колоколов. Почти все они русского происхождения. Главный колокол был подарен купцом Каверзиным. Отлиты колокола в Москве; в Патриаршем дворе стоит поверженный колокол, отлитый в Москве на заводе купца Самгина.

Религиозный настрой вынуждал Распутина забыть о "разных монастырских интригах", но вывод, к которому он пришел в конце паломничества, безрадостен: "Зло и зависть до сих пор в нас, между большим и более великим, и интрига царствует в короне, а правда, как былинка в осеннюю ночь, ожидает восхода солнца, как солнце взойдет, то и правду найдут!"

А.В. Елисеев именно у Гроба Господня наблюдал глубокую рознь, существующую между христианскими конфессиями, вражду и профанацию святыни. И еще хуже — общее небрежение к чистоте и благолепию этого святейшего места на земле, где пилигримы не могут отрешиться от всего земного даже в пылу

345

религиозного экстаза¹⁸. Отсюда мой интерес к распутинскому описанию Святой земли, ибо я почти не располагаю никакими другими свидетельствами представителей низших слоев общества. Правда, мне могут возразить, что распутинские записи подправлены рукой профессионала. Да, но в очень незначительной степени — просто снята малограмотность письма. Вряд ли больше. Образность речи Распутина, отмеченная великим множеством мемуаристов, подтверждает мое мнение; язык его записок красочен и афористичен, вот, например, эпиграф к одной из глав: "Святые места — опыт жизни и кладезь мудрости"; или о море: "Безо всякого усилия утешает море" и "Море пространно, а ум еще более пространен" (С. 15, 18).

Распутин посетил Иерусалим в 1911 г. Тогда, по некоторым данным, здесь проживало 100 тыс. человек, в том числе 65 тыс. евреев, т. е. абсолютное большинство. 18 тыс. представляли христиан всех конфессий. Как ни странно, но мусульман было всего 17 тыс., причем в их число, кажется, входил турецкий гарнизон. (Эти цифры вполне могут служить дополнительным аргументом в споре о Сионе.) Христиан — православных и католиков — насчитывалось по 7,5 тыс., армян и протестантов — по 1,5 тыс. 60% еврейского населения составляли ашкеназы (в основном выходцы из России), 35% — сефарды; 5% приходилось на долю экзотических общин Йемена и Бухары. Кстати сказать, современный источник указывает, что выходцы из Марокко в сефардское население не входили. Путеводитель Карла Бедекера за 1912 г. определяет общее число жителей города в 70 тыс. человек, из коих евреев 45 тыс., мусульман около 10 тыс., а христиан 15 тыс. Среди христиан доминируют ортодоксы — около 7 тыс. Католиков, или, как тогда говорили, латинян, около 4 тыс. Остальные распределены между другими конфессиями. Другой современник, известный в будущем историк И.Л. Клаузнер, писал, что к 1913 г. население Иерусалима достигло 90 тыс. человек, из них 60 тыс. — евреи, 13 тыс. — мусульмане¹⁹. Он же отметил, что после прокладки железной дороги еврейское население города за пять лет удвоилось! Разница цифр в статистике налицо, что, вероятно, обусловлено неразберихой, царившей в Турецкой империи в последние годы ее существования. Но в любом случае (по разным данным) евреи составляли почти 65% населения города, в котором их проживание строго регламентировалось.

Большинство живших в Иерусалиме евреев являлись гражданами Российской империи, что вызывало протесты крайне пра-

346

вых. Посетивший Иерусалим корреспондент "Нового времени" (в свойственной этому журналу манере) писал по поводу выселения из Святого града Реуф-пашой русских евреев: "...в Палестину не стали пускать русских евреев, снабженных нашими паспортами. Я помню, какой гвалт поднялся в Европе, когда одного английского еврея выслали из Петербурга на основании закона, запрещающего жить евреям в столице долее известного срока; здесь без всякого закона губернатор своей властью сотни лиц русских подданных не пускает на турецкую территорию, хотя их паспорта визированы турецкими консулами... Неужели мы не можем заставить уважать права русских подданных, будь они евреи, армяне или татары. Нарушение же прав русского подданного затрагивает наше достоинство..."²⁰

Пилигримы вплоть до конца XIX в. пользовались гужевым транспортом, шедшим из Яффы в Иерусалим, что было небезопасно. Приходилось нанимать стражников и из-за жары выезжать рано утром:

Пред рассветом, пустыней

Я несусь на коне

Богомольцем к святыне,

С детства родственной мне.

Шейх с летучим отрядом —

Мой дозор боевой;

Впереди, сзади, рядом

Вьется пестрый их рой.

Недоверчивы взгляды

Озирают вокруг:

Хищный враг из засады

Не нагрянет ли вдруг?

П.А. Вяземский. "Палестина" (1850?)

Под давлением европейских правительств турки вынуждены были на всем пути от Яффы до Иерусалима установить в 1860 г. восемнадцать сторожевых башен, так как дорога стала опасной, особенно для пеших пилигримов. Деньги (500 золотых) на это пожертвовала какая-то благодетельная англичанка. Впрочем, многое зависело от местной администрации. Деятельный паша 60-х годов приказал проложить дорогу для колесного транспорта и завел дилижансы, но в начале 70-х годов сменивший его паша счел это излишней роскошью, продал дилижансы, а дорогу запустил²¹.

Тогда здесь бесчинствовал разбойник, ютившийся в гнезде Абу-Гош, ныне знакомом израильтянам как место ежегодного музыкального фестиваля литургической музыки. По-гречески

347

Абу-Гош называется Кириа?іарим, легко определяются ивритские корни. Сейчас неподалеку от Абу-Гош находится кибуц Кирья Анавим. Вообще эти окрестности — пристанище разбойников. Так, расположенный рядом Латрун — место, где родился один из двух, а именно добрый разбойник, распятый рядом с Иисусом на кресте и уверовавший в Него²².

Особо опасным слыло место в теснине вади Али (вероятно, у нынешнего Шаара-Гай) — место, как писал Елисеев, "облитое кровью многих путников, не дошедших до Иерусалима"²³. Ему вторит славянофил, писатель, переводчик, путешественник, редактор "Варшавского дневника" и автор "Путеводителя по Иерусалиму и его окрестностям" (СПб., 1863) Николай Васильевич Берг (1823-1884), рассказывая, что у арабов были излюбленные места для нападения на несчастных и безоружных путников, в частности место крещения на Иордане Иисуса Христа. "По ту сторону реки находилось вполне разбойничье село Эль-Коран"²⁴. Не спасала от арабских убийц нанимаемая стража, так называемые башибузуки, о чем повествует тот же Берг. Самое страшное преступление в Палестине было совершено в ночь с 14 на 15 января 1909 г., когда арабами-грабителями был зверски убит один из самых деятельных подвижников на Святой земле, друг и соратник архимандрита Антонина Капустина отец Парфений (в миру Пармен Тимофеевич Нарциссов, ветеран русско-турецкой войны 1877-1878 гг. — служил братом милосердия при Рязанском обществе Красного Креста, в 1879 г. прибыл в Палестину). За свои "неусыпные труды" на Елеоне отец Парфений был возведен в сан игумена. Жил в маленькой келейке. Следствие, как водится, ни к чему не привело. Это не единственное преступление, совершенное в это время. За четыре дня до гибели отца Парфения в Бет-Сахуре, близ Вифлеема, арабы отрезали голову местному пономарю и убили русскую женщину, проживавшую в его доме в качестве прислуги. Как отмечал современник, ночные и дневные разбои стали повседневным бытом²⁵.

Тот же Петр Андреевич Вяземский в стихотворении "Дорогою" (1858?) выражал надежду на то, что "затейливый" XIX век будет способен перебрасывать паломников из "Петербурга в Яффу" "по телеграфу" и, "вскочив как Ариэль", на коврике-самолете лететь за тридевять земель. Все сбылось. Но успехи техники не гарантируют путешественникам полной безопасности и в наши дни. Вяземский в своем путевом дневнике сетовал на тяжесть путешествия из Рамле в Иерусалим. Путь, который ныне преодолевается за 30 минут, занимал тогда (в середине XIX в.) семь или десять часов. После столь утомительного путешествия,

348

констатировал князь, не было сил радоваться встрече с Иерусалимом. Постоялые дворы при монастырях по совету князя были построены позднее, равно как в Рамле спустя два десятилетия был построен странноприимный дом, называемый Москов-хан, расположен он возле самой большой мечети города. Это обширное помещение давало приют сотням русских паломников, в основном идущих в Святой град пешком. "При выезде из ущелья, — писал А.В. Елисеев, — стояла небольшая гостиница, принадлежавшая еврею. Здесь обязательно останавливаются на отдых люди и караваны"²⁶.

Впрочем, путешествие из Яффы в Иерусалим не всем паломникам казалось трудным, даже если они добирались до места не семь или девять, а двенадцать часов! Известный историк своего родного Пермского края, член Палестинского общества и автор многочисленных трудов о Святой земле Дмитрий Дмитриевич Смышляев (1828-1893) не без грусти отметил, что большинство странствующих по Палестине русских паломников склонны к бродяжничеству и тунеядству²⁷.

Стараниями многих лиц с 1 марта по 14 апреля 1860 г. был организован сбор денег на нужды православных паломников в Палестину — 270 тыс. рублей. В списке жертвователей я нашел отца известного шахматного мастера Ивана Степановича Шумова — Степана Матвеевича Шумова и еще две "шахматные" фамилии — князя Кушелева-Безбородко и графа Сабурова. Деньги жертвовали не только православные, но и католики (помещик Людвиг Петкевич), лютеране (купец 1-й гильдии Густав Адельсон) и даже (дважды) "инородцы Балаганского округа Аларского ведомства", внесшие лепту в 2 рубля 75 копеек(!), а также представители Знаменской инородной управы. Возможно, под анонимной рубрикой "разные лица" скрывались и евреи, вроде жителей г. Речица и вполне легального барона Г.Е. Гинцбурга, который пожертвовал 50 рублей на "славянское дело"²⁸.

Лет за двадцать до создания Императорского Палестинского общества среди русского населения глубинки возникла легенда о "миллионе", который пожертвовал царь на паломников в Иерусалим. «Эта легенда гнала из самых отдаленных уголков империи серый люд, самого страшного обломова — обломова в армяке... поставщика строителей империи, вроде Ермака или разбойника Степана Разина. Волны самых разнообразных "туристов и туристок" хлынули... в Иерусалим, хлынули без денег, в надежде разживиться на месте». Шествие этого воинства по России мне несколько напоминает один из средневековых крестовых походов. Дорога в России понятная, но в беспокойной Палестине

349

убийства происходили каждый год, но и это не останавливало пилигримов. Рассказывают о некоем отставном сибирском солдате Михееве, который умудрился, имея в кармане всего-навсего 9 рублей, "задаром" посетить Святую землю и испросить у тамошнего русского священника причитающуюся ему сумму из "царского миллиона", т. е. развязать государеву мошну²⁹. Этот рассказ Н.В. Берга достоин пера Лескова, а ответ священника солдату подобен ответу шолом-алейхемовского горе-миллионера. Берг, по несложному подсчету, знал 28 языков и был человеком имперским; его восхищало стихийное движение русских странников в Иерусалим: "...они составляют для нее (России) политическую точку споров в том краю". Кажется, замечание Берга, автора "Записок об осаде Севастополя" и "Записок о польских заговорах и восстаниях с 1831 по 1863 г.", актуально — русская речь, слышимая в Палестине, для него слаще меда³⁰. Берг рассказал о том, что известно и по другим источникам, например, как аборигены вполне освоили язык российских паломников, которые, естественно, никакого другого языка не знали и которые даже наладили производство кваса, о чем сообщала вывеска на "Давидовой улице" под аркой древних ворот... Он явно гордился тем, что Иерусалим и Вифлеем заговорили по-русски: «Я лежал и вслушивался в этот русский бабий говор. Он так приятен и оригинален в "Мидбар-Егуде!"»³¹.

Берг сомневался, что лишь религиозный экстаз двигал толпами русских паломников: "Что же подымает и уносит так далеко этих матушек, эти зипуны и тулупы? Откуда такой странный, невероятный зуд путешествия? Обыкновенно принято объяснять это религией. Действительно, религия играет тут некоторую роль. Иные точно отправляются движимые чисто религиозным чувством, но это самая незначительная часть. Для главной же массы поклонников, религия только личина и больше ничего... Он просто пошел себе гулять, смотреть чужие земли, ничего не делать... Первый ухорь земного шара" (курсив мой. — С. Д.)³². Иначе говоря, движет этим людом дух бродяжничества, не раз описанный Гиляровским и Горьким и многими другими.

Что же касается прокладки в Святую землю железной дороги, то еще П.А. Вяземский по этому поводу писал следующее: "Не желаю, чтобы устроена была тут железная дорога и можно прокатиться в Иерусалим легко и свободно, как в Павловский воксал..."³³ Но с мнением князя не посчитались, и в 1893 г. была построена железнодорожная ветка, соединяющая Яффу и Иерусалим, который, следовательно, был уже связан железной дорогой с Александрией, Каиром, Бейрутом, Дамаском и Стамбулом.

350

(Ветку Бейрут-Багдад франко-бельгийская компания проложила в 1894 г.). Число пилигримов в 10-е годы XX в. достигало 20 тыс. человек в год. Вероятно, статистика учитывала лишь европейских туристов. Мы привыкли к цветам европейских вагонов:

Вагоны шли привычной линией,

Подрагивали и скрипели;

Молчали желтые и синие;

В зеленых плакали и пели.

А. Блок. "На железной дороге" (1810)

Вагоны железнодорожной ветки Иерусалим-Александрия были белыми. Ежедневно два поезда — в 7 часов утра и в 2 часа 30 минут пополудни — отправлялись из Яффы в Иерусалим и соответственно дважды — в 7 часов 40 минут утра и в 1 час 30 минут пополудни — из Иерусалима в Яффу. Дорога занимала 3 часа 35 минут. В Палестине было всего два класса вагонов, первый и второй. Дотошный Карл Бедекер в своем "Путеводителе" указывает, что второй класс соответствует третьему классу европейских стандартов, и ехать им не рекомендует. Стоимость второго класса — 20 турецких пиастров, первого — почти в три раза дороже. (Кстати сказать, на плане Палестины в Путеводителе Святой город назван по-арабски Эль-Кудс — написано крупным шрифтом, а мелким италиком снизу — Jerusalem!³⁴. Вряд ли кто из русских паломников знал в 1912 г. — год издания Путеводителя — арабское название Вечного города.

Вернемся, однако, к путешествию Гр. Распутина, которое он начал в марте 1911 г. Современник писал, он уехал "отмаливать свои какие-то тяжкие грехи". Можно предположить, что одновременно с Распутиным в Палестину отправился религиозный писатель отец Павел Иванович Кусмарцев. Возможно, они познакомились во время путешествия. Как бы то ни было, но в конце 1911 г. вышла в свет брошюра Кусмарцева о пребывании на Святой земле. Не исключено, что, будучи спутниками в длительном путешествии, они если не подружились (ибо "старец" был слишком одиозной фигурой), то в любом случае обменивались впечатлениями. Длинное название брошюры Кусмарцева имеет вклинение "Мысли и чувства паломника в Святой земле..." Он же автор книг, посвященных паломничеству, начиная от Киево-Печерской лавры, путешествия по Черному морю, греческим островам вплоть до Иерусалима. Этим же путем прошел Распутин.

351

Первая часть путевых заметок Распутина увидела свет в 1915 г. в Петрограде под названием "Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествия по святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам" с анонимным предисловием.

Предисловие наполнено приметами времени. Недавно ушел из жизни великий писатель. Как не противопоставить крестьянина и графа, пожелавшего быть крестьянином! "На пространстве небольшой книжки у Распутина все сведено к одному, точно в фокусе собирающем все его помышления, началу: к началу кротости и смирения. В нем нет элемента непротивления злу и опрощения до конца, до безразличия, но горят ярким светом начала примирения и самоуглубления, которое делает человека радостным, не бегущим от жизни, а возвращающим его к жизни".

Далее анонимный автор предисловия усматривает в "Мыслях и размышлениях" попытки философского обобщения, полагая таковым, например, предсказание неминуемого и скорого единения церквей. Между прочим, за единение ратовал и покойный граф Толстой (Суратская кофейня). "Я вот убедился в том, что платье у турок такое же, как у христиан и у евреев. Можно ожидать исполнения слова Божьего над людьми, что будет единая церковь, невзирая на кажущиеся различия одежды. Сначала уничтожить это различие, а потом и на веру перейдет", — писал Распутин³⁵.

Все паломники стремились прежде всего увидеть стены Иерусалима и побывать у Гроба Господня. Переживания у всех схожие: радость и умиление. У одних это выражалось в восклицаниях, молитвах, в преклонении колен или падении на землю; у других — в трепетном молчании. А. В. Елисеев, прибывший в Иерусалим по Хевронской дороге, описал восхитивший его неземной красоты пейзаж.

У некоторых первое чувство — оценить град Давидов, который насчитывает сорок веков, вспомнить прочитанное об осадах Тита и крестоносцев. И тогда на сцене появляется древний иудей — храбрец из храбрецов: "Осада Иерусалима Титом Веспасианом в 68 году по Р.Х., — писал генерал Д.А. Скалон, — самая славная осада по той упорной защите, которою встретило римлян иудейское племя. В Иерусалиме сосредоточились тогда остатки евреев в защиту своей самостоятельности и пали геройскою смертью под неотразимыми ударами римлян, после борьбы славной, почти беспримерной по упорству... Нельзя не удивляться героизму евреев, полных величия в минуты предсмертных содроганий сво-

352

его погибавшего царства"³⁶. Я не без трепета и страха перечитал эти строки, и у меня возникали уместные (или неуместные) ассоциации...

А.В. Елисеев вошел в Старый город через Яффские ворота. Он позитивист, посему его коробит профанация: "Несколько еврейских лавочек, содержимых русскими евреями и торгующих русскими товарами, а также ряд немецких мастерских, расположенных на пути до ворот, неприятно резали мой глаз, так что я поспешил скорее миновать их". В городе его поразил страшный смрад — это восточный город со всеми прелестями традиционного быта, мало чем отличающийся от других городов Востока. (Замечу в скобках, что, войдя в 1971 г. впервые в стены Иерусалима, я также был поражен смрадом и зловонием. Лишь спустя несколько лет городской голова Иерусалима Тедди Колек привел канализацию в порядок и замостил кривые улочки камнем, превратив их в удобный и тогда безопасный променад. Впрочем, в церкви Гроба Господня общественный туалет до сих пор в жутком состоянии, но это не вина евреев, а постоянные межконфессионные дрязги.) И опять в красочной и пестрой толпе доминируют евреи, с длинными пейсами и в лисьих шапках, снующие туда-сюда, несмотря на удушающую жару. Далее, за воротами, доктор Елисеев увидел здания гостиницы и банка — все резало слух и глаз: перебранка погонщиков, жадные взоры лавочников, наживающихся на пилигримах, и, слово из песни не выкинешь, "масса грязных евреев"³⁷. У Гроба Господня его внимание привлекла русская вывеска "Белая харчевня". И вновь лучшие чувства доктора оскорблены: "Все окружающее эту великую святыню до того сильно профанирует религиозное чувство, что как бы ни сильно было оно у посетителя, оно неминуемо должно ослабеть". С первых же шагов на Святой земле сердце неутомимого путешественника, преисполненное благоговением и трепетом, было уязвлено и смущено. Ясно, что, употребив десятки раз слово "профанация", он имел в виду его древнее значение: оскорбление святыни, ее опошление или даже осквернение. Доктор Елисеев многое предвидел и все же не смог сохранить в своем сердце крупицы того, что хотел донести до ступеней святилища, он даже не дает описания Гроба, отсылая читателя к другой книге. Он пишет, что из Кувуклии, часовенки, вмещающей самую большую святыню христианского мира, он вышел негодующий и потрясенный опять же профанацией величайшей святыни, противоречащей всем его представлением. Максимум, что он чувствовал, — это интеллигентское приятие увиденного, на уровне помещения какого-нибудь музея. От себя добавлю, что это было

353

не так уж плохо: важного туриста сопровождали два каваса*, консул и два греческих монаха, дававших ему пояснения. Он обошел всю церковь, поднялся на Голгофу, спустился в грот Обретения Христа и т. д., слушал и смотрел, не понимая, что делается в его душе, не ощущая душевного трепета, заставлявшего безмолвствовать ум. Да, это не описание тех двенадцати паломничеств в Святую землю в допетровский период и даже не посещение Палестины Авраамом Норовым... К чести Александра Васильевича Елисеева нужно сказать, что он не делал разницы между конфессиями: все служители культа, за малым исключением, не соответствовали, по его мнению, месту, будь то муллы с неприятными жадными физиономиями или по цензурным соображениям им не названные стяжатели-греки. Повторю, православных в Иерусалиме жило столько же, сколько католиков, или немного больше. Художник Василий Верещагин заметил, что сии арабы христиане лишь по названию: за мзду они охотно переходят из одной религии в другую. Это же подтвердил ему палестинский патриарх Никодим, не постеснявшийся сказать русскому эмиссару: "Денег мало, дайте больше денег, через десять лет я всю Палестину обращу в православие"³⁸.

Здесь уместно сослаться на частное письмо крупного ученого ориенталиста и славяноведа, в будущем академика Украинской Академии наук Агафангела Ефимовича Крымского (1871-1942). Два с половиной года (1896-1898) он провел на Ближнем Востоке, в основном в Бейруте. 16 (28) апреля 1898 г. он писал в Киев брату о посещении Кувуклии. Первое, что от него потребовал служащий монах, так это мзды. Затем появился другой монах, и вскоре их разговор перешел в перебранку. Каждый тащил деньги с тарелки к себе, и они громко ругались по-гречески; разумеется, Крымский понимал, о чем они говорят. Пришедшая богомолка узнала бранящихся, сказав, что они братья и что она неплохо провела с ними время в Уозевитском монастыре. Когда Крымский отходил от Гроба, его проводник-негр, говоривший по-русски, обратил внимание на то, что ученый как-то подозрительно нюхает воздух, и объяснил ему, что здесь, в церкви, отхожее место, и повел его это место посмотреть. Грязь и вонь. Эти слова Крымский повторяет много раз. Весь Храм представляется ему образчиком нищеты, грязи и художественной безвкусицы. Все впечатления Крымского согласуются со свидетельствами других паломников³⁹. Кроме того, Храм, по словам ученого, является

______________

* Кавас — полицейский, а также стражник при аккредитованных в Турецкой империи посольствах и консульствах. — Примеч. ред.

354

местом массового заражения людей кожными заболеваниями: «Место, где был поставлен подлинный "животворящий" крест Иисуса, все входящие целуют. Я это принужден был исполнить, но со страхом», так как у одной его знакомой губы после "прикладывания" к святыне "попрыщили"! О том, что на Голгофе между католиками и православными происходят постоянные стычки, писал еще генерал Д. Скалон, Крымский это подтверждает. По свидетельству Скалона, службы в Храме Гроба Господня происходят по ночам, люди запираются на ночь, отчего во многих местах храма "невыносимый воздух". Что же касается "баталий" между конфессиями, то Скалон приводит дату "знаменитого сражения", происходившего в 1846 г. между греками и латинянами, говоря проще — драка, многие ее участники были смертельно ранены кадилами и подсвечниками... Еще генерал сообщает, что истинное место захоронения Готфрида и его брата Болдуина греки от католиков скрывают, ибо могилы первых иерусалимских королей напоминают о правах латинян⁴⁰.

Писатель Д.Л. Мордовцев в предвкушении встречи со Святым градом, подобно тысячам и тысячам паломников до него, прочитал сотни книг и, по его словам, топографию Иерусалима знал лучше, чем топографию Москвы или Саратова. Для него вечный город — это средоточие Вселенной, ее "сердце, которое колотится в груди тысяч и миллионов". В отличие от других христиан Мордовцев не отдает предпочтение ни Ветхому завету, ни Новому. Ему интересно все — от камня Авраама и пращи Давида до стана Готфрида Бульонского. Все его волновало, все наполняло душу какою-то горечью от сознания исторического всеразрушения и бессмертия. Из путешественников прошлого ему ближе всех Шатобриан. Ведь верно, что пустыня, окружающая Иерусалим, "до сих пор дышит величием Иеговы и ужасами смерти" (Шатобриан). Мордовцев вынес из осмотра города скорбное, удручающее чувство. Поначалу кажется, что оно обусловлено несоответствием действительности прошлому. Но нет! Мордовцева угнетает время: "Я видел кругом смерть во всех ее оттенках, если можно так выразиться — полную историческую смерть, которая кладет свою разрушительную руку на все, даже как бы на самое бессмертие"⁴¹. Естественно, что в этот момент он вспомнил слова Спасителя относительно обреченности Святого града (Лк., 19:41-44).

Когда Даниил Лукич шел по Крестному пути, то вспомнил своего предшественника Андрея Николаевича Муравьева (1806-1874), посетившего Палестину в 1830 г. и с негодованием писавшего, что "искупленные Им не должны бы дерзать преступною

355

стопою беспечно попирать священные следы Его страсти (муки)". Муравьев приводит перечень "лишних людей" на этом скорбном пути, включая себя грешного, разъезжавшего на осле от станции к станции (места остановок Иисуса на Крестном пути). В этом списке "лишних" есть и еврей. Миникомментарий по этому поводу Мордовцева: "Ныне презренный, порабощенный еврей малодушно идет по сему поприщу, где его преступные предки призвали ему на главу ту священную кровь, которою некогда оно дымилось... Робко идет он, как бы по острию меча, заглядывая украдкою на открывающийся сквозь арки зданий зеленый луг древнего Соломонова храма, вечный предмет его тщетных слез и желаний". И далее: "Ну чем же виноват этот бедный еврей?" Впрочем, познакомившись с хозяином иерусалимского отеля гером Горнштейном, писатель сразу признал в нем прямого потомка тех горланов (так писали тогда слово горлопан), которые в неведении своем усердно кричали: "Распни, распни его! кровь его на нас и на чадах наших". Кроме того, сей гер Горнштейн оказался земляком из Одессы. Мордовцев добавляет, что и хозяйка отеля "Royal" в Каире m-me Roland тоже из Одессы, и иронизирует по поводу весьма специфических воспоминаний бывшего одессита о России: во-первых, он помнил, что русские любят чай, а во-вторых, изрядное число слов, а именно "купить, продать, дорого, дешево, счет, золото и т. п.", но дело свое Горнштейн знает, подает чай и даже mit Milch, т. е. с молоком от одной из иерусалимских коров и с маслом, как полагал Даниил Лукич, из одной из тех коз или овец, которых купали в "Овечьей купели", ибо масло оказалось необыкновенно нежного вкуса, "какое-то невиданное"...⁴²

Другой путешественник, побывавший в Святой земле раньше, отсылает туристов за помощью к владельцу иерусалимской лавки еврею Шпитлеру, который всегда поможет найти надежного проводника из новообращенных христиан и снабдит полезными советами, столь необходимыми путешествующему по Палестине. Однако предупреждает, что самый грязный квартал — "...еврейский, на юго-востоке, на склоне Сионской горы, в древней Тиропеонской долине. Это темная и зловонная клоака, обитаемая евреями, живущими в домах, сбитых из грязи". Правда, владелец самой сносной гостиницы в Яффе English Hotel тоже еврей по фамилии Блатнер⁴³.

По мере продвижения по Via dolorosa Д.Л. Мордовцева обуревали смешанные чувства: "так много горького в истории этой бедной земли и в истории бедных, глупых, живущих на ней людей". На самой знаменитой в мире улице он видел "все, в чем

356

только может проявиться грязь и гадость человека и животных, и немало попадалось мне под стенами дохлых котят и кошек, видимо, тут же и околевших и никем не подобранных". Смрад немилосердный. На этой же улице он воочию наблюдал знаменье времени: дрались дети — "евреята с арапчатами". Оказывается, евреи вовсе не были такими "малодушными", как их увидел Муравьев.

Мордовцев воздерживается от описания Гроба Господня, ссылаясь на общеизвестность этого места — "сердца вселенной".

У Распутина тоже нет описания Гроба Господня, но по другой причине. Он был не в состоянии его описать, ибо испытывал лишь восторг искренне верующего человека: "Что реку о такой минуте, когда подходил ко Гробу Христа. Так я чувствовал, что Гроб — гроб любви, и такое чувство в себе имел, что всех готов обласкать, и такая любовь к людям, что все люди кажутся святыми... Сколько с ним воскреснет посетителей! И какой народ? Все простячки, которые сокрушаются, — ведя их по морю, Бог заставил любить Себя разным страхом; они постятся, их пища — одни сухарики, даже не видят, как спасаются".

Доктор Елисеев, тоже наблюдавший за русскими простолюдинами у Гроба Господня, отметил, что "смущение" перед профанируемою на каждом шагу в Иерусалиме святынею у него постепенно прошло. Он перестал удивляться. У камня миропомазания лежала группа русских паломников, освящавших на нем свои перламутровые крестики, образа, иконы, писанные на кипарисных дощечках, четки и тому подобные производимые в Иерусалиме атрибуты. К этому времени туземные торговцы почти все хоть немного понимали и говорили по-русски. Как и ныне, за исключением того, что русский рубль тогда легко принимался в оборот, русак себя чувствовал на иерусалимском базаре свободно, как на какой-нибудь ярмарке. Покидая "благословенную" Палестину, Елисеев писал: "Мир тебе! Святая земля! Ты навсегда останешься таковою, как бы тебя ни загрязнили неверные мусульмане, как бы ни профанировали твои святыни даже те, которые призваны их оберегать, как бы ни наводняли тебя своими колониями, фабриками и разными учреждениями космополиты-европейцы... К тебе одной всегда будут с верою и любовью устремляться сердца и взоры всего христианского мира!.. К тебе всегда будут плестись нехитрые умом, но крепкие в вере русские паломники", а далее пассаж в духе Вяземского: "хотя бы всю Палестину прорезали железные дороги..."⁴⁴

Евреев Распутин в Новом Иерусалиме не увидел. Древние евреи — это да, правда, с намеком на современность. По дороге

357

в Вифлеем, недалеко от города, находится могила Рахили, которая "плачет о детях своих" и не хочет утешиться. Или вот еще посещение Патриаршего двора, где паломников усадили рядами и "наставили старого завета кувшины Иудейские". У Распутина это, казалось бы, малозначительная деталь вызывает ассоциацию с Тайной Вечерей⁴⁵.

Современных евреев увидел спутник Распутина отец Кусмарцев. С раннего утра на Елеонскую гору приходят паломники, в основном русские, но среди богомольцев есть люди и других "национальностей": "В стороне толпятся еврейские мальчики со своим учителем".

Стена Плача вызвала у А.В. Елисеева представление о древнем Иерусалиме, стены которого, по свидетельству Страбона, были видны с самого берега моря. Для Елисеева это сооружение выше всяких похвал, оно достойно строителей пирамид и доныне поражает своей грандиозностью. Сохранилась еще ничтожная часть его прошлого величия. А рядом с этим Величием — кучка евреев, буквально бившихся о холодный камень Стены Плача, обливших ее горячими слезами. Контраст с исполинской руиной, которую воздвигли их могущественные предки, налицо. И далее, на мой взгляд, тонкое замечание о том, что современный Харам-Эш-Шариф, несмотря на свою красоту, лишь блестящая игрушка⁴⁶.

Описание Распутиным церкви Воскресения полнее, за исключением Гроба Господня.

Вероятно, здесь, у Гроба, он со своими спутниками провел всю ночь: «Повели нас ночевать. По нотам пели у Гроба акафисты и на Голгофе. Боже, какая отрада! Так сердце трепещет от умиления и слез. Потом утром в двенадцать часов — обедня и запели Пасху. Тут я посмотрел вокруг и сказал: "Рай земной, не отступи от меня, будь во мне!"». Искренность "старца" очевидна. Далее он вспоминает церковь св. Елены и место обретения Честного Креста и рассказывает, как определили, какой крест принадлежал Спасителю. Рассказ наивен. Память иногда его подводит; так, коптскую часовенку он называет арабским алтарем. Но точно указывает место захоронения Никодима, но забывает о второй пещере с могилой Иосифа Аримафейского. Сентенция Распутина по поводу Никодима: "Никогда не бойся делать добро и за добро всегда попадешь в честь"⁴⁷.

Более всего Григория Ефимовича поразила трещина на одной из четырех колонн, подпирающих святую арку у входа в церковь. Его рассказ — не что иное, как фольклор, настоящий апокриф: "Не могу всего описать, многое рассказывают, как, когда не пове-

358

рили и затворили храм и стали у Гроба католики, а разини армяне на улице, на паперти, в колонну Благодать сошла и один турка плюнул в колонну и там зубы его остались, и видать, как Бог наказует неверующих. Боже, спаси и помози!"⁴⁸

На эту тему существует несколько вариаций — одну из них, почти "научную", расскажу. Как известно, у Гроба Господня на Страстной неделе, в Великую субботу, на Гроб нисходит Небесный огонь. В это верят представители всех конфессий, даже магометане, исключение составляют латиняне и, понятно, евреи. Этот Небесный огонь нисходит только Иерусалимскому патриарху. В XVI в., т. е. во времена вполне просвещенные, произошло следующее. Армяне попытались соперничать с православными и, подкупив турецкую стражу, проникли к Гробу Господню, в то время как греческое духовенство и православный клир вообще не были допущены внутрь. Толпа молящихся и плачущих людей заполнила небольшую площадь у дверей Храма. Армяне в течение нескольких часов пытались проникнуть в тайну Небесного огня, но безуспешно. Как вдруг произошло чудо: в положенный час молния ударила в одну из колонн, пламя вырвалось, и греческий патриарх стал "раздавать огонь". Узрев чудо, турецкая стража с позором изгнала армян из Кувуклии, и с тех пор армянский епископ со смирением испрашивает у православного патриарха благословения на вход вслед за ним в Кувуклию, где и ждет появления Небесного огня в приделе Ангела, не посягая на большее⁴⁹. Приблизительно то же самое сообщает благочестивый иеромонах Саровской обители Мелетий (умер в 1805 г.), совершивший в 1793-1794 гг. паломничество в Святую землю, и добавляет, что один из турецких стражников уверовал в Христа⁵⁰.

Профанация Святого огня как никакая другая возмутила доктора Елисеева, но из боязни цензуры он оставил в тексте лишь намеки по поводу увиденного. А.Е. Крымский обратил внимание на архитектуру Гроба: он помещен в пещеру таким образом, что ни из ротонды, ни даже из смежного притвора Ангела никто из находящихся в Страстную субботу в церкви не может увидеть, что делает у Гроба греческий патриарх... Скепсис ученого очевиден. Он же рассказывает о распрях, доходящих до драк, между греками и армянами за право первыми добыть огонь, в частности о произошедшей за три года до посещения им церкви Воскресения баталии. В кулачном бою сошлись две стенки — армянская и православная. Первые были в меньшинстве. У вторых ударной

359

силой были русские паломники. С греческого патриарха сорвали митру, а армянского бравые чернецы-греки повалили на землю и били кулаками по лицу! С трудом турецкие солдаты разняли дерущихся. Русские паломники, в основном женщины, вопили в святом месте "благим матом". Теперь, в 1898 г., во время очередной армянской резни, несчастные армяне безропотно отдали право возжигания огня греческому патриарху.

Аналогичная картина наблюдалась и в Вифлеемском храме. Как известно, одной из формальных причин Восточной войны была кража из вертепа вифлеемской звезды. Чтобы разрешить спор между греками и латинянами, султан Абдул-Меджид подарил храму новую серебряную звезду⁵¹. Хотя католики терпимее православных, но иногда они запирают свою дверь (всего их две: одна православная, вторая латинянская), чтобы подчеркнуть свое право на часть вертепа. Греческое духовенство с дарами стоит перед закрытой дверью, притч волнуется и проклинает католиков, "русские матушки визжат необходимым и полезным дополнением к беспорядку". Турецкие солдаты с трудом сдерживают толпу. Проходит несколько часов, пока извещенный об инциденте русский консул не нанесет визит французскому и не привезет его с собой в Вифлеем. Тот велит католикам открыть двери... Заметим от себя, что распря случилась во времена франко-русского союза...

У Распутина, как и у тысяч молящихся, нет и мысли о профанации, для них это чудо, а самое потрясающее — его ожидание: "О, какое ожидание благодатного огня, как томятся все богомольцы до крестного хода! Более суток ожидают этого благодатного огня. Тысяча народов и множество наций. Многие плачут, а арабы хлопают в ладоши, скачут и что-то поют в исступлении; кругом войска турецкие и кавасы. Приходит главная минута: патриарх раздевается, остается в одном белье и входит в Кувуклию, где гроб Христов... Народ со слезами и с сильным напряжением ожидает, когда патриарх выйдет с огнем... Вот он выскакивает, неся огонь, и бежит во храм Воскресенья, зажигает свечи неугасимые, а потом выходит к народу и от его пучка свеч зажигают свечи, и поклонники с большим рвением, все вне себя от радости и не чувствуют утомления, жгут свечи пучками: тридцать три свечи... Дивное событие совершилось и совершается. Боже, дай память, чтоб не забыть такое обновление!"⁵². Распутин очень точно описывает великую церемонию в надежде, что его восторг разделят сотни миллионов верующих, об этом слышавших или читавших.

360

Эта эксплуатация народного суеверия не раз раздражала русскую интеллигенцию. Л.Н. Толстой особенно резко осудил профанацию "священного огня", в частности в обращении "К духовенству" (1903 г.), приведя ее в качестве примера недобросовестности и злоупотребления церкви: "Довольно вспомнить в доказательство этого о продолжающемся веками мошенничестве зажигаемого в Иерусалиме огня в день воскресения..."⁵³.

Для любителей романа Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита" отмечу "историческую" сентенцию, высказанную Распутиным в отношении Понтия Пилата: "Видели дом Иуды и Пилата, они недалеко друг от друга — соседи, и теперь о Пилате неизвестно, а Иуда — пример всех недостатков"⁵⁴. Лакуна о "неизвестном Пилате" заполнена...

К 1914 г. Палестинскому обществу принадлежало три подворья в Иерусалиме, где можно было одновременно разместить до 7 тыс. человек, плюс Назаретское (вместимостью до 1 тыс. человек) и Хайфское⁵⁵.

Поток русских пилигримов постоянно возрастал, в нем преобладали уже не подданные России евреи, а собственно православные. Доктор Елисеев был принят в "роскошно обставленной комнатке дворянского корпуса, вмещающего покои привилегированных паломников". Атрибут роскоши — золоченое зеркало, бархатная мебель, прекрасная кровать, крытая чистым бельем и узорным одеялом. Комнаты для простонародья путешественник не описывает. Но он хорошо знает, каково истинное положение, ибо, зайдя в австрийскую "странноприимницу" под названием Hospitum Austro-Ungarikum, он был поражен царившим здесь порядком. Из трех классов номеров первые два были платными, а третий бесплатным. Описание платных номеров явно не в пользу "дворянского покоя" Елисеева. Третий класс представлял собой чистые светлые комнаты с кроватями и бельем от "странноприимницы". После посещения старейшей гостиницы города, католической "Casa Nova", где в третьем классе имелись отдельные комнаты, кровати, столовые и другие удобства, его временное "дворянское" пристанище показалось Елисееву неуютным⁵⁶.

Ознакомился Елисеев и с деятельностью протестантов, содержавших школы по обучению ремеслу сотен мальчиков и девочек, больницы, общежитие для слепых и т. п. Русский патриот, он с горечью почти дословно повторяет слова патриарха Никодима: "...я понял, чем сильны латинская и протестантская пропаганда и отчего они ежегодно приобретают сотни прозелитов среди не

361

только магометан, но и православных туземцев Палестины". И добавляет, что греки как бы умышленно отталкивают православных от веры своей бесконечной междоусобной борьбой и профанацией святыни. (Например, в 1886 г., после окончания строительства русского Елионского храма во имя Спасителя, патриарх иерусалимский Никодим отказался именовать его храмом Вознесения⁵⁷.)

А.Е. Крымский приводит следующие факты недоброжелательного отношения греков к русским: "Русской церкви, т. е. с славянским богослужебным языком, нет нигде, потому что греческое духовенство не допускает этого. Только в прошлом году (1896) по случаю коронации султан, помимо патриархов, дал разрешение царю построить в Иерусалиме церковь Александра Невского с приделами. Это первая, но и то греческое духовенство Святого Гроба добилось того, что в церкви Александра Невского служба не может совершаться в воскресенье, а только раз в неделю, в четверг..."⁵⁸

Но были и есть противоречия и внутри русской православной церкви. Так, мало кто знает, что в Гробе Господнем, в приделе Скорбящего Ангела, алтарем служит камень часовни, покрытый серебряным столом. Рисунок образа сделан чернью и, возможно, итальянской работы. Этот серебряный стол был подарен Храму гетманом Мазепой, которого Московская патриархия предала анафеме (данный факт в православных путеводителях умалчивается...). Несколько лет тому назад ко мне обратился профессор-еврей, поклонник малороссиян, с просьбой рассказать, какой украинский след есть на Святой земле. Его любопытство было удовлетворено⁵⁹. Восемь негасимых лампад из хрусталя, висящих над Камнем помазанья, были подарены Храму, каждой конфессии по два: "Грекам, Франкам, Армянам и Коптам" Николаем Владимировичем Адлербергом (1819-1892), финляндским генерал-губернатором, побывавшим в Палестине в 1845 г., и автором воспоминаний "Из Рима в Иерусалим" (СПб., 1853). На Вербное воскресенье у входа в Кувуклию обычно вывешивали усыпанную дорогими камнями большую лампаду с пятью стаканами из чистого золота, подаренную императором Николаем I и привезенную, вероятно, тоже Адлербергом⁶⁰. В наши дни я этой лампады уже не видел.

Положение рядовых русских паломников мало изменилось со времени путешествия Распутина, который с горечью писал: "Надо обратить побольше внимания на паломников — возить их подешевле и так устроить, чтобы миссия не брала бы с них за кипяток, за номера, за барак и раз в день давала бы кушать, и не

362

возили бы, как скот, в трюмах, иногда до семисот вместе, а в этом году пятьсот, менее чем всегда. А то с паломником обращаются, как со скотом, а деньги отдай и за кипяток, и за барак, и за все! Паломники ради святыни едут, но много им приходится терпеть. Богатым хорошо, денег много и номер хороший! Да, надо постараться, чтобы посвободнее возили бедных паломников, очень они поддержат Россию верой простой, расскажут про Гроб Христов — это ничем неоценимая для... народа великая доброта!"⁶¹

Елисеев в отличие от многих русских туристов замечал евреев и с удивлением констатировал существование еврейского Рабочего дома, основанного обществом Alliance Israilite Universelle. Никаких мировых заговоров. Все просто: "Здесь призревается и обучается свыше сотни еврейских мальчиков, собранных из разных уголков света: мне показывали детей из Архангельска, Польши, Кавказа, Абиссинии, Алжирии, Марокко и Йемена. Призреваемые четыре часа в день занимаются науками, а четыре ремеслами. Большинство детей говорило по-французски, и я задавал им некоторые вопросы, на которые они бойко отвечали. Среди учителей мы встретили нескольких и из русских евреев, с которыми могли говорить на родном языке. В виду того, что в этом учреждении собрана целая коллекция еврейских типов из различных местностей земного шара, я, не желая пропустить такого редкого для антрополога случая, просил позволения у директора заведения произвести несколько антропологических наблюдений и, получив разрешение, немедленно принялся за дело, причем убедился, что, несмотря на общее единство еврейского типа, различные представители еврейской национальности представляют ряд второстепенных отличий, отчасти свойственных тем расам, среди которых они обитают. Так, еврейский мальчик из Габеша имел мелкие курчавые волосы, свойственные абиссинцам; еврейские дети из Европы были гораздо более короткоголовы, чем африканские евреи, и т. п."⁶²

Распутин тоже заметил несоответствие Святого места и его обыденного окружения, что на языке Елисеева называется профанацией. "Святыня любит страх, — писал Распутин. — Для Иерусалима нужно побывать везде раз только: посетить все места и оценить". Почему только один? А потому, что трепетно лишь первое чувство, а при вторичном глаз замечает несоответствие людей Святому месту. Короче: "Только утро любви хорошо". Посетив единожды места поклонения, ты всегда будешь вспоминать их с благоговением: «Дома, при работах и трудах, перенестись духом к Гробу и к прочим местам святыни. Первый раз непонятная для тебя радость является, а во второй раз начнем хулить и

363

безверие в нас вкоренится. Кто не бывал, попросит тебя, съезди за послушанье и расскажи ему с трепетом, как много ошибок там для молодых послушников и послушниц. Монахиням бывает очень трудно, лучше бы их не отпускали, громадный соблазн, очень враг завидует и из них делаются многие приживалками и торговками святыни, бегают, говорят "у нас батька святой" и записывают вас. Вино продают "ракичку на паричку" и пьют его, потому что дешево. Это более делают чернички Афонские (келиоты); поэтому нельзя черничкам туда ездить, большая часть их помимо Иерусалима живет, объяснять не полагается, а кто был там, тот знает». Нетрудно заметить, что в данном случае Григорий Ефимович выступает в несвойственной ему роли праведного наставника, вероятно, руководствуясь принципом, что позволено ему, то не позволено не осененным благодатью. Но в словах его есть житейская истина. Со "второго раза" его коробит профанация, и он повторяет обвинение в адрес греков: "...Иоанн Предтеча и другие подвижники из библейских сказаний совершали подвиги постом и безмолвием, так и потом около Иордана жили иноки, только греки все искалечили, но сама пустыня в сердце остается"⁶³.

В конце своих "Размышлений" Распутин призывает людей к миру, любви и терпению, к смирению национальной гордыни: "Много разных народов и все умные в своем духе, но веры у всех и во всех нациях мало и любви нет. С ними очень нужно быть ласковым, они не понимают, но на любовь твою смотрят как на диковину. И вот в то время, когда мы указываем им на небо, они с любовью смотрят и на лице у них делается перемена и сейчас говорят о пророках. Очень много умных, а веры в них нет, с ними очень нужно говорить, но не о вере, а о любви, спаси их Бог! Критиковать и указывать на свою веру, как она высока, не надо, а сперва расположить их, а потом и сеять осторожно и кротко свою веру, но на это годы нужны. Надо показать пример любви и иметь любовь яркую, вот тогда будут христиане, как в первые годы, и миссия христианская будет не за деньги служить, а по доброте. Они очень понимают, когда говоришь, и удивительно на них слова отражаются — сейчас садятся кругом и смотрят на тебя. Надо обязательно знать язык их и характер их наций, а всего короче любовь к Богу иметь как к другу, а то хоть и постимся, а не умеем с Богом беседовать, то и на людей подействуем! Как колокол без серебра плохо звучит, так и неопытный всегда только напортит.

Если любишь, то никого не убьешь — все заповеди покорны любви, в ней великая премудрость, больше чем в Соломоне, и та-

364

кая высота, что только одна любовь и существует, а остальное все, как дроби в ней и через нее выход на небо".

Шла мировая бойня. Распутин считал, что война погубит империю, погубит династию, ввергнет страну, где не решены социальные проблемы, в еще более кровопролитную гражданскую войну. Впрочем, ему казалось, что гражданская война уже идет: "Тяжелые воспоминания о мучителях иноплеменниках, но в настоящее время большее мучение — брат на брата и как не познают своих... Тех мучили инородцы, а теперь сами себя... брат на брата и сын на отца — конец приближается". Памятуя о военной цензуре, могущей инкриминировать ему антивоенные настроения, он прибег к следующему тропу: "Насколько один маленький кусочек хлеба дороже для человека большого корабля! А сколько денег на корабль надо! Кто уразумеет, тот и разумей"⁶⁴. Ясно, что Григорий Ефимович был против "морской программы" Думы, ибо как раз в 1914 г. в России был очередной недород.

На корабле масса народа, несколько сотен человек, они могут стать рассадником веры, хотя многих "попутал бес". Но ведь огромное человеческое большинство — "золото и жемчуг, опора государства". Именно они, эти пилигримы, разнесут в глухие государства свои рассказы о хождении в Иерусалим; молодежь должна возлюбить Иерусалим, в ней появится страх, но самое важное для Распутина — вместе с верой она обретет любовь к родине и монарху.

Здесь я позволю себе отступление и напомню, что до гражданской войны была другая великая война, в которую Россия вступила с вполне определенными целями. Эти цели касались Стамбула (упорно именуемого Константинополем или Царьградом), Ближнего Востока, Палестины, Сирии, Ливана и, в первую очередь, Святого града. В 1916 г., когда казалось, что благополучный исход войны предрешен, в Священном Синоде обсуждался вопрос о том, кому будет принадлежать Константинополь: "делили шкуру неубитого медведя". Возникла проблема юридического статуса Константинопольского (Вселенского) патриарха. Предлагалось оставить ему титул экзарха Константинопольского, но подчиненного Синоду (в свое время таким образом Синодом был "подмят" Грузинский католикос). Учитывая важность проблемы, в Петербург был вызван митрополит Антоний (Храповицкий) (1863-1936), один из самых образованных и одиозных деятелей русского православия. В столице его недолюбливали, но обойти в данном случае не могли. Митрополит резонно

365

объяснил Синоду, что он впал в теологический абсурд, ибо Синод должен войти в состав Константинопольского патриархата, а не наоборот: "...для нас, русских, только тогда получится нравственное удовлетворение в случае победоносного исхода войны, если священный град равноапостольного Константина и кафедра первенствующего иерарха всего мира опять восстановит свое значение как светильник православной веры, благочестия и учености и будет собою объединять славянский север, эллинский юг и сиро-арабский восток, и также привлекать к возвращению в Церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев, австрийских униатов и восточных еретиков — монофизитов разных наименований". Сия имперская идея была недостаточна для фанатика. Мысль Антония сводилась к тому, что не Запад, а Восток является притягательной силой, и потому следует очистить его от мусульман и евреев. Сионизм и возможность возвращения евреев на свою историческую родину не нашла у митрополита поддержки. Послушаем его: «Не радует меня девиз: "изгнание турок из Европы". Что такое Европа? Кому она нужна? С какими нравственными ценностями совпадает это географическое понятие? Изгнать турок из Европы и оставить им всю православную Анатолию? Св. землю? Антиохийский патриархат? Или даже предоставить Палестину евреям, как советуют некоторые глупцы националисты, не понимая того, что русскому народу легче было бы отдать евреям Харьковскую губернию или Нижний Новгород, чем отечество отвергнутого ими Спасителя». Освобождение православного Востока не мыслилось без воссоздания Византийской империи, которая объединила бы Грецию и Царьград под мирской властью самодержца-грека и духовной властью вселенского патриарха. Все это напомнило так называемый Греческий проект Екатерины II с поправкой на XX в. (К тому же митрополит был правнуком секретаря Екатерины А.В. Храповицкого.)

Создание сильной эллинской империи митрополит мотивировал необходимостью завоевывать громадное пространство от южного Кавказа до Дамаска и Яффы, овладеть Сирией и Палестиной, открыв для России Средиземное море и соединив его с Кавказом железной дорогой. Без преданного и сильного союзника это невозможно. Посему надо отдать Константинополь грекам, взамен которого Россия должна получить компенсацию на Святой земле. Здесь в двух патриархатах православных всего 500 тыс., прочие почти все арабы. Их язык "должно тоже оберегать", но главная задача колонистская: следует переселить сюда русских мужичков, чтобы в течение 10 лет Сирия и Палестина превратилась бы во Владимирскую или Харьковскую губернию!

366

«Народ наш так и ринется поселяться в ту страну, где жил наш Спаситель, Его пречистая Матерь, Апостолы, Пророки и Мученики. Там будет уже место для чисто русской культуры, для русской речи, для русской торговли и промышленности, в частности, две последние отрасли обильной лавой польются по Волге и Каспию через Кавказ к Средиземному морю и обратно. Пустынная местность вновь процветет, как "земля, текущая медом и млеком", а всякий русский христианин сочтет долгом не раз в своей жизни отправиться на поклонение Живоносному Гробу; даже наши баре и барыни постепенно забудут о Карлсбадах и Парижах и будут знать Иерусалим, Вифлеем, Назарет...»⁶⁵

Митрополит Антоний был образованным человеком и, конечно же, читал и Ф.М. Достоевского, и Н.Я. Данилевского, которые в свое время полемизировали по поводу будущего занятия русскими войсками Константинополя. Данилевский, как бы мы сейчас сказали, ратовал за международный статус города, т. е. за равные права в нем представителей всех народов, в том числе русского. Достоевский, напротив, ратовал за русскую гегемонию: "Какое тут может быть сравнение между русскими и славянами? И кто это будет устанавливать между нами равенство? Как может Россия участвовать во владении Константинополем на равных основаниях с славянами, если Россия им неравна во всех отношениях — и каждому народцу порознь и всем им вместе взятым?.. Константинополь должен быть наш, завоеван нами, русскими, у турок и остаться нашим навеки"⁶⁶.

"О, мечты! О, волшебная власть Возвышающей душу природы!" Несбыточные мечты! В феврале 1917 г. казачий отряд разведчиков с фельдфебелем Семеном Буденным был в 15 верстах от Багдада. А впереди уже маячила катастрофа. Да и у самой мечты был некий хронический недостаток. Например, утверждение о наличии в пределах двух патриархий, Иерусалимской и Антиохийской, полумиллиона христиан-арабов. Откуда митрополит взял эту цифру? И что делать со многими миллионами арабов-мусульман? "Блаженнейший" митрополит не сказал о них ни слова. Уничтожить? Но пастырь такое предложить не может. Депортировать? Но куда? И как поведут себя "презренные" латиняне и многочисленные монофизиты и протестанты? И, наконец, евреи-сионисты и несионисты, желающие обрести Обетованную землю? Нет и не может быть ответа на эти вопросы. Что же касается Воскресения Иудейской пустыни, то оно произошло. Правда, совсем не так, как сказано в Священной Библии. К сегодняшнему дню сотни тысяч пилигримов из России посетили возрожденный Израиль.

367

Распутин был убит в ночь с 16 на 17 декабря (н. ст.) 1916 г. После революции слово "распутинщина" стало нарицательным — синонимом гнилости прежнего режима и продажности. Казалось, что писания Григория Ефимовича будут погребены в "спецхранах" библиотек. Но в 20-е годы идеологи "светлого" будущего, дабы разоблачить "язвы" проклятого прошлого, опубликовали дневники и мемуары царской семьи, кстати сказать, весьма незначительно цензурированные. В "чистом" виде, скажем, дневник Николая II или его переписка с женой вполне могли служить антицаристской пропагандой. Но распутинские "Мысли и размышления" служить таковой никак не могли... Но произошло чудо. В 1925 г. в Ленинграде вышла в свет замечательная книга "За кулисами царизма. Архив тибетского врача Бадмаева" в количестве 8 тыс. экземпляров. В эту книгу в качестве приложения были полностью включены "Мысли и размышления" Распутина. Без купюр. Единственная уступка цензуре — Гроб Христов был написан со строчных букв. Я сверил строку за строкой — никакого изъятия, даже там, где говорится о любви к царю. Редактор и автор вступительной статьи Владимир Петрович Семенников (1885-1936) был историком литературы, библиографом. Одним словом, в течение 50 лет единственным путеводителем (в прямом и переносном смысле) по Святой земле, вышедшим в советское время, являлся малый труд Григория Распутина. И лишь в послеперестроечное время "Мои мысли и размышления" были переизданы, правда без комментариев⁶⁷.

В течение многих лет неподалеку от Сионской горы, в Испанской колонии, функционировал ресторан "Распутин". Символично, что напротив него, над шотландской церковью, развевался Андреевский флаг, правда не голубой крест на белом поле, а наоборот... Этот ресторан закрылся, но другой под таким же названием появился в Хайфе...

Закончу рассказ о иерусалимских паломниках достойными упоминания стихами отца Павла (Петра Ивановича Кусмарцева), написанными в форме диалога между пилигримом и Святым градом.

Прощальный час в Иерусалиме

Путник:

Сердцу милый вожделенный,

Иерусалим святейший град,

Ты прощай, мой незабвенный,

Мой поклон тебе у врат.

368

О тебе, моей Святыни,

Глас с мольбою возношу:

И всевышней благостыни

От небес тебе прошу.

Я с отрадой и слезами

Отплываю по морям:

Ты же будешь за горами,

Светлый трон, Царя царям.

Правдой землю ты наполнил,

Возвестил Христа закон:

Нам же живо ты напомнил,

Что страдал в тебе Сам Он.

Этим сердцу ты дороже,

Выше всех мирских красот:

Как я счастлив, дивный Боже,

Видеть верх твоих щедрот.

Так прощай, я отплываю,

Град, сокровище веков,

Тебя с Сионом величаю,

Чту превыше облаков,

Даже славы до чертога,

Град известен в небесах,

Даже имя носишь Бога,

Град, ты весь, весь в чудесах!

Ответ Иерусалима:

Прощай и ты, любимец мой,

Благополучный тебе путь:

Когда приедешь ты домой,

Меня и там ты не забудь.

Путник:

Забуду ль я тебя денница,

Иерусалим славный град;

Забвенна будь моя десница,

Коль не вспомнишься сто крат.

Коротко о сотрудниках и истории русской духовной миссии в Палестине.

Василий Андреевич Левисон (1807-1869) родился в Пруссии. Под влиянием главным образом книги князя А.Н. Муравьева "Письма о богослужении Русской церкви", приехав в 1839 г. в Санкт-Петербург, принял православие. С 1840 г. профессор, преподаватель еврейского языка в Петербургской духовной академии, преподавал также и немецкий язык, а в Римско-католиче-

369

ской академии — древнееврейский. Состоял при духовной миссии в Иерусалиме. Автор (вместе с Хвольсоном) записки по Саратовскому ритуальному процессу, согласно которой евреи не употребляют кровь. Свое состояние завещал на нужды крестившихся евреев. Перевел на еврейский язык литургию св. Иоанна Златоуста, а по просьбе Лондонского библейского общества — с еврейского на русский Ветхий завет (1869).

Место на Елеонской горе приобретено митрополитом Антонином Капустиным в 1870 г. (по некоторым источникам чуть раньше — в 60-е годы). Церковь и колокольня сооружены в 1886 г. При открытии обители архимандрит Леонид распорядился построить ограду и корпус для приюта богомольцев. "Животворящий" крест виден за десятки километров со всех сторон. Высота колокольни 65 м (219 ступеней).

После Первой мировой войны, в 1922 г., Синод Русской зарубежной церкви поручил ведение дел епископу Апполинарию (Кошевому). В 1924 г. в связи с его отъездом дела были переданы архиепископу Кишеневскому Анастасию. Он находился в звании наблюдателя в течение 11 лет. В 1926 г. английское правительство приняло закон об управлении российским имуществом в лице английского губернатора. Благодаря хлопотам епископа Анастасия российское имущество, в первую очередь святые места, не были проданы, а лишь сданы в долгосрочную аренду. Это позволило решить проблему долга Российского правительства церкви на Святой земле, возникшего в результате войны и прекращения потока пилигримов. После войны за независимость 1948 г. Израиль передал советскому правительству 15 мест, принадлежащих русской православной миссии. Из них 10 весьма значительных (Монастырь Горний, собор Святой Троицы, постройки в Иерусалиме, Яффе, Хайфе, церковь Марии Магдалины в Тверии и т. д.). Состав русской миссии между двумя войнами колебался от 200 до 450 человек. После раздела Палестины делами русской церкви в Иордании управлял архимандрит, пребывающий в женском монастыре на Елеоне, где находилось примерно 130 человек.

Русские пришли в Палестину поздно: к тому времени все знаменитые святые места были захвачены и распределены между разными конфессиями. Правда, по некоторым сведениям, русский монастырь в Иерусалиме появился в XII в. Какой монастырь и какова его история, неизвестно.

На участок земли с дубом Мамре, принадлежавший некоему арабу Ибрагиму Шелуди, обратил внимание архимандрит Антонин (Капустин). Приобрести его могло только частное лицо, так

370

как консульство или впоследствии Палестинское общество Турцией юридическим лицом не признавалось. Переговоры вел драгоман русского консульства Я.Е. Халеби. В 1878 г. он под видом богатого арабского купца из Алеппо совершил купчую за 3000 франков (по другим сведениям, покупка была оформлена 1 ноября 1868 г.). Халеби ворвался в русскую миссию со словами: "Дуб русский!" Всеобщее ликование. Так как мусульмане угрожали поджечь реликтовое древо, его тотчас обнесли каменной оградой. Попутно Капустин стал скупать соседние участки, платя астрономические суммы. В 1874 г. им был построен приют. Общая площадь русских владений в Хевроне составила 72,355 м². Под видом строительства якобы загородной виллы началось строительство церкви, как только рабочие-арабы поняли, что строят храм, они разбежались. Их заменили итальянские рабочие, которых охраняла нанятая турецкая стража. Церковь была освящена лишь в 1925 г....

Примечания

¹ Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М.; Л., 1928-1958. Т. 11. С. 76.

² Там же. Т. 12. С. 6.

³ Там же. С. 312.

⁴ Ключевский В.О. Курс русской истории // Соч. М., 1988. Т. II. С. 251-252.

⁵ Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М., 1937-1952. Т. XIII: Письма 1846-1847. С. 42.

⁶ Н.В. Гоголь — В.А. Жуковскому, 28 февраля 1850 г. из Москвы // Там же. Т. XIV. С. 166,169.

⁷ Жуковский В.А. Собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1959-1960. Т. 4. С. 554.

⁸ Мордовцев Д.Л. Поездка в Иерусалим. СПб., 1895. С. 5.

⁹ Там же. С. 17-18.

¹⁰ Там же. С. 44, 53-54,71,74.

¹¹ Елисеев А.В. По белу-свету. СПб., 1894. С. 295.

¹² Там же. С. 298-299.

¹³ Скалон Д.А. Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите Великого князя Николая Николаевича в 1871 году. СПб., 1881. С. 234.

¹⁴ Леонидов Л.М. Рампа и жизнь. Париж, 1935. С. 56.

¹⁵ См., например: Лукомский А.С. Воспоминания. Берлин, 1922. Т. 1.

С. 84-85.

¹⁶ "Григорий сел за стол. Около него бывшая жена Собинова — Собинова-Вирязина... Ему принесли мадеры, он залпом выпил ее и вдруг залез

371

Собиновой-Вирязиной за корсаж и вытащил наружу груди. Никто из присутствующих не шевельнулся, не возмутился, не вскочил с места..." (Леонидов Л.М. Указ. соч. С. 57, 58-59).

Другой свидетель видел в доме Танеева, как, разговаривая с Вырубовой, он все время гладил ее груди (цит. по: За кулисами царизма. Архив тибетского врача Бадмаева. Л., 1925. С. 138).

А вот воспоминание о православном философе: «Вдруг (Розанов) повернул голову, уставился на сидевшую недалеко мою гостью и стал шепелявить: "Миленькая, баронессушка, какие грудки... Ах, какие грудки, дайте чуть-чуть пальцем дотронуться, позвольте, — и он протянул руку. — Я только потрогаю тихонечко, ведь я старичок". Это была баронесса Ливен... Она написала уже две книги, большую пьесу "Цезарь Борджиа"... Баронесса встала и немного отошла от стола. Розанов за ней. Видимо, она колебалась... Обратила в шутку, стала убегать от него вокруг стола. Розанов бежал за ней, протягивая руки и что-то шепелявя... Магда Ливен ушла раньше... Но через несколько дней она позвонила по телефону и настойчиво просила устроить еще свидание с Розановым, "замечательный интересный человек", сказала она, и я опять устроил встречу» (Крымов Вл. Портреты необычных людей. Париж, 1971. С. 180-181). Кстати, оба казуса произошли почти в одно и то же время. Так сказать, дух времени...

¹⁷ Распутин Гр. Мои мысли и размышления: Краткое описание путешествия по святым местам. Пг., 1915. С. 47.

¹⁸ Елисеев А.В. Указ. соч. С. 314.

¹⁹ Клаузнер И.Л. Иерусалим, его прошлое и настоящее. Одесса, 1914. С. 19.

²⁰ Цит. по: Русский еврей. СПб., 1882. № 12. Стлб. 21.

²¹ Скалон Д.А. Указ. соч. С. 230, 255.

²² Смышляев Д.Д. Синай и Палестина: Из путевых заметок 1865 года. Пермь, 1877. С. 51.

²³ Елисеев А.В. Указ. соч. С. 365.

²⁴ Подробнее см.: Берг Н. Иордан и Мертвое море с русскими поклонниками // Библиотека для чтения. С. 6-7.

²⁵ Дмитриевский А.А. Памяти члена русской духовной миссии в Иерусалиме о. игумена Парфения, убиенного 14 января 1909 года на горе Елеонской. СПб., 1909. С. 8-9.

²⁶ Елисеев А.В. Указ. соч. С. 366.

²⁷ Смышляев Д.Д. Указ. соч. С. 45,53.

²⁸ Отчет о мерах, принятых к улучшению быта русских православных поклонников (именно так — поклонников. — С. Д.) в Палестине. СПб., 1860.

²⁹ Берг Н. Указ. соч. С. 6-7.

³⁰ Там же. С. 21; см. также: Глинский Б.Б. Палестина и тяготение к ней разных народов // Исторический вестник. 1899. Янв.

372

³¹ Берг Н. Указ. соч. С. 17, 21.

³² Там же. С. 18-19.

³³ Вяземский П. Стихотворения. Л., 1958. С. 468. Примеч.

³⁴ Baedeker К. Palestine and Syria... Handbook for travells. Leipzig, 1912.

³⁵ Распутин Гр. Указ. соч. С. 11,13.

³⁶ СкалонД.А. Указ. соч. С. 236-237.

³⁷ Елисеев А.В. Указ. соч. С. 308, 309.

³⁸ Верещагин В.В. Воспоминания художника... На Дальнем Востоке, в Палестине // Русская старина. 1889. Авг. С. 439.

³⁹ Крымский А.Е. Письма из Ливана. М., 1975. С. 280-286.

⁴⁰ СкалонД.А. Указ. соч. С. 244, 248-249; Смышляев Д.Д. Указ. соч. С. 65.

⁴¹ Мордовцев Д.Л. Указ. соч. С. 96.

⁴² Там же. С. 84-85.

⁴³ Смышляев Д.Д. Указ. соч. С. 46, 62.

⁴⁴ Елисеев А.В. Указ. соч. С. 371.

⁴⁵ Распутин Гр. Указ. соч. С. 35, 48.

⁴⁶ Елисеев А.В. Указ. соч. С. 318-320.

⁴⁷ Распутин Гр. Указ. соч. С. 36.

⁴⁸ Там же.

⁴⁹ Святая земля. Париж, 1899. С. 40.

⁵⁰ Мелетий. Путешествие в Иерусалим. СПб., 1798. Это описание интересно тем, что автор, проверив "Проскриптарий" Арсения Суханова, обнаружил в нем ошибки и ложные мнения, которые использовали старообрядцы.

⁵¹ СкалонД.А. Указ. соч. С. 253. Примеч.

⁵² Распутин Гр. Указ. соч. С. 45-46.

⁵³ Толстой JI.H. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 307.

⁵⁴ Распутин Гр. Указ. Соч. С. 37.

⁵⁵ Императорское православное Палестинское общество было учреждено в 1882 г. с целью поддержания православия на Святой земле и защиты его от латинской и протестантской миссионерской пропаганды, для облегчения паломникам путешествия в Палестину и попечения о них в самой Палестине. Председателем Общества со дня основания был великий князь Сергей Александрович. В 1881 г. он посетил Палестину с братом Павлом Александровичем и кузеном, поэтом Константином Константиновичем. В конце XIX в. путешествие рядового паломника стоило 19 руб. 73 коп., но в кассу общества таковой вносил лишь 4 руб. 60 коп. Следовательно, расходы общества составляли 15 руб. 13 коп.

Деятельность Палестинского общества была грандиозной. В его ведении находилось около 100 арабских школ и две учительские семинарии — мужская в Назарете, женская — в Бейт-Джале. Вообще русское культурное влияние было огромно. Я в 1971 г. застал в Вифлееме стариков арабов, свободно говоривших по-русски и никогда не бывавших

373

в России. В 30-40-е годы директорами арабских школ еще были выпускники русских семинарий, но, естественно, русский язык был уже вытеснен.

⁵⁶ Елисеев А.В. Указ. соч. С. 333-334.

⁵⁷ Дмитриевский А.Л. Указ. соч. С. 2.

⁵⁸ Крымский А.Е. Указ. соч. С. 115-116.

⁵⁹ См.: Скалон Д.А. Указ. соч. С. 250.

⁶⁰ Аноним. Путешествие в Иерусалим. СПб., 1866. С. 95, 106.

⁶¹ Распутин Гр. Указ. соч. С. 52-53.

⁶² Елисеев А.В. Указ. соч. С. 334.

⁶³ Распутин Гр. Указ. соч. С. 41, 43.

⁶⁴ Там же. С. 16,52.

⁶⁵ Цит. по: Письма Блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилл, 1988. С. 53-55.

⁶⁶ Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Л, 1984. Т. 26. С. 85.

⁶⁷ Святой черт: Тайна Григория Распутина. М., 1990. С. 251-265.

374

Народные поверья

Если не я за себя, то кто же за меня?

Если я только за себя, то зачем я?

Рабби Хиллела*

Еврей в русских народных поверьях — это всегда злое, отрицательное существо — одним словом, "жид". Попытки поставить знак равенства между словами "жид" и "еврей" не выдерживают критики. Я не буду вдаваться в лингвистические подробности — они неинтересны. Мой основной аргумент в данном случае таков: немка Екатерина II поняла оскорбительный смысл слова "жид", и с 8 февраля 1785 г. запретила использовать его в государственном делопроизводстве, заменив нейтральным "еврей"¹.

Известный адвокат Н.П. Карабчевский вспоминал, что в детстве его пугали отнюдь не цыганкой: «Младшая из моих кузин, Леля... вздумала унять меня, нарядившись "старой жидовкой", которая должна унести меня ... если я не уймусь. Хотя она худо гримировалась "под жидовку"... тем не менее ... страху моему не было конца. Я потом долго не мог уснуть, так как мне виделась уже настоящая "старая жидовка" с большим узлом, куда она свободно могла меня запихнуть»².

Понятно, что страх ребенка вызван рассказами о похищениях евреями младенцев для ритуального убийства. (Для полноты картины укажу, что, по одной из версий, Карабчевский происходил из караимов.)

Запомнилось старому адвокату и то, как в детстве игравший с ним генерал, посадив его на колено и слегка потряхивая, имитировал верховую езду: ровный галоп соответствовал езде "пана", резкая и беспорядочная тряска сопровождалась словами: "А так жид! А так жид!" Остались, однако, и приятные воспоминания: некий портной Аронка сшил мальчику мундир "ополченца" (время Крымской войны). Город Николаев славился своими кулачными боями (стенка на стенку). Карабчевский пишет: "Среди евреев-чернорабочих, крючников и мясников выдавались замечательные бойцы"³. Оказывается, кроме паразитов-ростовщиков и похитителей младенцев, были еще евреи-портные и даже чернорабочие!

________________

* Цит. по: Стейнберг М. Основы иудаизма. Иерусалим, 1991. С. 87.

375

В одной антисемитской книге я прочел следующее: до революции в России евреи изготовляли и продавали доверчивой публике так называемые кислые щи: «В таких "кислых щах" наши Суражские евреи, по неискоренимому убеждению наших... мужиков, при выпуске сего прохладительного напитка в публику, всегда "ритуально" сушили якобы свои носки»⁴.

Санитарное состояние дореволюционной России было ужасающим. Любители классики, вероятно, помнят неистребимых мух, клопов и тараканов не только крестьянских жилищ, но и гостиниц. Слово "дореволюционной" я, пожалуй, употребил легкомысленно: паразиты до сих пор не истреблены. Возвращаясь к "прохладительному напитку", не могу не процитировать относящееся к началу XX в. воспоминание А.Я. Бруштейн о русском квасе. Дело происходит в Виленской больнице для душевнобольных: «В той же половине сарая помещается квасоварня. Посредине ее — вделанный в землю огромный чан с золотисто-коричневым хлебным квасом. На поверхности его нередко колышутся всплывшие брюхом вверх один-два трупа утонувших крыс... Однажды, войдя зачем-то в квасоварню, я увидела, как кучер Стигней, только что возвратившийся из города, засучив правый рукав, вытащил из чана с квасом и отбросил в сторону дохлую крысу с длинным прямым как палка хвостом... Потом зачерпнул квасу, выпил подряд две кружки и с удовольствием крякнул: "Эх и квасок!"»⁵

Во время Гражданской войны одни и те же песни пели по-разному:

Смело мы в бой пойдем

За власть Советов

И как один умрем

В борьбе за это.

Так пели бойцы Красной Армии. Белые отвечали странным перевертышем:

Мы смело в бой пойдем

За Русь святую

И всех жидов убьем

Напропалую.

Так пел мой отец, участник этой войны. А вот вычитанный вариант:

Выпьем мы за крест святой

И за литургию,

И за лозунг: "Бей жидов

И спасай Россию".

376

В этой же книге (А. Чернявского-Черниговского "Семь лун блаженной Бригитты") приведен вариант знаменитого "Цыпленка":

Цыпленок жареный,

Цыпленок пареный

Пошел по Невскому гулять.

Его поймали,

Арестовали,

Велели паспорт показать.

Я не совецкий,

Я не кадецкий,

А я свободный гражданин,

Я не турецкий,

Я не немецкий,

И сам себе я гражданин.

Далее чуть измененный, но важный повтор, и одно незаконченное добавление, не слышанное мной:

Я не совецкий,

Я не кадецкий,

А я рассейский гражданин!

Мы иго Юди

С народной груди...⁶

К сожалению, конца этого варианта песни найти не удалось...

Многим ли известно, что чернильное пятно (клякса) имело название "чернильный жид". Об этом, своего рода "казусе", относящемся к 60-м годам XIX в., можно прочесть в "Воспоминаниях" Н.В. Шелгунова. Народовольцы Михаэлис и Ген, сосланные на поселение в Петрозаводск, послали на имя государя прошение о том, чтобы им позволили снова поступить в университет. По торопливости или небрежности просители в конце письма "обронили" кляксу, и вместо того чтобы переписать письмо, "слизнули пятно языком". Император, прочитав письмо и увидев "чернильного жида", остался недоволен и просьбу не удовлетворил. Рассказал об этом Н.В. Шелгунову генерал-адъютант А.А. Суровов, хлопотавший за ссыльных: «"Государь не привык получать такие письма", — заметил он серьезно»⁷. Почему же все-таки "чернильный жид"? Логика проста: предательская клякса подобна предательству еврея, которому народная молва его всегда по привычке приписывает.

377

В западном православии еще во времена, когда Украина и Белоруссия находились под властью Польши (до ее разделов), был канонизирован новомученик Гавриил (Гавриил Петрович Гавдел или Гавделюченко) Заблудовско-Слуцкий. Он родился 20 марта 1684 г. в крестьянской семье села Зверки, неподалеку от Заблудова, Белостокского уезда Гродненской губернии. В апреле 1690 г. мальчик исчез из дома, его тело нашли через несколько дней. Заблудовцы были убеждены, что в канун еврейской пасхи Гавриила принесли в жертву евреи Белостока. Отношения между христианским и иудейским населением края в то время и без того были натянутыми. Обыватели жаловались на "усиление жидов в их городе", а после исчезновения Гавриила потребовали сделать "актуально" запись в книге "правныя Заблудовския магдебургии". К сожалению, до нашего времени эти записи не дошли. Тело мальчика, погребенное около церкви родного села в 1720 г. (вероятно, при эксгумации), оказалось, как водится, "нетленным", и его в 1746 г. перенесли в Заблудовский монастырь, а в 1755 г. стараниями архимандрита Казачинского оно наконец было "покоено" в Троицком монастыре Слуцка.

Святого Гавриила почитали только в пределах Западного края. В 20-е годы XIX в. митрополит московский Филарет высказался по этому поводу в том смысле, что "ни сия история, ни церковный погреб (о котором упоминалось в рассказе об обретении мощей Гавриила), ни архимандрит Казачинский не имели права причислить его к лику святых". Высказывание вполне здравое и подкрепленное результатами следствия по только что окончившемуся Гродненскому делу 1816 г.: тогда обвиняемые в ритуальном убийстве евреи были полностью оправданы, после чего Александр I потребовал, чтобы впредь подобные дела даже не принимались к рассмотрению. Тем не менее культ св. Гавриила существует по сию пору и даже обрел официальный статус и в России.

В честь св. Гавриила современники сочинили кондак: "Ты за Прободенного нас ради от иудей люте от тех же в ребра прободен был еси". На иконах он изображается распятый, в кровавых ранах. На гробнице святого начертан обстоятельный рассказ о его гибели:

Арендарь — жид из Зверков,

Выбравши годину,

Апреля одиннадцатого

Схватил мя детину

На свой воз и завезли

До Белого Стоку,

378

Где первее кровь мою

Пущали из боку;

А потом мя вкинувши

До темного лиоху

Пудцадлами стощали

Кровь с мене по троху

Жид арендарь из Зверков

Шутко прозывался,

Мучили, поки с Бресци

Весь кагал собрался.

Собравшися шайками

Везде мя ранили,

Аж даже конечнее

Кровь с мене стащили.

Умертвивши, на части

Не дробили тело,

Но на ниву у жито

Выкинули цело⁸.

Спустя 300 лет установить истинную причину гибели ребенка невозможно, ясно лишь, что произошло убийство, описанное совершенно неправдоподобно (вплоть до неумелого сокрытия тела), в котором огульно обвинен еврей-арендатор. Составители Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона не "ввели" Гавриила в мартиролог святых (т. 12), а составители РБС сделали по этому поводу соответствующую оговорку.

Историк С.М. Соловьев, рассказывая о деятельности Петра I по привлечению иностранцев в Россию, подчеркнул, что царь приглашал только христиан, объясняя это тем, что известия о Малороссии, где обитали "жиды", не внушали доверия к иудеям. 10 марта 1702 г. комендант Чернигова получил депешу от некоего полковника Лизогуба, который сообщал, что сведения об употреблении евреями крови доставлены ему "добровольно" из еврейской среды: "...в местечке Городне жиды замучили христианина, и кровь рассылали по разным жидам, живущим в малороссийских городах. Перед судом в Чернигове жид Давид без пытки признался, что он со свояком своим Яковом замучил христианина; объявил, что многие жиды собирались в селе Жуковце в корчме о своем жидовском празднике, именно на Трупки, — было их человек сорок с лишком, и просили его, Давида, чтоб он добыл на праздник Пейсар крови христианской, что он и исполнил. Яков также признался без пытки"⁹.

Тягостно читать столь чудовищный навет и не располагать материалом, обеляющим невиновных. Впрочем, добровольное

379

свидетельство против себя не есть доказательство вины. К тому же известно, что творили малороссы во время погромов: сдирали с живых людей кожу, убивали и калечили младенцев, грабили и насиловали. Однако не все так безнадежно "черно"...

Старец Леонтий, отправившийся в 1701 г. в Святую землю через Украину, записал 11 февраля в путевом дневнике:"... пришли в город лядской Немиров... Град Немиров жильем не добре велик, да весь раззорен от татар. Крут его вал земляной; а в нем жидов много, почитай все жиды! Зело пригожий род жидовский, паче же пол женский красовит, как будто написанные! Других таких жидов не наезживали во всей Турецкой земле и Волошеской"¹⁰.

Приблизительно к этому же времени относится цитируемый далее документ: "Синдик Брестского кагала Соломон Михалевич представил для записи в Брестские гродские книги 16 октября 1690 г. засвидетельствованную выпись из Львовских гродских книг, из которых видно следующее. Генеральный синдик всех евреев королевства Польского Лазарь Исаакович представил для записи во Львовские гродские книги в 1686 году письмо живущего в Риме генерала Ордена кармелитов Фердинанда Порталя от 14 октября 1680 года, адресованное провинциалу Краковской провинции этого ордена, в котором оно доводит до его сведения, что польские евреи обратились к нему с просьбою удостоверить, что еврейский народ не виновен во взводимых на него злодеяниях — употреблении христианской крови в пасхальных опресноках и в поругании Св. Причастия при своих религиозных обрядах. Генерал уверен, что эти обвинения возводятся на евреев вполне безосновательно, ибо подобные деяния безусловно запрещены им их же законами. Посему он обращается к провинциалу с просьбою поручить монахам подчиненного ему ордена разубеждать народ в этом заблуждении и защищать евреев от притеснений, которые в силу этого заблуждения могут быть им чинимы"¹¹. Что ж, генерал Ордена кармелитов был справедливым человеком, но как раз в это время в Речи Посполитой началась антиеврейская пропаганда.

Конечно, за евреев заступались не только польские короли. Тем удивительнее читать приведенный С.М. Соловьевым отрывок из письма посла Речи Посполитой в Крыму и автора сочинения о России Михалона Литвина: "В страну нашу собрался самый дурной из всех народов — иудейский, распространившийся по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей, — народ вероломный, хитрый, вредный, который портит наши товары, подделывает деньги, подписи, печати, на всех рынках

380

отнимает у христиан средства к жизни, не знает другого искусства, кроме обмана и клеветы..."¹² Конец цитаты у Соловьева оборван, думаю, что даже для него это было слишком: "...самое дурное поколение племени халдейского, как свидетельствует Священное писание, поколение развратное, греховное, вероломное, негодное"¹³. Вероятно, историка остановила ссылка на Священное писание — аргумент обоюдоострый.

Народ дал названия нескольким растениям, ничего, кроме недоумения, у меня не вызывающие. Открываю энциклопедию и читаю: "Жидовник (Myricaria getmanica Desv.) — небольшой кустарник... из семейства тамарисковых ...Пригоден для живых изгородей. Все части его окрашивают ткани в черный цвет и идут (отчасти) на дубление кож... Именем Жидовник называется также часто и гребенщик или тамариск". "Жидовская вишня (Physalis Alkekegi L., мошнуха, мохунка, можжуха, мешечник, сонная трава) — многолетнее полукустарное растение из семейства пасленовых (Solaneae)... Ягоды сладки, съедобны и могут идти на варенье..."¹⁴. Если этимологию слова "жидовник" — с изрядной долей натяжки — можно связать с колючестью растения, то "жидовскую вишню", из которой евреи (и, вероятно, не только они) готовили варенье или настойку, разве что можно связать с местами произрастания, Киевской и Волынской губерниями. Но это лишь предположение. Есть еще минерал, называемый "Евреиновит (в энциклопедии Граната — еврейновит) — минерал, разновидность везувиана; серо-голубого или светло-голубого цвета, также бесцветен... В известняковых ломках Фругорд, Киршпиль Мэтсэлэ в Финляндии"¹⁵. Как сей минерал согласуется с еврейством, трудно даже предположить. Впрочем, важен сам факт использования слова "еврей". Существует еще "Жидовская смола", иначе асфальт, как уведомляют нас Энциклопедия Брокгауза и Ефрона и Энциклопедия Граната. Происхождение названия смолы очевидно — Асфальтовое море, так в старину называли Мертвое море, главнейший поставщик асфальта. Посему Брокгауз и Ефрон сообщают: "Асфальт — горная, минеральная, или иудейская, смола»"¹⁶.

Кроме того, множество географических названий включают слово "жид". Село Жидиловка Козловского уезда Тамбовской губернии, на реке Олешне (в 1892 г. — 1759 жителей). В летописях упоминается город, располагавшийся, видимо, недалеко от Киева, — Жидичев. Сохранилось и село возле Киева под названием Жидовская гребля Таращинского уезда на реке Гнилой Тикич (в 1892 г. — 1952 жителя). В этой же Киевской губернии есть село Жидовцы Свирского уезда на реке Унаве (в 1892 г. —

381

1302 жителя). Та же энциклопедия сообщает о местечке Жидовское Ананьевского уезда Херсонской губернии. Местечко, видимо, незначительное, число жителей не указано. Столь же незначительно (132 души) местечко Жидыки Тельшевского уезда Ковенской губернии. В 10 км от Луцка был даже древний (XIII в.) Жидичинский Николаевский монастырь. С 1608 по 1826 г. служил своего рода "убежищем" для униатов. Был упразднен в царствование Николая I; библиотека монастыря поступила в волынское церковно-археологическое древнехранилище¹⁷.

На географической карте Российской империи наличествовало и Жид-озеро, или Князь-озеро, Минской губернии Мозыревского уезда между деревнями Дяковичи, Осовы, Ляхович и Пухович, площадью в 64 квадратных версты (около 80 км²), названное Жидом потому, что в нем водится рыба, покрытая чешуей, которую евреи употребляют в пищу, — любезно сообщает Гранат.

Вспомним один из эпизодов "Повести о настоящем человеке" Бориса Полевого. Действие происходит в госпитальной палате, где раненые на подоконнике подкармливают воробья, которого за юркость и постоянную оглядку называют "автоматчиком". Увы! Народное прозвище воробья — жид. Правда, Словарь Даля это не фиксирует. (Впрочем, в гнезде "воробей" приводится пословица на евангельский мотив: "Фарисейские корабли, что сельские воробьи: скоро гибнут".)

Существует несколько пословиц о евреях:

"Жида крести да под лед пусти". Это народная память. При взятии 15 февраля 1563 г. Полоцка войском Ивана Грозного всех живших в нем евреев, в том числе крещеных, потопили в Двине, предварительно прорубив лед. Думаю, что приведенная пословица порождена этим событием и своего рода "эхо" этого события¹⁸.

"Жидовского духа не выкрестить".

"Жид крещеный, вор прощеный, конь леченый" (Вл. Даль). Эту пословицу можно сравнить с похожей итальянской: "Не может стать хорошим христианином тот, кто был плохим евреем".

Верность евреев вере вызывала уважение — отсюда украинские пословицы: "Над жида нема крепчаго в вере" и "Побожний, як жид подорожний". Аналогичные поговорки и пословицы есть и у западноевропейских народов.

Украина с ее частыми ярмарками не могла обойтись без энергичных оборотистых людей — отсюда: "Жид на ярмарке, как поп на крестинах". "Нема торговици без жидивской головици". Налицо и восхищение, и зависть.

382

Еврейская взаимопомощь (или с негативным подтекстом — круговая порука) тоже фиксировалась народной мудростью: "Жиды, как шмели: все за одного стоят"¹⁹.

В 1914 г. вышло в свет третье издание сборника русских пословиц. Составитель выудил из фольклорного океана одиннадцать пословиц, в частности такую: "Як жид убогий, свиня худа, жинка пьяна, грошей нема"²⁰.

Прочие нам знакомы в разных вариантах.

"1. Не верен брат названой, волк вскормленой, жид крещеный.

2. Волк прощеный, жид крещеный, конь леченый — ненадежные.

3. В коне леченом, воре прощеном, жиде крещеном толку не бывает.

4. Жидову би, да только заплаци (белорусск.).

5. Цыган да жид обманом сыт.

6. Православного обманет цыган, цыгана — жид, жида — грек, а грека — черт.

7. Пан дере з жида, з пана юрист, а с юриста — по триста.

8. Дере коза лозу, а хлоп козу, а хлопа жид, а жида пан, а пана юрист, а юристу тристя [тюрьма].

9. Було всим добре, коле жиды не малы грунту (земли), мужыки хунту (торговли), а паны бунту"²¹.

Очевидно, что некоторые пословицы сложились в XIX в. — в них отголоски польских восстаний 1830-1831, 1846, 1863-1864 гг., после которых множество алчных юристов "разинули рты на чужой каравай" — на конфискованные у мятежных панов поместья. Ряд пословиц фиксирует вред, наносимый православным представителями других конфессий. В этой "табели о рангах" еврей по зловредности оказывается не на первом месте. Среди этих пословиц есть такие: "Як бида, так до жида". Польский вариант намного правдивее: "Когда беда, то к жиду, а после беды за дверь жида". С. Вайсенберг обратил внимание, что в поговорках, в отличие от частушек, всегда употребляется унизительное "жид", а не "еврей". Возможно, это связано с географией — с Западным краем. Смысл русской поговорки — в акцентировании обоих слов: "Не тот жид, кто еврей, а тот жид, кто жид", т. е. уничижительное слово распространяется на любого негодяя, независимо от национальности.

У Владимира Даля можно найти еще несколько оскорбительных пословиц, типа "Жид свиное ухо съел".

А вот еще несколько "шедевров": "Жидовская душа"; "Скорее жиду поверю, чем ему"; "Он и жида обманет". Иначе говоря, еврей (жид) — эталон обмана. Приведу еще пару "перлов": "Кто

383

цыгана (жида) обманет (проведет), трех дней не проживет" или "На одного жида — два грека, на одного грека — два армянина, на одного армянина — два полтавских дворянина".

Есть пословицы, смысл которых сейчас не понятен: "Он из наших. Он от стены пишет" (т. е. жид) или "От него цыбулькой, чесноком пахнет" (он из жидов), в данном случае маркировка еврея — это запах чеснока. Приведу описание одним антисемитом, имевшим ученую степень юриста и долгие годы работавшим судьей, того, как благодарные евреи носили на руках профессора Бехтерева и чем это закончилось: "Не могу не привести следующего курьеза, который был бы смешон, если бы не был грустен: в то время как на этом съезде академик Бехтерев в своей приветственной речи-лекции расшаркивался в упоении знатока перед прекращением занятий студентами, за что и был удостоен триумфа — несения на руках растроганной молодежи, после чего, однако, несмотря на принятую почтенным психиатром ванну и, кажется, даже ароматическую, от него долгонько-таки несло чесноком..."²². Кстати сказать, автор этого пассажа (Д.В. Туткевич) защитил диссертацию, посвященную правовому положению евреев. Что же касается чеснока, который в быту нередко ассоциируется с евреями, то его лечебные свойства признаны во всем мире. Народ увековечил реванш Сталина над Троцким поговоркой "Раньше пахло чесноком, нынче пахнет шашлыком".

Конечно, вульгарный антисемитизм и ксенофобия были и, вероятно, будут всегда — в соответствии с уровнем развития нации, о чем свидетельствуют взятые наугад из сборника В. Даля пословицы: "Ешь медведь татарина — оба ненадобны"; "Злее злого татарина"; "Нет проку в татарских глазах"; "Бог создал Адама, а черт — молдавана"; "Коли грек на правду пошел, держи ухо востро"; "Мордва полуротая"; "У мордвы две морды, а шкура одна" (т. е. два языка — вероятно, в значении двуличия).

Или "дразнилки": "Калмык Иван Иванович, механик, под собою кобылу съел"; "Ай молодца: широка лица, глаза узеньки, нос пятка" (калмык).

Чужак всегда хуже русских, посему неважно, к какой нации он принадлежит. О немцах: "На русском хлебе отъелся" или "Русский немцу задал перцу", или "Сущий итальянец" (т. е. пройдоха); "У немца (француза) ножки тоненьки, душа коротенька"; "Что русскому здорово, то немцу карачун"²³. Примеры можно умножить, и это огорчает. (Любопытно, что предисловие к сборнику пословиц В. Даля написал Михаил Шолохов.)

В моей "копилке" (архиве) есть пословица, как бы стоящая особняком: "Бери хворостину — гони жида в Палестину". Она

384

хоть и юдофобская, но указывает верное направление. Ясно, куда следует репатриироваться евреям, ясно также, что у них есть права на Землю Обетованную.

К пословице об итальянце добавлю один петербургский случай-анекдот, относящийся к началу 20-х годов XIX в. Известный польский художник и мистик Юзеф Олешкевич (1777-1830), будучи в Петербурге, бродил среди балаганов, устроенных на Масленицу, и вдруг услышал странные звуки. Выяснилось, что предприимчивый итальянец демонстрировал кошек. Хвосты двадцати несчастных созданий были подложены под клавиши фортепьяно, с воткнутыми в клавиши булавками. Когда "маэстро" на них нажимал, уколотые кошки издавали одна за другой жалобное мяуканье. Объятый ужасом Олешкевич помчался к генерал-губернатору Петербурга Милорадовичу, который немедленно выслал жестокосердного итальянца за границу, а "хористок" приказал отпустить на свободу!²⁴ Не этот ли случай способствовал появлению пословицы об итальянцах? А может быть, рассказы о пребывании в Петербурге графа Калиостро?..

Очевидно влияние на русские пословицы и поговорки библейских притч и сюжетов. Вот пример из сборника пословиц Петровской галереи: "Давыд играет в гусли, а Лемех в скрипку"²⁵. То, что Давид играл на "лире звучной" ("И когда дух от бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, — и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него". — 1 Цар. 16:23) и был поэтом, общеизвестно. Здесь нелишне напомнить и о популярности в Древней Руси Псалтири. Менее известен Лемех, сын Мафусаила. От жены Ады он родил сына Иувала (Юваля), который "...был отец всех играющих на гуслях и свирели" (Быт 4:21). Вероятно, эта пословица — свидетельство разносторонности человеческих дарований.

Другая пословица из этого сборника гласит: "Малой мой вертеп лутче Синайския горы". Или две очаровательные поговорки со ссылкой на Ветхий завет: "По бороде Авраам, а по делу — Хам" и "Прозорлив, как Аввакум"²⁶. "Малый" пророк Аввакум особо чтим христианами. Обращение к нему Всевышнего трижды цитируется в Евангелии. А прославление Аввакумом могущества и величия Божия очень похоже на псалом. В православии оно служит основанием IV канона. Молитва Аввакума "Во гневе вспомни о милости", вероятно, связана с пророчеством о неотвратимости возмездия угнетателям путем наказания их детей и внуков. (Авв. 3:2).

В 1914 г. вышел в свет сборник великорусских частушек, общим числом более шести тысяч, из них лишь шесть имеют отношение к еврейству. Это объясняется тем, что в "коренных" губерниях

385

евреев жило немного. Фабулы незамысловаты. В Новгородской губернии почему-то пели о засилье евреев и латышей в селах:

Вот по нашей деревеньке

Иди и не дыши,

По краям живут евреи,

По средине латыши.

В другой частушке молодая крестьянка называет свою мать еврейкой, ибо та советует ей обменять медь на серебро. Каким способом? Легко догадаться:

Моя маменька, еврейка,

Не научит на добро.

Дала медную копейку

Разменять на серебро.

Автор короткой статьи (скорее, заметки) о частушках С.А. Вайсенберг не понял сути этой частушки, сочтя, что народ гонится за красным словцом в ущерб здравому смыслу. Конечно, это не так.

Остальные четыре частушки, собранные в Архангельской, Енисейской и Иркутских губерниях, тиражируют стереотип, наличествующий в польской и русской литературе, относительно уродства евреев и красоты евреек. Так сказать, вариант Тургеневского "Жида".

Жала в полюшке овес,

Еврей евреечку повез;

Еврей небелого лица,

Евреечка-красавица.

Следующая почти дословно повторяет предыдущую:

Через речку, через мост,

Еврей еврейку перевез;

Еврей нечистого лица,

Евреечка красавица.

Обе частушки из Архангельской губернии. Сибирские же частушки повествуют о древнейшей профессии... Почему-то на окраине империи ей "предавались" еврейки. Но поверим народному опыту:

Милочка, евреечка,

Скажи, которо времечко.

Времечко девятый час,

Идем на станцию чичас.

386

И, наконец, последняя, дубликат предыдущей:

Танечка, евреечка,

Скажи-ка, сколько времечка?

Времечка маленечко,

Люби-ка хорошенечко.

Комментарий С.А. Вайсенберга: "Не проглядывает ли в этих двух последних частушках влияние жриц свободной любви еврейского происхождения, имеющих по закону полный доступ повсюду на Руси и попадающих часто и в Сибирь?"²⁷. Ирония комментатора очевидна. В конце заметки Вайсенберг с удивлением отмечает отсутствие в этих частушках слова "жид".

Один из источников русской народной сказки — Священное писание, как, впрочем, и другие еврейские книги. В качестве примера сошлюсь на сказание "О Ное праведном". Возможно, это талмудический пересказ притчи о двух калеках: слепом и безруком, стерегущих сад. Во всяком случае Бог-отец говорит с героями сказки вполне будничным и земным языком²⁸. В примечаниях говорится, что данная история заимствована из "притчи о теле человеческом, и о душе, и о воскрешении мертвых", которая встречается во многих рукописных прологах XIII-XVI вв. и в сочинении Кирилла Туровского, что, собственно, подтверждает влияние письменной литературы на народное творчество. Разумеется, о еврейском происхождении притчи не сказано ни слова. Лакуну заполняет работа С.Х. Бейлина "Странствующие, или Всемирные повести и сказания в Древнераввинской письменности", в которой сказано, что идея сказки "О слепом и безногом" заимствована из Талмуда и Мидраша: слепой и безногий (или безрукий), вступив в дружеский союз, составляют как бы одно здоровое тело²⁹. Главное в данном случае — доказать, сколь полезна для людей взаимопомощь. Впрочем, талмудическая притча содержит и другой нравоучительный смысл: человек ответствен за свои поступки. В сказке увечные, подрядившись караулить сад, дружно его очистили, и когда их поймали с поличным, начали сваливать вину друг на друга.

Следующая народная легенда — о "Соломоне Премудром" — больше связана с Евангелием. После распятия Иисус Христос сошел в ад и вывел оттуда всех грешников, кроме Соломона Премудрого, который, полагаясь на свой ум, должен сам оттуда выбраться. Естественно, мудрейшему из смертных удалось обмануть Сатану³⁰.

Особый интерес представляет происхождение русской демократической сатиры второй половины XVII в. "Повесть о Шемя-

387

кином суде", или "Шемякин суд", существующей в прозаической редакции, в стихотворных и драматических переложениях XVIII-XIX вв., в устных пересказах и лубочных изданиях. В основе ее сюжета трагикомические происшествия, приведшие крестьянина-бедняка на скамью подсудимых, и хитроумное избавление от обвинений (выдвинутых против него богачом братом, попом и горожанином) благодаря казуистической ловкости судьи Шемяки. Большинство дореволюционных историков и литературоведов — А.Н. Веселовский, Ф.И. Буслаев, А.Н. Пыпин, А.Н. Афанасьев — полагали, что этот сюжет заимствован из какого-то иноземного — восточного или польского — источника (аналогичную коллизию использовал польский писатель Микола Рей (1505-1569) в сатирических диалогах). Вместе с тем в "Повести..." отразилось своеобразие исключительно российского быта; вынесенный Шемякой приговор-возмездие — зеркальное отражение преступления, т. е. по сути мы имеем дело с пародией на судопроизводство XVII в.

С.Х. Бейлин считал, что источником "Повести..." мог быть Талмуд, притча о неправедных Содомских судьях, аргументировав это схожестью имен Шемяки и (если оно восточного происхождения) одного из судей-содомитян, Шакрана, что в переводе означает лжец. Кроме того, С.Х. Бейлин обнаружил влияние "Книги Товита" на фольклорные "Рассказы о мертвых" и на сказки "Ивашка в белой рубашке", "Еруслан Лазаревич", "О Силе царевиче" и др. Основная идея этих сказок сводится к тому, что добрые дела, в частности погребение умерших, спасают от смерти на брачном ложе молодых мужей — следствия козней злого духа или шестиглавого змея³¹.

Афанасьев особо выделял рассказы об инородцах, в основном о цыганах и евреях. Например: цыган и жид спорили о вере, чья крепче. В итоге обоих выпороли на конюшне, при этом жиду досталось больше³². При столкновении русского мужика и еврея победа также достается мужику, который еврея обобрал, но тот вроде как сам себя объегорил. Впрочем, мораль этой "басни" вряд ли в том, что воровать плохо, а соответствует сомнительной поговорке "Не пойман — не вор", которая противоречит заповеди "Не укради".

Сюжеты обработанных В. Далем сказок легли в основу очерков 1840-х годов в духе натуральной школы и были опубликованы под псевдонимом Казак Луганский. Сказки о евреях максимально приближены к житейским реалиям. В одной из них, "Про жида вороватого, про цыгана бородатого", рассказано о шестнадцати похождениях Ицьки Гобеля, который ехал из города А в

388

город Б. Это не ребус — "закодированная" коннотация означает, что Ицька (с мягким знаком) ехал из Шклова в Бердичев. Привязка анекдотов к этим местам имеет под собой историческую основу: Лжедмитрия II в народе называли "шкловским вором", ибо считалось, что он был в этом местечке меламедом. (В. Маяковский в одном из писем процитировал следующую эпиграмму А.А. Кайранского: "Дико воет Эренбург, / Одобряет Инбер дичь его, / Ни Москва, ни Петербург не заменят им Бердичева"³³. Ни Кайранскому, ни "агитатору, горлану-главарю" в душевной "доброте" в данном случае не откажешь...) Сам Эренбург не без горечи писал о том, что Бердичев фигурирует в сотнях анекдотов. И в самом деле, факт невеселый.

Еще печальнее, что "жид" сказок и анекдотов почему-то всегда "вороватый", в отличие от других действующих лиц — "бородатых", "хитроватых" или просто "батраков". Почему еврей вороватый, знать не дано, а то, что его легко обмануть и обокрасть, — этого в сказках вдоволь.

Вез Гобеля батрак Иван. Страх Ицьки перед разбойниками был столь велик, что он спросил Ивана, не балуют ли здесь гайдамаки. "Как не быть... — отвечает возница, — и злые, богатых жидков режут, да прикалывают, а нашего брата по головке гладят, за то, что жидков подвозим". Испуганный еврей просит у батрака защиты, однако тот по законам жанра не только его обманывает, но и жестоко избивает. Странная мораль!³⁴

Вторая сказка, или по В. Далю, "Второе похождение" (почти в духе Фаддея Булгарина), начинается с рассказа о ярмарке в Бердичеве, где, как помним, еврей себя чувствует, "как поп на крестинах". "На бердичевскую ярмарку съезжаются жиды и поляки, цыгане и москали, татары и калмыки; съезжаются с Подолу и с Украины, с Крыму и с Черноморья, с Волги и с Днепра, с Дону и под-Московья, из Бессарабии и с Литвы, из пограничной неметчины, из Галиции, из города Львова, что по-ихнему Лемберг". Товаров видимо-невидимо. Ицька по такому случаю наряжается: "Жид вороватый, оставив рано утром батрака Ивана стеречь брыку свою, надел праздничный черный халат, который прозывался: латка на латке, латкой погоняет; надел черные короткие лосиные панталоны, которые единоверец его, скорняк Берка, выделал ему целиком из телячьей шкуры; натянул нитяные чулки, стоптанные башмаки, ермолку, из которой добывал на выварке, по два раза в год, фунтов по пяти сала, нахлобучил мохнатую шапку, плисовый верх которой давным-давно моль съела и крысы на гнезда растаскали; вырубил фейру, закурил краковскую деревянную трубку, взвалился на куцую клячу и повел пару,

389

рыжую и чалую, в подводах, на водопой"³⁵. Еврейская неопрятность, мнимая или настоящая, — извечный повод для злословия. Далее цыган бородатый надувает жида вороватого, к тому же жадного, вероятно, к большому удовольствию читателя. И снова непонятно: какова же здесь мораль?.. У Казака Луганского она сводится к одному: кто надул еврея — тот и прав.

Описанный Далем переезд "жида вороватого", который "посадил на брыку два-сорока жидов, жидовок, жиденков (какой богатый русский язык у лексикографа! — С. Д.), завалил их перинами, подушками, мешками и сундуками", весьма правдоподобен. Ицька спешит, он не хочет "шабатствовать" в дороге. Даль поясняет: "А вы знаете, что жиды празднуют не воскресенье, а субботу, что это называется у них справлять шабаш, шабашевать, и что они тогда ничего в руки не берут, ни к какому делу не приступаются и дорогою ехать не могут; а начинается шабаш в пятницу, с вечера, лишь только солнышко закатится, а оканчивается с закатом же солнца в субботу". Евреи не едят "трефного", а лишь "кошерное" (если мясо, то резанное только своим резником); посуда у них тоже трефная и кошерная, из трефной едят их слуги, православные, хотя и запрещено нанимать православных. Короче, кормят прислугу из той же чашки, что и корову!³⁶ Странное утверждение. Ведь корова в таком случае тотчас становится трефным животным! Но Даль в подобные "мелочи" не вникает, он лишь сравнивает евреев и староверов, тоже соблюдающих чистоту своей посуды.

Ну а какова еврейская еда? Даль сообщает, что жена Хайка накормила многократно битого Ицьку локшанами, лапшердаками (?), напекла ему куглей. Но голодный еврей, забыв кошерность иногда ест и... кошку. Последнее на совести казака Луганского. Наконец вороватый жид улегся на пуховиках, прямо на полу, вероятно за неимением кровати (вот тебе и жулик!), в тесной грязной комнатенке, пропитанной запахом чеснока. Попутно рассказано о том, как ловко жульничала Хайка, обмеривая и обвешивая покупателей. Правда, ее барыши почему-то составляли всего несколько грошей.

Далее лексикограф объясняет, что восточноевропейские евреи — польские, прусские, австрийские — говорят на ломаном немецком языке, в который вставляют множество еврейских (вероятно, он подразумевает древнееврейский иврит) и областных польских, русских и малороссийских слов; пишут же они еврейскими буквами, а сам еврейский язык, т. е. иврит, известен только раввинам и ученым. "Жиды" Западной Европы, живущие также и в Турции, говорят на искаженном испанском языке — речь

390

идет о ладино. Даль удивляется тому, что, будучи упорными в своей вере, евреи утратили общий язык. Сегодня этого сказать нельзя: евреи не только не утратили общий язык, но и обрели.

Известно, что, когда паны дрались, у холопов "чубы трещали", но первыми избивали и грабили "жидов" неприятеля. В отместку "пострадавший" за них вступался и грабил и избивал "жидов" недруга. Это не анекдот, а быль. В сказке казака Луганского хитрый Иван устраивает так, что два возка, наполненные евреями, не могут разойтись, и оба возчика, каждый подстрекаемый своим хозяином, избивают друг друга. Удивительная сметка батрака и глупость евреев! Полное торжество православия.

Интересен рассказ-сказка о массовой экспроприации евреями у православных Подола, Волыни, Литвы и Украины звонкой монеты, что вконец их разорило. Дело было в 1821 г. Попутно сообщается и о контрабандной деятельности иудеев, во всем нарушающих законы империи — в большом и малом. Так, им запрещено содержать кабаки и корчмы. Несмотря на это, во всех шинках Украины сидят жиды и жидовки: "...жидовская воля владыка, и каждый оборванец и обшарпенец распоряжается вашим карманом, словно своим, и делает это, кажется, с помощью магнетизма"³⁷. Чудеса да и только: как при таком умении распоряжаться чужим карманом евреи остаются оборванцами?! Правда, православные тоже не лыком шиты и измываются над несчастными многочисленными способами, то "...ермолку закинут за печь и ценою выкупа назначат: написать карандашом крест на лбу", а еще лучше — ляписом, тогда крест получается цветной. Ну разве не остроумно?! Другие потехи почище пановских. Ну, например, поймать двух евреев и привязать за пейсы затылками друг к другу мертвым узлом или скрепить смолой две бороды и т. п. Для таких забав нужен особый — садистский — талант, которым Всевышний в полной мере наградил украинцев.

Но опять-таки жидки не остаются в долгу и при помощи факторства, расцветающего, когда в местечке стоит полк, вновь "взнуздывают" население. "Что такое жид-фактор? Это трудно объяснить; услужливое, навязчивое, нахальное и трусливое неотступное творение, которое бегает сломя голову весь Божий день по городу, местечку и добывает для вас форменной пуговки, для меня сухой ваксы, для иного золотообрезной бумаги, для другого какой-нибудь прихотливой материи на халат, для третьего гитару, для четвертого помаду для усов и для других причин — словом, это посредник для всего, что терпит посредничество". Но и офицерство российское, краса и гордость нации, тоже не промах: долгов не платит, порой развлекается — ведь провинциальная

391

жизнь так скучна. Вот упоительный рассказ о военной смекалке: господин офицер, не достав лошадей, запряг шинкаря Янкеля в пристяжку: "Ну, хорошо, это ничего; Янкель везет; но этого офицеру мало, он его погоняет; ну, хорошо, и это ничего; офицер погоняет, да еще кричит: завивайся, завивайся! Ну, хорошо, а Янкель... был горяч, он начал завиваться на пристяжки, затянулся, надорвался и умер"³⁸. Не правда ли, читатель, смешно? И какие претензии могут быть к Гоголю, который тоже "очень смешно" описал погром и убийства евреев малороссами.

Здесь нелишне вспомнить Толковый словарь Даля, где он объясняет гнездо "Шабаш": "еврейск. шабаш, суббота, праздник, день молитвы; отдых, конец работе, время, свободное от дела, пора роздыха". Далее приведены поговорки о слове "шабаш" и случаи его употребления даже в морском деле: "Шабаш — морск. Приказное слово гребцам: полно грести". Чаще всего используется в нейтральном выражении: "Шабаш, миряне, обедня вся!.. Шабашковые свечи у жидов сальные, маленькие, по 16 или более на фунт". И еще: забастовка рабочих на Западе (понятное дело, в России стачек не бывает) называется "Шабашничать, прогуливать работние дни, дать себе произвольно шабаш. За границей рабочие, вымогая высшую плату, нередко шабашничают скопом, стачкою [Шабаш]ничанье"³⁹. Умиляет это "вымогание высшей платы"...

Ясно, что Владимир Иванович Даль (1801-1872) — человек своего времени. Один из его псевдонимов — Русопят. Но, несмотря на столь очевидную самоидентификацию, русской крови в нем не было. Его отца И.М. Даля, датского подданного, Екатерина II пригласила в Петербург на должность библиотекаря с непременным условием знания древнееврейского языка. Он был медик и увлекался богословием. Императрица в беседах с ним не раз поверяла ему "прогрессивные" мысли: "Ни одну нацию, какая бы она ни была, не отстраняют от получения гражданства; каждый волен его приобрести.."⁴⁰. Мать лексикографа — полунемка, полуфранцуженка, бабка — из семьи гугенотов, известная в свое время переводчица Ф. Фрейтинг. Согласно, на мой взгляд, достоверному источнику, В.И. Даль был еврейского происхождения. Сообщая об этом, автор сетует: "он (Даль) не написал и двух строк по еврейской этнографии"⁴¹.

Имя В.И. Даля связывали с написанием одиозной брошюры "Розыскание об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их" (СПб., 1844), изданной по инициативе Николая I в количестве десяти экземпляров для "внутреннего" пользования — для чтения императора, великих князей и членов

392

Государственного совета. Эта брошюра тождественна записке, составленной в том же 1844 г. директором департамента духовных дел иностранных исповеданий Скрипицыным по распоряжению министра внутренних дел Л.А. Перовского. В 1878 г. она была перепечатана за подписью Скрипицына в журнале "Гражданин", издаваемом Ф.М. Достоевским и князем В.П. Мещерским. Существует и третий предполагаемый автор этой убогой мистификации — Волынской губернатор генерал-майор И.В. Каменский. Впоследствии антисемиты регулярно приписывали этот "опус" Далю, хотя в собственноручном перечне его работ он отсутствует. Подробно историю выхода в свет "Розыскания" поведал в своих воспоминаниях образованный юдофоб, проницательный человек и один из главных "экспертов" по данному вопросу, Осип Антонович Пржецлавский, хорошо знавший польскую антисемитскую литературу, из коей автор "Розыскания" почерпнул очень много. На мой взгляд, участие Даля в создании этого "труда" было номинальным — он управлял особой канцелярией Л.Р. Перовского, и это дело проходило по его ведомству. В свое время я высказал предположение, что настоящим автором "Розыскания" был последовательный антисемит и тюрколог Василий Васильевич Григорьев (1816-1881), автор книги "Еврейские религиозные секты в России", изданной в типографии Министерства внутренних дел в 1846 г.⁴²

В защиту В.И. Даля можно процитировать одну из обработанных им прибауток: "Вот нам сказка гладка; смекай, у кого есть догадка; кто охоч, да не горазд, тот поди, я с ним, глаз на глаз, еще потолкую; а кто горазд, да не охоч, тот прикуси язык, да отойди прочь"⁴³. И еще издателем собранных Далем сказок был Маврикий Осипович Вольф — это ему посвящены в свое время известные в литературных кругах строки: "Хуже нет жида Маврикия..."

Большой знаток русских обычаев М. Забелин в книге "Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия" (М., 1880), рассказывая о суевериях, констатировал, что зачастую они приводили к трагической развязке. Обвинение в чародействе было почти нормой придворной жизни вплоть до начала XVIII в. Обвинение дяди матери Петра I Натальи Кирилловны Нарышкиной, боярина Артамона Сергеевича Матвеева, в чародействе — случай уникальный даже в богатый подобными историями период петровского царствования. Политические противники Матвеева по наущению Милославских донесли, что будто бы он со своим другом, крещеным евреем доктором Стефаном Гаденом, запершись в палату, читали черную книгу и будто бы в это время к ним являлась нечистая сила. По этому доносу

393

несчастного сослали. А.С. Матвеев был образованным человеком, знал европейские языки и не гнушался дружить с выкрестом (и тот и другой были друзьями покойного царя Алексея Михайловича). Боярин Матвеев, будучи начальником Посольского приказа, повелел построить в Москве аптеку и множество государственных зданий, в том числе здание Посольского приказа. Из ссылки Матвеев отправил на имя государя челобитную (прошение), в которой привел список невинно обвиненных в чародействе лиц. В итоге и Матвеев, и Гаден, и многие другие, включая сына доктора, стали жертвами фанатичной и озверевшей толпы, разорвавшей их на части. Усугубило ли ярость толпы еврейское происхождение врача, сказать трудно. Но это был не первый случай подобной расправы. При Иване III толпа растерзала врача-еврея мессера Леона Эренштейна, также обвиненного в чародействе. Под 1490 г. в "Истории государства Российского" Н.М. Карамзина рассказано о казни лекаря "мистра Леона", "родом жидовина", приглашенного из Италии, чтобы лечить наследника, но, к сожалению, "Иоанн молодой" скончался. Великий князь, склонный к ереси жидовствующих, приказал, однако, "всенародно" доктора казнить на Болванове за Москвой-рекой. Та же участь постигла некоего немца (лекаря) Антона, который якобы уморил своего пациента — татарского царевича. В 1485 г. несчастного зарезали под Москворецким мостом, чем повергли в ужас находившихся на службе у великого князя иностранцев — они запросились домой. В их числе был и знаменитый зодчий Аристотель Фиорованти. Просьбу отклонили, и несчастные навсегда остались в Московии... Есть предположение, что и доктор Антон был евреем. Суеверия "держались" долго, подтверждение чему — воинский устав Петра Великого (!?) 1716 г., в котором сказано, что если кто из "воинов" будет чернокнижник, заговорщик ружья и богохульный чародей, то его следует наказать шпицрутенами, заключением и даже сожжением!⁴⁴

Будем справедливы: Россия не единственная страна, где казнили лекарей. Признак еврейского заговора против человечества возбуждал воображение христиан, искавших виновных в эпидемиях чумы и холеры, еще в средневековье (считалось, что евреи отравляют воду в колодцах). Личный врач английской королевы Елизаветы I Тюдор Родриго Лопец якобы за попытку ее отравления был в 1594 г. обезглавлен. Признался в этом, он, естественно, под пыткой... В России вера в "козни" врачей дожила до новейшего времени: дело проф. Плетнева, "дело врачей" и т. д. Один из свидетелей "дела врачей" писал: "Распространялись и подогревались слухи о том, что зубные врачи прививают под пломбой

394

чуму и другие смертельные болезни"⁴⁵. (Моя теща, будучи заведующей стоматологическим отделением одной из ленинградских поликлиник, всякий раз, когда пациент "бунтовал" против врача-еврейки, вызывала главврача, русскую женщину, которой ничего не оставалось, как крыть соплеменников матом.)

Не только евреев подозревали в отравлении колодцев, распространении чумы и холеры. Вот другой пример: "...появление холеры в Петербурге пришлось как раз на время польского мятежа (1831 г.) ... огромное большинство жителей столицы не колебалось эти мнимые отравления приписать... подкупам поляков. По всему городу разошлись и повторялись нелепые рассказы о том, как поляки ходят ночью по огородам и посыпают овощи ядом; как... всыпают яд в стоящие на дворах бочки с водою, как зафрахтованные мятежниками корабли привезли целые грузы мышьяку и всыпали их в Неву, и т. п." Картина ужасающая, но это лишь ягодки... По официальным данным (явно заниженным), холера унесла в Петербурге около 7 тыс. жизней, и панический страх спровоцировал 2 июня 1831 г. так называемый холерный бунт. Свидетель (О.А. Пржецлавский) писал: «Взволнованная чернь, в которой коноводами были мальчики — ученики разных мастерских и фабричные рабочие, расхаживала толпами по улицам и всякого, кто ей казался почему-то "холерщиком", била и истязала нередко до смерти. Учрежденная на Сенной площади холерная больница была разорена... два или три медика и столько же полицейских убиты. Дело дошло до того, что в течение целых трех суток полиция и доктора прятались, и рассвирепевший народ делал, что хотел». Лишь после прибытия войск и личного обращения Николая I удалось несколько утихомирить бесновавшуюся толпу, и народ "ограничивался" задержанием "отравщиков", которых отводили в военную тюрьму, не доверяя это полиции. "Я видел, как толпы народа отводили их туда избитых и окровавленных. Таким образом отведено и заарестовано было более 700 человек всякого звания, большая часть иностранцев и людей средних классов"⁴⁶.

Удивительно, но мы никогда не знаем, где кончается суеверие "необразованного класса" и начинается интеллигентская истерия, подкрепленная юдофобией или, как в данном случае, полонофобией. Тот же свидетель не без иронии констатировал: «Но вот грустный факт: ...нелепое убеждение, что "поляки отравляют", разделяли многие из числа образованного и даже ученого класса. Положение поляков в Петербурге было очень грустное: все они были заподозрены. Они перестали бывать в русских домах, заметив, что иные хозяйки, заваривая за общим столом чай,

395

наблюдают за ними и ставят подальше от них сахарницу, сливки, печенья. Полякам небезопасно было ходить по улицам. Народ зорко наблюдал за домами, где жил кто-нибудь из них». При этом не спасал даже министерский статус. Министр, граф Грабовский, запретил своим подчиненным выходить на улицу. Народ ждал лишь предлога, чтобы покончить с "холерщиками".

Нечто похожее происходило и спустя полтора века — во время печально известного "дела врачей".

Одно из следствий этой истории — преклонение перед медициной стал сопровождать страх перед врачевателем: а вдруг ошибется? Объяснение, на мой взгляд, должно лежать в подсознании, в том далеком прошлом, когда жрец был одновременно и вождем, и колдуном, и целителем, властителем душ и тел соплеменников... Возвращаясь к О. А. Пржецлавскому, напомню, что, будучи одним из предшественников исследователей массовых психозов, он в своем ослеплении возводил на "божий народ" ту же клевету, какую русские возводили на его соплеменников...⁴⁷

М. Забелин отмечает интерес простолюдинов к франкмасонству: они говорят, что вступивший в ложу должен исполнять все условия ордена, включая неразглашение их тайн. Для этого вступающий должен дать клятву, писанную своей кровью. С неофита (также кровью) пишут портрет, который вешают на стене комнаты, где заседает совет ложи. Если портрет почернеет, значит, что посвященный нарушил клятву. Тогда один из членов совета стреляет в портрет, и "оригинал" тотчас же умирает, где бы он ни находился. (Этот своего рода сюжет использовал П.И. Мельников-Печерский (1818-1881) в одной из своих книг.) И еще: согласно народному суеверию, тот, кто подслушает тайну масонов, рано или поздно оглохнет⁴⁸.

Тот же Забелин сообщает, что в Вербное воскресенье, возвращаясь из церкви с освященными ветками вербы, матери хлещут ими своих детей, приговаривая: "Верба хлёст, бьет до слез". Забелин не преминул заметить, что верба в России соответствует пальмовой ветви в Палестине, но не счел нужным рассказать о погромах и об избиении еврейских детей освященными вербами с приговариванием: "Верба хлёст, бьет до слез, верба бела бьет за дело, верба красна — бьет напрасно (вариант, который моя жена слышала в детстве).

Народные суеверия церковь не раз осуждала, однако преуспеть в их искоренении было сложно, и иерархи во многих случаях шли на компромисс. В начале XIX в. в Синод поступило следующее донесение:

396

Рапорт Правительственному Синоду

волынского-житомирского епископа Даниила

№ 788 28-го февраля 1810 г.

В Волынской епархии в последней минувшего 1809 года половине кликуш, притворноюродцев, босых, так же и других суеверий, не было, кроме что Ровенского повета, как рапортом ныне от тамошнего духовного правления донесено, в селе Оржеве жители, Осип Зелюшка, Роман Жуй, Корней Товчин и Андрей Ковальцов 8 октября того 1809 года на еврейском кладбище местечка Деражна вырыли мертвого еврея кости, и оныя по суеверию держали в своих хлевах, ради прекращения возникшего скотского падежа, о каковом их поступке произведено ровенским нижним земским судом следствие, и оное отослано до поступления с виновными по законам в тамошний поветный суд. О чем и что в монастырях, соборах, также соборных и приходских церквах поучения читаются, Свят. Правительствующему Синоду, по силе указа 1731 года ноября 25-го дня всесмиреннейше рапортую"⁴⁹.

Писатель Иван Федорович Наживин (1874-1940), сын крепостной крестьянки и монархиста, хотя и был толстовцем, посмеивался над идеализацией крестьянского быта, скажем, писателем Н.Н. Златовратским (1845-1911). Наживин приводит пример дикого суеверия: в декабре 1922 г. крестьяне Волоколамского уезда, в 100 верстах от Москвы, убили за "колдовство" писателя-почвенника Сергея Терентьевича Семенова (1858-1922). Наживин признавался, что зачастую не понимает поступков народа. Например: его приятель устроил у себя на хуторе сад, через несколько дней мужики все саженцы выдернули. Хозяину было жаль сада, но больше хотелось понять: для чего это сделано? Ведь несравненно выгодней воровать урожай, почему же его не подождать? Приятель поехал в станицу, собрал общество и произнес следующую речь: "Ну, что вы повытаскивали саженцы, это черт с вами... Это наплевать... Я взыскивать не буду... Вы только ради Бога скажите мне откровенно: зачем вы это делали?" Ответ был обескураживающе нелепым: "А зачем вин сажае?.. — хмуро раздалось из задних рядов"⁵⁰.

Русские былины также не избежали еврейского влияния, в первую очередь те, что связаны со "злым Хазарином". Сей необыкновенно сильный степной богатырь побеждает всех киевских богатырей. Честь спасает сам Илья Муромец, удостоверивший, что такого силача, как Хазарин, он не встречал.

Безусловно, что одним из самых активных деятелей в период княжения Владимира Святого был его дядя Добрыня Малкович,

397

перешедший в русские былины под именем Добрыни Никитича. Родной брат Малуши Малковны, наложницы князя Святослава, и добрый гений своего племянника Владимира (Красное Солнышко), будущего крестителя Руси. Согласно летописи, отцом Малуши и Добрыни был некий Малк из города Любеча — одного из древнейших русских городов, находящегося в 202 верстах (215,5 км) от Киева и в 50 верстах (около 53 км) от Чернигова, платившего дань хазарам, а в 882 г. захваченного князем Олегом⁵¹.

Вопрос, какой национальности был новгородский купец Садко, долгое время представлялся советским исследователям весьма сложным. В комментариях к вышедшим в свет в 1978 г. "Новгородским былинам" сказано, что большинство дореволюционных ученых сходились на том, что имя Садко — отражение древнееврейского имени Цадок (праведный, справедливый), но это утверждение якобы никак не вяжется с обликом героя⁵². Возможно, с опозданием, но должен огорчить комментаторов: в "Словаре русских личных имен" (М., 1965) сказано: "Садко — уменьшительное от древнееврейского Садок — праведный, справедливый"⁵³.

В свое время академик А.Н. Веселовский указал на сходство былины о Садко с эпизодом одного старофранцузского романа, в котором действует герой по имени Садок. Ясно, что и былина, и роман восходят к одному и тому же источнику — еврейскому фольклору⁵⁴. Что же касается облика героя, то нетрудно представить себе богатого купца-еврея в Новгороде, входившем когда-то в Ганзейский торговый союз. А что же вяжется с обликом героя-еврея? Русская сказка о Кощее Бессмертном. Собственно, из всех чудовищ, населяющих волшебный мир русских сказок, самый злобный Кощей, равный Змию, возможно, его ипостась. Он олицетворяет мировое зло. Наиболее полный вариант дан в сказке "Марья Моревна" у Афанасьева, в которой Кощей — насильник, коварный убийца с безобразной внешностью, он борется за обладание прекрасной женщиной — на одной стороне сила добра и красоты, на другой зла и безобразия.

Кроме всего прочего, Кощей Бессмертный — стяжатель. Сундуки в его подвалах ломятся от неправедно нажитого добра: "Там царь Кощей над златом чахнет". Напоминает средневекового ростовщика Шейлока, не правда ли?.. Один из исследователей образа Кощея (В.П. Аникин) пытался определить "социальный статус" антигероя⁵⁵, его изыскания любопытны, но не имеют прямого отношения к моим поискам.

398

Примечания

¹ Подробнее см.: Дудаков С.Ю. История одного мифа. М., 1993. С. 29.

² Карабчевский Н.П. Что глаза мои видели. Берлин, 1921. Т. 1: В детстве. С. 8.

³ Там же. С. 29, 138.

⁴ Чернявский-Черниговский А. Семь лун блаженной Бригитты. Таллин, 1938. С. 79.

⁵ Бруштейн А.Я. Вечерние огни. М., 1963. С. 15-16.

⁶ Чернявский-Черниговский А. Указ. соч. С. 114-115.

⁷ Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания: В 2 т. М, 1967. Т. 1. С. 157-158.

⁸ Российский биографический словарь (РБС). М.; СПб., 1914. Т. 4. С. 24-25.

⁹ Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1962. Т. 15/16, кн. VIII. С. 67.

¹⁰ Отрывки из путевых записок старца Леонтия, ходившего в Иерусалим // Черниговский листок. 1862. № 6. С. 48. Цит. по: Регесты и надписи: Свод материалов для истории евреев в России (80-18000). СПб., 1910. Т. 11:1679-1739. С. 114.

¹¹ Цит. по: Регесты и надписи. Т. II. С. 78-79.

¹² Соловьев С.М. Указ. соч. М., 1989. Т. 7/8. Кн. IV. С. 143.

¹³ Цит. по: Регесты и надписи. Т. I: До 1670 г. СПб., 1899. С. 201.

¹⁴ Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1911. Т. XVII. Стлб. 863-864.

¹⁵ Там же. Стлб. 234-235.

¹⁶ Там же. Т. II. Стлб. 403.

¹⁷ Там же. Т. XI. Стлб. 935.

¹⁸ Соловьев С.М. Указ. соч. Т. 5/6, кн. III. С. 557.

¹⁹ Пословицы евреев у европейских народов // Еврейская энциклопедия. СПб., 1912. Т. XII. Стлб. 771.

²⁰ Иллюстратов И.И. Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках. М., 1915.

²¹ Вайсенберг С.А. Евреи в русских пословицах // Еврейская старина. 1915. Т. VII. Янв.-март. С. 229.

²² Туткевич Д.В. Что такое евреи. Киев, 1906. С. 124-125.

²³ Даль В.И. Пословицы русского народа (1861-1862) / Предисл. М. Шолохова. М., 1984. Т. 1. С. 3-4.

²⁴ Пржецлавский О.А. Листки из записной книжки "Русской старины": Беглые очерки // Русская старина. 1876. Т. XVI. С. 564.

²⁵ Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII-XX веков. М.; Л., 1961. С. 26.

399

²⁶ Там же. С. 30, 105.

²⁷ Вайсенберг С.А. Евреи в великорусской частушке // Еврейская старина. 1915. Т. I. Янв.-март. С. 119-120.

²⁸ Афанасьев А.Н. Народные русские сказки и легенды. Берлин, 1922. Т. II. С. 508-514. Из собрания И.В. Киреевского.

²⁹ Бейлин С.Х. Странствующие, или Всемирные повести и сказания в Древнераввинской письменности. Иркутск, 1907. С. 161-172.

³⁰ Афанасьев А.Н. Указ. соч. С. 514. Из собрания П.И. Якушкина.

³¹ Бейлин С.Х. Указ. соч. 131-144, 232-248.

³² Афанасьев А.Н. Указ. соч. С. 387-390.

³³ Цит. по: Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. М., 1990. Т. I. С. 287.

³⁴ Даль В.И. (Казак Луганский). Полн. собр. соч. М.; СПб., 1898. Т. 9: Русские сказки. С. 98.

³⁵ Там же. С. 99-100.

³⁶ Там же. С. 102, 108.

³⁷ Там ж. С. 120.

³⁸ Там же. С. 131.

³⁹ Даль В.И. Толковый словарь живаго великорусскаго языка: В 4 т. СПб., 1863-1866. Т. IV, С. 617.

⁴⁰ Беседы Екатерины II с И.М. Далем // Русская старина. 1876. Т. XVII. С. 12.

⁴¹ Ан-ский С.А. Еврейское народное творчество. СПб., [1910]. Т. 1: Пережитое. С. 277.

⁴² Подробнее см.: Дудаков С.Ю. Указ. соч. С. 85-87; см. также: Пржецлавcкий O.A. Воспоминания // Русская старина. 1883. Сент.

⁴³ Даль В.И. (Казак Луганский). Полн. собр. соч. Т. 9. С. 94.

⁴⁴ Забелин М. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1880. С. 231-232.

⁴⁵ Литвинова Ф. Боткинская больница и "Дело врачей" // Врач. 1998. № 1.С. 42.

⁴⁶ Воспоминания О.А. Пржецлавского // Русская старина. 1874. Т. XI. Дек. С. 695-696.

⁴⁷ Там же.

⁴⁸ Забелин М. Указ. соч. С. 231-232.

⁴⁹ Кости еврея как предохранение от падежа скота // Русская старина. 1903. Окт. С. 204.

⁵⁰ Наживин И.Ф. Накануне: Из моих записок. Вена, 1923. С. 177-178, 182.

⁵¹ Поскольку "Малк" — имя еврейское и поскольку дело происходило в

дохристианской Руси, то этого Малка следует считать либо евреем, либо хазарином-иудаистом.

Малх... стар, ред.: Малхович, Малковна — от др.-евр. царь или ангел посланец // Петровский Н.А. Словарь русских личных имен. М., 1965. С. 149; см. также: Дудаков С.Ю. Петр Шафиров. Иерусалим, 1989.

400

С. 15-17; Он же. Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России. М., 2000. С. 11-12; Карпов А. Владимир Святой. М., 1997. С. 13. Примеч. (Сер. ЖЗЛ).

⁵² Новгородские былины. М., 1978. С. 390.

⁵³ Петровский Н.А. Указ. соч. С. 193.

⁵⁴ Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., Т. XXVIII. Стлб. 54.

⁵⁵ Аникин В.П. Русская народная сказка. М, 1959. С. 143-151.

401

О крещении

Во множестве антисемитских произведений — В. Крестовского, С.К. Литвина-Эфрона, И.И. Ясинского и других — фигурирует тип крещеной еврейки-отступницы (были, конечно, и отступники, но в беллетристике их немного), преследуемой вездесущим Кагалом. Отступницы эти часто "по закону жанра", загнанные Кагалом в тупик, гибли. Бывали и благополучные развязки. Например, у некогда прославленного, а ныне напрочь забытого автора "Контрабандистов" С.К. Эфрона красавица-еврейка обрела счастье и покой в браке с христианином. Тема любопытная. Даже восемнадцатилетний Михаил Лермонтов отдал ей дань (возможно, под влиянием "Черной шали" А.С. Пушкина и "Венецианского купца" У. Шекспира). В "Лермонтовской энциклопедии" сказано, что сюжет "Баллады" (Куда так проворно, жидовка младая?) навеян реальным событием, произошедшим в Вильно в 1832 г., которому Т. Шевченко позже, в 1848 г., посвятил стихотворение "У Вiльнi, городi преславнiм". Процитирую, однако, фрагмент "Баллады" Лермонтова:

Отец мой сказал, что закон Моисея

Любить запрещает тебя.

Мой друг, я внимала отцу не бледнея,

Затем, что внимала любя...

И мне обещал он страданья, мученья,

И нож наточил роковой; И вышел...

Мой друг, берегись его мщенья,

Он будет, как тень, за тобой...

Отцовского мщенья ужасны удары,

Беги же отсюда скорей!

Тебе не изменят уста твоей Сары

Под хладной рукой палачей.

Беги!..

402

Но отец оказался проворней и коварней:

Поутру, толпяся, народ изумленный

Кричал и шептал об одном:

Там в доме был русский, кинжалом пронзенный.

И женщины труп под окном¹.

Жизнь, как известно, порою сложнее и невероятнее самого запутанного сюжета. Пожалуй, один из самых незаурядных провинциальных актеров и импрессарио дореволюционной России, Вениамин Иванович Никулин, поведал о своей семье следующую быль: "...мать моя была очень красива. В моем распоряжении нет нужных красок, и поэтому я не буду пытаться нарисовать ее портрет. ...сыновья моей матери обладали хорошей внешностью и прекрасным ростом. Я, например, когда стал русским актером, то играл драматических любовников и фатов... Важно то, что я и мои братья — бледные копии нашей красавицы матери. С нею, когда ей было семнадцать лет, произошла такая история. Какому-то польскому пану удалось ее, внучку раввина, ребе Абеле, похитить и поместить в католический монастырь. Там ее стали учить и готовить к восприятию святого крещения. Она должна была перейти в католическую веру, а потом обвенчаться с этим паном.

Мечтала ли об этом, хотела ли этого сама мать (здесь и далее курсив мой. — С. Д.)... родственницы наши, не говорили <...> евреи решили не допустить, чтобы этот несмываемый позор лег пятном на всю общину. Потратили много энергии, средств и вырвали внучку своего ребе (пока все в духе Крестовского. — С. Д.) из лап святейшей инквизиции, из-под замков монастырских, и... В этих случаях у евреев было верное средство угробить навеки подобные порывы молодых еврейских девушек, а именно — немедленно выдать замуж за первого попавшегося еврея, даже если он никак и ни с какой стороны не подходил к ней. Да этим и никто не интересовался. Так поступили с моей матерью. Ее выдали в двадцать четыре часа за моего отца..."²

Но на этом рассказ о коварстве Кагала не кончается. Мать прожила с отцом — страшно подумать — 21 год! Но темперамент у матери шести (!) детей не пропал. Мать влюбилась в... православного, в течение трех лет боролась сама с собой, но: «В первый раз у нее, семнадцатилетней девушки, хватило сил, под влиянием уговоров единоверцев, бежать из монастыря, а сейчас, у сорокалетней женщины не было сил побороть свое чувство, вырвать из сердца любовь к "гою", то есть, к иноверцу». Дальше совсем необычно: мать, перейдя в православие, осталась в Житомире,

403

продолжая держать постоялый двор. Жертвой такой метаморфозы в первую очередь стали дети. Трудно себе представить, чтобы Иван Иванович (так звали маминого избранника), даже будучи добрым человеком и влюбившись в сорокалетнюю женщину, мог взвалить на себя заботу о шести "жиденятах". Это уже слишком. Старший брат Вениамина Авель к этому времени учился в Москве на инженера, сам он уехал с отцом в Луцк, прочие остались с матерью. Неожиданно в Луцк пришло письмо "доброжелателя", можно предположить — агента Кагала, в котором он сообщал: "Хотя не полагается извещать хорошего и честного еврея о подобном несчастье, но ничего не поделаешь, рано или поздно необходимо ему узнать. Так знайте, реб Волька, что ваша бывшая жена, внучка Житомирского раввина, реб Абеле, бросила заведенное вами хозяйство, дом, в котором вы жили всем семейством, и вовсе ушла жить к своему Ивану. Но, реб Вольф, Бог покарал не только вас, но и всю нашу еврейскую общину. Она, ваша изменница, не ограничилась этим, а забрала с собою туда еще двух твоих маленьких детей. Реб Вольф, вы честный и старый еврей, можете себе представить, что творится сейчас среди евреев города Житомира. Дай вам Бог силы перенести это несчастье. Но детей, ни в чем неповинных, надо спасать. Мы не можем советовать, но верим, что Бог тебя вразумит и поможет". И двое детей вернулись к отцу. Но и на этом эпопея не закончилась. Уехавшая в Одессу мать не забыла своих детей и решила их постепенно перевести к себе. Начало положил Вениамин: он подружился с отчимом и, кажется, впервые понял, что имя и национальность ничего не определяют. Кстати, добрейший Иван Иванович объяснял ему, бывшему талмудисту, рационализм Библии: "Когда ты учишь и познаешь Моисеевы законы... то должен учитывать, с каким темным быдлом Моисей имел дело. Подумай, какой тогда был убой скота, какие были... условия жизни и какого рода посудой и инструментами народ иудейский, бродяжничавший сорок лет в пустыне, пользовался? Были ли изучены все животные, птицы, рыба и зелень? Конечно, нет. Как добывался огонь и какие существовали печи? Какого уровня достигла медицина и гигиена? Принимая все во внимание... легко поймешь, что все заповеди, запреты, ритуалы имели единственную цель, возможную для того времени, гигиену... А чтоб евреи не мудрствовали лукаво... и не вступали в дискуссии, Моисей все свои наставления отдавал от имени Бога Адоная"³. Кажется, утилитарная критика Библии и материнский опыт пали на благодатную почву...

Прошло без малого пятнадцать лет. Известный импрессарио Вениамин Вольфович Ольковецкий, скрывшийся под псевдони-

404

мом Никулин, колесил по городам и весям Западного края. А хотелось ему всероссийской славы. А всероссийская слава — это города вне черты оседлости. И перед ним встал "проклятый" вопрос. Долгих колебаний у Беньямина бен Зеева не было. Подготовленный отступничеством матери, вынужденный подчиняться жесточайшим законам империи, не позволяющим ему кормить семью, он решился. Его приятель Вольский, уже переступивший черту, выступил в роли змия-искусителя. Скоропалительно принятое решение описано в комических красках (под таким деланным смешком обычно скрывают стыд, неловкость, вынужденную подлость). Выдворенный из Владикавказа герой прибыл в Харьков: "В Харькове на вокзале меня встретил все тот же Вольский. Угостил... рюмкой водки и ржавой селедкой и посмеялся над моей трагедией с еврейским вопросом, сказав, что эта самая обыкновенная и пустяшная вещь с актерами-евреями. Надо принять христианство, а это весьма легко; зато потом полная свобода передвижений и право жительства по всей святой Руси, от финских скал до пламенной Колхиды. Это было цинично, грубо, но вместе с тем неотразимо, как смерть..." Бессонную "ульмскую" ночь Никулин описал так: "Подумать только, какая это дикость и бессмыслица. Если я — верующий, то, меняя религию, безусловно, совершаю глубоко кощунственное дело, притворясь поклонником новой религии, ибо ясно, что я лгу. В другом случае, являясь, как оно очевидно, человеком, отрицающим всякую обрядность и суеверие и принимая ради права повсеместного жительства в России государственную религию, я трижды лгу. У меня еще жив старик отец, для которого весть о моем крещении будет смертельным ударом"⁴. Однако уже утром Никулин отправился на поиски православного священника, так как у него "горели" гастроли.

Оказалось, что реализовать принятое решение быстро невозможно, и это несмотря на то, что он сказал батюшке, что его мать крещеная еврейка и что он хочет как можно быстрее воссоединиться с ней в лоне православия. Священник ответствовал, что в связи с предстоящим праздником Успения Пресвятой Богородицы с амвона будут оглашать новоиспеченного сына. А затем будут "оглашать" еще дважды. Не понимая, что такое "оглашение", перепуганный "еврейчик" счел, что его выведут на середину церкви, окруженного хоругвеносцами, и дьякон будет изгонять из него злого духа: в памяти Никулина всплыло знакомое понятие "дибук". О, этот обряд не для него; лучше всего отступничество осуществить в темноте — меньше стыда: "Мне грезились совершенно фантастические вещи, что будто там за церковью... окажется мой старый, седой как лунь отец со своей длинной бело-

405

снежной бородой и услышит, как попы будут оглашать отрекавшегося от него и Бога сына Вениамина"⁵.

Время подгоняло, гастроли, как помним, "горели". На помощь пришло лютеранство, правда, не без приключений. Если бы "действо" происходило в Санкт-Петербурге, то все было бы просто: садись на поезд до Терийок, где тебя за 10 минут превратят в реформиста. Но Петербург — далеко. К тому же надо подавать прошение в Петербургскую Лютеранскую консисторию, а потом ждать около четырех месяцев решения. Но выход нашелся: лазейка в законодательстве: каждый лютеранский пастор обязан окрестить кого угодно, если алчущий узреть Христову истину находится на смертном одре — тогда, при лике Вечности, формальности отступают. Итак, кандидат в христианина на время превращается в кандидата в покойники, получает отпущение грехов и нужную бумагу и тотчас воскресает. Далее торжествующий "Лазарь" и "бывшая жидовская морда", ставшая свободным гражданином империи, мчится на гастроли во Владикавказ...

Близок к этому рассказу рассказ Р. Кугеля, слышанный им из уст самого героя. Крещение произошло после весьма погромной речи актрисы П.А. Стрепетовой, направленной против актеров-евреев, считавшей, что право жительства актера-еврея отнимает кусок хлеба у русака — бушменская арифметика, так назвал ее инвективу Кугель. Фамилию Никулина он не называет, только имя и отчество, некий Вениамин Иванович, энергичный театральный деятель и антрепренер. Анекдот Р. Кугеля и рассказ Никулина разнятся лишь в деталях⁶.

Вероятно, на этом можно было бы прервать рассказ о незаурядном театральном директоре и посредственном человеке. Но есть еще хитрость старого Гайста и законы Возмездия. В своих скитаниях Никулин не раз встречал актеров-выкрестов, даже с фамилией Иванов (например, такую фамилию носил один дальневосточный подрядчик, антрепренер и танцор родом из Бердичева). Особенно много теплых слов написано Никулиным в адрес человека, которого знала вся театральная Россия, кормильца и благодетеля актерской братии и обладателя тройной фамилии — Шпоня-Дмитриев-Шпринц. Его имя Никулин упоминает вслед за именем основательницы Русского театрального общества и знаменитой актрисы М.Г. Савиной. Зимой 1915 или 1916 г. Никулин, будучи в Воронеже, получил телеграмму о кончине Дмитриева и тотчас выехал в Москву. На 3-й Мещанской, где жил обладатель тройной фамилии, собралось великое множество народу. Никулина поразило, что все пришедшие на панихиду, войдя в квартиру, не сняли головных уборов. От волнения он не

406

сразу понял, что "отпевают на еврейском языке: оказалось, что добрейший Шпоня — некрещеный еврей. Гроб до еврейского Дорогомиловского кладбища актеры несли на руках, с остановкой на Большой Никитской, возле РТО, к которому Дмитриев имел прямое отношение. За честь похоронить спорили московская еврейская община и Русское театральное общество. Преимущество было отдано последнему. Обряд совершал мудрейший человек, глава московской общины раввин Яков Исаевич Мазе. Думаю, не без иронии, он предложил выкресту Никулину выступить первым. «Недавно на берегах Невы, — сказал тот, — звучали слова: "Упокой, Господи, душу рабы Твоея Марии", а теперь здесь, вблизи Кремля, мы слышим: "Эйль Муле рахамим" (Творец полон милосердия). Там рыдал напев: "Вечная память", а тут слышится: "Барух даян эмес" (Благословен судья праведный!..); и там, и здесь русский сценический мир оплакивает двух людей — русскую Савину и еврея Шпринца-Шпоню. Гениальную артистку и маленького труженика сцены, но одинаково самоотверженных в своей необъятной и беспредельной любви к человечеству. И я смело говорю у гроба "маленького" Шпони, что в конце концов любовь победит»⁷. Одним словом, выкресту Никулину было предложено огласить, что Творец полон милосердия.

Что же касается возмездия, то чаще всего оно настигает потомство. Кто не знает притчи, согласно которой, когда писатель Лев Никулин (сын Беньямина Вольфовича Ольковецкого) проходил по коридорам Дома писателей, то часто слышал за спиной голос: "Каин, где Авель? Никулин, где Бабель?" или:

Никулин Лев, стукач-надомник,

Издал недавно свой двухтомник.

Но это другая история. (В воспоминаниях Льва Никулина есть, на мой взгляд, странное "включение", относящееся к 20-м годам. Во время пребывания вместе с писателем Всеволодом Ивановым у Горького на Капри между Никулиным и еще одним "гостем", вероятно чиновником советского аппарата, зашел разговор о предстоящем визите в СССР Эдуардо Эррио. Никулин как бы между прочим заметил, что Эррио — масон. «И вдруг этот руководитель весьма серьезного учреждения бросил: "И вы тоже масон"». Увидав недоуменный взгляд Никулина, Всеволод тихонько сказал: "А он, если захочет, сделает из вас масона"⁸.

Далее уместно напомнить о докладной записке, поступившей в 1910 г. на имя черносотенца В.М. Пуришкевича от актера

407

Д. Федорова, которой обращался к нему с просьбой остановить поток евреев, хлынувший на сцену. До 80-х годов XIX в., писал Федоров, на сцене было мало евреев, но затем она стала заполняться этим "презренным племенем". На сегодняшний день в руках евреев находятся театры крупных городов России: в Воронеже — Струйский, в Киеве — Кручинин, в Тамбове — Миролюбов, в Витебске, Житомире и Минске — Беляев, в Елисаветграде и Бердянске — Элькин, в Двинске — Лихтер, в Ставрополе — Судьбин, в Калуге — Никулин и т. д. Федоров сетовал на то, что все фамилии русские, но беда в том, что на сцене приняты псевдонимы⁹. "Меня, пожалуй, спросят, — продолжал далее автор записки, — ну а право жительства?" Ответ ясен: евреи идут на гражданские преступления, добывая себе тем или иным незаконным путем это право. Чаще всего, понятно, взяткой. Федорова, разумеется, не интересует, почему евреи рискуют свободой ради куска хлеба. Он озабочен тем, что евреи, действуя круговой порукой, не дают православному люду трудиться на подмостках театров. Вот пример: некто Славский, державший "русскую драматическую труппу" в Мелитополе, не принял на работу двух русских актеров, отнюдь не по причине их профессиональной непригодности, он им заявил: "Я принципиально не беру в свою труппу русских, я сам еврей, и у меня служащие евреи". Думаю, что Федоров сгустил краски или, еще хуже, клевещет на "народ, который был рабом в земле Египетской" и находился на положении парии в России; по крайней мере, открыто заявлять о расистских взглядах некто Славский побоялся бы, это было чревато погромом. Федоров добавляет, что обращаться в подобных случаях за помощью в прессу бессмысленно: и там жид. Например, одиозный Кугель в журнале "Театр и искусство".

Неутомимый Федоров составил для Пуришкевича проскриптационные списки евреев — членов Русского театрального общества на 1906-1907 гг. Общее число членов тогда достигало четырех тысяч, в 1910 г. — более 20 тысяч. За 40 лет до ждановской кампании Федоров занялся раскрытием псевдонимов. Списков несколько. В одном из них 600 имен. Например: сценический псевдоним актера — Комиссаржевский, настоящая фамилия —Иосиф Абрамович Клястер; Корсакова — она же Рахиль Израилевна Мирович; Ленский — Семен Давидович Штильман; Леонидов — Лев Михайлович Мульман (перешел в православие при поступлении на Императорскую сцену, но после революции 1905 г. вернулся в иудаизм).

В другой статье отчаявшийся черносотенец вопит о том, "как больно русскому сердцу, когда видишь на сцене еврея в такой

408

роли, как царь Феодор Иванович или царь Иоанн Грозный. Больно становится за русскую сцену"¹⁰.

Некий Дм. Бодиско спустя почти 20 лет после изгнания в 1891 г. евреев из Москвы великим князем Сергеем Александровичем писал: "В древней русской столице 50% купцов 1-й гильдии составляют евреи, среди докторов их 75%, среди дантистов — 80, среди адвокатов — 60, среди аптекарей — 70 и среди актеров — о ужас — тоже 70%!" Кроме того, "жиды" наполовину заполнили вторую столицу. "Бедная Москва!", — восклицает автор¹¹. Любопытно было бы узнать, откуда появились такие цифры? По официальным данным, даже в феврале 1917 г., когда черта оседлости вследствие войны "рухнула", евреев в Москве проживало 6 тысяч — для миллионного города совсем немного. Бодиско не счел нужным хотя бы несколько слов написать о профессиональных качествах евреев-врачей, дантистов, аптекарей и прочих, т. е. о самом главном.

Пуришкевич баловался стишками, иногда забавными, чаще пошлыми. Даже писал небольшие сатирические поэмы. В духе нелюбимого им, по понятным причинам, Гейне. Так он пародировал знаменитый "Диспут" Гейне. Поэма называется "Ареопаг", в скобках: "страница жизни Русского университета" — с неизменным рефреном:

В N-ом университете

Собрался конклав ученый:

Двадцать пять мужей Совета,

Каждый третий — жид крещеный.

или:

Так решил конклав ученый —

Двадцать пять мужей Совета,

(Каждый третий — жид крещеный —

Гордость университета)

И осиливши повестку,

Распустил мужей ad Lares

Порадевший о науке

Ректор — primus inter pares!¹²

Если знать, что университетское заседание шло под латинским девизом:

Cur juventus studiosa,

Debet se expatriare

Et quousque in peccatis

Kacco vult perseverare?

409

который Пуришкевич перевел так: "Почему евреям дается в высшей школе мало места, почему прилежная (пытливая) молодежь должна выселяться из отечества и до каких пор Кассо (министр просвещения. — С. Д.) желает упорствовать в своих ошибках (грехах)", то вслед за Пуришкевичем хочется спросить: почему же все-таки евреи оказались не востребованы родиной? Ответа нет...

Вернемся, однако, к актерам-евреям. Их положение даже собратья по цеху, к сожалению, воспринимали недостаточно серьезно. Так, Гиацинтова, рассказывая о судьбе Григория Хмары, оставляет его трагедию под вопросом: "(Григория) Хмару я впервые увидела во время вступительного экзамена — он лежал в коридоре на скамье. Мне объяснили, что этот смугло-бледный молодой человек три ночи провел на бульваре, потому, что он еврей и не имеет права жить в Москве, ничего не ел и вот потерял сознание.

— Только бы приняли, — виновато улыбнулся он, открыв красивые глаза.

До сих пор не знаю, был ли это точно обморок или первая талантливо сыгранная роль, но вокруг него суетились, приводили в чувство. Потом его приняли, и театр выхлопотал ему вид на жительство"¹³.

О Леониде Мироновиче Леонидове она пишет с уважением, но отмечает, что у него мало техники, зато много чувства. "Стихийный талант, нечеловеческий, самозабвенный темперамент, без труда разбивавший любое сомнение или предубеждение"¹⁴.

В дореволюционной России было несколько евреев-генералов, выкрестов в первом поколении. Я не имею в виду кантонистов, из среды которых вышли и генералы (Гейман, Секеринский). Крещеные в младенчестве, вряд ли они виноваты в том, что не хотели погибнуть под палками "дядек", усердствовавших в обращении "жиденят" в лоно самой человечной религии...

Генерал Михаил Владимирович Грулев (1857-1943) оставил подробное описание своего крещения. Очевидно, что если бы он носил фамилию не Грулев, а Рабинович, Янкелевич и т. п., то не был бы не только генералом, но даже прапорщиком, будь хоть семи пядей во лбу. Каким путем Грулеву досталась его фамилия, установить теперь невозможно. Однако фамилия Грулев созвучна фамилии Хрулев, которая сегодня почти не вызывает ассо-

410

циаций даже у начитанного человека (разве что у специалиста по военной истории), но когда-то эта фамилия было на устах многих: Степан Александрович Хрулев (1807-1870), один из немногих участников Севастопольской обороны (1854-1855), заслуживший всеобщее уважение за прямоту и храбрость. Малороссийское "X", ставшее русским "Г", лишь способствовало карьере Грулева...

Двадцатилетним юношей, т. е. сравнительно поздно, Грулев решил поступить в Псковский кадетский корпус, подражая своему русскому приятелю Васе. Экзамен он выдержал блестяще, но по независящим от него причинам принят не был. Вторично он держал экзамен в Витебскую классическую гимназию, по окончании которой в июне 1878 г. поступил вольноопределяющимся в расквартированный в Пскове пехотный батальон. Когда Грулев подал прошение с просьбой определить его в Царицынский полк к своему приятелю Васе, ему было сказано, что "евреи в полку нежелательны", и вопреки закону отказали (вольноопределяющиеся имели право выбора). Ротный командир взвалил на грамотного Грулева ведение всех хозяйственных дел, что позволило ему досконально изучить полковое хозяйство. Дальнейшая история вольноопределяющегося Грулева — сплошное кафкианство.

Наравне с другими вольноопределяющимися его послали в Виленское пехотное училище. Основанием для такого поступка начальства послужил прецедент: а именно, будучи в Одессе, Александр II самолично произвел одного вольноопределяющегося в офицеры. После чего на улицах российских городов все чаще стали появляться солдаты-евреи с кантами на погонах — вольноопределяющиеся. Часть из них затем поступала в юнкерские училища. Фамилии трех, получивших офицерский чин, известны: Фрейман, сын одесского мануфактуриста, и два брата-одессита Шорштейны плюс штабс-капитан Герцель Янкелевич (Цви-герль бен Егула-Янкель) Цам, получивший свой последний чин за выслугу лет, но имевший при этом права командовать более чем ротой, и это, кажется, все¹⁵. (Строго говоря, всякого рода ограничения в то время не имели значения: не так уж много евреев жаждали тянуть военную лямку.)

Вернемся, однако, к нашему герою. Грулев блестяще сдал экзамены в Виленское пехотное училище — он был одаренным человеком (да и что математика, физика или история после Талмуда, а он был талмид-хахам!). Но когда начальство узнало о его вероисповедании, то отправило назад в полк. Позже Грулев с горечью вспоминал: "Кто поймет эту гнетущую боль уязвленно-

411

го самолюбия при всех товарищах! За что меня изгоняют? Чем я хуже других, когда нам хорошо известно, что тут, среди вольноопределяющихся, были и отпетые пьяницы, и даже заподозренные в воровстве? И никто их об этом не спрашивает; и всем им широко раскрываются двери в училище, несмотря на крайне слабую образовательную подготовку. А меня изгоняют за... вероисповедание, скорее, за моих предков, за то, что я родился в еврействе"¹⁶.

Состояние уязвленного несправедливостью юноши представить нетрудно. В итоге он отрекся от всякой религиозности. Впрочем, его безразличие к религии почти ничем не отличалось от безразличия русских вольноопределяющихся к православию. Разница формальная: где-то кандидат в офицеры был записан иудаистом. Возвращение Грулева в полк несколько удивило командира: "Взяли бы и крестились, когда этого требуют. И все". Но не только удивило, но и обрадовало: командир снова "спихнул" на добросовестного Грулева свои обязанности. Вскоре он был произведен в унтер-офицеры и стал отделенным начальником, а затем получил взвод и звание капрала. При этом Грулев принимал и обучал новобранцев. Полковое начальство, надо отдать ему должное, хотело вновь отправить отличного служаку в юнкерское училище, ибо формально никаких отписок о причинах отчисления оно не получило. Но Грулев знал, что в лучшем случае он сможет прокатиться за государственный счет в два конца с нулевым результатом. И все чаще стал думать о переходе в православие, как советовал ему командир. (Его фамилия мне, к сожалению, неизвестна.)

У каждого отступника свои резоны. В данном случае железную логику Грулева можно оправдать тем, что у него действительно была военная жилка, позволившая ему подняться до временно исполняющего должность военного министра в 1909 г. Лишь государственный антисемитизм прервал карьеру генерала: при ином раскладе Россия Первую мировую войну могла начать, имея военным министром не бездарного Сухомлинова, а блестяще образованного, в том числе технически, человека, который, как я думаю, не позволил бы Главкомверху себя подмять. Если бы... Но мы знаем: нет сослагательного наклонения в истории. «И вот для начальства встал канцелярский вопрос, а для меня — настоящий Рубикон, — писал Грулев. — При всей индифферентности к делам религии мне все же нелегко было решиться на этот шаг: ведь я тоже только дитя своей среды, впитавший все ее взгляды и предрассудки. Но в сущности — какой же это Рубикон, который может перейти любая курица, не одержимая куриной

412

слепотой? Много раз впоследствии... уже в зрелые годы, я пытал мой разум, мою совесть, мое сердце — хорошо ли я поступил тогда, в мои юношеские годы, что перешагнул Рубикон, переменил религию ради карьеры (здесь и далее курсив мой. — С. Д.), ради удобств жизни; и положительно не нахожу против себя никаких упреков, даже оставляя в стороне всякие соображения материального характера. Ведь все-таки и с материальной точки зрения как никак, а по ту сторону Рубикона я обрел — пусть не корону, пусть не "Париж, стоящий обедни", — но и не какую-нибудь чечевичную похлебку, по примеру Исава, а хорошую карьеру и совсем иное земное существование.

И что от меня требовалось взамен? Взамен от меня не требовалось никакой сделки с совестью; напротив, достаточно было отказаться быть жертвой того организованного обмана, которым в представлении суеверных людей опутан вопрос о перемене религий. Как, если не заведомым и организованным обманом, назвать все эти пословицы, заветы, мораль, которая вдалбливается в детские головы еще на школьной скамье, все с одной и той же затаенной целью заставить крепко держаться за свою религию. Переменил религию — "изменил своему Богу", значит способен изменить своему государю, своей родине. Но мало ли мы видели изменников и предателей, оставшихся при своей религии? И, наоборот, мало ли видим примеров обратного свойства? При чем тут религия, которая в массе ведь понимается не как кодекс морали, а как символ, определяющий взаимоотношения к Богу? Кому и где это служит преградой? Если не встречаем среди русских православных перехода в другие религии, то потому, во-первых, что это прямо запрещалось законом, — не было физической возможности осуществить такое намерение; во-вторых, это было просто не выгодно, до крайности; а когда теперь обстоятельства изменились, то не только готовы менять отечество, — переходят в другие подданства. А ведь это подлинная измена своей родине! И делается это с легким сердцем, иногда лишь ради мизерных расчетов. И ни откуда не встречает порицания. Все относительно в нашей жизни, полной всевозможных противоречий...

Можно ли представить себе более преданных своей новой религии после отказа от старых своих богов, как это было, например, с царицей Александрой Феодоровной и великой княгиней Елизаветой Феодоровной. Почему обменять своего Бога на корону или великокняжеское положение, с точки зрения морали, допускается и даже поощряется, и требуется, хотя можно ведь существовать без короны; а когда голодный человек совер-

413

шает пустую, с его точки зрения, формальность ради куска хлеба, то это зазорно? Ведь такие мистические души, как Александра и Елизавета Феодоровны, оказавшиеся настолько рьяными фанатичками в православии, наверное, еще в лютеранстве были привязаны к своим религиям всеми фибрами души. Для них-то перемена религии была ведь настоящее сальто-мортале. И все же они совершали этот скачок, когда потребовали обстоятельства. Тогда как затравленному и гонимому еврею, жаждущему только человеческого существования, такой шаг вменяется в вину, хотя никаких скачков, по совести, ему делать и не приходится.

Я привел пример с Александрой и Елизаветой Феодоровнами просто по его яркости. Но что сказать про многих наших выспренных аристократов или заслуженных бюрократов, которые со скандальной и преступной легкостью теперь изменяют... не своему Богу — они бы и это сделали, но это никому не нужно, никто этого не спрашивает, — а... своему отечеству, отказавшись от русского подданства — от России, как только их оттеснили от государственного пирога, который они привыкли расхищать сами из поколения в поколение, старательно не подпуская других. Можно ли сравнивать положение подобных аморальных людей с положением гонимого еврея, поставленного в невозможность сколько-нибудь человеческого существования и вынужденного совершить формальность для перемены религии, чтобы только получить возможность дышать воздухом, буквально: ведь это не везде позволительно было евреям.

Подумайте только. Сколько варварства скрывается в этом вопросе, задрапированном с виду такими красивыми принципами: отнимают у человека право на... существование, подвергают нравственным пыткам и гонениям всякого рода, сами указывают выход, где легко и просто найти убежище; и когда человек воспользуется этим выходом, упрекают его в отсутствии стойкости. Можно ли представить себе провокацию худшего сорта! Ведь по элементарному здравому смыслу ясно, что быть стоиком в этом случае значило бы преклониться пред явными предрассудками, которые представляются мне глупыми, жестокими и несправедливыми.

Пристойно ли, однако, оставлять ряды слабых и гонимых, и переходить к сильным и гонителям? Да, это было бы так, если бы христианство было в борьбе с еврейством. Но ни по букве, ни по духу христианского вероучения вообще и православного в частности нет никакой вражды к еврейству; напротив, это ведь родственное вероучение, состоящее из Старого и Нового

414

Завета, не имеющее ничего общего с гонением на евреев, народившимся лишь впоследствии, с течением веков, среди темных низин народных, при изуродованном понимании религиозных верований.

А гонители? Разве это народ русский или какой бы то ни было народ в мире? Ведь гонители, одержимые юдофобством, это везде и всюду самые низкие элементы, ограниченные умственно и нравственно независимо от религиозных настроений... своего рода садисты, по выражению Л.Н. Толстого, от которого [юдофобства] недаром всегда старательно отмежевывается все, что есть лучшее, интеллигентное в каждой нации...

Все эти приведенные выше рассуждения, быть может, не представлялись мне вполне ясными тогда, в мои юношеские годы, когда мне предстояло шагнуть через Рубикон; но смутно я это сознавал и понимал это одинаково тогда, как и теперь, на склоне дней моих, когда приходится подводить итоги... Самое важное, что я старательно и неусыпно держал под светом моей совести, это было то, что, оставив ряды угнетенных, продолжал бороться, активно или пассивно, против гонений, видя в такой борьбе сокровенное разумное служение России, моей Родине, по долгу Совести и Присяги, следуя этим путем также и велением сердца»¹⁷.

Подобные умонастроения были весьма распространены среди крещеных евреев. Многие из них помогали единоверцам. М.В. Грулев, будучи редактором военного журнала "Разведчик", сумел объединить вокруг него ряд прогрессивных военных деятелей. Неизменно выступал за еврейское равноправие, против преследования всяких инородцев. 15 и 20 июня 1911 г. он получил два предупреждения от военного министра, в которых Грулеву вменялось в вину сотрудничество в газетах "Речь" и "Утро России".

Далее позволю себе небольшое отступление. Известно, что право на жительство в столицах имели еврейки-проститутки. Еженедельно они должны были показываться врачу. И вот с некоторых пор к петербургским лекарям полицейского надзора стали приходить пациентки, ведшие себя очень странно: все они были девственницами. Желая получить образование в Психоневрологическом институте, организованном проф. Бехтеревым, где не было процентной нормы, и не имея права на жительство, еврейки записывались в самую древнюю корпорацию, но проституцией, конечно же, не занимались. Полицейские власти, желающие уличить несчастных во лжи, подняли шум. О, Русь¹⁸!

Семья Грулева не крестилась. Одна из его родственниц училась в Петербургской консерватории. Ее постоянно теребили

415

околоточные, от которых она до поры до времени откупалась — законная прибыль блюстителей порядка. Однако в 1886 г. они все же решили выслать консерваторку из столицы. Грулев в парадной форме явился на прием к градоначальнику Н.Н. фон Валю, известному "жидоеду", с ходатайством, подкрепленным тем обстоятельством, что девица его родственница. Валь хитро подмигнул: мол, знаем, с какой стороны родственница, и просьбу удовлетворил: "...пожалуйста, пользуйтесь, оставляю вам родственницу". Грулев, разумеется, открещиваться не стал¹⁹.

В Петербурге, во время пребывания в Академии, Грулев столкнулся с антисемитизмом со стороны профессора, полковника Кублицкого (вероятно, родственника отчима А. Блока — А.Ф. Кублицкого-Пиоттух, тоже военного). Кублицкий не знал, что Грулев еврей. Однажды Михаил Владимирович с женой брата отправился поездом в Павловск на один из знаменитых концертов на вокзале ("Но видит Бог, есть музыка над нами, // Дрожит вокзал от пенья аонид // И снова паровозными свистками // Разорванный скрипичный воздух слит"). Полковник в купе сидел рядом. И представьте себе конфуз — его belle soeur вдруг вздумалось говорить со своим спутником на идиш! Какого было удивление профессора, представить нетрудно. И он отомстил Грулеву на экзаменах, занизив ему оценку, дабы помешать его назначению в Генеральный штаб. Это было настолько несправедливо, что бросалось в глаза, и генерал М.И. Драгомиров дал Грулеву самую блестящую характеристику и способствовал его карьере.

Антисемиты вполне справедливо подозревали неофитов, крестившихся, как правило, ради выгоды, в неискренности. Справедливость их упреков не подлежит сомнению. Но ни один из них не счел нужным объяснить, что вынуждало людей притворяться. Требовать от загнанного в угол человека соблюдения христианской морали, которую сам обвинитель не соблюдает, нелепо.

Крещеный еврей в глазах иудеев и христиан остается евреем. Вода святой купели "не смывает первородного греха", не прибавляет достоинств и недостатков. Некий юдофоб все из того же черносотенного журнала "Прямой путь", подписавший свою статью Р-ко, сетовал на то, что некогда студент-еврей получал пособие как нуждающийся иудаист: "Факт печальный, что и говорить. Но... все-таки утешение. Лучше, когда благоденствует враг, чем, злорадствуя, наслаждается благами предатель". Ибо в новом

416

состоянии христианина, ввиду своего полного превосходства в учебе, он отнимает стипендию у своего брата-христианина. Ужасно: "Отраднее все же (относительно, разумеется) видеть, когда обыкновенный жид получает пособие, чем узнавать, что крещеный жид на законном основании захватил Императорскую стипендию. Это нечто худшее". Согласно Р-ко, крещеный еврей из иудаиста становится Иудой! Далее автор сетует по поводу процентной нормы, которую евреи всеми правдами и неправдами обходят. Излюбленной и наиболее циничной формой обмана как раз и является принятие христианства. Не думайте, продолжает сокрушаться автор, что Еврей, вошедший в лоно церкви, ассимилируется и станет на стражу интересов России. Нет, и еще раз нет. Аргументы берутся из еврейского лагеря, из газетного листка "Студенческая жизнь". Кто-то "из стаи" еврейских прислужников забил тревогу: число ренегатов постоянно растет. По Р-ко, того и гляди, что жидов не останется. Несмышленой "жидовской прислуге" отвечает студент Виктор Гур-чъ: «Если еврей переходит в христианство... то лишь затем, чтобы получить возможность учиться... Этот переход не обусловливает собой переход в другую национальность и представляется лишь наружной оболочкой, а в душе еврей остается тем же "жидом" (здесь автор прерывает цитату восклицанием: "Как откровенно, не правда ли?"). — Есть ли это уступка господам "жидка"? Конечно нет... Измена ли это народу? Душой этот еврей с ним, и с своим прежним народом пойдет бороться за его права...»²⁰.

Далее автор негодует: ведь над церковью и русским человеком, который в конце концов смиряется с фактом, таким образом просто глумятся. А выкрещенные евреи пользуются покровительством высокопоставленных восприемников, которые помогают новоиспеченному рабу Христову делать карьеру. Вследствие этого фактически нет государственных мест, даже самых высоких, куда бы не добрался неофит: «Эти-то господа, принесши присягу на верность Престолу и Отечеству... "остаются со своим народом и идут бороться за его права..." Это значит, что государство согревает у себя на груди ядовитых змий и предателей, ибо жид явный становится жидом тайным; а тайный враг в сто крат опаснее врага явного... втершись во все органы управления, они не только тащат за уши весь свой кагал, но сейчас же в целях "борьбы за его права" начинают оказывать тлетворное влияние на окружающую среду, распространяя свои жидовские идеи, сея смуту и политический разврат. Как чиновник-администратор он в дугу гнет русского человека и беспредельно мирволит Иудею; как профессор и воспитатель он не просвещает русское юношест-

417

во в духе любви к родине, уважения к закону, а старается изо всех сил навербовать побольше себе приспешников в деле развала школы, в деле государственного разгрома, воспитывая прежде всего в нем отвратительный космополитизм». Далее автор требовал категорически запретить переход иудеев в христианство и поступать так, как поступил настоятель монастыря архимандрит о. Серафим. Когда к нему явился еврей с просьбой крестить его, признавшись, что решился на это ради поступления в высшее учебное заведение, архимандрит указал просителю на дверь, не желая "пускать волка в овечьей шкуре в стадо овец". Вот если бы все священники поступали подобным образом, назидательно мечтал г-н Р-ко, то процент новообращенных сократился бы наполовину. От себя добавлю: честный еврей, "раскрывший карты" перед пастырем, вероятно, послужил примером для других абитуриентов: они-то, скорее всего, до конца стояли на том, что их озарил свет истинной веры, и благополучно крестились.

В заключение этого краткого экскурса в "историю неофитства" отмечу, что переход евреев в православие сопровождался множеством казусов. Об одном таком казусе поведал в мемуарах бывший народоволец, зять кяхтинского миллионера, редактор "Сибирского обозрения" Иван Иванович Попов (1862-1942). Он был левых убеждений и очень нелюбим антисемитами, которые распускали о нем всевозможные слухи. Например, В.А. Грингмут опубликовал в "Московских ведомостях" ссыльный формуляр Попова с весьма "ядовитыми" комментариями. А.П. Пятковский в "Гласности" обвинил "Сибирское обозрение" в юдофильстве, в получении субсидии от Ротшильда и даже в том, что «редактор Иван Иванович Попов ("у нас и такие жиды бывают") берет взятки с евреев». Попов не раз получал анонимные карикатуры, на которых евреи подносили ему "золото в мешках"²¹. Ну а об угрозах и говорить не стоит...

Вернусь, однако, к тому, с чего начал, — к казусу. И.И. Попов с большой теплотой отзывался о Михаиле Фундаминском (старшем брате известного эсера Ильи Исидоровича Бунакова-Фундаминского, погибшем в немецком лагере и накануне смерти принявшем христианство). Фундаминский-старший был сослан в Восточную Сибирь, какое-то время работал в Иркутском краеведческом музее и вскоре умер. При обмывании тела, кроме семейного медальона, на покойном обнаружили два золотых креста. Смущенный раввин не знал, что делать. Связались с Поповым и его женой, которые уверяли, что покойный был еврей. Это

418

же подтвердил ссыльный М.А. Кроль. Но лишь после письменного подтверждения этого факта Поповым тело Фундаминского нашло упокоение на еврейском кладбище. А ведь в свое время Фундаминские были известной шкловской фамилией бриллиантщиков, переехавших в Москву²².

Примечания

¹ Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1958-1959. Т. 1. С. 396-397. Впервые "Баллада" была опубликована в "Саратовском листке" в 1876 г., т. е. при жизни поэта не печаталась.

² Никулин В. Записки театрального директора. Нью-Йорк, 1942. С. 24-25.

³ Там же. С. 25-26, 32-33, 38-39.

⁴ Там же. С. 192-193.

⁵ Там же. С. 195.

⁶ Кугель Р. Листья с дерева. Л., 1926. С. 121-123.

⁷ Никулин В. Указ. соч. С. 252-254,329-330.

⁸ Никулин Л. Годы нашей жизни. М., 1966. С. 212.

⁹ Федоров Д. Современное состояние русского драматического театра: Докладная записка В.М. Пуришкевичу // Прямой путь. 1910. № 9. С. 102.

¹⁰ Разложение русского театра // Там же. № 11. С. 226.

¹¹ Бодиско Дм. Легче предупреждать зло, чем пресекать его // Там же. № 9. С. 295.

¹² Там же. 1911. № 7. С. 35-36.

¹³ Гиацинтова С.В. С памятью наедине. М., 1989. С. 76.

¹⁴ Там же. С. 19.

¹⁵ Кауфман А.Е. Евреи в русско-турецкой войне 1877 года // Еврейская старина. 1915. Т. VI. С. 57-58.

¹⁶ Грулев М.В. Записки генерала-еврея. Париж, 1929. С. 95.

¹⁷ Там же. С. 104-106.

¹⁸ Там же. С. 173-176.

¹⁹ Там же. С. 141-143, 146.

²⁰ Р-ко. "...Сетуя хожу, всегда оскорбляет враг..." // Прямой путь. 1911. № 6. С. 402- 403.

²¹ Попов И.И. Минувшее и пережитое. Сибирь и эмиграция: Воспоминания за 50 лет. Л., 1924. С. 211-212,243.

²² Н.Н. Из впечатлений минувшего века: Воспоминания среднего человека // Еврейская старина. 1914. Т. VII. С. 432.

419

Еще немного о Нилусах

Я уже писал о том, что когда-то работал в Центре восточноевропейского еврейства при Иерусалимском университете, который возглавлял ныне покойный профессор Шмуэль Эттингер. Центр занимал обширное подвальное помещение. И друзья, и недруги профессора называли его "подвал имени Эттингера". Я обретался в самом отдаленном углу, отгороженном от библиотеки гофрированной пластиковой стенкой, куда мне удалось втиснуть огромный стол, от которого все отказались, а мне он нравился — именно размерами. Стол мой был весь завален книгами, бумагами, карточками и прочими атрибутами псевдоактивной деятельности. Гордостью моего уюта были разнообразного содержания плакаты, вызывавшие восторг многочисленных посетителей. Кроме них, висела огромная карта Советского Союза с пришпиленным к ней плакатом с надписью "Я славлю начальство, которое есть, но трижды, которое будет!" Ниже — та же надпись, но с вопросительным знаком. (Позднее одна доброхотка объяснит преемнику Эттингера смысл надписей — и я буду изгнан из Рая.)

Кроме карты и плакатов, на той же стене примостилось большущее генеалогическое древо Петра Павловича Шафирова, которое иногда приносило "урожай". Так, Евгений Евтушенко, увидев у меня одну редкую фотографию (группа мужиков, у некоторых в руках — скрипки и виолончели), вынужден был нарисовать свое семейное древо, включая родственников-субботников из сибирского городка Зима, дабы доказать, что на фотографии зафиксировано освящение синагоги в этой далекой глуши. Надпись на другом плакате гласила: "Книга — вместо водки", и как раз из-за него при нужде извлекался сосуд, из коего я потчевал посетителей, не забывая, разумеется, о себе. Было еще несколько плакатов, которые любил Эттингер. Например, вариации на тему "Сумасшедшего дома" А.Ф. Воейкова:

Я за водку — христианин,

За карьеру — мартинист,

Из-за женщин — мусульманин,

А по службе — сионист.

420

К слову сказать, Евгений Александрович спросил, кто такие мартинисты, пришлось объяснить.

Одним плакатом я особенно гордился: на нем был изображен заяц. (Рисовала плакаты по моей просьбе сотрудница издательства "Алия", что помещалось двумя этажами выше, Ирина Фумбарова.) При чем здесь заяц? А все просто: он олицетворял Саввину максиму: "И зайца в Палестине можно научить зажигать субботние свечи".

А вот дивная цитата из публициста и погромщика А. С. Шмакова: «Или вот еще "русская" скульптура. Кто ея творцы: Антокольский, Гинзбург, Аронсон, Бернштам, Синаев-Бернштейн — русскому человеку хоть с моста в воду». И то правда... И, наконец, печальное резюме: "Каждый Савка — кузнец своего несчастья".

Особо выделялся на стене портрет благообразного старца с роскошной бородой и сократовским лбом. Посетители иногда вопрошали: "Савва, а зачем тебе портрет Маркса?" Торжествующий озорник ответствовал — это не автор "Коммунистического манифеста", а Сергей Александрович Нилус, незабвенный редактор и издатель манифеста антисемитов, или "Протоколов сионских мудрецов"¹.

Итак, что нам известно о семье Нилуса? Вот выписка из дворянской родословной книги от 14 января 1858 г.: "Нилус Александр Петрович (родился в 1816 г. — С. Д.), титулярный советник, сорока одного года, в отставке, жительствует в Мценском уезде. Холост. Недвижимого имения за ним в Мценском уезде крестьян 202 души.

Титулярный советник Александр Петрович Нилус, указом Герольдии, последовавшим в Смоленский Кадетский корпус 18 октября 1823 г. за № 7257, по заслугам отца его генерал-майора Петра Богдановича Нилуса признан в дворянском достоинстве. (Дед Сергея Нилуса, П.Б. Нилус, был не столбовым, а личным дворянином. — С. Д.). В дворянском депутатском собрании определение состоялось 1854 года июня 17 дня".

Титулярный советник Александр Нилус "утвержден в дворянстве указом из Герольдии, последовавшим 14 генваря 1858 года за № 362"². О личных качествах отца С.А. Нилуса и его дяди можно судить по переписке семейства Аксаковых: "В самом деле — как это глупо, звать к себе людей порядочных и Нилуса, известного мошенника", — писал И.С. Аксаков в письме от 6 октября 1845 г. В примечаниях к переписке говорится, что, возможно,

421

Петр Нилус был агентом III отделения. Отец Ивана Аксакова С.Т. Аксаков предостерегал сына и знакомых от всяких дел и общения с Нилусом, памятуя о его весьма неблаговидной деятельности в Калуге. Однако авторы комментариев к "Неизвестному Нилусу", стараясь обелить "героя", считают, что, возможно, негативные факты биографии относятся не к отцу Нилуса, а к его дяде ³.

Фамилия Нилус достаточно редкая. Вероятно, происходит от древнегреческого названия реки Нил⁴. На иврите Нил так и называется "Нилус". Возможно, имя Нил, например Нил Сорский, тоже производное от "Нилус".

Граф А. дю Шайла (со слов Сергея Александровича) утверждал, что род Нилуса по отцовской линии происходил от плененного во время одной из кампаний Северной войны (1700-1721) шведа⁵. Родословная матери будущей знаменитости (будем объективны — знаменитости в не таких уж широких кругах имперской элиты) ведет свое начало от Малюты Скуратова⁶. Мать звали Натальей, ее девичью фамилию установить не удалось, равно как число членов семьи Нилусов. Известно лишь, что родной брат Сергея, Дмитрий Александрович Нилус, дослужившийся до чина действительного статского советника (1902), был председателем Московского окружного суда. В частности, вел дело Н. Баумана⁷. Братья не дружили и даже враждовали. Сергей считал Дмитрия атеистом, тот, в свою очередь, считал брата сумасшедшим.

Из других Нилусов (однофамильцев или, может быть, родственников), родившихся до революции 1917 г., известны следующие*:

Нилус А. (других данных, увы, нет), автор юридических заметок в "Киевлянине" (1880).

Нильский (настоящая фамилия Нилус) Александр Александрович (1841-1899), актер. Родился в Москве, окончил здесь гимназию, затем — театральное училище в Петербурге. Автор воспоминаний "Закулисная хроника". В некрологе, опубликованном в "Ниве", сказано, что долгое время был премьером Александрийского театра. Своим дебютом на этой сцене ему обязана знаменитая М.Г. Савина. Короткое время возглавлял антрепризу русского театра в Гельсингфорсе.

Нилус Александр Богданович, архитектор конторы строений (в 1785 г. в чине капитана).

_______________

* Часть сведений о Нилусах взята из "Азбучного указателя имен русских деятелей... Русского биографического словаря" (СПб., 1887-1888. Ч. 2).

422

Нилус Александр Михайлович, преподаватель Института путей сообщения.

Нилус Андрей Александрович (1858-1941), генерал-лейтенант артиллерии, военный писатель, профессор Михайловской артиллерийской академии, автор нескольких учебников по артиллерийскому искусству и ряда статей, в том числе: "Полевые орудия будущего"; "О звуковых явлениях, сопровождающих полет снарядов". Изобрел светящийся снаряд для полевых мортир (удостоенный серебряной медали на выставке в Париже), кроме того, изобрел прибор для ночной наводки орудий береговой артиллерией. Это лишь малая часть информации о его многогранной деятельности. После революции — в эмиграции, сначала в Югославии, затем в Сирии. Некоторые исследователи считают его братом С.А. Нилуса, что маловероятно⁸.

Нилус Богдан Михайлович, московский губернский архитектор, гражданский инженер, автор "Сборника проектов договоров по подрядам на строительство" (М., 1909). Явный потомок упомянутого ранее А.Б. Нилуса, архитектора конторы строений.

Нилус Богдан Иванович, генерал-поручик (1795); генерал-майор (1787), в службе с 1757 г., умер в 1800 г. Кое-какие сведения о нем можно почерпнуть из "Записок" Ф.Ф. Вигеля, в частности, что немец Богдан Иванович был артиллерийским генералом, весьма преклонных лет, но, несмотря на возраст, руководил танцами молодежи, а порой сам лихо выплясывал. Вигель дружил с его сыном, пошедшим по стопам отца, имени которого не называет. В примечаниях сказано: "...почтенный друг мой Нилус в генеральском мундире, покрытый ранами и крестами Русскими и иностранными, окончил достославный поход 1812-1813 и 14 годов, бывши везде примером храбрости. Прослужив еще несколько лет и женившись, он нашел успокоение в окрестностях Одессы, и император Александр, сохранив ему все содержание, дал бессрочный отпуск"⁹.

Нилус Е.Х., агент Правления Общества КВЖД, автор "Исторического обзора КВЖД" (Харбин, 1923). К сожалению, расшифровать инициалы не удалось.

Нилус Николай Богданович, автор книги "К 25-летию деятельности Одесского городского Кредитного общества" (Одесса, 1896).

К этой же фамилии мы можем отнести мать декабристов Булатовых — Марию Богдановну Булатову, урожденную Нилус, жену генерал-лейтенанта М.Л. Булатова. Ее сын — Михаил Михайлович оставил воспоминания, в том числе и о матери, частично опубликованные в "Русской старине" в 1874 г.

423

Однако наибольший интерес для нас представляет Петр Александрович Нилус (1869-1943), художник, литератор, друг И.А. Бунина и А.И. Куприна, член Товарищества передвижников¹⁰. Окончив в 1896 г. Одесскую рисовальную школу, он поступил в Петербургскую Академию художеств, в класс И.Е. Репина. Не раз участвовал в выставках передвижников¹¹. После удачного дебюта в столице вернулся в конце 80-х годов в Одессу, где к этому времени образовалось Товарищество южнорусских художников, членом которого Нилус оставался многие годы.

Г.В. Шварц-Бостунич счел П.А. Нилуса родственником Сергея Нилуса. П.А. Нилус какое-то время после революции жил в Болгарии, что, по словам Бостунича, и привело к путанице. Англичане, издавшие "Протоколы Сионских мудрецов", искали Петра Александровича в апреле 1921 г. в Сербии, ошибочно приписав ему этот труд¹². Но не только англичане ошиблись. Так, престарелый И.Е. Репин писал Куприну из Финляндии, что наслышан об успехах Нилуса в Париже: "За Петра Алекс. Нилуса радуюсь. В Париже нам редко кому счастливится. Как бы я желал прочитать нашумевшие его книги"¹³. Никакого литературного успеха Петр Нилус в Париже не имел — речь явно идет о скандальной славе Сергея Нилуса.

О П.А. Нилусе известно сравнительно много. Он родился на Украине в деревне Бушены Подольской губернии в семье помещика. Отец был юристом, а дед генералом, участником Отечественной войны¹⁴.

В начале творческого пути П.А. Нилус всецело разделял художественные вкусы и принципы передвижников. Его связь с И. Репиным и В. Стасовым в этот период не случайна. Но особый факт его биографии — дружба с Иваном Буниным, продолжавшаяся более четырех десятков лет (они познакомились в 1898 г. в Одессе). Их переписка огромна. Сохранилось более ста писем Нилуса Бунину. Дружбу украшали (нынче не скажешь) взаимные дары: Бунин посвятил Нилусу стихотворение "Счастье" (Нет солнца, но светлы пруды, 1901), а Нилус в тот же год посвятил Бунину картину "Одиночество".

В 1906 г. П.А. Нилус написал первый рассказ "Утро", который тоже посвятил Бунину, считая его своим крестным отцом в литературе. Конечно, он был многим обязан мэтру, но критики единодушно констатируют, что Нилус не поддался искушению писать, как Бунин, сохранив индивидуальность, свое литературное лицо. (Через сорок лет, в 1946 г., И.А. Бунин напишет в короткой заметке "Памяти П.А. Нилуса": «Наследие оставил он большое... картины его находятся во многих русских и европей-

424

ских музеях и частных собраниях: в Одессе ... в Третьяковской галерее, в бывшем музее Александра III и в музее Академии Художеств, в Париже, Страсбурге, Гренобле, Лондоне, Нью-Йорке, Загребе, Белграде, Софии... Был он и талантливым беллетристом, — повесть его на "На берегу моря"... книга рассказов... имели крупный успех; был знатоком музыки, обладал чуть ли не абсолютным слухом; пленял всех знавших его добротой, благородством, вечной молодостью сердца...»¹⁵

В годы Гражданской войны и в эмиграции Нилус и Бунин были вместе. В Париже Бунины, Куприны и Нилусы какое-то время жили в одном доме. Я так подробно рассказываю о П.А. Нилусе не случайно. Сын помещика Подольской губернии был женат на... Берте Соломоновне. Как в те времена православный мог соединить судьбу с еврейкой, не очень понятно. Если она перешла в православие, то как сохранила имя и отчество? Официальный брак был возможен только в том случае, если Берта Соломоновна "восприняла" евангелическое-аугсбургское (протестантское) вероисповедание. Известно, что Петр Александрович с большим сочувствием относился к евреям и их проблемам. Так, в 1906 г. он вместе с К. Чуковским, С. Юшкевичем (и другими) принял участие в "Литературно-художественном сборнике. В пользу еврейских детей, осиротевших во время октябрьского погрома в Одессе".

Есть интересная запись в дневнике И.А. Бунина во время его путешествия по Святой земле в 1907 г.: "Капернаум. Жарко, сухо, очаровательно. У берега олеандры. Развалины синагоги. Раскопки... Из Коп[ернаума] в Тубху, на лодке же. Из гребцов один молодой красавец, другой похож на Петра Ал. в валеной ермолке" (курсив мой. — С.Д.)¹⁶. Бунину показалось, что Нилус похож на семита: восприятие внешности человека (да и не только внешности) субъективно. Дочь А.И. Куприна описывает Нилуса иначе: "лицо у него широкое, калмыцкое, всегда немного загорелое, как у капитана дальнего плавания"¹⁷. Он ей напоминает отца, в жилах которого текла татарская кровь...

Подвожу некий итог: в небольшом списке Нилусов наличествуют представители технической и творческой интеллигенции. Принадлежат ли они к одному семейному корню — сказать трудно.

Редактор и издатель "Протоколов сионских мудрецов" С.А. Нилус в первые годы советской власти скитался по градам и весям России. Его несколько раз арестовывали, но, к удивлению

425

мемуаристов, отпускали. Часть из них считает, что недремлющие органы не знали, кто он. Последнее опровергается свидетельскими показаниями. Я уже высказывался по этому поводу — мне кажется, что советская власть в 20-х годах до "кондиции еще не дошла": сумасшедших тогда не расстреливали. Во время скитаний Нилус два года прожил в Чернигове — с апреля 1926 по май 1928 г. (с перерывом в апреле-мае 1927 г., когда его в четвертый раз арестовали и перевезли в киевскую тюрьму, но, как и в прежние разы, вскоре выпустили)¹⁸. В Черниговском архиве, по моему разумению, должно было храниться его дело. Странно, что оно до сих пор не опубликовано и никто из писавших о Нилусе на него не ссылался. В первую очередь, это упрек издателям двухтомника "Неизвестный Нилус". Может быть, не ссылаются потому, что образ борца-мученика против всемирного еврейского заговора не вырисовывается? Кстати сказать, даже Григорий Васильевич Шварц, будущий обер-штурмбанфюрер СС Грегор Вильгельм Шварц-Бостунич, называл Нилуса кликушей¹⁹. Как бы то ни было, я хотел ознакомиться с делом Нилуса и обратился в Черниговский архив. Каково же было мое удивление, когда мне сообщили, что оно отсутствует. Кто и с какой целью его изъял, неизвестно. Мой черниговский корреспондент Семен Григорьевич Бельман (которому я приношу благодарность) "в качестве компенсации" выслал мне копии дел двух других Нилусов, находящихся в местном архиве.

Первое дело — штабс-капитана Богдана Богдановича Нилуса — начато 27 мая 1895 г. и закончено 17 августа 1896 г. (всего на 6 листах), весьма простое. Холостяк 62 лет, отставной офицер, не имея пенсии и проживая из милости в частном доме, просит вспомоществования. Чем закончилась его "эпопея", из дела неясно. Обращает внимание опросный лист, высланный из Высочайшей канцелярии: он мало чем отличается от анкеты, которую заполняли в отделе кадров в советские времена. Что же касается имени и отчества этого Нилуса, то можно предположить, что штабс-капитан приходится каким-то родственником Сергею Александровичу Нилусу. Напомню, что отчество деда было Богданович, равно как отчество генеральши Марии Булатовой, урожденной Нилус, жены генерал-лейтенанта и генерал-губернатора Сибири (1760-1825) и матери детей-декабристов²⁰. Имя Богдан, видимо, семейное — оно дважды встречалось у известных нам Нилусов (архитектора и финансиста).

Второе дело несравненно интереснее: некий еврей Борух Мордух Нилус, житель села Чернина Дукинской волости Остерского уезда, просит разрешить ему перебраться в какое-нибудь

426

соседнее село, так как произошедший 19 июня 1897 г. пожар уничтожил его дом и прочую недвижимость, вероятно, склад с лесом, которым он торговал, и бакалейную лавку²¹. Проситель — немолодой вдовец (возраст не указан), отец шести детей, не имеет приюта, так как в уцелевших от пожара домах живет по несколько семей. Борух Нилус писал, что не может переехать в город по материальным соображениям, а также из-за привычки жить в деревне, но имеет приглашение из соседних "обществ", знающих его не как "эксплуататора, как принято считать нас, евреев, а человека, живущего личным честным трудом". Крик отчаянья не был услышан. Черта оседлости не была упразднена для одного еврея, даже в пределах самой черты, ибо в правление Александра III началось наступление на те крохотные права еврейского меньшинства, которые оно обрело в предыдущее царствование. Прошение Боруха Мордуха "оставлено без удовлетворения, в силу закона 3 мая 1882 г., воспретившего евреям вновь селиться вне городов и местечек и Высочайшего повеления 29 декабря 1887 г., воспретившего евреям переход из одной сельской местности в другую". Кстати сказать, Черниговская губерния не была самым густо населенным местом черты оседлости, а Остерский уезд был вторым (из 15 уездов губернии) по площади — 4385,7 км², население которого, согласно переписи того же 1897 г., составляло 153 179 человек. Евреев в Черниговской губернии проживало всего лишь 5,1%²². Еврейские источники приводят весьма близкие данные, например, в Остерском уезде без г. Остера все население составляло 144 998 душ, в том числе евреев — 4 759, т. е. 3,5%, что меньше, чем в целом по губернии²³.

Дело закончилось тем, что с Нилуса потребовали две гербовые марки достоинством 80 копеек каждая и расписки в том, что он уведомлен об отказе в прошении (мера предосторожности на тот случай, если Борух Мордух все же куда-нибудь переселится и преследовать его можно будет не только на основании закона, но и расписки, лишавшей его возможности сослаться на неведение). Вот это дело.

Дело Боруха Нилуса

№ 229 (1001) Нилус Борух

ДЕЛО

Черниговского Губернского правления

По прошению еврея, проживающего в Чернине Остерского уезда, Боруха Мордуха Нилуса о разрешении ему перейти на жительство в соседний поселок с. Чернина.

2 отделение

3 стол

427

Началось сентября 11 дня 1897 года

Кончилось декабря 10 дня 1897 года

На 5 листах

(На оборотной стороне: Ф. 127. Оп. 5. Спр. 868, титульный аркуш.)

Канцелярия Черниговского губернатора [6 сен. 97] 10 сентября

Его Превосходительству

Господину Черниговскому Губернатору

Жителя Села Чернина, Жукинской Волости, Остерского уезда, Чернигов. Губер.

Мещанина Боруха

Мордуха Нилуса.

Прошение

Избрав местность своего Жительства с. Чернина, я в продолжении 24 лет, т. е. с 1873 года, проживаю там, уважаемый всем крестьянским населением, убедившимся, что, я, имев бакалейную торговлю для нужд населения и занимаясь торговлею сырым лесом, — не эксплоататор, как принято считать нас, евреев, а человек, живущий личным честным трудом.

19-го минувшего июня от пожара сгорело почти пол села, и в числе других построек и мои, так что я потерял дом, хозяйственные постройки и все находившееся в них мое недвижимое имущество, лишившись всех средств к существованию. Благодаря пожару я, человек старый и имею шесть детей сирот...* жена умерла, не имею, где приютиться в селе Чернине, ибо там и без того после пожара живет в каждом доме по несколько семейств и не имею также возможности, по отсутствию личных средств, выстроить новый дом. Все это лишает нас возможности избрать род занятий.

Ныне имея ввиду приглашения соседних обществ, знающих меня как человека честного, перейти на Жительство в их села, я имею честь обратиться к Вашему Превосходительству с всепокорнейшей просьбой разрешить мне по примеру (?) прочих и снисход к моему безвыходному положению перейти на жительство в один из соседних к селу Чернину населенных пунктов, дабы я и шестеро моих детей-сирот имели возможность хоть кое-как продолжать свое существование. При этом имею честь почтительнейше доложить Вашему Превосходительству, что жить в городе и по экономическим и по другим соображениям, мне, привыкшему к деревенскому образу жизни, будет не под силу.

Житель с. Чернина Остерского Уезда

Мещанин Борух Мордухов Нилус.

1897 года

Сентября 3 дня.

_______________

* Неразборчиво.

428

Вход. № 1798

1897 г.

М.В.Д.

Черниговское

Губернское правление.

______________

2 отделение

3 стол

_______________

29 Сентября 1897 года

Дел. № 229 1897 года.

30 Сентября 1897 года

Вице-Губернатор

Долгово Сабуров

Исполнено 8 октября

1897 года №3209

4 октября 1897 года

Губернатор Е. Андреевский

Предписать Остерскому Уездному Исправнику объявить под росписку, проживающему в селе Чернине, Остерского уезда мещанину еврею Бороху Мордухову Нилусу, что прошение его, поданное 6 Сентября 1897 г. Его Превосходительству, г. Губернатору, о разрешении ему с семейством перейти на жительство в одно из сел, прилегающих к селу Чернину, так как пожаром, бывшим в этом селе 19 июля сего года, уничтожено все его имущество, движимое и недвижимое, чрез что он и лишен возможности иметь в селе Чернине квартиру, потому что и без него, после пожара, живет в каждом доме этого села по несколько семейств, оставлено без удовлетворения, в силу закона 3 Мая 1882 года, воспретившего евреям вновь селиться вне городов и местечек, и Высочайшего повеления 29 декабря 1887 года, воспретившего евреям переход из одной сельской местности в другую; кроме сего, предписать исправнику взыскать с Нилуса две гербовые марки 80-ти коп. достоинства, каковые марки, вместе с роспискою, представить в Губернские Правления ниподчищают написано

429

Сентября 1897 г.

За Советника (подпись) Маркевич

Делопроизводитель (подпись)

2541

М.В.Д.

_____________

ОСТЕРСКОГО

Уездного

ИСПРАВНИКА

______________

30 ноября 1897 года

№ 6246 г. Остер

две гербовые 80 коп.

достоинства марки

2 отделение

3 стол.

229

_________

97

РАПОРТ

Расписку мещанина Боруха Мордухова Нилуса в объявлении ему предписания, от 8 октября текущего года за № 3209, а также и истребованная от него две 80 копеечного достоинства гербовые марки имею честь представить в Губернское правление. Исправник Дидевин (?)

На РАПОРТ наложена резолюция: "В Черниговское Губернское Правление. Рапорт... приобщить... Советник (подпись)

К делу приложена расписка Нилуса следующего содержания:

Ноября 20 дня. Я, нижеподписавшийся мещанин Борух Мордухов Нилус, даю эту расписку в том, что предписание Черниговского Губернского Правления от 8 октября за № 3204 об оставлении без удовлетворения ходатайства моего о разрешении с семейством переселиться на жительство в одно из сел, прилегающих к с. Чернину, объявлено в том и подписался. Борух Мордухов Нилус.

Пристав (подпись)

На следующем листе запись:

В этом деле перенумеровано (?) пять (5) листов. Верно потому. Делопроизводитель (подпись)

Имеется приложение:

Опись принадлежащих к сему делу бумаг.

№. От кого, за каким числом и нумером вступили бумаги. На которой странице каждая бумага находится.

430

1. Прошение Нилуса. 1

2. Резолюция Губернатора. 2-3

3. Остер. 4-5

Верно потому.

Делопроизводитель (подпись)

Так и остался Борух Мордухов Нилус бедствовать в своем селе. Но на этом не хочется расставаться со "шведскими" выходцами, ибо среди них были соплеменники несчастного Боруха Мордуха Нилуса.

Один из них актер Малого оперного театра Осип Андреевич Правдин (1847-1921). Современник писал о нем как о редкой индивидуальности: «По крови еврей, Иосиф Трайлебен, он видоизменил свою фамилию на русскую, сообщил окружающим, что он швед по происхождению, блестяще этим языком владел, но за его спиной наивно злословили, что Правдин имеет предком одного из пленных после Полтавского боя, где Петр I разбил шведа Карла XII, и что будто бы этот предок остался жить по капризу судьбы в черте оседлости для русских евреев. Человек блестяще образованный, владеющий в совершенстве многими иностранными языками, высоко культурный, Правдин может быть назван "европейцем" Малого театра. Европеизм сказывался у него во всем: в работе, в продуманности, деталях техники... Швед или "полтавец", он сроднился с Москвой, жить и дышать без нее не мог...»²⁴

Другой, не менее интересный "швед" — министр иностранных дел Николай Карлович Гирс (1820-1895). Энциклопедия Брокгауза и Ефрона сообщает, что Гирсы — старинный дворянский род шведского происхождения, поселившийся в России во второй половине XVIII в. и записанный во II части родословной книги Санкт-Петербургской губернии. Но это, кажется, выдуманная история. Фамилия Гире происходит от немецкого Hirsch (вспомним лейб-медика Николая II еврея Г.И. Гирша). И министр иностранных дел России, и его брат, крупный администратор и участник "великих реформ", Александр Карлович (1815-1880) тоже были евреями. Обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, равно как и государственный секретарь А.А. Половцев, Гирса в переписке иначе, чем жидом, не называли. Половцев — Победоносцеву: "Гире от меня, как чорт от ладану, потому что не скрываю свое мнение, что для России постыдно иметь министром такого бездарного и трусливого жидка"²⁵. "Трусость" Гирса заключалась в том, что он был против военного столкновения с Англией. Все-таки интересные были эти выходцы из Швеции!..

431

Особняком от этих "шведов" стоит знаменитый писатель, поэт, драматург, директор императорского театра Александр Петрович Сумароков (1717-1777). Согласно старинным родословным, он происходил от некоего Левиса, прибывшего из Швеции к вел. князю Василию Дмитриевичу и принявшего крещение с именем Иуды... Легко предположить происхождение фамилии Левис. Во время литературных распрей Сумароков любил кичиться своей родовитостью²⁶.

Однако вернемся к нашему главному герою. Апологеты С.А. Нилуса обычно говорят о его духовном прозрении, произошедшем в середине 90-х годов XIX в., о том же говорил он сам, человек левых убеждений, до этого самого прозрения вполне индифферентный к религии. С тем, что прозрел, похоже, все соглашаются. Грегор Шварц-Бостунич утверждал, что в молодости Нилус был соблазнен и посвящен в масонство... знаменитым "отцом сионизма" Теодором Герцлем²⁷. Правда, защитники чистоты риз это начисто отрицают и правильно делают: зачем сионисту "соблазнять" православную душу?.. Я не пытался доказать наличие родственных связей Сергея Александровича Нилуса с Борухом Мордухом Нилусом. Национальность и фамилия определяются не только фактом рождения в той или иной среде, но и самоопределяются индивидуумом, зачастую склонным слагать мифы — простительная человеческая слабость...

Как известно, издание "Протоколов сионских мудрецов" С.А. Нилусом сопровождалось географической картой в виде символического змея, охватившего всю Европу. Выскажу догадку о происхождении этой карты. Будучи психически больным человеком, страдая манией преследования, С.А. Нилус обладал могучим воображением и ассоциативной памятью. В данном случае эта память подсказала ему карту завоеваний норманнов. Обычно на несущей части кораблей викингов (морские волки, морские кони) изображали дракона, голову дракона или фантастического зверя. По-английски такой корабль назывался "Drake", старинная скандинавская галера с "драконом на носу", как любезно объясняет англо-русский словарь (по-шведски — drakskepp, по-французски — drakkar). Взгляните на карту походов викингов: они огибают всю Европу — от Балтийского до Средиземного моря. Норманны преодолевали огромные пространства по водным артериям Европы: Англия, Нормандия, Франция, Испания, Сицилия, сквозной путь из варяг в греки, вплоть до Константинополя и Иерусалима. Их дружины не раз совершали

432

вооруженные паломничества в Святую землю. Это были репетиции будущих крестовых походов, которые состоялись благодаря союзу норманнов и папы... Им же принадлежала идея будущего захвата схизматической Византии и Константинополя. Изображение на старинных картах маршрутов норманнских завоеваний и подсказало Нилусу создать своего "символического змея", "объятья" которого идентичны варяжским завоеваниям. Не забудем, что род Нилусов происходит от шведского военнопленного петровского времени. Нилус свою генеалогию знал и гордился ею. Возможно, "Мировой змей" из "Младшей Эдды" исландского прозаика и поэта Снорри Стурлусона, включающей обзор языческих мифов, Змей Горыныч из русской сказки и Георгий Победоносец слились в воображении Нилуса в единый образ "символического змея". Лихие подвиги Георгия Победоносца предание описывает так:

Встарь, во время оно,

В сказочном краю

Пробирался конный

Степью по репью.

Он спешил на сечу...

..............................

И увидел конный,

И приник к копью,

Голову дракона,

Хвост и чешую.

Пламенем из зева

Рассевал он свет...

Туловище змея,

Как концом бича,

Поводило шеей...

Этот христианский мотив неоднократно повторялся в живописи и поэзии.

Может быть, наиболее интересный вариант предложил Михаил Кузмин в кантате "Святой Георгий", где миф о Персее переплетается с христианской легендой о чуде Георгия Победоносца и где есть жуткое описание гада:

Мерзкий

выползок бездны на плоской мели,

Мирней

свернувшейся рыбы

блестит в полумраке чешучитой глыбой

змей...

433

Сонная слюна

медленным ядом

синеет меж редких зубов.

Мягким сетчатым задом

подымая бескостный хребет,

ползет ... к обреченной невесте...

.................................................

Мягко на грудь вскочила жаба,

Лягушечье-нежная гада лапа...²⁸

Совершенно дивно вплел в свой рассказ "Поединок, подмосковная легенда" этот миф Вс. Иванов. Исходный пункт зарождения этой великолепной легенды — Палестина. Неподалеку от Лода показывают гробницу св. Георгия. Но возможно, что предместье Иерусалима было его родиной, во всяком случае жители Бейт-Джаллы (по-еврейски Гило на горе Гило; здесь когда-то размещалась учительская семинария для девочек Русского Палестинского общества) убеждены в этом: на воротах деревушки изображен Георгий Победоносец с копьем, поражающий змея. Бывший настоятель Крестового (Грузинского) монастыря в Иерусалиме отец Серафим также убежден, что исторический св. Георгий — еврей (равно как его тетка св. Нина, дочь Звулона, крестительница Грузии). Отец Серафим недоумевал по поводу невежества членов общества "Память", избравших Георгия своей эмблемой...

Конечно, мистический змей не был изобретением С.А. Нилуса. До него он появлялся в книгах И.И. Лютостантского, позже у Шмакова, затем, после Первой мировой войны, у Г. В. Шварц-Бостунича в книге "Масонство и русская революция" (Новый Сад, 1922). Но очевидно, что источник мистического змия новейшего времени все тот же — библейский рассказ о нечистых гадах (Второзаконие, 14:19). Множество мифических средневековых разновидностей гадов стали символами тех или иных злых сил. Так сказочная ехидна (vipera), которую изображают с женским лицом и телом крокодила, символизируют фарисейство. Злобный гад Аспид, затыкающий себе уши и рот в припадке гнева, Отцам церкви напоминает евреев и т. д. Восточный дракон — всегда символ греха. Почерпнутые из библейских рассказов языческие образы Химеры, Пегаса, Кентавра, Грифа были заменены в христианском мире восточной символикой. Летающие гады считаются нечистыми, свидетельством чего является образ василиска — змеиноподобного ящера, обладающего чудовищной силой и ужасающим безобразием, яд его челюстей и глаз заражает

434

воздух, убивает все живое — людей, птиц, животных, уничтожает природу. Его изображение в Толковых лицевых Псалтирях, безусловно, оказало влияние на создателей образа Кощея Бессмертного²⁹.

Образу змея, даже вне христианской мифологии и связи с Георгием Победоносцем, посвящено множество стихов русских поэтов, например Якова Полонского. У И.А. Бунина змея по-женски обольстительна:

Зашелестела тонкая трава,

Струею темной побежала —

И вдруг взвилась и смотрит цифра 2,

Как волосок, трепещет жало...

Исчадие, проклятое в раю,

Какое наслаждение расплющить

Головку копьевидную твою,

Твой лик раскосый и зовущий!³⁰

25.VIII.17

Но даже в этом стихотворении незримо присутствует оружие Георгия — копьевидная головка змеи...

Примечания

¹ Возможно, кого-то коробит это сравнение, но в иные времена мы могли прочесть следующее: «По распространению на множестве языков, влиянию и эффекту Манифест можно сравнить с Библией, "Сионскими протоколами" и гитлеровской "Моей борьбой". Другие, составившие эпоху манифесты, — "Общественный договор" Жан-Жака Руссо или в "В чем моя вера?" Толстого, — потрясали умы и души духовной элиты. "Коммунистический Манифест" сумел дойти до масс" (Вишняк М. Демократы всех стран, соединяйтесь // За Свободу. Нью-Йорк, 1941. Июнь-июль. № 2/3. С. 33). Понятно, Европа была покорена Гитлером и немецкие войска стояли под Москвой — время Апокалипсиса... но в любом случае этот ряд потрясает!

² Цит. по: Неизвестный Нилус: В 2 т. М., 1995. Т. 2. С. 211.

³ См.: Аксаков И.С. Письма к родным, 1844-1849. М., 1988. С. 185, 186, 195, 205, 209, 538, 607; см. также: Неизвестный Нилус. Т. 1. С. 379-380.

⁴ Унбегаун Б.О. Русские фамилии. М., 1995. С. 52, 192; см. также: Мифологический словарь. М., 1965. С. 163-164.

⁵ Еврейская трибуна. 1921. 14 мая. № 12. С. 2.

⁶ См.: Неизвестный Нилус. Т. 2. С. 491. Примеч. В этом примечании ска-

435

зано, что надпись на фамильной иконе матери С. А. Нилуса подтверждает ее родство со Скуратовыми.

⁷ См.: Чебышев Н.Н. Близкая даль. Париж, 1933. С. 97.

⁸ См.: А.А. Нилус // Военная энциклопедия. СПб., 1914. Т. 16. С. 639; см. также: Неизвестный Нилус. Т. 1. С. 379. Коммент.

⁹ Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1891. Ч. 1. С. 41, 53, 61, 201.

¹⁰ См.: Бунин и Нилус / Сообщение И.Д. Бажинова // Литературное наследство. М., 1973. Т. 84: Иван Бунин. Кн. 2. С. 424-435.

¹¹ Между прочим, сам Сергей Александрович очень неплохо рисовал, см.: Нилус С. На берегу Божьей реки: Записки православного. Изд. Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 1991. Ч. 1. С. 205.

¹² Бостунич Гр. Правда о Сионских Протоколах. Митровица (Сремская), 1921. С. 12.

¹³ И.Е. Репин — А.И. Куприну, 24 августа 1924 г. // Куприна К.А. Куприн — мой отец. М., 1979. С. 181.

¹⁴ Русские писатели, 1800-1917. М.; СПб., 1999. Т. 4. С. 333. Автор статьи о П.А. Нилусе А.А. Кеда.

¹⁵ Бунин И.А. Собр. соч.: В 9 т. М., 1965-1967. Т. 9. С. 476.

¹⁶ Цит. по: Устами Бунина: Дневник Ивана Алексеевича и Веры Николаевны. Франкфурт-на-Майне, 1981. Т. 1. С. 61.

¹⁷ Куприна К.А. Указ. соч. С. 161.

18 Основные даты жизни и творчества Сергея Александровича Нилуса // Нилус С.А. Жизнеописание. М., 1995. С. 266.

¹⁹ Бостунич Гр. Масонство в своей сущности и проявлениях. Белград, 1928. С. 250. Примеч. 6. Кстати сказать, Бостунич обвинял С. Нилуса в оккультной необразованности.

²⁰ РБС. СПб., 1908. Т. 3. С. 456.

²¹ Пожары — одно из самых страшных бедствий императорской России. Евреев неоднократно обвиняли в поджогах якобы с целью получения компенсации. Одно из наиболее известных дел, имевших международную огласку, — пожары в Минске в 1865 г., во времена наместничества генерала К.П. Кауфмана, когда в течение двух дней сгорели 147 домов. Евреев огульно обвинили в поджогах. В итоге лишь один из них был осужден. Спустя несколько десятилетий в том же Минске двух евреев снова обвинили в поджогах. Суть "пожарной" проблемы объяснил знаменитый химик В.Н. Ипатьев, бывший по этому делу экспертом: «В Минск мне пришлось ездить три раза. Но эти поездки не пропали для меня даром, так как за это время я изучил все обстоятельства дела и пришел к убеждению, что никакого умышленного поджога здесь не было, а что ведется сильная травля со стороны организаций, вроде "Союза русского народа", которые стараются при всяком удобном случае возбудить общественное мнение против евреев» (Ипатьев В.Н. Жизнь одного химика: Воспоминания. Нью-Йорк, 1945. Т. 1: 1867-1917.

436

С. 371). В данном случае — имеется лишь предвзятость чиновников к делу, но им не пришлось переходить рамок российского закона. Однако и предвзятость зиждилась на фактах: Черниговская губерния занимала в России 3-е место по поджогам: 28,2% всех пожаров падало на злоумышленников (см.: Пожары // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1898. Т. XXIV. С. 157).

²² См.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1903. Т. XXXVIIIa. С. 594.

²³ Еврейская энциклопедия, 1908-1912. Т. XV. Стлб. 853-854.

²⁴ Нелидов A.И. Театральная Москва: (Сорок лет Московских театров). Берлин; Рига, 1931. С. 206, 208.

²⁵ См.: К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Письма и записки. М.; Пг., 1923. Т. 1, п/т. 2. С. 843; см. также: Палеолог С.Н. Около власти. Белград. [1929?]. С. 21; Шмаков А.С. Международное тайное правительство. М., 1912. С. 523.

²⁶ Либрович С.Ф. Не русская кровь в русских писателях. СПб., 1907.

²⁷ См.: Бостунич Гр. Правда о Сионских протоколах. С. 11; Он же. Масонство и русская революция. Новый Сад, 1922. С. 41. Примеч. Вообще апологеты С. Нилуса создают одну легенду за другой. Так, в данном случае Теодор Герцль играет роль злого Аримана, а его антиподом Ормуздом выступает Иоанн Кронштадтский, спасший заблудшую душу. Документальных свидетельств близости и благоволения Иоанна Кронштадтского к Нилусу нет, зато есть веские доказательства отрицательного отношения к нему таких известных и уважаемых иерархов, как митрополит Антоний (Храповицкий), митрополит Евлогий и отец Павел Флоренский (см., например: Мит. Евлогий. Путь моей жизни: Воспоминания. Париж, 1947. С. 143-144).

²⁸ Кузмин М. Стихи и проза. М„ 1989. С. 99-101.

²⁹ См.: Кондаков Н.П. Очерки и заметки по истории средневекового искусства и культуры. Прага, 1929. С. 110-Ш, 158-159.

³⁰ Бунин И. Собр. соч. М., 1965. Т. 1. С. 440.

437

Русские евреи на фронтах Первой мировой войны

В мою задачу не входит анализировать в целом положение евреев во время Первой мировой войны. Эти вопросы достаточно освещены как в справочной, так и в научной литературе. Я буду лишь вскользь касаться таких фактов, как погромы и переселения сотен тысяч человек из прифронтовой полосы, подробнее — о моральном климате в стране в то время. Оговорюсь сразу: у меня слишком мало данных, чтобы делать какие-нибудь статистические выводы.

Никаких точных данных об участии евреев в Первой мировой войне нет. Конечно, среди генералов были выкресты, но они составляли в лучшем случае несколько десятков человек. В предыдущей книге я рассказал лишь о некоторых*. Пожалуй, одним из самых выдающихся был генерал-адъютант Николай Иудович Иванов (1851-1919), главнокомандующий Юго-Западным фронтом, родом из семьи кантониста¹. Интересную версию приводит состоявший при нем во время войны полковник B.C. Стеллецкий: генерал был сыном ссыльно-каторжного и носил другую фамилию². Одно время, а именно после взятия Львова, генерал-адъютант Иванов слыл народным героем. За командование Юго-Западным фронтом он был награжден орденом св. Владимира I степени с мечами и Александра Невского с бриллиантами.

В своей относительно недавней статье (1994) майор И.В. Образцов привел краткий и неполный список евреев-генералов (выкрестов), служивших в армии до и во время Первой мировой войны: М.В. Грулев**; генерал-майор Сергей Владимирович Цейль (1868-1915), окончил Академию Генерального штаба, командовал пехотной дивизией; Александр Александрович Адрианов (1861-?), окончил Александровскую военно-юридическую академию, московский градоначальник (1908-1912). Несколько

_________________

* См.: Дудаков С.Ю Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России. М., 2000. Очерк 4. С. 255-266.

** Подробнее о нем см. на с. 411.

438

наивно, по-антисемитски трактует Образцов религиозный вопрос: "Если бы евреи не придерживались Талмуда в дополнение к своей вере, то они могли поступить в офицеры. Талмуд же исключал эту возможность. В Своде военных постановлений (кодекс законов о войске) предписания о порядке принесения присяги новобранцами были дополнены приложением, гласившим, что за еврейским раввином, читающим солдатам-евреям текст присяги, надо внимательно наблюдать, чтобы он не кашлянул или не сплюнул, потому что, согласно Талмуду, такое действие аннулирует присягу. Раз мораль еврея-талмудиста руководствовалась такими и им подобными трюками, то невозможно было ему доверить выполнение обязанностей офицера, требующих весьма высоких моральных качеств"³. Талмудистам противопоставлен иудаист-караим Александр Павлович Хануков, окончивший Академию Генерального штаба и в 1916 г. бывший начальником 41-го армейского корпуса, одним словом, сделавший успешную карьеру.

Интересно было бы узнать, велось ли наблюдение за раввинами в армиях других стран, дабы они не сумели аннулировать присяги? Например, во время присяги военного министра Италии, некрещеного еврея, генерала Джузеппе Оттоленги (1838-1904)? Что же касается "высоких моральных качеств" русского офицерства, то интересующихся отсылаю к повестям А.И. Куприна "Поединок" и Е.И. Замятина "На куличках". Крещеных евреев-генералов в русской армии во всех родах войск было намного больше, чем принято считать. Лидер белого движения Антон Иванович Деникин писал: "Совершенно закрыт был доступ к офицерскому званию лицам иудейского вероисповедания. Но в офицерском корпусе состояли офицеры и генералы, принявшие христианство до службы и прошедшие затем военные школы. Из моего и двух смежных выпусков Академии Генерального штаба я знал лично семь офицеров еврейского происхождения, из которых шесть ко времени войны достигли генеральского чина. Проходили они службу нормально, не подвергаясь никаким стеснениям служебным или неприятностям общественного характера"⁴. Последнее утверждение не совсем верно: судя по воспоминаниям генерала Грулева, он был вынужден уйти в отставку из-за антисемитских интриг великого князя Николая Николаевича. Деникин писал воспоминания после Гражданской войны, вероятно, забыв к этому времени и о погромах в белой армии, которые он, по собственному признанию, не мог остановить, и о положении офицеров-евреев (их в его армии было несколько десятков), которым — случалось и такое — сослуживцы стреляли в спину. Этих фактов он отрицать не мог⁵.

439

К списку Образцова можно добавить имя генерала от инфантерии Платона Александровича Гейсмана (1853-1919), командующего 16-м армейским корпусом, с которым в начале войны он отправился на фронт. Известен как крупный военный историк и писатель. Окончил с золотой медалью Кишиневскую гимназию, затем 2-е военное Константиновское училище. В качестве добровольца воевал на стороне Сербии против Турции, участник русско-турецкой войны. Награжден орденами св. Анны IV степени "За храбрость" и св. Станислава III степени с мечами и бантом. После войны окончил Николаевскую академию по первому разряду и был переведен в Генеральный штаб. В 1882 г. защитил диссертацию. С 1892 г. экстраординарный, а с 1894 г. ординарный профессор. Автор многочисленных военно-исторических трудов. Слушателями Академии именовался "Гершко". Принял советскую власть; в звании приват-доцента служил в Петербургском университете и был сотрудником Государственного архива.

В книге воспоминаний генерала Александра Александровича Самойло (1869-1963) "Две жизни" есть любопытное, хотя и косвенное, упоминание имени Гейсмана. Во время Брест-Литовских переговоров весной 1918 г. между А.А. Самойло и начальником штаба Восточного фронта немецким генералом Максом Гофманом, кстати сказать, хорошо говорившим по-русски, произошел обмен мнениями по поводу возможности "рационального" ведения войн. Самойло сослался на "принцип Гейсмана", согласно которому оправданны лишь целесообразные с точки зрения политики и стратегии и планообразные с точки зрения тактики бои. «"А что, Гейсман был немец?" — не без внутреннего удовольствия спросил меня Гофман, несомненно предполагая, что дельные мысли могут родиться только в немецкой голове»⁶. Вероятно, Самойло тоже не без удовольствия поведал Гофману горькую для немца правду: увы, еврей.

Тот же А.А. Самойло довольно подробно рассказал о подполковнике Абрамовиче (его инициалы он, к сожалению, не указал). Выпускник Киевского университета, Абрамович с отличием окончил Михайловское артиллерийское училище и академию, став выдающимся специалистом в своей области. С ним считались генерал М.И. Драгомиров и военный министр В.А. Сухомлинов. В отличие от Драгомирова Абрамович был сторонником так называемой щитовой артиллерии, сполна оправдавшей себя на полях сражений Первой мировой⁷.

В Военной энциклопедии Сытина есть данные о генерал-майоре Сергее Семеновиче Абрамовиче-Барановском (1866-после 1931). Окончил в Москве Кадетский корпус и Павловское

440

военное училище, затем был произведен в офицеры и отправлен в Кронштадскую крепостную артиллерию; в 1893 г. окончил по первому разряду курс Александровской военно-юридической академии. В 1897 г. защитил диссертацию и был назначен в эту академию профессором. В 1909 г. получил звание генерал-майора. Автор многочисленных трудов по военному судопроизводству. Принял советскую власть, работал в библиотеке Академии наук СССР. В 1928 г. был арестован по так называемому делу академиков и осужден 10 февраля 1931 г. тройкой на 10 лет лишения свободы. Реабилитирован посмертно. Год смерти не установлен⁸.

В одном из журналов времен Первой мировой войны я обнаружил следующую заметку". "Недавно отправился на театр военных действий в качестве добровольца 62-летний полковник С. Бернштейн, сын еврейских родителей". Ребенком он был взят в кантонисты и участвовал в Турецкой кампании 1877-1878 гг., отличился в бою и был произведен в офицеры. Бернштейн участвовал также в качестве добровольца в русско-японской войне; вышел в отставку в чине полковника и поселился в Вильне, где организовал "белорусский музыкально-драматический кружок и вообще является одним из пионеров современного белорусского возрождения. По роду оружия Бернштейн — кавалерист"⁹. (Прочитав эту заметку, я возгордился, так как одним из основателей белорусского литературного языка считается Змитрок Бядуля (Самуил Ефимович Плавник, 1886-1941). Другой еврей, Михаил Иосифович Гузиков (1806/9-1837), уроженец Шклова, смастерил новый музыкальный инструмент — ксилофон на основе белорусской цимбалы с деревянными и соломенными пластинками. Он восхищал своей игрой. "Паганини на инструменте из дерева и соломы" — так прозвали его современники.)

Начальником Генерального штаба в первый период войны был перешедший в православие поляк Н.Н. Янушкевич. Дабы восполнить огромные потери офицерского состава, он предложил правительству следующий проект: православных студентов высших учебных заведений посылать в военные училища, а евреев — рядовыми в окопы. По этому поводу известный адвокат О. Грузенберг обратился к очередному военному министру генералу А.А. Поливанову, который признал недопустимость столь унизительного неравенства и категорически заявил: "Военное министерство... не одобрит подобного законопроекта: или новые категории студентов-евреев пройдут, наравне с товарищами своими, христианами, через офицерские курсы, или вовсе не будут призваны. Разве что закон этот издаст Ставка помимо меня"¹⁰.

441

Главнокомандующий армией генерал А.А. Брусилов занимал в чем-то сходную позицию. Вероятно, не случайно и он, и Поливанов — оба признали новую власть и стали ей служить. Брусилов считал, что большинство евреев были посредственными солдатами (весьма распространенное мнение, что называется "общее место". «Я нежно люблю анекдот про еврея, который, попав на позиции, первым делом спросил: "А где здесь плен?"» — писал Анатолий Мариенгоф¹¹). Однако тот же Брусилов в своих воспоминаниях описал два типичных случая вопиющей несправедливости по отношению к солдатам-евреям. Первый — это когда лучшему разведчику дивизии некрещеному еврею не присвоили звания младшего офицера, так как занимать офицерские должности евреям было запрещено. Брусилов расцеловал его перед строем, вручил Георгиевский крест I степени (разведчик был полный Георгиевский кавалер) и в нарушение закона присвоил звание подпрапорщика. Второй случай еще более неприглядный. Прапорщик православного вероисповедания должен был получить за храбрость орден св. Владимира IV степени с мечами и бантом. Когда выяснилось, что он "коренной" еврей, оказалось, что вместо награды его ждет разжалование. Брусилов встал на его защиту и заявил командиру корпуса, что в случае огласки дела вину возьмет на себя. "Из этих двух примеров видно, — писал Брусилов, — что евреям в сущности не из-за чего было распинаться за родину, которая для них была мачехой. А потому на них как на солдат я не был в претензии... в боевом отношении требуется строгая справедливость, а тут они играли роль париев"¹². Эта филиппика, как и ряд ей подобных, в советском издании, разумеется, отсутствует.

А вот весьма драматичное свидетельство А.И. Деникина: «По должности командира полка в течение четырех лет мне приходилось много раз бывать членом Волынского губернского присутствия по переосвидетельствованию призываемых на военную службу. Перед моими глазами проходили сотни изуродованных человеческих тел, главным образом евреев. Это были люди темные, наивные, слишком примитивно симулирующие свою немочь, спасавшую от воинской повинности. Было их жалко и досадно. Так калечили себя люди по всей черте еврейской оседлости. Ряд судебных дел в разных городах нарисовал мрачную картину самоувечья и обнаружил существование широко распространенного института подпольных "докторов", которые практиковали на своих пациентах отрезывание пальцев на ногах, прокалывание барабанной перепонки, острое воспаление века, грыжи, вырывание всех зубов, даже вывихи бедренных

442

костей...»¹³ Бессмысленно оспаривать эти факты. Лучше проанализировать причины, их породившие. Служба представлялась новобранцам хуже любого увечья. Деникин же считал, что не может служба так страшить людей. Вероятно, сословная ограниченность мешала ему видеть то, что творилось в казармах. Народ по поводу службы, точнее, по поводу нежелания служить, слагал частушки. Вот пример такого фольклора:

Деревенски мужики

Право слово дураки:

Пальцы режут, зубы рвут

В службу царскую

Нейдут!¹⁴

Далее А. И. Деникин упоминает командира 5-й дивизии генерала Перекрестова, "человека не узкого и не формалиста", предок которого был еврей-выкрест¹⁵.

Евреи и армия — вопрос болезненный. О еврейской трусости, неспособности к службе сложено немало легенд. Сошлюсь на рассказ Н. Лескова "Жидовская кувырколлегия", начало которого сразу захватывает: "Дело было на святках после больших еврейских погромов". Далее — разговор: что делать с евреями? Кто-то предложил использовать их на войне: "...чем нам лить на полях битвы русскую кровь, гораздо бы лучше поливать землю кровью жидовскою". С этим согласились многие участники разговора, но возникла проблема: как заставить трусливое племя воевать? Рассказ страшен и смешон. Страшен в той части, где повествуется о насильственной мобилизации евреев во времена Николая I. Ни подкупы высших чинов, ни попытки сказаться негодным по здоровью — ничто не помогало. Один из персонажей Лескова поведал о необыкновенной хитрости простого солдатика Семена Мамашкина, который нашел действенный способ заставить евреев стрелять, а не падать от ужаса на землю. Его предшественники — поляк и немец — беспощадно пороли и мордовали несчастных, но цели этим не достигали: после выстрела у "жидов" начинался "падеж", причем Мамашкин был уверен, что падают евреи не от страха, а из нежелания служить царю и отечеству. Посему предложил он стрельбище устроить на лодках: "иудино племя" плавать не умело — результат был достигнут без "всякого бойла", одним словом, "герой" Мамашкин, заставив евреев стрелять, избежал наказания — не получив 200 палок в "спинной календарь"¹⁶.

Рассказ очень обидный, напоминает антисемитский анекдот. Особенно обидный для евреев-современников Лескова, которые

443

долго не могли простить ему грехов молодости. Теперь я воспринимаю этот рассказ проще, спокойнее. Отец-командир, от лица которого он ведется, даже по меркам того времени — мерзавец, поляк и немец, изуверствующие с позволения начальства, тоже. Вообще в рассказе есть некий резон... Другие рассказы Лескова, скажем, о православной притче "Епархиальный суд" и прочие, вполне могли пригодиться Емельяну Ярославскому для "Воинствующего безбожника" в качестве антиклерикальной пропаганды. Тот же А.И. Деникин, оценивая контингент евреев-новобранцев, констатировал, что они как жители сугубо городские физически слабо развиты. Плохое знание ими русского языка также создавало разного рода трудности. Деникин считал, что "угнетение евреев" привнесено в казарму извне, из народного быта, и не является порождением военной системы¹⁷.

А вот пример из другой войны, описанный А. Гайдаром в рассказе "Мост". В 1941 г. туркмен Бекетов был призван в армию. Его, не мудрствуя лукаво, определили в разведку; во время боевого задания он отстал. То же повторилось и в другой раз. Решили, что он трус, и ему грозил трибунал. К счастью, опытный комиссар понял, в чем дело. Бекетов вырос в бескрайних песках Средней Азии и никогда ранее не видел леса и совсем в нем не ориентировался. Он получил другое назначение, более соответствующее его навыкам. Безусловно, туркмен еле говорил по-русски (о чем Гайдар не упомянул), что усугубляло его беспомощность в разведке. Если бы к евреям в царской армии относились так, как комиссар к туркмену в рассказе, результаты были бы иные...

Понятно, что евреев, оказавшихся на территории России после нескольких разделов Польши, никто не спрашивал, хотят ли они быть подданными империи, как, впрочем, не спрашивали и другие национальные меньшинства. Очевидно, что уничтожение государственности Речи Посполитой и насильственный брак с империей был для поляков трагедией. Этой трагедии Евдокия Ростопчина посвятила в 1845 г. балладу-аллегорию "Насильный брак":

Старый барон

Всё не покорна мне она,

Моя мятежная жена!

Ее я призрел сиротою,

И разоренной взял ее

И дал с державною рукою

Ей покровительство мое...

444

Несметной стражей окружил,

И враг ее чтоб не сманил,

Я сам над ней стою с булатом...

Но недовольна и грустна

Неблагодарная жена

Я знаю, жалобой, наветом

Она везде меня клеймит;

Я знаю, перед целым светом

Она клянет мой кров и щит,

И косо смотрит исподлобья,

И, повторяя клятвы ложь,

Готовит козни, точит нож...

Понятно негодование Николая Павловича, усмотревшего в этих стихах намек на свои отношения с Польшей. "Неверная" жена прибегает к западному общественному мнению, использует в целях самозащиты коварство, интриги, клятвопреступления и прочее, но не только: защищаясь, она выдвигает и "демократические" аргументы:

Раба ли я или подруга —

То знает Бог! Я ль избрала

Себе жестокого супруга?

Сама ли клятву я дала?..

..........................................

Он говорить мне запрещает

На языке моем родном,

Знаменоваться мне мешает

Моим наследственным гербом;

Не смею перед ним гордиться

Старинным именем моим

И предков храмом вековым,

Как предки славные молиться:

Иной устав принуждена

Принять несчастная жена.

Послал он в ссылку, в заточенье

Всех верных, лучших слуг моих;

Меня же предал притесненью

Рабов лазутчиков своих...¹⁸

Большинство подобных упреков могли адресовать своим обидчикам евреи. Все притеснения, которым они подвергались, многократно превзошли польские. И, как многие считали, самой тяжкой "гзейрос" (напастью) для еврейства, кроме черты оседло-

445

сти, была армейская служба. Правые неоднократно обвиняли евреев в том, что они "отлынивают" от службы. Однако правые явно преувеличивали. Общие недоборы призывников в 70-х годах XIX в. были значительными: в 1874 г. — 1542 новобранца, в 1876 г. — 1952, в 1879 г. — всего 950. Как правило, это были немцы-переселенцы или евреи. Последние, не желая служить, эмигрировали. Набор 1874 г. составлял 724 648, а 1879 г. — 759 188 человек. Процент недобора был невелик, а значит, ущерб государству — минимален. Но Россия удивительная страна. Тот же бесстрастный источник сообщает, что призыву в армию подлежали... скопцы!¹⁹

Книгу М.Л. Усова "Евреи в армии" (СПб., 1911) правые того времени называли не иначе как апологией, другую — анонимное издание "Война и евреи" (СПб., 1912) — тенденциозной. И ту и другую книгу не любят цитировать, но если иногда цитируют, то "опускают неудобные факты". Я же предпочел труд полковника Генерального штаба А.Ф. Риттиха, на который буду далее ссылаться. Написанный по следам военной реформы Д.А. Милютина (т. е. после 1 января 1874 г., когда последовал Высочайший указ о всеобщей воинской повинности), труд этот по тем временам считался сугубо научным. Автор был не только военным специалистом, но и членом Императорского Географического общества. Статистические данные относительно мужского населения империи приведены им "по расам": арийская, в которую он включил всех славян и прочих европейцев, кавказская, урало-алтайская, туранская и семитическая — 1 262 170 евреев и 1 616 караимов (из них 20-летних, т. е. призывного возраста евреев, — 24 233).

Риттих так характеризует "весьма способную, но отчужденную от русского народа собственными религиозными учреждениями и особенным влечением к торговле и денежным оборотам семитическую ветвь" с точки зрения ее пригодности в армии (по Риттиху, армия не что иное, как большое хозяйство, в котором можно максимально использовать природные наклонности всех народностей): "Евреи, — хорошо знакомы русской армии, пополняя ее ряды с давних пор, и потому на этот важный контингент, одинаково полезный и вредный, нельзя не обратить должного внимания при введении всеобщей воинской повинности. Они живут в России со времен крестовых походов, переселившись с берегов Рейна сначала в Польшу. Вместе с движением последней к востоку евреи появились в Литве, потом в Белорусском крае, в Украине, Малороссии и Курляндии. Затем они двинулись к Риге; в XVIII столетии они водворились в Новороссийском крае. В последнее время их поселилось довольно как

446

в Петербурге, так и в Москве и почти во всех губернских городах, а также по направлению железных дорог, от Динабурга и Брест-Литовска на север и юг, так что теперь евреи, дойдя до Волги, очутились уже в Перми, Екатеринбурге, Уфе и Оренбурге". И далее: "...евреи, живущие во всей южной России и Малороссии, весьма здорового и хорошего телосложения. В Киевской и Подольской губерниях они, кроме того, искусны и проворны; в Привислинском крае красивы и ловки; в Северо-западном крае евреи довольно слабого сложения, не искусны, но от природы одарены способностями. Их воздержанность в пище весьма замечательна и доходит в некоторых случаях до баснословных лишений.

Главнейшее занятие евреев составляет торговля, в самых разнообразных видах, но, кроме того, многие из них занимаются весьма удачно разными ремеслами, каковы, например: часовщики, граверы, золотых дел мастера, портные, сапожники, шапошники, маляры, столяры, медники, кузнецы, позументщики, каретники и горшечники.

К отличительным чертам еврейского населения относится еще то, что все они, без исключения, говорят на нескольких языках: еврейском, еврейско-немецком, немецком, польском, русском, румынском и малороссийском". Далее приводится статистика по губерниям. В некоторых местах (г. Чаусы, например) евреев абсолютное большинство, что следует учитывать при наборе. Наиболее пригодный (здоровый) "контингент для войска" проживает в Курляндской губернии, Привислинском и Юго-западном краях. Здесь много ремесленников, что, вероятно, по мысли автора, можно использовать в армии. Вывод: "В общей же сложности народ этот как неполитический мало привязан к военной службе и потому, как вовсе не сродный такому занятию, на еврейский контингент для кавалерии, стрелков и специальных войск рассчитывать не следует. В пехоте же, а также по разным ремеслам евреи могут принести среди чисто русских солдат посильную пользу. Из них нередко образуются хорошие писаря, незаменимые литографы, отличные портные и весьма талантливые музыканты. Также нельзя у некоторых из них отнять известную долю честности и трезвости, качества, которыми дорожат войска, а следовательно, и неудивительно, если евреи умом и службою доходят до старших писарей, фельдфебелей и каптенармусов"²⁰.

Немец Риттих (его отец, гофмедик Федор Риттих, был родом из Риги) трактовал еврейский вопрос как государственник, полагая, что добротный человеческий материал неплохо бы ассими-

447

лировать: "Относительно портных достойно внимания, что в настоящее время многие из весьма замечательных и единственных в разных губернских городах России основаны отставными солдатами из евреев, причем некоторые приняли православие и русские фамилии. Водворившись на новых местах по окончании своей службы, эти евреи послужили как бы основанием портняжного искусства в наших захолустьях, обучая городских ремесленников этому необходимому мастерству. Почти то же самое можно сказать и о музыкантах евреях, хотя эта отрасль занятий у нас не есть еще хороший кусок хлеба. Некоторые из наших военных еще и поныне того мнения, что музыкантский хор преимущественно должен быть пополняем евреями... Музыка как искусство доступна каждому народу... и далеко не есть специальный предмет занятий еврейского народа, которым в войсках лучше пополнять ряды линейной пехоты и всякие другие нестроевые должности. Что касается до ухода за лошадьми, до службы евреев в кавалерии, в обозе, то к этому они вполне неспособны по неумению обращаться с животными, по причине их постоянной жизни в городах среди торговых и ремесленных занятий, и потому они представляются в этом случае как невозможный для кавалерии контингент, и только весьма небольшое число из них пригодно как кузнецы. Скорее некоторые из евреев, по западной границе, от Таурогена до Аккермана, пригодятся на службу в стрелки, занимаясь с достаточною отвагою контрабандою торговлею. Точно так же их можно лишь в весьма ограниченном числе употреблять на пополнение флота, на разные должности в мастерских".

Браво, Риттих! Оказывается, что даже еврея-контрабандиста можно смело использовать в армии. До постановки пьесы Литвина-Эфрона и Крылова "Контрабандисты, или Сыны Израиля" оставалось четверть века. Общий вывод Риттиха таков: ...на еврейский контингент не следует слишком надеяться и смотреть на него как на неизбежную примесь войсковой массы. Гораздо важнее то, что выходит впоследствии от прохождения евреев через ряды армий. Они прежде всего утрачивают свою природную нечистоту с запахом, легко присваивая себе наружность русского солдата, которую сохраняют впоследствии. Многие из них, сознавая преимущество цивилизации, переходят в христианство, увеличивая тем семью того народа, среди которого они живут. Такой пример увеличения населения за счет евреев мало заметен в чисто русских губерниях, но зато тем более в Привислинском крае и Курляндии, где евреи обращаются незаметно в поляков и немцев, плотно примкнув к тому или другому населению.

448

И потому задача русской армии в отношении еврейского населения будет состоять в том, чтобы преобразовать его посредством военной школы в русское население, которого последующее поколение уже будет хорошим контингентом для пополнения рядов русской армии"²¹.

Оставим утверждение автора о природной нечистоте и специфическом запахе евреев без комментария.

Риттих безусловно прав, считая, что евреи-горожане малопригодны для службы в кавалерии. Но и здесь были исключения. В годы Гражданской войны 1-м конным корпусом червонного казачества командовал еврей Виталий Маркович Примаков (1897-1937), и как будто неплохо. (Мой отец, латышский стрелок, тоже был неплохим конником.) Риттих не отметил пристрастие евреев к медицине, множество евреев служили в царской армии фельдшерами, а впоследствии и врачами; иногда фельдшерские школы в армии заполнялись исключительно евреями. Что до евреев — пекарей, печников, писарей, типографов, портных и сапожников, — то их там действительно было много. Служили евреи и на флоте, о чем свидетельствуют рассказы К. Станюкевича "Исайка" и Л. Гордона "Оторванные (рассказ нотариуса)".

Об ассимиляции евреев-выкрестов я писал в предыдущей книге. Замена фамилий, имен и отчеств "на более благозвучные русские" происходила во все времена. Так, мой приятель Израиль Рафаилович Масленковский в 1941 г. был мобилизован и попал в конный корпус генерала Плиева. При формировании части его принял командир, оказавшийся земляком-ленинградцем, который сразу объяснил юнцу, что с такой анкетой в казачьей среде находиться негоже, и превратил его по паспорту в русского Вячеслава Максимовича Масленкова. Другой случай: небезызвестный писатель, предки которого с казачьего Дона, в том же 1941 г. сменил отчество Исаакович на Исаевич, вероятно, потому, что оно казалось "более русским" (чем, собственно, пророк Исайя "русистее" праотца Исаака?). Известный график Дмитрий Исидорович Митрохин, уроженец Краснодарского края, был внуком кантониста — военного фельдшера. Ясно, что "Исидорович" — мимикрия какого-то другого имени, например Исаак, наподобие того, как имя Григорий при фамилии Збарский скрывает еврейское имя "Цви". (Среди западноевропейских евреев тоже встречаются Исидоры, например Исидор Гунберг, известный шахматист.)

Несколько страниц своего труда Риттих посвятил семитам, живущим в Дагестане, Бакинской и Елисаветпольской губерниях, всего, по его данным, в 34 населенных пунктах. Большая

449

часть — в Кубе, Дербенте, Грозном, это терские евреи, или таты. Они, подобно крымским караимам, отличаются от польских евреев.

Пример цивилизованного отношения к человеческому материалу явил своим подчиненным герой Первой мировой Владимир Николаевич фон Дрейер (1877 — после 1965). В феврале 1915 г. 20-й российский корпус, сражавшийся в лесах близ Августова, израсходовав весь запас патронов и снарядов, выходил из окружения в штыковых атаках. Дрейер был единственным офицером Генерального штаба, кто вышел из окружения. Приняв вскоре после операции в Мазурии (зима 1915 г.) командование Лебединским полком, он ввел ряд новшеств, дабы облегчить солдатам и офицерам их нелегкую участь, а именно: создал группу конников из 120 человек — лошади в обозе нашлись; позволил открыть не только полковую лавочку, в которой солдаты задешево могли купить необходимую мелочь, но и зубоврачебный кабинет; организовал оркестр — по еврейской "пантофельной" почте в полк пригласили нескольких человек, окончивших консерваторию.

Штат зубоврачебного "отдела" состоял из двух женщин (до революции "зубодралки", как правило, были еврейками) и дантиста Якова Ботвинника (знаменитому шахматисту М.М. Ботвиннику он приходился дядей), которые лечили зубы и ставили протезы не только офицерам, но и солдатам²².

Прекрасно образованный боевой генерал В.Н. Дрейер был чужд всякого антисемитизма. Иногда добродушно подтрунивал над своими знакомыми, подчеркивая их еврейское происхождение, например над известным в то время владельцем петербургского кафе Адолием (Адольфом) Сергеевичем Роде. О сослуживце, штаб-ротмистре Белорусского гусарского полка Натанзоне, произведенном в офицеры, вероятно, уже после Февраля, Дрейер писал: "Натанзон показал себя героем позже, в Киеве, пав на баррикадах смертью храбрых". Революция и Гражданская война не изменили дружелюбного отношения генерала к евреям. Не в пример Деникину, Дрейер горевал по поводу их гибели в нацистских лагерях²³.

В 1937 г. в нацистской Германии еще функционировал Союз евреев-фронтовиков. К 25-летию начала войны в его печатном органе "Шильд" были опубликованы данные об активных участниках-

450

евреях в войне, согласно которым во всех странах таковых оказалось полтора миллиона. Что значит "активные участники", сказать трудно, но можно предположить, что имеются в виду только "окопные солдаты", а мобилизовано было больше. По странам "активных еврейских штыков" было:

Англия — 55 000

Германия — 100 000

Австрия — 200 000

США — 250 000

Россия — 600 000.

Ничего не сказано о Франции, хотя цифра потерь приведена. Странно, что цифры потерь Австрии и Венгрии указаны раздельно. Вот список потерь:

Германия — 12 000

Англия — 2 500

США — 3 000

Франция — 4 000

Венгрия — 10 000

Австрия — 30 000

Россия — 80 000.

Для полноты картины приведу еще несколько цифр, касающихся германских евреев. Из 100 тыс. мобилизованных более 75% находились на фронте. 12% евреев являлись добровольцами, 35 тыс. награждены, в том числе 17 тыс. Железным крестом II степени и 900 — Железным крестом I степени. 23 тыс. евреев были повышены в чине, среди них более двух тысяч офицеров. Евреев-офицеров погибло на фронте 322 человека (16%). Из 1857 офицеров санитарной службы — 185. В германской авиации служили 200 евреев, из них 50 погибли²⁴. Понятно, что эти цифры Союз евреев-фронтовиков опубликовал, защищаясь от нацистских репрессий. Как известно, лишь незначительному числу семейств фронтовиков удалось спастись. Обычно в роли спасителей выступали нацистские бонзы, лично им чем-то обязанные (Геринг).

Другой источник вскользь сообщает о жертвах погромов мирного еврейского населения во время войны: 50 тыс. человек плюс 100 тыс. умерших от голода в тылу. Ответственность и наказание за грабежи, бесчинства, насильственную депортацию, а в итоге за их гибель должны были бы понести правительства Германии, Австрии и России (разумеется, не понесли). Полтора миллиона евреев составляли 2% от 65 млн мобилизованных всех воевавших стран. Если учесть, что евреи в этих странах составляли

451

1% населения, то цифра поражает. Согласно данному источнику, общее число убитых равнялось 170 825 человекам, или 11,3% всех евреев, принимавших участие в войне. Таким образом, евреи составили 2% всех погибших. Другими словами: на 100 погибших пришлось двое наших дедов и прадедов.

По отдельным странам в источнике указан процент участвовавших в войне от общей численности населения. В США евреи составляли 3% населения, в то время как в армии это цифра возросла до 4 или даже 5%, причем добровольцы составляли почти пятую часть призыва — 40 тыс. человек (точнее, 18% еврейского контингента). В некоторых американских дивизиях евреи составляли до 40% состава! (77-я и 26-я дивизии, сформированные в Нью-Йорке). В американской армии был значительный процент евреев-офицеров — около 10 тыс. в кавалерии и авиации. Среди них создатель полевой артиллерии генерал Милтон Г. Форман, командир Американского легиона генерал Абель. Среди 900 евреев-офицеров морского корпуса следует назвать генерала Иосифа Штрауса, командующего эскадрой минных заградителей в Северном море. В боях под Верденом во главе своих полков погибли храбрейшие из храбрых — лейтенанты М. Розенфельд и М. Зильберберг. Тысячи евреев получили военные награды.

В Великобритании из 420 тыс. евреев было мобилизовано 50 тыс. — в процентном отношении больше, чем представителей других наций, населяющих империю. Около тысячи страниц "Британской книги чести" посвящены евреям, принимавшим участие в войне.

Среди новобранцев был большой процент добровольцев. Самые аристократические еврейские фамилии посылали своих сыновей на фронт: семья Ротшильдов — пятерых, из коих один, майор Эвелин де Ротшильд, погиб в Палестине. Известная всему миру фамилия Сассун послала на фронт десять своих представителей, трое из них удостоились высших наград. Майор сэр Филипп Сассун состоял личным секретарем фельдмаршалов Дж. Френча и Д. Хейга. Несколько представителей аристократических еврейских фамилий сложили на полях сражений свои головы за Великобританию — Монтефиоре, Мон-Монтегью, Самоэль и др. Лесли Хор-Белиш провел четыре года на фронте, впоследствии стал военным министром. И самое главное: большинство евреев британских островов, влившихся в ряды армии, были выходцами из Российской империи!

Из 650 британских солдат, награжденных редким орденом — Крестом королевы Виктории, пять были евреями. Среди командного состава редкой доблестью отличался австралийский еврей

452

генерал Джон Монаш, стяжавший громкую славу на Галлиполийском фронте. Другой еврей-генерал, Х.Д. Зелиман, командовал королевской артиллерией. Созданный В. Жаботинским и И. Трумпельдором в составе британских войск Еврейский легион (почти 10 тыс. бойцов) сыграл огромную роль — оккупации в 1917 г. британскими войсками Палестины.

Во Франции к началу войны проживало приблизительно 245 тыс. евреев, из них 55 тыс. были мобилизованы, т. е. 20%. Почти 6,5 тыс. погибли на полях сражений, особенно много в составе Иностранного легиона. Согласно официальным данным около 100 евреев были награждены орденом Почетного легиона и 140 медалями за мужество и отвагу. К концу войны число генералов-евреев возросло с двух (генерал-лейтенант Валлабрен и бригадный генерал Блок) — до девяти, среди них Хейман, Даннери и Ернсфорт. Все трое заслужили многочисленные награды. Напомню, что среди защитников отечества был и майор А. Дрейфус, известный по сфабрикованному против него в 1894 г. делу. Общее число евреев-офицеров в чине полковника и выше достигло к концу войны 40 человек. В авиации служили 120 евреев, среди них — барон Дж. Ротшильд, известный драматург Анри Бернштейн, а также Морис Бокановский, впоследствии министр авиации. Два раввина — Борух из Люневиля и рабби Векслер — служили во французской армии в качестве капелланов²⁵.

Вернемся, однако, к положению России в Первой мировой войне. Война с немецкой дисциплинированной и бронированной машиной была России не "по зубам". Генерал А. Брусилов писал: "...я всю жизнь свою чувствовал и знал, что немецкое правительство и Гогенцоллерны — непримиримейшие и сильнейшие враги моей родины и моего народа, они всегда хотели нас подчинить себе во что бы то ни стало; это и подтвердилось последней всемирной войной. Что бы ни расписывал в своих воспоминаниях Вильгельм II, но войну эту начали они, а не мы; все хорошо знают, какая ненависть была у них к нам, а не наоборот. В этом отношении вполне понятна и моя нелюбовь к ним. Но я всегда говорил и заявляю это печатно: немецкий народ и его армия показали такой пример поразительной энергии, стойкости, силы патриотизма, храбрости, выдержки, дисциплины и уменья умирать за свое отечество, что не преклониться перед ними я как воин не могу. Они дрались, как львы, против всего мира, и сила духа их поразительна. Немецкий солдат, следовательно, народ, достоин всеобщего уважения"²⁶.

453

Штабс-капитан Михаил Константинович Лемке, наблюдавший императора и генералитет вблизи и обладавший обширной информацией, писал в дневнике 5 февраля 1916 г.: "Экономический корень нашей полной неустроенности еще покажет себя. Недалеко то время, когда вся Россия очутится без скота, мяса, масла, молока, без сапог, ремней, без тканей, угля, сахара, и... хлеба, но разве это кого-нибудь около нашего идиота (Николая II. — С. Д.) заботит..." Это не случайная фраза, вырвавшаяся из-под пера раздосадованного хрониста. Далее следует описание того, как М.В. Алексеев со слезами на глазах и дрожью в голосе докладывал императору о невероятных потерях армии: «...идиот рассматривал в это время какую-то карикатуру и затем, как ни в чем не бывало, стал спрашивать о всяком вздоре... "Ну, что же делать, без потерь нельзя", — утешал он начальника штаба, видя, как того крючит от царского внимания к павшим за его подлую шкуру». Вообще этот источник (дневник Лемке) некоторые монархисты любят цитировать, особенно филиппики в адрес евреев, а он ценен другим: в нем отражены будни войны, атмосфера предчувствия неизбежной катастрофы. "Сколько фальши и трусости в депешах царя!" — читаем на одной из страниц дневника штабс-капитана Лемке²⁷.

Одно из таких "фарисейских" посланий царя и не менее "фарисейские" ответы командующих фронтами привел в своей книге другой историк, генерал Н.Н. Головин: "В армиях прочно привился... взгляд, а именно, что при слабости наших технических сил, мы должны пробивать себе путь преимущественно ценою человеческой крови. В результате, в то время как у наших союзников размеры ежемесячных потерь их армий постепенно и неуклонно сокращаются, уменьшившись во Франции по сравнению с начальными месяцами войны почти вдвое, у нас они остаются неизменными и даже имеют склонность к увеличению" (из записки членов Особого совещания). Этот документ (записка) был разослан командующим фронтами. Командующий Юго-Западным фронтом ответил: "Наименее понятным считаю пункт, в котором выражено пожелание бережливого расходования человеческого материала в боях... Устроить наступление без потерь можно только на маневрах... но чтобы разгромить врага или отбиться от него, неминуемо потери будут, притом значительные". Ответ генерала Рузского, командующего Северо-Западным фронтом, почти не отличается от брусиловского — война требует жертв и "всякий нажим на начальников может привести к у гашению инициативы и порыва... бережливость... может привести лишь к очень невыгодным результатам". Тот же генерал Головин

454

посчитал, что с начала Февральской революции из действующей армии дезертировали около двух миллионов человек²⁸.

Череда поражений требовала изыскать козла отпущения. Таковым стал военный министр генерал-адъютант В.А. Сухомлинов. Спустя десятилетие генерал А. С. Лукомский (зять М.И. Драгомирова, начальник канцелярии военного министра в годы войны и очень осведомленный человек) писал о недоумении русского общества по этому поводу²⁹. С одной стороны, предателя и преступника следовало судить по всей строгости закона, с другой — допустить, что военный министр, один из лучших офицеров Генштаба (Георгиевский кавалер) предатель? Абсурд... Ясно, что многие суд над Сухомлиновым сочли позором для всей России. Война окончилась, архивы были открыты, и правда с большим опозданием восторжествовала: Сухомлинов не виновен.

Какими бы серьезными ни были обвинения, предъявленные отдельным лицам, подозреваемым в шпионаже, массовому сознанию (толпе) они казались недостаточными — требовалось отыскать "пятую колонну". Долго ждать не пришлось. В Петрограде начался немецкий погром: православный люд штурмовал немецкое посольство, находившееся на Исаакиевской площади. Немцев, в течение столетий населявших империю, депортировали на Восток. Многие из них давно обрусели и ничего немецкого, кроме фамилии, у них не осталось. Теперь во избежание неприятностей следовало от нее отказаться. Герцог А.П. Ольденбургский стал Ольденгородским. Обер-прокурору Синода В. К. Саблеру было разрешено носить фамилию жены, и он стал Десятовским.

Первой жертвой германофобии "пало" название столицы. Пресное название Петроград заменило отнюдь не немецкое, а голландское название города. Зинаида Гиппиус писала по этому поводу 14 декабря 1914 г.:

Кто посягнул на детище Петрово?

Кто совершенное деянье рук

Смел оскорбить, отняв хотя бы слово,

Смел изменить хотя б единый звук?

Не мы, не мы... Растерянная челядь,

Что, властвуя, сама боится нас!

Все мечутся, да чьи-то ризы делят

И все дрожат за свой последний час.

В Москве немецкие погромы отличались собой жестокостью. Если в Питере все произошло в самом начале войны, то в Москве — в самый ее разгар, в мае 1915 г. Осведомленный В.Ф. Джунковский, в то время товарищ министра внутренних дел и командир

455

отдельного корпуса жандармов, считал, что погром был спланирован и организован, что командующий Московским военным округом и московский градоначальник Ф.Ф. Юсупов знал о погроме, но никаких превентивных мер не принял. В Москве грабили немецкие магазины и фабрики, награбленное не только выносилось, но вывозилось на подводах за пределы города, и никто не останавливал мародеров. Под предлогом борьбы с немецким шпионажем арестовывали совсем невинных людей, вроде известного общественного деятеля и бессменного (1907-1917) председателя Московского общества фабрикантов и заводчиков Юлия Петровича Гужона, француза по крови и германофоба. Его арестовали в Петербурге, произвели обыск и освободили лишь после вмешательства Французского посольства. Джунковский утверждал, что Гужон был освобожден им лично после переговоров с начальником Генерального штаба Н.Н. Янушкевичем и главнокомандующим великим князем Николаем Николаевичем³⁰.

В Москве под предлогом борьбы с немецким засильем убивали не только немцев, но и евреев, русских и людей других национальностей. Так, на фабрике Цинделя толпа, избив управляющего Карлсена, вероятно скандинава, бросила его в реку, а когда он попытался выплыть, добила. Причем чернь дважды надругалась над телом, отбив его у полиции и кинув в воду. Толпа разгромила фабрику Жиро, принадлежавшую французской фирме. На фабрике Шредера чернь начала избивать сына владельца; полицмейстеру с помощью городовых удалось его спасти, тогда погромщики ворвались в цеха и убили четырех русских женщин, якобы приняв их за немок, а трупы бросили в реку. 28 мая весьма организованная толпа в центре Москвы стала громить принадлежащие немцам магазины. Вечером к погромщикам присоединились "нижние чины", общими усилиями они превратили в руины магазин и склад музыкальных инструментов на Кузнецком мосту. Улица была загромождена изувеченными роялями, которые выбрасывались из окон³¹.

И еще одна деталь: прозорливый и умный Джунковский, "теоретически" осуждавший погромы, на деле одобрял злодеяния толпы: "Мы были с ними (немцами. — С. Д.) слишком добры. Я на стороне наших рабочих. Их терпение лопнуло. Сейчас я проезжал по улицам Москвы. Я видел народ... Они идут с веселыми лицами"³². Александр III некогда сказал варшавскому генерал-губернатору И. В. Гурко: "В глубине души я всегда рад, когда бьют евреев. И все-таки не надо допускать это"³³. Не следует сомневаться в правдивости процитированных слов. Если факт "не лезет" в ложную концепцию, его дезавуируют. П.А. Зайонч-

456

ковский, на которого я в данном случае ссылаюсь, указывает источник: ИРЛИ (Пушкинский дом). Ф. Феоктистова. 9122. LII654. Л. 8. Дневниковая запись от 21 января 1891 г.). Известен и такой эпизод: во время погромов магазинов сладостей, владельцы которых Эйнем и Динге возможно не были немцами, грабеж неожиданно приостановился — разнесся слух, что конфеты отравлены (толпа верит любому вздору). Затем "просочилась" информация о том, что полицейские и нижние армейские чины тоже участвовали в разбое.

Евреев — население и солдат — с самого начала войны обвиняли в пособничестве врагу, причем фантазия желавших это "доказать" не знала предела. Выдвигались следующие обвинения: евреи устанавливают связь с неприятелем посредством подземных телефонов и аэропланов, снабжают врага золотом и съестными припасами (по одной версии, золото привязывали под крылья специально обученных гусей, которые долетали до противника; по другой версии, золото вывозилось во внутренностях битых куриц). В травле участвовали и священнослужители. Так, в Волынской губернии некий священник вещал с амвона, что евреи шпионят, приспособив живот коровы для телефонной связи с неприятелем!. В Вильне 14 августа 1915 г. средь бела дня в одном из еврейских домов был произведен обыск: в поисках пресловутого подземного телефона все было перевернуто вверх дном. 16 сентября того же года во время боя под Рафаиловкой (Луцкий уезд) загорелось несколько еврейских домов. Комендант заявил, что этим способом "жиды" сигнализируют австрийцам. Это, так сказать, народное творчество. Сверху же в части поступил приказ командующего бригадой генерал-лейтенанта Ждановича, в котором он предлагал приняться за "искоренение жидовского зла в русской армии, заражающего и русского солдата", ибо опасался, что после войны евреи потребуют равноправия³⁴. Подобные приказы сочинялись в то время, когда газеты публиковали длинные списки погибших на фронтах, в том числе фамилии нескольких тысяч евреев.

А вот выписка из циркуляра Министерства финансов, разосланная по распоряжению Министерства внутренних дел "чинам" своего ведомства. В циркуляре сообщалось, что по полученным в департаменте полиции "непроверенным" сведениям германцы, дабы "подорвать благосостояние крестьянского населения России", намереваются с помощью машин выжигать хлеб на корню. В этом злодеянии участвуют русские немцы и "при-

457

влеченные к этому делу путем подкупа евреи". Министерство финансов предлагало ознакомить с циркуляром волостную и сельскую администрацию, "хотя означенные сведения не проверены и возможно, что являются не вполне достоверными"³⁵.

Для меня именно этот циркуляр загадка. Министром финансов России в то время был вполне нормальный человек, "европеец", сотрудник Витте и Коковцева Петр Львович Барк. Как он мог санкционировать распространение подобного бреда, непонятно, разве что под сильнейшим давлением Министерства внутренних дел. К чести Русской православной церкви будет сказано, что Синод в отличие от прежних времен не выступал ни с какими антисемитскими заявлениями, наподобие тех, которые практиковались, например, в 1806 г.*

Нелишне отметить, что даже такой одиозный журнал, как "Часовой", написал о выполнивших свой гражданский долг евреях, участниках войны. Некто Л. Баратов в статье "Вселенская держава" сослался на воспоминания генерал-майора Викентия Иванова, бывшего командира 2-й роты Апшеронского полка великого князя Георгия Михайловича (позже Иванов стал командиром этого прославленного полка). Апшеронцы носили сапоги с красными отворотами в намять о тех днях, когда они вели бой "по щиколотку в крови". Иванов так описал один из эпизодов битвы под Суходолами: «...я увидел ротного барабанщика еврея Кунсберга, у которого в начале боя на моих глазах был прострелен барабан, и поэтому я приказал ему бросить его и быть при роте санитаром, на четвереньках продвигающегося в цепи. — "Ложись, что ты обалдел что ли", — крикнул я на него. "А патроны, Ваше Высокоблагородие, солдатам же нужны. Я собираю с убитых и раненых и разбрасываю живым..." — ответил мне барабанщик и показал мне свою фуражку, действительно полную патронов. — "Молодчага, Кунсберг!" — крикнул я ему. — Получишь медаль за храбрость". И Кунсберг пополз дальше по цепи, собирая патроны с убитых и раненых и раздавая солдатам. После он, по моему представлению, получил медаль за храбрость в бою».

_________________

* В одном из обращений Синода к верующим тогда говорилось, что французский император стремится "соединить иудеев, гневом Божиим рассыпанных по всему лицу Земли, и устремить их на ниспровержение церкви Христовой и на провозглашение Мессии в лице Наполеона" (цит. по: Война и евреи. СПб., 1912. С. 26). Отголосок этой глупости в новых условиях все же давал о себе знать: согласно народной молве, евреи в синагогах, вместо того чтобы молиться за царя и отечество, молились за здравие кайзера.

458

Далее уже сам Баратов констатировал, что немало евреев не только храбро воевали, но и сложили свои головы на полях сражений. Однако не преминул упрекнуть генерала М.В. Грулева за то, что в своих мемуарах генерал-еврей, исполнявший, как помним, в 1909 г. (недолго) должность военного министра, не нашел ни одного доброго слова в адрес "Государя, Семьи и Армии", а еше за то, что доход от их издания Грулев пожертвовал "Керен кайемес лисроэль" (организации, собирающей средства на озеленение Палестины), а не нуждающимся сослуживцам — офицерам-инвалидам Первой мировой и Гражданской войн, бедствующим в эмиграции³⁶.

Кроме того, Баратов упрекал всевозможных сепаратистов, обвинявших российских правителей в колониальной экспансии и не признававших тот факт, что "русское государство возникло сразу как многонациональное, и в нем не было господствующей нации"³⁷. В качестве комментария могу сослаться на пример вероисповедального неравенства. Тот же М.В. Грулев, будучи членом правления Общества повсеместной помощи больным и раненым воинам, участвовал в одном из благотворительных базаров, устроители которого демонстрировали "выдающихся раненых". На одних носилках оказался еврей-калека, однополчанин генерала, который, узнав командира, разрыдался. Когда его успокоили, то выяснили причину нервного срыва: он единственный сын матери-вдовы, она приехала из Седлецкой губернии, чтобы увидеть сына, которого считала давно погибшим. И эту несчастную мать накануне выслали из Петербурга как не имеющую права жительства, не позволив ей хотя бы неделю побыть с сыном. Глядя на плачущего солдата, расплакалась находившаяся при нем фрейлина Ильина, попросив Грулева ему как-то помочь. Но у генерала не выдержали нервы, и он, боясь разрыдаться, бежал с этого "торжествующего праздника... мерзости и людской несправедливости"³⁸.

Статью Баратова сопровождает заметка редактора "Часового" В. В. Орехова, анализирующего в основном польскую и еврейскую проблемы. По поводу первой Орехов утверждает, что в России шло все к благополучному его разрешению, ссылаясь при этом на проект уравнения евреев в правах Столыпина, как известно, убитого евреем. Орехов забыл добавить, что Николай II категорически отверг этот проект. По мнению Орехова, культурные и разумные евреи одобряли действия правительства, но "еврейские проходимцы в ненависти своей к России решили сами захватить власть в истерзанной нашей стране, и все эти Свердловы, троцкие-бронштейны, каменевы-розенфельды, зиновьевы-

459

апфельбаумы, стекловы-нахамкесы, литвиновы-финкельштейны и прочие добились того, что сейчас в России еврейский вопрос обострился до чрезвычайности..."³⁹

Орехов упомянул убийцу Столыпина Дмитрия Багрова. Небезынтересно знать, что его родной брат доктор Ю. Багров, дважды контуженный и раненный на войне, но вернувшийся в строй, был удостоен Анненского оружия с надписью "за храбрость" и награжден орденами св. Станислава II и III степени и св. Анны III степени. В заметке, из которой я почерпнул эти сведения, помещена фотография Ю. Багрова, молодого красивого человека, в офицерских погонах, с именным оружием⁴⁰. В этой же заметке сообщается о героической гибели на австрийском фронте полковника М.В. Лурье (вероятно, выкреста).

В другом номере журнала "Часовой" рассказано о том, как евреи Вильны с восторгом встречали в сентябре 1915 г. входившие в город германские войска. Автор статьи по фамилии Евреинов (!) задает сакраментальный вопрос, почему евреи, которых в Вильне никто не преследовал, приветствовали немецкую оккупацию? Ведь виленские евреи все же были подданными империи, и правительство не могло не реагировать на подобные факты⁴¹.

Действительно, почему? Вильно везло на генерал-губернаторов — в XIX в. им был известный либерал В.И. Назимов, в начале XX в. — Д.Н. Любимов, который гордился тем, что в его губернаторство погромов не было. Неблагодарность евреев здесь не при чем. Русские войска при отступлении грабили, насиловали и убивали. В селе Лемешкевичи близ Пинска в Йом-Кипур (Судный день) и следующие дни казаки ограбили всех евреев и изнасиловали всех евреек. Автор воспоминаний С.М. Дубнов записал в дневнике: "Много начитался таких актов, но сейчас не мог удержаться от рыданий". И далее о союзниках, разглагольствующих о высоких освободительных идеалах (Асквит) и закрывающих глаза на то, как восточный союзник поступает с 6-миллионным еврейским населением, хуже, чем турки с армянами и немцы с бельгийцами⁴².

Последнее было не совсем так. Союзники конфиденциально предлагали Николаю II кардинально изменить политику в отношении евреев хотя бы из корыстных соображений: скорейшего вступления США в войну, что, несомненно, облегчило бы положение России. К сожалению, эти демарши успеха не имели. Об одном из них рассказал Лемке. Из Лондона в Варшаву прибыла делегация "Дар Англии Польше" во главе со знаменитой русской

460

актрисой Л.Б. Яворской*. Большинство делегатов были евреями и преследовали негласную цель — собрать информацию о притеснениях, "чинимых русской армией, администрацией и польским обществом над еврейским населением края". Начальник Генштаба генерал М.В. Алексеев начертал следующее: "По-моему, такому человеку (Яворской. — С. Д.) не следовало бы быть в районе армии... Ее деятельность враждебна России и армии". Вследствие этой резолюции делегация не была допущена в польские районы, еще не занятые немцами. Комментарий Лемке: "Что-то я начинаю сомневаться в уме Алексеева"⁴³.

Далее М.К. Лемке приводит свидетельство полковника лейб-гвардии Семеновского полка С.И. Назимова, который рассказал ему о казачьих грабежах и нерадивой службе казаков. Сам Лемке констатировал: "...в ряде приказов по армиям видны... бесчисленные указания на мародеров, грабителей, воров, поджигателей, насилователей женщин и девочек..."⁴⁴

Несложно понять, почему евреи приветствовали немцев. В годы Гражданской войны они так же встречали Красную армию, как освободительницу от погромов самостийников и белогвардейцев.

Чтобы понять отношение правительства к евреям, достаточно процитировать фрагменты следующих документов.

1

Состоящий в распоряжении Главнокомандующего Армиями Юго-Западного фронта. Полковник Герцог Лейхтенбергский. 24 февраля 1917 г. №32.

Доклад Главнокомандующему Армиями Юго-Западного фронта.

Из приложенных к сему трех доносов наиболее серьезным казался тот, который касался старшего врача 1-го Эвакуационного госпиталя Юго-Западного Комитета доктора Мяснеева. Однако по наведенным мною справкам при помощи уполномоченного Красного Креста по эвакуации города Киева Л.И. Михайлова, предварительным справкам, сведения получились для доктора Мяснеева весьма благоприятны. Охарактеризован он был как человек правых убеждений, честный и энергичный.

_________________

* Напомню, что Яворская, урожденная Гюббенет, была замужем за литератором князем В.В. Барятинским. Активно участвовала в акциях протеста против постановки в театре Суворина антисемитской пьесы "Контрабандисты".

461

При проверке обвинений против него на месте в Госпитале и в Комитете оказалось следующее: подписанные под доносом фамилии вымышлены и учителей с такими фамилиями в Госпитале нет и не было; врач Вольф Евсеевич Мандельберг в госпитале был, но с ноября месяца 1915 г. откомандирован в Дармию, на Румынский фронт, что подтверждается справкой сыскного отделения; был санитаром не Каплан, а некий Капник, который вместе с 30 другими евреями откомандирован в 1915 г. Из 16 врачей — евреев и евреек 4; к 1 апреля часть сестер милосердия из евреев уйдут; таким образом очищение от еврейского элемента (здесь и далее курсив мой. — С. Д.), против которого Мяснеев всегда боролся, будет доведено до наиболее возможного состояния; совсем без евреев в настоящее время обойтись в медицинском деле невозможно. В общем же итоге число евреев в Комитете не превышает нормы. (Приложение № 6) ... Бройде, инженер, строивший санитарные здания на территории бывшей выставки в Киеве, никогда санитаром при 1-м Эвакуационном госпитале не числился. При этом доктор Мяснеев заметил, что по имеющимся у него сведениям, откомандированные от госпиталя санитары евреи благополучно продолжают оставаться в запасных батальонах и на фронт не отправляются, подобно таковым же, откомандированным от других учебных заведений. Установить, выкрест ли из евреев бухгалтер Михайлов, оказалось невозможным; по наружному виду он рыжеволосый и похож не то на ярославского лабазника, не то на еврея. Служит он в Комитете с июня месяца 1916 г. Ни одно лицо не принимается на службу в Комитет без утверждения уполномоченного Комитета Александра Алексеевича Юрьева, известного всем юдофоба. Наличие еврейского элемента объясняется трудностью в настоящее время найти русских служащих, предъявляющих, кроме того, неизменно более высокое требование, чем евреи; в частности же, Михайлов утверждает, что в бухгалтерии евреи, к сожалению, аккуратнее и работоспособнее русских...

Приложение...

Полковник Герцог Лейхтенбергский.

2

Герцогу Георгию Николаевичу Лейхтенбергскому

На предложенные мне вопросы имею честь сообщить нижеследующее... С июня 1916 г. по настоящее время лица еврейской национальности с просьбой о зачислении их в службу ко мне почти не обращались. Знающих бухгалтеров и счетоводов — русских — получить очень трудно. Зачисление на службу в Земский союз в качестве бухгалтеров и счетоводов права на освобождение от воинской службы не дает... Все выдачи из кассы проходят через контроль, во главе коего стоят исключительно люди русской

462

национальности... Кроме отдела бухгалтерии, заведуют Отделом приемки товаров. Среди служащих этого Отдела евреев (по национальности и по вероисповеданию) не было и нет. При этом прилагается список служащих...

Уполномоченный Всероссийского Земского Союза

А. Юрьев.

В списке Главной бухгалтерии Комитета Юго-Западного фронта 93 человека, среди них "жидiв" — 19. (Эта запись сделана по-украински.)

Далее в пояснительной записке о служащих Отдела бухгалтерии приведены следующие выкладки, по состоянию на 24 февраля 1916 г.: русских — 30, или почти 48%, поляков — 14, или 22%, евреев — 18, или около 29%, латышей — 1, или около 1%!

Другой документ — копия с копии — был отправлен 23 января 1916 г. генералу Сергеевскому, исполняющему должность помощника главного начальника снабжения армий Юго-Западного фронта, в ответ на телеграмму от 10 октября 1915 г. Как можно судить, копия эта о наличии "лиц иудейского вероисповедания с необходимыми сведениями". В списке Комитета всего 10 863 человека, из коих иудаистов 706, или 6,5%. Но этого мало: идет поиск среди членов Комитета по отделам лиц иудейского вероисповедания. В Отделе автомобильной тяги из 1030 человек евреев всего трое, т. е. 0,3%! В Главной бухгалтерии, где всего 44 работника, тоже трое, или 7%. В Заводском отделе на 35 душ — всего два еврея, или 6%. В Окопном отделе на 2 000 человек — 24 еврея, или 1,2%; в Кожевенном на те же 2 000 — 30, или 1,5%. Больше всего евреев в Медико-санитарном отделе: из 2 686 человек 458, или 17%. Можно было бы предположить, что в Отделе солдатских лавок иудаистов должно быть много: есть где "погреть руки", но, увы, из 210 работников их всего 10, или 4%. Зато в Отделе сохранения и эксплуатации лошадей из 34 сотрудников евреев 8, т. е. 23,5%. В Управлении делами Комитета иудаистов тоже немало: из 33 человек — 9, или 27%. А вот в Строительно-гидравлическом отделе среди 220 работников ни одного еврея, равно как в Отделе закупки скота. И в Ревизионную комиссию иудаистов не принимали. Но опять-таки в Отделе финансово-статистического учета без оных не обошлись: из 100 работников 10, т. е. 10%. В Складочно-заготовительном отделе из 550 работников евреев 17, или 3%. В Отделе с загадочным названием "Этапы" трудились 269 человек, из них иудейского вероисповедания 9, или 3,3%. В Отделе личного состава — 48, из них евреев 6, или 12,5%. В чрезвычайно важном для евреев Отделе помощи населению, пострадавшему от войны, числилось 680 сотрудников,

463

из них иудейского вероисповедания 72, или почти 10,7%. В не менее таинственном, чем "Этапы", Отделе передовых отрядов из 440 душ, иудеев было 23, или 5%. А в "лакомой" Закупочной комиссии, состоявшей из 84 человек, — 9, т. е. почти 10,8%. В Отделе механических мастерских числился 201 человек, из них евреев — 7, т. е. 3,5%. И наконец, в Отделе известий на 51 душу приходилось всего 4 еврея, т. е. 8%.

Приведенные документы представляют несомненный интерес, в первую очередь потому, что развенчивают миф о возможном решении еврейского вопроса. Даже когда черта оседлости рухнула, а линия фронта неумолимо сдвигалась на восток, когда особенно остро стал ощущаться недостаток в добротном человеческом материале, в армии и в обслуживающих ее структурах неукоснительно соблюдалась процентная норма. Более того, из документов следует, что при приеме на работу практиковался и расовый подход. Помните, в одном из них: «установить, выкрест ли из евреев бухгалтер Михайлов, оказалось невозможным, ибо по наружности с виду он рыжеволосый и похож не то на ярославского лабазника ("расторопный ярославский мужик") не то на еврея(!?)». И эту кафкианскую переписку вел член царствующей семьи герцог Лейхтенбергский (внук Николая II и правнук пасынка Наполеона принца Евгения Богарне), он носил титул императорского высочества, в начале войны состоял для поручений при генерале Я.Г. Жилинском, тогда командующим Северо-Западным фронтом); послания адресованы командующему Юго-Западным фронтом, как будто бы не имевшему других дел, как установление процента евреев или поиска биологического еврея. Можно с уверенностью сказать, что власть предержащие — случись такое — не смирились бы с решением еврейского вопроса.

В своих мемуарах последний протопресвитер Русской армии и флота о. Георгий Шавельский коснулся еврейского вопроса в годы войны. Он был сыном дьячка села Дубокрай Витебской губернии. М.К. Лемке писал о нем: "по виду совершенный еврей, отдаленно и есть его потомок. Все относятся к нему с большим внешним почтением"⁴⁵. В других воспоминаниях о Шавельском написано со скрытой неприязнью, в первую очередь это связано с его участием в отречении царя. Мемуаристы отмечают его темное происхождение или даже масонское прошлое. Друзья советовали Лемке быть со священником предельно осторожным, памятуя о том, что ему покровительствуют и великие князья, и сам государь. Осведомленный генерал А.А. Самойло считал "святого отца человеком хитрым и ловким"⁴⁶. И все же нелишне сказать, что о. Григорий Шавельский был одаренный человек; в эмигра-

464

ции в звании профессора Богословского факультета читал лекции в Софийском университете; пережил Вторую мировую войну, дождался мести "тевтонам" и умер в Болгарии, в своей постели 2 октября 1951 г.

Итак, писал: «Если в постигших нас неудачах фронт обвинял Ставку и военного министра, Ставка — военного министра и фронт, военный министр валил все на великого князя, то все эти обвинители, бывшие одновременно и обвиняемыми, указывали еще одного виновного, в осуждении которого они проявили завидное единодушие: таким "виноватым" были евреи. С первых же дней войны на фронте начали усиленно говорить о евреях, что евреи-солдаты трусы и дезертиры, евреи-жители — шпионы и предатели. Рассказывалось множество примеров, как евреи-солдаты перебегали к неприятелю или удирали с фронта; как мирные жители-евреи сигнализировали неприятелю, при наступлениях противника выдавали задержанных солдат, офицеров и пр., и пр. Чем дальше шло время и чем более ухудшались наши дела, тем более усиливались ненависть и озлобление против евреев (здесь и далее курсив мой. — С. Д.). В Галиции ненависть подогревалась еще теми притеснениями, какие терпело в период австрийского владычества местное население от евреев-панов. Там с евреями особенно не церемонились. С виновными расправлялись сами войска, быстро, но, несомненно, далеко не всегда справедливо» ⁴⁷.

Прерву цитату. Мысль священника ясна: шел поиск виновных за поражения, военные сваливали вину друг на друга. Евреи — козел отпущения, объединяющая всех ненависть. Беззащитные, они были отданы на поругание физических и моральных мародеров — публицистов и литераторов. Не самый лучший друг еврейского народа генерал М.Д. Бонч-Бруевич поведал в мемуарах о том, как он предотвратил расправу над несчастными беженцами, обвиненными казаками в шпионаже: «Когда я подъехал к особнячку, около него, окруженные подвыпившими казаками, толпились испуганные евреи, вероятно хасиды, судя по бородатым лицам, люстриновым долгополым сюртукам и необычной формы "гамашам" поверх белых нитяных чулок. Было их человек двадцать.

— Кто это? — спросил я, подозвав к себе казачьего урядника.

— Так что, вашскородие, шпиены!..

— Как же они шпионили? — все еще ничего не понимая, заинтересовался я.

— Так что, вашскородь, провода они резали. От телефону, — сказал казак. На ногах он стоял не очень твердо, потное лицо его лоснилось.

465

— А ты видел, как они резали? — уже сердито спросил я.

Как ни мало я был в Галиции, до меня дошли уже рассказы о бесчинствах казаков в еврейских местечках и городишках. Под предлогом борьбы с вездесущими якобы шпионами казаки занялись самым беззастенчивым мародерством и, чтобы хоть как-то оправдать его, пригоняли в ближайший штаб насмерть перепуганных евреев.

Я видел, как страшно живет эта еврейская беднота, переполнявшая местечки с немощеными, пыльными до невероятия улочками и переулками, загаженной базарной площадью и ветхой синагогой, сколоченной из источенных короедом, почерневших от времени плах. На эту ужасающую, из поколения в поколение переходящую нищету было как-то совестно глядеть.

— Оно, конечно, самолично не видывал, — ответил урядник, — так ведь казаки гуторят, что видели. Да они, жиды, все против царя идут. Хоть наши, хоть здешние, — привел он самый убедительный свой довод...

Пока я говорил с урядником, задержанные казаками евреи, прорвав кольцо пьяного конвоя, устремились к моему автомобилю. Все еще трясущиеся, с белыми как мел лицами, они, перебивая друг друга и безбожно коверкая русский язык, начали с жаром жаловаться на учиненные казаками бесчинства. Я приказал казакам распустить задержанных евреев по домам и долго еще слышал их благодарный гомон за окнами моего управления»⁴⁸. В этом рассказе есть все: социальная и жизненная правда, сочувствие опереточным евреям, но написано это потом, после войны. А пока евреев грабили и выселяли...

Но вернемся к Шавельскому: «Вместе с тем с фронта слухи шли в тыл, расползались по городам и селам, нарастая, варьируясь и в общем создавая настроение уже опасное для всего еврейства. В армии некоторые очень крупные военачальники начали поговаривать, что, ввиду массовых предательств со стороны евреев, следовало бы всех евреев лишить права русского гражданства. А внутри страны, особенно в прифронтовой полосе, запахло погромами.

Я не стану заниматься вопросом, насколько справедливо было распространенное тогда обвинение евреев. Вопрос этот слишком широк и сложен, чтобы бегло разрешить его. Не могу, однако, не сказать, что в поводах к обвинению евреев в то время не было недостатка. Нельзя отрицать того, что и среди евреев попадались честные, храбрые, самоотверженные солдаты, но эти храбрецы скорее составляли исключение. Вообще же евреи по

466

природе многими считаются трусливыми и для строя непригодными. В мирное время их терпели на разных строевых должностях; в военное время такая привилегия стала очень завидной и непозволительной, и евреи наполнили строевые ряды армии. Конечно, тут они не могли стать иными, чем они были. При наступлениях они часто бывали позади, при отступлениях оказывались впереди. Паника в боевых частях не раз была обязана им. Трусость же для воина — позорнейшее качество. Отрицать нередкие случаи шпионажа, перебежек к неприятелю и т. п. со стороны евреев тоже не приходится: не могли они быть такими верноподданными, как русские, а обман, шпионство и прочие подобные "добродетели" были, к сожалению, в натуре многих из них. Не могла не казаться подозрительной и поразительная осведомленность евреев о ходе дел на фронте. "Пантофельная почта" действовала иногда быстрее и точнее всяких штабных телефонов и прямых проводов, всяких штабов и контрразведок. В еврейском местечке Барановичах, рядом со Ставкой, события на фронте подчас становились известными раньше, чем узнавал о них сам Верховный со своим начальником штаба. Вот целый ряд этих и других явлений и наблюдений и создавал ту тяжелую атмосферу, которая начала угрожать еврейству»⁴⁹.

Далее Шавельский рассказывает, что в июне 1915 г. на фронт прибыл главный московский раввин Мазе, чтобы убедить протопресвитера повлиять на Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, дабы он своим авторитетом спас евреев от надвигающейся катастрофы. Шавельский не внял ни одному из доводов доктора Мазе. В частности, раввин ссылался на положительное мнение о евреях Главнокомандующего времен русско-японской войны А.Н. Куропаткина. (Шавельский — сам ветеран этой войны был награжден орденами св. Георгия и св. Владимира с мечами). "Как ни тяжело было мне, но я должен был рассказать ему все известное мне о поведении евреев во время этой войны. Он, однако, продолжал доказывать, что все обвинения евреев построены либо на сплетнях, либо на застарелой вражде известных лиц к евреям"⁵⁰. Не убедив друг друга, пастыри расстались весьма дружелюбно.

(Во время Гражданской войны отец Георгий Шабельский был в рядах Добровольческой армии. Ему достало мужество на страницах своих воспоминаний показать моральную и политическую ущербность Белого движения. Протопресвитер не щадит ни простонародья, ни даже духовенства. Особенно достается грабителям — генералам Шкуро и Мамонтову. Картина впечатляющая.)

467

Число российских военнопленных, захваченных армиями центральных стран (Германии, Австро-Венгрии, Болгарии, Турции) в ходе Первой мировой войны, в разных источниках оценивается по-разному. Генерал Н.Н. Головин привел цифру 2 417 тыс. человек, сославшись на статью Л. И. Сазонова "Потери России в войне 1914-1918 гг.", опубликованную в "Трудах Комиссии по обследованию санитарных последствий войны 1914-1918 гг."⁵¹. Советские источники указывали неизмеримо большую цифру — 4 260 775 человек. Думаю, что вторая цифра ближе к истине. В это число входили тяжелораненые, умершие при транспортировке. В любом раскладе данные о русских военнопленных ужасают. Они сравнимы лишь с цифрами Второй мировой войны, когда это число достигло 6 млн. Начальник штаба III армии доносил 21 октября 1915 г. в штаб Западного фронта о попавших в плен нижних чинах: «У многих нет сознания позорности плена и по пути в места постоянного содержания редко у кого возникает желание бежать; наиболее пассивным элементом являются ратники старших возрастов, которые открыто говорят: "Слава Богу, что попались в плен, теперь останемся живы". На предложение бежать из плена на сотни находится один... Пользуясь отсутствием патриотизма и сознания долга у наших солдат, немцы и австрийцы широко комплектуют пленными свои тыловые учреждения. Все обозы обслуживаются русскими военнопленными, а также хлебопекарни, кухни, как полевые, так и тыловые. Русские солдаты безропотно соглашаются переодеваться в немецкую униформу»⁵². Ни слова о евреях. А о тех же нижних чинах: они "очень охотно рассказывают немцам обо всем, что знают".

И все же из немецкого плена бежали. Наиболее известен случай с генералом Л. Г. Корниловым. Бежали из плена и евреи. У Валерия Брюсова даже есть рассказ на эту тему (1916). В нем два брата-солдата случайно встречаются на празднике "пейсах" в военной Варшаве в доме сердобольной старушки. У евреев есть обычай, объясняет Брюсов, приглашать на пасхальный ужин бедняков, находящихся в чужом городе. Старший брат считал, что младший погиб в плену, так как он был тяжело ранен. Но брат выздоровел и бежал из плена. Брюсов добавляет, что таких случаев тысячи и тысячи. В поисках своего полка младший брат попал в Варшаву, где и встретил брата⁵³.

Но это литература, жизнь в отличие от нее документальна. Ефрейтор Абрам Ройтварф, родом из Одессы, рассказал корреспонденту "Еврейской недели" свою эпопею. Он был призван в первую мобилизацию и зачислен в артиллерийскую бригаду.

468

Участвовал в боях в Польше и Восточной Пруссии. Попал в плен 3 февраля 1915 г. в одном из местечек Сувалкской губернии. Немцы обращались с пленными жестоко. Ему удалось перебежать за линию фронта⁵⁴.

Иногда русские военнопленные становились немецкими шпионами. Один такой случай описал генерал В.Н. Дрейер. В районе расположения его части был задержан здоровый детина, у которого обнаружили данные о численности и передвижении русских войск. Он сознался, что дезертировал из лейб-гвардии Семеновского полка и нанялся к немцам в качестве шпиона. Его тут же повесили⁵⁵.

Использовать как немецких агентов евреев, обреченных ввиду всеобщей подозрительности на скорое изобличение, было непросто. Это клевета — следствие страха и поражений. Обобщения, к которым прибегала черносотенная пресса, зиждились на пушкинском выражении: "...неразлучные понятия жида и шпиона". Склонность к предательству не зависит ни от национальности, ни от классовой принадлежности. История австрийского полковника Альфреда Редля, работавшего на Россию и Францию, широко известна. Менее известно то, что сын австрийского начальника Генерального штаба генерала Конрада фон Герцендорфа был сотрудником русской секретной службы. Он переснимал секретные документы из кабинета своего отца...⁵⁶

Михаил Лемке приводит факты массовой сдачи в плен в самом начале войны, когда для паники и пессимизма еще не было никаких причин. Так, Киевский полк бежал с позиций 3 ноября 1914 г. Из письма неизвестного: "Я поднялся из окопа, и моим глазам представилась невероятная картина: роты справа и слева, поднявши белые флаги, сдаются немцам. Из другого полка, сидящего рядом с нами, тоже попали в плен 8 рот". Из 16 тыс. доблестных воинов 14-й Сибирской дивизии почти треть сдалась в плен. Под крики: "Что же, ребята, нас на убой сюда привели, что ли? Сдадимся в плен!"⁵⁷.

Приказ по IV армии от 4 июня 1915 г. гласил: "Сдавшиеся в плен, какого бы они ни были чина и звания, будут по окончанию войны преданы суду... Требую, сверх того, чтобы о всяком сдавшемся в плен было объявлено в приказе по части с изложением обстоятельств этого тяжкого преступления, — это упростит впоследствии разбор их дела в суде. О сдавшихся в плен немедленно сообщить на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся была бы немедленно прекращена" (здесь и далее курсив мой. — С. Д.). И далее: "Приказываю также: всякому начальнику, усмотревшему сдачу

469

наших войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по сдавшимся огонь орудий, пулеметный и ружейный"⁵⁸. Спустя полгода по II армии был издан секретный приказ, близкий по духу сталинскому приказу № 227, известному под названием "Ни шагу назад". "Величайший позор, несмываемое пятно, гнуснейшее предательство, — говорилось в приказе по II армии, — перед которым блекнут самые низкие, чудовищные преступления, это измена отчизне... Ни одной минуты мы не можем, не должны забывать, что наше малодушие есть гибель для святой... матушки-России. В настоящей войне с вековым врагом славянства — с немцами, мы защищаем самое великое, что когда-либо могли защищать, честь и целость Великой России. А тех позорных сынов России, наших недостойных братьев, кто, постыдно малодушествуя, положит перед подлым врагом оружие и сделает попытку сдаться в плен или бежать, я... безбожных изменников приказываю немедленно расстреливать, не отдавая их вражеской пуле, получишь свою, а когда, раненный пулей своих, не успеешь добежать до неприятеля или когда после войны, по обмене пленных, вновь попадешь к нам, то будешь расстрелян, потому что подлых трусов, низких тунеядцев, дошедших до предательства родины, во славу же родины надо уничтожать.

Объявить, что мира без обмена пленных не будет... пусть знают все, что безотлагательно отдавать в приказе о предании их военно-полевому суду, дабы судить их немедленно по вступлении на родную землю, которую они предали и на которой поэтому они жить не должны"⁵⁹.

Эти многочисленные приказы не могли остановить потока добровольно сдававшихся. И в этих приказах нет ни слова о евреях, представлявших ничтожную часть мобилизованного воинства. По подсчетам генерала В. И. Гурко, на 31 декабря 1916 г. на военную службу было призвано 14 700 тыс. человек⁶⁰. По подсчетам Центрального статистического управления, опубликованным в 1925 г., Россия "погнала на бойню" около 16 млн человек, т. е. почти половину всех трудоспособных мужчин. Согласно А.А. Самойло, потери, понесенные Россией в войне, составили 28% общих боевых потерь, 27% санитарных потерь и 3,5 млн пленными⁶¹. (Евреев призвано за все время войны 600 тыс.)

Еще 21 января 1915 г. главнокомандующий Северо-Западным фронтом генерал Н.В. Рузский писал начальнику Генерального штаба Янушкевичу: "К прискорбию, случаи добровольной сдачи в плен среди нижних чинов были и бывают, причем не только партиями, как сообщаете вы, но даже целыми ротами"⁶². Лемке был убежден, что основная причина такого поведения солдат —

470

недовольство нищенским и убогим существованием и отсутствие надежд на перемены к лучшему.

Кстати, генерал Дрейер, не замечая вопиющей несправедливости, сетовал на однообразие меню офицерской столовой. Завтрак был всегда известен заранее: после водки на закуску дают осетрину, жареную индейку, цветную капусту с горошком и мороженое⁶³. На предыдущей странице описана солдатская пища: 23 золотника мяса, да еще с недовесом, непропеченный хлеб — одним словом, "хлеб да каша — пища наша". А что говорить о солдате-еврее, который если соблюдал кошерность, то перебивался с хлеба на воду и либо медленно умирал от голода (такие случаи в документах зафиксированы), либо должен был перейти на "гойскую" пищу. Конечно, никого не интересовали религиозные проблемы евреев и мусульман.

Тяжкая участь русского солдата беспокоила мыслящих людей еще до войны. В журнале "Разведчик" (1910, № 10), редактором которого в эту пору был генерал М.В. Грулев, подробно обсуждался вопрос об улучшении солдатского рациона. Предложение пополнить меню за счет котлет, рагу, студня и тому подобных продуктов было отвергнуто, и не только по причине непосильных для казны расходов, но и потому, что "военное начальство признало, что если простолюдина в течение трех лет службы приучать к подобным яствам", доступным далеко не всем относительно зажиточным горожанам, то служба развратит крестьянскую молодежь, "ибо кто же после казенных рагу, котлет и студня захочет вернуться в деревню, где часто за недостатком средств едят хлеб с мякиной, а мясо видят не более двух раз в году"⁶⁴.

Лемке упоминает донесение главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Н.И. Иванова, согласно которому в декабре 1915 г. поток добровольно сдавшихся в плен евреев и поляков не только с передовой позиции, но из тыловых учреждений усилился. Это бегство было якобы спровоцировано немецкими прокламациями, обещавшими возвращение на родину и получение полного немецкого пайка⁶⁵. Иванов между прочим предложил неблагонадежных поляков и евреев направить на Кавказский фронт. Недооценивать немецкую пропаганду не стоит, но главную причину бегства надо искать не в ней, а в развале страны. Тот же Михаил Константинович Лемке 3 марта 1916 г. записал страшное пророчество: "Россия попала в безвыходное положение, в котором уже нет возможности предвидеть конец. Мы летим на всех парах к какому-то страшному краю, к тому ужасному концу, который никому неясен, но неизбежен... Ясно, что развязка будет страшна своей стихийностью, бессис-

471

темностью, безрезультативностью и еще большим хаосом. Кровь стынет в жилах при мысли о том, до чего довел и еще доведет Россию проклятый род Романовых... Надо не проглядеть и другой процесс, происходящий параллельно: развитие общей ненависти друг к другу... Когда при наличности всего этого подумаешь о революции... становится страшно; это святое слово мы опоганим... О каком свободном народе может быть речь среди дикарей и зуавов, воров и грабителей, шкурников и трусов..."⁶⁶.

Далее привожу очень краткий список евреев, получивших отличия на фронте. В моей картотеке около тысячи имен, здесь ограничусь лишь несколькими десятками. Обычно евреев награждали медалями и Георгиевскими крестами IV степени. Причин было много. Об одной я уже писал, ссылаясь на генерала Брусилова. Даже во время Великой Отечественной войны еврейская фамилия порождала заминку. (Отсылаю к эпизоду романа Константина Симонова "Живые и мертвые" с немцем Поволжья, имевшим "еврейскую фамилию Гофман".) Корреспондент "Еврейской трибуны" Л. Яковлев уже после войны писал: "...особенно сказалось усердие цензуры в деле сокрытия положительных военных актов русских евреев не только от Запада, но и от русского общественного мнения... В отношении деяний еврейских воинов цензура налагала запреты на все. Она препятствовала опубликованию имен получивших отличия евреев-героев... воспроизводить их в кинематографах. Она противилась проникновению не только в еврейскую, но и в общую русскую печать всяческих сведений о выдающихся подвигах воинов-евреев. Она закрывала даже еврейские органы за одну попытку предпринять анкеты о евреях на войне. И потому вклад русского еврейства в общее дело борьбы за великие принципы мало известен русскому обществу и совершенно неизвестен всему остальному культурному миру"⁶⁷.

Другая причина — следствие прочих: евреи "состояли в нижних чинах", а значит, их награждали солдатскими наградами. Из-за цензуры военного времени описания подвигов короткие и отрывочные, много осталось "за кадром". Лишь изредка еврейские газеты и журналы печатали подробные рассказы о героях, как правило, о тех, которые после ранения находились в госпиталях, т. е. сведения корреспонденты добывали из первых рук. Монотонность в изложении этого материала, почерпнутого мною в основном из двух изданий — "Еврейской недели" и "Нового восхода"⁶⁸, неизбежна. Интерес представляют многие имена, фамилии

472

и отчества. Часть из них в советское время "вымерла", часть возродилась в Израиле.

Визельберг Иосиф Рувинович, 20 лет, родом из Яхтушкова Могилевского уезда Подольской губернии, рядовой, награжден медалью IV степени; ранен 19 октября 1914 г. под Двинском. Доставлен в Петроград, в городской лазарет. По профессии — типограф.

Вейс Шлема, 27 лет, из Венгрова Седлецкой губернии, рядовой, награжден Георгиевским крестом IV степени. Ранен в Восточной Пруссии 17 августа 1914 г. в ногу и оставлен своей ротой в лесу, ждал помощи. Подобрали санитары, перевезли в медпункт. Здесь был захвачен немцами. В плену ампутировали ногу. После обмена тяжелораненых военнопленных доставлен в госпиталь Петрограда. Служил в банкирской конторе. (В этой "справке" удивляет гуманность противника.)

Зинкевич Исаак Нусенович, будучи в одном из московских госпиталей, получил медаль IV степени за храбрость.

Шулькес Цодик Нотович, родом из Гродно, награжден Георгиевской медалью IV степени. Лечился в лазарете Московского автомобильного общества.

Эльман Исаак Файвелев, уроженец Брест-Литовска, представлен капитаном Неймарком к медали IV степени за разведку.

Бергер Соломон Лейбович награжден медалью IV степени за разноску патронов.

Бураковский Мовша Лейбович, родом из Сувалок, ефрейтор, награжден 23 февраля 1917 г. Георгиевским крестом IV степени за разведку под Сухачевом. Дважды тяжело ранен в голову, находился на излечении в Мещанской богадельне в Москве.

Трускулянский Исаак Феликсович, 17 лет, родом из Изила Бессарабской губернии, вольноопределяющийся, один из 25 человек (в их числе двое евреев) представлен 17 апреля 1915 г. корнетом фон Энгелем к Георгиевскому кресту IV степени за снятие австрийского дозора из 12 человек, из которых четыре были убиты, пять взяты в плен, в том числе один офицер. Лечился в лазарете служащих Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги.

Корк Михаил Израилевич, из Кельц, представлен к Георгиевскому кресту за то, что охотником, т. е. добровольно, вызвался донести приказ под сильным неприятельским огнем. В итоге в плен были взяты 600 человек, в том числе 10-12 офицеров, четыре пулемета и другие трофеи. Находился в госпитале на лечении.

Голубчик Мендель Мовшов, родом из Лодзи, представлен ротным командиром подпоручиком Драгомировым к Георгию

473

IV степени за то, что во время боя между Сувалками и Августовом он одним из первых бросился в атаку. Лечился в лазарете братьев Катуар. Обращает на себя внимание фамилия ротного — вероятно, это сын главнокомандующего Северным фронтом генерала А.М. Драгомирова.

Клейман-Киршнер Ехиель Хильзенов, из Опатова Радомской губернии, награжден медалью IV степени на Георгиевской ленте, будучи еще на позиции, на перевязочном пункте ранен в руку, ногу и плечо шрапнелью.

Лейзерович Герш Абрамович, из Варшавы, награжден Георгием IV степени за разведку и за то, что, будучи несколько раз ранен, оставался в строю. Лечился в Мясницкой больнице в Москве — в "настоящее время рвется на позиции".

Зейфман Хаим Яковлевич, родом со станции Знаменка Херсонской губернии; в числе 17 человек, оставшихся после боя от одной из рот армии Самсонова, награжден Георгиевским крестом IV степени за то, что спас знамя полка и обоз, а также за участие в отдельных битвах. Лечился в лазарете Московского Биржевого общества в Третьяковской богадельне. Спасение знамени полка всегда считалось особой доблестью, в окружении его, случалось, закапывали.

Миссер Лейб Берков, из Люблина, награжден адъютантом Его Величества медалью IV степени на Георгиевской ленте за храбрость и Георгиевским крестом III степени за разведку. Лечился в 91-м госпитале Москвы.

Гринберг Самуил Вольфович, из Симферополя, старослужащий, ефрейтор, произведен в старшие унтер-офицеры и награжден Георгиевским крестом III степени за разведку под Бзурой на германском фронте. Георгием IV степени был награжден на русско-японской войне*. Лечился в лазарете Финского горного союза.

Байбус Герш Файвелович, родом из Варшавы, награжден Георгием IV степени за участие в атаке и вызволении взводного командира из плена и Георгием III степени за то, что, будучи начальником караула, отбил у неприятеля пулемет. Лечился в лазарете Анонимного общества в Москве. Его приятель, вероятно еврей, старший унтер-офицер Хоботинский сообщил ему, что награды Байбуса прибыли в 3-ю роту 255-го Аккерманского полка.

_______________

* Обвинять евреев в трусости начали очень давно, не избежали этого и те, кто воевал на русско-японской войне, хотя и на ней были свои герои, например, Иосиф Трумпельдор потерял в бою руку, но остался в строю, полный Георгиевский кавалер, в обход закона произведенный в офицеры.

474

Лясберг Рубин Абрамович, из Радома Люблянской губернии, награжден Георгием IV степени за то, что вынес с поля боя раненного под Варшавой офицера. Лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Хефт Шлема, из г. Петровка, награжден медалью на Георгиевской ленте за то, что отбил из плена офицера на германском фронте; ранен в руку, лечился в лазарете Липгарта.

Грейтель Абрам Григорьевич, 19 лет, из Киева, награжден Георгиевским крестом IV степени за то, что, будучи ранен, остался в строю; Георгиевским крестом III степени — за разведку и Георгиевской медалью IV степени за храбрость плюс чин младшего унтер-офицера 6-го уланского Новоархангельского полка.

Гауптман Герман Янкелев, из Лодзи, награжден Георгиевским крестом IV степени за разведку на германском фронте, лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Резников Лейба Гершович, из местечка Каховка Таврической губернии, принят на военную службу в 1912 г. За боевые заслуги, как видно из удостоверения, выданного командиром Рыльского полка от 9 мая 1916 г., последовательно награжден Георгиевскими крестами IV-I степени и Георгиевскими медалями IV—II степени и, согласно статуту, произведен в подпрапорщики. В январе 1916 г. ранен при исполнении важного поручения и эвакуирован в Мелитополь, откуда через несколько недель, не дожидаясь полного выздоровления, отправился в Екатеринославскую команду добиваться возвращения в свой полк. 22 мая смертельно ранен в бою, похоронен на братском кладбище. Резников — полный Георгиевский кавалер.

Петровицкий Майер Ехиелевич, принят на службу в Бердянске в 1912 г. В начале войны отправлен на германский фронт. Награжден Георгиевской медалью IV степени за то, что под сильным огнем неприятеля оказывал медицинскую помощь своим товарищам.

Лукин Моисей Мордухович, из Екатеринослава. Его родители получили "похоронку" следующего содержания: "Ваш сын честно пал за Родину в бою 4 июля 1915 г. Получил Георгиевскую медаль IV степени и был мною представлен к Георгиевскому кресту. Подпись: Командир 5-й роты штабс-капитан М. 1916 г., апреля 11 дня. Действ. армия". Это одна из немногих похоронок, опубликованная в прессе, плюс фотография Лукина.

Кушнер Иосиф Файвелев, из колонии Александрейно при г. Бельцы Бессарабской губернии. До войны торговал скотом. Служил в артиллерии. Награжден Георгиевской медалью IV степени. Интересно, как прасол (подобно поэту Кольцову) стал

475

артиллеристом? Вероятно, имел достаточное образование, как и другие евреи, попавши" в этот род войск.

Дрейер Соломон Гершкович, из местечка Цехановец Вельского уезда Гродненской губернии. До войны управлял мебельной мастерской своего отца. Служил в артиллерии. Награжден Георгиевской медалью IV степени.

Нейман Мейер Давидович, из Новомясто Петровской губернии, награжден Георгиевской медалью и крестом IV степени. В первом случае — за взятие в плен 102 человек германцев: как знающий немецкий язык, он был послан вперед при наступлении на германском фронте и указанные 102 человека добровольно ему сдались, во втором случае — за разведку и за то, что, будучи ранен, остался в строю. Лечился в лазарете Бостанжогло в Москве. Добровольная сдача сотни немцев в плен — факт уникальный и цена этой награды чрезвычайно высока.

Изрец Михаил Семенович, из Ростова, произведен в унтер-офицеры за то, что в течение восьми с половиной месяцев находился на боевых позициях на германском фронте. Лечился от ран в лазарете Тизенгаузена в Москве.

Элькин Эля Беркович, из Гомеля, награжден медалями IV-III степени за вынос с поля боя раненых под сильным огнем неприятеля на германском фронте. Лечился в Покровском лазарете в Москве.

Резников Ицка Мойша Эльев, из Елисаветграда Херсонской губернии, награжден Георгиевским крестом IV степени за то, что под Сувалками он (вместе с другими) спас орудие.

Вейсман Шлиома Иосифович, из Каменец-Подольска, награжден Георгием IV степени за командование взводом, который наступал, несмотря на сильный огонь противника. Лечился в одном из лазаретов в Перми.

Ханковер Абрам Яковлевич, из Олсарова Радомской губернии, награжден медалью IV степени за храбрость. Лечился в госпитале г. Гродно.

Ванярш Шлема Давидов, из Замброва Ломжинской губернии, награжден Георгием IV степени за хорошую службу и Георгием III степени за разведку. Лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Гурвиц Борух Мордухов, из Варшавы, награжден медалью IV степени за храбрость. Лечился в одном из лазаретов Риги.

Уленгайк Абрам Ариасин, из Млавы Полоцкой губернии, награжден медалью и Георгием IV степени за то, что вместе с 30 другими захватил у противника шесть пулеметов и, будучи раненым, остался в строю. Лечился в лазарете Нарофоминска.

476

Боровский Арий Мордихелевич, из Гродно, награжден Георгиевским крестом IV степени за спасение пулемета и медалью за то, что не сдался в плен. Лечился в лазарете г. Богородска.

Бокфельд Абрам Шаевич, из Варшавы, награжден Георгием IV степени за разведку и Георгием III степени — за взятие в плен (в числе шести человек) 20 германцев; контужен в голову, лечился в одном из лазаретов Варшавы.

Городинский Айзик, награжден Георгиевскими медалью и крестом IV степени за захват пулемета противника и за то, что обнаружил в "избушке на чердаке неприятельский телефон", ранен в руку.

Евзерович Соломон, 17 лет, из Житомира, сын бедного стекольщика, награжден Георгиевскими крестами IV и III степени за то, что, подведя под пулеметы катки, перевез их с одного фланга на другой.

Бекер Самуил, сын виленского заводчика, вольноопределяющийся; награжден Георгиевской медалью IV степени, представлен к награде Георгием IV и III степени за то, что под сильнейшим огнем неприятеля сумел переместить орудие в безопасное место. К Георгию III степени представлен за подвиг у фольварка В., где вызвался восстановить прерванную связь с соседним полком.

Шейнман Э., старший врач полевого госпиталя, награжден орденом Станислава II степени с мечами.

Левин A.M., белостокский врач, ветеран русско-японской войны, награжден орденом св. Анны III степени с мечами и бантом за оказание помощи раненым воинам под неприятельским огнем во время обстрела санитарного поезда.

Шмуль Янкель Штейнгардт, родом из Витебска, награжден Георгиевской медалью IV степени за храбрость.

Либнер Абрам Георгиев, из Варшавы, награжден медалью IV степени и представлен сразу к двум Георгиям IV и III степени за взятие нескольких орудий на германском фронте.

Фогель Абрам Ошерович, награжден медалью IV степени за храбрость и представлен к Георгию IV степени.

Гольдин Иосиф Исаакович, награжден 7 августа 1914 г. Георгиевским крестом IV степени за разведку под Истенбургом и Георгием III степени за отличную разведку под Варшавой, у Червоной Нивы.

Бржезинский Виктор Иосифович, из Лодзи, рядовой, награжден двумя Георгиевскими медалями и крестом IV степени за спасение командира и за поднос патронов под сильным огнем.

Резник Хаим, старший унтер-офицер, представлен к Георгиевскому кресту и медали, пропал без вести во время боя, о чем сообщено родителям. Фотография совсем юного солдата, лет 18.

477

Баум Рафаил Семенович, 18 лет, старший унтер-офицер, награжден двумя Георгиевскими крестами IV и III степени. Оба раза проявил выдержку в разведке. В торфяном болоте, дождавшись темноты, прополз 8 верст и доставил важное донесение.

Хайкин Лев, военфельдшер, за участие в войне с Японией награжден Георгием IV и III степени... В настоящей войне ранен под Перемышлем 19 сентября 1914 г. Обнаружив семь австрийских шпионов, сигнализировавших своей артиллерии, сумел захватить в плен австрийского генерала, за что награжден Георгием II степени. Из полевого лазарета его перевели на должность фельдшера дивизиона; был тяжело ранен и эвакуирован в Петроград, лечился в дворцовом госпитале. Здесь ему вручили Георгиевский крест I степени. Эвакуирован в Пятигорск. Отсюда снова на фронт; при захвате австрийского мотоциклиста ранен в живот. При убитом австрийце найдены важные документы. Сам Хайкин эвакуирован в Севастополь.

Юзефович Рувим Яковлевич, из Лодзи, награжден Георгиевским крестом IV степени за разведку, III степени за взятие штурмом вражеских окопов, II степени за то, что повел полк в атаку. Лечился в госпитале в Москве.

Иофиш Калман Гершович, пропал без вести. На его родину, в Забайкалье, в Петровское волостное управление пришло уведомление за подписью командира полка генерал-майора С. о награждении Иофиша за храбрость Георгиевским крестом IV степени.

Вербицкий Эль Гейнихов, родом из пос. Березниговатый Херсонского уезда, награжден Георгиевским крестом IV степени за разведку и представлен к Георгию III степени тоже за разведку на австрийском фронте; ранен.

Сафьян Соломон, сын одесского купца, отправился на фронт добровольцем. Награжден двумя Георгиевскими крестами и произведен в прапорщики — случай уникальный. Лечился в одном из лазаретов в Киеве.

Сорин Хаим, младший врач финляндского стрелкового полка, награжден Станиславом III степени за участие в боях.

Абельман Морис Львович, доктор, за особые заслуги по мобилизации награжден Владимиром III степени.

Эдельман Года Генрихович, старший врач пехотного полка. За боевые заслуги награжден орденом св. Станислава III степени (приказ по армии от 22 февраля 1915 г.), орденом св. Анны II степени с мечами и бантом (приказ от 3 декабря 1915 г.) и св. Анны IV степени с надписью "За храбрость". Кроме того, представлен к орденам св. Святослава II степени с мечами и св. Анны II степени с мечами.

478

Французов Леон Борисович, врач, ветеран японской войны. Награжден орденами св. Святослава и св. Анны, св. Владимира IV степени.

Боч Давид Вольфович, родом из местечка Межибнич Подольской губернии, награжден Георгиевской медалью IV степени за разведку и представлен ротным командиром к двум Георгиевским крестам IV и III степени тоже за разведку.

Мошковский Меер Израилев, из Александровского уезда Иркутской губернии, награжден медалью "за раны" и Георгием IV степени за поимку двух немецких шпионов и представлен к Георгиевскому кресту III степени ротным командиром за ободрение товарищей во время боя, а также к Георгиевскому кресту II степени за отвагу в последнем бою, находился на позициях с 28 августа 1914 по 27 мая 1915 г.

Липник Израиль Абрамович, вольноопределяющийся, в начале войны — младший унтер-офицер. Ранен в Восточной Пруссии 10 августа 1914 г. Второй раз ранен под Гродно, остался в строю и за выбытием командного состава принял командование при атаке, воодушевляя солдат своим примером. Награжден Георгием IV степени и произведен в подпрапорщики. Лечился в лазарете 1 Русского автомобильного клуба. Прилагается фотография И.А. Липника.

Волянский Исаак Симхов, из г. Соколки Гродненской губернии, ефрейтор. Награжден Георгиевским крестом IV степени за разведку и III степени за спасение ротного командира под сильным огнем неприятеля. Лечился в лазарете г. Каширы.

Ротштейн Л., из Витебска, сын врача и студент Бельгийского университета. Добровольно пошел во французскую армию. Служил в пехоте. За храбрость произведен в офицеры. Имеет многочисленные награды.

Проскуровский Хаим Давидович, проживающий в г. Умани, награжден Георгиевскими крестами IV и III степени за то, что 16 августа 1914 г. под сильным орудийным и артиллерийским огнем дважды ходил с донесениями к начальнику артиллерии и "примером личной храбрости ободрял солдат", несмотря на ранение, вернулся в строй. В настоящее время, из-за ранения в глаз, освобожден от службы.

Любарский Аркадий Герш Лейбов, 24 года, из местечка Ровное Херсонской губернии, на службе с 1912 г. Последовательно награжден тремя Георгиевскими крестами IV—II степени: за удачную разведку 26 сентября 1914 г.; 28 марта 1915 г. за то, что во главе взвода захватил четыре пулемета и взял в плен 92 человека(!); 10 июля 1915 г. — за разведку, где ему удалось убить

479

немецкого офицера, у которого были важные документы, и медалью IV степени за пленение 15 человек. За двенадцать с половиной месяцев пребывания на фронте несколько раз ранен. В последний раз ему ампутировали руку выше кисти. Подал прошение о зачислении в свою часть. Просьба его удовлетворена, назначен полковым конным разведчиком.

Крайзман З.Э., уроженец Златополя Киевской губернии, доктор, награжден орденом Станислава III степени с мечами и бантом и орденом Анны III степени с мечами и бантом.

Вилькин Мовша Абрамович, родом из Вильны, награжден Георгием IV и III степени соответственно за захват вражеского пулемета и за снятие плана с позиции. После ранения лечился в лазарете 5-й женской гимназии в Москве.

Гольдберг Абрам Маркович, студент-медик, служил в армии фельдшером. Награжден Георгиевской медалью и Георгиевским крестом IV степени за спасение раненого генерала, которого везли на линейке, когда на них напали австрийцы. Гольдберг не растерялся, заставил кучера гнать лошадей, оба были ранены, но плена избежали. Кроме того, Гольдберг во время поездки за провиантом арестовал австрийского шпиона. После ранения лечился в Киевском военном госпитале.

Новицкий Залман Борисович, из Бобруйска, кавалерист, ветеран японской войны, на которой был награжден Георгиевским крестом IV степени. Представлен к Георгию II степени за разведку и спасение дивизионного обоза под Лодзью, ранен разрывной пулей в бок и голову, лечился в Боевском лазарете в Москве.

Винокур-Коген Вольф, из Киева, ветеран русско-японской войны, полный Георгиевский кавалер, награжден знаками отличия св. Анны и представлен к большой золотой шейной медали. К сожалению, источник не сообщает о подвигах Винокура-Когена. На фотографии — герой, грудь которого увешена всевозможными отличиями.

Ханукаев Ошер, вероятно горский еврей, награжден Георгиевской медалью и Георгиевскими крестами IV—II степени. Лечился в военном госпитале Москвы.

Губинштейн Борис Соломонович, родом из Гродно, ветеран русско-японской войны, на которой был произведен в старшие унтер-офицеры и награжден Георгием IV и III степени. В мировую войну награжден Георгием II степени за захват германского пулемета и Георгием I степени за то, что вместе с 25 товарищами захватил знамя и гаубицу противника. Кроме того, представлен к Георгиевской медали IV степени согласно Высочайшей воле как

480

инвалид войны. Лечился в лазарете Красного Креста при Бранденбургском лагере для военнопленных.

Вейцман Израиль Гейнехович, награжден Георгиевскими крестами IV-III степени. После ранения уволен с военной службы.

Куюмджи Давид Яковлевич, уроженец Карасубузар (Крым), вероятно крымчак. Награжден Георгиевской медалью и Георгиевским крестом IV степени за то, что под огнем неприятеля перевязал шестерых раненых и за то, что, отправившись из окопов за патронами, пленил и доставил в штаб полка австрийского разведчика. Лечился в Виннице, в Рижском этапном госпитале.

Рит Наум Моисеев, родом из Бердического уезда Киевской губернии, награжден Георгиевской медалью и Георгиевским крестом IV степени соответственно 15 октября и 7 ноября 1914 г. за взятие в плен нескольких германцев; представлен к Георгию III степени за бомбометание в немецкий окоп в конце января 1915 г. и к Георгию II степени за взятие в плен 17 (!) германцев.

Гольдин М.З., подпрапорщик, награжден Георгиевскими крестами IV и III степени. Чин подпрапорщика получил за то, что, попав в плен, бежал, составил карту местности и доставил важные сведения, благодаря которым был взят в плен немецкий полк!

Борщипольский Лев Абрамович, награжден Георгиевской медалью и Георгием IV степени соответственно за доставку в штаб полка под сильным огнем противника донесения и за разведку и взятие трех пулеметов противника. Представлен к Георгию III степени за то, что в качестве добровольца не раз выполнял опасные поручения, произведен в ефрейторы.

Вольрехт Берко, из Варшавы, представлен к Георгию IV и III степени соответственно за доставку донесения о местонахождении батареи врага после удачной разведки и за то, что, раненный в ногу, сумел вытащить из боя раненого офицера. После второго ранения под Лодзью лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Зысманович А., вольноопределяющийся, награжден Георгиевскими крестами IV—II степени за то, что во главе группы разведчиков перешел линию фронта, переоделся в немецкую форму и наблюдал, как немцы рыли окопы; когда они ушли, наши разведчики заняли готовые окопы. Наутро немецкие пехотинцы вернулись, некоторые были убиты, большинство захвачены в плен.

Гельфман П.С., сын купца из Феодосии, представлен к Станиславу III степени с мечами и награжден Георгием IV степени за храбрость.

481

Фишман Гершон Хаим-Беров, военврач полевого запасного госпиталя, награжден орденом Станислава III степени с мечами и бантами.

Черкес Франек, 47 лет, родом из Кишинева, ветеран русско-японской войны; записался в добровольцы, ему отказали. Тогда он телеграфировал государю, указав на свой унтер-офицерский чин и два Георгиевский креста с японской войны. По особому повелению был зачислен в армию. "Такие сыны нужны отечеству", — говорилось в ответе высшей инстанции. Черкес оправдал надежды: получил медаль за храбрость и Георгиевский крест II степени. Ранен в обе ноги, в живот и левое плечо. Ходил на костылях. Дома оставил жену и пятерых детей. По свидетельству Черкеса, генерал Радько-Дмитриев (болгарин на русской службе) с похвалой отзывался о солдатах-евреях. Мечта Черкеса — получить право на жительство в Москве.

Братья Дубовицкие: Залман, погиб на Варшавском фронте 24 мая 1915 г. во время немецкой атаки; Меер, призванный в начале 1915 г., пропал без вести с 19 апреля.

Дубовицкий Л. — в действующей армии с первого дня войны, артиллерист, произведен за храбрость в унтер-офицеры и награжден Георгиевскими крестами IV-II степени, тремя Георгиевскими медалями, из коих одна золотая, и представлен к Георгиевским крестам I и II степени.

Кацнельсон Мария Израилевна, из Бобруйска Минской губернии, сестра милосердия. С начала войны работала в госпитале в Гомеле в лазарете княжны Паскевич. В 1916 г. минской общиной сестер милосердия командирована в действующую армию, в полевой госпиталь, за работу в котором награждена медалями на Станиславской и Андреевской лентах. В начале июня с. г. как еврейка была удалена из действующей армии и прикомандирована ко Крестовоздвиженскому госпиталю в Гомеле. Приложена фотография милой еврейской девушки. Рядом с ее фотографией — групповая фотография евреев-солдат (около 30 человек), в том числе десяти Георгиевских кавалеров: С. Когалес, Б. Новак, Н. Цейтлин (награжден тремя Георгиями, один I степени), А. Шулькин, А. Вепринский, X. Зевелов, Л. Резник, М. Лейтин, М. Мирмович, М. Цацкин.

Далее я позволю себе несколько пространных цитат из еврейской прессы 1914-1917 гг.

Приказом командующего армиями Северо-Западного фронта, 150 санитаров виленской добровольной санитарной дружины

482

"за отлично-усердную" службу и труды по уходу за ранеными больными воинами награждены различными знаками отличия и медалями на Анненской и Станиславской лентах. В числе награжденных — 40 евреев, из которых старшина дружины С.А. Иоффе награжден золотой шейной медалью на Александровской ленте, Ф. Тыслер и И. Бер — золотыми нагрудными на Анненской ленте, а остальные — серебряными нагрудными на Станиславской ленте.

Нам пишут из Бердичева.

Жителем г. Бердичева Шлемой Сандалом получено от командира 5 роты 165 пехотного Луцкого полка письмо следующего содержания:

"Семейству Файвеля Сандала. Рядовой 5 роты пехотного полка. Файвель Сандал, будучи санитаром, в боях смело и самоотверженно перевязывал раненых товарищей. Когда 19 мая бросились в атаку на австрийцев, Сандал последовал за ротой, находился в первых рядах, на ходу перевязывая раненых. Во время перевязки брошенной бомбой он был убит — 19 мая в 11 часов дня. За проявленное мужество и храбрость он был представлен к награждению Георгиевским крестом IV степени. Представление утверждено и крест будет выслан вам скоро. Командир роты (подпись)".

Сандал погиб на 21-м году жизни. До поступления на военную службу занимался в Бердичеве продажей еврейских газет.

Как сообщают "Одеские новости", в течение последних двух-трех дней держался упорный слух, будто врач одесской еврейской больницы Ю.А. Мюнстер, находящийся в настоящее время в действующей армии, убит. Этот слух оказался неверен. За героическую работу под огнем неприятеля доктор Мюнстер Высочайше награжден орденом св. Анны III степени с мечами и бантом».

"Еврейская неделя" (1915. № 6) сообщала, что 23 мая 1915 г. скончался от ран любимец товарищей и ближайшего начальства, Георгиевский кавалер Залман Шлиомович Шапиро, уроженец местечка Коханово Оршанского уезда. Он дважды побывал в немецком плену и дважды бежал. Один из сослуживцев отправил его родителям такое письмо:

"Здравствуйте многоуважаемый Шлиомо Шапиро!

Спешу послать известие о вашем сыне Залмане Шапиро. Он убит вражеской пулей, которая и осталась в нем. Он этого не мог выдержать и скончался, и похоронен 15 мая 1915 г. При похоро-

483

нах присутствовал командир полка и много офицеров с хором музыки, потому что он был любимцем полка. Похоронен он парадно на братском кладбище. У него было заслуженных два Георгиевских креста и он был представлен в третьему кресту..."

В следующем номере газета (№ 7) информировала читателей, что в Россию кружным путем прибыло 426 русских подданных из Франции. Среди них 142 еврея. Большинство из них учились во Франции на врачей, юристов и технологов. Все они служили добровольцами в пехоте Иностранного легиона*. Встречавший их генерал предложил им выбрать любой род войск. Механики, шоферы, монтеры сразу же получили назначения в части по своим специальностям.

Цион Мандель, уроженец Петрограда, проживающий постоянно в Харькове, вольноопределяющийся унтер-офицер — полный Георгиевский кавалер. Однако офицерское звание ему присвоено не было, а лишь выдан следующий документ: "Дано сие младшему унтер-офицеру из вольноопределяющихся Циону Манделю в том, что он действительно состоял во временно командуемом мною полку в 16 роте с 18 июля 1914 г. по 22 апреля 1915 г., находился в строю, участвовал в боях, за бои 26-28 августа 1914 г. был представлен к Георгиевскому кресту IV степени, за бои 21-24 сентября к Георгиевскому кресту III степени, за бои 6-7 октября к Георгиевскому кресту II степени и за бой 13 декабря к Георгиевскому кресту I степени. Награжден Георгиевской медалью IV степени за № 72 918 за августовские бои... как кавалер Георгиевского креста III степени произведен в унтер-офицеры, что подписью и приложением казенной полковой печати удостоверяю.

Сие удостоверение дано для подачи в полицейское управление, на предмет права жительства: Подпись командира полка подполковника Л." Рядом с этим удостоверением, опубликованным в "Еврейской неделе" (1915. № 26), напечатана фотография М. Циона.

В другом номере "Еврейской недели" (1916. № 37) опубликовано письмо полкового священника родителям З. Мутерфельда, проживающим в Одессе. Мутерфельд обучался в Берлинской

________________

* В Иностранном легионе служил, например, Виктор Григорьевич Финк (1889-1973), будущий писатель. В 1913 г. он окончил юридический факультет Парижского университета. В качестве волонтера воевал на Западном фронте. В 1916 г. вернулся на родину. Его роман "Иностранный легион" неоднократно переиздавался и переведен на многие языки.

484

консерватории, но с началом войны вернулся на родину и был призван на военную службу: «С тяжелой грустью сообщаю вам о преждевременной смерти вашего сына Зиновия Мутерфельда. Сын ваш, вами любимый, а для нас дорогой, незабвенный мученик и воин на поле брани, пал смертью героев. Прах его по моему распоряжению покоится около униатского кладбища. Дорогая могилка его обложена зеленым дерном. В могилу вбит столб, на нем прибита металлическая дощечка такого содержания: "Здесь покоится прах убитого в бою 6 августа 1916 г. рядового... пехотного полка первой роты Зиновия Шмулевича Мутерфельда, Херсонской губернии, мещанина города Одессы".

Вот все, что я в силах был сделать. Да упокоит его праведную душу Иегова в лоне Авраама, пусть спит дорогой, любимый и незабвенный нами Зиновий тихим безмятежным сном до светлого утра, а вас всех, родных и знакомых ему, да утешит Бог Израиля невидимою Своею помощью и милостью. Тяжела утрата, велико родительское горе, но велика честь и слава родителей, сын которых пал честно за родину. Пусть же за их мученическую кровь восторжествует правда».

Спустя почти 90 лет невозможно без волнения читать это удивительно трогательное и тактичное письмо. Обычно погибших на фронте евреев хоронили в братских могилах. Но священник, вероятно, добился, чтобы Мутерфельда похоронили на униатском кладбище. А главное, в письме есть обращение к старому еврейскому Богу.

Но, пожалуй, это письмо исключение. Во время войны в очередной раз возникла проблема возвращения крестившихся евреев в лоно иудаизма. Обычно это было связано со смертью в госпиталях больших городов. Вот что писал обозреватель "Еврейской недели" (1917. № 10/11) по этому поводу: "На днях Петербургская духовная консистория разрешила принципиальный вопрос (здесь и далее курсив мой. — С. Д.). Умер крещеный еврей, пожелавший перед смертью возвратиться к вере своих отцов и подавший об этом прошение, которое за краткостью времени не было удовлетворено. Близкие к покойному лицу возбудили ходатайство о разрешении похоронить его по еврейскому обряду, ссылаясь на предсмертную волю. Администрация запросила заключения епархиальных властей. ...консистория ответила, что человек, отпавший от православия, не может быть погребен по христианскому обряду, а как и с соблюдением каких обрядностей будет он погребен, для духовной власти безразлично: это дело администрации. Почивший был погребен по еврейскому обряду".

485

И еще. "Виленский курьер" опубликовал статью о подвиге 20-летнего добровольца, уроженца Виленской губернии Соломона Пельмана, награжденного последовательно Георгиевскими крестами IV—II степени за то, что, затаившись в окопе, он при появлении немцев забросал их гранатами. Рота, воспользовавшись замешательством врага, часть уничтожила, а часть пленила.

Основатель русской военной авиации великий князь Александр Михайлович терпимо относился к евреям, и в его ведомстве были "лица иудейского вероисповедания". Напомню, что один из пионеров русского аэроплаванья, Всеволод Михайлович Абрамович (1890-1913), внук писателя Менделя Мойхер-Сфорима, впервые в истории авиации совершил длительный перелет по трассе Берлин-Петербург в 1912 г. Погиб во время пилотирования.

В "Еврейской неделе" (1915. № 7) напечатана фотография анонимного "Еврея-авиатора", сидящего за штурвалом аэроплана. В австрийской, например, армии было много офицеров-евреев, в частности в авиации. В знаменитом таранном бою, состоявшемся 26 августа 1914 г., противником пилота П.Н. Нестерова был Фридрих Розенталь.

В одном из киевских лазаретов лечился российский авиатор Эммануил Маргулис, раненный при разведке над Перемышлем.

А сын артиста балета, композитора и дирижера, с 1897 г. капельмейстера лейб-гвардии Преображенского полка А.А. Фридмана (1866-1908), Александр Александрович Фридман (1888-1925), математик и геофизик, был во время войны военным летчиком. В 1922-1924 гг. нашел нестандартные решения уравнений Эйнштейна, что легло в основу теории расширяющейся Вселенной. Один из создателей теории турбулентности и отечественной школы динамической метеорологии. В 1931 г. ему посмертно была присуждена Ленинская премия.

Леонид Мартынов в 1965 г. посвятил А.А. Фридману следующее стихотворение:

Мир не до конца досоздан: небеса всегда в обновах,

астрономы к старым звездам вечно добавляют новых.

Если бы открыл звезду я, — я ее назвал бы Фридман, —

лучше средства не найду я сделать все яснее видным.

Фридман! До сих пор он житель

лишь немногих книжных полок —

математики любитель, молодой метеоролог

и военный авиатор на германском фронте где-то,

а поздней организатор Пермского университета

на заре советской власти... член Осоавиахима.

486

Тиф схватив в Крыму, к несчастью, не вернулся он из Крыма.

Умер. И о нем забыли.

Только через четверть века вспомнили про человека,

вроде как бы оценили:

— Молод, дерзновенья полон, мыслил он не безыдейно.

Факт, что кое в чем пошел он дальше самого Эйнштейна:

чуя форм непостоянство в этом мире — урагане,

видел в кривизне пространства он галактик разбеганье.

— Расширение Вселенной? В этом надо разобраться!

Начинают пререкаться...

Но ведь факт, и — несомненный:

этот Фридман был ученым с будущим весьма завидным.

О, блесни над небосклоном новою звездою, Фридман.

Еврейский вопрос был разрешен Февральской революцией. Почти сразу же 2 600 евреев зачислили в военные училища и школы прапорщиков. При том недостатке младших офицеров, который испытывала армия, это был запоздалый, но правильный шаг. Россия войну, к сожалению, проиграла...

Примечания

¹ Маевский В. Дореволюционная Россия и СССР. Мадрид, 1965. С. 282-283.

² Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитора русской армии и флота. Нью-Йорк, 1954. Т. 1. С. 245-246. Примеч.

³ Образцов И.В. Российские офицеры: Офицерство и нация // Военно-исторический журнал. 1994. № 2. С. 43-49.

⁴ Деникин A.И. Путь русского офицера. Нью-Йорк, 1953. С. 283.

⁵ См.: Еврейская делегация у ген. Деникина // Рассвет. 1923. № 17. С. 17-18; № 18. С. 17-18.

⁶ Самойло А.А. Две жизни. Л., 1963. С. 67, 152, 210; см. также: Дрейер В.Н. На закате империи. Мадрид, 1965. С. 25.

⁷ Самойло А.А. Указ. соч. С. 93-96, 165.

⁸ Военачальники и военные деятели России: Военная энциклопедия Сытина. СПб., 1996. Т. А-В. С. 93.

⁹ Новый восход. Пг., 1915. № 1. Стлб. 36.

¹⁰ Грузенберг О. Вчера; Бред войны. Париж, 1938. С. 64.

¹¹ Мариенгоф А. Роман без вранья. Л., 1991. С. 39.

¹² Брусилов А.А. Мои воспоминания. Рига, 1929. С. 152.

¹³ Деникин А.И. Указ. соч. С. 284.

487

¹⁴ Григорьев С.Т. Берко-кантонист. М., 1933. С. 233.

¹⁵ Деникин A.И. Указ. соч. С. 285.

¹⁶ Лесков Н. Соч. СПб., 1903. Т. XVIII. С. 140-169. Впервые рассказ был опубликован в газете ("Гатцука". 1882. № 33).

¹⁷ Деникин A.И. Указ. соч. С. 283.

¹⁸ Ростопчина Е.П. Стихотворения. Проза. Письма. Иерусалим, 1986. С. 206-208.

¹⁹ Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XIX веке. М., 1973. С. 73, 91-92.

²⁰ Риттих А.Ф. Племенной состав контингентов Русской армии и мужского населения Европейской России. СПб., 1875. С. 6, 35-39.

²¹ Там же. С. 40-41.

²² Дрейер В.Н. Указ. соч. С. 187-192.

²³ Там же. С. 73, 214.

²⁴ Еврейская жизнь. Харбин, 1937. № 47. С. 13.

²⁵ Гостап Б. Евреи в мировой войне: Об еврейской храбрости и патриотизме // Гадегел. Харбин, 1940. № 7. С. 5-7.

²⁶ Брусилов А.А. Указ. соч. С. 73.

²⁷ Лемке М. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 1915 г. — 2 июля 1916 г.). Пг., 1920. С. 328, 530, 631.

²⁸ Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне: В 2 т. Париж, 1939. Т. 1. С. 152; Т. 2. С. 334-335.

²⁹ Лукомский А.С. Воспоминания. Берлин, 1922. Т. 1. С. 88.

³⁰ Джунковский В.Ф. Воспоминания: В 2 т. М., 1997. Т. II. С. 558.

³¹ Там же. С. 559-563.

³² Там же. С. 561. Примеч.

³³ Зайончковский П.А. Александр и его окружение // Вопр. истории. 1966. № 8. С. 130; Он же. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М, 1970. С. 39-40.

³⁴ Ахун М.И., Петров В.А. Царская армия в годы империалистической войны. M., 1929. С. 42-44.

³⁵ Там же. С. 45.

³⁶ БаратовЛ. Вселенская держава // Часовой. Брюссель, 1980. Сент.-окт. № 627. С. 4-5.

³⁷ Там же. С. 4.

³⁸ Грулев М.В. Записки генерала-еврея. Париж, 1929. С. 240.

³⁹ Баратов Л. Указ. соч. Послесловие. С. 9.

⁴⁰ Еврейская неделя. Пг., 1916. № 23. Стлб. 31.

⁴¹ Евреинов Н. Незнание или сознательная клевета: Откровения Амальрика и других диссидентов // Часовой. Брюссель, 1979. № 619 (4). С. 13.

⁴² Дубнов С.М. Книга жизни. Воспоминания и размышления: Материалы для истории моего времени. Рига, 1935. Т. II: 1903-1922. С. 188-189, 205.

488

⁴³ Лемке М. Указ. соч. С. 113.

⁴⁴ Там же. С. 203.

⁴⁵ Лемке М.К. Указ. соч. С. 37.

⁴⁶ Самойло А.А. Указ. соч. С. 163.

⁴⁷ Шавельский Г. Указ. соч. Т. 1. С. 271.

⁴⁸ Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. М., 1964. С. 25-26.

⁴⁹ Шавельский Г. Указ. соч. Т. 1. С. 272.

⁵⁰ Там же. С. 273.

⁵¹ Головин Н.Н. Указ. соч. С. 147.

⁵² Лемке М. Указ. соч. С. 178.

⁵³ Брюсов В. Пасхальная встреча // Щит: Лит. сб. под ред. Л. Андреева и др. М., 1916. С. 40-42.

⁵⁴ Еврейская неделя. Пг., 1916. № 5. С. 26.

⁵⁵ Дрейер В.Н. Указ. соч. С. 144-145.

⁵⁶ Свечин М. Записки старого генерала. Ницца, 1964. С. 99.

⁵⁷ Лемке М. Указ. соч. С. 179.

⁵⁸ Там же. С. 180.

⁵⁹ Там же. С. 181.

⁶⁰ Головин Н.Н. Указ. соч. С. 148.

⁶¹ Самойло А.А. Указ. соч. С. 183.

⁶² Лемке М. Указ. соч. С. 181, 182.

⁶³ Дрейер В.Н. Указ. соч. С. 112.

⁶⁴ Ясюков М. Начало века: жизнь, проблемы, нравы армии России // Коммунист вооруженных сил. 1990. № 7. С. 71.

⁶⁵ Лемке М. Указ. соч. С. 353.

⁶⁶ Там же. С. 6-3.

⁶⁷ Яковлев Л. Русские евреи и война // Еврейская трибуна. Берлин, 1921. Апр. № 66. С. 4.

⁶⁸ Еврейская неделя. Пг., 1915. № 1. Стлб. 25-26; № 3. Стлб. 14; № 4. Стлб. 25-26; № 7. Стлб. 21-23, 30-31; № 9. Стлб. 21; № 12. Стлб. 24; № 14. Стлб. 11-12; № 15; № 18. Стлб. 10-12; № 19. Стлб. 23; № 20. Стлб. 22-23; № 26. Стлб. 30; № 29. Стлб. 33-34; № 30. Стлб. 21; № 31/32. Стлб. 46-48; 1916. № 4. Стлб. 25; № 5. Стлб. 26; № 8. Стлб. 34; № 34. Стлб. 18-20; № 37. Стлб. 27-28; № 43. Стлб. 22; 1917. № 6; № Ю/11. Стлб. 43; Новый восход. 1915. № 1. Стлб. 35; № 4. Стлб. 30; № 12/13. Стлб. 48; Война и евреи. Пг., 1915. № 7. С. 10; Бонч-Бруевич М.Д. Указ. соч. С. 36. Примеч.

489

Приложения

Необходимое предисловие к публикации

С 1976 г. в СССР выходит многотомная аннотированная библиография "История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях". Инициатором и первым редактором этого, несомненно, солидного издания был профессор Московского университета и почетный член Американской исторической ассоциации П.А. Зайончковский (1904-1983). Меня в данной библиографии в первую очередь, естественно, интересовало то, как в ней отражена история еврейского народа в России — история длительная, мучительная и насыщенная часто негативными событиями. (Оговорюсь сразу, это ни в коем случае не рецензия!)

Следует признать, что евреям в этом труде, как ни удивительно, но, можно сказать, повезло: несмотря на то, что при отборе биографий и материала в начале 70-х годов теперь уже прошлого века (надо полагать, читатели не забыли, что это были за времена) составители руководствовались исключительно "великодержавными" принципами¹, все же из общего числа примерно в 20 тыс. описаний (в вышедших томах) не менее 800 так или иначе касаются евреев. Вместе с тем неполнота отбора очевидна даже из списка просмотренных составителями периодических и продолжающихся изданий: вы не найдете там ни "Еврейский мир", ни "Восход"... Столь же односторонним представляется освещение в библиографии религиозных — независимо от конфессиональной принадлежности — проблем, более семи десятков лет вызывавших у советских издателей неприятие. Библиография, о которой идет речь, казалось бы, является счастливым исключением, но и здесь коробит принцип отбора, его можно выразить словами одного из героев английского романиста Г. Фильдинга: «Когда я говорю "религия", я имею в виду христианскую религию».

По-видимому, мы имеем дело не столько с исходными установками составителей, сколько с цензурными требованиями. Но более детальное знакомство с материалами этого издания обнаруживает странное обстоятельство. Составители пунктуально

490

расписали содержание издававшегося с 1880 г. под началом публициста А.С. Суворина (1834-1912) "Исторического вестника", который в течение 37 лет был одним из ведущих журналов консервативного направления. Среди прочих в разных рубриках библиографии отражены мемуарные публикации С.С. Окрейца, но непонятным образом отсутствует информация о его воспоминаниях, посвященных встрече с рабби Менахемом-Менделем Шнеерсоном (Цемах-Цедек, 1789-1866) — "Цадик Мендель из Любавич"², — лакуна, к сожалению, вполне очевидная и однозначная. Именно поэтому я предлагаю вниманию читателей публикацию воспоминаний Окрейца, представляющих, на мой взгляд, большой интерес. Но прежде о личности мемуариста.

Станислав Станиславович Окрейц (1863 — после февраля 1917) — один из моих "любимцев" и, пожалуй, одна из самых одиозных фигур в истории российской журналистики. Чего стоит хотя бы такой факт его биографии: в начале 1887 г. наследники А.С. Пушкина возбудили против Окрейца уголовное дело, обвинив в присвоении чужой собственности, поскольку он издал Полное собрание сочинений Пушкина до 29 января 1887 г., т. е. до разрешенной гражданским правом даты. Кроме того, Окрейц снискал сомнительную славу "пресловутого присяжного юдофоба", "в течение многих лет то под собственной фамилией, то под псевдонимом Орлицкого выливавшего в специально создаваемых им органах печати помои на еврейский народ"³. Даже А.П. Чехов, который, как известно, не отличался особым филосемитством, называл С.С. Окрейца "Юдофобом Юдофобовичем", а в шуточной литературной табели о рангах поставил его на последнее место как "не имеющего чина"⁴.

Любопытно, что автор книги "Нерусская кровь в русских писателях" С.Ф. Либрович считал С.С. Окрейца евреем по происхождению и даже полагал, что тот вырос в еврейской семье. О том же писал весьма осведомленный журналист А.Е. Кауфман. Но тем не менее Окрейц с целью истребления еврейского народа предлагал производить еврейкам принудительные аборты⁵. История знает много подобных примеров: люди, в которых текла еврейская кровь и которые изменили вере предков, становились ярыми антисемитами.

Сам С.С. Окрейц утверждал, что он родился в 1836 г. в польской семье. Его отец, преподаватель математики в частных учебных заведениях, был в молодости причастен к декабристскому движению, но не пострадал и навсегда остался "либералом". С детских лет запомнил Окрейц разговор отца с Фаддеем Булгариным: «"Ого, друг Христофор! (так называл Булгарин Окрейца-

491

старшего. — С. Д.) Ты не меняешься и такой же либерал, каким был в двадцать пятом году". — "Зачем мне меняться? Вот ты так сильно переменился". Улыбка спала с лица человека, ставшего символом журналистской продажности. "Ты с Дубельтом (управляющий Третьим отделением и начальник штаба Отдельного корпуса жандармов. — С. Д.) незнаком?" — "Разумеется, незнаком". — "То-то же! А я как издатель газеты по необходимости знаком. Ну и то, во что верил в двадцать пятом году, прячу подальше"»⁶.

Для Окрейца-младшего своего рода жизненным рубежом стало польское восстание 1863 г., к которому он примкнул под влиянием невесты Адель Яснопольской — пламенной патриотки. В воспоминаниях Окрейц описал их последнюю встречу во время восстания. Он потерял Адель из виду после подавления восстания. На письма к ней не получал ответа. Однажды на пустынной дороге Окрейц встретил кортеж — телеги с инсургентами в сопровождении конвоя. На одной из телег он увидел знакомую фигуру невесты, скрывавшей лицо под густой вуалью. Окрейц окликнул ее: «"Это Вы, Адель?.. Что же Вы молчите?" Она откинула вуаль, сдернула белую повязку, закрывавшую один ее глаз, и я отступил в ужасе. Глаз был жестоко выбит, выстегнут, и кровавая рана еще не затянулась. "Что это? Кто это сделал??!" Суровое, как бы застывшее лицо Адели искривилось болезненною, страдальческою улыбкою. Она заговорила... И голос был не тот, не прежний; слова жестки, обрывисты, суровы: "Вы спрашиваете, кто мне выбил глаз? Казак выбил..."». (Этот рассказ не преувеличение бывшего инсургента. Вот свидетельство крестьянина, участника одного из расстрелов повстанцев в 1863 г.: "Был он мужчина здоровенный, косая сажень в плечах и лбище огромадный... Когда мы его привязали к дереву, он стал нас просить, чтобы мы целились лучше, а то говорит, я больно живуч. И действительно, точно заколдовал он нас. Два раза палили, а он все дрыгается и стонет. Так живьем и закопали"⁷.)

После подавления восстания Окрейц познакомился с Всеволодом Крестовским, автором нашумевшего романа "Петербургские трущобы". Они подружились, и Крестовский поселился на квартире Окрейца. Крестовский тогда работал над романом "Панургово стадо", и нет сомнения, что "шумовскую инсургенцию" он описал со слов Окрейца, особенно столь печальный факт, что "панургово стадо" очутилось в руках "нетрезвых русских живодеров". "Дубельтом" Окрейца стал даже не жестокий усмиритель восстания Муравьев-"вешатель", а его преемник К.П. Кауфман доведший "строгость системы Муравьева... до предела, до которого

492

сам Муравьев никогда бы ее не довел"⁸. Сомнительный тезис. Как раз Кауфман более подходил на роль "бархатного диктатора". Просто Окрейц в бытность свою инсургентом особой храбрости не проявил: по неясным причинам он отстал от отряда повстанцев и зафиксировал свое алиби на балу у знакомого жандарма. А вот другая любопытная деталь: несостоявшийся повстанец Окрейц провалился ночью в болото, и некий "жидок" (как он выразился), рискуя жизнью, спас "героя", не испытавшего при этом никакой благодарности к спасителю⁹. Окрейц в полной мере реализовал свое язвительное "остроумие", потешаясь над евреями, которые равным образом боялись и русских казаков, и польских жандармов. По утверждению Окрейца, везде, где есть евреи, процветают эксплуатация, жульничество и воровство. В деревнях евреи грабят "холуеватых" белорусов; в долговой яме некто Ицко Хапкин обделывает делишки за счет ближних... А уж о пишущей еврейской братии и говорить нечего: для нее Окрейц не нашел ни одного доброго слова¹⁰. Вместе с тем следует отметить, что даже такой отъявленный антисемит иногда писал правду. Например, в автобиографической хронике "Далекие годы" он описал самодурство польских помещиков, выселявших евреев: "Выселение производилось очень просто: господские люди, под предводительством эконома, шли к еврейскому дому, выводили из него осужденную на изгнание семью... Затем несчастных евреек, детей и стариков со всем скарбом вытаскивали на большую дорогу и оставляли в поле, а дом запирали на замок". Конечно, подобные откровения в творчестве Окрейца единичны.

Не имея возможности подробно прокомментировать, как Окрейц осветил личность рабби Менахема-Менделя Шнеерсона, процитирую лишь переписку шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа с генерал-губернатором Смоленским, Витебским и Могилев-ским П.Н. Дьяковым, копии которой хранятся в фонде историка С.М. Гинзбурга в отделе рукописей Иерусалимской публичной библиотеки. Вот что писал 9 июня 1841 г. генерал-губернатор: "Любавичер (так называли в документах цадика. — С. Д.) проживает с 1813 г. постоянно в местечке Любавичах; от роду 50 лет; по слабости здоровья он почти никуда из дома не выезжает; поведения и нравственности хороших; противного правилам в нем не замечают; по-русски он мало говорит и плохо знает этот язык; но, занимаясь беспрерывно чтением еврейских книг, он так в них сведущ, что евреи секты хоседимов, к которой он принадлежит, и даже миснагиды обращаются к нему с просьбами о разрешении каких-либо сомнений по их вере и для этого приезжают к нему даже из других мест евреи, которым он изъясняет догматы своей

493

веры и разрешает встречающиеся сомнения... Он имеет влияние на своих единоверцев, которые питают к нему большое уважение и много доверяют ему из почтения к предкам...

Предсказания Менахема-Менделя относительно будущего Окрейца сбылись, о чем тот поведал в воспоминаниях. В частности, рабби "обещал" ему долголетие. Мы не знаем года смерти Окрейца (его последняя публикация датирована 1918 г.), но, судя по косвенным данным, он прожил 84 года. Что произошло с ним в годы революции, сказать трудно. Проявление антисемитизма могло стать тогда поводом для расстрела, преклонный возраст не был помехой: расстреляли же большевики весьма известного сотрудника "Исторического вестника" М.О. Меньшикова, которому минуло 60. Но чаще случалось обратное: так, большевики освободили из тюрьмы историка-антисемита Д.И. Иловайского, равно как издателя "Протоколов Сионских мудрецов" С.А. Нилуса — первого по возрасту, второго — по причине невменяемости. Пощадила новая власть и литератора-"жидоеда" В.П. Буренина и "аккуратного" антисемита писателя И.И. Ясинского, ставшего членом большевистской партии!

После революции следы С. С. Окрейца теряются, но вот еще один любопытный факт его биографии: им был написан приключенческий роман, не в чистом виде, а с элементами политического памфлета (редкий симбиоз), предвосхитивший трилогию В.В. Крестовского "Тамара Бендавид" (СПб., 1890)¹¹. В романе Окрейца соединены две темы — войны и революции. Один из критиков так прокомментировал это забытое произведение (даю пересказ).

Книга С.С. Окрейца "На войне и дома" (СПб., 1880) — любопытный образец бульварного романа о русско-турецкой войне, составленный из разного рода литературных штампов:

а) штампы военные: турецкие зверства, идеальные сестры милосердия, описание тяжелораненых солдат и т. п.; некоторые страницы напоминают военные сводки и корреспонденции; есть прямые совпадения (или заимствования?) с корреспонденциями Немировича-Данченко (Год войны, 1878);

б) штампы антинигилистического романа: социалистический "притон", где хранятся полученные из-за границы ящики с пироксилином; честная девушка, попавшая под влияние социалистов; революционер-"еврейчик"; социалистка, переодетая мужчиной! выполняет тайные не вполне законные поручения; ответственный революционер в роли слуги и т. п.;

в) штампы авантюрного романа: попавший в плен к туркам герой оказывается в гареме; любовь к нему прекрасной одалиски, ее трагическая гибель и т. п.

494

Думается современному читателю будет небезынтересно узнать, какое впечатление вынес от краткого общения с цадиком такой одиозный автор, как С.С. Окрейц.

С.С. Окрейц

Цадик Мендель из Любавич

Этот цадик был если не историческою, то во всяком случае легендарною личностью, известною во всем Северо-Западном крае. Много чудесных рассказов ходило о нем: о его святости, благодаря которой он мог подниматься на целый аршин от полу; о разных исцелениях неизлечимых больных и в особенности о предсказаниях будущего. Губернатору Гамалее он предсказал скорое удаление, а так как Гамалея был братом товарища министра, то это казалось невероятным, однако же исполнилось. Грозный могилевский помпадур внезапно улетучился... Наиболее любопытным кажется рассказ о том, как Мендель был вызван в Петербург императором Николаем Павловичем.

В этом рассказе столько наивной искренности, характерной для того времени, что я прежде, чем опишу подробности моего личного знакомства со святым цадиком, передам этот рассказ в том виде, как его слышал.

Грозный царь был одно время занят мыслью обратить евреев к земледелию. Разумеется, тысячелетнего кочевника и по традиции народа-торгаша мудрено было обратить в поселянина одними административными воздействиями, но в 1840-х годах смотрели иначе на вопросы. Государю кто-то передал о существовании в Любавичах святого цадика, который если благословит евреев на земледелие, то они не дерзнут его ослушаться и начнут пахать.

Положено: выслать цадика Менделя в Петербург.

Фельдъегерь прискакал внезапно, привел в ужас все еврейское гнездо в Любавичах, подхватил и увез старого Менделя от его поклонников, от книг талмуда и кабалы и доставил прямо в Петербург. Можно себе вообразить, что творилось со стариком, когда он трясся на перекладной по-фельдъегерски, т. е. без отдыха, и очутился в Петербурге после тихих Любавич, спящих мирным сном среди своих лесов и болот.

Менделю сказали, что сам государь желает его видеть и чтобы он подготовился.

495

Необходимо объяснить, что старый цадик почти не понимал по-русски; по-польски знал несколько слов и объяснялся на древнееврейском языке, а в общежитии на жаргоне. Как он мог подготовиться для объяснения с императором, не отличавшимся терпеливою снисходительностию, на это власти не обратили надлежащего внимания.

В назначенный для приема день цадика привезли во дворец и ввели в кабинет императора.

По легенде, источником которой, несомненно, был рассказ самого Менделя о его аудиенции у государя, Николай Павлович сидел за письменным столом и писал. В комнате царила мертвая тишина, что еще более подавляло перепуганного еврея. Наконец, император повернул голову и спросил:

— Раввин?

Взгляд Николая Павловича, как известно, был тяжелый, пронзительный, голос грозный... Под таким влиянием, как передавали испытавшие его, терялись люди даже более крепкие нервами, чем одичавший на своей кабале и талмуде (курсив мой. — С. Д.) робкий еврейский ученый.

Он не нашел ни единого слова в ответ, стоял у двери и трепетал.

— Ты раввин? — еще громче и уже сердито повторил император.

То же молчание. Только слышалось усиленное дыхание до полусмерти перепуганного еврея.

— Да ты раввин что ли? и...

Тут Николай Павлович добавил внушительное крепкое слово, с произнесением каковых он не стеснялся.

Мендель в этой крайности наконец вспомнил выражение, которое он считал русским, и жалобным голосом произнес:

— Мусиц!

В переводе с жаргона это должно было означать: так точно! Я — раввин!

— Дурак! Пошел вон! — рассердился император, очевидно, осознавший бесполезность каких-либо конференций с этим, по всей видимости, совершенно глупым стариком.

Менделя убрали.

Старый цадик благополучно вернулся в свое гнездо, и влияние его еще увеличилось на темную и всяким нелепостям готовую поверить толпу евреев-хесидитов. (Хесидиты признают цадиков; секта миснигидов отвергает их святость и считает их только толкователями талмуда.)

496

Один из известных в наши дни богачей евреев-железнодорожников тогда (в начале 60-х годов), рассказывая мне легенду о поездке цадика Менделя к императору Николаю Павловичу в Петербург, с наивным простосердечием добавил:

— О, наш великий цадик — очень мудрый человек и очень смелый. Страшен царь Николай. Я был совсем еще молодой человек. Царь в открытой коляске с генералом Орловым, в Могилеве, должен был переправляться на пароме через Днепр. Нас, еврейчиков, собралось много, и все мы усердно кричали грозному царю "ура". Обеспокоили, должно быть... Он так сердито посмотрел на нас и громко сказал Орлову:

— Как их тут много! Что их не берут в солдаты?

Ну, мы все разбежались в таком страхе, в таком страхе, что и сказать трудно. Поховались (попрятались) кто куда. Меня целых два дня лихорадка трясла с перепугу. А цадик Мендель наш ничего — царя тогда в Питере не испугался. Он знает прошлое и будущее. Чего ему пугаться? Когда его свезли в Петербург, грозный царь много с ним говорил, о многом расспрашивал. Особенно остался доволен государь одним словом нашего реббе.

— Какое же это слово? — задал я вопрос.

— А как мне про это знать? Только покойный император и наш цадик Мендель знали, какое это слово. Великой силы слово это должно быть, — и, почмокав по еврейской привычке губами, рассказчик добавил:

— Вот вы теперь поедете в Любавичи; может быть, и увидите святого нашего цадика или услышите о нем и сами согласитесь, какой он мудрый и великий человек. Ну, вы знайте: когда святой наш скажет слово, по всей комнате "пах" идет. Не верите?

— Не верю, чтобы от слов шел аромат. Не верю и тому, чтобы он подымался на аршин от земли. Невозможно это.

— И я не верил. А как он мне сказал, что я буду очень богат и буду жить в Петербурге, а тогда евреям жить в Петербурге не позволялось, и звание такое буду носить, что мне тогда даже стало и смешно и страшно. А вышла правда. Я теперь очень богат и живу в столице, и мне пишут "ваше превосходительство". Все исполнилось по его слову. Как же мне тут не верить?!

Мне по делам службы предстояло ехать в Любавичи, и рассказы о цадике Менделе очень заинтересовали меня. В то время я служил в акцизном ведомстве. Подходила еврейская пасха. В Любавичах сын цадика Залман устроил завод для выделки пейсаховки, и надо было чаны измерить и пустить завод в ход. Во дни своей пасхи евреи не могут употреблять обыкновенного хлебного вина, а для этого праздника выделывают из изюма или

497

из виноградных остатков так называемую пейсаховку. Даже одна хлебная крошка (хамца), попавшая в пейсаховое вино, делает его трефным, негодным. По тогдашним акцизным правилам я должен был измерить емкость чанов сперва геометрическим шнурком, а потом — водою. Для геометрического измерения надо было влезть в чан, прикрепить шнурок и определить высоту и ширину чана, а потом вычислить. Но в карманах моих могли быть хлебные крошки, лацканы сюртука моего, несомненно, были подклеены хлебным клейстером и, наконец, сам я был трефной.

— О вей мир! Как же вы это будете влезать в чан и мерить? — с неподдельным ужасом спрашивал меня мой фактор, рыжий Шмуль.

— Так же и буду мерить. Влезу в чан и шнурком...

— Не можно. Вы стрефите все вино. Его приготовляет Залман, сын нашего святого цадика. Как можно, чтобы у него пейсаховка вышла трефною? Вы, господин, не должны влезать в чан. Пусть сам реббе Залман лезет и мерит.

Увы, этого не допускал закон. Мерить по правилам инструкции должен был непременно чиновник. В Любавичи я отправился по старой Бабиновицкой дороге, невозможнее и хуже которой, кажется, не найти во всем мире. Довольно сказать, что целых двадцать верст она идет по накатнику, полусгнившим круглякам, вероятно помнящим еще эпоху, когда по этой местности двигалась армия Наполеона. Справа и слева дороги лежит большею частью непроходимая топь. Местами болото не держит даже собаки. Вы видите в пролесках как бы зеленый лужок. Не доверяйтесь: это окно — бездонная прорва. Сросшиеся корни трав затянули предательское окно слабою плетенкою. Скот, попадающий в подобную прорву, неизбежно погибает. Увязнув в жидком иле, он чем больше бьется, тем скорее выроет себе могилу. Попавшая скотина исчезает, засасывается илом, и предательское окно снова затягивается зеленою плетенкою. Ни следа не остается.

— Вот тут в запрошлом году пропал Лейзер и с конем пропал, — сказал мне ямщик, указывая кнутовищем на зеленевшую по соседству поляну.

— Как же он попал в болото?

— А так же ехал, заснул. Лошадь молодая, чего-то испугалась, сорвалась с накатника да в сторону. Что дальше, то глубоко вязнет. А Лейзер спросонок еще кнутом. Ну и загнал в самое окно. Побились, побились и засосал их ил. Дна в этом болоте, барин, нет.

— А кто же видел, как погибал Лейзер?

498

— Сын видел. Позади малость ехал... И кричал, и плакал, рассказывал после нам, а помочь батьке не мог.

Вот это драма, подумал я, стараясь усесться поудобнее в телеге, которая и подскакивала и судорожно встряхивалась на проклятом накатнике.

Невеселая дорога. Чахлый еловый лесок, непригодный даже на дрова, растянулся по болотинам на десятки верст. Попадались, впрочем, и сухие места; там вырос уже настоящий бор. Очень много видно было гарей — выгоревших лесных пространств. Безотраден их вид. Точно мертвецы, поднявшиеся из могил, стоят обгорелые лесные гиганты, простирая к небу оголенные ветки, словно жалуясь на свою горькую участь. По этим боровым гарям обыкновенно появляется молодяжник, непременно лиственный лесок, желтеют лишаи, мхи и, где ближе к воде, темнеет лозняк, приют главных обитателей этой пустыни — волков. Селенья редки на всем пространстве от Орши до Любавич. Попадаются только хуторки мелкопоместных дворян, но и они в те поры стояли пустыми, так как только что была объявлена "воля", и дворяне предпочли на время переселиться в города. Ждали мужичьего бунта.

Весна только начиналась. Был теплый, светлый вечер. Леса казались живыми, столько неслось оттуда птичьих голосов и разных звуков; с таким серебристым, веселым журчаньем бежали где-то поблизости невидимые ручейки. Над головою синела бездонная глубина вешнего неба, и по нему мелкие, белые облачка тихо продвигались к закату, полупрозрачные, точно белые крылья гигантских птиц.

Хороша весна в нашем краю, в верховьях Двины и Днепра, подумал я и крикнул ямщику: надо поторапливаться, иначе мы рисковали к ночи не попасть в Любавичи, а ночью еще, того и гляди, могли попасть в проклятое болотное окно.

Взошла луна; зажглись мириады звезд; дорога пошла горой — сухая, и мы последние десять верст проехали довольно скоро.

Но вот и Любавичи — имение князей Любомирских, нестройная куча еврейских домиков, разбросанных по склону отлогого холма. В те дни Любавичи буквально жили своим цадиком: на поклонение к нему съезжались сотни евреев. Добиться аудиенции у святого было нелегко. И многие приезжие жили в местечке недели и даже месяцы, чем и пользовались местечковые еврейчики. Они-то и были главные и самые усердные распространители слухов и целых легенд о мудрости и даже чудотворности

499

цадика Менделя. Темная еврейская масса всему охотно верила, но... приходило мне в голову: было же что-нибудь особенное в этом человеке, который десятки лет заставлял себе верить? Он рисковал не только учить — это не мудреная задача, — но и лечить и пророчествовать. Как ни легковерна толпа, но одно шарлатанство, одно стремление эксплуатировать темных глупцов не могло долго продержаться...

Дом цадика стоял на местечковом базаре, двухэтажный, большой. У Менделя было несколько женатых сыновей и даже внуков. Огромная семья жила и ютилась около и за счет своего чудотворца-главы. Вообще все население местечка составляло как бы его собственность, его гвардию и придворный штат. Местный становой и тот был до известной степени к его услугам. Влияние еврейских крезов в губернии было велико, и не становому по силам было противостоять ему. Акцизное ведомство было в те поры внове, и мне приходилось действовать против евреев, да еще в ритуальном вопросе.

Сопротивляться открыто евреи, конечно, не смели, но противодействия я непременно ждал. Я знал, например, что в Шклове, в этом застарелом гнезде контрабанды фальшивых денег и т. п., один очень усердный чиновник особых поручений приехал здоровый, переночевал и на другой день умер от какой-то таинственной болезни. От какой? — этого не мог добиться даже губернатор Гамалея, несмотря на всю свою энергию.

А в самом деле: лазить ли мне в чан самому и трефить их пейсаховку или не делать этого? — приходило мне в голову, когда я проезжал по базару и смотрел на ярко освещенные окна палат цадика и на темную, большую толпу евреев, толпившихся у крыльца. Ведь это же сила, и с нею придется считаться. А ради чего? Вопрос, как и кому мерить, почти не затрагивает интересов казны.

— Да вы как-нибудь уладьте, — говорил окружной надзиратель, поручая мне это дело. — Не очень ворошите это осиное гнездо — этих любавицких цадикистов. Ну, конечно, мы не имеем права отступать от правил, а посему...

Посему логически следовало мне игнорировать ритуальную сторону дела и придерживаться чисто формальной. Начальство всегда было и остается сфинксом. Угадывай! Теперь, пятьдесят лет спустя, многим, вероятно, покажется смешным мое колебание. Но тогда время было иное.

Не успел я остановиться на постоялом дворе, как дверь моего номера отворилась и вошел толстый еврей, в чулках и пантуфлях, в длиннополом черном кафтане, в бархатной ермолке,

500

из которой поэтично вились великолепные локоны-пейсы. У него был большой нос, оседланный серебряными очками, маленькие проницательные глаза и манеры осторожной кошки, пробирающейся к сливкам.

— Поверенный Залмана Рабиновича и управляющий его заводом пейсаховки, — отрекомендовался мне пришедший.

— Вы приехали мерить чаны?

— Приехал.

— И будете мерить сами?

— Разумеется, сам.

— И влезете в чан?

— И влезу в чан.

— Пхе, — произнес еврей и вздохнул на этот раз очень глубоко.

Помолчав немного, он достал из-за пазухи сторублевый кредитный билет, расправил его и положил на стол, слегка прижав тяжелым подсвечником.

— Это что? Зачем вы кладете мне на стол деньги? — спросил я.

— Зачем? Ну а вы зачем хотите влезть в чан и стрефить нашу пейсаховку?

— Я должен так поступить.

— И я должен положить вам деньги на стол, — невозмутимо продолжал еврей.

— Вон! — закричал я. — Берите ваши деньги и убирайтесь, или... — рука моя протянулась к шандалу.

Поверенный Залмана Рабиновича торопливо схватил свои сто рублей и исчез за дверью.

Я заходил в волнении по комнате: попытка подкупа была груба, дерзка и оскорбительна. Как низко они нас ставят, эти евреи, думал я. Увы, с чиновниками тогда не церемонились, и оценка их совести до наивности была проста. Но я был очень молод и посулил толстому еврею в серебряных очках вдогонку дюжину чертей и прочего.

Через десять минут дверь номера снова осторожно приотворилась, показались серебряные очки, толстый нос и пейсы еврея.

— Ну, теперь можно вам сказать?

— Говори.

— Может, вам показалось мало, господин акцизный. Я могу прибавить еще пятьдесят рублей.

На этот раз попавшаяся мне под руку калоша полетела по адресу поверенного и управляющего заводом пейсаховки. Он укрылся за дверью, и я отчетливо слышал, как он с клятвами уверял, что он больше дать не может, что дело и этого не стоит. И какая же выгода гнать пейсаховку, если так платить? Пусть

501

раббе Залман сам идет! Пусть сам говорит с господином акцизным, а я больше дать не могу... Произнеся эти сетования, еще больше меня рассердившие, еврей с серебряными очками и черными пейсами ушел.

Он никак не мог допустить решительного отказа взять взятку в 150 р., а только волновался, приписывая мой отказ жадности и желанию содрать побольше.

Тогда с евреев — и с одних ли евреев? — драли все и за всё; драли маленькие и очень большие чиновники. Даже архиерею в Могилеве один трактирщик пожертвовал несколько сот рублей на бедных и только тогда, законом указанное расстояние между его питейным заведением и собором оказалось достаточным.

Я распорядился, чтобы наутро все было готово к измерению завода, написал отношение к приставу и собрался лечь спать. Но лечь так скоро мне не удалось. Становой в полночь явился сам ко мне и помешал.

Мы были знакомы. Седенький, дохленький, маленького роста, подслеповатый старичок начал без предисловия:

— У вас был этот дурак Хаим? И предлагал деньги?

— Был и предлагал.

— И вы запустили в него калошей?

— Запустил.

— У него подбит глаз. Жаловаться хочет. Знаете: ваше ведомство внове, подбор служащих редкостный.

Становой поцеловал кончики своих пальцев для выражения, как хорош подбор акцизных чиновников.

— И вдруг побои. Согласитесь: нехорошо. К вам явился управляющий заводом спросить, когда приступите к измерению, а вы его калошей. Это, конечно, вздор. Его не мешает и палкой, этот Хаим такая дерзкая скотина. Но послушайте меня, старика, дело надо уладить.

— Уступить бессмысленному требованию евреев или взять взятку? Так что ли по-вашему?

— Зачем вам брать взятку, коли не желаете? Деньги не пропадут, их возьмут и без вас.

Становой курил трубочку-носогрейку, улыбался очень добродушно и напустил такое облако дыму, что за ним, как за занавеской, скрылась его лисья мордочка.

Он продолжал:

— Завтра у вас будет сам раббе Залман Рабинович.

— Скажите ему, чтобы он лучше не приходил, если думает предлагать мне деньги.

502

— Будьте покойны. Он денег не предложит. Я уже объяснил, что господа акцизные чиновники получают такое большое содержание, что денег не берут.

— Только по этому одному не берут?

— Уж там не знаю, почему еще не берут. Но Залман хочет с вами переговорить, выяснить вопрос. А Хаима он ругал и за этого дурака извинится.

Залман Рабинович оказался очень порядочным человеком. Пейсы у него были, но маленькие; на ногах не пантофли, а сапоги и кафтан больше походил на кафтан русских купцов, чем на еврейский лапсердак. Прежде всего он извинился за Хаима, прибавив:

— Он дурак, но, господин, как же иначе, с нас все и за всё берут. Каждый свой шаг мы оплачиваем. Вот мой отец живет в Любавичах. Старый, ученый он человек, святой жизни, а сколько давать приходится, чтобы его не тревожили. Исправник получает, становой получает, в Могилев посылаем. Недавно оршанский доктор потребовал, чтобы и ему платили, иначе говорит: "Донесу, что Мендель лечит, не имея права". А как он лечит? Разве он дает лекарства? Пхе! Он только помолится и руки кладет на голову болящих.

— И помогает? — не утерпел я спросить.

Залман затруднился ответом.

— Кто верует, тому помогает. По вере твоей будет тебе. Так, кажется, у вас в писании сказано?

— Именно так. Но вы, Залман, разве вы знакомы с Евангелием?

— Читать не читал, а слыхал.

Скоро мы перешли к главной теме, обоих нас занимавшей: к измерению чанов. Залман поставил вопрос прямо: будет ли нанесен убыток казне, если чаны вымерит еврей в моем присутствии и по моим указаниям? Я должен был сознаться, что никакого тут злоупотребления и от сего убытку казне произойти не может.

— Тогда зачем вы, господин, хотите испортить пейсаховку и влезть в чан сами?

— Правила этого требуют. Наконец это же вздор! Чем пейсаховка испортится, если я влезу?

— Вы сапоги не снимете; не дозволите перетрясти ваши карманы: не осталось ли в них хлебных крошек?

— Конечно, нет, не дозволю, — возразил я.

503

— Все в законе важно, господин. Все важно, или нет закона. Сегодня одно, завтра другое найдут неважным; сегодня один, завтра другой что-нибудь отбросит, и здание всякого закона начнет разрушаться. Вы не обидитесь?

— Говорите, пожалуйста.

— Ну, вот ваши умные люди говорят, что в ваших церковных обрядах то и другое устарело, можно не исполнять, постов не держать, в церкви образованные у вас не ходят, или если ходят, то не молятся. Вера слабеет... Стали ли ваши от этого лучше? Мы должны охранять от этого наше еврейство. Наше отечество, крепость нашего племени — наш закон. Зачем его ослаблять? Отбрасывать сегодня одно, положим, пустое, вздорное; завтра — другое, послезавтра — третье, и весь закон поколеблется. Думаете ли вы, что евреи станут лучшими, когда свой закон перестанут исполнять, станут жить без закона?

В свою очередь я затруднился ответить.

— Ну, вот видите, господин, — сказал Залман, заметив мое колебание. — Позвольте же мерить чаны подрабинку. Он уж знает, как надо это делать.

В уме моем родилась идея: не удастся ли мне, воспользовавшись случаем, добиться аудиенции у цадика Менделя? Любопытная личность. Видеть стоит. Года три назад приезжавший в Любавичи вице-губернатор Буцковский хлопотал, да так и не увидел цадика, удовольствовавшись, как рассказывали, каким-то подношением. На мою просьбу взамен уступки при измерении чанов устроить мне свидание с его отцом Залман сперва решительно отказал: "Реббе Мендель столетний старец, больной в постели, по-русски не говорит. Зачем вам его видеть?" Но когда я дал слово, что никакого глумленья или удовлетворения праздного любопытства не имею в виду, а просто заинтересован личностью знаменитого раввина, Залман обещал поговорить с отцом. Собираясь уходить, очень обрадованный улажением дела с измерением чанов, он после разных отговорок и колебаний сказал:

— Мне надо сказать отцу, зачем вы хотите его видеть. Так только, чтобы посмотреть, это не годится. Старик заупрямится. Я скажу ему, вы дозволите? Скажу, что вы хотите знать вашу судьбу.

— Скажите и так. Но я не верю, чтобы для человека существовало предопределение, а потому предсказать будущее невозможно.

На губах Залмана промелькнула улыбка.

504

— Многие не верили, однако пришлось поверить, когда предсказанное сбылось. В истории записаны сбывшиеся предсказания, и в Библии об этом упоминается.

Против этих аргументов спорить я, конечно, не мог.

По окончании измерений на заводе Залман заехал за мною и повез меня к отцу. У крыльца дома цадика толпилась громадная толпа евреев. Если бы меня не сопровождал реббе Залман, пробиться сквозь эту толпу мрачных и возбужденных фанатиков явилось бы делом рискованным. Виднелись возбужденные лица и гневно блестящие глаза.

Даже тени насилия над личностью их святого цадика евреи не оставили бы без внимания. Много лет спустя, подобного же настроения толпу я видел в Кронштадте вокруг отца Иоанна. В обоих случаях изуверы ничего не брали в расчет, всему верили и готовы были на все из-за своего идола. Толпа в Кронштадте состояла из христиан, но она, пожалуй, была еще страшнее и свирепее толпы любавицких хесидитов, волновавшихся у дверей цадика Менделя¹².

Залман провел меня через несколько комнат, переполненных сборной мебелью. Тут были зеркала ампир и еще более древние венецианской работы; мебель, обитая странной, давно вышедшей из употребления волосяной материей; тяжелые кресла красного дерева с жестким, как камень, сидением и новомодные кушетки и лежаки — все это было не поставлено, а наставлено. С потолка спускались бронзовые люстры работы мастеров давно минувших эпох; стояли по углам канделябры, коим по их редкости цены не было, с воткнутыми в них грошовыми шабашовыми свечками. Не только статуй, которые благочестивые евреи не допускают, как идолов, не было на стенах даже картин. На всех косяках дверей приколочены были бумажные сверточки с завернутыми в них заповедями. К каждому сверточку, проходя, Залман прикасался пальцами. За нами шло несколько евреев, старых и молодых, подрабинков, учеников, как я узнал после. Они переговаривались очень тихо. Шли мы по тяжелой ковровой дорожке так, что шагов совсем не было слышно.

У последних дверей, попросив меня подождать, Залман, приотворив их, не прошел, а осторожно проскользнул в следующую комнату. Ждать пришлось сравнительно долго.

— Наш цадик молится, — сказал мне один подрабинок с длинною, седою библейскою бородою, на мой вопрос, долго ли ждать.

— А если я попробую войти?

505

— Ох, как можно! — заволновались евреи. — Пока святой человек не дозволит, мы вас, господин, не пустим. Как можно!

Другой подрабинок, черный, низкого роста, с черными злыми глазами, добавил:

— Не говорите громко. Нельзя. В прошлом году приезжал в Любавичи из Могилева Гирша Цукерман. Знаете: очень большой богач, пуриц (барин), и хотел, вот как вы, войти не дожидаясь позволения. Ну, и знаете, что случилось?

— Что же случилось? Вы не пустили?

— Зачем мы не пустили? Он отворил дверь, а наш святой раввин, как увидел его, махнул на него рукою, и точно ветром сильно оттолкнуло Гиршу Цукермана от двери. Не устоял даже на ногах, а он такой здоровый, большой. Мы его вывели под руки на крыльцо, отдышался насилу. Так и уехал, не видав реббе Менделя, а две тысячи на бедных пожертвовал. Как будете в Могилеве, сами спросите Гиршу Цукермана, он вам скажет.

Но Гиршу Цукермана мне спросить не пришлось: точно ли его за дерзость оттолкнула от дверей комнаты цадика сила, похожая на сильный ветер?

Из полуоткрывшихся дверей показалась голова Залмана Рабиновича, и он вполголоса сказал мне:

— Пожалуйста. Отец вас готов принять.

Ни один из сопровождающих наше шествие подрабинков вслед за мною не вошел.

Комната — кабинет раввина Менделя, в которой я очутился, была большая, четырехугольная, очень светлая: по двум сторонам ее было прорезано по три окна. Меблировки почти не оказалось. Стояли только вдоль одной стены простые шкафы с полками, заставленными фолиантами: Пятикнижием, написанным на телячьей коже, собрание талмуда и т. п. Между двумя окнами стоял большой диван. На нем, обложенный бебехами (подушками), сидел маленький старичок. Он был весь в белом, гладкий череп прикрывала шапочка; пейсы были жиденькие, пожелтевшие от лет, но лицо не казалось пергаментным, как обычно у стариков, оно только было очень бледно, как бумага, без кровинки. Глаза, когда раввин их устремил на меня, удивили меня: это были не только зоркие, но и молодые глаза.

В противность легенде, что цадик Мендель, при помощи своей святости, поднимается на целый аршин от пола, он, очевидно, не мог даже сам подняться с подушек. Два подрабинка, безмолвно и почтительно стоявшие у окна, подхватили и приподняли старика. Раввин протянул мне руку — маленькую, высохшую, похожую на руку ребенка. Прикоснувшись для рукопожатия, я хотел свою

506

отнять прочь. Но цадик удержал ее, повернул ладонью кверху, посмотрел мне в глаза и что-то проговорил.

Один из подрабинков сейчас же перевел мне сказанное:

— Наш святой раввин говорит, что вы будете долголетни на земле.

Затем цадик заговорил отрывистыми, короткими фразами на древнееврейском языке, как я узнал после.

Подрабинки переводили, торопясь и перебивая друг друга. Я услышал следующее.

— Вы скоро уедете далеко, далеко на север, перемените род занятий; сначала подвергнитесь большой опасности, но счастливо избегните несчастья. Не женитесь здесь, как предполагаете, а женитесь там, и будете жить счастливо и в согласии, у вас родится двое детей, добьетесь богатства и потеряете его, сделаетесь известным человеком. Идите с миром...

Цадик Мендель умолк, опустился на подушки и закрыл глаза. Если бы не легкое колебание груди, можно было предположить, что на подушках лежит мертвый ребенок или восковая кукла.

— Отец очень утомился. Он стар и слаб, — шепнул мне Залман и, взяв меня под руку, вывел из кабинета цадика.

В столовой мне предложен был завтрак. Мне очень хотелось есть, но воспользоваться предложенными яствами не было возможности: стояло блюдо щуки, приготовленной с шафраном и перцем, цимес (брюква, тоже с перцем и луком), кугель (запеченная лапша); стояли бутылки вин с золочеными ярлыками, но с содержимым, нимало не напоминавшим виноградный сок, а скорее спирт и тот ром, который никогда не видел Ямайки. Было много варений и между ними редька, варенная на меду... Довольно противное лакомство.

Теперешние "цивилизованные" евреи ничего подобного на стол не подают и не едят. Но тогда, полстолетия назад, это было как бы обязательно.

Вечером я уехал из Любавич и, признаюсь, сейчас же забыл предсказания старого цадика. Зачем мне было менять мое обеспеченное положение в акцизном ведомстве? Управляющим акцизом в Могилевской губернии был мой близкий родственник Т.Т. Глуий; я был почти жених, влюблен, молод...

Светло и отрадно развертывалась жизнь. Север вовсе меня не манил. Нагородил старый цадик вздору, которому могли поверить разве невежественные, темные хесидиты, решил я.

И, однако же, странные предсказания начали сбываться. Наступил 1863 год. Я точно подвергся большой опасности и счаст-

507

ливо избегнул ее, но не избегнул разрыва с той, которую любил... Муравьева в Вильне сменил далеко не равный ему по уму и административным способностям К.П. Кауфман, и приказано было всех чиновников римско-католиков уволить.

Я очутился в отставке и волею-неволею уехал на север. В Вильне познакомился с Ад. Карл. Киркором¹³, основателем газеты "Новое время", переехал в Петербург и сделался русским литератором. Я был первым, по времени, секретарем редакции "Нового времени".

Добился ли я состояния, как предсказывал цадик Мендель?

Да, добился. У меня было три дома в Петербурге: на Николаевской ул., 341, на Кирочной, № 37, и на Мещанской; было издание ("Луч") с 20 000 подписчиков, но когда разразилась катастрофа в Кредитном обществе и воцарился в нем директор Шауман (ныне покойный), господин с почти еврейской бородой и еврейской физиономией, как я писал о нем, мои дома исчезли в том шаумановском водовороте, который похоронил состояния многих петербургских домовладельцев, державшихся старокредитной партии. Журнал "Луч" очень ловким маневром вырвал у меня г. Шендер-Вольф. Состояние мое улетучилось, как дым. Я женился и очень согласно живу уже десятки лет. Здоров и сохранил голову, хотя мне идет уже восьмой десяток лет. До сих пор все предсказания цадика Менделя из Любавич исполнились.

Скажут: случайное совпадение. Может быть. Но совпадение, согласитесь, очень странное, и приходится повторить стих Шекспира:

Есть многое на свете, друг Горацио,

О чем не снилось нашим мудрецам.

Вот еще небольшое добавление к моему рассказу.

В половине восьмидесятых годов мне пришлось платить проценты и менять векселя в банке того самого еврея из Орши, которому цадик Мендель предсказал, что он не только будет богат, но и титул получит весьма почтенный.

В конце пятидесятых годов предсказать еврею, что он будет "превосходительством", конечно, было более чем смело. Предсказание сбылось, однако. Когда я встретил в Петербурге в "собственном банке" моего оршанского знакомца, в пышном кабинете, где все было бархат, палисандр и бронза, мы разговорились о старине. А не видались мы лет двадцать пять. Вспомнили цадика Менделя и его предсказания.

508

— На мне исполнилось все, что он предсказал, — заявил мой знакомый и обвел глазами кабинет.

Ему в эту минуту поднесли на серебряном подносе письма. Очень солидный господин, которого титуловали бароном, стоя, почтительно докладывал ему какие-то бумаги.

— На мне тоже почти исполнились предсказания любавического прозорливца, — возразил я. — Но заметьте — почти, а не совсем: он предсказал, что у меня будет двое детей. Детей у меня не было и, наверное, не будет. Прореха есть, как видите, и в предсказаниях мудрого Менделя.

Директор банка, si-devant, мой оршанский знакомый, подумав минуту, с свойственною евреям находчивостью заметил:

— Ну, вы ошибаетесь: предсказания исполнились все. У вас от жены нет детей, но Мендель и не предсказывал, что они у вас будут непременно от жены. Можете ли вы ручаться, что у вас не было побочных? А, как скажете?

Я рассмеялся: евреи вообще мастера на софизмы и на объяснения, если и остроумные, то очень рискованные.

Впрочем, я должен повторить: предсказания Менделя из Любавич, на удивление, сбылись. Судите, как хотите, но они сбылись...

Примечания

¹ Справедливости ради отметим, что тот же подход присущ и другому тоже весьма солидному изданию: Справочники по истории России: Библиографический указатель / Сост. под науч. рук. и ред. П.А. Зайончковского. М., 1971; 2-е пересмотр, и доп. изд. М., 1978.

² Исторический вестник. 1905. Декабрь.

³ Либрович С.Ф. Нерусская кровь в русских писателях. СПб., 1908. С. 55.

⁴ См.: Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем. Письма. М., 1975. Т. 2. С. 348.

⁵ Кауфман А.Е. За много лет: Отрывки воспоминаний старого журналиста // Еврейская старина. 1913. Т. 6. Вып. 3. С. 334.

⁶ Окрейц С.С. Литературные встречи и знакомства // Исторический вестник. 1916. Т. 145. № 6. С. 616.

⁷ Поссе В.А. Пережитое и продуманное. Молодость. Л., 1933. Т. 1: 1864-1894. С. 62.

⁸ Окрейц С.С. Литературные встречи... С. 623.

⁹ См.: Окрейц С.С. Уголок восстания 1863 года // Исторический вестник. 1902. Т. 90. №11. С. 488.

¹⁰ См.: Окрейц С.С. Интересный сектант // Там же. 1907. Т. 5. № 7.

509

¹¹ См.: Бялый Г.А. В.М. Гаршин и литературная борьба восьмидесятых годов. М.; Л., 1937. С. 196. Примеч.

¹² Очень меткое сравнение хесидитов с кликушествовавшей толпой поклонников Иоанна Кронштадтского (1829-1908) и честное признание того, что фанатизм "иоанитов" страшнее; их секта была осуждена постановлением Синода от 4-11 декабря 1911 г. (см.: Буткевич Т.И., прот. Обзор русских сект. Харьков, 1910. С.156-162). Приведу еще одно свидетельство (пожалуй, самое нейтральное) — "Капитан I ранга" А. Новикова-Прибоя, описавшего одну из служб в соборе Андрея Первозванного в Кронштадте, настоятелем которого был отец Иоанн: "Наконец, блестя золотой ризой с голубой вышивкой, появился на амвоне отец Иоанн. По всему храму, словно от порыва ветра в лесу, пронесся сдержанный шорох. Тысячи рук взметнулись, — люди стали креститься. Молился и сам священник. Он был среднего роста, худощав, с русой бородой, с жиденькими волосами, выбившимися на затылке поверх ризы. Но во взгляде его светло-голубых глаз было что-то суровое и настойчивое. Возглашая молитву, он как-то странно всхлипывал и произносил каждое слово резко и нервно, как будто отрывал его от своего горячего сердца. Казалось, что он беседует с живым Богом, которого никто, кроме него, не видит... Наступил самый напряженный момент, когда все приготовились к всеобщей исповеди. Отец Иоанн вышел на амвон, постоял с минуту перед алтарем, сосредоточенно глядя на царские врата, словно вдохновляясь божественной силой. Внезапно его плечи вздрогнули. Он порывисто повернулся к народу и, нахмурив брови, молча осмотрел всех, грозный, как судья. Тысячи человеческих грудей, раздавленных тяжестью грехов, перестали дышать. Стало так тихо, как будто весь храм опустел. Казалось, не отец Иоанн, а кто-то другой взволнованно заговорил за него, необыкновенно строгий и повелительный, не допускающий никаких сомнений:

— Братие во Христе! Я — немощь, нищета; Бог — сила моя... Будьте искренни на исповеди. Господь Бог наш бесконечно милосерд, он все простит. Кайтесь в содеянных вами грехах.

Он замолчал и, ожидая покаяния мирян, стоял в такой позе, словно приготовился взвалить на свои плечи непомерную тяжесть чужих преступлений.

Какая-то женщина громко взвизгнула:

— Батюшка!

И вслед за этим, словно по сигналу, весь храм наполнился гулом голосов. Это был вопль не менее трех тысяч человек, опускающихся на колени. Казалось, закачались стены Андреевского собора... Кругом происходило какое-то безумие. Ни в одном доме умалишенных нельзя было услышать того, что происходило здесь. Лишь немногие каялись тихо, а остальные как будто старались перекричать друг друга. Очевидно, им

510

хотелось, чтобы священник услышал их слова — иначе душа не очистится от грехов. В этом разноголосом гаме можно было понять только тех, кто находился ближе к нам. Рыжебородый купец, мотая головой, признавался:

— Я застраховал свои товары, а потом сам же их поджег. Мне досталась большая страховка. А за меня пошел на каторгу мой сторож.

Пожилой чиновник бил себя в грудь и стонал:

— Грешник, батюшка, я изнасиловал десятилетнюю девочку.

Лысый человек, похожий на ломового извозчика, выкладывал свой грех с надрывом:

— Я спьяна избил свою жену, а на второй день она умерла...

Молодой деревенский парень, несуразно широкий, с уродливым лицом, хрипел, как в бреду, о том, что он занимался скотоложством.

Около нас худая женщина рвала на себе волосы, колотилась в истерике и вопила:

— Батюшка! Я собственными руками задушила собственного ребенка. Сердце мое почернело от греха...

Некоторые фразы долетали до нас издалека, и мы не видели, кто их произносил:

— Я родную мать уморил голодом...

— На суде под присягой я был лжесвидетелем...

— Из-за меня удавился мой родной племянник...

Чем дальше шло покаяние, тем сильнее было от него впечатление. Очевидно, к отцу Иоанну съезжались люди, может быть, почитаемые и уважаемые дома, но втайне подавленные ужасными грехами. С высоты амвона он мрачно смотрел на свое коленопреклоненное человеческое "стадо", собранное из непойманных преступников. Что он думал в это время? На его окаменевшем лице не было никаких признаков брезгливости перед мерзостью, извергаемой устами трех тысяч людей. Может быть, он привык к этому, и никакая самая жуткая тайна человеческого бытия его уже не удивляла. Но нам было страшно. Здесь, в этом прославленном храме, никто не говорил о каком-нибудь добром поступке. Каждый выворачивал свою душу наизнанку и сочилась она, как запущенная рана, смердящая гноем. Даже в воображении нельзя было нарисовать себе то, что выкладывалось на всеобщей исповеди. Казалось, вся человеческая жизнь состоит из одних только подлостей" (Новиков-Прибой А. Соленая купель. М., 1960. С. 457-460). Конечно, паства любавического реббе резко отличалась от "стада" Иоанна Кронштадтского, и понятно, почему. Синод был против публичной исповеди.

¹³ Киркор Адам Гонорий Карлович (1812-1886), русско-польский этнограф и археолог, издатель "Виленского вестника" (1860-1866) и "Нового времени" (1867-1872), приобретенного в 1876 г. А.С. Сувориным.

О Давиде Черняховском

Воспоминания имеют один непременный недостаток: вместо того чтобы сразу поведать о человеке, слишком рано ушедшем в Никуда, необходимо рассказать историю отношений — без этого, кажется, еще никто не обходился.

Давид Абрамович Черняховский возник на моем горизонте внезапно — можно сказать, по "почте духов". Допускаю вмешательство Высшей Силы.

Судите сами. Я медленно "загнивал" в учреждении "Рога и копыта", размещенном на территории Иерусалимского университета под вывеской Институт по исследованию восточноевропейского еврейства. В свое время этот центр сыграл большую роль в изучении советского еврейства. Долгие годы им руководил ученый с мировым именем — Шмуэль Эттингер. До сих пор историю еврейского народа в израильских школах преподают по его учебникам. Это был энциклопедист старой школы. Случайно "застрявший" в нашем скупом на настоящих историков времени он знал "все". Профессор относился ко мне хорошо и смело покрывал мое показное безделье. (Будучи столоначальником, я сидел под плакатом "Книги — вместо водки" и доказывал прямо противоположное.) Свидетельством эттингеровской доброты является копия его письма университетскому начальству, в котором он защищает Савву Дудакова, чей социальный статус определяет как "кафкианский". Впрочем, сильных мира сего это не пробрало. Эттингер организовал группу бывших советских ученых, занимавшихся проблемой российского и советского антисемитизма. "Бывшие", многие с мировыми именами, раз в месяц делали на эту тему доклады. Среди них были адвокаты, физики, инженеры, политологи, лингвисты, антиковеды, литературоведы, искусствоведы, театроведы, военные и т. п. Мой коронный номер на этом сионистском сборище назывался «Генезис "Протоколов сионских мудрецов"». Так я жил — потихоньку, никого не трогая, "починяя примусы" и изыскивая "обожаемых юдофобов". Вмешались два обстоятельства. Первое — неожиданная смерть Шмуэля Эттингера. "Я остался один, без матросской ватаги", брошенный в бурное житейское море и перепуганный насмерть стал кропать диссертацию. Мне фантастически повезло: в 1991 г. я получил вожделенную докторскую степень Иерусалимского университета.

Второе обстоятельство заключалось в том, что несколько моих статей появились в "престижных" изданиях alma mater и каким-то путем дошли до России. Это имело неожиданные

512

последствия. Я уже не помню, как и кто передал мне письмо следующего содержания (привожу в сокращении):

31 июля 1991 г. Москва

Уважаемый Савелий Дудаков!

Недавно прочел интереснейшую Вашу статью "Вл. Соловьев и Сергей Нилус" в сборнике "Russian Literature and History". Кроме того, слышал о Вас и в Москве, и в Гуверском институте (от Семена Ляндреса) как о глубоком ученом и хорошо информированном специалисте по "Протоколам сионских мудрецов". Сегодня представляется оказия быстро передать Вам письмо. Потому не стал искать общих знакомых в Москве и запасаться протекцией, а решил написать Вам непосредственно.

Немного о себе. Я, Черняховский Давид (Абрамович — отчество), московский психиатр, в последние годы работаю в поликлинике писателей (Литфонда). Мои интересы сосредоточены главным образом на врачебном деле. Однако в связи с усилением антисемитской пропаганды, опирающейся на "Протоколы", поставил своей целью способствовать изданию книги Нормана Кона "Warrant for Genocide". Будучи доверенным лицом автора, вложил много сил для ее публикации, чтобы она появилась в пристойном виде, восстановил русские подлинники, исключив такую накладку, как двойной перевод, написал послесловие. В конце прошлого года книга вышла небольшим тиражом (25 тыс. экз.), отчасти скупленным борцами с всемирным еврейским заговором. Как и предполагалось, книга вызвала резкие нападки. Наиболее "научные" из них содержатся в "Московском литераторе" и "Русском вестнике".

Посылаю Вам ксерокопии этих статей...*

Со своей стороны, готов выполнить Ваши поручения в московских библиотеках и поискать нужную литературу.

Посылаю Вам также русское издание книги Кона. Если Вы захотите узнать обо мне какие-то дополнительные сведения, то сможете это сделать через моего сына, который сейчас живет в Израиле.

Ваш Д. Черняховский

Редкий случай: несмотря на свою природную лень, я почти тотчас же ответил Давиду Абрамовичу, постаравшись удовлетворить его просьбу.

С книгой Кона я был знаком (и на английском, и по самиздату), но с удовольствием прочел московский вариант. Удивился же тому, что соредактор Черняховского Т.А. Карасова не высла-

________________

* Далее Давид Абрамович просил, чтобы я отксерокопировал документы Бернского процесса, прокомментировал доводы авторов статей и написал соответствующие опровержения.

513

ла мне книгу раньше — в свое время я был ее гидом по Иерусалиму. "Глазами психиатра" (послесловие) я проглотил сразу. Не могу сказать, что я был полностью согласен с основной идеей автора, убежденного в том, что паранойя — это недуг не только отдельных личностей, но и некоторых общественных движений. Другими словами, антисемитизм масс — психическая эпидемия. Увы, были и есть психически вполне здоровые юдофобы и вполне прагматические политические течения, для которых еврейская кровь — "смазочное масло" истории, неважно с каким знаком — плюс или минус. Как бы то ни было, но мы с Д.А. Черняховским прониклись друг к другу симпатией. Он должен был приехать в Израиль к сыну и внучке, и я пригласил его пожить у меня.

Встречал я чету Черняховских на Центральной автобусной станции в Иерусалиме. Из автобуса вышел высокого роста стройный, смуглый человек с черными пронзительными глазами. Нечто кавказско-горское было в его облике. Женщина, стоявшая рядом, была миниатюрна и гибка. "Не балерина ли?" — подумал я и повез их к себе. Они поселились на первом этаже. В доме жили собака и кошка. А Давид страдал от астмы. Иногда он пользовался ингалятором. Но в первые приезды животные ему почти не мешали. Наш дом был на ногах в половине шестого утра. Инна (моя жена) отправлялась в больницу, где заведовала отделением, я — гулять с покойным Бобиком (позже становилось жарко). Давид вставал тоже рано, брился на балконе, пил кофе и с карандашом читал мою диссертацию. Время от времени он просил меня прокомментировать тот или иной кусок, и, с моего разрешения, черкал текст. По ходу дела мы еще и разговаривали. Я узнал забавную подробность: впервые о Савве Дудакове Давид услышал от отца Александра Меня. Но в такой форме, которая отбила у него всякое желание со мной знакомиться. Мень сказал Давиду, что в Израиле живет человек, лучше всех осведомленный о "Протоколах...", но он... крайний русский националист (это мягкий вариант). Подлинные слова Меня — грубее и обиднее (я с ним знаком не был). Думаю, что знакомые знакомых, сообщившие обо мне подобную информацию, были лишены хоть какого-то чувства реальности.

Тогда в Иерусалиме было относительно безопасно. Своих гостей (занимаясь историей русского паломничества в Святую землю) я изредка водил по излюбленным маршрутам Старого города — Давидова града (Град Иерусалим) и возил в Вифлеем. Люди были разные: Никита Ильич Толстой, изучавший богословие у отца Флоровского; два профессора Вайнберга — один

514

горьковед, расшифровавший подлинные имена многочисленных персонажей "Клима Самгина", второй специалист по древнему Аккаду; литератор Лев Аннинский; историк Сигурд Оттович Шмидт. Очевидно, что чем выше уровень образования и интеллекта, тем интереснее было мне и моим спутникам: начиналась (к обоюдному удовольствию) игра в пинг-понг — узнавание прочитанного.

Черняховский же, безупречно владел реалиями библейского текста, много читал Отцов церкви, посему наш диалог был взаимообогащающим и плодотворным.

До Вифлеема мы (я, Давид и его жена Алеся) добирались привычным для меня путем: на машине до последних домов Гило (района, который сейчас часто обстреливают арабы), здесь я обычно оставлял машину, далее минут 15 пешком до гробницы Рахили:

И умерла, и схоронил Иаков Ее в пути...

У гробницы несколько молящихся. Православная Алеся чувствовала себя неловко. Я подбодрил ее: "Рахиль и твоя мать. Помолись. Молитва дойдет до Бога". Накинув на плечи платок, всхлипывая, она горячо молилась: ее мать уже тогда была тяжело больна. Затем мы сели в арабский автобус — единственные иноверцы среди нескольких десятков мусульман, которые не обращали на нас внимания, — и доехали до церкви Рождества Христова, где почувствовали себя в безопасности...

В Крестовом монастыре нас встретил незабвенный отец Серафим. Я никогда не приходил к нему с пустыми руками, ибо он уважал "буржуйский напиток" — виски. Отец Серафим был наполовину греком, наполовину провансальцем (оказывается, сохранилась такая национальность; по секрету он сообщил, что "провансалец" скрывает небольшую толику еврейской крови), родом с "острова Свободы" — Кубы, откуда бежал. Полиглот, владел не менее чем дюжиной языков, знал иврит, арамейский и, конечно, русский. Я познакомил Давида с настоятелем, и они сразу нашли общий язык. (Так бывало не всегда. Например, когда однажды известный московский поэт и "знакомец" Кастро, пытаясь говорить по-испански, захотел с ним пообщаться, старик на иврите прокомментировал: "Самовлюбленный нарцисс..."). Серафим провел нас по церкви, показал место срубленного дерева, пошедшего впоследствии на Крест Спасителя. Долго рассказывал об иконе-карте Святой земли, написанной в 1710 г. тогдашним настоятелем монастыря. Потом расспрашивал Давида о реформах в России. Оба были пессимистами...

515

В этот приезд мы первый и единственный раз были на концерте в Иерусалимском театре. В фойе к нам подходили мои друзья, и я беспрерывно знакомил с ними Черняховского. Его интересовала судьба каждого, и после концерта он внимательно слушал мои рассказы. Интерес был не праздный: Давид примерял их жизнь на свою. Он медлил, и небезосновательно, с переездом.

Находясь в нашем доме, Давид звонил своим пациентам, да и они наперебой звонили ему: практика у него была обширная. Звонили из Америки, Германии, Англии, из других неведомых мне стран. Живущие в Израиле приезжали к нам. Мы с Инной предоставили в его распоряжение гостиную ("салон", по-туземному).

А еще Давид занимался гипнозом. Зная, что это оружие обоюдоострое, не стал обучать сына, и, кажется, был прав. В нашем доме Давиду поначалу было неудобно: его доминантная личность не могла "подавить" наших с Инной характеров. Инна слишком сильная натура для этого, а я слишком ленив, чтобы обороняться... Потом никакого дискомфорта он у нас не испытывал.

Мы были одногодками. Он всегда обращался ко мне на "ты". Я чаще всего сбивался на "Вы" и называл его то Давидом, то Давидом Абрамовичем, иногда приговаривая из "Кавказской азбуки": "Давид играл на лире звучной..." Духовно он был неизмеримо старше меня. Наблюдая перманентную борьбу Инны с моим чревом и глоткой, иногда переходил на "Вы": "Савва, Вы — террорист". Говорил медленно, почти не заикаясь. Оказывается, в свое время он преодолел дефект речи. Нет слов — Давид был сильным человеком.

В другой его приезд мы провели неделю на берегу Тивериадского озера, посетили Назарет, Канны Галилейские, Цфат (кажется, во время фестиваля клейзмеров), заглядывали в студии художников и фотографировались на фоне чудного горнего пейзажа. Однажды к нам подошел набожный еврей и надел на Давида "тфилин" и "талес". Давид преобразился и стал похож на марана с известной картины Маймона. С нашей общей помощью он прочитал кадиш по умершему отцу...

Давид был сладкоежкой, по поводу чего я, любитель огуречно-селедочного рассола, не раз подтрунивал. В Цфате он объелся сладкими пончиками. Алкоголь употреблял в мизерных количествах и осуждающе смотрел на мой ежеутренний "правеж".

Отдых на севере Израиля был отменный. Давид был физически крепок: он доплывал до середины Кинерета. Мы метались по берегу, пытаясь криками и увещеваниями вернуть его на грешную землю. Он был "неслух"...

516

Наша дружба крепла от письма к письму, и он поручал мне даже весьма "деликатные" дела семейного порядка. Не могу сказать, что они доставляли мне удовольствие, но чего не сделаешь во имя дружбы. В свою очередь, пребывая в Англии (там живет наша младшая дочь), он имел от нас поручения, типа "ока государева". Его суждения были объективны и сводились к тому, что нам беспокоиться нечего: Ирина (дочь) знает, что хочет.

Между тем мои дела на службе становились все хуже и хуже, а самое главное — университетское издательство "Магнес-пресс", сообщившее, что оно решило издать мою книгу в переводе на иврит и английский, больше меня "не беспокоило" (и "не беспокоит" до сих пор). Издательство Ленинградского университета от издания моей книги тоже "благоразумно" воздержалось. И тогда меня осенило позвонить Давиду в Москву и припасть к его стопам. Мой звонок в январе 1993 г. был судьбоносным: Черняховский сразу и безоговорочно вызвался мне помочь и выложился в этом деле по максимуму! Мои условия были "легкие": издательство должно быть "престижным", текст можно препарировать как угодно, но обязательно сохранить посвящение Шмуэлю Эттингеру и указать двух профессоров — И.З. Сермана и В. Пинкуса, — поддержавших меня в самые тяжелые дни. Все это было Давидом исполнено. Сколько сил и здоровья потратил он на издание моей книги, знает только Бог! Рассказ об этом характеризует Давида с самой лучшей стороны.

В свое время под давлением "заинтересованных лиц" я очень неохотно согласился внести в диссертацию анализ работы академика И.Р. Шафаревича "Русофобия". На мой взгляд, это самая слабая глава диссертации, к тому же в нее вкрались ошибки. Но вместе с тем (опять-таки, по моему убеждению и по словам Черняховского) это была самая убедительная реакция на юдофобию почтенного академика. Самое же важное, на что я обратил внимание, — это полная несамостоятельность труда И.Р. Шафаревича: он многое заимствовал у нацистских издателей "Вельт-Динст". Так сказать, почти вариант плагиата. (В принципе антисемитизм тавтологичен: столетиями повторяются одни и те же аргументы. Будем честны, это свойственно и филосемитизму, но в отличие от юдофобии он не агрессивен и не дышит злобой и ненавистью.) На защиту Шафаревича, по-видимому, из корпоративных соображений, встал академический президиум. Издание книги под названием "Тьма египетская" было приостановлено. Все повисло на волоске. Но не таков был Давид: ему удалось получить отзывы многих академиков, одобривших издание книги. Особенно потряс меня отзыв члена-корреспондента РАН С.С. Аве-

517

ринцева. Копию отзыва торжествующий Давид тотчас прислал мне. Правда, название книги пришлось изменить на нейтральное "История одного мифа" (с намеком на труд Альфреда Розенберга). Все, казалось бы, удалось. Но не тут-то было. Пронесся слух, что книга Дудакова русофобская. Давид не без иронии писал мне, что вскоре общество "Память" предложит мне почетное место в его рядах. Врач пациентов не выбирает, посему лечил он видного деятеля "Памяти", который в разговоре с ним сетовал на "слишком много знающего Дудакова", да к тому же еще русского, которому нужно послать "черную метку". "Идиллия" длилась недолго. Однажды в кабинет к Черняховскому с радостной вестью ввалился член "Памяти": "Дудаков — еврей!" Он узнал об этом из верных источников. Кстати сказать, я своего еврейства не только никогда не скрывал, а напротив, всегда подчеркивал и даже афишировал. Сведения обо мне были добыты через православные круги, давно точившие на меня зуб.

Наступил октябрь 1993 г. Книгу наконец набрали, но руководству издательства "Наука" не понравилась аннотация на обложке, в которой говорилось, что "Протоколы сионских мудрецов" — сфабрикованная в недрах российской тайной полиции фальшивка. Фраза вполне банальная, но правдивая. Черняховскому предложили заменить обложку, иначе тираж пошел бы под нож. Положение спас художник, предложивший поистине соломоново решение: "извести" аннотацию. Что и было сделано. В течение двух дней сотрудники исторической редакции, включая кое-кого из домашних, стирали намоченными ацетоном тампонами злополучную аннотацию с пяти тысяч экземпляров! Осталось лишь несколько книг, на которых она есть. Надеюсь, на рынке книголюбов у них особая цена! В любом случае здоровья Давиду эта акция не прибавила.

После выхода книги в свет Давид приложил максимум усилий, чтобы в апреле 1994 г. в Литературном музее состоялась ее презентация. Хотя Израильское посольство в Москве забронировало нам гостиницу, мы предпочли жить у Давида, сэкономив карликовому государству средства, но главное — не обидели Давида, став его гостями. И не пожалели: он показал нам "свою" Москву. Запомнилось посещение Коломенского и Сергиева Посада. Есть фотография, на которой мы запечатлены у гробницы Годунова. В России все интересно, кроме одного: здесь по-прежнему не уважают человека. Впрочем, кое-что изменилось! В книжной лавке патриаршего двора продавалась религиозная литература, в том числе множество черносотенных перепечаток, что не помешало мне покупать почти все подряд. Затем были приключения с их вывозом.

518

А на презентацию стараниями Черняховского собрался весь "цвет" столичного общества, человек 120. Было тесно, но все разместились. Часть я запомнил: Толстой с женой Светланой Михайловной, С.О. Шмидт, Наталья Иванова, Зоя Крахмальникова, Лев Аннинский, Г. Померанец, Иосиф Ирмович Вейнберг и многие другие, кого я не знал. Пришли и из "Памяти" — сели в последнем ряду, все записали на магнитофон, а затем тихо ушли. Пришли и из Израильского посольства, первый секретарь с супругой. С трудом продержавшись первую половину вечера, они тоже ушли. Я их понимаю: теологический диспут между православными был им непонятен: уважаемая Зоя Крахмальникова требовала от Саввы Дудакова наказать ересиарха Нилуса!? Вечер вел Давид, вел блестяще. Это был мой триумф, но этим триумфом я полностью обязан Давиду. Никто не хотел расходиться, хотя пришло время закрывать музей, и тогда директор музея пригласила оставшихся во внутренние комнаты пить чай, сидели допоздна. Я был в ударе. И теперь, когда мне грустно или плохо, я вспоминаю этот вечер, и настроение исправляется.

После выхода "Истории одного мифа" в свет появились десятки рецензий. Я уверен, что многие из них были инспирированы Давидом. Иногда он называл мою книгу книгой книг и говорил, что рано или поздно она принесет дивиденды. Но это была иллюзия. Характерная для Давида принципиальность привела к тому, что, рассорившись с "Наукой", он лишился возможности продавать книгу через "Академкнигу", ее продавали в Литературном музее и в... церквах. Вместе с тем, по словам Давида, кем-то был напечатан дополнительный тираж. В людных местах Москвы "некто" с рупором предлагал купить новую книгу, содержащую сенсационную информацию о "Протоколах". К машине "некто" выстраивалась очередь — и несколько десятков книг распродавалось...

Благодаря Давиду у меня завязалась переписка с жившим в Париже знаменитым историком Леоном Поляковым (к Давиду он относился с большим пиететом). Одно время Поляков звонил мне по несколько раз в неделю, подвергая "обстрелу" разные идеи.

Прошло немного времени и Давид стал убеждать меня в необходимости писать очередную книгу. Убедил — и начал очень активно помогать. Ходил в музей Л.Н. Толстого, где был единственным посетителем (Толстого сейчас не читают), и копировал нужные мне материалы. Оказалось, что до меня трудами и перепиской Тимофея Бондарева* с Толстым интересовался ныне

_________________

* См.: Дудаков С.Ю. Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России. М., 2000. Очерк 3. С. 91-218.

519

покойный Александр Ильич Клибанов (по слорам Черняховского, он собирался написать рецензию на "Историю одного мифа", но не успел).

Как раз в это время в Москве вышло в свет позарез мне необходимое репринтное издание Полного собрания сочинений Толстого в 91-м томе. За восемь месяцев Давид переслал мне все тома — (царский подарок!), безжалостно "эксплуатируя" своих пациентов, наезжавших в Израиль: это была их "партийная нагрузка". Тома посылал с "хитрецой", начав с последних — в них переписка Толстого, мой основной источник. Теперь, подходя к книжным полкам, я всякий раз с благодарностью вспоминаю ушедшего друга... и, как писал Давид Самойлов, "зарастаю памятью, как лесом зарастает пустошь".

Тогда же я отказался от пишущей машинки и сел за компьютер, правда примитивный, напоминавший скорее улучшенный вариант "Ундервуда". Будучи человеком рассеянным, я несколько раз "стирал" написанное, а восстановить текст по своей безалаберности не мог. План новой книги созрел давно, а вот заставить себя работать было трудно. Но постоянные звонки Давида расслабляться не позволяли. К осени 1999 г. я написал более 1000 страниц. Давид позвонил в октябре от сына Юры из Хайфы и сказал, что ко мне не приедет, так как очень страдает от астмы, боится приступов и просит приехать к нему в Нагарию. Моему удивлению не было предела: чтобы Давид не приехал в Иерусалим и не пошел к Стене Плача или Гробу Господню? Странно...

Скоро все прояснилось. Я приехал к нему в Нагарию и был потрясен: он еле стоял на ногах, от него осталась тень. Юра, работающий в одной из лучших клиник Израиля — больнице Рамбам, возил туда отца на обследование. Давиду это не нравилось. Он не понимал иврита... Он рвался назад в Москву, в привычные условия. Уговоры сына, мольбы жен — Алеси и первой Инны Юрьевны — не помогали.

Он прочел длиннющую машинопись (1000 страниц) и в общем ее одобрил. В последний раз я видел Давида в аэропорту Лод. Он попросил инвалидное кресло, в которое его с трудом усадили, потом мы довезли его до разрешенного места. Обнялись. Никто из провожающих не подозревал всей тяжести его болезни, тем паче скорого конца... Поначалу мы перезванивались, посылали друг другу факсы, один я привожу:

Дорогой Савва!

Подробный перечень вопросов, вероятно, пришлю через неделю. Пока что выяснилось, что в книге 40 печатных листов (т. е. это большая книга). Тем не менее Ольга Борисовна Константинова высказала

520

пожелание, чтобы Вы, Савва, расширили страниц на 10 главу о Соловьеве. Говорит, во-первых, что автор кое-что знает о Соловьеве, во-вторых, это ликвидирует непропорцию, возникшую в результате того, что глава о Бондареве — по существу монография. Можете ли Вы выдать желаемые (неясно) страницы? Обнимаем Инну. Давид и Алеся.

И далее — вопросы и уточнения по редактируемому тексту:

1. Его Превосходительству генералу Князю Дондукову-Рукосуеву. Ваше Превосходительство, Светлейший Князь!

Давече изволили, Ваше превосходительство, высказаться справедливо, что не княжеское это дело каждую книгу проверять, на что тогда Бог создал писарей?

Мудрость Вашего Превосходительства неоспорима (неясно). Дозвольте только заметить, что писаря, неграмотно говорящие, и в похмелье неблагонадежные. В худом состоянии — ибо сказано в Писании, не всякому Савелию веселое похмелие — они такой дерзости понапишут, что страху наберешься читаючи. Для примеру если ... (неясно) что они, крапивное семя, зная Ваше Превосходительство как природного, урожденного Рукосуева могли назвать (неясно) Вашу Светлость запросто кн. Дондуковым ... или (неясно) обозвать, якобы по невежеству, Дудаковым.

Теперь об их клеветах в означенной писульке (даже в двух):

Граф Н.Н. Головин и его жена, ур. княж. В.Н. Голицына, родили чудесным образом сына графа П.Н. Голицына. Позвольте преданнейше заметить, что в те темные времена был обычай присваивать детям фамилию отца (в махинациях с паспортом не было еще нужды). Так, не имея на то оснований, произвели обрезание следующим дворянам: О. Рейли, Нелединским-Мелецким (О. Рейли можно понять — отвращение к врагу, к советской сановной власти). Кое-кто лишился титулов, к примеру: супруг княж. З.Н. Юсуповой граф Сумароков — Эльстон-Юсупов (?); князь Ф.Ф. Юсупов, граф Сумароков-Эльстон младший, а также его жена, княж. императорской крови (это официальный титул) Ирина Александровна. Не буду перечислять другие ляпсусы и неточности.

2. Речь не об этом. В схеме "Евгеники" несколько ссылок. Можете ли Ваше Превосходительство воспроизвести их для меня? Это, вероятно, объяснило бы, почему схема урезана.

Остаюсь Вашего Превосходительства преданным слугой и прикащиком Давидкой сыном Абрама Хаим Гершко.

Блестящая стилизация языка подьячих времен Алексея Михайловича! Мудрый, ироничный, незлобивый, талантливый человек, очень талантливый... Таким он был...

521

Затем факсы прекратились. Давид потерял сознание. Сын приехал в Москву и провел месяц у его ложа. Давид угасал. Был омерзительный день, когда позвонили из Москвы. Все у нас оборвалось...

Мне одиноко. Я лежу в постели. Болит в грудине. Я веду с тобой беспрерывный разговор: "Давид, зачем ты ушел?" И когда засыпаю, слышу ответ: "Друг Савва, не бойся жизни и не страшись смерти!"...

Памяти друга

Друг Давид из Зазеркалья вышел.

И ушел: дорогой в никуда.

Рядом я стоял, но не услышал:

В дверь без стука ринулась беда.

Был он даровит от лона Авраама,

На слова предельно скуп.

Был он врач, и врачеванья драма

Молнией спалила крепкий дуб.

Был высок и черен Черняховский,

Два сверла — глаза. Гипнотизер.

Бескорыстен щедростью московской

И немного даже фантазер.

Интеллект его необычаен,

Знал он тайны жизни, ремесла,

Но случайной фразою за чаем

Не нанес невидимого зла.

Он обрел покой у бухты сонной

Далеко на юг и на восток

Тишина зеленого газона,

Голубое небо и песок.

7 апреля 2001 г.

Указатель имен

Абаза А.А. 332

Абдул-Азиз, султан 293

Абдул-Меджид, султан 360

Абдул-Хамид II, султан 328

Абель 452

Абельман М.Л. 478

Абжаген К.Х. 296

Абольник М.Д. 46

Абрамович 440

Абрамович В.М. 486

Абрамович-Барановский С.С. 440

Аввакум Петров, протопоп 163

Август III, польский король 189

Авдеев М.В. 303

Авербух 290

Аверинцев С.С. 198, 517-518

Авраамов И.Я. 41

Агафонов В.К. 212

Агурский М. 234

Адамович-Адассовская В.А. 333

Адан Ж. 279, 281

Адан П. 239

Адельгейм Рафаил 319

Адельгейм Роберт 319

Адлерберг Н.В. 362

Адрианов А.А. 438

Азеф Е.Ф. 171, 220

Акименко Ф. 10

Аксаков И.С. 96, 111, 136, 210, 233, 304, 305, 421, 422, 435
Аксаков СТ. 422
Аксаковы 303
Алданов М. 235
Александр I 50, 80, 132, 133, 196, 229, 317, 339, 378
Александр II 80, 85, 88, 331, 264, 333
Александр III 36, 92, 155, 170, 272, 287, 336, 456
Александр Михайлович, вел. кн. 486
Александр Невский 300
Александра Федоровна, императрица 237, 413, 414
Алексеев В.И. 31
Алексеев М.В. 330, 454, 461

Алексеева К.К. 260

Алексей Михайлович, царь 394

Алехин А.А. 165, 166, 185

Алпатов М.В. 287

Алферьев 225

Альтман М.С. 287

Альтшуллер И.Н. 33

Алябьев А.А. 70

Амон 239

Анастасий, архиепископ 370

Андерсен Г.Х. 85

Андреев Л.Н. 42, 55-57, 74, 202, 290

Андреевский Е. 429

Андреевский П.А. 23

Андреевский С.А. 23

Андрей Владимирович, вел. кн. 187

Андронников И.Л. 203

Аникин В.П. 398, 401

Анненков П.В. 331, 332

Аннинский Л. 515, 519

Антокольский М.М. 80-88, 90, 98, 103, 106,115,116,421
Антонеску Й. 141

Антонин (Грановский А.А.), епископ 326
Антонович М.А. 27
Анфилов 302
Анцев М. 10

Апполинарий (Кошевой), епископ 370
Апухтин А.Н. 7, 10
Арбатский Ю. 199, 207
Аренский А. С. 10, 68
Арефьев Н. 240
Арко Георг фон 295
Арко-Валли А. 295
Арнольд М. 49
Аронсон Н.Л. 421
Арсеньев К.К. 19, 292
Аршавский И.А. 283, 284, 285
Астапенко М. 311
Астафьев 142
Астахов 235
Ауэр Л.С. 187
Ауэрбах Б. 105, 106, 116
Афанасьев А.Н. 388, 398, 400

Ахматова А. 230, 243, 288
Ахун М.И. 488

Бабель И.Э. 184, 186, 188, 198, 199, 289 290
Багратионы 302
Багрицкий Э.Г. 9
Багров Д. 460
Багров Ю. 460
Бажипов И.Д. 436
Базаров, протоиерей 272
Байбус Г.Ф. 474
Байрон Д. 246
Бакст Л.С. 192
Бакст Н.И. 263, 273
Бакунин 37
Балакирев М.А. 175
Балиев Н.Ф. 155
Баллен 293
Бальзак О. де 282
Бальмонт К.Д. 9, 10
Барабаш Ю. 196
Баранов Н.М. 92
Баратов Л. 458, 459, 488
БарацГ.М. 38, 41, 51,76,77
Барк П.Л. 253, 458
Баркашов 140
Барклай де Толли М.Б. 310
Барлен Д. 299
Барсела А. 234
Барсела М. 234
Барт 183

Барцевич С.К. 186
Барятинский В.В. 461
Баскин-Серединский С.З. 8
Баум Р.С. 478
Бауман Н.Э. 69, 422
Бах И.С. 194
Бах К. 10

Бахья бен Иосиф ибн-Пакуда 54
Башмаков С.Д. 235
Бегичев Казарин 207
Бедекер К. 346, 351
Безбородко А.А. 317, 324
Безбородко И.А. 317
Бейлин С.Х. 387, 388, 400
Бейлис М. 73, 221, 257, 291, 298
Бекер С. 477
Беккер Э. 129
Бекович-Черкаский А. 273

Белинский В.Г. 206, 221

Белогорский Н. 165-166, 198

Бельман С.Г. 426

Беляев 408

Беляев Ю. 251

Бен-Гурион Д. 286

Бендер Г.Л. 36

Бенкендорф А.Х. 493

Бенуа А.Н. 212

Бер И.483

Берберова Н.Н. 165, 198

Берг Н.В. 348, 350, 372, 373

Бергер С.Л. 473

Берия Л.П. 295

Берия М.Э. 295

Беркенгейм Г.М. 40, 48, 50

Берлин 265

Бернар К. 267, 268, 272

Бернар Сара 52,106,179, 292, 337

Бернштам 421

Бернштейн А. 453

Бернштейн Л. 165

Бернштейн М.Д. 287

Бернштейн О.С. 47, 165

Бернштейн С. 441

Берс А.А. 40

Бер(т) П. 272, 275

Бертенсон Л.Б. 21

Бескровный Л.Г. 488

Бетховен Людвиг ван 67, 160, 183, 194

Бехтерев В.М. 384

Бёме Я. 126, 127

Берне Л. 64

Бибиков А.Н. 39

Визе Ж. 176-177

Бильбасов В.А. 109, 273, 274

Биншток-Залесский 233

Бирс А. 290

Бирюков П.И. 30, 37, 39, 75, 76

Бисмарк О. 273

Блаватская Е.П. 273

Блейхредер 280

Блок 453

Блок А.А. 10,11, 27, 73, 74, 254, 255, 292, 300, 351
Блок Г. 196
Блонский П.П. 118
Блуменфельд Ф.М. 10
Блюмкин Я.Г. 150,153
Блюхер В.К. 302

Боборыкин П.Д. 181, 262

Богарне Е. 464

Богданович А.В. 336

Богданович Е.В. 336

Богров Г.И. 62, 102, 110

Богучарский В.Я. 242

Боденштедт Ф. 243

БодискоД. 409, 419

Бодлер Ш. 8, 245

Бок фон 302

Бокановский М. 453

Бокфельд А.Ш. 477

Болдуин, иерусалимский король 355

Бондарев Д. А. 228, 240, 255, 283, 314, 519
Бонифас 195
Бонч-Бруевич В.Д. 127, 225, 344, 465, 489
Боргман И.И. 215
Борман А. 217
Боровиков А.К. 300
Боровский А.М. 477
Бородин А.П. 203
Бороховичи 324
Бортнянский Д.С. 195
Борух, раввин 453
Борщипольский Л.А. 481
Боссе де 193

Бостунич Г. см. Шварц-Бостунич Г.В.
Ботвинник М.М. 450
Ботвинник Я. 450
Боткина М.П. 128
Боч Д.В. 479
Брамс И. 70
Брандуков А.А. 175
Браухич В. фон 302
Брафман Я. 53, 319
Брейгель П. 126
Брешко-Брешковская Е.К. 333
Брешко-Брешковский Н.Н. 333
Бржезинский В.И. 477
Бродский И.А. 124
Бруно Д. 317

Брусилов А.А. 442, 453, 472, 487, 488
Брут 228
Бруштейн А.Я. 169, 170, 198, 328, 329, 376, 399
Брюкке Э. 267
Брюллов К. 221
Брюсов В.Я. 108, 468, 489

Буден Э. 137

Буденный СМ. 301, 367

Бужинский Г. 233

Булатов А.М. 423

Булатов М.Л. 423

Булатов М.М. 423

Булатова (Нилус) М.Б. 423, 426

Булгаков В.Ф. 48, 76, 78

Булгаков М. 217, 361

Булгаков С, протоиерей 236

Булгарин Ф.В. ПО, 111, 389, 491

Бунаков-Фундаминский И.И. 418

Бунин И.А. 166, 193, 285, 329, 424-426, 435, 437
Бунина В.Н. 436
Бураковский М.Л. 473
Бурдуков Н.Ф. 256
Бурже П. 276
Буренин В.П. (Жасминов Алексис) 17-25, 27, 42, 74, 75, 81, 250, 253,

256, 337, 494
Бурова Г.К. 78
Бурцев В.Л. 205, 220
Буслаев Ф.И. 388
Буткевич Т.И. 510
Бутми Г.В. (де Кацман) 72, 221
Бухарин Н.И. 226, 305
Бухбиндер Н.А. 242
Бухштаб Б.Я. 129, 196
Бычков А.Ф. 215
Бычкова Ф.Ф. 215
Бэкон Ф. 224
Бялый Г.А. 509

Вагнер Р. 67, 76, 127, 175, 177, 194, 195, 198, 305
Вагнер Н.П. 19
Вайнберг И.И. 234
Вайнберги 514
Вайнтрауб 318
Вайсенберг С.А. 136, 138, 197, 383, 386, 387, 399, 400
Валлабрен 453
Валуев П.А. 211,332
Валь Н.Н. фон 416
Вампилов А.В. 147
Ванярш Ш.Д. 476
Варшавер 40
Василенко С.Н. 10
Василий Дмитриевич, вел. кн. 432

Васильев Ф.В. 84, 97

Васнецов В.М. 81

Вахтангов Е.Б. 148, 149, 155

Введенский А.И. 284, 326

Введенский И.А. 326

Вейнберг И.И. 519

Вейнберг П.И. 62

Вейс Ш. 473

Вейсман Ш.И. 476

Вейцман ИХ. 481

Векслер, раввин 453

Величковский П. 233

Вельтман А.Ф. 319

Вельяминовы 303

Веневитинов Д.В. 233

Венгеров С.А. 11, 19, 26, 62, 75, 243, 271

Венкстерн (Венк-Стьерне) 201

Венкстерн-Чаадаев А.А. 201

Венявский Г. 68, 70

Вепринский А. 482

Вер Л. 81

Вербицкий Э.Г. 478

Вергилий М.П. 108

Верди Дж. 240

Вержбилович А. В. 175, 177

Вересаев В.В. 217

Верещагин В.В. 81, 273, 354, 373

Вериго В.К. 333

Вернадский В.И. 181, 217

Веселовский А.Н. 388, 398

Виадано Л. 194

Виардо П. 106, 229

Вигдорова Ф.А. 123,124, 196

Вигель Ф.Ф. 203, 317, 423, 436

Виельгорский Матвей 229

Виельгорский Мих. 229

Визельберг И.Р. 473

Викторович В.А. 337

Вильгельм II, герм, император и прус. король 453
Вилькин М.А. 480
Винавер М.М. 248
Винокур-Коген В. 480
Винценгероде Ф.Ф. 133
Витгенштейн П.Х. 134
Витте М.И. 187, 279
Витте С.Ю. 70, 118, 156, 202, 205, 252, 256, 257, 267,272, 274-280, 282, 284, 307, 458
Владимир Александрович, вел. кн. 202

Владимир Красное Солнышко, вел. кн. 57,112,113,298,397,398
Власов А.А. 234
Воейков А.Ф. 420
Воинов Л.И. 266, 269
Волконский A.M. 203
Волконский С.Г. 133,134,196, 201
Волконский СМ. 150, 152, 159,197, 207
Волошин М.А. 7, 73
Вольтат Ф. 294, 295
Вольтер 64, 234
Вольф М.О. 393
Вольфсон В. 231, 232
Волынский А.Л. 25
Волянский И.С. 479
Воронский А. К. 289
Воронцовы 303
Востоков, протоиерей 226
Врангель П.Н. 203, 226, 227
Вревский 225
Вреден Э.Р. 262
Вырубова А.А. 372
Вышеградский И.А. 274-277
Вяземский П.А. 232, 305, 347, 348, 350, 357, 373

Габо Д. 58

Габо П. 58, 59

Габрилович 185

Гавдел (Гавделюченко) Г.П. (новомученик Гавриил) 378
Гаден С. 393,394
Гайдабуров Н.А. 19
Гайдебуров П.А. 214
Гайдар А.П. 123,124,444
Гайдаров В.Г. 158
Гайдн Ф.И. 67,194
Талант И.В. 38, 39
Галеви Ж. 28, 176
Гальдер Ф. 302 .
Гамалея 495, 500
Гапон Г.А. 219

Гарин-Михайловский Н. 215
Гаррик Д. 157
ГаршинВ.М. 9,11,18,509
Гатцук Ал. 257
Гауптман Г.Я. 475
Гаусман 217
Гверчино Г. 86
Гвидо Аретинский 194, 199

Геббельс Й. 139, 295, 302

Гедике А. 10

Гейдрих Б.Р. 296

Гейдрих Г. 296

Гейман 87, 410

Гейне Г. 8, 63, 64, 82, 109, 231, 259, 409

Гейсман П.А. 440

Геккельман A.M. (Гартинг, Ландезен) 281
Геккерон Ч.У. 124, 196
Гельмгольц Г.Л.Ф. 268
Гельфман П.С. 481
Ген 377

Ген (Хен) А. 183, 184
Гендель Г.Ф. 194
Тендер Г.Л. 76
Геннадий,архиепископ 315
Георгий Михайлович, вел. кн. 458
Герасимов С.А. 235
Геринг Г. 293, 451
Герцен А.И. 88, 101, 164, 210, 221, 232, 239, 259, 263, 305
Герцендорф К. фон 469
Герцензон Б.М. 139
Герценштейн М.Я. 35
Герцики 324
Герцль Т. 156, 432, 437
Гершензон М.О. 25
Герштейн Э.Г. 74
Гершуни Г.А. 220
Гесс Р. 294
Гессенский А. 129
Гец Ф.-М.Б. 54, 55
Гёдше Г. 127
Гёте И. 78
Гзовская О.В. 158
Гиацинтова СВ. 201, 410, 419
Гилель ха-Закен 30, 55
Гилельс Э.Г. 186
Гиль П. 78

Гильфердинг А.Ф. 71, 259
Гиляровский В.А. 148, 350
Гинзбург Е. 265, 317
Гинзбург Г.О. 202
Гинзбург СМ. 135, 197, 493
Гинцбург Г.Е. 349
Гинцбург И.Я. (Гинзбург И.Я.) 42-45, 77,81,82,85,103,115,421
Гинцер Г.О. 317
Гиппиус З.Н. 25, 292, 455

Гире А. К. 431
Гирш Г.И. 431

Гитлер А. 141, 294,295, 297,301,302,435
Глазунов А.К. 175-177, 181, 183
Глебова М.М. 202
Глен фон 175, 177
Гликман И. 240
Глинка М.И. 175, 177, 212, 221
Глинка Ю. 279
Глинский Б.Б. 372
Глиэр P.M. 10
Глуий Т.Т. 507
Глюк К.В. 194
Гоголь А.Д. 325, 326
Гоголь В.А. 326

Гоголь Н.В. 28, 42, 218, 259, 260, 304, 305, 309, 324-326, 339, 340, 371, 392
Годовский Л. 180
Годунов Борис, царь 240, 305
Головин Н.Н. 454, 468, 488, 489
Головинский М.В. 281
Головкин Г.И. 237
Голомб И. 327
Голицын Н.Н. 132, 196
Голубкина А.С. 286
Голубчик М.М. 473
Гольдберг A.M. 480
Гольден Н.А. 318
Гольденберг Н. 106

Гольденвейзер А.Б. 47, 51,67, 68, 78, 247
Гольдин И.И. 477
Гольдин М.И. 481
Гольдмарк К. 176
Гольдовская P.M. 292
Гольдштейн 251
Гольдштейн Б. 186
Гольшман 281
Голыитейн М.Ю. 182
Гольштейн Э. 182
Гомер 166
Гонкур Э. 106

Гончаров И.А. 17,18, 24, 75,111,164,198
Горбунов-Пасадов И.И. 54
ГорвицМ.И. 111,255
Гордон Г.И. 241
Гордон Л.О. 62
Горев А.Ф. 154
Горев Ф.П. 153,154
Горемыкин В.Н. 248
Горнфельд А.Г. 115, 246

Городецкая 318

Городинский А. 477

Горчаков А.М. 259, 305

Горький М. 42, 52, 77, 206, 207, 212, 215, 312, 350, 407
Гостап Б. 488

Готфрид Бульонский 293, 355
Гофман И. 180
Гофман М. 440
Гофман Э.Т.А. 319
Гоц217

Грабарь И.Э. 196
Градовский А.Д. 217
Градовский Г. К. 28
Градовский Н.Д. 196
Гранат 233

Грановский A.M. 221, 260
Грейтель А.Г. 475
Гретри А. 194
Гречанинов А.Т. 10,175
Гржимали И.В. 69
Григ Э. 67

Григорий VIII, папа Римский 306
Григорьев В. В. 393
Григорьев СТ. 488
Гринберг СВ. 474
Грингмут В.А. 156, 257, 273, 418
Гроссман В.А. 168
Гроссман Л.А. 198
Грузенберг 248
Грузенберг О. 441,487
Грулев М.В. 286, 410-412, 415, 416, 419, 438, 439, 459, 471, 488
Губинштейн Б.С 480
Гужон Ю.П. 456
Гузиков М.И. 441
Гумилев Н.С 73, 186
Гунберг И. 449
Гурвиц Б.М. 476
Гурвич 318
Гурвич О.Я. 54
Гуревич 217
Гуринович 143
Гурко В.И. 470
Гурко И.В. 456
Гусев Н.Н. 77, 78
Гутман Г. 62

Гуцков К.-Ф. 77, 109, 260
Гюнсберг Р. 187

Давыдов А.В. 199

Давыдов А.М. 175, 177

Давыдов Д.В. 189

Давыдов Н.В. 49

Давыдов Я.П. 131

Даль В.И. 29, 75, 382, 383, 388-393, 399, 400
Даль И.М. 392, 400
Дандре В. 131

Даниил Галицкий, князь 300
Даниил, епископ 397
Данилевский А.Я. 205, 212, 286
Данилевский Н.Я. 367
Даннери 453
Дарвин Ч. 256, 273
Де-Виер А. 204
Дейтш Эм. 60
Деларош П. 86
Делянов И.Д. 32, 272, 273
Демьянюк И. 144
Деникин А.И. 226, 327, 439, 442-444, 450, 487, 488
Державин Г.Р. 133, 279,317
Джунковский В.Ф. 455, 456, 488
Дзержинский Ф.Э. 287
Дибич 259
Дидерихс А.Р. 183
Дизраэли Б. 304
Дмитриевский А.А. 372, 374
Добролюбов Н.А. 111,116, 164, 255
Добрыня Малкович 397
Долгоруков В.А. 156
Доливо-Добровольская 203
Долинов 178
Долинская Е.Б. 199
Дольче К. 86
Домье О. 239
Дон Аминадо 251
Достоевская А.Г. 201
Достоевский Ф.М. Д7, 27, 52, 53, 72, 78, 87, 96, 107, 111, 115, 117, 190, 201,

202, 210, 215, 216, 220, 237, 259, 282, 287, 290, 303, 304, 319-323, 331, 337,

367, 374, 393
Драгаманов М. 242
Драгомиров 473
Драгомиров А.М. 474
Драгомиров М.И. 416, 440, 455
Дрейер В.Н. фон 225, 226, 450, 469, 471, 488, 489

Дрейер С.Г. 476

Дрейфус А. 51, 105, 239, 280, 453

Дрюмон Э. 280, 282

Дубнов СМ. 460, 488

Дубовицкий 3. 482

Дубовицкий Л. 482

Дубровин А.И.279

Дудаков С.Ю. 78, 82, 88, 126, 144, 200, 212, 313, 399, 400, 438, 512-514, 518-522
Дуз-Хотимирский Ф.И. 47
Дунаев А.Н. 44
Дурново И.Н. 216, 277
Дурова Н.А. 134
Дымов О. 251
Дымшиц Х.(Е.)И. 48
Дынин Д. 317
Дьяков П.Н. 493
Дьякова А.А. 84
Дюринг Е. 305
Дю-Шайла 328
Дягилев СП. 192

Евзерович С. 477

Евлогий, митрополит 437

Евреинов Н. 460, 488

Евреи нова 192

Евтушенко Е.А. 420, 421

Егоров А.И. 302

Ежов Н.И. 290

Екатерина II 22, 38, 132, 189, 212, 291, 310, 313, 324, 366, 375, 392, 400
Елизавета I Тюдор 394
Елизавета Федоровна, вел. кн. 413, 414
Елисеев А.В. 338, 342, 343, 345, 348, 349, 352-354, 357-359, 361, 363, 371-374
Ермолов А.П. 134, 196
Ермолова М.Н. 153
Ернсфорт 453
Есенин С. 254, 330
Есипова А.Н. 176, 180, 183

Жаботинский В.Е. 22, 453
Жданов В. 74
Жданович 457
Жебунев Н.А. 314
Жемчужников A.M. 235
Жемчужников Л.М. 235

Жерве Н.П. 19, 74

Жилинский А. Г. 464

Жиркевич А.В. 65, 66

Жлоба 227

Жмудь Я. 141, 142

Жоли Морис 281, 282

Жуков Г. 302

Жуковский В.А. 259, 339, 340, 371

Жюнф Матье де 195

Забелин М. 393, 396, 400

Заболоцкий НА 12-16, 74,245, 258

Забрамский 335

Заварзин П.П. 248

Зайончковский П.А. 456-457, 488, 490, 509
Закаржевский А. 221
Закревские 325
Залман см. Рабинович 3.
Замятин Е.И. 439
Зарудный СИ. 248
Заславский Д.И. 172
Засулич В.И. 23
Захарий, чернец 314, 315
Збарский 288
Збруева Е.И. 175
Зевелов X. 482
Зейферт 212
Зейфман Х.Я. 474
Зелиман Х.Д. 453
Зернова Р.А. 189
Зилоти А.И. 175, 177, 187
Зильберберг М. 452
Зингер И. 91
Зинкевич И.Н. 473
Златовратский Н.Н. 397
Зноско-Боровский Е. 165
Золотарев А.А. 285
Золотарев В.А. 10
Золя Э. 276, 303
Зотов 217
Зотов В.Р. 111
Зубатов СВ. 247, 248
Зусман А.Е. 40
Зысманович А. 481
Зюскинд 195

Ивакин И.М. 32, 44, 76, 77, 291

Иван III 148,314,394

Иван IV Грозный 239, 248, 382

Иван Черный 315

Иванов А.А. 206, 231, 258

Иванов В. 458

Иванов Вс. 308, 319, 407, 434

Иванов Вяч. 287

Иванов Н.И. 438, 471

Иванова Н. 519

Игнатьев А.А. 203, 225, 239, 250

Игнатьев Н.П. 145,211

Идельсон Р.В. 260

Изаи Э. 69

Изрец М.С. 476

Икскуль В.И. 216

Иллиодор (С. Труфанов), иеромонах 172
Иллюстратов И.И. 399
Иловайский Д.И. 494
Инбер В. 230

Иоанн, архимандрит 31, 76
Иоанн Кронштадтский 345, 437, 505, 510,511
Иосифов А. 58
Иофиш К.Г. 478
Иоффе С.А. 483
Ипатьев В.Н. 436
Исаков К.Г. 261, 262
Исакович 102

Кавелин К.Д. 94, 95

Каверзин 345

Каверин В. 319, 324

Казаринов В.Н. 257

Кайранский А.А. 389

Калабалин С. 123

Калик Ю. 234

Калинниковы 175

Калиостро 385

Калмыкова A.M. 102, 103

Каменев Л.Б. 210

Каменский А. 118

Каменский И.В. 393

Кампбелл Арх(ч)ибальд, епископ 237

Кан В. 165

Канарис Ф.В. 296

Капабланка Х.Р. 166

Каплан Ф.Я. 204

Капустин А., архимандрит 342, 348, 370, 371
Карабчевский Н.П. 248, 375, 399
Каразин Н.Н. 144

Карамзин Н.М. 257, 300,394

Карасова Т.А. 513

Карбулька Й. 186

Карелли 194

Каренин В. 199

Кариссими Д. 194

Карл XII, король Швеции 153, 431

Карно 239

Карпов А. 401

Карташев А.В. 305, 306, 314, 315

Кассиан, настоятель 315

Кассо Л.А. 410

Катков М.Н. 107, 156, 269, 272, 273, 275, 322
Катон 228
Кауфман А.Е. 107, 116, 197, 199, 263, 274, 419, 491, 509
Кауфман К.П. 88,144-146, 206, 208, 209, 436, 492, 493, 508
Кафка Ф. 139
Кацнельсон М.И. 482
Каша В. 148
Квасов Д.Г. 269, 271
Кеда А.А. 436
Келдыш Ю. 73
Кельман Я.М. 234
Кенеман Ф. 10
Керенский О. 131
Кин Э. 157
Киреевский И.В. 400
КиркорА.К. 508, 511
Клаузнер И.Л. 346, 372
Клевань А.А. 234
Клейман-Киршнер Е.Х. 474
Клейнмихель М. 327, 328
Клеменц Д.А. 336
Клибанов А.И. 520
Ключевский В.О. 300, 339, 371
Клямер Б.С. 120
Ковалевская СВ. 321
Ковалевский 82
Когалес С. 482
Коган М.С. 198
Коган-Бернштейн 217
Когут А. 241

Кожедуб И.Н. 138, 140, 143, 144, 197
Козлов Н.И. 268
Коковцев В.Н. Зб7, 458
Колбасик Е.Я. 101,102
Колек Т. 353

Коллер Иеремия, епископ 237

Колышко И.-А.-Я.И. 256

Кольцов А.В. 475

Комаров B.C. 203

Комаров Д.В. 203

Комбардье 198

Комиссаржевский Ф.П. 408

Кон Н. 251, 252, 256, 513

Кондаков Н.П. 437

Кондзеровский А. 325

Кони Ф. 291, 292

Константин I Великий 306

Константин Константинович, вел. кн. 24, 127, 273
Константин Павлович, вел. кн. 135
Конья Р. 238
Конюс Г. 10
Копелевич А.Д. 234
Копитайкин А.Д. 234
Корк М.И. 473
Корнилов Л.Г. 468
Коровин К. 243

Короленко В.Г. 178, 181, 244, 298
Корсакова 408
Корф Н.А. 102

Костомаров Н.И. 22, 126, 208
Косяровская М.И. 326
Котельников Е.Н. 310, 311
Кох Р. 217

Кочубей В.П. 317, 324
Коялович М.О. 97
Крайзман З.Э. 480
Крамер 279

Крамской И.Н. 81, 84, 115
Крахмальникова З.А. 519
Крейн А.О. 43, 198, 199
Кремье Г. 94
Крестовский ВсВ. 337, 402, 403, 492, 494
Кривошеий 227
Кроль М.А. 419
Крупин СМ. 330

Кропоткин П.А. 85, 115, 181, 219, 220
Крупская Н.К. 170
Кручинин 408
Крушеван П. 65, 66, 298
Крыжанич Ю. 291
Крыжановский 233
Крыжановский А.С. 324
Крылов 448

Крылов В. 63

Крылов И.А. 218

Крым-Гирей, хан 308

Крымов В.П. 163,198, 250, 251, 252, 253, 256, 258, 344
Крымский А.Е. 354, 355, 359, 362, 373, 374
Кубелик Я. 180
Кублицкий 416
Кублицкий-Пиоттух А.Ф. 416
Кубрик 3. 45
КугельА.Р. 116
Кугель Р. 406, 408 419
Кузмин М. 288, 433, 437
Куинджи А.И. 87,125, 138, 196
Кукольник Н.В. 212
Кулишер М.И. 23, 62
Куперник Л.А. 23
Куприн А.И. 424-426, 439
Куприна К.А. 425, 436
Курбский А. 239, 240
Курицын Ф.В. 314
Куропаткин А.Н. 467
Кусевицкий С.А. 175,177, 180, 183, 198
Кусмарцев П.И. 351, 358, 368
Кутузов 24
Кутузов М.И. 134
Куффелер 166
Кушелев-Безбородко 349
Кушнер И.Ф. 475
Куюмджи Д.Я. 481
Кшесинская М.Ф. 186, 187,199
Кюи Ц. 10, 176, 177

Лабзин А.Ф. 165

Лаванда Л. 62

Лавров П.Л. 85

Лавровская Е.А. 175

Лазар Б. 227, 228, 229, 239

Лазарев Е. 220

Лазарь Исаакович, ген. синдик всех евреев кор-ва Польского 380
Лакиер А.Б. 303
Ланда С. 234

Ландау А.Е. (А.Х.) 62,106
Ландовская В. 67
Ласкер Э. 47,166,185
Лассаль Ф. 231, 262, 265
Лебедев 261
Лебедев А.А. 240

Лебедев B.C. 314

Лебедева А.К. 78

Лебедева С.Д. 286, 287

Левенсон И.Б. 91

Леви А. 261

Левин А.М. 477

Левина Е.Е. 170

Левина Т. 261

Левински А. 293

Левински И. 293

Левисон В.А. 369

Левитан И. 87

Левитин А. 326

Лейзерович Г.А. 474

Лейкин Н.А. 22

Лейтин М. 482

Лейхтенбергекий Г.Н., герцог 461, 462, 464
Лемке М.К. 329, 330, 454, 460, 461, 464, 469-471, 488, 489
Ленин В.И. 150, 215, 217-219, 225, 276, 308
Ленский 408
Леонардо да Винчи 86
Леонид, архимандрит 370
Леонидов Л.М. 201, 202, 344, 371, 372, 410
Леонович В.А. 220
Леонтий, старец 380, 399
Леонтьев К.Н. 332
Лермонтов М.Ю. 7-10, 230, 231, 243, 260, 288, 342, 402, 419
Лесков Н.С. 17, 18, 41, 74, 182, 221, 350, 443, 444, 488
Лессинг Г.Э. 57, 63, 64,158
Лжедмитрий I 207
Лжедмитрий II 207, 389
Либнер А.Г. 477
Либрович С.Ф. 436, 491, 509
Лидин В. 310
Лизогуб С. 325, 326
Лизогуб С.С. 325, 326
Лизогуб Т.С. 325, 326
Линецкий Э.Г. 43
Липкий С. 318
Липник И.А. 479
Лист Ф. 159, 194, 195
Литвин М. 380

Литвин-Эфрон С.К. 322, 402, 448
Литвинов М.М. 292

Литвинова Ф. 400
Лихтер 408
Лондон С. 40, 76
Лопатин Л.М. 201
Лопец Р. 394
Лорис-Меликов М.Т. 332
Лувешук Е.С. 217
Луговской В.А. 201,232
Лука Жидята 233
Лукин М.М. 475
Лукомский АС. 371, 455,488
ЛунцЛ. 312, 324
Лурье М.В. 460
Любарский А.Г.Л. 479
Любатович О.С. 242
Любимов Д.Н. 460
Любимов Л. 165,198, 333
Любомирские 499
Людвиг К. 267, 268, 270
Людвиг Э. 301
Люс 239

Лютенберг Г. 283
Лютер 293

Лютостанский И.И. 434
Лядов А.К. 175,176
Ляндрес С. 513
Ляпунов С. 10
Лясберг Р.А. 475

Магницкий М.Л. 126

Маевский В. 487

Мазе Я.И. 407, 467

Мазепа, гетман 290, 362

Май К.И. 212

Майер X. 295

Майков АН. 7, 24

Маймонид М. 30

Макаренко АС. 117-120,122,123,195

Макашов А. 138,140,143

Макиавелли Н. 72

Маковицкий Д.П. 28, 29, 31, 34, 35, 38-40, 44, 46, 48, 50-52, 55, 57, 63, 67, 68, 70, 73, 75-79,116, 307, 308

Максимилан Ф. 229

Максимович В.Г. 324

Малаховская 318

Малевич К. 260

Малер Г. 176

Малкиэль С. 265

Малковец 318

Малуша Малковна 398

Мамонтов 467

Манасевич-Мануйлов И.Ф. 251, 281

Манассеин Н.А. 213

Мандель Ц. 484

Мандельберг В.Е. 462

Мандельштам Л.И. 62

Мандельштам О.Э. 11,15, 172, 258, 305

МандтМ.М. 211

Манин B.C. 196

Манн Т. 56, 78,184,199

Манштейн Эрих фон Левински 293

Манюэль Э. 134

Маргулис Э. 486

Марешаль 229

Мариенгоф А.Б. 287, 442, 487

Мария Николаевна, вел. кн. 80, 84

Мария Федоровна, императрица 170, 202, 286
Марк Авраамович, купец 325, 326
Маркевич Б. 305, 325
Маркиш 287
Маркович AM. 325
Маркович И.М. 325
Маркович Н.М. 325, 326
Маркович (Марков) Я.А. 325
Маркович Я.М. 325
Маркс 293

Маркс К. 262, 286, 421
Марло К. 316
Марте 180
Мартынов А.П. 318
Мартынов Л. 288, 289, 486
Мартынов Н.С. 231
Марченко 225
Маршак С.Я. 287
Масанов И.Ф. 62, 202, 256
Масарик Т. 166
Масленицын С. 262
Масленковский И.Р. 449
Мате В.В. 319
Матвеев АС. 393, 394
Маяковский В.В. 11, 17, 74, 389
Медведев М. 186
Мейербер Д. 67, 176, 240
Мейерхольд В.Э. 178, 316
Мекк Н.Ф. фон 189
Мелетий, иеромонах 359, 373
Мелетинский 300
Мельников Ю.Д. 220

Мельников-Печерский П.И. 303, 396
Мелынин см. Якубович-Мельшин П.Ф.
Менделеев Д.И. 262, 263, 278, 336
Мендель см. Шнеерсон Менахем-Мендель
Мендельсон Ф. 67, 175, 176
Меншиков А.Д. 290
Мень А. 233, 514
Меньшиков М.О. 25, 42, 87, 115, 250, 253, 494
Мердер А. 212
Мережковский Д.С. 24, 243
Меркулов С.Д. 287
Металлов 175
Метнер Н.К. 178, 199
Меттер С. 176, 178

Мечников И.И. 267,269,270,278,279,294
Мечникова О.Н. 279
Мещерский В.П. 116, 252, 256, 257, 337, 393
Мещерский Н. 203
Микеланджело Буонарроти 86
Микес 316

Миклашевский С. 325
Миклухо-Маклай Н.Н. 215
Миллер Е.К. 260
Миллер О. 19, 97
Милорадович М.А 135, 385
Милославские 393
Мильх 293
Мильштейн Г. 295
Милюков П.Н. 298
Милютин Д.А. 268, 269, 446
Минаев Д.Д. 17, 63, 130
Миндлин Э. 196
Минор Л.С. 32, 76, 263
Минор О.С. 76, 217
Минор С. А. 31, 32, 36, 76, 107
Минский Н.М. 23, 24, 160, 198, 243
Мирбах В. 150
Мирбо О. 239
Мирмович М. 482
Мировичи 324
Миролюбов 408
Миссер Л.Б. 474
Митрохин Д.И. 449
Михаил Федорович, царь 240
Михайлов Л.И. 461
Михайлов М.Л. 211,399
Михайловский Н.К. 19, 331

Михаэлис 377

Михоэлс СМ. 260, 287, 317

Мишин В. 74

Мишле Ж. 253

Млынарский Э. 186

Могилевский СБ. 174, 234

Модель В. 294

Модель М. 294

Модзалевские 324

Моисеи А. 158

Мойхер-Сфорим М. 486

Молешотт Я. 233

Молостова Е.В. 29

Молоховец Е.И. 318

Молочников В.А. 48-50, 77

Монахов Н.Ф. 161, 162, 198

Монаш Д. 453

Мон-Монтегью 452

Монтефиоре 452

Мопассан Ги де 276, 290

Моргулис М. 62

Мордовцев Д.Л. 204, 208, 341, 342, 355-357, 371, 373
Морель Т. 294
Моренгейм А.П. 277
Морис Э. 294
Морни, граф 202
Морович 318
Морозов М. 201
Морозова М.К. 201
Мосолов 211
Мошковский М.И. 479
Моцарт В.А. 67, 194
Муравьев А.Н. 355-357, 369
Муравьев М.Н. 210, 492, 493, 508
Муравьев Н.В. 277
Муравьев-Карский Н.Н. 197
Мусоргский М.П. 81, 175, 177, 190, 191
Мутерфельд 3. 484, 485
Муханов217
Мухина В.И. 286, 287
Мыш М. 62
Мюнстер Ю.А. 383
Мяснеев 461, 462
Мясоедов С.Н. 203

Набоков В.В. 9, 27, 73, 75, 218, 268, 298

Набоков В.Д. 298

Надель Б. 281

Надсон СЯ. 7-27, 51, 74, 75,212,243, 245

Наживин И.Ф. 39,40, 57,76, 78,397, 400

Назимов В.И. 80, 88, 460

Назимов СИ. 461

Назимова А.А. 80, 87, 88

Наполеон I 133, 134, 197, 458, 464, 498

Наполеон III 202

Направник Э. 10, 175, 177

Нарбут В.И. 11

Нарциссов П.Т. (о. Парфений) 348

Нарышкина Н.К. 393

Натанзон 450

Натансон М.А. 80

НаторпП. 118

Наумов 279

Наумов А.И. 284

Нахименко 324

Невахович 279

Неделин Е.Я. 202

Нежданова А.В. 175

Нейман 265, 271

Нейман М.Д. 476

НейштадтЯ.И. 138, 139, 174, 300

Некрасов Н.А. 7, 8, 10, 17, 86, 108, 109, 111, 112, 116, 210, 215, 221, 255, 256, 304, 312, 339
Некрич А.М. 302
Нелидов А.И. 436
Нелидов В.А. 148, 150, 152, 153, 155-160, 197, 207, 315
Нелидова Е.И. 148
Неруда А. 180
Неруда В. М. Ф. 180
Нессельроде К.В. 259
Нестеров П.Н. 486
Никитин А. 300
Никитин Г. 196
Никиш А. 192

Никодим, патриарх 354, 358, 361, 362
Николаевский Б.И. 252
Николай I 29,80,126, 133,136,196, 211, 231, 236, 264, 362, 382, 395, 445, 495-497
Николай II 181, 202-203, 215, 219, 236, 248, 250, 257, 284, 307, 368, 392, 431, 454, 459, 460, 464
Николай Михайлович, вел. кн. 133, 202
Николай Николаевич, вел. кн. 293, 371, 439,456, 467
Никон, патриарх 323, 331
Никон (Реклицкий), епископ 323

Никулин В.И. 154, 155, 197, 403, 404, 406-408, 419
Никулин Л. 289, 407, 419
Нилус А. 422
Нилус А.А. 423, 436
Нилус А.Б. 422, 423
Нилус А.М. 423
Нилус А.П. 421
Нилус Б.Б. 426
Нилус Б.И. 423
Нилус Б.М. 423
Нилус Борух Мордух 426-432
Нилус Д.А. 422
Нилус Е.Х. 423
Нилус Н.Б. 423
Нилус П.А. 424, 425, 436
Нилус П.Б. 421, 422
Нилус С.А. 70, 72, 73, 79, 251, 328, 329, 421-426, 432-437, 494, 513, 519
Нильский (Нилус) А.А. 422
Ниренштейн Н.П. 47
Новак Б. 482
Новиков Н.И. 165
Новиков-Прибой А. 510, 511
Новицкая Е.Д. 325
Новицкая Е.Ю. 324
Новицкий Г.И. 324
Новицкий З.Б. 480
Новых Г.Е. 343
Норов А. 210, 354
Носенко Г.Т. 188,190
Нотансон М. 314
Нотгаф 280
Ноткин 217

Нотович Н.А. 273, 277, 281
Нотович O.K. 19
Нувель 212
Нуриев Р. 132, 196
Нэцлин 280

Образцов И.В. 438, 440, 487
Огарев Н.П. 263
Одоевский В.Ф. 319
ОжешкоЭ. 114, 115
Озиандр Л. 194
Ойетти У. 86
Ойстрах Д. 186
Окороков А.Д. 140, 197
Окрейц С.С. 491-495, 509
Олаф Толстый, король 303

Олег, князь 398

Олешкевич Ю. 385

Олсуфьев Д.А. 49

Ольденбург217

Ольденбургский А.П. 455

Ольковецкий В.В. см. Никулин В.И.

Ольшанецкий 302

Опекушин А.М. 81

Орехов В.В. 459, 460

Орбели Л.А. 267, 269

Оржевский П.В. 279

Орлов Н.А. 274

Орлов А.Ф. 497

Орлова X. 286

Оршанский И. 62

Оршанский И.Г. 145

Островский А.Н. 153

Островский И. 27, 28

Остроухое И. 128

Оттоленги Дж. 439

Оффенбах Ж. 176, 337

Павел I 148, 227, 273, 317

Павел Александрович, вел. кн. 373

Павлов И.Н. 319

Павлов И.П. 267, 269, 270, 271, 283

Павлов-Сильванский Н.П. 204

Павлова А. 131, 132, 156

Павловский А.Я. 104,105, 202

Павловский И.Я. 103,104, 106, 116, 202, 251, 281

Павловский-Яковлев И.П. см. Павловский И.Я.

Падеревский И.Я. 175, 177

Палеолог С.Н. 436

Палестрина Дж. 194

Панаева (Головачева) А.Я. 106, 116

Пасси Д. 316

Пастернак Б.Л. 170, 172, 201, 287, 288, 289, 327

Пастернак Л.О. 42, 47, 201

Паустовский К.Г. 124-127,131,169,196, 198

Пашковский Р. 308

Пельман С. 486

Перельман 324

Переферкович Н.А. 54

Пери Я. 194

Перлов 202

Перов В.Г. 159, 201

Перовский Л.А. 393

Перпер И.О. 58

Перпер-Каплан Э.И. 58

Перфит 293

Песталоцци ИХ. 118

Петлюра СВ. 219

Петр I 42, 153, 204, 215, 237, 273, 323, 379, 393, 394, 431
Петров В.А. 488
Петров В.Р. 186
Петров Н.А. 186
Петров-Водкин КС. 221
Петровицкий М.Е. 475
Петровский Н.А. 400, 401
Печерин B.C. 239, 305
Пигулевская Н.В. 207
Пик 217

Пикуль B.C. 249
Пилсудский Ю. 219
Пинкус В. 517
Пирогов 60
Писарев Д.И. 206
Писемский А.Ф. 106
Писсаро К. 238
Плавник СЕ. 441
Плеве В.К. 220
Плетнев Д.Д. 394
Плеханов Г.В. 217-219
Плещеев А.Н. 8, 10, 19, 74, 243
Плиев И.А. 449
Победоносцев К.П. 236, 269, 272, 273, 275, 283, 322, 323,332, 336, 431, 436
Подбельский Н.П. 217
Поддубный И.М. 327
Познанский 233
Познер С. 197
Покровский 227

Покрышкин А.И. 138,140-143,197
Полевой Б. 382
Поленов В.Д. 88
Полетика Н.П. 234
Поливанов А. А. 441, 442
Поликарпов Д.А. 234
Половцев А. А. 431
Полонский В. 289, 290
Полонский Л.А. 332
Полонский Я.П. 7, 10, 24, 76, 137, 138, 197, 243, 435
Поляков Б.Я. 205
Поляков И.С 241

Поляков Л.В. 313,519

Поляков Л.С 107, 131, 145, 155, 156, 205, 265
Поляков СЯ. 205
Поляков Я.С 205
Померанец Г. 519
Попов И.И. 319, 418, 419
Поповский А. 268
Поппер 70
Порталь Ф. 380
Португалов В.О. 213, 214
Поссарт Э. 156-158, 207, 316
Поссе В.А. 212-220, 509
Потанин Г.Н. 217
Потапенко И.Н. 190
Потеляховы, братья 146,147
Потемкин Г.А. 259
Потемкин П. 165
Потехина Е.С 260
Похлебкин В.В. 318
Правдин О.А. 153,186, 202, 207, 431
Прахов А.В. 82
Прахов Н.А. 115
Пржецлавский О.А. 180, 393, 395, 396, 399, 400
Прибылев А.В. 314
Примаков В.М. 449
Прокопович Феофан 325
Проскуровский Х.Д. 479
Прюдом С. 245
Пузин 129
Пуришкевич В.М. 193, 198, 205, 249, 407, 410, 419
Путилин И.Д. 209
Пушкин А.С. 7, 10, 11, 88, 153, 189, 206, 288, 305, 315, 332, 402, 491
Пыпин А.Н. 388
Пятковский А. П. 418

Рабин И. 313

Рабинович 3. 497, 498, 501-507

Рабинович И. 44, 45

Рабинович Я. 198

Рабкин М.Г. 28, 29

Радько-Дмитриев 482

Раевская Е.И. 18

Рамо Ж.Ф. 194

Распутин Г.Е. 203, 237, 256, 258, 284, 307, 344-346, 351, 352, 357, 358, 360-365, 368, 371-374

Ратгауз Д. 8

Ратенау В. 295, 296

Ратмиров 208

Раубаль Г. 294

Рафаэль Санти 86

Рахманинов С. 10, 70, 73, 175, 177, 180, 187,199

Рачковский П.И. 252, 275, 277, 279, 281, 335

Раух Г.О. 279

Рашель 106, 292

Ребиков В. 10

Редль А. 469

Резник Л. 482

Резник X. 477

Резников И.М.Э. 476

Резников Л.Г. 475

Рей М. 388

Рейнгардт М. 157,158

Рейнштейн 335

Рейснер Л. 227, 313

Рейснер М. 227

Рем Э. 294

Рембрандт 86, 206

Ренненкампф К. К. 277

Репин И.Е. 42,47,65, 66, 78,81- 84,115, 159, 424, 436

Рерих 212

Решевский С. 185

Ржевская 300

Рикардо Д. 262

Римский-Корсаков Н.А. 175, 191, 200

Рит Н.М. 481

Риттих А.Ф. 446-449, 488

Риттих Ф. 446

Ришпен 276

Робеспьер 218

Роде А.С. 450

Роден О. 286

Розанов В.В. 25, 250, 253, 258, 344, 372

Розенберг А. 518

Розенберг А.В. 282, 295

Розенгейм М.П. 232

Розенталь Ф. 486

Розенфельд М. 246, 452

Ройтварф А. 468

Романов К. (К.Р.) см. Константин Константинович

Романович-Славатинский А.В. 324

Ромм М.И. 235, 236

Россини Дж. 176

Ростопчина Е.П. 229, 444, 488

Ротшильд Дж. 453

Ротшильд Э. де 452

Ротштейн 257, 280

Ротштейн Л. 479

Рубашев А. 261

Рубенс П. П. 86

Рубинштейн АХ. 10, 67, 68, 70, 87, 159, 160,176,177,180-183,229
Рубинштейн А.К 47, 181
Рубинштейн А.Л. 304, 305
Рубинштейн Артур 181,183,184
Рубинштейн Н.Г. 159, 177, 182
Рубинштейн СМ. 48
Руденко А.М. 265
Рузский Н.В. 454, 470
Румянцев-Задунайский П.А. 308,309,324
Руссо Ж.Ж. 118,435
Рутман Р.Е. 234
Рыбаков К.Н. 153
Рылов А.А. 137

Саблер В.К. 323, 455

Сабуров 263

Сабуров П.А. 182, 349

Савина М.Г. 406, 407, 422

Савинков Б.В. 220

Сад, маркиз де 331

Садовников В.И. 79

Сазонов Л.И. 468

Сакети 176

Саломон Ш. 55

Саломон Э. фон 295

Салтыков-Щедрин М.Е. 18, 107-110, 112-114,116,218,221,243,304
Самгин 345

Самойло А.А. 225, 440,464, 470, 487, 489
Самойлов Д. 520
Самойлович, гетман 290
Самоэль 452
Самсонов А.В. 474
Сандал Ф. 483
Сандаль Ш. 483
Сассун Ф. 452
Сафьян С. 478

Сверкер, король Швеции 303
Свифт 112
Свобода Л. 139
Святослав, князь 398

Секеринский 410

Селим II, султан 316

Сельвинский И. 326, 327

Семенников В.П. 368

Семенов, протоиерей 233

Семенов СТ. 397

Семирадский Г. 82

Сенека 228

Сен-Сане К. 176

Сераковский 3. 208

Серафим, архимандрит 418, 434, 515

Серафимович А.С. 310-312

Сергеевский 463

Сергей Александрович, вел. кн. 155, 156, 298, 373, 409
Серман И.З. 234, 517
Серов А.Н. 175, 177, 199
Серов В.А. 201, 202
Серов В.Н. 199
Серова B.C. 177, 199
Серон А. 45
Сетов И.Я. 202

Сеченов И.М. 265, 266, 269, 270
Сибиряков Л. 186
Симанович А. 256
Симон Ж. 276
Симонов К. 472
Синаев-Бернштейн 421
Синай Р. 234
Синезино 194
Ситкин А.П. 130

Скалой Д.А. 293, 343, 352, 355, 371-Сальковский А. 310
Скаржинский 134
Скарлатти 194
Скобелев М.Д. 145, 202
Сковорода Г.С. 8, 126, 127, 196, 242
Скоропадский И.И. 325, 326
Скрипицын В.В. 393
Скрябин А.Н. 10, 175,177
Скуратов Малюта 422
Скуратов П.Л. 202
Славский 408
Слащев Я.А. 227
Слиозберг Г.Б. 317
Слепян 233
Слуцкий 203
Смирнов 175
Смирнова А.О. 339
Смышляев Д.Д. 349, 372, 373

Собинов Л.В. 175

Соболь А. 233, 290

Солженицын А.И. 329, 330

Соловьев B.C. 54,63,70,157,207,246,513

Соловьев СМ. 108, 207, 238-240, 300, 379-381, 399
Сологуб Ф. 290
Солодкина 174

Соломон Михалевич, синдик 380
Сольц А.А. 287
Сомов 212
Сорин X. 478

Соркин И.Н. 91-94, 98,107, 108,112
Сорокер 286
Спендиаров Н. 10
Сперанский М.М. 279, 317
Спиноза Б. 52, 67,105, 106,149, 228
Сталин И.В. 163, 289, 296, 301, 302, 312, 330, 384
Стампо Э.Р. 34, 35, 76
Станиславский К.С 148, 149, 154, 260
Станюкевич К. 449
Стасов В.В. 32, 42, 63-66, 78, 81, 84, 87, 88, 177,191,199, 225, 283, 424
Стасова Е.Д. 225
Стасюлевич М.М. 93
Стейнберг М. 375
Стейниц В. 166
Стейнлейн 239

Стеклов (Нехамкес) Ю.М. 208
Стеллецкий Б.С 438
Степанов-Ашкинази В.О. 202
Степняк 275
Столыпин П.А. 49, 73,182,183, 307, 459, 460
Столярский П.С. 185, 186
Страбон 358
Стравинский И.Ф. 184, 187, 188, 190-192, 199, 200
Страхов Н.Н. 216
Стрельников 313
Стрепетова П.А. 406
Струве П.Б. 219
Струйский 408
Стукман 34
Стурлусон С. 433
Стюарт О. 132, 196
Суворин А.С. 51,65,81,83,105,163,249,250-252,256,273,491,511
Суворина Н.А. 250

Суворов А.А. 208-210, 255
Суворов В. 301
Судковский Г.Д. 136, 137, 197
Судковский Р.Г. 136-138, 197
Судоплатов П. 122, 174, 196, 198
Судьбин 408
Сумароков А.П. 432
Сухово-Кобылин А.В. 312
Сухомлинов В.А. 440, 455
Сухомлинов М.И. 243
Сухотин М.С. 33, 52, 76, 77
Сысоев 261
Сытин В. 234
Сычевский 304
Сю Э. 235
Сютаев В.К. 37, 314

Таиров А.Я. 149

Тальберг С. 256

Танеев В.И. 175, 215

Танеев СИ. 47, 67, 175

Танская 326

ТарлеЕ.В. 118

Тартаковер С.Г. 165,167,198

Тартини Дж.194

Тейтель В.И. 215

Тейтель Е.В. 215

Тейтель Я.Л. 213-215, 291, 292

Тенеромо см. Файнерман И.Б.

Терещенко 10

Тимирязев К.А. 201

Тихомиров 275

Тодт 296

Толстая А.А. 54

Толстая А.Л. 28, 38, 51

Толстая С.А. 27-28,31, 33, 34, 40,52, 56, 67,196

Толстая Т.Л. 48

Толстой А.К. 7,10, 235, 305

Толстой Л.Н. 7-9, 17-22, 27-59, 62, 63, 67-79, 104-107, 111, 116, 117, 178, 201, 205, 212, 214-216, 225, 235, 237, 255, 283, 290, 291, 307, 308, 313, 314, 338, 352, 361, 371, 373, 415, 435, 519, 520

Толстой Н.И. 58, 234, 514, 519

Толстой П.А. 325

Толстой С.Л. 67, 70

Трепов Д.Ф. 33

Третьяк Д. 308

Троцкий В.Н. 88

Троцкий Л.Д. 158, 286, 384

Трубачев О.Н. 125, 196

Трубецкой Е.Н. 42, 171, 172, 198

Трубецкой П. 287

Трубецкой С.Н.148,157

Трумпельдор И. 453, 474

Трускулянский И.Ф. 473

Труханова Н. 250

Тургенев И.С. 28, 32, 42, 80, 85, 88, 91-94, 96-98, 101-107, 111, 115, 116, 179, 202, 203, 216, 304, 319-321, 331, 332, 386
Туровский К. 387
Турчанинов П.И. 195
Туткевич Д.В. 384, 399
Тухачевский М.Н. 302
Тхоржевский И.И. 306, 307
Тыслер Ф. 483
Тышлер А. Г. 286
Тьер А. 278
Тютчев Ф.И. 7, 8, 10, 206, 210, 231, 255, 258, 259

Уборевич И.П. 302

Уленгайк А.А. 476

Ульянов А.И. 217, 336

УманецС. 106, 116

Унбегаун Б.О. 292, 435

Урусов С.А. 248

Усов М.Л. 446

Успенский Г. 11, 42, 179, 199

Утин Е.И. 292

Утков В. 288

Ухтомский Ал-др А. (епископ Андрей) 284
Ухтомский Алекс. А. 283-285
Ухтомский Э.Э. 252, 284
Ушинский К.Д. 118

Фадеев А.М. 136,197

Файнерман И.Б. 33, 34, 36,41,44-46,48, 77, 291
Фальк В.Р. 260
Фальк К.Р. 260
Фальк Р.А. 260
Фальк P.P. 259-261
Фаринелли 194
Федоров Д. 408, 419
Федоров Н.Ф. 206-207

Фейгина Ю.Н. 202

Фельдман М.М. 47

Фенстер 249

Феоктистова Ф. 457

Феркельман А. 186

Феррье 276

Фет А.А. 7-10, 24, 39, 127-131, 196

Фигнер В.Н. 242, 313, 314, 333- 336

Фигнер М. 175,177

Фигнер Н. 175, 177

Филарет, архиепископ 127

Филарет, митрополит 331, 378

Филиппов Б.М. 262

Филиппов М.М. 262

Философов 206

Философовы 216, 217

Филофей, старец 338

Фильдинг Г. 490

Финк В.Г. 484

Фиорованти А. 394

Фихтенгольц М. 186

Фишман Г.Х.-Б. 482

Фишман Л.З. 47

Флавий И. 228

Флеминг А. 294

Флоренский П. 203, 287, 437

Флоровский А.В. 197

Флоровский Г.В. 514

Фогель А.О. 477

Форман М.Г. 452

Форш О. 203, 206

Фостер М. 267

Франк Р. 242, 243

Франс А. 55

Французов Л.Б. 479

Фрей Э. 183

Фрейман 411

Фрейтинг Ф. 392

Френкель Э. 294

Френч Дж. 452

Фрид А. 234

Фридман А.А. 486

Фридман Н.М. 68

Фридрих Карл, принц 293

Фруг С.Г. 23, 24, 58, 78

Фрумкина Ф. 245

Фумбарова И. 421

Фундаминский М. 418

Хайкин Л. 478

Хаит Д. 143, 144

Халеби Я.Е. 371

Ханковер А.Я. 476

Ханукаев О. 480

Хануков А.П. 439

ХволосМ. 108-111,116

Хвольсон Д.А. 370

Хейг Д. 452

Хейман 453

Хейфец Я. 185

Хефт Ш. 475

Хирьяков А.М. 54

Хирьякова Е.Д. 54

Хлебников В. 258

Хмара Г. 201, 410

Хмельницкий Б. 189

Хованская Е.П. 171

Ходасевич В. 319

Хомутов С.Г. 132, 196

Хор-Белиш Л. 452

Храповицкий А.В. 366

Храповицкий Ал-др. П. 212

Храповицкий Алекс. П. (митрополит Антоний Волынский) 53, 78, 212, 213, 322, 323, 365-367, 374, 437

ХрулевСА. 411

Цайхнер Д. 136

Цацкин М. 482

Цедербаумы 145

Цейль СВ. 438

Цейтлин Н. 482

Цемах 148-150,152

Цимбалист 185

Циолковский К. 234

Цион И.Ф. 251, 252, 263-283

Цион М. 269

Цион Ф. 283

Цитрон Ш.Л. 264

Цицерон 228

Чаадаев П.Я. 104, 163, 201, 240

Чайковский Н.В. 220

Чайковский П.И. 70, 159, 175, 177, 189, 190, 199, 235, 236, 256
Чарская Л.А. 169
Чацкий И.А. 111,255
Чебышев Н.Н. 436
Чемберлен Х.С. 34, 55, 67, 76
Черепнин Н.Н. 175, 176

Черкес Ф. 482

Черниховский С. 319

Чернов А.Я. 286

Чернов В.М. 217, 218

Черногубов Н.Н. 128,129, 196

Чернышевский Г. 208

Чернышевский Н.Г. 9, 73, НО, 111, 116, 164, 208-210, 216, 225,255,256, 259, 321, 336
Чернявский-Черниговский А. 377, 399
Черняк А.Я. 63, 297, 300
Черняк В.Г. 290
Черняк И.Л. 290
Черняк Л.И. 290
Черняховская Е.Е. 515, 520, 521
Черняховский ДА 252, 256, 313, 328, 512-522
Черняховский Ю. 520
Чертков В.Г. 47, 52, 77
Черчилль С. 287
Черчилль У. 287
Чесноков П. 10
Чехов Ал-др П. 318
Чехов Ант.П. 18, 22, 33, 51, 74, 217, 318, 491, 509
Чехов М.А. 318
Чечулин Н.Д. 198
Чигорин МИ. 47
Чижов Ф.В. 88
Чирфельд А. 284
Чуковская Л.К. 123,124
Чуковский К.И. 210, 221, 425

Шавельский Г. 329, 464, 466, 467, 487, 489
Шабельская Е.А. 72,127, 219, 279, 298
Шагал М. 127,188, 260, 286
Шайкевич 251
Шайла А. дю 422
Шалл Э. 193
Шаляпин Ф.И. 175
Шапиро 138
Шапиро З.Ш. 483
Шапиро Ш. 483
Шаров В. 326
Шатобриан Ф.Р. 355
Шатриан А. см. Эркман Э. и Шатриан А.
Шафаревич И.Р. 282, 517
Шафир М. 271
Шафиров П.П. 42, 171, 204, 279

Шахт 294

Шахэтдинова Н. 203

Шварц А.Н. 172

Шварц И.Е. 165

Шварц-Бостунич Г.В. 282, 424, 426, 432, 434, 436, 437
Шевченко Т. 402
Шейлок 228
Шейн П.В. 243
Шейнман Э. 477
Шекспир В. 51, 157, 166, 312, 316, 318, 402, 508
Шелгунов Н.В. 211, 377, 399
Шелгунова Л.П. 211, 399
Шелленберг В. 296
Шелуди И. 370
Шеншин А.Н. 127-129
Шёнберг А. 191,192
Шептицкий А. 297
Шикельгрубер А. 297
Шиллер И.Ф. 154
Шильдер Н.К. 133,196
Шимон Африканович 303
Шкапская М. 289
Шкловский 235
Шкуро А.Г. 467
Шлихтер А.Г. 217
Шмаков А.С. 223, 421, 434
Шмерук X. 234
Шмидт СО. 515, 519
Шмулевич 251
ШмульЯ.Ш.477
Шнеерсон 3. 182
Шнеерсон Менахем-Мендель 491, 493-497, 500, 503-509
Шолом-Алейхем 182,199
Шолохов М. 384, 399
Шопен Ф. 67, 68, 70, 182,194, 195, 324
Шопенгауэр 63, 226
Шор Д.С. 43, 286
Шорнштейны411
Шостакович Д. 240
Шостаковский П.А. 202
Шпеер А. 296
Шперлинг Я.Г. 293
Шпигель Н. 234
Шпицер СМ. 233

Шпоня-Дмитриев-Шпринц 406, 407
Штангеев Ф.Т. 19
Штейн А.П. 144-147, 197

Штейн П. 144
Штейн Э. 198
Штемпфле Б. 294
Штерн А.Я. 182
Штерн Л.С. 283
Штиглиц А.Л. 259, 317
Штрайхер О. 295
Штраус И. 452
Штраус Р. 176
Шульгин А.С. 135
Шулькес Ц.Н. 473
Шулькин А. 482
Шуман Р. 194
Шумов И.С. 349
Шумов СМ. 349
Шур 217

Щеголенок (Щеголенков) В.П. 71
Щедрин см. Салтыков-Щедрин М.Е.
Щекин-Кротова А.В. 261
Щепкина-Куперник Т. 181
Щербатов М.М. 163, 164, 198

Эбрео Г. 195

Эдельман Г.Г. 478

Эйнгорн С.Я. 286

Эйснер К. 295

Эйхенбаум Я.М. 247

Эйцен П. фон 308

Эльзас Ф. 295

Элькин 408

Элькин Э.Б. 476

Эльман И.Ф. 473

Эльман М.С. 185-187

Энгель фон 473

Эрдель П. 310

Эрденко Е.И. 68

Эрденко М.Г. 68-70

Эренбург И.Г. 129, 196, 389, 400

Эренштейн Л. 394

Эркман Э. и Шатриан А. 77

Эрлих 43

Эррио Э. 407

Эттингер Ш. 111, 234, 313, 420, 512, 517
Эфрос 45
Эфрусси 280
Эфрусси X. 170

ЮвачевЛ.Н. 31
Юденич Н.Н. 301
Южин А.И. 153
Юзефович Р.Я. 478
Юлиан Отступник 306
Юренева 178
Юрок С. 131
Юрьев АА. 462, 463
Юсупов Ф.Ф. 456
Юшкевич С. 425
Ющинский А. 221

Яворская Л.Б. 461

Ягужинский П.П. 204

Якир И. 170-171, 302

Якоб 293

Яковлев Л. 472, 489

Якубович-Мельшин П.Ф. 8, 73, 241-247

Якуп Слепой 303

Якушкин П. И. 400

Ямпольский И.М. 198

Янкелевич Г. 411

Янушкевич Н.Н. 441, 456, 470

Яновская А. 169

Ясинский И.И. 190, 216, 243, 307, 319, 321, 402, 494
Яснопольская А. 492
Ясюков М. 489

Baedeker К. 373
Mieses M. 221
Olietti U 115

Stravinsky I. 200

---